Текст книги "Страж неприступных гор"

Автор книги: Феликс Крес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 37 страниц)

3

Любому, побывавшему при дворе императрицы в Кирлане, а затем приехавшему в Роллайну и сравнившему его с двором правительницы Дартана, сразу становилось ясно, где находится столица Шерера. Он без труда мог притворяться ясновидцем, пророча события и перемены, которые должны были наступить в течение ближайших пяти или десяти лет. Дворы обеих правительниц были очень похожи и вместе с тем разительно отличались. И тут и там по роскошным палатам перемещалась пестрая толпа домочадцев, урядников, просителей – но то были разные толпы. В Дартане все чего-то хотели, о чем-то хлопотали, сотнями честных и нечестных способов строили свое будущее, карьеру, добивались постов и почестей, пытались снискать благосклонность более высокопоставленных особ и ревниво берегли свои привилегии от менее высокопоставленных. В Армекте же царила атмосфера ожидания. Все откладывали все на потом; дворец достойнейшей императрицы напоминал дом, жители которого готовы в ближайшее время отправиться в путешествие и потому ничего не делают, поскольку это не имеет смысла. Сперва путешествие – потом все остальное.

Однако речь шла не о путешествии, но о войне – возможно, самой важной в армектанской истории.

В Дартане никто о войне не думал. Было ясно, что она вскоре случится, но значение имело лишь то, что будет потом. Дартанец чистой крови когда-то уже жил под правлением Кирлана; теперь у него была собственная правительница в Роллайне, но если ее снова сменила бы армектанская императрица… что ж, следовало принимать подобную возможность во внимание и поступать разумно, только и всего. Все смотрели далеко в будущее.

Армектанцы пытались спасти и сохранить прошлое.

Худой мужчина с мальчишеским лицом, которому никто не дал бы тридцать один год, видел все эти различия, являясь, по сути, армектанским элементом дартанской действительности. Минуя немногочисленных алебардщиков, он шел по пустому коридору одного из крыльев-башен дворца, в центральной одноэтажной части которого перемещались толпы. Из тысячи присутствовавших в здании людей он был единственным, кто не имел здесь никаких дел, не решал вопросов, ни за что не отвечал, ничего не планировал и даже не требовал. Прошлое его перестало существовать, будущее же было вписано в холодные стены дворца.

Армектанский князь, брат императрицы, носивший в Дартане титул его королевского высочества.

Никто. «Супруг», но чаще, однако, «князь Зайчик». Прислуга мягко гоняла его из угла в угол, дворцовая стража вежливо останавливала его перед дверями то одних, то других комнат – «по приказу королевы». Бывало, что князю Зайчику приходилось искать кружной путь в собственную спальню, ибо она соседствовала со спальней его супруги-королевы, кратчайший же путь преграждали дневные комнаты, в которых королева Эзена – бывало, что до поздней ночи – принимала гостей, ведя трудные переговоры, решая государственные дела… Его королевскому высочеству князю Зайчику не следовало отвлекать правительницу и ее высокопоставленных гостей прогулками из комнаты в комнату.

А может, у него возникло бы желание немного пошпионить в пользу достойнейшей сестры в Кирлане?

В огромном дворце дартанских правителей он обнаружил лишь одно существо, у которого находилось для него нечто еще кроме вежливого безразличия – улыбка, сплетня, короткий разговор ни о чем… Тихий, мягкий мужчина, в жилах которого текла самая благородная кровь Шерера, тайком и стыдливо влюбился мальчишеской любовью в невольницу, сумевшую заметить в нем человека – не армектанца, не супруга королевы и уж точно не князя Зайчика. Она видела и могла понять рожденного на ступенях имперского трона и вместе с тем совершенно обычного, преждевременно овдовевшего и несчастливо женившегося во второй раз человека, для которого в мире под Полосами Шерни нигде не было места.

