Текст книги "Страж неприступных гор"

Автор книги: Феликс Крес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)

В комнате спал кот. Проснувшись, он пошел прочь, не ожидая, пока его прогонят – и это тоже было обычным делом. Четвероногие разумные не до конца понимали идею постоянного жилья. Они уважали собственность, которую не могли украсть, так что обычно не ночевали под кроватью в чужом доме, но, не считая этого, бродили где им нравилось, и с этим ничего нельзя было поделать. Комната стояла пустая, и кот в ней выспался. Он ничего не испортил, ничем не воспользовался. Кто-то снял комнату – и он ушел. Возможно, всего лишь в соседнюю, если та тоже стояла пустая, а если нет, то наверняка на чердак. В хорошую погоду он, скорее всего, грелся бы на крыше, а может, бродил бы по улицам, ожидая поручения за плату. Коты охотно брались за разовую работу, а в больших городах не было гонцов лучше их.

Один из моряков Китара посмотрел вслед ленивому бурому зверю, почти легендарному существу – ибо в Морской провинции котов не было вообще, а по дороге в Роллайну их тоже почти не встречали. Однако Китар неплохо помнил котов со времен детства и юности, и теперь ему кое-что пришло в голову. Едва войдя в комнату, он тут же вышел обратно и крикнул по-армектански:

– Есть поручение!

Так предлагали работу. Можно было орать даже на улице – все так делали, и никто этому не удивлялся.

Кот услышал и вернулся. Он знал несколько слов на кинене («поручение» понимал наверняка), но действительно лишь несколько, к тому же понимание затруднял неразборчивый голос. Китар позвал Сайла и объяснил ему, о чем речь. Сайл подумал (он тоже немного знал котов) и на своем чистом дартанском коротко изложил суть дела. Кот ответил:

– Нет.

Второму помощнику Риди пришлось иметь дело со знаменитой кошачьей краткостью.

– Нельзя тайно доставить известие во дворец, или ты за это не возьмешься? – уточнил он, пытаясь понять, к чему относится ответ.

– Нет и нет, – ответил кот.

– А… почему?

Кот не услышал, даже ухом не повел. Так порой бывало. Представители второго разумного вида не умели лгать и защищались от человеческого любопытства столь же успешным, сколь и раздражающим образом: многих вопросов они попросту не слышали. И невозможно было понять, то ли кот молчит, потому что ему есть что скрывать, то ли, может быть, тема его не интересует, и, наконец, может быть, он просто так пошутил, забавляясь игнорированием вопросов, а собеседник ему просто не нравится. Кот мог не услышать даже вопросов о погоде.

– Нельзя передать известие во дворец, – сказал по-гаррийски Сайл Китару.

– Заплатите хозяину, – сказал кот и ушел.

Это тоже было обычным делом. Человек шел к указанному торговцу или трактирщику, а впрочем, к кому угодно, клал перед ним монету и говорил: «Придет кот, которому я столько-то должен». Иногда котов обманывали, но редко. Подобное не имело смысла – речь обычно шла о крайне мелких суммах, а коты были мстительны, терпеливы и никогда ничего не забывали. Даже годы спустя они могли узнать должника, обокрасть его, навредить ему, высмеять. Или даже искалечить, а то и убить.

Сосуществование двух видов обычно складывалось вполне гладко. Коты даже не думали о том, чтобы внести в мир людей какие-то изменения. Им вообще этого не хотелось. Они жили рядом, отвергая почти все, составлявшее цель и смысл человеческой жизни, зато принимали то немногое, что считали интересным или полезным. В Роллайне, которая котам не слишком нравилась, хотя они и считали ее приемлемым для себя городом, их жило около трех сотен – на двести тысяч населения.

Они являлись небольшим дополнением к миру людей, только и всего. Почти диковинкой, вроде карликов или пожирателей огня. Такое… нечто. Странное. Терпимое. Безвредное. А порой даже полезное. Собственно, их любили и уважали. Со всеми своими странностями они казались более надежными и предсказуемыми, чем люди.

