Текст книги "Примула. Виктория"

Автор книги: Фаина Гримберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

   – Может быть, для тебя нет. Но для других оно есть, – недовольно хмурясь, сказал Сергей Иванович. – В народе живы предания о православных людях, страдающих под игом «нечестивых агарян». Народ услыхал о страданиях своих братий и заговорил.

   – Может быть, – уклончиво сказал Левин, – но я не вижу этого; я сам народ, и я не чувствую этого.

   – Вот и я, – сказал князь. – Я жил за границей, читал газеты и, признаюсь, ещё до болгарских ужасов никак не понимал, почему все русские так вдруг полюбили братьев славян, а я никакой к ним любви не чувствую? Я очень огорчался, думал, что я урод или что так Карлсбад на меня действует. Но, приехав сюда, я успокоился, вижу, что и кроме меня есть люди, интересующиеся только Россией, а не братьями славянами. Вот и Константин.

   – Личные мнения тут ничего не значат, – сказал Сергей Иванович, – нет дела до личных мнений, когда вся Россия – народ выразил свою волю.

   – Да извините меня. Я этого не вижу. Народ и знать не знает, – сказал князь.

   – Нет, папа... как же нет? А в воскресенье в церкви? – сказала Долли, прислушивавшаяся к разговору. – Дай, пожалуйста, полотенце, – сказала она старику, с улыбкой смотревшему на детей. – Уж не может быть, чтобы все...

   – Да что же в воскресенье в церкви? Священнику велели прочесть. Он прочёл. Они ничего не поняли, вздыхали, как при всякой проповеди, – продолжал князь. – Потом им сказали, что вот собирают на душеспасительное дело в церкви, ну они вынули по копейке и дали. А на что – они сами не знают.

   – Народ не может не знать; осознание своих судеб всегда есть в народе, и в такие минуты, как нынешние, оно выясняется ему, – сказал Сергей Иванович, взглядывая на старика пчельника.

Красивый старик с чёрной с проседью бородой и густыми серебряными волосами неподвижно стоял, держа чашку с мёдом, ласково и спокойно с высоты своего роста глядя на господ, очевидно, ничего не понимая и не желая понимать.

   – Это так точно, – значительно покачивая головой, сказал он на слова Сергея Ивановича.

   – Да вот спросите у него. Он ничего не знает и не думает, – сказал Левин. – Ты слышал, Михайлыч, об войне? – обратился он к нему. – Вот что в церкви читали? Ты что же думаешь? Надо нам воевать за христиан?

   – Что ж нам думать? Александра Николаич, император, нас обдумал, он нас и обдумает во всех делах. Ему видней... Хлебушка не принесть ли ещё? Парнишке ещё дать? – обратился он к Дарье Александровне, указывая на Гришу, который доедал корку.

   – Мне не нужно спрашивать, – сказал Сергей Иванович, – мы видели и видим сотни и сотни людей, которые бросают всё для того, чтобы послужить правому делу, приходят со всех концов России и прямо и ясно выражают свою мысль и цель. Они приносят свои гроши или сами идут и прямо говорят зачем. Что же это значит?

   – Значит, по-моему, – сказал начинающий горячиться Левин, – что в восьмидесятимиллионном народе всегда найдутся не сотни, как теперь, а десятки тысяч людей, потерявших общественное положение, бесшабашных людей, которые всегда готовы – в шайку Пугачёва, в Хиву, в Сербию...

   – Я тебе говорю, что не сотни и не люди бесшабашные, а лучшие представители народа! – сказал Сергей Иванович с таким раздражением, как будто он защищал последнее своё достояние. – А пожертвования? Тут уж прямо весь народ выражает свою волю.

   – Это слово «народ» так неопределённо, – сказал Левин. – Писаря волостные, учителя и из мужиков один на тысячу, может быть, знают, в чём дело. Остальные же восемьдесят миллионов, как Михайлыч, не только не выражают своей воли, но не имеют ни малейшего понятия, о чём им надо бы выражать свою волю. Какое же мы имеем право говорить, что это воля народа?

XVI

Опытный в диалектике Сергей Иванович, не возражая, тотчас же перенёс разговор в другую область.

   – Да, если ты хочешь арифметическим путём узнать дух народа, то, разумеется, достигнуть этого очень трудно. И подача голосов не введена у нас и не может быть введена, потому что не выражает воли народа; но для этого есть другие пути. Это чувствуется в воздухе, это чувствуется сердцем. Не говорю уже о тех подводных течениях, которые двинулись в стоячем море народа и которые ясны для всякого непредубеждённого человека; взгляни на общество в тесном смысле. Все разнообразнейшие партии мира интеллигенции, столь враждебные прежде, все слились в одно. Всякая рознь кончилась, все общественные органы говорят одно и одно, все почуяли стихийную силу, которая захватила их и несёт в одном направлении.

   – Да это газеты всё одно говорят, – сказал князь. – Это правда. Да уж так-то всё одно, что точно лягушки перед грозой. Из-за них и не слыхать ничего.

   – Лягушки ли, не лягушки, – я газет не издаю и защищать их не хочу; но я говорю о единомыслии в мире интеллигенции, – сказал Сергей Иванович, обращаясь к брату.

Левин хотел отвечать, но старый князь перебил его.

   – Ну, про это единомыслие ещё другое можно сказать, – сказал князь. – Вот у меня зятёк, Степан Аркадьич, вы его знаете. Он теперь получает место члена от комитета комиссии и ещё что-то, я не помню. Только делать там нечего – что ж, Долли, это не секрет! – а восемь тысяч жалованья. Попробуйте, спросите у него, полезна ли его служба, – он вам докажет, что самая нужная. И он правдивый человек, но нельзя же не верить в пользу восьми тысяч.

   – Да, он просил меня передать о получении места Дарье Александровне, – недовольно сказал Сергей Иванович, полагая, что князь говорит некстати.

   – Так-то и единомыслие газет. Мне это растолковали: как только война, то им вдвое дохода. Как же им не считать, что судьбы народа и славян... и всё это?

   – Я не люблю газет многих, но это несправедливо, – сказал Сергей Иванович.

   – Я только бы одно условие поставил, – продолжал князь. – Alphonse Karr прекрасно это писал перед войной с Пруссией. «Вы считаете, что война необходима? Прекрасно. Кто проповедует войну – в особый, передовой легион и на штурм, в атаку, впереди всех!»

   – Хороши будут редакторы, – громко засмеявшись, сказал Катавасов, представив себе знакомых ему редакторов в этом избранном легионе.

   – Да что ж, они убегут, – сказала Долли, – только помешают.

   – А коли побегут, так сзади картечью или казаков с плетьми поставить, – сказал князь.

   – Да это шутка, и нехорошая шутка, извините меня, князь, – сказал Сергей Иванович.

   – Я не вижу, чтобы это была шутка, это... – начал было Левин, но Сергей Иванович перебил его.

   – Каждый член общества призван делать своё, свойственное ему дело, – сказал он. – И люди мысли исполняют своё дело, выражая общественное мнение. И единодушное и полное выражение общественного мнения есть заслуга прессы и, вместе с тем, радостное явление. Двадцать лет тому назад мы бы молчали, а теперь слышен голос русского народа, который готов встать, как один человек, и готов жертвовать собой для угнетённых братьев; это нелёгкий шаг и задаток силы.

   – Но ведь не жертвовать только, а убивать турок, – робко сказал Левин. – Народ жертвует и всегда готов жертвовать для своей души, а не для убийства, – прибавил он, невольно связывая разговор с теми мыслями, которые так его занимали.

   – Как для души? Это, понимаете, для естественника затруднительное выражение. Что же это такое душа? – улыбаясь, сказал Катавасов.

   – Ах, вы знаете!

   – Вот, ей-богу, ни малейшего понятия не имею! – с громким смехом сказал Катавасов.

   – «Я не мир, а меч принёс», говорит Христос, – с своей стороны возразил Сергей Иванович, просто, как будто самую понятную вещь, приводя то самое место из Евангелия, которое всегда более всего смущало Левина.

   – Это так точно, – опять повторил старик, стоявший около них, отвечая на случайно брошенный на него взгляд.

   – Нет, батюшка, разбиты, разбиты, совсем разбиты! – весело прокричал Катавасов.

Левин покраснел от досады, не на то, что он был разбит, а на то, что он не удержался и стал спорить.

«Нет, мне нельзя спорить с ними, – подумал он, – на них непроницаемая броня, а я голый».

Он видел, что брата и Катавасова убедить нельзя, и ещё менее видел возможности самому согласиться с ними. То, что они проповедовали, была та самая гордость ума, которая чуть не погубила его. Он не мог согласиться с тем, что десятки людей, в числе которых и брат его, имели право, на основании того, что им рассказали сотни приходивших в столицы краснобаев-добровольцев, говорить, что они с газетами выражают волю и мысль народа, и такую мысль, которая выражается в мщении и убийстве. Он не мог согласиться с этим, потому что и не видел выражения этих мыслей в народе, в среде которого он жил, и не находил этих мыслей в себе (а он не мог себя ничем другим считать, как одним из людей, составляющих русский народ), а главное потому, что он вместе с народом не знал, не мог знать того, в чём состоит общее благо, но твёрдо знал, что достижение этого общего блага возможно только при строгом исполнении того закона добра, который открыт каждому человеку, и потому не мог желать войны и проповедовать для каких бы то ни было общих целей...»

* * *

Стоит также заметить, что постоянно употребляемые понятия «Турция» и «Болгария» (равно как и «Сербия» и проч.), которыми оперировала российская и западноевропейская журналистика, совершенно по сути своей фиктивны. В девятнадцатом веке ещё не существует реальной географической «Турции», а к концу семидесятых годов девятнадцатого века не существует ещё и «Болгарии». Естественно, что различные этнические образования внутри Османской империи сосуществуют и не отделены друг от друга границами. Таким образом, для того, чтобы выкроить, что называется, из территории одного большого, полиэтнического и поликонфессионального государства какое-то количество небольших, следует провоцировать миграционные процессы, интенсивно вытесняя группы населения с насиженных мест; что и происходило во время так называемой «Русско-турецкой войны 1877-1878 годов», как мы уже успели убедиться!..

* * *

Что же происходило вне сферы российской политической мысли? То есть что происходило внутри Османской империи и в Англии, важной для нас, в Англии королевы Виктории?..

Как известно, Дизраэли отнёсся к лживым сообщениям Мак-Гахэна изначально и твёрдо скептически. Дизраэли спокойно называл сообщения о «турецких зверствах», выражающихся якобы в ужасающих убийствах и насилиях, «сплетнями в кафе». Теперь положение Дизраэли было очень сложным. В сравнении с призывающим к войне Гладстоном Дизраэли выглядел гадким циником, не желающим спасения пресловутых «невинных жертв»! Дизраэли твёрдо полагал, что Англия не должна участвовать в войне!

Между тем Гладстон фактически призывал к новым «крестовым походам», полагая, что Англия должна примкнуть к России. Теперь Дизраэли предстоял сложный баланс. Гладстон призывал идти рука об руку с Россией на Османскую империю. В стране многие поддерживали его, наэлектризованные душераздирающими корреспонденциями Мак-Гахэна. И, наконец, сама королева, о которой нам давно пора вспомнить, заявила жёсткую позицию в отношении России, памятуя Крымскую войну. Виктория сказала, что скорее откажется от короны, нежели останется «сувереном страны, позволяющей себе унижаться перед величайшими варварами, тормозящими всякую свободу и цивилизацию». Но лорд Биконсфилд стоял твёрдо: Англия будет держать позицию бдительного нейтралитета! Англия в войну не вступит!..

Королева требовала войны! Войны в защиту Османской империи, войны против России. За королевой стояла и её семья, на этот раз вставшая на её сторону. За обедом лорд Биконсфилд сидел рядом с принцессой Марией Аделаидой, младшей двоюродной сестрой Виктории, дочерью герцога Адольфа Кембриджского.

   – Чего же вы ждёте? – воскликнула она, имея, разумеется, в виду известный «Восточный вопрос».

   – Я жду картофельное пюре, – ответил лорд Биконсфилд с улыбкой лёгкой иронии.

Но от политических противников нельзя было отделаться улыбкой.

Лондон посетили знаменитые «киты» российской политики – тот же Игнатьев, Горчаков, Шувалов. Сопровождаемые красавицами-жёнами, усыпанными бриллиантами, русские политики исподволь сеяли в английском обществе семена неприязни к лорду Биконсфилду. Однако и тот не был слепым. Дизраэли сурово предупредил того же канцлера Горчакова, заявив ему, что если Российская империя посягнёт на Суэцкий канал, Дарданеллы и Константинополь, то Англия вступит в войну!

«Панч» насмешничал и помещал одну за другой карикатуры на Дизраэли.

Султан Абдул Гамид между тем оставался один на один с агрессией России против Османской империи. Пожалуй, надобно иметь очень затуманенный разум, чтобы вторжение вооружённое на территорию другого государства, разнообразные действия против мусульманского населения полагать «войной за освобождение»!..

Покамест возможно было сказать, что Османскую империю предали. Россия просто-напросто разрушала её военной интервенцией. Англия соблюдала свои интересы и потому выжидала...

Горчаков пытался заигрывать с Лондоном. Россия вела двойную игру, заверяя Англию, будто «вопрос о Константинополе может быть разрешён лишь взаимным согласием держав». Но было совершенно ясно, что о захвате Константинополя-Истанбула как раз и мечтают все: Игнатьев, Горчаков, император Александр II!..

Королева то и дело вызывала к себе лорда Биконсфилда. Она нервически вспоминала принца-консорта. Теперь, в её памяти, Альберт представал прозорливым и мудрым политиком...

– Он предчувствовал... предсказывал... Он всегда знал... А теперь я, как бессильная Кассандра[108]108
  ...как бессильная Кассандра... – Кассандра – одна из героинь Троянского цикла древнегреческой мифологии; дочь последнего царя Трои Приама; бог солнца и света Аполлон наделил её пророческим даром, но поскольку она не ответила на его любовь, он сделал так, что её пророчествам не верили.


[Закрыть], должна смотреть, как Россия, это чудовище, наступает варварски!.. Если так и дальше пойдёт, мы увидим гибель Альбиона! Нет, если русские войска приблизятся к Истанбулу, я немедленно отрекусь от престола! Пусть моя страна гибнет без меня!.. А в каком оскорбительном тоне пишут о нас русские газеты! Какие оскорбления они употребляют против нас! Кровь закипает в жилах!..

Османская армия задержала русских под Плевной. Пятьдесят тысяч русских солдат погибли. Тридцать тысяч раненых также погибли, поскольку госпитали были устроены на диво плохо и уход налажен был скверно...

Общественное мнение в Англии постепенно менялось. Англичане всё более и более поддерживали лорда Биконсфилда...

А королева, королева... Теперь она доверяла только лорду Биконсфилду. Она предложила ему орден Подвязки. Он позволил себе отказаться. В сущности, он не так уж любил почести. Она писала ему запросто: «...мой дорогой лорд Биконсфилд...»

Это может показаться странным (или скорее – не очень странным!), но и до сих пор находятся люди, полагающие королеву и премьер-министра, очень старого и болезненного мужчину и уже очень немолодую женщину, любовниками... То есть и это было бы хорошо, но в любовники королевам, царицам, императрицам зачисляют, как правило, всех без исключения их умных министров и победоносных полководцев!..

Королева упрямилась. Она выказывала горячий нрав. Выяснилось, что русская армия вполне способна воскресать, как птица феникс; потому что к услугам этой армии всегда имелось огромное количество, как мы уже упоминали, бесправных крестьян, покорных, не получивших ни малейшего образования, бывших крепостных, на которых всегда можно было быстрым приказом надеть дурно сшитые шинели и отправить воевать куда угодно, вооружив кое-как дурно сделанным оружием... Бесправные люди, бесчисленные солдаты, – этот ресурс победоносности российской армии долгое время оставался неисчерпаем!..

И вот уже русская армия встала на возвышенности. Вот виден Истанбул-Константинополь...

Королева напоминает лорду Биконсфилду:

   – А как же Ваш ультиматум Горчакову? Не пора ли начать войну?..

Он сдержанно отвечает, что нет, ещё не пора. Он даже сомневается в том, что эта пора когда-нибудь придёт!..

Королева показывает, что она – настоящая королева! Она такая, да, какою и должна быть правительница Альбиона. Чем она хуже Бэсс Тюдор, которая горделиво поднялась на палубу пиратского корабля Френсиса Дрейка?! Но вокруг Елизаветы были мужчины!..

   – А кто окружает меня?!..

Дизраэли пишет ей почтительно:

«...Я надеюсь, что Ваше Величество не забудет своего милостивого обещания не писать по ночам, не утруждать себя. Я живу только ради Вас, я тружусь только ради Вас. Без Вас для меня всё потеряно...»

* * *

Бисмарк внезапно показывает России своё подлинное лицо. Собственно, пресловутый «Восточный вопрос» не так уж и занимает Германию. Но вот явное желание Российской империи заключить с Османской империей соглашение, продиктовать Османской империи свои условия за спиной Англии и Германии, просто-напросто проигнорировав Англию и Германию; вот мимо таких намерений Германия не пройдёт! Кроме всего прочего, Бисмарк справедливо подметил, что выделившиеся из тела Османской империи новые государственные образования вовсе не желают терпеть русского царя в качестве замены прежде властвовавшего султана!..

Бисмарк предлагает, то есть он настоятельно рекомендует, то есть он едва ли не приказывает... Короче, он предлагает европейским державам собраться на конференцию, на конгресс... Где? К примеру, в Берлине!.. И там, на конгрессе, в Берлине, спокойно решить судьбу этого «больного человека», то есть Османской империи...

Россия вроде бы согласна. То есть она согласна, чтобы все собрались в Берлине. Вот все соберутся. И тогда Россия всем доложит, какие она условия предлагает Османской империи! Россия полагает себя в своём праве. Зря что ли столько народа положено на полях и пригорках Балканского полуострова?! Теперь можно об этом и напомнить Европе!..

Горчаков публикует соглашение России с Османской империей. Кажется, всё в порядке; Истанбул, Суэцкий канал и Дарданеллы Россия оставляет в покое. Но... Начинаются обыкновенные российские имперские хитрости. Россия предлагает создание Болгарского государства, которое должно фактически стоять в отношении России в своего рода вассальном подданстве. Такая Болгария естественным образом откроет Российской империи выход в Средиземное море. Кроме того, России должны отойти Карс и Батум. Итак! Россия укрепляется в Азии и может двигаться к Индии...

Лорд Биконсфилд спокойно полагает, что вся Англия должна прочитать эту публикацию и получить полное представление о планах Российской империи!

Вся Англия читает и получает полное представление...

Англия забывает о Гладстоне. Теперь для Англии существует только Дизраэли, лорд Биконсфилд... Конгресс в Берлине? О нет! Англия не пошлёт на подобный конгресс своего представителя!..

Но Дизраэли теперь не настроен, кажется, столь непримиримо. Он уведомляет российского посла в Лондоне, графа Шувалова, о необходимости заключения англо-российского соглашения. Дизраэли твёрд. Никакой «Русской Болгарии», никакой «Русской Армении» не будет!..

Дизраэли твёрд, но Дизраэли не настроен непримиримо. Дизраэли снова предупреждает. Если Россия хочет войны с Англией, Россия эту войну получит!..

Лорд Биконсфилд выступает в парламенте. Теперь он предлагает готовить флот к войне. Нужно занять Кипр...

У России фактически нет флота. Война на море – вот её слабое место. Русские издавна побаиваются воды. Несмотря на все до сих пор завоёванные моря, русские не любят моря!..

Шувалов также размышляет. С кем легче договориться? С Бисмарком или с лордом Биконсфилдом? С Германией или с Англией? В конце концов он решает, что с Англией, с Биконсфилдом...

Шувалов просит (уже, в сущности, просит!) оставить России хотя бы этакое интересное образование – «Русскую Армению»... Нет, Дизраэли, твёрдый, но не настроенный непримиримо, отказывает Шувалову...

Шувалов прикидывает... Он проявляет здравый смысл. Нет, нет, Россия не в состоянии воевать с Англией!..

Англия между тем заключает договор с султаном. Султан уступает Англии Кипр. Взамен Англия твёрдо обещает Османской империи поддержку. Создание марионеточных славянских государств, вассалов России, твёрдо приостановлено. Османская империя остаётся евразийской державой. Россия проиграла. Россия действительно зря положила столько народа на полях и пригорках Балканского полуострова. Впрочем, кого в России волнует всерьёз судьба множества солдат?! Совсем другое дело – крушение завоевательных планов! Захват Константинополя в очередной раз не состоялся. Россия не захватит Истанбул никогда!.. России, в сущности, предложено убираться с Балканского полуострова.

Пройдёт почти сто лет. После второй мировой войны наконец-то сбудутся мечты Потёмкина и Екатерины II. Балканский полуостров всё-таки войдёт в сферу влияния России... Болгария. Албания. Югославия... Греция спасётся чудом. То есть если бы не Америка, русские войска вошли бы и в Грецию!.. И ещё одна страна останется свободной – конечно же, Турция!.. А ещё через полвека Россия потеряет свои балканские владения. Вероятно, навсегда! Болгария, Албания, распавшаяся на несколько враждующих государств Югославия, все они вновь вернутся из удушающей сферы российского влияния назад в Европу...

Впрочем, Россия и сама переменится и обернётся лицом к Европе. И то, что было ещё в девятнадцатом веке «Европой» для России, Китая, Индии, уже в двадцатом веке отчего-то обернулось Америкой. И то, что было прежде «Парижем», и то, что было прежде «Лондоном», теперь отчего-то «Нью-Йорк»... Что будет дальше?..

А покамест будет Берлинский конгресс!

* * *

В Берлин съезжаются «зубры», «киты» – короче, мощнейшие представители политической фауны Европы! Бисмарк, Горчаков, Дизраэли... Время железных дорог. Едут, едут старые стреляные воробьи... Ага! Вот уже и до птичек дело дошло!

В сущности, все уже договорились исподволь и потихоньку; так оно всегда и бывает в большой политике. Англия уже кое о чём переговорила с Россией. Османская империя уже отдала Англии Кипр, но ещё не знает о договорённости Англии с Россией. В свою очередь, Англия и Германия уже отдали Австрии Боснию и Герцеговину. А Франции уже внушили, что о Сирии и Египте и речи не поведётся.

Короче, режиссёры продумали, как пройдёт спектакль. Но всё равно Англия с нетерпением и жаром ожидает борьбы своего вождя, лорда Биконсфилда, с «московитским медведем».

Для королевы Англии Берлин – это ведь ещё и дом старшей дочери, той самой Пусси, Виктории Марии Адельгейды. Лорд Биконсфилд останавливается, как и положено, в лучшей гостинице Берлина. В его распоряжении апартаменты. Камердинер, француз Андре М., тотчас указывает на раскинутую в зале на большом столе роскошную композицию – корзины роз и померанцевых цветов, свежая клубника. Это подарок Виктории Марии Адельгейды министру и другу матери. Лорд Биконсфилд пишет королеве о добросердечном внимании, каковым окружают его Пусси и супруг Пусси.

Бисмарк и Биконсфилд встречаются. Это всё, конечно, ужасно удивительно, однако отчего-то представители враждующих держав при личных встречах даже и ценят друг друга, и уважают, и прямо-таки любят!

Собрания конгресса могут произвести на стороннего наблюдателя самое замечательное впечатление! Мундиры, золотое шитьё, звёзды орденов. Османскую империю представляет помощник министра иностранных дел, министр общественных работ, министр иностранных дел, молодой красавец Кара-Теодори, он же – принц Александрос. Молва тотчас же зачисляет Кара-Теодори-пашу в любовники английской королевы, которая, впрочем, даже и не видала его никогда!

Россия упорствует в отчаянном желании сохранить за собой Болгарию, а – соответственно – и доступ к Средиземному морю. Лорд Биконсфилд твёрдо стоит на своём. Он пишет королеве: «Я не опасаюсь за результат, ибо я сказал кому следует, что покину конгресс, если предложение Англии не будет принято».

Лорд Биконсфилд отдаёт приказание приготовить всё необходимое для отъезда английской делегации из Берлина. Бисмарк тотчас мчится в апартаменты лучшей гостиницы Берлина. После значительной беседы Дизраэли пишет королеве:

«...Я принял его предложение. После обеда мы расположились в одной из комнат. Он закурил, и я последовал его примеру... Мне кажется, я нанёс последний удар моему здоровью, но я понимал, что было совершенно необходимо поступить именно так. В подобных случаях некурящий представляется подслушивающим мысли собеседника... Я провёл часа полтора в самом интересном разговоре исключительно политического характера. Он убедился, что ультимативные требования Англии – не выдумка! И уже перед сном я с удовлетворением узнал, что Петербург капитулирует».

В Лондон летит телеграмма: «Россия принимает английский проект о европейских границах Османской империи...»

Бисмарк признаёт, что европейские территории Османской империи не потеряны для неё. И ныне Турецкая республика является расположенной и в Европе, и в Азии...

Горчакову остаётся лишь сожалеть. Россия потратила сотни миллионов рублей, не говоря уже о людских ресурсах!

Бисмарк произносит знаменитую фразу: «Der alte Jude, das ist der Mann!»[109]109
  Этот старый еврей, вот это человек! (нем.).


[Закрыть]

Начинает происходить дружба. Цинический Бисмарк дружит с романтическим лордом Биконсфилдом. Лорд Биконсфилд дружит с добродушным канцлером Горчаковым. Лорд Биконсфилд пишет королеве о своём общении с канцлером Горчаковым: «Так тяжело отказать в чём бы то ни было этому милому старому лису, который кажется совершенно пропитанным елеем доброты...»

Конгресс идёт своим чередом. Обеды, ужины, приёмы... Сочинения Дизраэли издаются и переиздаются в Германии...

Происходит скандал из-за Кипра. Будет ли Кипр английским? Выясняется, что да.

Французские газеты восхищаются: «Английские традиции не умерли. Английские традиции живут в сознании одной женщины и одного старого министра!» Речь идёт, разумеется, о королеве и лорде Биконсфилде.

Дизраэли-победителя встречают цветами и всеобщим восторгом на лондонском вокзале Черринг-кросс. Королева присылает цветы. На этот раз лорд Биконсфилд соглашается и принимает орден Подвязки.

– Вся страна, все, от мала до велика, в восторге! – восклицает королева.

Достоевский тоже восклицает нервически:

«...Женщины, женщины, главное женщины, потому что женщины всем орудуют. Нынче век женщин повсеместно. Женский век, говорю тебе. И вот, во-первых, во всей Европе, первая женщина, это уже, конечно, ледя́. Другие произносят леди, но я произношу ледя́. И даже с ударением на «я». Более подходит к русскому языку. Ну, одним словом, так хочу. Итак, ледя́...»[110]110
  «Дневник писателя», 1881 г.


[Закрыть]

Кто такая эта «первая женщина», эта «ледя́», вы уже, конечно, догадались! Разумеется, это всего лишь скромная и, в сущности, наклонная к определённому консерватизму (во всяком случае, в сфере семейных отношений) королева Виктория!.. Очень жаль, что Достоевский так никогда и не написал историю «леди́». На многообещающем «Итак, ледя́...» всё и завершилось. Очень жаль! Потому что могло бы выйти забавно, как обычно и выходило у Достоевского!..