Текст книги "Страж неприступных гор"

Автор книги: Феликс Крес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 37 страниц)

7

Мой любезный и достойный друг!

Я охотно описал бы путь, который мне пришлось проделать, чтобы достичь цели, но это как-нибудь в другой раз. Догадываясь, с каким нетерпением ты берешь в руки это мое письмо, сразу пишу: ее императорское высочество поняла, сколь серьезными могут оказаться последствия принятого ею решения, и положительно отнеслась к моим просьбам. Громбелардская история, которую ты знаешь, полностью истинна: ты найдешь стража законов в Громбе, под развалинами здания, где когда-то находился Имперский трибунал. Мне известно, что ты знал Громб таким, каким он был во времена столицы, так что место это ты найдешь без труда. Не стану предупреждать об опасностях Громбеларда, поскольку ты знаешь их лучше меня. Вам потребуется многочисленный, хорошо вооруженный отряд готовых на все людей. Поскольку вы все равно в Ллапме, поищите таких в Дартане. После минувшей войны там полно тех, кому пришлись по вкусу приключения и трофеи, но от первых остались лишь воспоминания, вторые же они давно растранжирили. Подобные люди охотно согласятся поискать удачу в Громбеларде, раз уж в родном краю она обошла их стороной.

Я знаю, что нужные средства у тебя есть, но если расходы окажутся выше, чем ты предполагал, не забывай обо мне. Я все еще состоятельный человек. Правда, с собой я ношу лишь обычный кошелек, но по твоему требованию прикажу прислать из Сар Соа столько денег, сколько понадобится.

В заключение прошу извинить меня, достойный друг, за личную приписку, но я должен с кем-то поделиться надеждой: для меня еще не все потеряно. Знаю, ты поймешь, что я имею в виду. Поэтому вряд ли тебя удивит, что я послушаюсь твоего совета – даже приказа! – и откажусь от дальнейшей игры в мудреца Шерни. Не знаю, приняли ли меня Полосы, но если даже и так, то я отвергаю их дар, повинуясь велению как разума, так и сердца. Будь здоров!

Н. Р. М. Рамез,

твой друг и вечный должник

Кеса положила письмо на стол и задумчиво посмотрела на расхаживавшего по комнате Мольдорна. В Ллапме, одном из самых богатых городов Дартана, да и всего Шерера, Готах не стал искать пристанища в частных домах – вполне хватило приличной гостиницы. Это была не Морская провинция… Правда, дартанские придорожные постоялые дворы считались худшими в Шерере, но в городах, напротив, предлагали все удобства – поскольку являлись в том числе и домами свиданий для дартанской элиты.

Шагов Мольдорна не было слышно – под ногами его лежал роскошный ковер.

– Ты им это прочитал? – спросила Кеса.

Готах знал, что имеет в виду его жена.

– Личная жизнь Рамеза их не касается, – сказал он вполголоса, как и она. – Я рассказал бы Йольмену, но не Мольдорну. Прочитал только начало.

– Умно поступил, – похвалила она. – Что ж, похоже, ты пользуешься искренним уважением супруга достойнейшей.

– Он еще им не является, – заметил Готах. – Верена, правда, так и не развелась окончательно с Рамезом, лишь приостановила брак на полгода, а потом еще на несколько лет. Если я верно считаю, примерно через год князь Рамез снова будет ее мужем. Разве что императрица вручит ему очередной документ о разводе… но, пожалуй, вряд ли. Судя по тому, что пишет Рамез, – нет.

– Гм… Осторожнее. Наш приятель Мольдорн хочет что-то сказать.

Она произнесла это все так же вполголоса, но намного отчетливее. Мольдорн должен был услышать ее слова – и услышал.

– Сарказм совершенно лишний, ваше благородие, – сказал он. – Мне говорить почти нечего, хочу лишь кое-что спросить, поскольку не все до конца понял. Стало быть, княжна Риолата Ридарета обо всем знает?