Больше всего их ценили в армии как незаменимых разведчиков. В имперских легионах каждому коту, который поступал на службу, сразу давали жалованье десятника.

– Если кот говорит, что нельзя тайно войти во дворец, значит, нельзя, – сказал Китар, вытягиваясь на одной из кроватей. – Тут потребовалась бы летучая мышь.

Тут же встав, он стащил мокрую куртку, штаны, снял сапоги и, оставшись в одной рубашке, снова вытянулся на кровати. Он даже не стал делать вид, что немного отдохнет и уступит место другому. Капитану кровать полагалась по праву. У подчиненных была вторая, так что он поделился с ними вполне справедливо, пополам.

– Они там все так охраняют?

– Там, кажется, живет королева, – заметил Китар.

Сайл уже думал о чем-то другом.

– Он не донесет? Этот кот? Что кто-то его просил о чем-то подобном?

– А какое ему дело? Первый раз кота видел, что ли? Ну, разве что он шпион королевы.

– Может, и так. Говорят, будто у королевы есть кошка. Придворная воровка.

– Может, у нее и есть кошка, и уж наверняка есть множество людей… Кот или человек – любой может быть шпионом королевы, братец. Мне что, никого ни о чем не спрашивать? У меня на это нет времени, – заявил Китар. – Сколько уже прошло с тех пор, как ты видел Раладана? У него неприятности? Как он тебе сказал? «Пусть Китар думает, пока что-нибудь не придумает». Ну так теперь слушай: ничего я не придумал. Я рассчитывал, что все-таки кто-то будет здесь ждать. Может, сам Раладан. А если нет, то известие от него.

Пришли промокшие матросы с мешками. Китар велел распаковать еду.

– Не знаю, что делать, – сказал он Сайлу, и, похоже, на самом деле не знал, поскольку, по военному обычаю, редко признавался перед подчиненными в каких-либо сомнениях. – Подумаю и тогда скажу. А пока что разрешаю думать каждому. Короче говоря, военный совет, – объявил он.

Советоваться предстояло, собственно, только ему и Сайлу. Матросы не знали, о чем речь, да и не хотели знать. Раладан чего-то хотел от капитана, а капитан согласился. И все. Так что они ждали, пока капитан им скажет: ехать туда-то, ждать там-то, убить того-то, украсть это, купить то. О чем тут думать?

Один успел уже заснуть на кровати, другой устраивался на полу. Третий ел, уставившись в стену. Сайл задумчиво покачивался на табурете. Когда поблизости не было Риди, к нему возвращались смелость и разум. Капитан действительно был рад, что послушался невесту и взял его с собой.

Все-таки он – офицер на корабле. Не пустое место.

Они советовались довольно долго, но в полном молчании.

– Вряд ли он тебе говорил, сколько платит? – спросил наконец капитан «Колыбели». – Я знаю, что он не скуп, и наверняка свое получу. Но, может быть, если бы я знал, сколько получу на самом деле, я начал бы быстрее думать?

Сайл пожал плечами.

– Не говорил. Я тебе дал это… ну… – Он показал на серебряное кольцо.

Китар возмутился.

– Этим я могу воспользоваться, чтобы спасти его задницу. Придется как-то отчитаться. Я спрашиваю, сколько я и мои парни получим на руки. Ибо с тобой рассчитается твоя капитанша.

– Это точно, – проговорил Сайл, после чего словно уменьшился, увял и ушел в себя. – Рассчитается со мной, да уж…

– Что она с вами делает? – поинтересовался Китар. – Кроме того, что иногда бьет по башке?

– Ничего.

– Тогда почему вы так ее боитесь?

Сайл задумчиво посмотрел на него.

– А что ты о ней вообще знаешь? – спросил он, и Китар слегка посерьезнел, поскольку Сайл был человеком в самом деле неглупым, и стоило слушать, что он говорит.

«Что ты о ней знаешь…» О том же самом его какое-то время назад спрашивал Раладан.

– Вызываешь меня на откровенность, братец?

Сайл снова пожал плечами.

– Это ты спрашиваешь. Я тебе только отвечаю.

