Текст книги "Примула. Виктория"

Автор книги: Фаина Гримберг

 
Кто не знает Вдовы из Виндзора,
Коронованной старой Вдовы?
Флот у ней на волне, миллионы в казне,
Грош из них получаете вы.
(Сброд мой милый! Наёмные львы!)
 
 
Просторно Вдове из Виндзора,
Полмира считают за ней.
И, весь мир целиком добывая штыком,
Мы мостим ей ковёр из костей.
(Сброд мой милый! Из наших костей!)
 
 
Так выпьем за Вдовьих сироток,
Что в строй по сигналу встают,
За их красный наряд, за их скорый возврат
В край родной и в домашний уют.
(Сброд мой милый! Вас прежде убьют!).
 

А теперь самое время возвратиться к уже известной нам книжке Неру:

«...Восстание 1857-1859 годов было последним усилием феодальной Индии. Оно положило конец многому. С ним закончилась династия Великих Моголов, так как два сына Бахадур-шаха и его внук были хладнокровно расстреляны без всякого основания или повода с их стороны английским офицером Ходсоном, когда он вёз их в Дели. Так бесславно прекратил своё существование род Тимура, Бабура и Акбара. Восстание положило конец правлению Ост-Индской компании в Индии. С этого времени британское правительство взяло на себя прямую ответственность за управление, и британский генерал-губернатор получил пышный титул «вице-короля». Спустя девятнадцать лет, в 1877 году, королева Англии Виктория приняла титул кайсар-и-Хинд, титул древних цезарей и византийских императоров, приспособленный для Индии».

Восхищаться королевой Неру отнюдь не склонен. Но обратим внимание на то, что он связывает наличие этих самых «пышных титулов» с «прямой ответственностью за управление»!

Действительно, в марте 1876 года парламент принял билль о провозглашении королевы императрицей Индии. (Обычно её полагают всё же императрицей с 1877 года.) А в 1885 году, в результате третьей англо-бирманской войны в состав Индийской империи была включена и Бирма.

Виктория была именно императрицей Индии, а вовсе не Англии! Выли учреждены и соответственные, связанные с Индией ордена. В 1861 году – орден Звезда Индии, один из высших орденов Британии. В 1878 году – Орден Индийской Империи – менее значимая награда, предназначавшаяся для прослуживших в Индии долгое время и имевших заслуги в управлении страной.

* * *

Она любила Индию.

Среди её многочисленных нарядов (ей, королеве, полагалось иметь много платьев, хотя после смерти Альберта она предпочитала чёрное и только чёрное!); так вот, среди её многочисленных нарядов были и индийские костюмы. Она с интересом, женским и этнографическим, разглядывала прекрасную, шитую золотом и серебром материю. Как любопытно! Эту ткань возможно драпировать вокруг тела... Королева приказывала позвать пожилую индусскую даму, супругу слуги-индуса. Затем по приказанию бабушки являлась в гардеробную внучка, тоненькая светловолосая девочка лет двенадцати, подросточек, бакфиш; дочь дочери, Элис, дочь нежной Алисы, бедняжка, сиротка, Гессенская принцесса, живущая при бабушке, английской королеве. Виктория приказывала одеть в индийский наряд улыбающуюся внучку.

Белая английская блузка или цветная индийская кофточка, вышитая золотыми нитями, оставляли открытыми тонкие полудетские руки; белый шёлк, отороченный золотой каймой, – краса Мадраса – обвивался вокруг тонкой стройной фигурки. Тонкие ключицы закрывало ожерелье. Светлые волосы оттеняла красная шёлковая лента...

Индуска, толстая и почти чернокожая, скрещивала руки на животе и улыбалась почтительно. А маленькая озорница осмеливалась кружиться весело, взмахивать руками, словно крылышками, даже принималась вдруг смеяться легко и дробно. И вот уже и лицо бабушки, вечно горюющее лицо старой женщины озаряется лучиком тонкой улыбки. Лицо бабушки всегда видится юной Элис горюющим. Когда бабушка смотрит на внучку, лицо старой женщины делается внимательно-заботливым...