Князь Авенор, носивший то же гордое имя, что и суровый и властный император-отец, шел по пустому холодному коридору, тоскуя по короткому отрывочному разговору с улыбающейся Черной Жемчужиной королевы, симпатичной Хайной, которая отправилась в путешествие и в Роллайну должна была вернуться нескоро.

К счастью, в этих стенах имелся еще один маленький кусочек тепла. Розовая крошка, существование которой придавало жизни князя Авенора смысл, намного более глубокий, чем попытка скрепить союз двух держав.

Когда-то у него уже была такая маленькая звездочка – но погасла.

Устланная пуховой постелью колыбель стояла в нише под окном, через которое лился желтый солнечный свет. Увидев входящего в комнату супруга королевы, кормилица и пожилая нянька встали и поклонились. Нянька приложила палец к губам, предупреждая, что маленький наследник трона спит. Когда его королевское высочество осторожно подошел на цыпочках ближе, обе женщины улыбнулись. Они относились к нему доброжелательно, видя ежедневную заботу и искреннюю отцовскую любовь, никак не связанную с династическими планами, заботами о стабильности государства… Авенор склонился над колыбелью, сдерживая улыбку. Пятимесячное существо в короткой рубашонке до пупка грелось в лучах солнца, сжав маленькие кулачки возле висков. Князь Зайчик, обычно податливый и не склонный к спорам, сумел, однако, настоять на своем, когда речь зашла об опеке над сыном. Он не позволял его перегревать, что было обычным делом в Дартане. В хорошую погоду маленький Левин постоянно пребывал под открытым небом, одетый лишь в легкую распашонку и шапочку для защиты от солнца; закутанные до самых глаз в одеяльца дартанские младенцы могли лишь завидовать наследнику трона благоразумного отца-армектанца. У отца находилось для сына и кое-что еще – ласковое прикосновение рук, шершавая мужская щека, касавшаяся гладкой детской щечки… Со стороны подобное казалось смешным – ибо дартанский магнат полностью вверял заботу о детях женщинам. Сын начинал для него существовать лишь по достижении «малого совершеннолетия», то есть возраста девяти лет. Став «альдеем» – маленьким мужчиной, – он переходил во власть родителя, который с этих пор должен был вовлекать его в два занятия – убийство зверей и людей. Ибо по-настоящему достойны дартанского магната-рыцаря были только охота и война, а в ее отсутствие – турниры.

Армектанская традиция была в этом отношении еще суровее. Однако вместе с тем в Армекте не стыдились любви к детям, в то время как в рыцарском Дартане подобное считалось делом плебейским, в лучшем случае женским.

Королева Эзена – о происхождении которой ходили самые разнообразные слухи – была воплощением королевы Роллайны, и в ее жилах тоже текла по крайней мере половина армектанской крови. Вероятнее всего, она была внебрачным ребенком старого властителя Буковой пущи, князя К. Б. И. Левина, который прибег к юридической уловке, вступив в брак с собственной дочерью, о существовании которой никто не знал. Только таким образом он смог передать ей состояние, положение, родовые инициалы и направить на путь к трону. Так, по крайней мере, говорили.

Однако, даже если королева действительно была наполовину армектанкой, она полностью по-дартански родила не сына, но наследника королевской короны. Она обеспечила непрерывность династии и была глубоко убеждена, что на этом ее роль пока заканчивается. На ребенка, рожденного от знатного, но нелюбимого и презираемого мужчины, ей не хватало терпения и времени. Конечно, она любила сына, но… Может, через несколько лет… Ведь князю предстояло обучиться королевскому ремеслу, для которого он был предназначен, а кто мог его этому научить, как не мать?

Следовало еще дать ему брата, чтобы никакое печальное стечение обстоятельств не перечеркнуло династических планов.

– Он поел?

– О… как медведь! – Молодая женщина улыбнулась, приложив руку к груди.

То было хорошее известие, ибо утром маленький князь плакал и не хотел есть.

– Его маленькое королевское высочество готов уморить голодом свою молочную сестру, – с шутливым упреком добавила кормилица, бросая взгляд на вторую колыбель.

