Текст книги "Башня на краю света"

Автор книги: Финн Сэборг

Соавторы: Виллиам Хайнесен,Марта Кристенсен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

7

Перед тем как подали жаркое во второй раз, директор Аллерхольм постучал по бокалу и встал. Он постоял немного, ожидая, пока за столом станет тише, а также чтобы те из гостей, которые ранее не обратили внимания на его новенький рыцарский крест, рассмотрели орден как следует.

– Дорогой Хойструп! – начал он наконец. – Мы собрались в этот субботний вечер, потому что сегодня ты переступаешь некий порог, и я хотел бы в этой связи сказать тебе несколько слов, весьма кратких, это я обещаю.

Большинство гостей, услышав такое обещание, облегченно вздохнули.

– Сегодня ты можешь оглянуться на первые пятьдесят лет твоей жизни, – продолжал Аллерхольм. – Я уверен, все согласятся со мной, что ты прожил эти годы с пользой. Ты не сидел сложа руки, но с неустанной энергией и активностью засучив рукава брался за дело, которое считал нужным в данный момент, и этим создал себе нынешнее положение в обществе.

Аллерхольм посмотрел на именинника в упор, и Хойструп (в свое время он после торгового училища, оконченного без особого блеска, стал вначале уполномоченным в заведении отца, а потом – владельцем фирмы) скромно потупился.

– Ты принадлежишь к поколению людей, – продолжал Аллерхольм, – которое любит труд, которое никогда не боялось отдавать всю свою энергию работе и на которое не подействовала та атмосфера расслабленности, что стала сегодня повсеместной. И можно только пожелать, чтобы среди нынешних молодых людей почаще встречались обладающие качествами, присущими тебе: трудолюбием, инициативностью, силой воли!

– Верно! – раздались голоса гостей, целиком принадлежавших к поколению, не боявшемуся отдавать всю свою энергию работе.

После того как Аллерхольм минут пятнадцать распространялся о деловых качествах Хойструпа, внимание слушателей слегка ослабло, а когда он примерно столько же времени использовал на восхваление редких свойств именинника как супруга и отца семейства, ему показалось, что собравшимися начинают овладевать откровенно враждебные чувства к оратору. Поэтому Аллерхольм сократил заключительную часть речи (в ней он собирался рассказать о Хойструпе как о друге), хотя и вставил в нее несколько острот, успех которых предвкушал заранее. Элегантным антраша (которого никто не заметил уже по той причине, что оратора не слушали) он достиг концовки и перешел к тосту.

– А теперь давайте встанем и провозгласим в честь именинника троекратное «ура», а также пожелаем, чтобы следующие пятьдесят лет принесли ему ровно столько же счастья и успехов, как первые. Ура!

– У-ура-а! У-ура-а! У-ура-а! У-у…

– Спасибо, дружище! – заметно тронутый, Хойструп протянул свой бокал к Аллерхольму. – Я этого нисколько не заслужил!

* * *

Момберг провел вечер в попытках сочинить письмо в министерство восстановления народного хозяйства. В нем он хотел обжаловать полученный отказ. Задача была нелегкой, он уже смял несколько черновиков. Ему не хотелось получить еще один отказ лишь из-за неясного изложения сути дела.

– Послушай, мать, – сказал он. – Как ты думаешь, можно написать так: «Мне совершенно непонятен отказ в разрешении на производство упомянутых горелок, ибо…»

– Ты считаешь, сойдет, отец? – Фру Момберг задумалась. – Если ты пишешь, что тебе это непонятно, они там скажут: значит, ты просто глуп.

– Что же мне тогда писать?

– Написал бы лучше, что с их стороны совершенно неправильно отказывать тебе, когда горелка так важна для всего общества.

– А я считаю – рискованно намекать на то, что министерство может в чем-то ошибаться.

– Верно. Тут ты, пожалуй, прав.

Некоторое время они сидели молча, в глубокой задумчивости.

– А тебе не кажется, может быть, лучше вообще бросить все это? – неожиданно спросил Момберг.

– Нет, не кажется. Я знаю, что значат для тебя эти горелки. И верю в тебя.

– Мы рискуем потерять все.