Девочка Элис. Будущая повелительница огромной восточной страны...

Королева любила Индию.

Ей нравится слуга-индус, стоящий за её креслом почтительно. Костюм этого человека представляет собой некоторую смесь бенгальской и лакхнауской мужской одежды. Рубашка застёгнута слева направо, но рукава не закатаны до локтей. Вместо дхоти – широкие шаровары, коричневого цвета, подпоясанные коричневым же кушаком, расшитым золотыми нитями. На кушаке закреплён мешочек из вриндаванского ситца, в мешочке карманные часы английской работы. Поверх толстых носков – каттакские красно-белые сандалии. На голове – белая вышитая шапочка... Как было бы возможно, чтобы индус в присутствии королевы являлся в дхоти, в набедренной повязке, оставляющей ноги открытыми!..

Королева любит Индию. Она любит Бирму. Она любит Восток. Её Восток! Она читает книги о своём Востоке. Она читает переведённые на английский язык старинные сказания Востока... Даже её министр Дизраэли, лорд Биконсфилд, порою представляется ей смуглым индусом, великим визиром могущественной шахини!.. Она размышляет о брахманах, наивысшей касте индусов; она записывает в своём дневнике рассуждение о Брахме – божественной субстанции, первоисточнике Вселенной. Королева, призванная быть главою аристократического общества своей страны, порицает на страницах своего дневника устройство индийской жизни, при котором шудры – самая низшая каста – обречены оставаться презренными!..

Королеве нравится, когда её слуга-индус кланяется ей, совершая индийский поклон – пронам, подымая к лицу сложенные ладони рук. Королева вникает в английские слова переводов индуистских гимнов и молитв. В английский язык входит индийское слово «гуру» – «наставник», «учитель».

Многие в Англии полагали, что королеве нужен титул императрицы Индии исключительно в силу овладевшего старой женщиной тщеславия! В 1858 году королева предложила парламенту принять билль о предоставлении ей императорского титула. Парламент дружно пожал плечами, многими, исключительно мужскими плечами. В середине семидесятых годов королева снова поднимает вопрос об императорском титуле. Англичане проявляют недовольство; императорский титул представляется им символом развращённости, азиатского, византийского безудержного произвола... Иностранные послы посмеиваются над королевой. Дочь одного из младших сыновей; по рождению своему – принцесса маленького немецкого княжества; ну, конечно же, она хочет украсить себя титулом, как драгоценной побрякушкой! Но королева уже лучше многих знает, что нужно Индии, какая правительница Англии нужна Индии! Королева Англии должна быть ещё и императрицей Индии!

И парламент утверждает билль. И королева устраивает парадный обед и неожиданно входит в залу, сверкая индийскими драгоценностями, которые присланы ей в дар принцами и раджами. И Дизраэли произносит тост за здоровье императрицы Индии. И королева подписывает свои письма: «Виктория, королева и императрица»!..

* * *

Индия. Викторианская Индия.

Лето. Яркие лучи солнца заливают большой город. Нескончаемый поток колясок, экипажей, пешеходов заполняет улицу.

В каждом доме приготовлены в маленьких корзинках рыба и овощи, дым поднимается над очагами, – хозяйки готовят завтрак. Вот сейчас сотни и сотни мужчин и юношей отправятся на службу в конторы или учиться – в колледжи. Это Калькутта, это огромный деловой город. А странствующий певец, почитатель бога Вишну, поёт, как тысячу лет назад; и, быть может, ту же самую песню:

 
...Куда летит эта неведомая птица, выпорхнув из клетки?
О! Если бы я мог поймать её, я бы надел ей кольцо любви!..
 

И жасмин благоухает, как тысячу лет назад...

