Текст книги "Особое мнение (Сборник) (ЛП)"

Автор книги: Филип Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 36 страниц)

И рассказал о Проекте, потом – с крайней неохотой – описал перипетии доставки Пола Андерсона из его времени в настоящее.

– Волосы, говорите, на голове, – покивал полполовский лейтенант. – Шмотки странные. Все понял, мистер Фермети. Всех просветим, гражданина найдем.

Он кивнул, и катер стрельнул отвесно вверх.

– Исполнительные ребята, – заметил Тоццо.

– Но неприятные, – закончил за Тоццо его мысль Фермети.

– Да уж, рядом с ними как-то неуютно, – согласился тот. – Но они выполняют свой долг.

Они, все трое, перешагнули порог и оказались на спуске – и тут же обвалились с головокружительной скоростью на один уровень вниз. Фермети прикрыл глаза – ему никогда не нравилось состояние невесомости. Прямо как на взлете себя чувствуешь… Ну почему, почему в наше время все куда-то спешат? То ли дело лет десять назад – все делалось со смыслом, с толком, с расстановкой…

Они сошли с платформы, встряхнулись – и к ним тут же подошел глава отдела полиции космопорта.

– Обнаружили вашего гражданина, – сообщил им затянутый в серую форму офицер.

– Он не улетел? – И Фермети с облегчением вздохнул. – Слава богу.

И огляделся.

– Вот туда посмотрите, – сказал офицер и для верности ткнул пальцем.

У стенда с журналами стоял Пол Андерсон собственной персоной и внимательно изучал разложенную периодику.

Через мгновение они плотно обступили его.

– Мнэ… – проблеял Андерсон. – Здравствуйте… а я тут корабль жду. Ну вот и решил посмотреть, что сейчас люди читают…

Фермети твердо проговорил:

– Мистер Андерсон, вы нам нужны. Вы обладаете уникальными способностями. Мне очень жаль, но мы вынуждены препроводить вас в офис Бюро.

И тут Андерсон сбежал. В мгновение ока. Он бесшумно и моментально бросился в сторону, и уже через сеунуду его высокий силуэт уже виднелся рядом с выходом на посадку.

Фермети печально вздохнул и полез в карман пальто. И вытащил пистолет со снотворным зарядом.

– Увы, он не оставил нам другого выбора… – пробормотал он и нажал на спусковой ключок.

Бегущий человек пошатнулся, упал и покатился по полу. Фермети засунул пистолет обратно в карман и бесстрастно проговорил:

– Он скоро придет в себя. Максимум – коленку ободрал. Ничего, заживет.

И посмотрел на Джилли и Тоццо.

– Я хотел сказать, что он придет в себя в офисе Бюро.

И они втроем направились к распростертому на полу зала ожидания человеку.

– Вы сможете вернуться в ваш собственный пространственно-временной континуум, – терпеливо и спокойно объяснял ситуацию Фермети, – после того, как мы получим формулу восстановления массы тела.

Он кивнул, и к ним подошел служащий Бюро со старинной пишущей машинкой марки «Ройял».

Сидевший напротив Фермети Пол Андерсон сварливо отозвался:

– Я на переносных машинках не работаю!

– А придется, – ласково сказал Фермети. – У нас есть научно-технические возможности, чтобы переправить вас обратно к Карен. Вы, главное, не забывайте про Карен. И про дочку новорожденную – тоже не забывайте. И про конвент в гостинице «Сэр Фрэнсис Дрейк» тоже можно вспомнить. А если вы, мистер Андерсон, не будете сотрудничать с Бюро – то Бюро не будет сотрудничать с вами. Вот так все просто. Вы же провидец, нет? Уверен, вы прекрасно видите все возможные линии развития событий.

Андерсон помолчал и ответил:

– Мнэ… А я, знаете ли, привык во время работы кофе пить. Кофеварку мне обеспечьте, пожалуйста.

Фермети резко взмахнул рукой.

– Будь по-вашему, мы достанем кофейные зерна, – заявил он. – Но варить напиток вы будете сами. Специальный горшок для варки мы привезем из «Смитсониана». На этом все.

Андерсон снял с машинки чехол и принялся изучать ее.

– Красная и черная ленты, – пробормотал он. – Я обычно на черной печатаю, конечно. Но, думаю, и так сойдет.

Вид у него был немного подавленный. Он засунул в валик лист бумаги и принялся печатать. Сверху на странице одна за другой появлялись буквы:

«Ночной полет»

Пол Андерсон

– Говорите, «Если» это напечатал? – спросил он Фермети.

– Да, – сдерживая волнение, ответил тот.

Андерсон печатал:

«То, как шли дела в корпорации «Дальний космос», весьма удручало Эдмонда Флетчера. Во-первых, пропал целый корабль – и хотя Эдмонд не знал никого из тех, кто находился на борту, он чувствовал себя ответственным за их исчезновение. И вот он намылился особым гормональным гелем…»

– Так, он, похоже, начал сначала, – язвительно заметил Фермети. – Ну что ж, при всем богатстве выбора альтернативы нет, так что придется вытерпеть и это. – И он задумчиво пробормотал: – Интересно, долго писать будет? И вообще с какой скоростью он работает? Все ж таки он провидец, должен видеть, что ждет нас в будущем. Возможно, если его подгонять, это пойдет на пользу…

Хм, мечтать, как говорится, не вредно…

– Как там насчет кофе? Зерна привезли уже? – поинтересовался Андерсон, вскидывая взгляд.

– Уже едут, – заверил его Фермети.

– Надеюсь, вы сумеете раздобыть колумбийский кофе, – важно кивнул Андерсон.

Зерна еще не приехали, а статья уже была написана.

Андерсон поднялся из-за стола и потянулся, чтобы размять усталые ноги и руки. И сказал:

– В общем, держите. Формула восстановления массы указана на двадцатой странице рукописи.

Фермети принялся лихорадочно перелистывать страницы. Вот и двадцатая! Тоццо прочитал нужный абзац через плечо начальника:

«Если корабль пойдет по траектории, которая приведет его в орбиту Проксимы, корабль восстановит свою массу путем поглощения солнечной энергии звезды, которая подобна огромной пылающей печи. Да, именно Проксима станет ключом к решению проблемы Торелли. Именно теперь, спустя столько лет, она наконец решена. Эта простая формула наконец-то сложилась у него в уме».

А вот и формула, понял Тоццо. В статье сказано: масса восстановится путем поглощения солнечной энергии и преобразования ее в материю. Таков базовый закон вселенной. Оказывается, ответ лежал на поверхности! Все это время! Как они могли не видеть!

Что ж, долгий путь к решению проблемы наконец завершился.

– А теперь, – сказал Пол Андерсон, – я могу наконец-то вернуться в свое время?

Фермети ответил просто и ясно:

– Да.

– Погодите, – вдруг сказал Тоццо. – Вы кое о чем забыли!

«Кое-что» – это раздел в инструкции к машине времени. Он отвел Фермети в сторону – чтобы Андерсон не услышал.

– Мы не можем отправить его обратно с такими знаниями.

– Какими еще знаниями? – удивился Фермети.

– Ну… в общем, я точно не знаю. Но к примеру, он многое узнал о нынешнем общественном устройстве. На самом деле я вот что хочу сказать: первое правило перемещения во времени, согласно инструкции, – не менять прошлое. А в данной ситуации мы изменили прошлое – мы же перенесли Андерсона сюда, а он ходил и разговаривал с людьми!

Фермети задумался.

– А ведь ты прав… А вдруг он в той сувенирной лавке прихватил что-нибудь с собой, а теперь привезет эту штуку в прошлое, и она произведет революцию в их технологических разработках?

– Или, что еще хуже, прихватил что-то со стойки с журналами в космопорту, – покивал Тоццо. – Или по дороге в космопорт. А кроме того – он теперь знает, что он и его коллеги провидцы!

– Да, ты прав, тут не может быть никаких сомнений, – торжественно сказал Фермети. – Нужно стереть его воспоминания об этом путешествии.

И он развернулся и медленно подошел к Полу Андерсону.

– Видите ли, – сообщил он. – Мне очень жаль, но мы обязаны стереть вашу память об этом эпизоде.

Андерсон помолчал, а потом ответил:

– Жаль. Действительно жаль. – Он выглядел весьма подавленным. – Но я не удивлен, – пробормотал он. Похоже, он решил отнестись к делу философски. – Обычно именно так и поступают.

Тоццо спросил:

– А где можно провести эту операцию?

– В Департаменте Пенологии, – ответил Фермети. – Обратимся к тем же людям, что поставляли нам заключенных.

И он навел на Андерсона пистолет со снотворным:

– Следуйте за нами. Мне искренне жаль… но другого выхода нет.

VI

В Департаменте Пенологии путем безболезненного электрошокового вмешательства из мозга Пола Андерсона убрали клетки, ответственные за хранение недавних воспоминаний. Затем его – еще не совсем очнувшегося от наркоза – отвезли к машине времени. А уже через мгновение он направлялся обратно в 1954 год, в свое время и в привычный социум. Прямиком в гостинцу «Сэр Фрэнсис Дрейк» в деловом центре Сан-Франциско, штат Калифорния, к любящей жене и ребенку.

Когда драга вернулась пустая, Тоццо, Джилли и Фермети вздохнули с облегчением и раскупорили бутылку столетнего шотландского виски – Фермети приберегал ее для особого случая. Миссия исполнена, теперь можно состредоточиться на Проекте.

– А где рукопись? – вдруг спросил Фермети, поставив стакан и беспокойно оглядывясь.

Рукопись нигде не обнаруживалась. Тоццо заметил, что и печатная машинка, древний «Ройял» из числа экспонатов «Смитсониана», – тоже пропала. Но почему?

И тут по спине пробежал зловещий холодок. Он все понял.

– Боже, – с трудом выговорил он.

И поставил стакан.

– Боже. Немедленно пошлите за экземпляром того журнала. Со статьей. Немедленно, я сказал!

Фермети встрепенулся:

– Что случилось, Аарон? Объяснись.

– Мы стерли память о происшедшем – и он не смог написать эту статью для журнала, – сказал Тоццо. – Видимо, «Ночной полет» основывался на полученном здесь опыте…

Он схватил экземпляр «Если» за август 1955 года и всмотрелся в строчки рубрики «Содержание».

Естественно, никакой статьи Пола Андерсона там не значилось. Вместо нее на 78-й странице красовалась вещь Филипа Дика под названием «По образу и подобию Янси».

Они все-таки изменили прошлое. А с таким трудом добытая для Проекта формула – исчезла. Изгладилась – полностью.

– Не надо было лезть к нему в голову, – хриплым голосом проговорил Тоццо. – Более того, даже из прошлого его не надо было притаскивать…

И он дрожащей рукой поднес к губам стакан со столетним виски.

– Кого притаскивать? – изумленно переспросил Джилли.

– Ты что, не помнишь? – не веря ушам своим, вытаращился на него Тоццо.

– А о чем вообще речь? – нетерпеливо поинтересовался Фермети. – И вообще что вы оба делаете в моем кабинете? А ну марш работать!

Тут он увидел открытую бутылку виски и побледнел:

– О боже… Когда я открыл ее?!

Тоццо дрожащими руками переворачивал страницу за страницей в журнале. Воспоминания быстро тускнели, и он изо всех сил пытался удержать их. Кого-то они перенесли сюда из прошлого. Провидца, кажется. Или не провидца? Но кого? Имя так и вертелось на языке, но почему-то не желало вспоминаться… Андерсон? Андертон? Что-то в этом роде… Да, и этот человек им понадобился для Проекта – из-за проблем с восстановлением массы во время межзвездных перелетов…

Или нет?..

Изумленный Тоццо потряс головой и ошалело пробормотал:

– Почему-то у меня в голове вертятся какие-то слова. «Ночной полет». Кто-нибудь может мне сказать, что они значат?

– Ночной полет, – задумчиво отозвался Фермети. – Нет, это словосочетание ничего мне не говорит… А ведь… хм… а хорошее название для Проекта, не находите?

– Да, – кивнул Джилли. – Собственно, отражает суть.

– Но разве мы не назвали Проект «Водяной паук»? – спросил Тоццо.

По крайней мере ему так казалось. Он поморгал, изо всех сил пытаясь сосредоточиться.

– По правде говоря, – заметил Фермети, – мы его еще никак не назвали.

И вдруг он сурово добавил:

– Но я согласен. «Водяной паук» звучит даже лучше. Да. Мне нравится.

Дверь кабинета открылась, и на пороге возник затянутый в форму посыльный со свертком в руке.

– Из «Смитсониана», – сообщил он. – Вы заказывали.

И он положил сверток на стол Фермети.

– Ничего я не заказывал, – удивился тот.

Он осторожно вскрыл посылку и обнаружил там пакет жареных кофейных зерен – в нетронутой пластиковой вакуумной упаковке столетней давности.

Все трое переглянулись, ничего не понимая.

– Странно, – пробормотал Тоццо. – Наверное, ошиблись адресом.

– Так, – строго сказал Флетчер. – За работу. Проект «Водяной паук» – наша главная задача.

Покивав, Тоццо и Джилли развернулись и направились в собственный офис, который располагался на первом этаже здания корпорации «Дальний космос» – коммерческой фирмы, в которой они работали над проектом, который чем дальше, тем больше забирал у них все силы ума и сердца.

А в гостинице «Сэр Фрэнсис Дрейк» стоял и изумленно смотрел по сторонам Пол Андерсон. Вокруг толпились гости научно-фантастического конвента. Где же он был? И вообще почему он выходил из здания? Прошел час – но как и где он его провел? Тони Бучер и Джим Ганн уже ушли ужинать, да и Карен с ребенком поблизости не наблюдалось.

Последнее, что он помнил, – двое ребят из Бэттлскрика попросили его спуститься вниз посмотреть на какую-то их штуку. Возможно, он туда с ними пошел. А вот что случилось дальше – не помнил абсолютно.

Андерсон пошарил в кармане пальто – он хотел раскурить трубку и успокоить странным образом расшалившиеся нервы. Но почему-то нащупал не трубку, а свернутый листок бумаги.

– Что-нибудь выставишь на аукцион, Пол? – спросил член комитета конвента, притормозив рядом. – А то мы сейчас начнем, времени в обрез…

Глядя на извлеченную из кармана бумажку, Пол пробормотал:

– В смысле? Что-нибудь из личных вещей?

– Ну, к примеру, машинопись какого-нибудь рассказа. Ну или рукопись. Или заметки – ну ты понял.

Человек продолжал стоять рядом – ждал ответа.

– Да вот тут у меня какие-то наброски завалялись, – сказал Пол, глядя на зажатую в руке бумажку.

Что-то написанное от руки – но когда? Судя по нацарапанному, что-то про путешествие во времени. Да уж, надо меньше пить и больше закусывать, вот что.

– Ну вот тут, – неуверенно произнес он, – у меня не бог весть что, но, думаю, для аукциона сойдет.

И он оглядел бумажку прощальным взглядом.

– Тут набросок рассказа про какого-то политика по фамилии Гутман, про то, как персонажа похитили и перенесли в будщее. А еще про разумную кучу слизи, хм.

И он, повинуясь неясному импульсу, отдал смятый лист.

– Спасибо, – сказал его собеседник и поспешил в соседнюю комнату, где уже начинали выставлять на продажу лоты.

– Ставлю десять долларов! – широко улыбаясь, сообщил Говард Браун. – А потом мне пора на самолет.

Дверь за ним закрылась.

Карен с Астрид на руках подошла к Полу.

– Пойдешь на аукцион? – спрослиа она мужа. – Давай купим оригинальную иллюстрацию Финлея…

– Мнэ… – пробормотал Андерсон. – Конечно, дорогая.

И они все втроем – Пол, жена и Астрид – направились вслед за Говардом.

1964

Что сказали мертвецы?
(What the Dead Men Say)

1

Ящик из небьющегося пластика с телом Луиса Сараписа стоял посреди просторного зала. Всю неделю, пока к нему был открыт доступ, не укорачивалась длинная вереница скорбящих, пришедших проститься с усопшим.

Слушая тяжкие вздохи старых дам в черных платьях, глядя на изнуренные горем морщинистые лица, Джонни Бэфут сидел в углу и с тоской дожидался своего часа. Не своей очереди, а того момента, когда посетителей попросят удалиться и он сможет заняться делом, ничего общего с похоронами не имеющим.

В соответствии с завещанием ему – шефу отдела общественных связей в концерне Сараписа – предстояло возвратить хозяина к жизни.

Только и всего.

– Проклятие! – пробормотал Джонни, взглянув на часы: до закрытия зала оставалось два часа. Он проголодался, да и замерз: от морозильной установки, служившей Сарапису гробом, по залу распространялся холод.

– Выпей горячего кофе, Джонни, – предложила Сара Белле, подошедшая с термосом. Она откинула со лба мужа иссиня-черную (гены индейцев чирикахуа) прядь. – Бедненький! Неважно ты выглядишь.

– Да, – кивнул Джонни. – Не по нутру мне все это. – Он указал подбородком на ящик и очередь. – Я и живого-то его не любил, а уж такого…

– Autbene, autnihil, – тихо произнесла Сара.

Джонни озадаченно – может, недослышал? – посмотрел на нее. Иностранный язык, догадался он через секунду. Сара Белле окончила колледж.

– Цитата, – пояснила Сара. – «Или ничего, или только хорошее». Так говорил зайчонок Топотун из «Бэмби». Надо знать классику кинематографа, Джонни. Ходил бы ты со мной по понедельникам на вечерние лекции в Музей современного искусства…

– Послушай, – перебил Джонни с отчаянием в голосе, – я не хочу его оживлять! Господи, зачем только согласился! Ведь говорил себе: добьет старого прохвоста эмболия – и все: прощай, бизнес… – На самом деле Джонни никогда не думал об этом всерьез.

– Разморозь его, – предложила вдруг Сара.

– Ч-чего?

– Боишься? – Она усмехнулась. – Отключи на время морозильную установку – и все, никакого ему Воскресения. – В голубовато-серых глазах приплясывали веселые искорки. – Вижу, вижу – страшно. Бедный Джонни. – Она похлопала мужа по плечу. – Бросить бы тебя, да ладно уж. Ты ведь и дня не протянешь без мамочки.

– Нельзя так, – проворчал он. – Луис совершенно беспомощен. Это бесчеловечно.

– Когда-нибудь, Джонни, ты с ним поссоришься, – уверенно пообещала Сара. – И тогда либо ты его, либо он тебя. А пока он в послежизни, у тебя преимущество. Зря упускаешь шанс, сейчас еще можно выйти сухим из воды.

Она повернулась и пошла к выходу, пряча озябшие кулачки в карманах пальто.

Джонни, помрачнев, закурил сигарету и привалился лопатками к стене. Жена, конечно, была права, ведь после-живущий не то же самое, что живой. И тем не менее при одной мысли о бывшем хозяине Джонни втягивал голову в плечи – он с детства благоговел перед Сараписом, с тех пор, когда тот, владея только компанией «Шиппинг 3-М» с энтузиазмом осваивал трассу Земля-Марс. Точь-в-точь мальчишка, запускающий модели ракет у себя в подвале. А в семьдесят, перед смертью, он через «Вильгельмина Секьюритиз» контролировал сотни предприятий, имеющих и не имеющих отношения к ракетостроению. Подсчитать стоимость его имущества не удавалось никому, даже чиновникам правительственной налоговой инспекции. Наверное, это было попросту невозможно.

«Все-таки, чтобы иметь дело с Луисом, нужно быть холостым и бездетным, – размышлял Джонни. – Кстати, как они там, в Оклахоме? – Не было у Джонни никого дороже двух девчушек и, конечно, Сары Белле. – Так ведь я о них забочусь, – убеждал он себя, дожидаясь, когда придет время забрать старика из зала, согласно его подробным инструкциям. – Подумаем вот о чем. Вероятно, у него есть почти год послежизни. Из стратегических соображений он решает разделить этот год на короткие отрезки, чтобы оживать, например, в конце каждого финансового года. Раскидал, небось, лет на двадцать – месяц туда, месяц сюда. Напоследок, зная, что будет сдавать, оставил недели, дни. А перед самой смертью Луис очнется часа на два: сигнал слабеет, в замороженных клетках мозга едва теплится искорка электрической активности, и все глуше, неразборчивей слова, прорывающиеся из динамика. И наконец – тишина. Небытие. Но это может случиться через четверть века, в две тысячи сотом году».

Часто затягиваясь, Джонни вспоминал тот день, когда пришел в управление кадров «Экимидиэн Энтерпрайзиз» и заплетающимся от волнения языком сообщил молоденькой особе в приемной, что готов предложить компании свои услуги. У него, дескать, есть ряд идей, которые могут принести немалую выгоду. Например, он придумал способ раз и навсегда покончить с забастовками. Всем известно, что в космопорту мутят воду профсоюзы, они буквально руки выкручивают администрации, – а Джонни готов дать Сарапису совет, как вообще отделаться от профсоюзов. План, конечно, был грязный, и Джонни это понимал. Но ведь он не солгал тогда, его идеи действительно стоили немало. Девушка посоветовала обратиться к мистеру Першингу, а тот сообщил о Джонни Луису Сарапису.

– Вы предлагаете запускать корабли из океана? – спросил Сарапис, выслушав его.

– Профсоюзы – организации национальные, – заметил Джонни. – На полярные моря не распространяется юрисдикция ни одного из государств. А бизнес – интернационален.

– Но мне там понадобятся люди. Столько же, сколько и здесь, если не больше. Где их взять?

– В Бирме, Индии или на Малайском архипелаге. Наберите молодых необученных рабочих, заключите с ними прямые контракты. Поставьте заработок в зависимость от заслуг, – посоветовал Джонни.

Иными словами, Джонни предлагал систему батрачества. Он и сам это понимал. Но Сарапису его предложение пришлось по вкусу, еще бы – маленькая империя за Полярным кругом, подданные совершенно бесправны. Идеал.

Так и поступил Луис Сарапис, а Джонни Бэфут стал шефом отдела общественных связей – лучшая должность для человека с блестящими способностями «нетехнического свойства». То есть для недоучки. Профана. Неудачника. Выскочки без диплома.

– Послушай, Джонни, – спросил его однажды Сарапис, – как это тебя, такого умника, угораздило остаться без высшего образования? Любой дурак знает: в наши дни это смерти подобно. Может, тяга к самоуничтожению? – Он ухмыльнулся, блеснув стальными зубами.

– В самую точку, Луис, – уныло согласился Джонни. – Я действительно хочу умереть. Ненавижу себя. – В ту минуту ему вспомнилась идея насчет батрачества. Впрочем, она родилась уже после того, как Джонни окончил школу, и была тут, видимо, ни при чем. – Надо бы сходить к психоаналитику.

– Чепуха! – фыркнул Луис. – Знаю я этих психоаналитиков, у меня их в штате аж шестеро было. Ты завистлив, но ленив – вот в чем беда. Где не удается сразу сорвать большой куш, там ты отступаешься. Долгая борьба, упорный труд – не для тебя.

«Но ведь я уже сорвал большой куш, – подумал тогда Джонни. – Ведь работать на Луиса Сараписа мечтает каждый. В его концерне найдется профессия на любой вкус».

У него возникло подозрение, что в очереди к гробу стоят не родные и близкие Сараписа, а его служащие и их родственники. Быть может, среди них есть и те, для кого три года назад, в разгар кризиса, Сарапис добился пособий по безработице, настояв на принятии Конгрессом соответствующего закона. Сарапис – покровитель обездоленных, голодных, нищих. И те, для кого он открыл множество бесплатных столовых, тоже здесь.

Быть может, некоторые из них не в первый раз проходят мимо гроба.

От прикосновения к плечу Джонни вздрогнул.

– Скажите, вы – мистер Бэфут из отдела общественных связей? – спросил дежурный охранник.

– Да. – Бросив в урну окурок, Джонни отвинтил крышку термоса. – Глотните, кофе, – предложил он. – Или вы уже закалились?

– Еще нет. – Охранник взял кофе. – Знаете, мистер Бэфут, я всегда вами восхищался. Ведь вы – недоучка, а сумели подняться на самый верх. У вас огромное жалованье, не говоря уж об известности. Для нас, недоучек, вы кумир.

Джонни что-то буркнул и хлебнул кофе.

– Вообще-то, хвалить нам с вами надо не себя, а Сараписа. Он дал нам работу. Мой шурин тоже у него служил, а устроился, между прочим, пять лет назад, когда нигде в мире не было рабочих мест. Да, кремень был человек наш покойный шеф – не давал профсоюзам совать нос в его дела, и точка! Зато скольким старикам платил пенсию до самой смерти… Папаше моему, например… А сколько законов протолкнул через Конгресс! Кабы не его напор, не было бы у нуждающихся многих льгот…

Джонни опять что-то пробормотал.

– Неудивительно, что нынче здесь так много народу, – заключил охранник. – Вот не стало его, и кто, спрашивается, поможет бедолагам-недоучкам вроде нас с вами?

По всем вопросам, касающимся хранения тела Луиса Сараписа, владельцу «Усыпальницы Возлюбленной Братии» Герберту Шенхайту фон Фогельзангу по закону полагалось обращаться к адвокату покойного. Фон Фогельзангу необходимо было узнать расписание послежизни Сараписа; от самого Герба зависело лишь техническое обслуживание.

Вопрос выглядел пустяковым, но лишь на первый взгляд. Оказалось, что до мистера Клода Сен-Сира, знаменитого адвоката, дозвониться невозможно.

«Ах ты, черт! – мысленно выругался фон Фогельзанг. – Видать, что-то случилось. Чтобы с такой важной шишкой нельзя было связаться – немыслимо!»

Он звонил из «склепа», подвала, куда помещали на длительное хранение послеживущих. Возле его стола переминался с ноги на ногу человек с квитанцией в руке – видимо, пришел за родственником. Близилось Воскресение – день, когда публично чествуются послеживущие; начинался наплыв родных и близких.

– Да, сэр, – с любезной улыбкой отозвался Герб. – Я лично выполню вашу просьбу.

– Моей бабушке уже под восемьдесят, – сказал посетитель, – совсем маленькая и сухонькая. Я пришел не проведать ее, а забрать насовсем.

– Пожалуйста, обождите минутку. – Герб встал и отправился на поиски ящика номер 3054039-Б. Отыскав нужный гроб, он прочитал сопроводительную табличку. Старушке оставалось меньше пятнадцати суток послежизни. Он машинально включил миниатюрный усилитель, прикрепленный к стеклянной стенке гроба, настроил на частоту головного мозга. Послышался слабый голос: «…А потом Тилли подвернула ножку и растянула сухожилие на лодыжке, и мы уж боялись, что это навсегда, а она, глупышка, не хотела лежать в постели…»

Удовлетворенный, Герб выключил усилитель и, подозвав техника, велел доставить ящик 3054039-Б на платформу, откуда посетитель сможет погрузить его в машину или вертолет.

– Вы ее выписали? – спросил посетитель, доставая чековую книжку, когда Герберт вернулся в «склеп».

– Собственноручно, – ответил владелец усыпальницы. – Состояние идеальное. Счастливого Воскресения, мистер Форд.

– Благодарю. – Посетитель направился к погрузочно-разгрузочной платформе.

«Когда придет мое время, – сказал себе Герб, – я завещаю наследникам оживлять меня раз в сто лет на один день. И узнаю, какая судьба ждет человечество».

Впрочем, твердо рассчитывать на это не приходилось. Содержание послеживущего стоит огромных денег, а значит, рано или поздно наследники заберут Герба из усыпальницы, вытащат из гроба и – прости их, Господи! – предадут земле.

– Похороны – варварство, – вслух пробормотал Герб. – Пережиток первобытной стадии нашей культуры.

– Да, сэр, – подтвердила из-за пишущей машинки мисс Бесмэн, секретарша.

Герб окинул взглядом «склеп» – в проходах между гробами несколько посетителей тихо беседовали с послеживущими. Эти люди, регулярно приходящие сюда, чтобы выразить любовь и уважение своим близким, действовали на него умиротворяюще. Они делились с родственниками новостями, старались приободрить, если те впадали в тоску. А главное – они платили Гербу Шенхайту фон Фогельзангу. Бизнес у него, что ни говори, был прибыльным.

– У моего отца что-то с голосом, – сказал молодой человек, когда Герб встретился с ним взглядом. – Не могли бы вы подойти на минутку?

– Ну, конечно. – Герб встал и направился по проходу к молодому человеку. Его отцу, судя по сопроводительной табличке, оставалось несколько суток послежизни, что объясняло затухание электрических колебаний в клетках мозга. Но мозг еще действовал – голос старика зазвучал громче, когда Герб покрутил ручку настройки. «Кончается», – подумал Герб. Ему было ясно, что сын не читал сопроводительную табличку и не знает, что пора прощаться с отцом. Поэтому Герб отошел, оставив их наедине. Какой смысл огорчать молодого человека? Из кузова грузовика, подъехавшего к платформе, вылезли двое в одинаковой голубой униформе. «Компания «Атлас Интерплан», – догадался Герб. – «Перевозки и хранение». Доставили новенького или кого-нибудь увезут». – Он направился к грузовику.

– Чем могу служить?

– Привезли мистера Сараписа. Все готово?

– Абсолютно, – поспешил заверить Герб. – Но без распоряжения мистера Сен-Сира я не вправе что-либо предпринимать. Когда он вернется?

Вслед за грузчиками на платформу сошел жгучий брюнет с глазами, словно черные блестящие пуговицы.

– Я – Джон Бэфут. Согласно завещанию Луиса Сараписа отвечаю за его тело. Надо его немедленно оживить, таково указание покойного.

– Понятно, – кивнул Герб. – Что ж, не возражаю. Давайте сюда мистера Сараписа, мы его мигом воскресим.

– Холодно тут у вас, – заметил Бэфут. – Холодней, чем в зале.

– Да, мистер Бэфут, вы правы, – согласился Герб.

Грузчики выкатили гроб на платформу. Мельком взглянув на мертвеца – крупного, серолицего, – Герб подумал: «Типичный старый пират. Все-таки хорошо, что он умер. Всем стало легче, хоть он и слыл благодетелем. Да и кому в наше время нужна милостыня, тем более от него…»

Разумеется, он не стал делиться этими мыслями с Бэфутом, а молча повернулся и пошел в подготовленную для Сараписа комнату.

– Через пятнадцать минут он заговорит, – пообещал Герб проявлявшему нетерпение Бэфуту. – Не беспокойтесь, на этой стадии у нас не бывало сбоев. В начале послежизни остаточный электрический заряд, как правило, очень устойчив.

– Давайте об этом позже, – проворчал Бэфут. – Если возникнут технические проблемы.

– Почему он так спешит с возвращением? – спросил Герб.

Бэфут промолчал, поморщившись.

– Извините. – Герб снова склонился над гробом и стал возиться с проводами, надежно прикрепленными к катодным клеммам. – При сверхнизких температурах электрический ток идет практически беспрепятственно, – привычно объяснял он. – При минус ста пятидесяти сопротивление почти нулевое. Поэтому сейчас мы услышим четкий и громкий сигнал, – заключил он, ставя на место колпачок анода и демонстративно включая усилитель.

Слабый гул. И ничего больше.

– Ну? – буркнул Бэфут.

– Сейчас проверю, – растерянно промямлил Герб.

– Вот что, – тихо произнес Бэфут, – если, не дай Бог… – продолжать не было необходимости – Герб знал, чем ему грозит неудача с оживлением Сараписа.

– Он хочет участвовать в национальном съезде демократов-республиканцев? – спросил Герб.

Съезд должен был начаться в Кливленде через месяц. В прошлом Сарапис весьма активно участвовал в закулисной деятельности политических группировок, как демократо-республиканской, так и либеральной. Поговаривали, что в последней кампании демократо-республиканец Альфонс Гэм был его ставленником. Красивый, элегантный Гэм имел все шансы на победу, но удача оказалась не на его стороне.

– Ну? – поторопил Бэфут. – Что, еще не слыхать?

– М-м… похоже… – начал Герб.

– Понятно. – У Бэфута было мрачное лицо. – Если через десять минут он не заговорит, я свяжусь с мистером Сен-Сиром, и мы заберем его отсюда, а вас привлечем к суду за преступную небрежность.

– Я делаю, что могу. – Герб вспотел, пока возился с гробом. – Мистер Бэфут, учтите, трупы замораживаем не мы. Может быть, тут не наша вина…

Сквозь ровный гул прорвалось потрескивание статики.

– Это что-нибудь значит? – спросил Бэфут.

– Нет, – поспешно ответил Герб. На самом деле это было дурным признаком.

– Продолжайте, – бросил Бэфут. Он напрасно взял такой тон – Герберт Шенхайт фон Фогельзанг и так мобилизовал все свои силы, знания и многолетний профессиональный опыт. Но безуспешно – Луис Сарапис безмолвствовал.

«Ничего у меня не выйдет, – со страхом осознал Герб. – И непонятно почему. Что стряслось? Такой важный клиент – и такой прокол!»