– Почти.

– О том, что может уничтожить символическую суть Ферена и тем самым вывести Шернь из равновесия?

– Да.

– И она знает, что ее ищут посланники?

– Я ей сказала. Однако я не говорила ей, кто я, в ее глазах я… кто-то из тех, кто вам помогает.

– Ты ей поверила? Доверилась ей?

– Да, ваше благородие, – очень холодно ответила Кеса, столь деликатно подчеркнув вежливое обращение, что лишь в ее устах оно могло прозвучать как упрек; с Мольдорном она никогда не была запанибрата. – Хочешь еще что-то узнать, господин?

– Только одно. Как ты считаешь, ваше благородие: через сколько недель, а может быть, уже только дней твоя новая подруга появится в Дартане?

– А должна появиться?

– Ваше благородие, – язвительно заметил Мольдорн. – Ты совсем недавно стала посланницей, так что позволь мне объяснить. Рубин Дочери Молний – это отражение двух Темных Полос, которые постоянно тяготеют к родной Силе. Поэтому княжна ищет то, что вынуждена искать.

– Княжна – не Рубин.

– Только ты одна так утверждаешь.

– Только я одна ее знаю.

– Княжна всей своей жизнью доказывает, что она – Рубин, и ничто больше.

– Княжна всей своей жизнью доказывает, что им не является.

– Значит, наши оценки различаются.

– Именно. И потому, что твоя оценка, господин, взята из воздуха. Это интуитивная оценка, женская, ваше благородие, – с нескрываемой издевкой заявила она. – Не сомневаюсь, что можно математически рассчитать зависимости и отношения между Проклятыми Полосами и Ференом, но в случае княжны Ридареты математика ничего не даст. Слишком много неизвестных и переменных. Человеческая природа до сих пор не поддается подсчетам. В лучшем случае применима статистика. А она, как мы знаем, отдельных личностей не касается.

Мольдорн хотел что-то сказать, но она слегка шевельнула рукой… и он замолчал.

– Представь мне формулу, математик, описывающую синтез сил Рубина и характера женщины. Если увижу эту формулу – сниму свои возражения.

Тот не нашелся что ответить.

– Что ж, пусть будет так, как ты говоришь, – женская интуиция, – наконец сказал он. – Я утверждаю, что Прекрасная Риди появится в Дартане.

– Да? Может быть. Но лишь случайно.

– Случайно?

Посланница тактично вздохнула.

– Я ее обманула. Я не наивна и не глупа, ваше благородие. Я доверяю и верю Ридарете, но могу ошибаться. Дело слишком серьезное, чтобы ставить его исход в зависимость от оценки одного человека, даже если это умный человек. – Кеса не всегда отличалась скромностью. – Если я ошиблась и Рубин действительно нанесет удар по символам Ферена, то выпад придется в пустоту. Эта девушка мало что знает о Шерни… Я сказала ей, что отражение Ферена следует искать в Громбеларде, а точнее, в Громбе. И предупредила, чтобы она туда не ездила. Она обещала, что не поедет.

Даже Готах удивился.

– Ты сказала ей… что отражение Ферена находится в Громбе?

– Да, и указала в качестве цели стража законов, поскольку это звучало достаточно правдоподобно. Я предположила, что страж действительно там погребен и нам захочется его найти. А если нет, то ведь можно будет проверить, не бродила ли, случайно, по Тяжелым горам армия… моряков. Если выяснится, что так и было… Тогда я отдам честь твоей интуиции, господин, – пообещала она сконфуженному Мольдорну.

Готах едва не рассмеялся – физиономия у математика была точно такая же, как и тогда, когда он выкупил его из плена. Не хватало только шишки на лбу. После встречи с изысканными пиратами Броррока Мольдорн слегка присмирел и утратил доверие ко всему, что можно извлечь из Полос, хотя ни разу в том не признался.