Викторианская Европа и старая Индия сочетаются уже и в домашнем быту. Вот на верхней веранде дома мы видим европейский стол, покрытый скатертью на европейский лад. Вокруг стола – плетёные европейские стулья. Но в маленьких горшках индийские, конечно же, цветы, цветы кротона и кришночауры. Сейчас придут гости, которым подадут чай по-английски, потому что жена хозяина воспитывалась в миссии. Она – устроительница школы для девочек в этом обширном квартале, и следит, чтобы в школе не было недостатка в ученицах. Да, в Индии уже немало образованных европейски людей...

Томас Бабингтон Маколей. Викторианец. Родился в 1800 году, умер в 1859 году. Публицист, историк, иностранный член-корреспондент Санкт-Петербургской академии наук. Томас Маколей пишет:

«В течение последних ста двадцати лет нация, которая прежде находилась в состоянии столь же варварском, как наши предки до крестовых походов, постепенно поднялась из невежества, в которое она была погружена, и обрела своё место среди цивилизованных сообществ. Я говорю о России. Теперь в этой стране существует обширный образованный класс, изобилующий людьми, которые могут служить государству на самых высоких постах и ни в чём не уступают самым изысканным мужам, украшающим лучшие круги Парижа и Лондона. Есть основание надеяться, что эта обширная империя, которая во времена наших дедов была, вероятно, хуже Пенджаба, во времена наших внуков приблизится к Франции и Британии на пути совершенствования. И как была осуществлена эта перемена? Не льстивым восхвалением национальных предрассудков и не возведением в звание «учёного туземца» тех из них, которые овладели «национальной премудростью», – но обучением их тем иностранным языкам, на которых была накоплена к тому времени обширнейшая масса информации, и тем самым обеспечением им доступа ко всей этой информации. Языки Западной Европы цивилизовали Россию. Я не могу сомневаться в том, что они сделают для индусов то же, что сделали для татар...»

Индию Маколей знал не понаслышке, он в своё время служил в Калькутте, чиновником при генерал-губернаторе. Остаётся только добавить, что «татарами» Маколей называет... русских! Вполне достойно иностранного члена-корреспондента Санкт-Петербургской академии наук!..

А между тем, гости уже сходятся на веранде. Чай подан. Но хозяйка не остаётся с гостями. Общество мужское. Красивые смуглые лица, подстриженные чёрные бороды и усы, чёрные глаза. Одежда по новой моде – узкие белые брюки – «чуридар», длинные чёрные рубашки – «шервани»; длинные, ниже колен, кители-чапраны – длинный ряд пуговиц сверху донизу...

Они учились в школах и колледжах, где обучение шло на английском языке, где изучали совсем иные предметы, нежели в индуистских храмах. Их сёстры также учатся и публикуют в иллюстрированных журналах рассказы и стихи. Многие из них, и молодые люди, и девушки, уже пробуют писать на английском языке. В следующем, двадцатом, веке английский язык станет родным языком для многих произведений индийской литературы...

О чём же идёт беседа на веранде за чаем?

Один из гостей пылко излагает случившееся с ним недавно. Он несколько дней тому назад возвратился из паломничества. По пути садились на пароход всё новые и новые группы паломников. Люди спешили, толкали друг друга, опасаясь, что им не хватит места. На сходнях началась давка. Некоторые теряли равновесие и падали в реку, других сталкивали матросы; третьи, увидев, что их спутники остались на берегу, в панике сами кидались в воду и плыли к берегу. То и дело налетал проливной дождь, и палуба, где расположились паломники, сильно загрязнилась. Люди совсем промокли и устали. Глаза их выражали тревогу и мольбу. Эти люди знали меру своей бедности; они знали, что никто не поможет им, никто не сжалится над ними...