– Этого мы ему не позволим, – заверил ее Авенор, глядя на румяное личико девочки, спавшей столь же крепко, как и мальчик. – Тебе не нужна… помощь?

– Нет, в самом деле нет, – покраснев, ответила она. – Я просто позволила себе пошутить, ваше королевское…

– Однако если это будут уже не шутки, немедленно сообщи мне. Ни ты, Ялма, ни твои дети никогда не будут голодать, обещаю, – серьезно сказал он. – Если что, всегда можешь прийти ко мне. Ты кормишь моего сына, и я никогда не скажу тебе, что у меня нет на тебя времени.

– Спасибо, ваше высочество, – искренне ответила молодая женщина, поднимая взгляд. У нее были красивые глаза и симпатичное, хотя и довольно заурядное лицо.

– У меня есть… просьба, – сказал Авенор, выпрямляясь и глядя на женщин. – Когда моя супруга-королева придет поцеловать сына перед сном, не говорите… не упоминайте о том, что утром он не хотел есть. Конечно, если она спросит, – поспешно добавил он, – нужно сказать правду.

Пожилой няньке подобные «интриги» не слишком нравились. Но Ялма сказала:

– Да, ваше высочество. Князь наверняка не болен, просто хотел покапризничать.

– Я тоже так думаю.

Если бы стало известно, что наследник трона утром не ел, весь последующий день его мучили бы медики и какие-то старые клуши, готовые его «измерять», обвязывать ножки, давить на живот и совать в рот смоченные неведомо чем пальцы. Авенор считал, что подобным процедурам можно подвергать преступника в подземельях трибунала, но не несчастного ребенка, который осмелился ненадолго лишиться аппетита.

Князь Авенор, не будя сына, мягко поцеловал его в лоб, кивнул в ответ на поклон женщин и вышел.

В соответствии со старым обычаем при королевском дворе решению государственных вопросов были посвящены четные дни недели – в нечетные дартанские правители отдыхали. Подобное разделение было искусственным и соблюдалось далеко не всегда; в действительности четные дни отводились для официальных аудиенций и шумных церемоний, нечетные же для более деликатных и не подлежащих огласке дел. Порой доходило до абсурда. Делегация столичных продавцов воды с петицией, от принятия или отклонения которой ничего не зависело, могла рассчитывать на аудиенцию в тронном зале, наслаждаясь видом королевского пурпура и короны на голове правительницы. На следующий же день королева завтракала в обществе знатного господина из провинции, смотревшего на ее удобный домашний халатик и заплетенные в обычную косу волосы, который затем уносил с собой слегка запятнанный вином и чуть криво написанный документ, где говорилось, что торговая гильдия его города получает исключительные права на поставку сукна для отрядов королевской гвардии – то есть четырех тысяч всадников и такого же количества накрытых попонами лошадей, – а отряды эти сопровождали соответствующие службы… Короче говоря, по четным дням королева с немалой помпой принимала тех, кого ей приходилось принимать, в нечетные же лишь тех, кого она принять хотела.

Неуверенная и явно смущенная женщина из далекого Сейена просила продлить срок оплаты долга – просьба эта адресовалась не столько королеве, сколько княгине Сей Айе, госпоже Доброго Знака, самой богатой женщине Шерера. Ее королевское высочество знала, что просительница – мать хорошо известного расточителя, который мог прогулять и пропить любое количество золота, и вместе с тем весьма влиятельная особа в своих краях. Королева – или, скорее, госпожа Доброго Знака – хотела взглянуть на должницу и лишь по этой причине не поручила дело своему казначею. Магнатку она приняла в покоях первой Жемчужины, поскольку именно там в этот момент находилась.

Высокородная, но слегка дикая провинциалка стояла перед полнотелой, но очень красивой женщиной, одетой в тяжелые парчовые одежды и сидевшей в мягком кресле. Босыми ногами она небрежно опиралась на обнаженную спину невольницы. Именно невольница разговаривала сейчас с просительницей. Голос звучал слегка неотчетливо, так как лежащая склонялась щекой на руку и не поднимала головы.