– Вопросом на вопрос?

– Да. Не говори со мной о моем капитане, а я не буду говорить о твоей невесте. Пойдет? – спокойно спросил он, и Китар слегка удивился, поскольку Сайл казался ему в самом деле неглупым, но при этом… как бы не от мира сего. Тем временем он ясно давал понять, что знает свое место в строю, но и другим тоже может его показать.

Матросы спали.

– Ладно, братец, – сказал Китар и сел на кровати. – Мы проехали вместе немало миль… Пусть будет так. Расскажи мне о моей невесте что-нибудь, что не выдаст никакой тайны, но может мне пригодиться. И ей тоже. Есть мысли?

– Женись на ней.

Китар ждал.

– И?

– Просто женись на ней, и все.

Из мужского разговора ничего не вышло.

Ну и ладно. Китар пожалел, что вообще его начал. Никого не должно волновать, что они планируют вместе с Ридаретой. Так же как его не волновало, что на этот счет думает кто-то третий.

Строители королевского дворца, хоть и испортили почти все, что можно, одновременно обо всем подумали. Раладан очень быстро в том убедился, поскольку, как особый гость, получил особую комнату. На последнем этаже восточной башни, по обеим сторонам и в самом конце коридора, виднелись три двери, которые отличались от других тем, что были весьма прочными и солидными.

За дверями этими, однако, находились настоящие, очень удобные комнаты – никто не собирался держать там обычных узников. Для этого существовала приземистая крепость, возведенная недалеко за предместьем Четырех всадников; впрочем, и там, как говорили, не все камеры были одинаковыми. Раладан расположился в комнатах, которые когда-то – о чем он не знал – в течение нескольких дней служили жилищем князю-представителю императора в Роллайне, когда, «приглашенный» новой правительницей, он гостил у нее при дворе. Решетки на окнах имели толщину мужской руки, стены выглядели специально укрепленными, двери закрывались только снаружи – но во всем остальном это были настоящие комнаты, намного удобнее тех, в которых он жил в своей крепости. Он сразу же привык к невольнице, которая, правда, была не столь дорогой, как его собственные «жемчужинки», но для услуг годилась прекрасно. Прожив во дворце около двух недель, Раладан уже знал наизусть вид из окон и подготовил три варианта побега, среди которых ни один нельзя было воспринимать всерьез. Агарскому князю уже доводилось бежать из тюрем, но сейчас у него не было двумя этажами ниже всей его команды, как в Лонде два года назад; двери охраняли не какие-то недотепы, но отборные солдаты, а порт в Роллайне не могла поджечь команда ни одного корабля – ибо порта, увы, не было, самое большее мостки на небольшой речке, название которой он не сумел запомнить (она выглядела несудоходной, а значит, бесполезной). Раладан долго думал, но не придумал даже того, что следует сделать Китару, когда тот узнает о проблемах будущего тестя. Он надеялся, что капитан «Колыбели» посмотрит на дворцовые крылья-башни, отдохнет и поест с дороги, после чего отправится в новое путешествие, на этот раз уже прямо на Агары. Он не мог найти там посланников (раз Готах был здесь, значит, на Агарах его не было), но, по крайней мере, удалялся от Роллайны, где мог самое большее накликать на себя беду. Не так это все должно было выглядеть.

Сразу же напрашивался вопрос – а как, собственно?

Если бы только Китару удалось удержать Ридарету вдали от дартанской столицы… Всю свою изобретательность ему следовало направить именно на это. Раладан ни о чем больше не мечтал, и вместе с тем его не оставляла мрачная уверенность, что все это может удаваться лишь какое-то время. Рано или поздно Ридарета должна была узнать правду… и он боялся даже думать о том, что она тогда сделает. Способов предотвратить катастрофу он видел только два. Во-первых, повеситься на простыне – не будучи нисколько уверенным в том, что Ридарета узнает о его самоубийстве и тем самым о том, что спешить на помощь уже некому. Во-вторых, попросить королеву еще об одном разговоре и сказать: «Хорошо, ваше высочество. Я сделаю так, что княжна появится здесь, веря твоему слову, что ты не причинишь ей вреда». Подобное решение созревало у него уже давно, поскольку казалось ясным, что оно намного лучше, чем ожидание плодов, которые может принести самостоятельное путешествие Риди в Роллайну.

Решение все созревало и созревало – пока не созрело мгновенно.

Проснувшись посреди ночи, он не мог узнать женщину, которую провела в его спальню служанка. Он не узнал бы ее и при свете дня – они никогда прежде не виделись. Она смотрела на него с нескрываемым любопытством; он тоже, хотя это было любопытство несколько иного рода, ибо пухленькая блондинка с самым симпатичным лицом из всех, которые он видел в своей жизни, стояла перед ним почти голая. Домашние платья невольниц высокого ранга были выполнены весьма тщательно, но столь тонкого белого шелка он не видел еще никогда – несмотря на богатую вышивку, сквозь него просвечивало все, даже мельчайшие подробности искусных татуировок на бедрах и животе вошедшей. Несмотря на полноту, у нее были столь длинные ноги, что она не выглядела неуклюжей. Неужели она прошла в этой одежде (ибо в том, что на этих ногах, он не сомневался) по всем дворцовым коридорам? Даже посреди ночи это был, мягко говоря, весьма смелый поступок; каким чудом ее не изнасиловали по очереди все стоящие вдоль стен дворцовые стражники?

Он тут же получил ответ.

– Ваше высочество, – сказала она на очень хорошем гаррийском, жестом веля служанке зажечь побольше свечей, – я первая Жемчужина Дома королевы и пришла по ее поручению.

Все сразу же выяснилось. Прекрасную невольницу не изнасиловали потому, что по вопросам, касавшимся этого дома, она могла сказать столько же, сколько и ее госпожа. А может, даже и больше… Ведь это не королева Эзена заправляла прислугой и домочадцами. Именно для этого у нее имелась первая Жемчужина, у той же для помощи другие Жемчужины.

Анесса, со своей стороны, смотрела на мужчину, о котором королева не могла говорить без мимолетного блеска в разноцветных глазах. Действительно, что-то в нем такое было, но подобное «что-то» она видала у многих воинов. Во всяком случае, у людей, способных на поступок. Что же в нем такого необычного? Оценки подобного рода, касавшиеся мужчин, Анесса проводила в уме, даже не прерывая разговора. Не враждебно настроенный человек, способный на поступок, однако не вассал ее госпожи; тот, кто от королевы Дартана ничего не хотел и даже ни в чем не нуждался. Мало того – может, и самозваный, но все же фактический правитель, кто-то… на своем месте. Не простой человек. По другую сторону этого уравнения стоял блеск в глазах сильной женщины, которая с подобными мужчинами почти никогда не сталкивалась. Да и откуда ей было их взять?

Пользуясь случаем, Эзена была бы готова явиться сюда лично и охотнее всего в такой же одежде… Или хотя бы непричесанной. Ночью, у пленника. Жемчужина об этом знала и потому с невозмутимым спокойствием подставила себя под удар, не позволив, однако, королеве совершить глупость. Она готова была решить дело и разбудить королеву лишь затем, чтобы та утвердила уже принятое решение. Ну и конечно, подвергла свою Жемчужину заслуженному наказанию. За… например, за своеволие.

– Ваше высочество, в гостинице под названием «Врата сокровищницы» прошлым вечером остановились пятеро путешественников. Это моряки. Если тебя что-то с ними связывает, скажи. Я должна принять соответствующее решение.

Лицо ее выглядело одновременно девичьим и чувственным. На вид ей был двадцать один год, но на самом деле наверняка больше. Сколько? Изящные губы, казалось, предлагали поцелуй даже тогда, когда она говорила: «Сейчас тебе отрубят голову, господин». Раладан не мог прийти в себя. В отличие от Китара он никогда не был бабником, но сейчас его посреди ночи будила обнаженная сказочная красавица, которая словно пополнела исключительно затем, чтобы с ней вообще можно было разговаривать. Будь и фигура у нее такой же, как лицо, на нее можно было бы лишь смотреть. Может, еще толкнуть на ковер и опрокинуть на спину – но разговаривать?

– Разве в Роллайну никогда не приезжают моряки? – спросил он.

– Каждый день. Это крупный город. Но в нем самое большее несколько десятков заведений, предоставляющих ночлег путникам… Некоторые из них выглядят подозрительно, другие нет.

– Королева приказала наблюдать за несколькими десятками гостиниц?

Жемчужина вздохнула.

– Ваше высочество, давай договоримся. Мы быстро решим наш вопрос, я побегу с ответом к королеве, а потом сразу вернусь и будем болтать до самого утра. Зачем мне это? – Она слегка коснулась белого шелка. – Вернусь и сразу сниму, поскольку никуда мне идти больше не надо. А теперь поговорим. Я не королева Эзена, мое время мне не принадлежит, и я не могу его тратить без причины. А ты, господин, ведь не дурак, так отнесись ко мне как следует, хоть ненадолго.

В Ахелии обескураживающий взгляд гордой Кесы не позволял забыть, что его собеседница – Жемчужина или была ею. В присутствии сладострастной блондинки Анессы об этом, напротив, трудно было помнить. Однако за взглядом голубых глаз скрывался ум, достойный сертификата, выдававшегося самым дорогим невольницам Шерера. Она получила его не только за красоту, даже напротив – красота была лишь дополнением.

Она увидела, что на него подействовало.

– Если королева захочет, чтобы для нее следили за всеми заведениями в Роллайне или даже во всем Дартане, то так оно и будет. Пятеро всадников, очень уставших. Моряки. Случайно они оказались в той гостинице, в которой какое-то время назад видели кого-то похожего на ваше высочество. Хозяин запомнил тебя, господин, поскольку люди, говорящие по-гаррийски, бывают у него реже всего. Что будем делать с этими моряками, ваше высочество? Будем за ними наблюдать? Убьем? Возьмем в плен? Подскажи.

Раладан кивнул, ибо решение созрело и следовало срывать плод прежде, чем он упадет.

Он все еще полусидел, полулежал в постели, опираясь на локоть. Свободной рукой он поскреб шершавую щеку.

– Задержать всех, не причиняя вреда. Я ничем помочь не смогу, – пояснил он. – Нет никакого пароля, ничего такого, а что бы я ни велел им повторить, то они все равно не поверят, я ведь мог проговориться под пытками.

Прекрасная Жемчужина наморщила нос с таким отвращением, что он едва не улыбнулся. Ее верхняя губа приподнялась, слегка обнажив зубы.

– Пытки… Ладно. И что дальше, ваше высочество?

– Их главного привести ко мне. Все.

– Что ты ему скажешь? Если это твой человек, конечно.

– Еще не знаю, Жемчужина. Я хочу, чтобы он доставил к королеве мою дочь, или… Это не так просто, – объяснил он. – Я даже не знаю, где она, а любая небрежность может стать причиной кровавой бойни. Ведь мы этого не хотим?

– О нет.

– В таком случае, лишь когда я узнаю, где княжна Ридарета, кто ее сопровождает и так далее… Только тогда я смогу представить какой-то план. Пока что задержите их. А королеве скажи, что я поверил ее слову.

– Отчасти по необходимости?

– Да, но скорее по уму.

– Верю, – согласилась она и улыбнулась. – Ладно. Иду.

На мгновение остановившись в дверях, она обернулась через плечо.

– Мне вернуться? Поболтать? Могу сдержать свое слово.

Он не стал долго раздумывать.

– Я пока не засыпаю, Жемчужина. Если хочешь, то возвращайся.

Она задумчиво переступила с ноги на ногу.

– Если только королева мне что-нибудь не поручит. Но скорее всего, не поручит… Ну и влетит же мне! – сказала она, прижимая руку к сильно бьющемуся сердцу. – Если только королева узнает… Она меня когда-нибудь убьет, говорю тебе. И может быть, даже завтра…

Похоже, ее пробрала дрожь. Дрогнули ноздри, она слегка прикусила губу, чуть дальше повернула голову и еще раз бросила взгляд на кровать, после чего, покачивая объемистыми, но отнюдь не отвисшими ягодицами – на каждой была ямочка наверху, – вышла из комнаты и громко крикнула, зовя служанку. Застучали высокие котурны там, где заканчивался ковер. Вскоре загремела массивная дверь в коридор.

11

У Ридареты хватило ума не бросать якорь в том же самом месте, куда она довезла Раладана. Там можно было спустить на воду шлюпку и переправить на берег двух человек, но стоять на якоре почти в самом устье Меревы, по обеим сторонам которой расположились многолюдные деревни? Она поискала место получше и нашла, даже недалеко. Дикий лес тянулся вдоль берега моря на протяжении нескольких миль и, вероятно, также простирался в глубь суши. Нигде не было видно дыма селений – никаких следов человеческого присутствия.

Они проверили дно. Мевев посчитал уровень отлива, который должен был наступить вскоре после полнолуния. Они встали на якорь недалеко от берега, благодаря чему слились с фоном.

Здравомыслия Прекрасной Риди ни на что больше уже не хватило. Правда, она еще отправила в условленное место двух человек, которые должны были сидеть там, не бросаясь в глаза, высматривать посланца от Китара или Раладана (может, и их самих?) и ждать, пока их сменят товарищи, что должно было происходить каждые два дня.

Команды стоявших на якоре парусников скучали, покачиваясь на воде. Для того, чтобы плавать на месте, не требовался корабль, хватило бы большого плота. Сперва под Нин Айе, теперь здесь… Через несколько дней после прибытия на место удивленные подчиненные Китара узнали, что братья-моряки с «Гнилого трупа» просят их одолжить шлюпку, обещая вернуть быстро и в целости, а заодно добавить бочонок.

Чтобы перевезти на берег сотню парней, да еще и с грузом, требовалось три шлюпки.

Командовавший «Колыбелью» офицер шлюпку одолжил, но проследил, чтобы вечером она вернулась на место. Тюлениха Риди командовала эскадрой, что, однако, не означало, будто она может отдать ему любой приказ. К счастью, она ничего не приказала, лишь любезно пригласила его ребят присоединиться к ее команде на берегу.

Он отказался. Очень вежливо.

Все-таки она была девушкой капитана.

На берегу строили городок.

Моряки с «Гнилого трупа» отыскали ручеек и прекрасную поляну в ста, самое большее двухстах шагах от берега – с нее было видно просвечивавшее среди деревьев море. Они рубили деревья, строили шалаши, два самых больших из которых сразу же назвали тавернами. Там поставили сиденья из кусков стволов, нагромоздили опутанные цепью бочонки – чтобы никому ночью не пришло в голову откатить один куда-нибудь в заросли, – назначили разливающих, которых приходилось периодически менять, ибо этот важный пост переставал иметь смысл, когда разливающий не мог устоять на ногах, а тем более наполнять кружки; вместо этого ему хотелось блевать в бочку. Обрадованные корабельные шлюхи оделись в старые поношенные платья, полученные от капитанши, – вполне подходящие для работы в только что открывшихся прекрасных тавернах. Однако они сильно пострадали во время трех драк, устроенных новыми владелицами – каждой хотелось иметь самое красивое, вследствие чего она не получила никакого, ибо от драгоценных тканей остались лишь тряпки, годные разве что на затыкание щелей в корпусе. Ну и ладно, по крайней мере, все по справедливости. Лагерь с каждым днем становился все красивее. Ранним утром на второй день выкопали специальные ямы, над которыми каждый мог присесть на жерди – без чего было не обойтись, так как по лесу уже невозможно стало ходить. В русло ручейка вкопали пустую бочку, которая быстро заполнилась водой. К колышку радостно, но весьма заботливо прибили кусок доски, на котором во всех деталях изобразили процесс мочеиспускания и отрезающий соответствующий орган нож; предупреждение поставили возле ручейка. Жизнь в глуши понравилась всем – она слишком отличалась от прежней. Корабль, порт, таверны, городской рынок, закоулки с девушками – подобный пятиугольник обозначал ежедневную жизнь моряка. Месяц за месяцем, год за годом. Многие из парней с «Гнилого трупа» впервые прожили несколько дней в диком лесу. И это было прекрасно.

Мевев поговорил с Неллсом. Они поделили вояк из Гарды на три сменяющиеся группы, одна из которых всегда стояла на постах в лесу, вторая следила за порядком в лагере, а третья пила вместе со всеми, ибо другой возможности не было. Бунт Гарды грозил непредсказуемыми последствиями; корабельные гвардейцы могли пропустить один день пьянки на борту, но не глотать слюну пять дней, а может, даже и неделю. Приходилось позволять им расслабиться, хотя бы иногда.

Это были последние разумные распоряжения, отданные в лагере. Забаве предстояло продолжаться самое большее несколько дней, но утром четвертого дня стало ясно, что она будет длиться до тех пор, пока не закончится водка. Мевев, сидевший на «Трупе» с небольшой частью команды, узнал об этом, когда ненадолго заглянул в лагерь. У него нашлось дело к капитанше: набедокурил один из матросов, сбежав вплавь ночью на берег. Виновника Мевев нашел, но наказание назначил ему сам, поскольку капитаншу увидел в весьма неприглядном состоянии. Она уже не развлекалась, а просто не могла или не хотела остановиться.

Везунчик Мевев Тихий оказался среди полутора сотен не трезвеющих детин, которых он, может быть, и мог вежливо и весело попросить, чтобы они испражнялись в ямы, а не под себя, но на этом его власть заканчивалась. Команда его слушалась и уважала, но не тогда, когда он действовал в присутствии, но вопреки воле капитанши. Когда-то он мог, не считаясь ни с чем, разбить последний бочонок водки, однако это была именно последняя бочка, и на него смотрела трезвая команда, обеспокоенная судьбой корабля, который шел в какое-то мерзкое место, везя туда матросские задницы. Теперь даже Неллс со своей Гардой – тоже уже довольно распоясавшейся – мог самое большее разнять две схватившиеся за ножи компании, но и только. Если бы он решил забить наглухо все бочки с водкой, дело закончилось бы резней. Гарда наверняка порубила бы большинство разъяренных пьяниц, но после окончания боя на берегу остались бы в лучшем случае Мевев, Неллс… и неизвестно кто еще. Ясно было, что команда не перестанет пить, пока бочки полностью не высохнут. Особенно если учесть, что матросов поддерживали авторитет и значение весьма важной особы. Капитанши.

Мевев как можно деликатнее разбудил ее, воззвал к разуму, спрашивал и отвечал. Она кивала, все понимала, во многом признала его правоту, после чего пошла напиться, чтобы еще раз тщательно обдумать все, что он сказал. Он хотел ее удержать, но всерьез получил по морде. В качестве предупреждения. Она могла тут же добавить и ножом.

В конце концов, он немного уже ее знал. Ему было позволено многое, но, увы, не всегда.

Тихий вернулся на корабль, потом снова на берег. Он пытался что-то придумать, а шанс у него был, поскольку не все еще развалилось. Гарда до сих пор несла службу, мало того, с пьяным усердием соблюдались вахты, поскольку все было согласовано с самого начала и крутилось по инерции. Каждый вечер дисциплинированная группа напившихся про запас моряков забиралась в шлюпку и беспомощно вспенивала воду веслами, чтобы сменить нескольких товарищей на «Трупе», что им в конце концов удавалось. Мевев подумал было, что пьяные не заметят, и хотел послать на берег меньше матросов, чем только что вернулось. Затея закончилась ничем – они посчитали друг друга и разозлились. В подобных делах шуткам было не место, каждый заслужил такой же забавы, пили либо все, либо никто! Только одна капитанша могла бы что-то изменить.

Ну да, как же.

Первый помощник Слепой Риди тянул целых два дня, прежде чем с тяжелым сердцем и сконфуженной физиономией отправился на «Колыбель». Однако его коллега на втором корабле эскадры уже кое-что знал о происходящем на берегу. По-отцовски снисходительный и вместе с тем по-солдатски суровый, он позволял своим морякам участвовать в попойке на поляне. Он отправлял их туда в награду – этого еще нужно было заслужить – группами по трое, и каждую группу на один день. «Только один, понятно? Один!» Так что команда присутствовала на корабле почти в полном составе, а если бы случилось что-нибудь дурное, то он как-нибудь уж примирился бы с потерей трех бедняг на берегу. Мевев сверкнул глазами, искренне признал, что дело хреново, после чего попросил заместителя Китара принять командование эскадрой.

«У тебя хороший корабль, полная команда, и ты сидишь на борту, – сказал он, качая головой и поглядывая на море. – У меня под началом даже не пятнадцать человек. На борту – что я есть, что меня нет. Если что – делай как считаешь нужным. Моим скажу, что они должны подчиняться твоим приказам. И сигналам. Даже если меня не будет».

Из этого следовало, что если бы – предположим – потребовалось срочно сниматься с якоря, то «Труп» послушно ляжет на курс следом за каравеллой, оставив на берегу бесчувственную капитаншу в окружении бесчувственной команды. Все равно лучше, чем пойти на дно от рук какой-нибудь заблудившейся эскадры королевских или имперских. «Колыбель» не могла защитить «Гнилой труп» с остатками команды на борту. А молниеносно перевезти на шлюпках на корабль сто сорок пьяных возможно только в сказке. Значительно умнее было отвлечь врага от беззащитных товарищей на берегу.

К счастью, пока подобных проблем не предвиделось. Умная Риди выбрала действительно хорошее место: в мелкой, но обширной дуге, которую описывало дартанское побережье (ее трудно было назвать бухтой), на фоне леса, два парусника с голыми мачтами оставались невидимыми. Они ежедневно замечали какой-нибудь корабль прибрежного флота, шедший из одного небольшого дартанского порта в другой, но корабли эти двигались по прямой и были достаточно далеко, чтобы обнаружить «Колыбель» и «Труп». По крайней мере, на это надеялись их командиры, основываясь на собственном моряцком опыте.

Каждый день рано утром Мевев оставлял корабль и приказывал везти себя на берег, надеясь, что в борделе под открытым небом что-то наконец изменилось. Запас выпивки оставался еще солидный, но потребляли его все более неравномерно, и трудно было посчитать точно. Несколько дней дождей, увенчавшиеся короткой летней грозой (корабли не пострадали, надежно держась за дно), слегка подпортили веселье, но отнюдь его не прервали. Именно тогда водка начала убывать несколько быстрее. Было холоднее – значит, каждый мог выпить больше, прежде чем его развезет. Было сыро – каждый хотел уберечься от простуды. Гроза прошла, снова пригрело солнце. Шел пар от лесной подстилки, мха, шишек, иголок, размытой дождем блевотины и куч в кустах. Мухи не жужжали, а гудели. После дождя появилось много комаров.

От комаров, как известно, лучшее средство – водка.

Риди могла пить даже две недели. В среднем именно так и бывало, поэтому, похоже, ей должно было уже хватить – но кто знает? Тихий ни с кем не стал бы спорить.

Одна из корабельных девушек была беременна, и Риди, у которой уже вырос солидный живот, нашла в ней самую искреннюю подругу, а сверх того еще сестру, мать, тетку… Они сидели на земле возле пня срубленного дерева. Обнимая подругу рукой за шею, капитанша пыталась объяснить, что когда хорошо, то хорошо, а когда плохо – то плохо, а не хорошо-плохо или плохо. Она наклонилась, вытянув вперед руку, пока ей не удалось зацепиться пальцем за ручку кувшина с вином, и осторожно потащила его к себе по земле, следя, чтобы не опрокинулся. Другой рукой она все так же обнимала потную шею подруги, обдирая ее почти до крови. Девушка плакала, преданная и несчастная.