–...Во всех их движениях и жестах сквозила боязливая торопливость и крайняя робость. Я помогал им, как мог!.. Наконец пароход поплыл. Я поднялся на палубу первого класса. Облокотившись на перила, какой-то англичанин и бенгалец в европейском костюме курили. Я заметил, как они посмеиваются над несчастными паломниками-бедняками, принадлежавшими к низшим кастам. Я не выдержал и, подойдя к ним поближе, воскликнул: «Замолчите! Как вам не стыдно!» Англичанин окинул меня холодным взглядом. А бенгалец назвал паломников «животными»! Я вскипел, сказал ему какую-то грубость и отошёл в сторону. Я с горечью думал о том, какое это гнусное зрелище – индус, смеющийся издевательски над представителями своего народа! Англичанин сел в шезлонг и раскрыл книгу. Бенгалец пытался завязать с ним разговор, но англичанин молчал. Он сделал резкое раздражённое движение и нечаянно уронил книгу. Бенгалец поспешно поднял эту книгу и подал своему спутнику. Но англичанин не поблагодарил его. Когда пароход прибыл в Чандернагор, англичанин приблизился ко мне, приподнял шляпу и проговорил: «Простите меня! Я очень сожалею о своём поведении!..»

Этот простой рассказ производит сильное впечатление на собравшихся. Все заговорили, перебивая друг друга. Спорят о перестройке индийского общества, о том, что нельзя мириться с проявлениями индуистского фанатизма среди европейски образованных индусов... Но главная тема – Англия и англичане в Индии!..

Вот один из собеседников наконец-то овладел вниманием остальных.

   – Англия подобна Бхригу, злому демону, побеждённому богом Кришной!..

   – Нет, нет! – пылко возразил совсем молодой человек. – Англия – наша Лакшми, богиня красоты, богатства и счастья!..

   – Давайте судить трезво! – призывает третий собеседник. – Я скажу вам, в чём наша общая беда! Беда наша в том, что путь в индуистские общины открыт не для всех, туда нет столбовой дороги! В сущности, индуистом надобно родиться! А в это же самое время двери широко распахнуты перед всеми, кто стремится к мусульманству, и христианство принимает в своё лоно всех желающих сделаться христианами. Более того, если бы я пожелал стать англичанином, в этом не было бы ничего невозможного! Я мог бы и не принимать христианство. Мне достаточно было бы жить в Англии и следовать правилам жизни, которым следуют англичане. Индуистов становится всё меньше. Прежде раджи строго охраняли индуизм и преследовали мусульман. Сейчас, при английском владычестве, закон охраняет всех! И многие индуисты переходят в мусульманство.

   – Но что же ты предлагаешь?

   – Ортодоксальный индуизм оскорбляет человека, отворачивается от него. Нам нужен новый индуизм!..

   – Индуизм на английский лад? – ядовито возражает ещё один гость.

   – Пусть так! Главное – гуманизировать нашу религию!..

Разговор невольно переходит на тему, волнующую юношей...

   – ...То уважение, которое женщины получают по английским обычаям, предоставляется им только за то, что они зажигают сердца мужчин!

   – А мне подобное уважение представляется простою вежливостью!

   – Нет, ты доверься мне и слушай! За всеми теми прекрасными словами, которые говорятся о женщинах в английских книгах, скрывается животная страсть. Настоящая женщина, которая действительно достойна поклонения, это, прежде всего, мать семейства, безупречная хозяйка дома. И если в основе восхищения женщиной будет лежать именно эта мера, то исчезнет всякий намёк на оскорбление женского достоинства. А если твои мысли кружат, как мотыльки, вокруг дома одной девушки, то как раз это и называется по-английски «любовью»! Смотри только не ставь, по примеру англичан, эту любовь выше всего на свете, не поддавайся страшному обману!

   – К сожалению, мы слишком часто не понимаем настоящего смысла отношений мужчины и женщины, поэтому нам и приходится порою поэтизировать их!

