Текст книги "Примула. Виктория"

Автор книги: Фаина Гримберг

Дадли ухитрился упрятать в Тауэр Сомерсета и сделался первым лицом в государстве. Главными сподвижниками Дадли были Уильям Парр, маркиз Нортгемптон, и Генри Грэй, маркиз Дорсет. Нортгемптона обвиняли в том, что он женился вторично, не расторгнув первый брак. Дорсет первоначально примыкал к Томасу Сеймуру, потом перешёл на сторону Дадли. Дадли импонировали родственные связи Грэя-Дорсета, который был женат на Фрэнсис Брэндон, дочери Чарльза Брэндона и Марии Тюдор, родной сестры короля Генриха. Три дочери Грэя имели право наследовать английский трон. Разумеется, лишь в случае смерти дочерей короля, Марии и Елизаветы, Грэй надеялся, что сэр Томас Сеймур устроит брак Эдуарда с Джоанной, старшей дочерью Грэя. После казни Томаса Сеймура Грэй возлагал надежды на ловкого Дадли, надеясь, что тот каким-либо способом приблизит Джоанну к трону.

Итак, совершенно, можно сказать, неожиданно, в очередь к трону выстроились целых пять претенденток. В стране бесправных женщин открылась, кажется, широкая дорога, этакая зелёная улица для женщины-правительницы!

В середине мая 1553 года подросток Эдуард лежал в одном из покоев Гринвичского замка. Тело юного короля покрылось язвами, он харкал кровью, жар туманил его сознание. И вот тут-то юный король подписал некий любопытный документ, долженствующий показать и доказать, что мужчины, в особенности мужчины-короли, не склонны так легко отдавать свои мужские права! Документ, подписанный умирающим, изменял права наследования, установленные завещанием его отца. Новый порядок наследования провозглашал первыми после Эдуарда наследников мужского пола от Фрэнсис Брэндон; затем следовали наследники мужского пола от трёх её дочерей – поочерёдно – от Джоанны, Екатерины и Марии Грэй; и наконец – последними числились наследники мужского пола от Маргарет Клиффорд, внучки Чарльза Брэндона и Марии Тюдор.

В том, что Эдуард изменил порядок наследования престола, не было, пожалуй, ничего удивительного. Генрих изменял этот самый порядок несколько раз. Сестру Марию Эдуард любил, но она являлась ревностной католичкой, и потому он никак не желал оставить ей трон и страну. Сестра Елизавета была такой же протестанткой, как и сам Эдуард. Но... он ещё и не хотел оставлять престол особе женского пола! Поэтому документ был составлен таким образом, что, казалось, совершенно отрезал именно женщинам пути к трону Альбиона. Только вот беда, ни у одной из женщин, определённых Эдуардом в матери наследников, не имелось сыновей!

Кто всё это придумал? То ли сам Эдуард, то ли влиятельный Дадли, к тому времени уже герцог Нортумберленд.

И не успели ещё чернила просохнуть на указанном документе, а Дадли объявил о женитьбе своего сына Гилфорда на старшей дочери Генри Грэя, к тому времени уже герцога Суффолка, Джоанне. В списке будущих матерей наследников Джоанна значилась второй после своей матери, леди Фрэнсис. Но леди Фрэнсис находилась отнюдь не в том возрасте, когда женщина может родить сына или дочь!

Теперь наконец-то пришло время представить вам главных героев короткой истории второй после Боудикки королевы Альбиона. Итак! Молодой лорд Гилфорд Дадли. Общее мнение современников – красив. По мнению одних – блестящий светский юноша. По мнению других – беспутный повеса, завсегдатай портовых таверн. Леди Джейн Грэй. Ей пошёл шестнадцатый год. Образованная молодая аристократка, знает латынь и древнегреческий. По мнению одних – робкая запуганная девочка. По мнению других – светская кокетка, обожающая наряды и развлечения. По мнению третьих – Джоанна Грэй была по-своему сильной личностью, мечтала о реформах и о благе английского народа. Её отношения с молодым супругом? По мнению одних – оба ничего не смыслили в политике, но друг друга любили. По мнению других – друг друга любили, но и в политике разбирались. По мнению третьих – серьёзная образованная девушка успела за короткий срок пленить юного повесу, и он, подобно ей, теперь стремился действовать на благо страны.

Вот леди Джоанна на портрете, который приписывают кисти художника, прозванного Мастером Джоном. Портрет написан, вероятнее всего, в 1545 году. Но если в 1553 году леди Джоанне пошёл шестнадцатый год; стало быть, в 1545 году ей было... Отнимаем от пятидесяти трёх сорок пять. Получается восемь! Ей было восемь лет?!. На портрете Мастера Джона она похожа на два треугольника. Верхний треугольник – поменьше – грудь – медальоны на шее, рукава широкие меховые, пальцы обеих рук аккуратно растопырены на пряжке пояса. Нижний треугольник – подлиннее – юбка парадного платья. На гладко причёсанных коричневых волосах – узкий венчик. Лицо бледное, черты очень симметричные, губы аккуратно сжаты. Лицо закрытое, как дверца резного шкафчика. Сколько ни вглядывайся, никакого выражения не разглядишь. Возраста тоже нет никакого. Может быть, сорок, а может быть, двадцать. Ничего детского... Скорее всего, это не столько портрет юной леди Джоанны Грэй, сколько манера Мастера Джона писать парадные портреты высокородных особ.

Если бы у Гилфорда Дадли и Джоанны Грэй родился сын, он сделался бы после смерти Эдуарда королём Англии; и, таким образом, оба потенциальных деда ещё не родившегося внука сделались бы фактическими правителями Англии, фактическими регентами при грудном младенце и его юных родителях.

Но когда 21 мая произошло венчание юной четы, Гилфорда и Джоанны, новый порядок наследования престола ещё не был обнародован. Дадли был чрезвычайно любезен с Марией, дочерью Екатерины Арагонской, почтительно именовал её в глаза «принцессой Англии».

Меж тем было ясно, что до осени король не доживёт. Лекари приговорили несчастного подростка единогласно. Времени оставалось совсем немного. В этот короткий срок не было никакой возможности выносить и родить чаемого наследника. Значит... впереди Англию ждали смута и гражданская война. Но ловкий Дадли внёс в документ, подписанный Эдуардом, совсем незначительное, совсем мелкое изменение. Теперь в списке возможных наследников значились не только будущие сыновья леди Джоанны, но и... она сама. Теперь выходило так, что после смерти короля Эдуарда право занять английский трон получали: «леди Джоанна и её наследники мужского пола».

Джоанна должна была стать королевой и оставаться королевой до той поры, покамест у неё не родится сын!

Исправленная версия документа, трактующего порядок английского престолонаследия, была официально утверждена королевским Советом. Некоторые члены Совета, впрочем, возражали, но большая часть советников полагала указанный документ той самой бумажкой, какая по-русски именуется «филькиной грамотой». Все понимали, что смута неминуема! Сторонники Марии непременно должны были начать военные действия. Советники запасались доспехами и оружием. Об умирающем молодом короле никто уже не думал.

Эдуард умирал в страшных муках. Волосы и ногти выпали, тело отекло. Несчастный подросток умер в самом начале лета, 6 июня.

Мария отправилась на побережье, к Норфолку и Суффолку. Она явно намеревалась собрать войска и отстаивать свои права на корону. Дадли нервничал. После смерти Эдуарда прошло сорок восемь часов. Народ недоумевал. Официального объявления о смерти короля не сделали. Джоанну Грэй покамест не провозглашали королевой. Объявили вновь о болезни короля. Тауэр был битком набит оружием и поставлен под усиленную охрану. На Белую башню подняли все большие пушки и держали их в состоянии готовности. Сторонникам Марии, которые были арестованы по приказу Дадли, велено было готовиться к смерти.

10 июля юная Джоанна прибыла в Тауэр и расположилась в покоях, где по традиции располагались английские короли. Теперь предстояла коронация – самое торжественное событие в жизни правителя. Но на этот раз никакой торжественности не было. Церемонию проводили поспешно, присутствовали лишь немногие. Впервые после древней Боудикки на трон Альбиона вступала женщина. Права её были зыбки. А боролись с ней также не мужчины, а женщины, Мария и Елизавета. Время королев стремительно летело на Британию!

Впрочем, имелся в истории Англии ещё один эпизод, ещё один краткий отрезок времени, когда на престоле сидела женщина. В 1135 году умер Генрих I, сын завоевателя Британии, норманна Вильгельма I Завоевателя. Дочь его Матильда самовольно заняла трон. Она не была официально коронована; она даже не называла себя «королевой, но – «дочерью короля Генриха, английской леди». Да ей и не нравилось англосаксонское слово «квин» – «королева». Англосаксонским и норманнским феодалам, окружавшим трон, слово «королева», кажется, нравилось ещё менее, нежели самой Матильде. Они и не думали наделять её правами на престол! И очень скоро они принудили её отказаться от престола в пользу двухлетнего сына. Вот уж они насладились вольницей собственного правления, покамест мальчик не вырос. А выросши, он стал Генрихом II Плантагенетом и решительно провёл реформы, укрепившие королевскую власть в Англии.

Итак. Матильду возможно было не принимать, что называется, в расчёт. Она не была официально коронована. Да в конце-то концов и Боудикку возможно было не принимать в расчёт: ведь когда она правила, и Англии-то никакой ещё не было! Стало быть... Стало быть, Джоанна Грэй явилась всё-таки первой королевой Англии. Хотя и по сей день отнюдь не все признают её королевой. Но коронована Джоанна была!

После её коронации появились на улицах Лондона герольды и трубачи. Они громкоголосо объявили Джоанну королевой и уверяли, что Мария – «рождена незаконно» и потому не имеет прав на престол. Кроме того, Мария ведь была католичкой, паписткой! По мнению Дадли и его сподвижников, это обстоятельство и вовсе должно было исключить Марию из числа претендентов на трон Англии. Лондонцы растерянно молчали. Мало кто подхватывал крики герольдов: «Да здравствует королева!» Иные тихо толковали, что если кто и имеет право на королевский титул, то, конечно же, Мария, дочь короля. «Старого Гарри» боялись, даже ненавидели, но уважали как личность сильную. А его дочь Марию любили, но об этом речь впереди.

А покамест в Тауэре, в королевских покоях, одинокая шестнадцатилетняя девушка, Джоанна Грэй, королева, должна была страдать от одиночества и мучительного чувства неопределённости. Ни о парадном выходе, ни о проезде по столице и речи не было. В домашней робе, стянув лентой каштановые волнистые пряди, нервически скрещивая пальцы рук, Джоанна переходила из комнаты в комнату. Её вознесли на вершину власти, но, должно быть, никогда во всю свою недолгую жизнь она не чувствовала себя такой униженной. Она была королевой, но Дадли нагло приказал ей, чтобы она первым же своим указом провозгласила королём своего супруга, Гилфорда. Она любила Гилфорда. Но чувство собственного достоинства было у неё развито не в малой степени. Пройдёт совсем немного времени и она принуждена будет писать Марии объяснительные письма. «Я послала за графами Арунделом и Пембруком, – напишет Джейн Грэй, – и сказала, что если корона принадлежит мне, то в моей власти пожаловать супругу титул герцога, но никак уж не короля».

Джоанна понимала, что сама она ничего не значит ни для своих родителей, ни тем более для Дадли. Для них она – всего лишь нечто наподобие живой ширмы, расположившись за которой, эти люди намереваются править страной. Её уговаривали назначить Гилфорда королём.

– Нет, – отвечала она, – это не по закону.

Но ей было всего шестнадцать, а и Гилфорд был не намного старше её. Свекровь Джоанны, супруга Дадли, пришла в бешенство и приказала сыну «не делить постель с этой ослушницей». Юноша не осмелился противоречить родителям. Собственно, речь велась не только о пресловутой «постели», но и – и это сейчас было куда важнее! – о моральной поддержке. Именно моральной поддержки юная королева была лишена. Она знала, что ей нечего рассчитывать и на поддержку народа. В глазах тех, кого издавна называют «простыми людьми», королева Джоанна являлась беззаконной захватчицей трона; их симпатии были на стороне Марии. При таких обстоятельствах держать в повиновении народ и руководить Советом мог только опытный политик Дадли. Одинокой Джейн оставалось лишь бродить из покоя в покой и нервически сознавать собственное бессилие.

А Мария явно затевала мятеж. Дадли выступил из Лондона во главе трёх тысяч всадников. В его власти находились столица, казна, да и сама королева! Он был опытным, очень опытным военачальником. Он должен был победить. Посол Римской империи писал императору Карлу V: «...В самом деле, как может женщина, даже если королевский титул принадлежит ей по праву, практически в одиночку одержать победу над такой силой».

Но... Марию любил народ. Народ ненавидел Дадли, полагая его хитрым выскочкой. Народ не знал ничего ни о личности, ни о характере Джоанны. Народ решительно выступил на стороне законности. Если уж королева, то дочь короля!

Мария приехала в лагерь своих воинов верхом. Её появление встретили торжественными криками. В её армию устремились добровольцы и повозки с оружием и провиантом. Меж тем солдаты Дадли засомневались, они сотнями переходили на сторону Марии. Наконец и многие аристократы перешли к Марии. Ясно было, что Дадли терпит поражение.

19 июля лондонцы устремились к площади, где уже собрались советники. Марию торжественно провозгласили королевой Англии.

Колокола звонили, на улицах открывали бочки с вином. В покои Джейн в Тауэре явился герцог Суффолк. Ей доложили о его приходе. Она вышла г*нему и села на парадное кресло. Герцог приблизился, протянул руки и разорвал висевшие над её креслом знаки королевской власти.

Дадли был схвачен, заключён в Тауэр и после скорого суда казнён. Перед смертью он отчаянно каялся и даже объявил, что все его дурные деяния вызваны именно отказом от католической веры. Но подобное покаяние не спасло его.

Джоанна томилась также в Тауэре. Теперь её перевели из королевских покоев в тюремные. Она знала, что здесь же, в Тауэре, заключены её супруг и её отец. Генри Грэй в заключении заболел. Его жена, мать Джейн, умоляла Марию, новую королеву, освободить больного.

В лучшем случае Джоанне грозило пожизненное тюремное заключение. Но её отец действительно был освобождён. Многие из тех, что поддержали в своё время Дадли, теперь по милости новой королевы преспокойно заседали в королевском Совете.

Но это ещё не был конец. В конце января 1554 года сложился дворянский заговор с целью свержения Марии. В числе заговорщиков был и отец Джоанны, он успел выздороветь на свободе. Заговорщики предполагали убить Марию. Восстание началось. Предводители восстания громко толковали о решении королевы выйти замуж за испанского принца.

– Она хочет передать власть над Англией чужеземцам!

Королева вела себя спокойно и мужественно. В своих публичных речах она разъясняла, что брак её с испанцем ничем не угрожает Англии, и заверяла, что единственная цель заговорщиков – захват власти!

Джоанна, вероятнее всего, знала о восстании. Возможная победа восставших не означала бы, однако, непременного восстановления её на престоле Альбиона. Она не была популярна, она не была дочерью короля. Вернее всего, престол достался бы второй дочери Генриха, Елизавете. Но всё же, в случае победы мятежников, Джоанна Грэй получила бы свободу!

Мятеж завершился полным провалом. Отца Джоанны схватили, когда он пытался спрятаться в дупле старого дуба. Вместе с ещё сотней мятежников он был казнён. Но ещё большее число мятежников Мария помиловала.

Королевский совет посчитал, что за этим мятежом могут последовать другие, и мятежники будут действовать именем Джоанны Грэй! Низвергнутой королеве и её молодому супругу вынесли смертный приговор.

Ранним утром 12 февраля палач, хромой верзила в белом фартуке мясника, завершил приготовления к двойной казни. Джоанна Грэй и Гилфорд Дадли сложили головы на плахе.

Так погибла первая, официально коронованная правительница Англии. Ей не исполнилось ещё семнадцати лет.

* * *

 
Мэриголд – Златоцвет, – я тебя воспою,
Ибо так на земле благодетельна ты,
Как Мария святая – в небесном раю.
Нету равной на свете тебе чистоты!
Точно ясное злато, сияют черты,
Добродетель и честь отражая твою.
Пред тобою тускнеют земные цветы.
Златоцвет – Мэриголд, – я любви не таю!
 

Марию любили, о ней складывали песни. В истории она известна как Мария Кровавая. Она была очень-очень несчастной женщиной.

За что же её любили? О! Отнюдь не за какие-то её личные достоинства. Время, когда правителя станут любить или по меньшей мере уважать за какие-то его личные достоинства, ещё не пришло. Англичане даже не так хорошо знали Марию, они не так много видели её. Для них она была сказочной принцессой, несправедливо обиженной принцессой, чьи права были попраны беззаконно. Прелестная девушка-принцесса, цветочек-златоцвет.

Она была совсем маленькой, когда между её родителями, Генрихом VIII и Екатериной Арагонской, начались нелады. Потом место Екатерины при Генрихе заняла ненавистная беззаконница, колдунья, шестипалая Анна Болейн. Мария росла, окружённая испанскими придворными Екатерины; с детства утешением в невесёлой жизни принцессы сделалась католическая религия, которую Мария восприняла от матери. Эта горячая приверженность католичеству в стране, всё более склонявшейся к протестантизму, в дальнейшем определила судьбу Марии. Она любила отца, но она боялась его и даже ненавидела. Она получила хорошее образование, знала латынь и греческий, играла на музыкальных инструментах. Она жила после смерти матери в постоянном страхе. Она знала, что отец объявил её незаконной дочерью. Она знала, что он не затруднится отдать приказ о её убийстве. Она полагала, что он отошёл от истинной, католической веры. Но он был для неё идеалом правителя. А в глазах народа именно она, неведомая принцесса-затворница, являлась самой законной дочерью короля, дочерью от первого брака, всегда самого законного в глазах народа.

Её мачеха, новая мачеха, кроткая Джейн Сеймур, попросила короля вернуть опальную дочь ко двору. Мария снова появилась в Лондоне. Она ладила со своими мачехами, которые сменялись на ложе её отца-короля поспешно, одна за другой. Она видела, как он разводился со своими жёнами, как он казнил своих жён. Она была чужда придворным развлечениям. Сердцем она влеклась в далёкую Испанию, на родину своей обожаемой матери, туда, в этот земной католический рай.

Внешне она мало походила на классический тип испанки. Волосы у неё были рыжие. На портретах она всегда затянута в парадный костюм, усыпана драгоценностями, и тело её колюче окружено жёсткими юбками и стоячими нарядными воротниками. Как правило, она смотрит мрачно и как-то даже злобно-иронически, хотя современники, благоволившие к ней, восхваляли как раз мягкость и деликатность её обращения с людьми. Она часто болела. Она была девственницей. Она была добродетельна. Ей минуло тридцать семь лет, когда она, королева, признанная законной, торжественно въехала в Лондон, с ног до головы усыпанная дорогими каменьями, одетая в златотканые одежды. Народ ликовал. Её простой, грубоватый, её английский народ. Она была торжественно коронована. Сказка становилась былью, опальная принцесса возвращала себе законное право на власть. Справедливость торжествовала.

Новая королева – первая королева, коронованная парадно! – снова ввела католицизм в королевские резиденции. Сама благочестивая католичка, она желала видеть возврат своего народа к истинной вере.

Она во всём полагалась на Бога, на католического Бога её матери, Катарины Арагонской, на Бога бабушки Изабеллы и дедушки Фернандо; на Бога, которого следовало защищать от всевозможных ересей кострами инквизиции!

Но сказка, стремительно преображавшаяся в быль, уже не так нравилась народу. Да и не только народу. Ни Елизавета, дочь Анны Болейн, ни Анна Клевская, последняя оставшаяся в живых вдова Генриха, на мессы не являлись. Лондонцы забрасывали католических священников тухлыми яйцами и обзывали «мерзкими папистами». Мария издала несколько указов, согласно которым, печатники и книготорговцы подвергались различным наказаниям за распространение мятежных баллад и памфлетов. Королева прихварывала. Страна ей досталась разорённая и слабая.

Незамужняя девица на престоле уже представлялась решительно всем, и народу, и английским феодалам, и европейским правителям, абсурдной и нелепой фигурой. Разве королевская власть – не от Бога? Но ежели так, то править непременно должен мужчина, а не женщина, не дочь Евы, запятнанная первородным грехом[10]10
  ...дочь Евы, запятнанная первородным грехом... – имеется в виду иудео-христианский миф о первой женщине, Еве, которая нарушила запрет Бога и отведала плодов с древа познания.


[Закрыть].

Кто же достоин сделаться мужем королевы и королём? Все предпочли бы видеть на троне рядом с Марией англичанина. Самым высокородным английским женихом считался Эдуард Кортни, маркиз Эксетер. Отец его был заключён в тюрьму Генрихом VIII-ым и казнён.

Сын вырос в тюремном заточении, где, впрочем, получил обычное для аристократа того времени образование. Из тюрьмы он был освобождён по указу взошедшей на престол Марии. Он был моложе её лет на десять, но это как раз и не имело особого значения. Мария осыпала Кортни милостями, пожаловала ему наивысшие государственные награды. Но, несомненно, Кортни представлялся ей слишком прозаичным. Она была по-своему романтическая мечтательница. Она мечтала видеть во главе обновлённой, вернувшейся к истинной вере Англии совсем другого человека, человека, рождённого на родине её материнских предков. Она даже знала, кто он, этот человек. Она уже выбрала его себе в мужья. Теперь осталось, чтобы и он выбрал её. Сын Карла, императора священной Римской империи[11]11
  ...Священной Римской империи... – Священная Римская империя – государство, существовавшее с 962 по 1806 год, включало ряд территорий Западной Европы.


[Закрыть], испанский принц Филипп[12]12
  ...испанский принц Филипп... – Имеется в виду Филипп II (1527—1598), король Испании из династии Габсбургов.


[Закрыть].

Карл V приходился Марии родственником. Его мать, королева Иоанна Безумная, была родной сестрой Екатерины Арагонской, то есть Карл V был двоюродным братом Марии. А Филипп... соответственно, племянником.

Филипп также был моложе Марии более чем на десять лет. Лучший его портрет написан знаменитым Тицианом[13]13
  ..знаменитым Тицианом ... – Тициано Вечеллио (1476—1576), выдающийся художник эпохи Возрождения.


[Закрыть]. На наш взгляд, Филипп выглядит старше своих лет. У него большой лоб, небольшая бородка клинышком и стабильно меланхолическое лицо. Матерью его была Изабелла Португальская. Он часто болел и в этом был сходен со своей возможной невестой, Марией Английской. Его ненавидели в Нидерландах, испанской провинции. Недоброжелатели толковали о его извращённой порочности.

Мария писала Карлу. Она фактически уже просила его отправить в Англию Филиппа. Мария не была никак знакома с Филиппом. Её устремления к испанскому принцу были сугубо романтическими, В Лондон прислали из Мадрида портрет кисти Тициана. Вероятно, этот портрет произвёл на королеву сильное впечатление. Теперь он представлялся ей идеалом мужчины и короля. Она заочно влюбилась в него.

Но можно себе представить, что Мария волновалась. Можно себе представить, что она вспоминала свою мать, которая была шестью годами старше Генриха. Можно себе представить Марию робеющей в предчувствии близкого брачного союза. Можно себе представить девственницу, страшащуюся мужских объятий. Можно себе представить немолодую девушку, ревностно преданную религии; наклонную скорее к аскетизму, нежели к супружеским радостям. Всё это возможно представить себе.

Она всё же очень хотела выйти замуж за Филиппа и готова была любить его всей душой.

Рядом с ней существовала реальная претендентка на английский трон – дочь Генриха и Анны Болейн – Елизавета. Вероятно, Мария не хотела раздражать подданных новыми расправами. Она мечтала устранить возможную соперницу естественным, что называется, путём, то есть просто-напросто родить в законном браке сына, само появление которого на свет уже навсегда преградит Елизавете путь к трону.

Филипп уже готовился отплыть в Англию. Страна шумела, как растревоженный улей. А если Мария умрёт, так и не родив наследника? Что тогда? На английский престол сядет испанец?!

Филипп тоже не очень-то доверял своим будущим подданным и приближённым. Он вёз с собой не только собственных поваров, но даже и съестные припасы – на первое время.

Волновало англичан и то, что Филипп уже успел жениться и овдоветь, и даже имел сына Карлоса, которому уже исполнилось восемь лет. Таким образом, в случае смерти Марии, к примеру, от родов, на престол могли бы претендовать чужаки.

Филипп отплыл в Англию летом 1554 года.

Разумеется, он был торжественно встречен. Королева ждала его в Винчестере. Прежде они никогда не видели друг друга. Испанцам Мария не понравилась, показалась старой и некрасивой. Ей же, судя по всему, жених понравился сразу. Теперь она была влюблена не в отвлечённый идеал, не в портрет, исполненный прекрасным художником, но в живого мужчину, который приблизился к ней и приветствовал её поцелуем в губы, по-английски.

Торжественный обряд венчания происходил в Винчестерском соборе. Все не могли не заметить, что бракосочетание пришлось на день святого Иакова, которого испанцы издавна почитали как покровителя своей страны. Это ни у кого из англичан восторга не вызвало. Но в целом свадебные торжества доставили народу немало развлечений. Парадное венчание, пиры, угощения, уличные представления. Из уст в уста передавалось: «Королева ест на золотой тарелке, а Испанец – всего лишь на серебряной!» Это унижение испанца примиряло с ним англичан.

Но всё же в Лондоне постоянно вспыхивали стычки и драки между горожанами и прислугой знатных спутников Филиппа.

В сентябре придворные лекари установили беременность королевы. Медицина шестнадцатого века не отличалась особым совершенством. Вполне возможно предположить, что врачи приняли за признаки беременности признаки начала ракового заболевания. Но покамест король и королева всё ещё верили в то, что на английском троне вновь воссядет католик, принц, король, с младенчества воспитанный в истинной католической вере.

Однако мероприятия, призванные вернуть Англию в лоно католической церкви, всё более и более раздражали население. Король и королева всё более склонялись к необходимости жёстких репрессивных мер. Тем более, что в этом могла им подать пример Испания.

Ещё не так давно Мария казалась людям сказочной принцессой, которой счастливая судьба справедливо подарила корону. Однако теперь, когда запылали костры и усилились гонения, Мария перестала быть для своих подданных цветком-златоцветом. Её ревностное католичество, её брак с испанским принцем отвращали от неё народ. Теперь симпатии были на стороне Елизаветы, протестантки, чистокровной англичанки. Мария стала помышлять о казни Елизаветы или по крайней мере о тюремном заточении. Но нет, нет, нет; Мария родит сына, и Елизавета будет навеки отстранена от английского престола.

Одного за другим сжигали на кострах служителей англиканской протестантской церкви. Казнили не только приходских священников, но и епископов. В пламени костров гибли женщины, старухи, матери малолетних детей, юные девушки.

Воспитанная матерью, Екатериной Арагонской, и католическими священнослужителями, Мария вовсе не полагала сожжение на костре жестокой казнью. Она знала, что огонь очищает душу еретика, уничтожая его тело. Подобно своей бабушке Изабелле, она считала, что сожжение спасает души заблудших.

Образ гонимой злыми мачехами принцессы-цветочка заменился в народном сознании обликом злобной ведьмы-католички, Марии Кровавой!

Теперь уже не объяснялись в любви к Мэриголд, теперь зазвучали иные песни:

 
Когда нестерпим тирании гнёт
И правят страною жестокость и зло,
Когда страдает простой народ
И время огня и меча пришло,
В час казней и пыток, несчастий и бед
Взываем мы к нашей Элизабет!
 

Марию и Филиппа возненавидели.

Но ведь королева должна была дать жизнь наследнику. Время родов приближалось. Мария уединилась в замке Хэмптон-Корт. То и дело оттуда приходили противоречивые известия. Королева родила крепкого мальчика. Королева и ребёнок умерли при родах. Родилась девочка. Ребёнок мёртв. Нет, роды ещё не начались!

Роды и вправду никак не начинались. Была ли королева беременна? Возможно, она родила мёртвого ребёнка. А может быть, всего лишь росла злокачественная опухоль. В любом случае несчастная женщина, уже мечтавшая о близком материнстве, страдала душою и телом.

Страна недоумевала. Наконец Мария покинула Хэмптон-Корт. Она так и не родила наследника.

А вскоре её постигло и ещё одно женское горе. Любимый супруг Филипп должен был покинуть Англию для того, чтобы править Нидерландами. Предполагалось, разумеется, что этот отъезд – не навсегда. Королева проводила мужа до самого корабля и грустно простилась с ним. Едва ли Филипп сам верил в своё возвращение.

Королева по-прежнему искореняла протестантизм посредством костров и плах. Страна нищала и слабела.

Внезапно возвратился Филипп! Впрочем, никто не верил, что он вернулся вследствие тоски по королеве. Все знали, да и сама королева знала, что Филипп хочет вовлечь Англию в войну с Францией. Война эта действительно началась и закончилась для Англии значительными территориальными потерями.

Королева слабела вместе со своей страной. Совсем недавно она уже составила завещание, в котором назначала своим наследником своего возможного ребёнка, а в случае его смерти – своего возлюбленного супруга, Филиппа! Теперь болезнь королевы явно прогрессировала, а о ребёнке и речи быть не могло! И Филипп уже понимал, что ему не быть королём Англии. Тайный Совет настоятельно рекомендовал больной Марии написать новое завещание. У неё не было выхода. Новое завещание было написано и подписано королевой. У неё не оставалось сил противостоять советникам. Наследницей была объявлена Елизавета!

17 ноября 1558 года Мария Тюдор, первая, парадно коронованная королева Англии, умерла.

* * *

Английский престол заняла Елизавета Тюдор, первая Елизавета на троне Альбиона. Ей было двадцать пять лет, ей предстояло царствовать сорок пять лет!

Она получила в наследство разорённую, измученную, растерянную страну. Она была одной из самых образованных женщин своего времени. Помимо латыни и греческого, она владела итальянским, французским и испанским языками. Она любила учиться. Одно время гуляла молва, будто муж Екатерины Парр, вдовы Генриха, пытался развратить юную принцессу Бэсс, но ему это не удалось. Именно в правление этой королевы построили на берегу Темзы, в южной части Лондона, несколько помещений для того, чтобы представлять пьесы. Одним из этих помещений был театр «Глобус»[14]14
  ...театр «Глобус»... – эта театральная антреприза навсегда связана с именем Шекспира.


[Закрыть]. Английская литература шестнадцатого века была великой литературой, литературой Фрэнсиса Бэкона[15]15
  Фрэнсис Бэкон (1561—1626) – английский философ.


[Закрыть] и Вильяма Шекспира.

Елизавета любила одеваться с необыкновенной пышностью. Её робы, её широчайшие юбки походили на златоцветные поля, украшенные цветением драгоценностей. Её красивые, ярко-рыжие волосы украшались жемчугом. Она любила танцевать ночи напролёт и не очень любила мыться.