– Я не боюсь этого, – сказала она.

Он крепко сжал ее руку.

– Хорошо, что у меня есть ты, – сказал он. – Я не сдамся. Дело не только в деньгах. Я считаю: в этом мой долг перед людьми. Ты ведь сама слышала – министр говорил, что все мы, как один, должны напрячь силы и внести свою долю в дело восстановления народного хозяйства. А это и есть мой вклад.

– Просто удивительно, куда делся весь этот их интерес сейчас, – сказала она.

Момберг не отвечал. Он сидел, уставившись в очередной листок черновика. Через некоторое время он разорвал его и бросил в корзину.

– Мать, свари-ка по чашечке кофе, – сказал он устало. – А потом попробую еще раз, может, что и выйдет наконец.

* * *

– Тебе клей нужен? – спросил Эрик.

– Нет. – Тове пододвинула к нему клей. – Ну просто прелесть что за церковь получается.

– Но и возни с ней тоже было порядком.

– Вот закончу ратушу, возьмусь за вокзал, – сказала она.

– Это мысль. – Эрик окинул взглядом уже готовую часть картонного города. – Как ты думаешь, чего тут еще не хватает?

Тове внимательно вгляделась.

– Может бензоколонки?.. – предположила она.

– Хорошо, в следующий раз ею и займусь.

Эрик намазал клеем бумажные полоски и осторожно опустил на церковь крышу.

– Здорово ты придумала – построить город, – сказал он, придерживая крышу церкви, пока сох клей.

– Правда, интересно?

– Город – самое лучшее из всего, что мы сделали.

Он осторожно убрал руку и проверил, держится ли крыша. Затем принялся за колокольню.

– Вообще-то, пора бы мне браться за учебу, – проговорил он, не прекращая работы.

– Еще бы!

– Надо будет засесть с понедельника.

– Конечно, надо. И у меня время появится хоть немного навести порядок. Уборка просто необходима.

– Необходима? – Эрик обвел глазами комнату и был вынужден с ней согласиться. Кое-какой беспорядок, конечно, был.

– Давай договоримся, что с понедельника мы оба всерьез возьмемся за дела? – предложил он.

Она кивнула.

– Давай, это было бы здорово. Хотя наши уговоры немногого стоят.

– Так-то оно так, но если не заниматься, то я ведь никогда не стану юристом.

– И никогда у нас не будет железной дороги!

– Об этом я и говорю. – Эрик вздохнул. Он положил ножницы на стол и стал сворачивать башню колокольни.

* * *

– В этот раз, в этот раз Пребен нам споет сейчас!

Пребен вздохнул. Ему выпадало петь уже во второй раз. Сколько они еще будут заниматься этой ерундой? Он пропел первую строфу песни о родине, все громко ему захлопали.

– В этот раз, в этот раз Грета нам споет сейчас!

Грета спела куплет популярной песенки из какого-то ревю, доставив слушателям еще больше удовольствия, чем Пребен.

– Ну и весело у нас! – крикнула из-за стола Римса. – Тебе весело, Пребен?

– О да, – сказал Пребен.

– Зачем ты снял фуражку? – воскликнула она. – Сейчас же надень! У нас обычай – гулять так гулять!

Пребен надел свой бумажный головной убор, изображавший морскую фуражку, на которой спереди было написано: «Живи и наслаждайся!» На шее у него висел большой бумажный нагрудник с надписью: «Бутылка пива в руке лучше, чем десяток в кладовой». У всех гостей были бумажные шапки и нагрудники с такими же забавными текстами.

Наконец, когда все напелись вдоволь, общество с криками и грохотом встало из-за стола и протиснулось в соседнюю комнату.

– А сейчас поиграем! – верещала Римса. – Какие будут предложения?

– Тебе и карты в руки, ты ведь мастерица на выдумки, – сказал кто-то.

– Может быть, в шарады?

– Давай! Браво! Чудесно!

– Тогда делимся на две группы. Значит, так, ты, Аксель, будешь капитаном первой команды, я – второй. Кто начнет?

– Пожалуйста, можешь начинать ты.

– Я выбираю Пребена! – крикнула она и огляделась. – А где он? Где Пребен, черт возьми, не видели, куда он делся?