– Ваше высочество… Ведь ты же прекрасно понимаешь, что эти деньги пропали навсегда. Твой сын ни во что их не вложил, но потратил на девок и пропил. Очередное продление? Попроси лучше, госпожа, о списании долга. При некоторых условиях… это вполне возможно.

Невольница, особенно с таким статусом, всегда имела право говорить от имени своей госпожи. Тем не менее, если госпожа присутствовала при разговоре, это свидетельствовало о явном неуважении к собеседнику. Впрочем, вся ситуация выглядела крайне унизительно. Щеки несчастной должницы все больше краснели.

– А какие условия ты имеешь в виду?

– Отказ твоего сына, госпожа, от некоей должности… Ваше княжеское высочество ведь понимает, о чем я?

Титул прозвучал слегка презрительно – ибо таких князей, наделенных титулами неведомо за что, по Дартану бегало множество. Старокняжескую корону носили только хозяева Буковой пущи, властители Доброго Знака.

Просительница подняла глаза, но встретила лишь безразличную улыбку и слегка отсутствующий взгляд сидящей.

– То есть обычная сделка, – с достоинством проговорила она.

– Вместо обычной неуплаты долгов… Да.

Последовала короткая пауза.

– Мне… нужно подумать.

– Конечно.

Больше говорить было не о чем. Уничтоженная должница поклонилась и вышла. Эзена фыркнула.

– Чуть ниже, – велела она. – Мм… Да, тут.

Ловкие пальцы ног Жемчужины массировали ее позвоночник. Королева задержала дыхание, а затем блаженно замурлыкала.

– Я тебя озолочу, мм…

– О нет, только не это, – недовольно проговорила Жемчужина, слегка откинув полы своего парчового платья и перемещая ногу к бедрам лежащей. – Напрягись и придумай что-нибудь другое. У меня столько денег, что я уже не знаю, куда их девать.

– А что обычно делают с деньгами?

– Тратят. Но мне не на что. Я невольница. Я не могу иметь дома, земельные угодья, собственных невольниц, ничего, что требует письменного акта о владении. А платьев и драгоценностей у меня столько, что я уже начинаю их терять.

– Ты теряешь платья?

– Ну не в коридорах же. Но я давно уже не знаю, сколько их у меня вообще. И где они.

– Неблагодарная.

– Я? Это ты не умеешь отблагодарить!

Почувствовав легкий толчок ногой, Эзена лениво перевернулась на спину, разбросав по ковру иссиня-черные волосы. Она потянулась и снова рассмеялась. На ней была легкая домашняя одежда – красное платьице без спины, завязанное на груди кремово-желтой лентой.

– Хорошо, Анесса, – сказала она. – Придумаю что-нибудь специально для тебя. Но при одном условии: перестань наконец толстеть! Или еще лучше, похудей!

Жемчужина искренне обиделась.

– Я пробовала.

Если это и в самом деле было так, то закончилось благими намерениями. Прекрасная блондинка из лучшего невольничьего хозяйства Шерера была, что говорится, женщиной в теле.

С другой стороны, это являлось видимым доказательством ее силы и власти, которую она имела над своей госпожой. Потолстевшая от обжорства и лени Жемчужина – столь беззаботно испорченная самая дорогая безделушка Шерера – была воистину неслыханным зрелищем. Нечто подобное могла себе позволить… королева, властительница. И притом сильная властительница. Больше никто. Если бы в каком-нибудь магнатском доме-дворце гостей встретила столь неряшливо выглядящая невольница, это было бы воспринято как издевательство, оскорбление, демонстрация пренебрежения. Хозяина не мог представлять кто попало. Именно потому бедная провинциалка перепутала королеву с невольницей. Ведь невозможно было вообразить, чтобы правительницу Дартана представляла толстая Жемчужина.

Однако королева Эзена для разговоров с влиятельными персонами державы могла отрядить даже лошадь. Никто не посмел бы шепнуть другому, что здесь что-то не так.