– Ну хорошо, – поспешно сказал Готах, опасаясь, что сейчас расхохочется. – Выясним, кто прав, а пока… Кеса, есть еще что-нибудь, что нам следовало бы знать? Я даже не спрашиваю, заслуживает ли княжна Ридарета доверия. Я спрашиваю – кто она такая, или что она такое? Расскажи нам о ней побольше.

– Я весьма ею восхищаюсь, – со всей серьезностью ответила Кеса, делая вид, что не заметила, как пожал плечами Мольдорн. – Она очень сильная и… добрая.

Этого Мольдорн уже не выдержал.

– Если ты решила надо мной поиздеваться, посланница… – начал он.

– Вовсе нет, – прервала она его. – Не злись на меня, ваше благородие. Пожалуйста, послушай, что я говорю. Все именно так, как ты и предвидел в своих расчетах… а им мне приходится верить, поскольку, хоть ты как человек и невыносим, но как математик гениален, и с этим я соглашусь.

Это вовсе не была похвала. Посланница умела хладнокровно оценивать реальность.

– С другой стороны, очевидно, что поскольку Ферен состоит из Пятен, отделенных от всех Полос, то его отражением является в какой-то степени все существующее в Шерере, ибо любой предмет и любое явление – символ некоего кусочка сути Шерни. Так что Рубин действительно склонен теснить… может быть, лучше сказать: атаковать и уничтожать все подряд. Абсолютно все. Но та девушка каким-то образом направила его силу внутрь. Не перебивайте меня, пожалуйста, сейчас я закончу, и тогда будем дискутировать… Мне кажется, что Ридарета вынуждает Риолату к столь большой активности, что ей мало остается для… для… не знаю, как сказать?.. Для других действий. Внешних. Я не могу с точностью этого утверждать, но мне кажется, что любая другая на месте княжны сеяла бы разрушения направо и налево. А она? Она не более чем королева пиратов, такая же, как и ее отец, наверняка не более жестокая, даже не более деятельная. Сопоставьте этих двоих, сравните их. Ведь капитан Рапис не носил в себе Рубина, ни в коей мере не был Рубином. Он его только… просто держал при себе. А она пропитана его сутью насквозь, до глубины души. Она должна быть настоящим демоном, убийцей, а тем временем вся ее преступная деятельность заключается в пиратстве. То есть ничего сверхъестественного. Конечно, это чудовищно и жестоко, но не в большей степени, чем сотни и тысячи других преступлений, которые совершались, совершаются и будут совершаться. Это не ее, но ее отца звали демоном – Бесстрашным Демоном… Я ею восхищаюсь, – повторила она. – И хочу верить, что у нее достаточно сил, чтобы остаться лишь пиратской княжной, и никем больше. А это уже не наше дело. Для преследования пиратов есть морская стража, а не посланники.

Ее внимательно слушали.

– Хорошо, Кеса, – сказал Готах, который был влюблен в жену без ума, но только как человек; как лах'агар он атаковал ее с иных позиций, нежели Мольдорн, хотя отнюдь не реже. – Но может быть, для княжны пока не подвернулся случай, чтобы стать этим самым демоном-убийцей?

– В самом деле?

– Насколько, однако, ты можешь гарантировать, что так будет всегда? Что ничего не изменится, что княжна Ридарета всегда будет господствовать над Риолатой? По понятиям любого существа в Шерере эта девушка бессмертна. Если не сегодня или завтра, то, может, через десять, пятьдесят или сто лет она своего добьется.

– То есть? Прикажет уничтожить сто тысяч человек? Если даже и прикажет, если даже у нее будет возможность воплотить подобные намерения в жизнь, то посланников, надо полагать, это никак не касается? А может, наоборот – мы вдруг начнем исправлять нехороший мир?

– Ты знаешь, что я говорю о сохранении равновесия. О Ферене.