Этого не знал никто; тогда они все вместе устроили на него охоту. С криками, визгом и смехом была обыскана вся квартира.

Но Пребена не нашли, так как в это время он сидел в трамвае, который вез его к центру. Он воспользовался суматохой и улизнул, куда – об этом он даже не думал, просто почувствовал, что должен сбежать. Утром можно будет все объяснить внезапным недомоганием – ему захотелось подышать свежим воздухом. Или еще что-нибудь придумает. Или вообще ничего не скажет. Теперь ему было все равно.

* * *

Директор Аллерхольм отпил виски.

– Хороший товар, а? – Рядом с ним сел землевладелец, держа в руке стакан.

– Отличный, – ответил Аллерхольм. – Это я достал его Хойструпу.

– Вот как! Да-а, просто так настоящее виски сейчас не купишь. У нас в деревне, во всяком случае, это крайне трудно.

– Но зато у вас имеется много чего другого.

– Да, продуктов у нас хватает, – засмеялся землевладелец.

Аллерхольм наклонился к нему.

– А вы бы не отказались от нескольких таких вот бутылок? – спросил он тихо.

– Конечно, не отказался бы, они мне позарез нужны. А вы могли бы достать?

– Несколько штук – вполне.

– Я был бы вам крайне признателен.

– А не могли бы вы взамен помочь мне с маслом? – прошептал Аллерхольм.

– Ну конечно же. Услуга за услугу! Мы можем провернуть небольшой быстрый клиринг, так, кажется, это называется? – Землевладелец оглушительно захохотал.

– Да-да, совершенно точно. – Аллерхольм пригубил виски.

* * *

– Однако же! Они настоящий бедлам устроили! – Бывший зубной врач Мельвад в раздражении швырнул газету на пол. – В таком шуме невозможно понять, о чем читаешь.

– Ни стыда ни совести! – Жена врача подняла глаза от пасьянса. – Может, послать Карен, пусть попросит их вести себя потише.

– Пошли, если только это поможет, – фыркнул зубной врач.

– А тогда уж позвоним в полицию.

– Непременно. – Он схватил палку, висевшую на спинке стула, и сильно постучал в пол.

– Какого дьявола она не идет? – злобно сказал он, прождав не более секунды.

– Не иначе как притворяется, что не слышит.

– Ну, это уж слишком, – прошипел он. – Ты тут платишь бешеные деньги этой девчонке, а она идти не изволит, когда ее зовут!

Он снова грохнул палкой об пол – на этот раз с лучшим результатом. В комнату вошла служанка.

– Вы почему не идете, когда вас зовут? – пробормотал он.

– Я сразу пришла.

– Нет, не сразу, я полчаса уже здесь стучу!

– Я не слышала.

– Значит, включили на полную мощность приемник, который мы, кстати, поставили к вам в комнату из чистой любезности, – вмешалась фру Мельвад. – Так вы, конечно, ничего не услышите.

– Я вообще не включала радио.

– Вот как, вы не пользуетесь приемником, который мы купили при такой дороговизне! – Стоматолог злобно смотрел на девушку. – Впрочем, дело сейчас не в этом. Пойдите к Хойстрёмам, или как их там, и скажите, что, если они не прекратят шум, я позвоню в полицию.

– Так и сказать?

– Так, так, и не иначе! – проревел он. – Для чего же, по-вашему, я говорю вам это?

Испуганная девушка скрылась за дверью.

– Клянусь, эго уж чересчур, – прошипела фру Мельвад.

* * *

Пребен остановился перед небольшим кафе, из двери которого на улицу лились вкрадчивые звуки пианино. Он почувствовал сильное желание войти туда, выпить стакан пива, остаться наедине с самим собой. Но у него не хватало решимости. Кафе наверняка битком набито, и посетители, это уж точно, все уставятся на него, лишь он войдет.

С другой стороны, не мог же он бродить по улицам ночь напролет – он твердо решил домой не возвращаться, пока не разойдутся гости. Так что не оставалось ничего иного, как собраться с духом и войти.

Первым, кого он увидел там, был Петер, который в одиночестве сидел за столиком, перед ним стоял стакан пива. Петер тоже заметил его.

– Иди сюда, старик! – крикнул он. – Ну и удивительны капризы судьбы, я как раз страдаю от одиночества!

Пребен подсел к нему.

– Официант, одно пиво джентльмену! – крикнул Петер. – Что, вышел на охоту? – спросил он, когда пиво было подано. – Твое здоровье, старый каторжник! – Лицо у него слегка покраснело, и говорил он довольно громко.

– Твое здоровье, – отозвался Пребен.

– А может быть, ты вышел просто выпить субботнюю бутылочку пива? – спросил Петер.

– В общем-то, да.

– А может быть, ты ищешь женщину?

– Нет-нет! – испуганно воскликнул Пребен.

– Это меня радует. Держись подальше от женщин, счастья они тебе не принесут. Мой добрый отец любил повторять… Впрочем, какого дьявола! Тебя не касается, что говорил мой отец!

Пребен промолчал.

– Ведь не касается? – спросил Петер.

– Нет-нет, конечно нет.

– Ну и хватит меня выспрашивать!

– Я тебя и не выспрашивал.

– Вот как! Ну конечно, тебе ведь все равно, что говорил мой отец. Ты даже считаешь себя, наверное, умнее его, так ведь?

– Ты много пива выпил? – спросил Пребен.

– Слишком много, если учесть, что я его терпеть не могу. А ты его любишь?

– В общем-то, да, напиток довольно приятный.

– Ну ладно, допивай свой стакан, и пошли отсюда.

– Это еще почему?

– Нам здесь надоело. Скучно тут. Могли бы пойти ко мне, я тут в двух шагах живу.

Пребен попытался залпом допить свой стакан.

– Кроме того, у меня дома есть бутылка, – добавил Петер.

* * *

– Смотри, какой миленький вокзал получается! – Тове подняла картонный вокзал, чтобы показать его Эрику.

– Великолепно, – сказал тот с видом знатока. – Он здорово украсит наш город.

– Нужно клеить дома каждый день, – сказала Тове. – Тогда постепенно у нас получится настоящий большой город.

– Не каждый день, а только по субботам и воскресеньям. По будням я ведь буду заниматься.

– Ну, так мы скоро не кончим…

– Да-а-а. А что, если занятия на это время отложить?

– Ну конечно! Неделей раньше, неделей позже – не играет роли.

– Абсолютно никакой. Если начать заниматься сейчас, то я ведь все равно буду думать о незаконченном городе, а от такого ученья толку чуть.

– Нет-нет, это было бы просто глупостью.

– Еще какой глупостью! – сказал он.

* * *

Петер и Пребен остановились, тяжело дыша.

– Высоковато, но мы уже пришли. – Петер вставил ключ в скважину.

Едва он открыл дверь, как из мрака к ним метнулась какая-то темная, неясная тень. Пребен в страхе попятился, но потом разглядел – это был эрдельтерьер, который в восторге набросился на Петера.

– Не бойся, – сказал Петер. – Это всего-навсего Трина.

– У тебя есть собака? – удивленно спросил Пребен.

Петер кивнул. Он зажег свет в комнате и пригласил Пребена войти.

– Балда! – послышался внезапно резкий голос из глубины комнаты.

Пребен снова вздрогнул. Но, обернувшись, обнаружил всего лишь попугая в большой клетке.

– Видишь ли, я друг животных. – Петер пощекотал Трине затылок. – Ну ладно, падай где-нибудь, сейчас получишь стакан молока.

Пребен сел и огляделся. Мансардная комната с косыми стенами, но порядка и уюта здесь было больше, чем он ожидал встретить. У стены стояло пианино.

Петер подошел к клетке и всунул палец между прутьями.

– Ну что, Якоб, как дела? – спросил он.

– Балда, – ответил Якоб.

– Ты не в духе, старик?

– Заткнись, – недружелюбно сказал Якоб.

– Так-так, где-то тут у нас был лимонад. – Петер открыл шкаф и вынул оттуда бутылку, две рюмки и чашку.

– А чашка зачем? – удивленно спросил Пребен.

– Для Якоба. Он пьет как папа римский. – Петер налил рюмки, затем плеснул вина в чашку, открыл дверцу клетки и осторожно поставил чашку на дно.

– Прошу, старый алкоголик! – сказал он.

Пребен смотрел со смешанным чувством удивления и ужаса, как попугай сполз со своего насеста и, в несколько прыжков подскочив к чашке, начал глотать вино.

– Оно ему, что, в самом деле нравится? – спросил он, пораженный.

– Так он, во всяком случае, утверждает.

Пребен вдруг почувствовал себя чертовски хорошо.

– Твое здоровье! – Петер поднял рюмку. – Ну что, нравится тебе, как я живу?

– У тебя очень, очень уютно. – Пребен сделал глоток, а Петер выпил рюмку до дна и снова ее наполнил.

– Собственно, это – складское помещение, – разъяснил Петер. – Я снял его у фирмы, что на первом этаже. Оно ей пока не нужно и, я надеюсь, не скоро понадобится, иначе меня отсюда вышвырнут.

– Ты что, играешь? – Пребен кивнул на пианино.

– А это кто как считает.

– Сыграй что-нибудь, я очень люблю музыку.

– Позже, сперва немного выпьем. – Петер наполнил рюмки, подошел к клетке и налил Якобу.

– Старина! – заорал попугай, хлопая глазами. Он явно захмелел.

* * *

Сквозь громогласную беседу прорезался телефонный звонок. К аппарату подошел Хойструп.

– Алло! Что вы говорите? Я ничего не слышу, тут такой гвалт стоит. – И он замахал рукой, чтобы утихомирить гостей. – Алло! В чем дело? Шум? Какой шум? Мы шумим… ничего не понимаю. Хорошо, мы закроем окно.

Он опустил трубку, подошел к окну и закрыл его.

– Полиция, – объяснил он. – Им пожаловались, что мы шумим.

– А кто шумит? И кто, черт побери, пожаловался, что мы шумим?

– Это мумии, – сказал Аллерхольм.

* * *

Утомившиеся гости разместились кто где, на стульях и диванах, чтобы немного отдохнуть после сложной игры в шарады.

– Ну, чем теперь займемся? – крикнула Римса.

– Сама что-нибудь придумай. – Гости несколько устали.

– Выдай что-нибудь из своих номеров, Аксель, – крикнула Римса Акселю. – Он такой комик, – объяснила она.

– Верно! Ну-ка, Аксель, изобрази! – Большинство гостей обрадовались развлечению, не требовавшему от них никаких усилий.

– А что именно? – спросил тот.

– Изобрази крестьянина, – орала Римса. – Это у тебя здорово выходит.

– Имя-то наше – Пэсен из Смёрумовре, – промямлил Аксель. Сие должно было представлять народную речь.

– Ха-ха-ха! – залилась Римса, слышавшая этот номер в пятидесятый раз.

– А пришел в город, значит, чего – повеселиться тоже надо чуток, верно – нет? – продолжал Аксель.

– Ну не чудо ли он! – стонала Римса. – Ему бы в артисты пойти!

* * *

Музыку, заполнившую комнату, с одинаковым удовольствием слушали Пребен, Трина и Якоб.

– Что это было? – спросил Пребен, когда Петер кончил.

– Шопен. Тебе нравится?

– Очень! Сыграй еще что-нибудь.

Петер начал «Полонез Ля-бемоль мажор», но, дойдя до середины, внезапно оборвал игру и встал из-за пианино.

– Боже мой! – воскликнул он. – Какое кощунство!

– В чем кощунство?

– В том, что я играю Шопена. Такой дилетант!

– А я считаю, ты замечательно играешь.

– Это потому, что ты ничего не понимаешь в музыке. На самом деле я совсем не умею играть. – Петер подошел к клетке Якоба, отпер дверцу, просунул туда руку и погладил Якоба, бродившего по ее дну в сильном опьянении.

– Когда-то, – начал Петер не оборачиваясь, – когда-то я мечтал стать пианистом-виртуозом. Виртуозом, ты понимаешь, с длинными волосами и галстуком бабочкой. Чтобы ездить по свету и играть Шопена, трактуя его по-своему.

– Почему же ты не стал пианистом?

– Кем хочешь, тем не станешь ни за что. – Петер подошел к Пребену и наполнил его рюмку. – Обязательно станешь чем-то иным. Вот и ты тоже…

– Это не так уж важно, – сказал Пребен.

Секунду Петер сидел в глубоком раздумье. Внезапно он вскочил.

– Баста! Не будем унывать, – сказал он и поднял рюмку. – Служить в министерстве восстановления тоже неплохо. Испей, брате, и возрадуйся! Все равно помирать.

– Только Софья вышла в сквер… – вдруг раздался гнусавый голос.

Петер тут же накрыл клетку одеялом.

– А ну, тихо, ты, свинья, – сказал он строго. – Якоб знает одну отвратительно непристойную песню, – объяснил он Пребену. – И каждый раз, когда напьется, пытается ее спеть.

* * *

Директор Аллерхольм сидел на диване рядом с женой адвоката. Его рука оказалась как бы случайно за ее спиной. Лицо его слегка разрумянилось – в комнате стало душновато, особенно после того, как окно пришлось закрыть.

– Мне как раз вспомнился анекдот о матросе, которого волны выбросили на необитаемый остров вместе с одной пассажиркой, – сказал он, не уточняя, почему ему вспомнился именно этот анекдот.

– Боже мой, наверняка этот анекдот не вполне приличен, – возбужденно захихикала госпожа адвокатша.

– Может быть, не стоит его рассказывать?

– Почему же, лишь бы он не был слишком дурного тона.

Анекдот был именно таким, тем не менее Аллерхольм его рассказал. Не будучи уверенным, что собеседница поняла анекдот во всех деталях, он не поленился затем разъяснить ей и его соль.

– Вы страшный человек, – проговорила госпожа адвокатша.

– Ну что вы, – скромно ответил Аллерхольм.

* * *

– А знаешь, почему я так и не стал виртуозом? – Петер посмотрел на Пребена.

Пребен покачал головой. Глаза его слипались, ему хотелось спать.

– Лишь потому, что мой отец играл. Я имею в виду: играл в покер, и при этом без особой удачи. И вот однажды ему не осталось ничего иного, как повеситься. После этого к нам явились какие-то люди и забрали большую часть обстановки, в том числе и пианино. Это был первый удар по моей мечте стать виртуозом.

Пребен сонно кивал.

– Несколько лет после этого я как одержимый копил деньги на инструмент. Когда же я наконец купил его, умерла мать, и, поскольку комната была записана на нее, меня вышвырнули, решив этот квартирный вопрос в пользу каких-то супругов с шестнадцатью детьми. Я не мог ничего снять. Какой идиот пустит к себе жильца с собакой, попугаем и пианино! Потом я сдал мебель на хранение и долго жил где придется. Вот так моя надежда стать виртуозом рухнула во второй раз. – Он сделал глоток и продолжил: – Наконец мне удалось снять эту комнату, но было уже слишком поздно. Исчезло вдохновение, а кроме того, и отсюда меня в конце концов вышвырнут, так что начинать еще раз смысла не имеет, понятно?

Пребен не ответил, он спал.

– Такова жизнь, – меланхолично произнес Петер. – Ты тут душу изливаешь, а он себе дрыхнет. Кому я нужен со своей несчастной судьбой, разве что тебе, Трина?

Он почесал у Трины за ухом, собака нехотя открыла один глаз и посмотрела на него.

– Ладно, спи, – с горечью сказал Петер. – Не буду тебя мучить.

Он подошел к клетке и приподнял накидку.

– Хоть ты-то мне сочувствуешь, Якоб? – спросил он.

– Старая балда, – брюзгливо ответил Якоб.

Петер опустил накидку и горестно пожал плечами. Он налил себе рюмку и залпом выпил. Потом сел у пианино и заиграл «Траурный марш» Шопена.

* * *

Когда в спальне зажегся свет, фру Момберг проснулась.

– Это ты, Момберг? – сонно спросила она. – Ну что, кончил?

– Да нет, ничего не выходит, – ответил он устало. – Не умею я писать такие штуки как нужно. Думаю, лучше самому туда съездить.

– Наверняка это лучше всего.

– Может быть, может быть, – вздохнул Момберг.