   – Ладно, я признаю, что под влиянием страсти мы разрушаем те простые отношения между мужчиной и женщиной, какие должны были бы существовать, и воспринимаем их ложно. Но разве только иностранцы виноваты в этом? Если неверны утверждения английской литературы, то неправильно и наше излишнее недоверие к женщине. Ведь чтобы спасти мужчин от пагубной страсти, одни поют гимны красоте любви и облагораживают её, другие преувеличивают её зло и проповедуют отрицание женщин, а это всё по существу различные отношения к одному и тому же чувству, и если уж осуждаешь одно, не следует оправдывать другое!..

Ещё недавно среди молодых индусов едва ли был возможен подобный разговор! Ещё недавно в Индии судьбу детей решали родители; принято было женить детей в возрасте восьми-девяти лет!..

Однако беседа продолжается...

   – Да разве дело в отношениях мужчин и женщин? – возражает гость постарше. – Недавно я прочёл статью, в которой английский миссионер осуждает обычаи индуизма. Допустим, мне и самому отнюдь не всё в нашей религии нравится. Но слова иностранца бьют меня, словно анкуш – железное погоняло для слонов! Мы не можем позволить, чтобы с нашей страной обращались, как с преступницей, чтобы нас судили в английских судах, по английским законам. Принятие английских идеалов нас не унизит, но и не пробудит в нас чувство собственного достоинства. Ни перед собой, ни перед другими мы не должны стыдиться обычаев, законов, веры и устройства общества страны, где мы родились! Мы должны высоко поднять всё индийское и с гордостью нести его. Только так сможем мы защитить от оскорблений себя и свою страну! Я начал работать над новой книгой, она будет называться «Индуизм»...

   – Это будет книга на английском языке? – спрашивает гость, до сих пор молчавший. В голосе его чувствуется лёгкая нотка вкрадчивости.

   – Да, на английском, – отвечает машинально защитник и поборник всего индийского.

По лицам скользят насмешливые улыбки. Но, в сущности, все здесь настроены дружелюбно друг к другу. И тот, к которому эти улыбки относятся, тоже улыбается...

В беседу вступает самый юный из гостей:

   – А я, хотя и сын брахмана, но давно перестал следовать обычаям брахманов! Помните, как на свадьбе Мохима мои родственники хотели устроить скандал из-за моих христианских привычек; поэтому я нарочно держался в стороне и молчал. Многие называют меня христианином, да и кем только ещё не называют! А я отвечаю на эти упрёки: разве христиане не люди? И если вы такой великий, избранный богами народ, то почему склонились перед моголами, а затем – перед англичанами?!

На эту тираду следует своего рода ответ гостя постарше:

   – Прежде я, как и многие из нас, верил, что нет никакой надежды на нашу страну, на наше общество, на нас; полагал, что мы никогда не станем взрослыми, и англичане всегда будут нашими опекунами, что всё останется таким, каким оно есть теперь, и что нет никакой возможности бороться против могущества англичан и против глубокого невежества нашего общества. Большинство наших просвещённых соотечественников и по сей день так думает. Подобные мысли делают человека или эгоистом, или безразличным ко всему происходящему. Поэтому-то представители среднего класса ни о чём, кроме службы, не думают, а у богатых весь смысл жизни заключается лишь в том, чтобы добиться от правительства какой-нибудь награды. Наш жизненный путь очень короток, пройдём немного и... стоп, дальше идти некуда. Нам даже в голову не приходит мысль о какой-нибудь отдалённой цели, а поэтому и сборы в дорогу кажутся нам совершенно излишними. Прежде я думал, что буду служить, но теперь не хочу идти на службу к правительству. Нет, я не рассержен на правительство, но те, кто состоит у правительства на службе, слишком часто принимают его власть за собственную силу и, высокомерно гордясь ею, отрываются от народа. И чем больше проходит времени, тем глубже и шире становится этот разрыв. У меня есть один родственник, помощник судьи, теперь он уже в отставке. Однажды, когда он ещё служил в суде, окружной судья, англичанин, спросил его: «Бабу, почему ты оправдываешь столько людей?» – «Этому есть причина, сахиб, – ответил мой родственник. – Те, кого судишь ты, для тебя всё равно что собаки, а я сужу своих братьев». Да, были в те времена люди, которые решались говорить такие слова, не было недостатка и в таких английских судьях, которые слушали их. Но чем ближе к нашим дням, тем сильнее затягивалась на шее людей лакейская петля, и теперешний судья-бенгалец смотрит на свой народ, как на собак. И ему даже непонятно, что чем выше поднимается он как чиновник, тем ниже опускается как человек. Его опора – чужие, пришельцы, он презирает свой народ и поэтому несправедлив к нему. А это не принесёт нам счастья...