– Послушай, историк… Княжна, может быть, и бессмертна, но зато отражение Ферена смертно. Похоже, что эта эманация сил Шерни действительно раз в несколько столетий приобретает облик трех сестер, тем не менее она остается лишь символом Ферена. Ни одна из сестер не носит в себе суть Шерни, и мы оба об этом прекрасно знаем, особенно ты. Ты знаешь, кто такая королева Эзена, лучше всех на свете. И столь же хорошо ты знаешь ее невольниц. Всех трех.

Она улыбнулась со свойственным ей духом противоречия.

– Только две из них – воплощения сестер. А третья даже уже не невольница, – со всей серьезностью объяснил Готах, не обращая внимания на едва скрываемую злость Мольдорна, которому супружеские шуточки и препирательства нравились не больше, чем дохлая крыса. – Она…

– …твоя жена. Ну ладно… А вы? Чего вы добились?

Готах снова сдержал улыбку. Оставив аппетитные подробности на потом, он в общих чертах рассказал о Брорроке и о том, за что взялся старый капитан.

– Если старик исполнит свое обещание, то… мне будет ее жаль. Ридарету, – сказала Кеса, обдумав услышанное. – Но это обычные счеты между пиратами, ничего такого, с чем ей бы не приходилось иметь дела постоянно. Это ее жизнь и ее собственная судьба. Раньше или позже… может, Броррок, а может, кто-то другой… Она бессмертна, но не неуничтожима.

– Она преступница, которую следует казнить на площади, – спокойно сказал Мольдорн.

– А ты, господин, обычный дурак с математическими способностями, но не более того. Каких наград ты хочешь для нее за добрые поступки, если столь усердно требуешь кары за дурные?

– Хватит уже лаяться, ваше благородие, – предостерегающе проговорил посланник. – Чаша терпения может в конце концов переполниться.

– И что ты тогда сделаешь, король всех глупцов?

– Перестаньте, – потребовал Готах.

– Нет, я хочу услышать ответ, – заявила посланница, откинувшись на спинку стула и слегка приподняв свои королевские брови. – Его благородие Мольдорн – грубиян, негодяй и глупец среди глупцов; присутствие его среди нас я считаю мучительным наказанием. Только за что?

– Кеса…

– Нет, – отрезала она. Готах никогда еще не видел жену такой. – Подумай о том, что близок тот миг, когда ты услышишь от меня: его благородие Мольдорн или я. И тебе, увы, придется выбирать.

– Ты ведь не всерьез?

– Ну конечно шучу… Ты грубиян, глупец и негодяй, Мольдорн, – заявила она математику. – Что ты на это ответишь? Сожжешь меня вырванным из Полос огнем? А может, превратишь в камень?

Последовала короткая пауза, затем, совершенно неожиданно, Мольдорн рассмеялся.

– Превратить в камень? Ты уже камень, Кеса, – доброжелательно заметил он. – Как ты наверняка слышала, ваше благородие, мне в жизни приходилось немного иметь дело с женщинами… Одна из них была даже посланницей, к тому же моей женой, ибо это не совсем сплетни и слухи. Но Слава не была такой, как ты. Немного жаль. Прости мне мою грубость. В глупости не обвиняй, ибо это неправда. А негодяем я имею право быть, ибо борюсь за справедливое дело, и значение имеют мои поступки, а не натура.

Ему удалось застать посланницу врасплох.

– Однако ты слегка зарвался, – помолчав, сказал Готах. – Ведь сейчас ты скажешь, что и поступки, по сути, не имеют значения, поскольку важна цель, а справедливая цель оправдывает любые средства… Это высказывание далеко не ново, Мольдорн.

– Не ново и не ложно. Лишь бы вера в человека и добрые намерения Кесы оказались более спасительными для мира, чем подлость негодяя Мольдорна… Но скорее подлый Мольдорн спасет мир. А почему? Потому что так уж оно есть. Доброй вам ночи, а ты, прекрасная госпожа из камня, еще раз прими мои извинения. Вероятно, я всегда буду твоим оппонентом, но, надеюсь, никогда не стану врагом.

– Почему ты никогда со мной так не разговариваешь, Мольдорн? – с легким упреком спросила она, платя математику за неожиданную вежливость.

– Потому что мне не хватает терпения. Потому что я всю жизнь слышу: «с одной стороны… но с другой стороны…». Если я даже и негодяй, то Шерер для меня крайне важен. Я хочу его спасти, и меня ничто не остановит. А суждения, которые я высказываю, может, и кажутся опрометчивыми, однако следуют не только… из того, что ты назвала «женской интуицией», то есть из внутреннего убеждения в чем-либо. Прежде всего – из иного хода рассуждений.

– Какую ошибку я совершила в моих рассуждениях?

– Методологическую, ваше благородие, – язвительно сказал математик. – Ты даешь процентные оценки, я же оперирую абсолютными величинами. Ты говоришь: княжна добра, поскольку делает лишь половину того, что могла бы делать, будучи Рубином. Я говорю: это преступница, ибо она совершила сотню преступлений, и не имеет значения, что она могла бы совершить их двести. Добра ли она потому, что носит в себе Рубин? Ведь таким образом, Кеса, ты оправдываешь почти любое преступление. Притаившийся с ножом в переулке грабитель тоже добр – ведь он всю жизнь был голоден; пират тоже добр – ведь его ежедневно бил в детстве пьяный отец, потом отца сменил капитан корабля… Каждый из них носит свой Рубин – у одного это голод, у другого гнев… И каждый из них наверняка мог бы творить больше зла, чем творит. Однако объективно это гнусные люди, и – опуская приводящие к тому причины – следует ожидать от них дальнейших гнусностей. Так что твоя вера в подобных людей – лишь вера, ваше благородие. Наивная.

Из соседней комнаты появился Йольмен.

– А вы все еще разговариваете? Пойдем со мной, Мольдорн. Я же просил, чтобы ты нашел немного времени! – укоризненно напомнил он. – Я нашел в уравнениях Тамената нечто такое, чего совершенно не понимаю. Помоги мне.

– Да. Я как раз собирался идти к тебе.

После нескольких месяцев разлуки Готаху мечталось о любовных утехах, но оказалось, что… он к ним не способен. Мужская сила редко его подводила, так что он разумно поискал причину там, где ее и следовало искать, а именно – между ушами, и вовсе не ниже. Вечерний разговор его взволновал; он слушал жену, слушал… товарища, но не друга… Ему хотелось продолжить разговор, прочие желания могли и подождать.

То же самое чувствовала и Кеса.

Они лежали в мягкой постели, в кровати под балдахином, достойной дартанской королевы. За окнами царила теплая ночь, комнату пересекала полоса лунного света.

– Не представляю, как она это терпит, – сказала Кеса, думая о Ридарете. – Этот Предмет… Рубин… он мертв, это лишь слепая сила. А я воспринимаю его как проклятое, дурное существо, демона, поселившегося внутри живой женщины.

– Прежде всего – увы, не живой. Для того чтобы описать… существование Ридареты, просто нет подходящего слова, Кеса. Ты живешь, я живу, но она, вместо того чтобы жить… рубинствует?

– Ведь Рубины Дочери Молний – даже не настоящие рубины, – задумчиво прошептала она. – Это небольшие красные предметы, слегка похожие на драгоценные камни, но не более того.

– И что из этого следует?

– Ничего. Нет, я… просто так, говорю вслух то, что приходит мне в голову. Знаешь, как это приятно? Лежать так и говорить что хочешь… Не нужно думать о собственных словах, поскольку я не решаю никаких дел, не исполняю никакой миссии… Мне очень хорошо здесь, с тобой.

Он протянул руку. Она опустила голову на сгиб его локтя.

– Но это не демон, – сказала она, мысленно возвращаясь к Ридарете.

– Водка, – ответил он. – Крепкий напиток. Пожалуй, так.

– Не понимаю? Водка?

– Ты когда-нибудь бывала пьяна? Хоть раз?

– Н-нет… – удивленно ответила она, словно только что это осознала.

– В таком случае тебе трудно будет объяснять. Впрочем, пьяных тебе видеть доводилось. Они вроде бы понимают, кто они и что делают, но порой про такого говорят, что за него думала водка. Водка в бочке не делает ничего необычного, самое большее резко пахнет, это всего лишь жидкость – мертвая, неживая. Но если ее влить в человека… тогда совсем другое дело. Княжна постоянно «пьяна», но напивается красиво, очень воспитанно, не так, как большинство людей. Время от времени она теряет контроль над собой и делает то, что диктует ей выпивка, а потом снова берет себя в руки и, хотя все равно видно, что она пьяна и ведет себя как пьяная… кое-как выдержать с ней можно. Если согласиться со всем тем, что ты про нее рассказала, именно так это и выглядит. А твоей оценке я доверяю.

– Яд.

– Да. Это яд.

Готах хотел о чем-то спросить, но не знал как.

– Она действительно такая… красивая?

Кеса рассмеялась.

– О, мужчины… Это глупая красота, – посерьезнев, сказала она. – Вульгарная. И ненастоящая. В самый раз для простых моряков. Рубин действует вслепую, но притом целенаправленно, ибо красивая женщина способна на большее, чем уродливая. Однако… Риолата на самом деле не демон, это лишь сила, вещь. Красота Ридареты – отражение ее собственных представлений, это она употребила слепую силу в желаемом для себя направлении. Она глупенькая. Такая или иная, злая или добрая… но в любом случае глупенькая. Не будем больше о ней. Да, я знаю, это я начала. Но хватит уже.

Готах почувствовал, как пошевелилась лежащая на его руке голова, словно жена покачала ею в такт собственным мыслям.

– Сперва я не могла справиться с этим хаосом, с Шернью… Так же как и ты. С тех пор как Полосы ведут войну с Лентами Алера, все рассыпалось, мы ведь столько раз об этом говорили… Только месяца два назад… вскоре после того, как мы расстались, я снова обрела покой. Впрочем, действительно ли покой?

– Примерно так же, как и я. И Йольмен с Мольдорном тоже.

– Мольдорну столь легко удалось коснуться Полос, извлечь из них то, что он счел необходимым, – задумчиво проговорила она. – Может, это и «фокусы», как ты их называешь, но… как он это сделал?

– Он пытался.

– Пытался? Ладно, но… что именно? – беспомощно спросила она. – У меня такое чувство… я даже уверена, знаю, что в любой момент могу сделать… Могу сделать… нечто. Нечто соответствующее, но что? Не знаю, просто не знаю. И боюсь. Может, что-то страшное, необратимое, от которого всем станет только хуже? А ты? Как ты это ощущаешь? Поделись со мной, расскажи! – потребовала она, приподнимаясь на локтях. – Сперва я понимала всю Шернь. Я знала, как сделать то-то и то-то, хотя знала и о том, что, как только я захочу воплотить свое намерение в жизнь, Полосы меня отвергнут. Мы об этом с тобой говорили, и ты сказал, что именно так оно и есть. Но теперь все выглядит иначе, в Полосах перемешались сущности… значения… Ты уже нашел во всем этом новые закономерности? Расскажи!

– Но тут получается как в сказке про ученика чародея. Для меня это как бы огромная пирамида из ящиков. С какого-то момента мне уже известно, что в них, но я не знаю, за какой взяться. Я могу открыть любой, но боюсь приблизиться к какому-либо из них, поскольку внутри может оказаться воин, который встанет на мою защиту, или чудовище, которое оторвет мне голову. Эликсир здоровья или пузырек с ядом. Каменная шкура, в которую облекается Мольдорн, или лишаи и язвы, которые покроют все мое тело. Мольдорн, видимо, чувствовал себя похоже. Йольмен, знаю, точно так же, как и я.

– И Мольдорн открыл эти ящики?..

– Несколько… несколько десятков… несколько сотен… Мы не разговаривали с ним об этом. Он дотянулся до Полос и кое-что нашел. Теперь он знает, где искать.

– И все, что он нашел, пошло на пользу?

– Не знаю. Не спрашивал.

– Он смелый человек…

– …или глупый.

– Одно не исключает другого.

– Даже дополняет. Глупость и смелость любят ходить в паре.

Кеса вздохнула.

– Мы чувствуем по-другому, – сказала она, опускаясь на подушки. – Может, потому, что я…

– Женщина? Мне тоже так кажется. Возможно, поскольку различия всегда существовали, несмотря на все сходства. Говоришь, что можешь сделать нечто… прямо сейчас?

– Да. Но соответствующее правилам, которым подчиняется Шернь, а я ведь этих правил не знаю. Это правила Полос, ведущих войну, а я такие Полосы не понимаю. Если бы Мольдорн действительно хотел сегодня ударить меня огнем… я просто так говорю, я знаю, что он не хотел. Но если бы хотел – я уверена, что сумела бы защититься.

– Только не знаешь, каким образом и чем бы это закончилось для Мольдорна?

– Если бы только для Мольдорна… Для тебя, для Йольмена, для всего дома, а может, и всего города…

– Не преувеличивай.

– Я действительно не знаю.

– Ты напугана и потому глупа. Кеса, некоторые законы, правящие Полосами, временно не действуют, но есть вышестоящие законы, которым подчиняется не только Шернь. Хотя бы такие, как принцип действия и противодействия. Какое-то равновесие должно быть, ведь даже состояние войны не отменяет подобных законов. Армии не сражаются с отдельными солдатами, а флот в сто кораблей не выходит против рыбацкой шлюпки.

– Я уже поняла, можешь не продолжать.

Готах, однако, любил довести каждую мысль до конца.

– Шернь не «сошла с ума». Так, как ты и сказала, она находится в состоянии войны, только и всего. Война не похожа на мир, и отсюда все наши сомнения. Тем не менее, если ты утверждаешь, что в состоянии извлечь из этой воюющей Шерни нужный предмет в нужный момент, то это означает сохранение неких пропорций. Может, это и непонятно… может, аморально или жестоко с нашей… с человеческой точки зрения…

– …но каким-то образом решает проблему, – согласилась она.

– Так что Мольдорн, возможно, сдох бы у стены с оторванными конечностями, задушенный собственным позвоночником…

– Перестань! – вздрогнула она.

– …но наверняка не превратился бы в пепел вместе со всей Ллапмой. Может, тебе стоит попробовать?

– Скорее я умру.

– Что-нибудь не слишком серьезное. Узнай, где сейчас находится и что делает княжна Ридарета, – предложил он.

– Может, я сразу узнаю, о чем она думает, что чувствует… Откуда мне знать? Может, я сойду от этого с ума.

– Кеса, ты злишься на меня, когда я объясняю каждую мелочь, а в другой раз делаешь вид, будто ничего не понимаешь. Можешь что-то сделать? Ну так сделай.

– Но… это же не просто так, взял и сделал, – возразила она. – Знаешь, что мне хочется сделать сейчас?

– Что?

– Заснуть, – серьезно ответила она. – Не смейся, я ведь… Ты меня слушаешь? Пытаешься понять? Я говорю тебе, что могу извлечь из Шерни соответствующую сущность в соответствующий момент. Сейчас я могу самое большее усыпить нас обоих. В мгновение ока. Хочешь?

– Нет, – ответил он, поскольку разговор его наконец утомил, зато нашлись силы для чего-то совсем иного. – Сейчас самое время и место для других соответствующих вещей.

– Ах вот как? Но у меня болит голова.

– Ну… тогда не шевели ею.