За ней стояло не только множество прекрасных родов, которым минувшая война прибавила значения и блеска. Она имела поддержку, которой до сих пор не получал ни один дартанский правитель, – ее полюбил народ, всеми в Золотом Дартане презираемая и никем не замечаемая сила, окрепшая под правлением завоевателей из Кирлана. Первая Провинция Вечной империи оставалась таковой слишком долго для того, чтобы в сознании миллионов простых людей ничего не изменилось. Оказалось, что к положению дел, существовавшему много веков назад, возврата уже нет. В частных владениях до сих пор сидели темные полуневольники – но только там. В перешедших к дартанскому государству владениях Вечной империи все выглядело иначе, в них жили обладающие правами свободные люди, обязанности которых заключались в принесении дани или уплате налогов – и немногим больше. Королева не могла и не хотела лишать этих людей привилегий, к которым те привыкли. Сохранив их, она в мгновение ока создала дартанский народ, стоявший за нее стеной. Эти массы крестьян и горожан еще недавно принадлежали к «народам Шерера», имели говорившего на чужом языке правителя, сидевшего в далеком Кирлане… Превратившись в подданных собственной королевы, они почувствовали себя дартанцами.

Кочевые армектанские племена, до того как создать княжества, а позднее могущественное королевство, постоянно сражались друг с другом, но определяли свою идентичность прежде всего отношением к тварям из земель Алера; настоящим «чужим» был похожий на зверя алерец, но не «арм», или человек. Отсюда вел короткий путь к появлению «арм эйни», настоящего человека, человека чистой крови, защищавшего Армект – Край Людей. Это не был пришелец с далекого юга, никогда не видевший полузвериных алерских орд. Армектанский народ возник раньше, чем королевство под названием Армект, позднее же это королевство показало завоеванным народам нечто новое и неизвестное, отсутствовавшее в сознании крестьянина, для которого мир заканчивался за межой, а единственным господином был «благородный господин рыцарь из большого замка возле бора».

Теперь, однако, очень многие носители славных фамилий не хотели примириться с подобной реальностью, и новой, и старой одновременно, – с королевством Дартана, в котором мало что изменилось, кроме названия и сидящей на троне особы. Оно до сих пор напоминало провинцию Вечной империи, устроенную на армектанский манер.

Какими бы путями ни бежали мысли красивой толстушки в парчовом платье, пришли они именно к этому.

– Примешь ее завтра? – спросила она.

– Кого? А, эту… ее княжеское высочество госпожу Б. Расалену?

– Угу. Ты все шутишь над такими людьми, но именно им приходится защищать тебя от козней армектанки.

– О нет, – посерьезнев, сказала королева. – Это я их от нее защищаю. Они в безопасности до тех пор, пока я живу в этом дворце. Кирлан не забудет, сколько домов стояло на моей стороне во время минувшей войны. И готов выставить счет.

– Ошибаешься, Эзенка. Твоя власть – власть страха, тут ты права. Они знают, что, перестав поддерживать тебя, они отдаются на милость Кирлана. Но скоро кому-нибудь придет в голову, что отказ от поддержки связан с некими условиями. Они продадут тебя за обещание безнаказанности. И Армект завоюет Дартан во второй раз, точно таким же образом, как и в первый. Руками дартанских рыцарей.

– Преувеличиваешь.

– Нет, ваше высочество. – Когда Анесса говорила «ваше высочество», это означало, что разговор окончен… или, напротив, настоящий разговор только начинается. – Не преувеличиваю. Руки дартанских рыцарей не обязательно должны держать мечи. Достаточно того, что они будут приложены к груди. Ты уже забыла, что было три года назад? Крестьяне, рыбаки, горожане – все они могут ощущать себя дартанцами, даже исконными дартами. Но дартанский рыцарь никем себя не ощущает – только собой, носителем своих родовых инициалов, наследником славы своего дома. Поторопи войну! Пока что тебе незачем опираться на копья своих вассалов, у тебя достаточно живущего на жалованье войска, чтобы Армект развалился под его ударом. Но потом все изменится.