Беседа продолжается. Речь естественным образом заходит о религии...

– Видите ли, – один из говорящих решительно овладел вниманием прочих, – необходимо запомнить одно: страшно заблуждаются те, которые считают, что если англичане сильны, то мы сможем окрепнуть только в том случае, если уподобимся им. Но такое уподобление невозможно для нас; и если мы будем настойчиво пытаться подражать другим, то, в конце концов, и в англичан не превратимся, и самими собою не будем. Индия – особая страна, у неё своя сила, своя правда, и, только развивая свои индивидуальные черты, она достигнет успеха, защитит себя. Если мы, изучая английскую историю, не сумели понять этого, значит, мы изучали не так, как нужно было! Я прошу вас, идите в Индию, посмотрите собственными глазами на всё хорошее и дурное, и если найдёте изъяны, исправьте своими силами. Взгляните на свою страну, поймите её, подумайте о судьбе родины, не отворачивайтесь, слейтесь с ней воедино. Но вы не поймёте Индии, если будете настроены против неё, если, пропитанные с детства христианскими идеями, предпочтёте смотреть на неё со стороны. В этом случае вы лишь причините ей новые страдания и ни в чём не сумеете помочь...

   – Прошлое страны намного превосходит её и проявляет себя в самой стране. Только так Всевышний может выразить свою бесконечную сущность. Те, кто утверждают, будто в мире существует лишь одна истина, то есть одна религия, проявляющая себя в единственно верной форме, что только это и истинно, не в состоянии познать бесконечность истины. Единое бесконечное проявляет себя в бесконечном множестве, и эту вечную игру мы можем наблюдать повсюду. Лишь благодаря разнообразию религиозных учений мы в состоянии познать божество с разных сторон. Уверяю вас, можно увидеть солнце и через открытое окно Индии, и незачем для этого переплывать океан и усаживаться у окна христианской церкви!

   – Вы хотите сказать, что религия Индии помогает нам особым путём познать Всевышнего? В чём же состоит особенность этого пути?

   – В том, что, согласно канонам индийской религии, Брахма, верховное божество – едино, но проявляет себя в бесконечном разнообразии: в воде, на земле, в воздухе, в огне, в душе, в уме, в любви... Сколько бы мы ни перечисляли его проявлений, мы их не исчерпаем. Немало учёных ломает головы над этим. Необыкновенно сложное божество является в то же время и необыкновенно простым; ему в одно и то же время присуще и множество атрибутов и признаков и ни одного. Бесформенное, оно принимает бесчисленные формы. В других странах Божество стараются представить себе как нечто более или менее ограниченное и определённое. Такое стремление порой наблюдается и у нас в стране, но тем не менее большинство верующих Индии не считает эту определённость единственной и безусловной, ни один из них не станет опровергать тот факт, что Божество бесконечно превосходит то нечто определённое, что мы понимаем под ним.

   – Не станут опровергать образованные люди, а необразованные?

   – Я уже говорил, что во всех странах необразованные люди искажают истину.

   – Но разве у нас это искажение не зашло дальше, чем в других государствах?

   – Может быть, но это происходит потому, что Индия хочет познать религию в целом и в частностях, хочет показать её внутреннюю силу и внешнюю оболочку, так сказать, плоть и душу религии. Тот, кто не может принять сущность веры, принимает лишь её частности, а в силу своего невежества искажает и их. Но есть нечто, которое истинно в красоте и в безобразии, в целом и в частностях, в слиянии с Божеством и в созерцании Его. Индия делает невероятные усилия, чтобы познать это Нечто во всех его проявлениях: и в себе, и в своём труде. Как же можем мы отвергнуть всё это многообразие и за истинную религию признать лишь безжизненную, ограниченную, сухую смесь атеизма и теизма Европы восемнадцатого века? Да разве мы уж настолько глупы? Вы, верно, думаете обо мне, – этот человек, хоть и знает английский язык, а так ничему и не выучился.. Но вы так думаете потому, что вам с детских лет внушали иные взгляды. Если же вы когда-нибудь почувствуете уважение к действительной Индии и вдруг захотите по-настоящему служить ей, если вы сумеете проникнуть в самую суть проявления вашей родины, проявления, совершающегося несмотря на тысячу препятствий и искажений, то... то... не знаю, как мне объяснить вам... тогда ваше понимание Индии обретёт силу, и вы познаете свободу! Не считайте меня фанатиком и, особенно прошу вас, не принимайте мои слова за слова тех ортодоксальных индуистов, которых так много появилось в последнее время. В многообразии проявлений Индии, в разнообразии усилий, предпринимаемых ею, я увидел глубокое и великое единство, и радость понимания этого единства сводит меня с ума. В экстазе я отбрасываю все сомнения, я не боюсь прийти к самым невежественным из моих соотечественников, стать с ними рядом, слиться с ними. Часть людей у нас в стране понимает это единство, часть – нет, но мне это всё равно. Я – вместе со всем народом моей Индии, весь он – мой. Именно в народе идёт постоянная работа таинственного проявления вечного духа Индии, в этом у меня нет ни малейшего сомнения!..

Общий разговор переходит с предмета на предмет. Говорят много о Хорише Мукхерджи, ораторе и журналисте; Хориш Мукхерджи – патриот Индии, но самому этому понятию патриотизма он учился у английской культуры. Так же, как и другой патриотический писатель, бенгалец Бонким Чондра, основавший в 1872 году журнал «Зеркало Бенгалии».

В старой Индии закипает культурная жизнь на новый, викторианский, в сущности, лад. Ещё в 1828 году один из первых индийских англизированных интеллектуалов, Рам Мохон Рай, основал религиозно-реформаторское общество «Брахмо Самадж». В сороковые-шестидесятые годы руководство деятельностью общества переходит к семье Тагоров. «Брахмо Самадж» последовательно возглавляют Дварконат Тагор, затем – Дебендронат Тагор: отец и дед Робиндраната Тагора, окончательно сделавшего индийскую литературу европейской литературой. Члены «Брахмо Самадж» разделяют возмущение англичан кастовой системой, обычаем сожжения вдов, человеческими жертвоприношениями богине Кали. В восьмидесятые – девяностые годы общество «Брахмо Самадж» раскалывается на две разнонаправленные общественные организации, одна из которых настроена совершенно светски и проанглийски, другая – стоит за своеобразный реформированный индуизм. Такие деятели, как Тилак и Бонким Чондра, интенсивно англизировали Индию, в то же время ратуя за сохранение гуманизированных на английский лад индуистских обычаев...

* * *

Восьмидесятилетний Робиндранат Тагор часто будет вспоминать именно о викторианской Англии, противопоставляя викторианство правлению преемников королевы...

«Наше ближайшее знакомство с миром началось с Англии. Первые сведения о тех, кто пришёл в нашу страну, мы почерпнули из великой английской литературы. Наши тогдашние знания не отличались ни разнообразием, ни широтою. Мы почти не имели доступа к новым сведениям о строении вселенной и её таинственных силах, получаемым ныне из научных учреждений. Естествоиспытателей можно было пересчитать по пальцам. Чтобы слыть человеком образованным, достаточно было знать английский язык и разбираться в английской литературе. Мы денно и нощно восторгались логикой речей Бёрка, страстностью длинных изречений Маколея, до хрипоты спорили о драматургии Шекспира, поэзии Байрона и гуманном либерализме тогдашней английской политики. В те дни мы только ещё начинали стремиться к национальной независимости, и наша вера в благородство англичан оставалась непоколебленной. Даже наши вожди уповали, что мы получим свободу из великодушных рук победителей. Ведь Англия, думали мы, предоставляет убежище всем гонимым и преследуемым. Люди, которые, не жалея сил, боролись за счастье своего народа, встречали в этой стране неизменное гостеприимство. Такая широта взглядов, такое человеколюбие вызывали глубокое уважение...

...Возможно, мы проявляли чрезмерное преклонение, но мы, вне сомнения, заслуживаем похвалы за то, что при всём своём невежестве сумели оценить гуманность, проявленную чужим народом. Ведь человеческие достоинства не являются монополией какого-нибудь одного народа – их не упрячешь в сундук, как прячет скряга своё богатство. Английская литература обогатила наши умы, и до сих пор я слышу в своей душе победные звуки её певучих раковин.

Нелегко найти в бенгальском языке точный эквивалент для перевода английского слова «цивилизация». Обычно мы переводим его словом «культура». В нашей стране долго была распространена особая форма цивилизации: наше общество зиждилось на том, что Ману называл «праведной жизнью». В сущности, это была система обычаев, которых придерживались в древности на очень небольшой территории. Заповеди «праведной жизни» соблюдали только в Брахмаварте, местности, расположенной между реками Сарасвати и Дришадвати. В этих старинных обычаях было много жестокого и несправедливого. «Праведная жизнь» плохо совмещалась со свободой духа. Постепенно идеалы этой «праведной жизни», которую Ману видел некогда в Брахмаварте, стали олицетворять собой косность. В годы моего детства, под влиянием английского образования, просвещённые умы нашей страны восстали против заповедей «праведной жизни». Об этом хорошо рассказал Раджанарайон Бошу в своей книге о деятельности образованного бенгальского общества того времени. Вместо идеалов «праведной жизни» мы возвели на пьедестал цивилизацию, которую мы тогда отождествляли с английской цивилизацией. Наша семья целиком приняла изменения, происшедшие как в религии, так и в отношениях между людьми. Воспитанные на английской литературе, мы питали глубочайшее уважение к её создателям. Это преклонение я сохранял всю первую часть моей жизни. Затем я с глубокой горечью увидел, как между нами и англичанами разверзлась пропасть...»

Кстати уж, любопытно, что написанный Тагором текст «Моя золотая Бенгалия» сделался со временем гимном республики Бангладеш. Метания Тагора между столбовой дорогой цивилизации и народной и религиозной самобытностью Индии, её многочисленных племенных общностей, естественны. Однако обратимся к самой простой арифметике. Тагор родился в 1861 году, умер в 1941 году. Таким образом, в возрасте восьмидесяти лет он вполне мог полагать, что пришла пора подводить итоги. И, стало быть, эта самая «первая часть» его жизни охватывает сорок лет и заканчивается со смертью королевы Виктории!..

Свою статью «Кризис цивилизации» Тагор пишет в 1941 году. Вторая мировая война уже идёт. Тагор испытывает вполне естественное разочарование в идеалах западноевропейской цивилизации. В сущности, он почти готов отождествить два понятия: «фашизм» и «западноевропейская цивилизация как цивилизация вообще». И лишь воспоминания о викторианстве примиряют его с Европой и внушают надежду: