Текст книги "Особое мнение (Сборник) (ЛП)"
Автор книги: Филип Дик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)
– Вы себя хорошо чувствуете? – спросил он.
Она лишь кивнула.
– Может, кофе?
И он принялся открывать шкафчики в поисках бутылки с венерианским эрцаз-кофе. Он шарил по кухне, а Эллен вдруг выговорила – мрачным и жестким голосом:
– А вы бы сходили туда. В ванную. Вряд ли он умер. Хотя кто знает…
Бим кинулся в ванную. За непрозрачной клеенкой занавески явственно различалось что-то темное. Оказалось, это Пол Тайрол собственной персоной – полностью одетый, неловко скорчившийся в маленькой ванной. Живой. Но след от удара за левым ухом сочился тоненькой красной струйкой крови. Бим пощупал пульс, прислушался к дыханию и встал на ноги.
В дверном проеме возникла Эллен Эккерс, все такая же бледная и испуганная.
– Он мертв? Я его убила?
– Нет. Жив.
Ей заметно полегчало.
– Слава богу. Все случилось так быстро… Он пошел вперед. Хотел забрать «М» к себе домой. А я… ударила. Старалась бить несильно. Он был поглощен… ей. А обо мне и не думал.
Она словно сплевывала короткие, неуклюжие фразы, а руки нервно дрожали.
– Я затащила его в машину и приехала сюда. Мне показалось, так будет лучше.
– Какова ваша роль во всем этом?
Тело женщины сотрясали истерические спазмы, она дергалась и дрожала.
– Все шло по плану… Я все, все предусмотрела! Хотела найти эту штуку и… – Тут она осеклась.
– Шантажировать Тайрола? – спросил он, не веря своим ушам.
Она слабо улыбнулась:
– Нет, не Пола, что вы. Пол мне как раз подал идею… Он сразу об этом подумал – как только ученые показали ему эту штуку. Ну… неперестроенная М, так он ее называет. «М» – значит машина. А неперестроенная – что ее нельзя воспитать. И как-то повлиять на нее.
Бим неверяще протянул:
– Выходит… вы своего мужа хотели шантажировать?
Эллен Эккерс кивнула:
– Я хотела, чтобы он наконец дал мне развод.
И вдруг Бим почувствовал к ней искреннее уважение:
– О боже… «Гром»… Хайми его не устанавливал. Это сделали вы. Чтобы аппарат застукали за работой.
– Да, – кивнула она. – Я бы его потом забрала. Но у Пола появились на него другие планы…
– Так почему все пошло наперекосяк? Робот ведь у вас, не правда ли?
Она молча показала на шкафчик с полотенцами:
– Я его туда запихнула, когда услышала, что кто-то вошел.
Бим открыл дверцу. Так и есть. На аккуратно свернутых полотенцах стоял маленький безобидный и такой знакомый телевизорчик.
– Он замаскировался, – сказала Эллен из-за спины.
В голосе слышалось усталое отчаяние.
– Я ударила Пола по голове, и он изменил облик. Я полчаса пыталась вернуть его к прежнему виду. Но он не хочет слушаться. Уперся и ни в какую. Теперь уж все, таким и останется.
III
Бим позвонил и вызвал доктора. В ванне застонал и попытался пошевелиться Тайрол. Похоже, он уже приходил в сознание.
– Зачем вы это сделали? – сердито спросила Эллен Эккерс. – Зачем вы вызвали доктора, неужели нельзя обойтись без него?
Бим не обратил на нее ровно никакого внимания. Нагнувшись, он поднял переносной телевизор. Тот наливался свинцовой медленной тяжестью у него в руках. Идеальный противник, подумал он. Такой тупой, что не переиграешь. Хуже, чем животное. Это камень, твердый, плотный, лишенный свойств. Хотя нет, одно есть. Решимость. Аппарат решительно сопротивлялся судьбе, он хотел выжить любой ценой. Камень, наделенный силой воли. Лерою вдруг стало не по себе – между ладонями зависла целая вселенная, чужая и непонятная. И он поставил неперестроенную М на место.
За спиной Эллен проговорила:
– Страшная штука. Она меня бесит.
Голос ее окреп. Эллен прикурила сигарету от изящной серебряной зажигалки и сунула руки в карманы костюма.
– Да, – задумчиво отозвался он.
– Но вы тут беспомощны, не правда ли? Вы же пытались ее вскрыть – и что? Пола заштопают, он опять примется за свое, Лантано изгонят… – Тут она глубоко вздохнула и поежилась. – А Департамент продолжит работать как работал.
– Да, – снова сказал он.
Лерой так и стоял на коленях и внимательно смотрел на М. Теперь он знал, с чем имеет дело, и даже не пытался применить силу. Он осматривал ее совершенно бесстрастно. Даже не притрагивался – зачем?
В ванной Пол Тайрол попытался выползти из ванны. Съехал обратно, выругался и застонал. Потом упрямо полез снова.
– Эллен? – жалобно позвал он.
Тихий приглушенный голос доносился словно бы издалека, через шум сухих трущихся проводов.
– Ты, главное, ни о чем не беспокойся, – процедила Эллен.
Она не двинулась с места. Стояла и курила – быстро, делая затяжку за затяжкой.
– Помоги мне, Эллен, – пролепетал Тайрол. – Что-то со мной случилось… Не помню что. Я… ударился, похоже.
– Но он же вспомнит, правда? – тихо сказала Эллен.
Бим ответил:
– Я могу рассказать Эккерсу все как есть. Вы можете объяснить, что это за аппарат – и что он сделал. Этого будет вполне достаточно, чтобы закрыть следствие по делу Лантано.
Но он сам в это не верил. Эккерсу придется признать, что он совершил ошибку – и какую! И если Лантано арестован по ложному обвинению, карьере Эккерса конец. Системе опознавания по приметам – тоже конец. Ее можно обмануть, ее уже обманули – значит, она не нужна. Эккерс упрется и пойдет напролом. Ему плевать, виновен Лантано или не виновен. И на абстрактную справедливость – тоже плевать. Главное – это культурная преемственность. Не надо раскачивать лодку, социуму не нужны потрясения.
– Оборудование, – проговорил Бим. – Вы знаете, где оно?
Она изумленно пожала плечами:
– Оборудование? Вы о чем?
– Эту штуку… – и он ткнул пальцем в М, – где-то сделали. Где?
– Точно не здесь. Тайрол к ее изготовлению непричастен.
– Ну ладно, – не стал спорить он.
В конце концов до приезда доктора и прибытия скоропомощного летательного аппарата оставалось чуть меньше шести минут.
– А кто его изготовил?
– На Беллатрикс разработали… сплав, – резко, отрывисто выговаривая слова, стала рассказывать Эллен. – Внешняя поверхность… она как кожа. Как пузырь, который втягивается и выдувается из емкости. Кожа – облик телевизора. Она втягивается внутрь, проявляется настоящая М. Готовая к действию.
– Кто производитель? – повторил он вопрос.
– Машиностроительный синдикат на Беллатрикс. Филиал Тайроловой компании. Разрабатывались как сторожевые роботы. Их на больших плантациях на дальних планетах используют. Для патрулирования. Они с браконьерами разбираются.
Бим проговорил:
– Значит, изначально их не программировали на задание убить конкретного человека?
– Нет.
– Тогда кто же его натравил на Хайми? Не машиностроительный завод ведь, правда?
– Это уже здесь сделали.
Он выпрямился и поднял телевизорчик.
– Поехали. Туда, где Тайрол перепрограммировал робота.
Она не ответила – просто застыла на месте. Он ухватил ее за руку и твердо повел к двери. Она ахнула и молча уставилась на него.
– Пошли, пошли, – сказал он, выталкивая ее в коридор.
Телевизор треснулся об захлопывающуюся дверь. Лерой ухватил его покрепче и вышел вслед за Эллен.
Городишко выглядел не ахти – грязный, неопрятный. Пара магазинчиков, заправка, несколько баров и дискотек – вот и все достопримечательности. От Большого Нью-Йорка два часа лету. А назывался городок Олам.
– Направо, – рассеянно проговорила Эллен.
Она разглядывала проплывающие внизу неоновые вывески, облокотившись на подоконник иллюминатора.
Они летели над складами и безлюдными улицами. Редко где горели фонари. На одном из перекрестков Эллен кивнула, и они приземлились на крыше.
Катер сел на проседающее деревянное здание. Облупившаяся вывеска в засиженном мухами окне гласила: «Слесарные работы. Братья Фултон». Рядом с вывеской в убогой витрине лежали дверные ручки, замки, ключи, пилы и будильники с ручным заводом. Где-то в глубине здания, как ни странно, горела желтоватая лампочка ночного света.
– Сюда, – сказала Эллен.
Она выбралась из катера и пошла вниз по скрипучей и хлипкой деревянной лестнице. Бим положил телевизор на пол, задраил двери катера, потом пошел вслед за женщиной, держась за перила, – мало ли что. Так они вышли на заднее крыльцо, заставленное мусорными баками. Там же лежала перетянутая бечевкой кипа промокших газет. Эллен отперла дверь и на ощупь пошла внутрь.
Лерой зашел следом и оказался в пахнущей плесенью, забитой хламом кладовой. Кругом валялись обрезки труб, мотки проволоки и металлические листы – ни дать ни взять свалка металлолома. Потом они выбрались в узкий коридор, который вывел их в собственно мастерскую. Эллен дернула за шнур, зажегся свет. Справа стоял длинный и заваленный мусором верстак с ручным точилом, тисками и ножовкой. Перед верстаком – два высоких деревянных табурета. По полу разбросаны какие-то полусобранные (или полуразобранные?) аппараты. Кругом беспорядок, пыль – и ни следа высоких технологий. С гвоздя на стене свисал поношенный синий халат слесаря.
– Вот здесь все и произошло, – горько проговорила Эллен. – Сюда Пол привез М. Мастерская принадлежит синдикату Тайрола, а трущобы вокруг – тоже их собственность.
Бим подошел к верстаку.
– Чтобы перепрограммировать аппарат, – заметил он, – нужна плата с образцом нейронных реакций Хайми.
Он толкнул кучу стеклянных бутылок, на выщербленный верстак посыпались пробки и шайбочки.
– У них была плата. Они покопались в замке на двери квартиры Хайми, – сказала Эллен. – Тайрол снял с тумблеров механизма образец, на который замок реагировал.
– И он сумел вскрыть М?
– Есть тут старый механик, – сказала Эллен. – Низенький такой, сухонький человечек. Он заведует мастерской. Патрик Фултон его зовут. Он и перепрограммировал М определенным образом.
– Определенным, значит, – покивал сам себе Бим.
– Чтобы она людей не убивала. Хайми – исключение, а перед всеми остальными она перекидывалась в защитный облик. Ну, в дикой местности они бы ей другую личину придумали, не телевизор. – И она вдруг расхохоталась – резко, на грани истерики. – Да уж, странно было бы: идешь по лесу, глядь – а перед тобой телевизор. Они бы ее замаскировали под камень. Или сучок.
– Камень, – пробормотал Бим.
А что? Почему бы и нет. Лежит себе такая М неподвижно и ждет. Покрывается мхом, ржавеет помаленьку, дождик ее поливает. Так идут месяцы, годы. И вдруг – раз, человек показался. И М тут же оживает, она уж не камень, а металлическая штучка в фут шириной и два длиной, и мчится так быстро, что в глазах рябит. Лерой такое уже видел – по полу лаборатории на него бежала жестянка из под печенья, переросшая свой нормальный размер…
Однако что-то он упустил. Что-то еще нужно выяснить…
– А подложные улики? – спросил он. – Все эти кусочки краски, волосинки и крупинки табака. Как это вам пришло в голову?
Эллен ответила тонким ломким голосом:
– Один землевладелец убил браконьера – не по закону. Так что М оставила нужные приметы. Следы когтей, звериную кровь, клочки шерсти.
– Бог ты мой, – содрогнувшись от отвращения, пробормотал он. – Они сымитировали смерть от нападения дикого животного…
– Медведя, дикой кошки – тут все зависит, какая живность на планете водится. Чтобы все выглядело как естественная смерть от когтей и зубов местного хищника.
Она потыкала носком туфли в картонную коробку под верстаком.
– Все лежит здесь. Во всяком случае, лежало. Плата, передатчик, непонадобившиеся части М, микросхемы.
Судя по надписям, это была коробка из-под блоков питания. Теперь вместо блоков питания там лежала еще одна коробка. Тщательно обернутая в водонепроницаемую фольгу – такую и влажность не возьмет, и муравьи не объедят. Бим отодрал ее и понял, что нашел то, что искал. Он быстро вытряхнул из коробки содержимое и разложил все на верстаке прямо среди запаек и сверл.
– Все здесь, – бесстрастно проговорила Эллен.
– Возможно, – сказал он, – не стану я тебя во все это впутывать. Просто заберу это – ну и телевизор – и отдам Эккерсу. Как-нибудь обойдемся без тебя как свидетеля.
– Отлично, – устало отозвалась она.
– А что ты будешь делать?
– Ну, – пожала она плечами. – К Полу точно не вернусь. Так что выбор у меня ограниченный.
– А вот шантажом ты зря занялась, – мрачно сказал он.
Ее глаза вспыхнули:
– Конечно.
– Если он отпустит Лантано, – проговорил Бим, – ему придется уйти в отставку. Тогда он скорее всего даст тебе развод. Потому что игра уже не будет стоить свеч.
– Я… – начала было она.
И тут же осеклась. Лицо начало стремительно бледнеть, словно истаивая, будто цвета и самую плоть высасывали изнутри. Эллен подняла руку и попыталась развернуться, но так и не договорила, рот оставался беспомощно открытым.
Бим резко дернул за шнурок выключателя, и мастерская тут же погрузилась в темноту. Он тоже это услышал – одновременно с Эллен Эккерс. Хлипкое крыльцо заскрипело под чьей-то тяжкой поступью. И теперь этот кто-то медленно, но верно продвигался через склад. Потом шаги послышались в коридоре.
Крепкий мужчина, не иначе. Идет неторопливо, словно спит на ходу. Шаг за шагом, глаза полуоткрыты, плечи обвисли под дорогим костюмом. Дорогим, твидовым. В темноте сгустился силуэт незнакомца. Бим его не видел, но чувствовал – он здесь, на пороге, и тень пришельца занимает весь дверной проем. Доски скрипели под его весом. В голове пронеслась дикая мысль: а вдруг Эккерс уже в курсе, вдруг он уже отозвал ордер на арест? Или он выбрался сам благодаря богатству и связям?
Мужчина двинулся вперед, а потом послышался его низкий, хрипловатый голос:
– Экхем…
Точно. Это Лантано.
– Черт подери!..
Эллен завизжала. Бим сначала не понял, что это. Он безуспешно цапал в темноте в поисках шнурка выключателя, дергал и тупо удивлялся, почему это свет не зажигается. А потом понял, что буквально минутой раньше разбил лампочку. Он чиркнул спичкой. Та мгновенно потухла, и он кинулся за зажигалкой Эллен. Зажигалка лежала в сумочке, и еще одна мучительная, страшная секунда ушла на поиски. Наконец, он сумел осветить помещение.
К ним медленно приближалась нереконструированная М, наставив антенну. Затихла, потом развернулась влево, к верстаку. Она сменила облик телевизора на настоящий – жестянки-переростка.
– Плата, – прошептала Эллен. – Ее привлек сигнал нейронов.
М пришла к Хайми Розенбергу. Но Бим все еще чувствовал присутствие Дэвида Лантано. Здоровяк все еще был здесь, в мастерской: тяжелый шаг, скрип досок под немалым весом, – все это машина сумела прекрасно воспроизвести. Полный эффект присутствия Лантано.
Лерой пристально наблюдал за роботом. Вот он выплюнул крошечный лоскуток ткани и сунул его в свернутый рулон металлической сетки. Потом М выложила каплю крови, табачные крупинки и волосы – но где, он уже не видел из-за их малого размера. Следующий шаг – машина аккуратно выдавила в пыли отпечаток каблука. А потом сзади из панциря выдвинулось сопло.
Эллен залепила лицо ладонями и кинулась прочь. Но машина не обратила на нее ровно никакого внимания. Она развернулась к верстаку, приподнялась и выстрелила. Разрывная пуля вылетела из сопла, перелетела через верстак и ударила в наваленную там кучу мусора. И взорвалась. Кругом полетели гвозди и обрывки проволоки.
«Хайми убит», – подумал Бим. Он не мог оторвать глаза от аппарата. А тот сосредоточенно искал плату – он хотел уничтожить нейронный сигнал. Покрутился, подвигал соплом – и выстрелил снова. Стена за верстаком взорвалась и развалилась.
Бим, высоко держа зажигалку, подошел к М. Приемная антенна развернулась к нему, машинка попятилась. Ее облик потек, замерцал – аппарат явно сомневался в том, что делает. После нескольких секунд мучительной борьбы с самой собой М снова стала натягивать на себя облик телевизора. И тут же жалобно, тревожно запищала – ее крохотные мозги разрывались под воздействием конфликтующих стимулов, и бедняга никак не могла принять решение.
Машина явно страдала от ситуативного невроза, попытка совершить две взаимоисключающие вещи уничтожала ее изнутри. Ее страдание казалось вполне человеческим, однако Лерой не мог найти в себе сил для сочувствия. Эта хитроумная штука пыталась одновременно замаскироваться и атаковать, но в ней не страдал живой мозг, просто сбоили реле. А первая выпущенная ею пуля как раз угодила в мозг живого человека. Хайми Розенберг погиб, и он был единственным в своем роде, уникальным организмом. Его нельзя пересобрать заново. Лерой подошел к машине и наступил ей на спину.
Та зашипела, как змея, вывернулась и отъехала. И вдруг выдала: «Экхем, черт побери!» М катилась по полу и рассыпала табачные крошки, из нее веером летели капельки крови и чешуйки голубой краски. Потом машина исчезла в темноте коридора. Бим слышал, как она продвигается вперед, то и дело врезаясь в стены – ни дать ни взять слепое раненое животное. Поколебавшись с мгновение, он пошел за ней.
В коридоре он увидел, что машина медленно описывает круг за кругом, выстраивая вокруг себя стену из мельчайших частиц: обрывков ткани, волосинок, обгоревших спичек и табачных крошек – и скрепляет все это кровью.
– Экхем, черт побери! – снова раздался низкий мужской голос.
И аппарат возобновил свое кружение.
Бим вернулся в мастерскую.
– А где здесь телефон? – спросил он Эллен.
Та уставилась на него непонимающими, пустыми глазами.
– Она тебя не тронет, – сказал он. На Лероя вдруг навалилась страшная усталость. Он чувствовал себя опустошенным. – Ее замкнуло на циклическое действие. Так и будет теперь кружить, пока зарядка не кончится.
– М рехнулась, – проговорила Эллен, и ее передернуло.
– Нет, – ответил Лерой. – Это поведенческая регрессия. Она пытается спрятаться.
Из коридора донесся голос аппарата: «Экхем. Черт побери!» Бим наконец-то нашел телефонный аппарат и набрал номер Эдварда Эккерса.
Процесс изгнания для Пола Тайрола выглядел как полет через сгустки тьмы – а потом невыносимо длинный, выбешивающий пустотой период времени, в течение которого материя хаотически перемещалась вокруг него, сцепляясь то в один узор, то в другой.
Он не очень хорошо помнил, что произошло между моментом, когда Эллен на него напала, и моментом, когда зачитали приговор. Воспоминания отказывались соединяться во внятные образы – прямо как материя вокруг.
Он очнулся в квартире Эллен – во всяком случае, ему так показалось. Да, конечно, там он и очнулся. Еще он запомнил Лероя Бима. Некий трансцендентальный Лерой нависал над ним с угрожающей определенностью, и реальность послушно принимала выбранные им формы. А потом пришел доктор. И Эдвард Эккерс – он тоже явился. Чтобы окончательно разобраться с супругой и сложившейся ситуацией.
Его, перевязанного и еле держащегося на ногах, конвоировали в здание Департамента. И он заметил, как какой-то человек выходит из здания. Крупный объемистый силуэт Дэвида Лантано сложно перепутать с другим. Конкурент направлялся домой – к привычной роскоши огромного особняка, на зеленую лужайку площадью в целый акр.
Увидев его, Тайрол почувствовал укол ужаса. Лантано его даже не заметил – он выглядел полностью погруженным в собственные мысли. Залез в ожидавшую его машину – и уехал.
– У вас есть тысяча долларов, – устало выговаривал Эдвард Эккерс формальные слова, предшествующие изгнанию.
Лицо Эккерса то всплывало, то тонуло в окутывающих Тайрола тенях. Он видит Эккерса последний раз и запомнит его именно таким. Эккерса тоже не ждало ничего хорошего, правда, его судьба будет иной.
– Согласно закону, вы имеете право распоряжаться суммой в одну тысячу долларов, которая должна покрыть неотложные расходы. Кроме того, вам предоставят карманный словарь диалекта соответствующей звездной системы.
Ионизация сама по себе оказалась совершенно безболезненной. Он не запомнил ее, только вокруг все стемнело – а до того просто смутные тени скользили.
– Вы меня ненавидите, – обвиняюще указал он Эккерсу в последнем слове. – Я разрушил вашу карьеру. Но… я метил не в вас. – Он почувствовал, что запутался. – А в Лантано. Я его… а он нет. Как так?..
Но Лантано не имел к этому ровно никакого отношения. Лантано укатил к себе домой и всю дорогу исполнял роль безучастного зрителя. К черту Лантано. К черту Эккерса и Лероя Бима и – увы – миссис Эллен Эккерс.
– Ух ты… – пробормотал Тайрол, когда его плывущее через пространство тело наконец-то сгустилось в физическое. – А ведь нам было хорошо вместе… разве нет, Эллен?
А потом на него обрушилась волна яростного солнечного жара. Настолько неожиданно, что Тайрол споткнулся и упал, безвольно растянувшись на земле. Вокруг не осталось ничего, кроме пляшущего зноя, слепящего, пригибающего голову, требующего безоговорочного подчинения.
Он растянулся посреди желтой глинистой дороги. Справа умирало под отвесными солнечными лучами кукурузное поле. В небе кружила пара здоровенных и очень неприятно выглядящих птиц. Вдалеке протянулась линия пологих холмов: оскаленные пики и глубокие котловины отсюда казались горками пыли. А у их подножия жалко лепились здания, построенные руками человека.
Ну, по крайней мере он надеялся, что их именно люди построили.
Он с трудом поднялся на ноги, и до слуха донесся слабый шум. По раскаленной дороге ехало что-то вроде машины. Тайролу стало страшно, но он осторожно и медленно пошел навстречу агрегату.
За рулем сидел человек – худой, истощенного вида юноша, рябой и чернокожий. Ярко-зеленые волосы пышно курчавились. Парусиновую рубашку украшало множество пятен, комбинезон тоже не отличался чистотой. С нижней губы свисала так и не зажженная сигарета. Машина явно выкатилась из двадцатого века – двигатели внутреннего сгорания использовались именно в это время и остались далеко в прошлом. Авто выглядело непрезентабельно: помятое, побитое, дребезжащее. Машина со скрежетом остановилась, водитель одарил Тайрола весьма циничным взглядом. Из машины лилась разухабистая и ритмичная танцевальная музыка.
– Ты сборщик налогов? – спросил водитель.
– Нет, конечно, – сказал Тайрол – деревенские очень не любят сборщиков налогов.
Но… тут он задумался. Не говорить же, что он – изгнанный с Земли преступник. Его тут же убьют, причем весьма затейливым способом.
– Но я инспектор, – заявил он. – Только из Департамента здравоохранения.
Водитель удовлетворенно кивнул.
– У нас тут злорадский жук активничает. Вы бы, ребята, спрыснули его чем, а? А то ведь урожай за урожаем теряем.
Тайрол радостно залез в машину.
– А солнце-то припекает, я даже не ожидал, – пробормотал он.
– Выговор у тебя странный, – сказал парень, заводя машину. – Ты откуда?
– У меня это… логопедические проблемы с детства, – уклончиво ответил Тайрол. – Далеко до города?
– Где-то с час, – ответил паренек, и машина неспешно тронулась.
Тайрол очень хотел, но не решался спросить, как называется эта планета. Это бы его выдало, без сомнения. Но его снедало желание узнать – наверняка. Его могло выбросить через две звездные системы – или через миллион. Это значило, что до Земли лететь два месяца – или семьдесят лет. Естественно, он хотел вернуться. Понятно, что Тайрол не испытывал никакого желания превратиться в фермера на забытой богом аграрной планете.
– А-фи-генно! – вдруг заметил паренек, тыкая пальцем в радио – оттуда так и лилось что-то джазообразное. – Это Фредди Каламин лабает, с «Креольским оркестром» в аккомпанементе. Офигенная импровизация, правда?
– Ой, я что-то мелодию не узнаю, – пробормотал Тайрол.
Сухо. И жарко. Голова шла кругом. «Где я, черт побери?»
Город оказался городком, притом донельзя жалким. Не дома, а развалюхи, грязные улицы. В пыли копались и поклевывали всякую дрянь какие-то пернатые, напоминающие куриц. Под крыльцом дремала голубоватого оттенка тварь, похожая на собаку. Пол Тайрол вспотел и чувствовал себя очень, очень несчастным. Он вошел в здание автобусного терминала и посмотрел на расписание. Там друг за другом перечислялись какие-то дикие слова – видимо, названия городков. А названия планеты, конечно, не было и в помине.
– А сколько стоит билет до ближайшего порта? – спросил он развалившегося в кресле кассира.
Тот глубоко задумался:
– Ну… а что за порт нужен-то? Куда собрались ехать?
– Как куда. В Центр, – твердо выговорил Тайрол.
«Центром» стабильно называли Солнечную систему на других планетах.
Кассир безучастно покачал головой:
– Нет, межсистемного космопорта тут поблизости нет.
Вот так вот. Похоже, он находился вдалеке от транспортных узлов.
– Ну, – пробормотал он, – тогда скажите, сколько до ближайшего межпланетника.
Кассир долго листал каталог.
– А вы на планету какой системы желаете попасть?
– На такую планету, на которой есть межсистемный космопорт, – бесконечно терпеливо ответил Тайрол.
Он улетит отсюда. Чего бы это ни стоило.
– Тогда вам нужен билет до Венеры.
Вот это да! Тайрол подумал и сказал:
– Тогда это система…
А потом запнулся и понял, что жестоко ошибся. Ну что за местечковое обыкновение называть планетки в честь изначальных девяти… Эту тоже наверняка назвали Марсом. Или Юпитером. Или даже Землей – в зависимости от орбиты.
– Отлично, – пробормотал Тайрол. – Билет в один конец. До… Венеры.
Венера, или как там ее, оказалась мелкой планеткой размером чуть больше астероида.
Над ней висело бледное, металлизированное облако. Местное солнце полностью скрывали блескучие тучи. На планете добывали и плавили руду. Все. Пустыня, в пустыне стоят убогие бараки. Над ними дул беспощадный ветер, ветер гнал мусор и отбросы.
Но межсистемный космопорт там был: пустое поле, соединяющее планету с ближайшей звездой. И в конечном счете с остальной вселенной. В данный момент там как раз загружался рудой гигантских размеров транспортник.
Тайрол вошел в кассу. Разложив перед собой купюры – жалкие остатки прежнего запаса, – он сказал:
– Мне нужен билет в один конец до Центра. Как далеко я могу улететь?
Клерк задумался.
– Каким классом вы хотели бы лететь?
– Мне все равно, – ответил он, промакивая лоб.
– Скорость перемещения?
– Тоже не интересует.
Клерк ответил:
– На эти деньги вы сможете купить билет до Бетельгейзе.
– Отлично, – пробормотал Тайрол.
А потом подумал: а не переплатил ли? С другой стороны, с планеты системы Бетельгейзе он бы смог связаться с представителями своего синдиката. В конце концов, Бетельгейзе – это уже обитаемый мир, а не его задворки. Правда, деньги подходят к концу. И, несмотря на адскую жару, он почувствовал, как по спине пробежал холодок.
Планета, на которой находился межсистемный космопорт, называлась Плантегенет III. Оттуда то и дело вылетали транспортники, набитые желающими заселить дикие необитаемые планеты. Корабль сел, и Тайрол тут же направился к стоянке такси.
– Отвезите меня в офис «Тайрол Интерпрайзис», – приказал он.
Только бы здесь было представительство, только бы… Но нет, обязательно должно быть, правда, название могли поменять. Он уже много лет назад потерял счет множащимся филиалам огромной корпорации.
– «Тайрол Интерпрайзис», – задумчиво повторил таксист. – Хм, а нет таких, мистер.
В холодном ужасе Тайрол спросил:
– А кто работорговлей-то в округе занимается?
Таксист сурово оглядел его. Он походил на черепаху: сухонький, очкастый, с умненькими глазками.
– Ну, – наконец сообщил он, – мне как-то говорили, что есть возможность вылететь с планеты без надлежащих бумаг. Есть тут один… перевозчик… как его…
Тут он красноречиво замолк. Весь дрожа, Тайрол передал ему последнюю оставшуююся банкноту.
– Вспомнил! Называется «Ваш надежный партнер»! – обрадовался таксист.
«Партнер» принадлежал Лантано. Цепенея от страха, Тайрол выдавил:
– И все?
Таксист важно кивнул в ответ – да, мол.
Ошалевший Тайрол вылез из такси. Вокруг все плыло, ему пришлось присесть, чтобы перевести дыхание. Сердце бешено колотилось. Он пытался дышать ровно, но каждый вздох застревал в горле. Синяк за ухом – подарок от Эллен Эккерс – начал саднить. А ведь это правда. Просто он только что понял, что ему не врали. Он не вернется обратно на Землю. Он на всю оставшуюся жизнь застрянет в этом аграрном отсталом мирке, отрезанный от собственной корпорации. И вообще от всего, что создавал своими руками в течение долгих лет.
И тут же осознал – а дыхание все не восстанавливалось, – что «вся оставшаяся жизнь» вряд ли продлится долго.
И он подумал о Хайми Розенберге.
– Ты меня предал, – отчаянно закашлялся он. – Предал меня. Слышишь, сволочь? Это из-за тебя я здесь оказался. Ты, ты во всем виноват. Зря я тебя на работу взял, ох зря.
И тут же его мысли обратились к Эллен.
– И ты, – заперхал он, с трудом переводя дыхание, – и ты, Эллен.
Он сидел на скамейке, кашлял, шумно дышал и думал о людях, которые его предали. Их уже набралось несколько сотен.
Гостиную в особняке Дэвида Лантано обставили с исключительным вкусом. Бесценные тарелки фарфора девятнадцатого века («Голубая ива», между прочим), выставленные на полочках кованого металла, украшали стены. За антикварным желтым столом из пластика и хрома сидел сам Лантано и с аппетитом поедал ужин. Продукты и блюда изумили Бима даже больше, чем обстановка дома.
Лантано пребывал в хорошем настроении и ел с аппетитом. За ворот он заткнул полотняную салфетку, и кофе капал прямо на нее, пятная белизну. Лантано довольно отдувался и сыто икал. Его выпустили из тюрьмы после непродолжительного заточения, и теперь бедняга гурманствовал, дабы компенсировать жуткие переживания.
Ему уже доложили – сначала собственные служащие, а теперь и Бим, – что Тайрола выбросило далеко за точкой невозврата. Тайрол никогда не вернется – и за это Лантано был искренне благодарен. Он хотел щедро одарить Бима – ну, к примеру, угостить чем-нибудь со стола.
Тот очень мрачно заметил:
– Симпатично у вас тут.
– Хочешь, такой же дом тебе построю? – радостно предложил Лантано.
На стене висел забранный в рамку лист старинной газеты – конечно, защищенный наполненным гелием стеклом. То была первая публикация стихотворения Огдена Нэша – коллекционный экземпляр, заслуживающий места в музее. Бим смотрел на недосягаемое сокровище и испытывал смешанные чувства тоски по несбыточному и отвращения.
– Да, – проговорил он. – Почему бы нет.
А что? Такой особняк. Эллен Эккерс. Ну и работа в Департаменте. Или все сразу. Почему бы и нет? Эдвард Эккерс ушел на пенсию. Дал жене – наконец-то – развод. Лантано ничего более не угрожало. Тайрола изгнали. И Бим подумал: а что, в самом деле, ему нужно?
– Давай, не стесняйся. Проси чего хошь! – сонно пробурчал Лантано.
– Тайрол бы желал оказаться на моем месте, правда?
Лантано хихикнул и зевнул.
– Интересно, а он был женат? – проговорил Бим. – Дети у него были, а?
На самом деле он думал о Хайми.
Лантано потянулся через стол к вазе с фруктами. Выбрал персик и осторожно обтер его о рукав халата.
– Попробуй. Это персик, ага.
– Нет уж, спасибо, – сердито отозвался Бим.
Лантано оглядел фрукт, но есть не стал. На самом деле персик был сделан из воска. Как и остальные фрукты в вазе. На самом-то деле он вовсе не мог похвастаться гигантским состоянием, и большая часть предметов роскоши в гостиной были подделками. Каждый раз, предлагая фрукт гостю, он рисковал – но знал, на что идет. Положив персик в вазу, он откинулся обратно в кресле и отхлебнул кофе.