– Ты все говоришь и говоришь.

– А ты начни меня наконец слушать. Императрица Верена такая же, как и ты, упрямая баба, которая ничего не боится, и меньше всего стоящих перед ней проблем. Она решит их одну за другой. Не успеешь оглянуться, как у нее будет армия, которая разобьет твои верные отряды; достаточно того, чтобы крупнейшие дартанские дома ни во что не вмешивались. Сегодня это не удастся, рыцарству пришлось бы поддержать Дартан, чтобы навлечь на тебя поражение. Никто тут еще к подобному не готов. Но через несколько лет?

– Я не стану завтра объявлять войну Армекту, Жемчужина, – сухо сказала Эзена, все еще лежа на полу; перевернувшись на бок, она подперла голову рукой. – Сперва должна объявить о повиновении Гарра. У Дартана нет флота, о чем ты знаешь не хуже меня. И пока что не будет, ибо за деньги я могу купить многое – корабли, оружие… но не опытные команды моряков. Сто кораблей с сухопутными крысами на борту ни на что не годны. Впрочем, сто кораблей я не куплю, самое большее могу их построить. А на это потребуется время.

– Ну да, но высокородные гаррийские семейства как раз перегрызлись между собой, и восстания этим летом не будет. Впрочем, они там оглядываются на тебя точно так же, как и ты на них, предпочитая, чтобы волнения начались после того, как вспыхнет война на континенте. Договорись с ними наконец, и ударьте вместе: ты здесь, они у себя.

– Опять ты за свое: договорись с ними да договорись… С кем, с гаррийцами? – резко спросила королева. – Мне снова тебе объяснять, кто такие гаррийцы? Они пинком вышвырнут из воды все наши торговые корабли, как только начнут хозяйничать на своем острове. Я не хочу, чтобы они победили. Я хочу лишь, чтобы они потопили хотя бы половину армектанского флота, а свой потеряли полностью. А тогда, как преданный вассал, я пошлю Верене столько войска, сколько она потребует, и надеюсь, что, когда они вернутся с войны, под небом Шерера не будет уже никого, кто говорит со своими детьми по-гаррийски… Если бы мне пришлось иметь в соседях независимое гаррийское королевство, – сказала Эзена, показывая большим пальцем за спину, – то, пожалуй, я предпочла бы до смерти приносить вассальную присягу у ног моей доброй армектанской госпожи, достойнейшей императрицы Верены.

– Когда распадется Вечная империя, гаррийцы и так вернут себе независимость.

– Но у меня уже не будет врага в Кирлане. Может, они и вернут себе независимость, но весьма хрупкую после только что проигранной войны. Островная независимость без флота? Если же они сейчас победят, то потом будут лишь смотреть, как две бабы на континенте горстями выдирают друг у друга черные кудри.

Жемчужина пожала плечами.

– Поступай как хочешь. Я в военных делах не разбираюсь, для этого у тебя есть Йокес, Эневен и прочие командиры. Но я разбираюсь в людях. Ты шутишь над задолжавшей провинциалкой, которая благодаря одному разговору могла бы стать твоей союзницей, а станет врагом. Ибо она никогда не забудет, как ее сегодня унизила дартанская королева, ради каприза притворившись своей собственной Жемчужиной.

– Я никем не притворялась.

– Ты не объяснила ей ее ошибку.

– Где она была, когда я говорила с рыцарскими родами королевства? Наверное, она должна знать, как я выгляжу?

– Где была? Видимо, дома. Присягу тебе приносил ее первородный сын, глава рода. И ты кокетничала с этим ничтожеством, поскольку нуждалась в поддержке.

– Кокетничала… Ах ты нахалка! – угрожающе проговорила Эзена, как будто только что это обнаружила.

Первая Жемчужина не собиралась бежать прочь, хотя так поступил бы любой на ее месте.

– Сегодня вместо этого сопляка к тебе пришла со своей проблемой его мать. Это не она выкинула псу под хвост твои деньги. У нее сын-гуляка, которого она, однако, любит, поскольку она его мать, и потому достала из сундука самое лучшее платье, над которым все здесь смеются, собрала всю свою смелость и пришла просить. Исправь завтра то, что испортила. Извинись перед ней и помоги.

– Ты… наверное, шутишь?

– Нет, ваше высочество. Это женщина и к тому же мать, – повторила Анесса. – Шуточки можешь себе позволять с мужчинами, но не с женщинами. Будто не знаешь, что мы не понимаем шуток?

Эзена задумалась.

– Гм… может, ты и права, – помолчав, сказала она. – Хорошо, я перед ней извинюсь… наверное. Отсрочу уплату долга и спишу накопившиеся проценты.

– Напомнить тебе завтра, чтобы ты ее приняла?

– Напомни.

– Раз так, то иди сюда, – милостиво сказала Анесса. – Вылечу до конца твой позвоночник.

Улыбнувшись, Эзена подползла на четвереньках к креслу и легла у ног своей Жемчужины, повернувшись к ней спиной.

– Мне снилась Хайна, – одновременно сказали обе и рассмеялись.

Однако королева почти сразу же посерьезнела, ибо знала кое-что, о чем ее первая Жемчужина не имела ни малейшего понятия.

– Нет, нет, погоди, – сказала она. – Ну погоди же, не топчи меня… Что тебе снилось?

– Какие-то… глупости, – весело ответила Анесса. – Ты что, веришь в сны?

– Нет. Но что тебе снилось?

– Что Хайна стала чьей-то невольницей, не твоей. Ей приказали меня убить, и…

– В самом деле глупости, – пробормотала Эзена. – Ну? Делай, что собиралась.

Жемчужина подчинилась.

– А тебе что снилось?

– Что она напилась и свалилась в реку, – сказала королева, хотя ей снилось, что Хайна стала чьей-то невольницей и получила приказ убить Анессу. – Веришь в сны? – язвительно спросила она.

– В такие? Нет.

Уже намного позже, направляясь в свои покои, королева сказала:

– А, чуть не забыла… Вели найти Васаневу. Пусть придет ко мне. Сразу же.

В Роллайне коты не были редкостью, но при дворе королевы постоянно пребывал лишь один. Ее благородие К. Н. Васанева занимала положение, которому мог позавидовать кто угодно. Наушница королевы имела к ней доступ в любое время дня и ночи. Она могла позволить себе почти столько же, сколько Анесса, и наверняка больше, чем кто-либо из высокопоставленных придворных. Воровка и осведомительница, носившая титул поверенной королевы, принадлежала к кругу ее советников – которые отнюдь не были формальными фигурами, поскольку в королевский совет Эзена выбрала лишь тех, кому действительно доверяла. При многих дворах – как прежних, так и существующих – «советником» становились в награду, это был почетный титул, не более. Но не у королевы Эзены. Если уж кто-то был ее советником, то действительно советовал, а она слушала.

– Сама не знаю, почему не придала этому значения, – сказала Эзена. – Сейчас, когда я об этом думаю, у меня такое чувство, будто что-то не давало мне вспомнить тот сон. Я сказала Анессе, что мне снилась Хайна, потому что хотела просто сменить тему, пошутить… сама уже не знаю, чего я хотела, неважно. Так или иначе, лишь когда Анесса одновременно со мной сказала то же самое, я почувствовала – что-то не так. Знаю, ты любишь Шернь точно так же, как и я. Но послушай, что я говорю, и дай совет, ибо кроме посланников только мы двое знаем все о трех сестрах, Ферене и о том, что может его разбить. Двум сестрам снится одно и то же о третьей. Что это значит? Что Хайна действительно захочет убить Анессу? А потом, может быть, Роллайну? Совсем как в легенде. Что это значит?

– Я не посланница, королева, и не знаю, что это значит. Мне проверить? – по-кошачьи коротко спросила Васанева.

Растянувшись на столе, она опиралась спиной о край корзинки с яблоками, касаясь ухом серебряного кубка.

– Конечно проверь, но я уже сейчас хочу знать, чего мне ждать. А если Хайна действительно захочет убить Анессу?

– То убьет, – подытожила Васанева.

– Что ты говоришь?

Эзена достаточно хорошо знала котов и умела с ними разговаривать, однако порой человеческая натура брала верх. Васанева любила королеву и умела подчиняться… иногда.

– Если Хайна захочет кого-то убить, то убьет, – терпеливо повторила она.

– Пожалуй, ты все-таки слегка переоцениваешь свою подругу.

– Я не дружу с Хайной. Я ее уважаю.

– Анесса моя, – коротко сказала королева. – Я хочу, чтобы она была жива. И потому она должна жить.

– Ведь на самом деле она не твоя сестра, королева. И Хайна тоже, – сказала Васанева, помнившая объяснения Готаха. – Легендарные три сестры тоже ими не были. Их только так называют.

– И что с того? Я не говорю, что у меня есть сестра, только то, что Анесса моя. Когда мы закончим разговор, иди… ну, не знаю. Иди куда-нибудь и сделай что-нибудь. Меня не волнует, что именно. Ни мне, ни Анессе ничто не должно угрожать. Если это будет стоить миллион – потрать. На Анессу, естественно. На меня хоть четыре миллиона.

– Вэрк.

То было смешанное с мурлыканьем кошачье слово, имевшее утвердительный, но притом весьма широкий смысл. Сейчас оно могло значить как: «Хорошо, отлично!», так и: «Я услышала».

Взяв со стола кубок, Эзена недовольно отцепила прилипший к краю белый кошачий волос, после чего глотнула вина и села в кресло у окна.

– Я хочу знать, что ты думаешь.

– Ничего.

Королева молча смотрела на кошку. Васанева обиделась, но пришла к выводу, что на этот раз все же не стоит. Эзена могла стукнуть ее по белому уху или даже протащить за хвост поперек стола.

На это она вполне была способна.

– Так что ты думаешь?

– Что Хайна не человек и не кот, а собака, – сказала кошка, добавив еще один голос к согласному хору, ибо почти все, знавшие Хайну, видели в ней попросту верную суку королевы. – Если завтра ты умрешь, она свернется в клубок на твоей могиле и будет тихо скулить, пока не сдохнет.

Для кота это была весьма многословная реплика.

– Я знаю, что она мне верна, но… при чем тут это?

– При том, что я не потрачу четыре миллиона, даже одну серебряную монету. Нет такого безумия или такого количества выпивки, которые заставили бы Хайиу поднять на тебя руку. Даже заразившись бешенством, она покусает всех, кроме тебя.

– А Анессу?

– Это другое дело.

– Значит, потрать миллион на Анессу и добавь мои четыре, раз на меня они не нужны! – раздраженно бросила Эзена. – Что на тебя сегодня нашло? Я задаю вопросы и не могу дождаться ответа!

– Ты не слушаешь ответов. Я ухожу.

– Что?

– Я ухожу. Ты королева, а я твоя воровка. Мне неинтересно слушать, когда ты спрашиваешь про какую-то чушь. Пришли за мной, когда у тебя в голове все уложится.

Эзена швырнула в нее кубком – как будто могла попасть. Васанева посмотрела на летящий в ее сторону сосуд, а в последний момент исчезла со стола. Серебро с громким звоном ударилось о крышку.

– Говоришь, тебе все можно? Уходи. Вернешься, когда я тебя позову.

– Вэрк.

Эзена осталась одна.

Посидев и подумав, она встала и подошла к окну.

– Вэрк, что «мне все можно»? Вэрк, что «да, ухожу», или вэрк, что «вернусь, когда ты меня позовешь»? – Она попыталась передразнить хриплый голос кошки.

Подумав еще немного, она подняла кубок, наполнила его, сделала глоток вина и снова посмотрела в окно. Вино оказалось по-настоящему хорошим, и она его похвалила: