Текст книги "Гаврило Принцип. человек-детонатор"

Автор книги: Евгений Матонин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Последний раз дома

А что же Принцип?

Осенью 1913 года он вернулся из Белграда в Боснию. Как и в прошлый приезд, жил у брата Йово в Хаджичах. Как уже говорилось, Принцип не раз встречался с Иличем и они решили отложить покушения и попытаться создать революционную организацию в Боснии и Хорватии. Сам Гаврило хотел продолжить обучение, возможно, даже поступить в университет.

В декабре 1913 года он ввязался в довольно неприятную историю. Собственно, ничего серьезного сначала не произошло. На вечеринке с танцами, на которую пришли Принцип и его брат Йово, полицейский начал приставать к девушке – скорее всего, из личного интереса. Принцип вмешался. «Тавро, как дикая кошка, прыгнул на жандарма и выбросил его вон», – вспоминал его брат.

Вскоре Принцип отправился в свое село повидаться с родителями и родственниками. И там он получил от брата известие, что из-за этого мелкого инцидента на танцах полиция его разыскивает. Жандарм-то был в форме, а оскорбление мундира, да еще действием, считалось весьма серьезным правонарушением, так что Принципу могла грозить тюрьма. Поэтому он решил не задерживаться в Боснии.

Много любопытных сведений об этом последнем пребывании Принципа дома собрал в тридцатых годах прошлого века русский эмигрант, эсер Владимир Иванович Лебедев. Он очень интересовался причинами возникновения Первой мировой войны, и в частности историей сараевского покушения и биографией Принципа, опубликовал на эти темы несколько статей. Ему удалось поговорить с матерью, братом и другими родственниками и знакомыми убийцы эрцгерцога[24]24
  После смерти В. И. Лебедева его семья передала оставшиеся после него бумаги в библиотеку Колумбийского университета в Нью-Йорке, где они находятся и поныне.


[Закрыть].

Мать Принципа рассказывала, что последний раз он приезжал домой на праздник Святого Савы 27 (14) января 1914 года. Тогда зима была очень снежной – дома завалило почти по самые крыши. Принцип, по словам матери, в тот приезд выглядел очень задумчивым и озабоченным. Всё время смотрел куда-то и о чем-то думал. Она спросила: «Что с тобой? Ты заболел? Почему ты так похудел? Может быть, сильно простудился? Расскажи мне». Но он в ответ только рассмеялся и сказал, что такие люди, как он, «не болеют, они только толстеют». И снова о чем-то думал и много читал.

Впрочем, молчал Принцип не всегда. Он, например, рассказал матери о Богдане Жераиче – кем он был и за что погиб. Он говорил, что украшает его могилу цветами и когда нет денег, чтобы купить цветы, срывает их в каком-нибудь саду. Утром они исчезали с могилы – их убирали сторож кладбища либо полиция, а вечером Принцип с друзьями снова украшал могилу.

Еще он рассказывал о Сербии, короле Петре, о парламенте, о том, что земля в Сербии принадлежит крестьянам, о сербских победах. Однажды какой-то малыш спросил: «А какие они, сербы?» Принцип, смеясь, ответил: «На каждом плече у них по два рога, каждого могут забодать!»

Другие родственники вспомнили еще кое-какие детали. Тетка Принципа советовала ему бросить учение и найти какую-нибудь легкую работу, на что он ответил: «Только для народа живу!» Одной из своих родственниц, у которой был роман с немцем, он советовал: «Не выходи замуж за немца. Можешь за хорвата, но за немца – ни в коем случае».

Принцип пробыл дома восемь дней. Получив от брата известие, что из-за драки с жандармом на танцах его разыскивает полиция, он постарался поскорее уехать из Боснии. Вместе с Принципом в Сербию поехал его друг Владета Билбия – тоже участник молодежного движения, который еще в 1912 году подумывал о покушении на министра финансов Австро-Венгрии Леона фон Билинского. Уехали они по чужим документам – их дал местный доктор Любо Подградский, хорошо знавший его мать. Больше Гаврило не видел своих родителей и никогда не был в родном селе.

Билбия рассказал Владимиру Лебедеву, что до Сербии они добирались сложным путем: сначала доехали до далматинского порта Шибеник, там сели на пароход и добрались до города Сушак, а оттуда поездом до Загреба. В Загребе они жили под чужими именами. Билбия использовал паспорт доктора Подградского (хотя тот был старше его на десять лет), а Принцип раздобыл себе документы на имя Жики Йовановича.

Потом они по железной дороге поехали в Белград. Билбия остался в Земуне (ныне это район Белграда, расположенный на правом берегу Дуная, а тогда он был австро-венгерским пограничным городом на самой границе с Сербией – граница тогда проходила по Дунаю), а Принцип с чужим паспортом без проблем пересек границу. Из Белграда он послал в Земун Трифко Грабежа, чтобы тот помог Билбии перейти границу – тот опасался делать это легально, поскольку не особо надеялся на паспорт доктора. Но в итоге его переправили в Сербию тайными тропами.

В Белграде Принцип оказался в феврале 1914 года. Властям он заявил, что прибыл в Сербию для продолжения обучения и что был вынужден бежать из Австро-Венгрии, поскольку австрийцы не хотели давать ему паспорт. Так как Принцип уже учился в Сербии, ему позволили остаться и на этот раз.

Опять началась та же насыщенная, но полуголодная жизнь. Денег ему всегда не хватало, иногда даже на еду. Сохранилось несколько писем Принципа его другу из Сараева. В одном он пишет: «Те пять динаров, которые ты мне послал, я уже почти проел… Прошу тебя, пошли мне что-нибудь еще, пока я не получу из дома…»

Но деньги из дома, судя по всему, так и не пришли, и Принцип сообщил приятелю, что ему очень стыдно, но деньги вернуть он не может. «Ты знаешь, что из дома мне присылают 20–30 крон в месяц, чего мне не хватает на жилье, а за еду я остаюсь должен, – писал Принцип. – И я тебе так страшно задолжал и нахожусь в таком бедственном и ужасном положении, что даже не знаю, как буду дальше жить».

Принцип просил найти ему какую-нибудь работу. «Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал, а особенно если ты вспомнишь обо мне и поможешь в этом критическом для меня моменте, – продолжал он. – Очень тебя прошу, ответь, что ты думаешь по этому поводу, так как я в отчаянном положении и, что еще хуже, жутко голодаю».

Впрочем, на этот раз в Белграде он задержался недолго. Ровно через четыре месяца Принцип вернулся в Сараево. В последний раз.

В прицеле – эрцгерцог

Были ли в начале 1914 года у Принципа мысли о покушении на Франца Фердинанда? Билбия в разговоре с Владимиром Лебедевым утверждал, что в то время они еще понятия не имели, что фигура эрцгерцога оказалась «в прицеле» заговорщиков. Но на самом деле это очень сложный и запутанный вопрос.

О том, когда члены «Молодой Боснии» начали подготовку теракта против престолонаследника и почему именно против него, историки спорят уже почти целый век. В мемуарах и исторических работах выдвигались и выдвигаются самые различные версии: то ли «цель» «младобосанцам» указала «Черная рука» при участии сербского правительства, то ли приказ об убийстве Франца Фердинанда поступил от масонов (на процессе по делу заговорщиков судьи и обвинители очень интересовались, состояли ли Принцип и его друзья в ложах «вольных каменщиков»), то ли Гачиновичу посоветовали устроить это покушение русские эсеры, с которыми он общался в Швейцарии, то ли русские революционеры, связанные с масонами, и т. п.

Общее в этих версиях то, что они фактически изображают членов «Молодой Боснии» простыми исполнителями приказа, орудием некоей чужой воли. Между тем сомнительно, чтобы они играли только такую исключительно «техническую» роль.

Выше уже говорилось, что идея «тираноубийства» была очень популярна среди радикально настроенной боснийской и хорватской молодежи. Именно в головах ее активистов, без всяких подсказок извне, рождались мысли о покушениях на самых различных представителей имперского истеблишмента – вплоть до самого императора, об убийстве которого подумывал и сам Принцип. Почему же тогда появление в ряду их потенциальных жертв наследника престола должно было быть обязательно инициировано какими-то «внешними силами»? Неужто сами «младобосанцы» не могли додуматься до этого?

Любопытно, что на следствии в ходе очной ставки между Принципом и Трифко Грабежем даже разгорелся довольно курьезный спор, кто из них первым пришел к выводу о необходимости убить Франца Фердинанда. Каждый приписывал приоритет себе. Принцип говорил, что «решил это, когда в последний раз был в Сараеве». Грабеж утверждал, что додумался до этой идеи самостоятельно и тоже в Боснии, когда был дома, а затем, вернувшись в Белград, поделился ею с Принципом.

В то же время подобные планы, так сказать, «автономно» появились у Гачиновича, Илича, Чабриновича и других «младобосанцев».

Одна из наиболее распространенных версий того, как «утверждалась кандидатура» эрцгерцога на роль объекта теракта, сводится к тому, что в январе 1914 года Владимир Гачинович устроил тайную встречу с соратниками во французском городе Тулуза и вот там-то и было принято решение о покушении на престолонаследника.

Сегодня уже вряд ли приходится сомневаться, что такая встреча была, – некоторые ее участники в написанных после войны воспоминаниях подтвердили этот факт. Но что именно обсуждалось на ней, какие были приняты решения, кто организовывал встречу и кто в ней участвовал – в этих вопросах их свидетельства сильно расходятся, а иногда и противоречат друг другу.

Одна из наиболее известных и, так сказать, популярных трактовок встречи в Тулузе принадлежит бывшему сербскому дипломату Милошу Богичевичу. После публикации она уже почти 90 лет кочует по различным работам.

Богичевич, безусловно, был весьма информированным человеком, много знал и даже одно время дружил с Аписом, но в Сербии он считается одним из самых крупных «предателей сербского народа». История самого Милоша Богичевича тесно связана с публикацией его работ по истории сараевского убийства и начала Первой мировой войны. Она к тому же настолько захватывающа, что стоит остановиться на ней подробнее.

Милош был сыном сербского министра иностранных дел и посла в Германии Милана Богичевича. Он окончил юридический факультет Венского университета, был профессором Белградского университета, а затем перешел на дипломатическую стезю, не без помощи самого короля Петра, благодаря которому Богичевича назначили на должность секретаря сербского посольства в Париже. Затем судьба дипломата занесла его в посольство Сербии в Берлине, где он познакомился и подружился с Аписом, который находился в Германии на стажировке при тамошнем Генеральном штабе. После возникновения «Черной руки» Богичевич вроде бы вступил в эту организацию; иногда даже говорят, что он был самым первым дипломатом, присоединившимся к ней. Позже в своих книгах он расскажет много интересных подробностей о жизни этого тайного общества. Правда, до сих пор идут споры о том, насколько ему можно верить.

После начала Первой мировой войны Богичевича перевели на работу в Каир. В марте (по другим данным – в июле) 1915 года он таинственно исчез из посольства и вообще из Египта и через некоторое время объявился сначала в Париже, а потом в Цюрихе. Там он пытался организовать… мирные переговоры между Францией и Германией. До сих пор не очень понятно, была ли это его личная инициатива или за ней стоял кто-то из официальных лиц воюющих стран. Во всяком случае, сербское правительство о такой странной деятельности своего действующего дипломата узнало гораздо позже.

По сербским правилам чиновник, более десяти дней отсутствовавший на рабочем месте без уважительной причины, увольнялся без права на пенсию и другие пособия. Однако Богичевича уволили с пенсией, которую он долго благополучно получал, даже не приезжая в Сербию, а потом и в Югославию.

Только в 1921 году оппозиция уже в югославском парламенте (официально с 1918 года страна называлась Королевство сербов, хорватов и словенцев) потребовала провести расследование в связи с делом Богичевича, однако его лично остановил тогдашний король Александр. По некоторым данным, причина состояла в том, что Богичевич слишком много знал: якобы во время работы в Берлине он скопировал многие конфиденциальные сербские документы, которые угрожал опубликовать в случае его преследования. Так или иначе, но перебежчика оставили в покое. А через несколько лет он произвел настоящую сенсацию.

Начиная с 1927 года в Париже, Лондоне и Берлине начали издаваться его книги, посвященные началу войны и анализу причин ее возникновения. Самый громкий скандал вызвал подготовленный им трехтомник документов «Внешняя политика Сербии 1903–1914», который выходил в Берлине на немецком языке с 1928 по 1931 год. Документы, опубликованные Богичевичем, вроде бы доказывали, что ответственность за развязывание войны лежит на правительствах Сербии и России, имевших прямое отношение к сараевскому убийству и сознательно провоцировавших Австро-Венгрию. Основой трехтомника стали архивы, захваченные немцами во время оккупации Белграда в 1915–1918 годах. Однако югославское правительство назвало публикацию недостоверной. В 1929 году сотрудники Королевского дипломатического архива провели экспертизу, которая выявила, что некоторые документы были неточно переведены на немецкий, некоторые неверно датированы, во многих сделаны купюры и авторские дополнения, существенно менявшие их смысл.

Между тем Богичевич выпустил еще несколько книг – о «Черной руке», о членах «Молодой Боснии» и т. д. В тридцатых годах они стали частью «новейших разоблачений», которые, по мнению некоторых весьма известных историков, в том числе и советских, меняли представление об обстоятельствах, предшествовавших началу войны, и о том, кто стоял за покушением на эрцгерцога. Отметим, что на работы Богичевича ссылаются до сих пор. В них, конечно, содержится немало интересных деталей, но надо помнить, при каких обстоятельствах они появились.

Судьба самого Богичевича трагична. И сегодня до конца непонятно, почему он решил переметнуться к врагам, с которыми тогда воевала его страна. Среди причин называли его ненависть к сербскому премьер-министру Николе Пашичу, неудовлетворенность своим положением, личные амбиции и даже манию величия – не случайно он старался устроить переговоры между Парижем и Берлином.

Весной 1938 года Богичевич пришел в югославское посольство в Берлине и попросил разрешения вернуться домой. Потом уже ходили слухи, что сделал он это чуть ли не по приказу Гитлера, который хотел инициировать его выдвижение на высокий правительственный пост, чтобы получить своего человека в югославском руководстве. Так это было или нет, осталось тайной.

Вскоре в туалете номера одного из берлинских отелей был обнаружен его труп. По официальной версии, Богичевич покончил жизнь самоубийством. Но, разумеется, имели место и другие мнения. Кое-кто считал, что убийство Богичевича было делом рук югославской разведки, другие подозревали германские спецслужбы. Вроде бы незадолго до смерти он начал опровергать то, что писал в своих книгах о вине Сербии за начало Первой мировой войны… Однако дальше слухов дело не пошло.

Покончив с этим историко-биографическим экскурсом, вернемся к версии Богичевича о том, как «в прицеле» «Молодой Боснии» возник эрцгерцог Франц Фердинанд.

Богичевич утверждал, что на встрече в Тулузе присутствовали Гачинович, Мухамед Мехмедбашич и Мустафа Голубич. А идею ее проведения подал Гачиновичу не кто иной, как Воислав Танкосич после консультаций с самим Аписом. Задача, якобы поставленная перед Гачиновичем деятелями «Черной руки», состояла как раз в том, чтобы обсудить возможность покушения на Франца Фердинанда, который должен был приехать в Сараево.

Таким образом, эта трактовка вполне укладывалась в схему Богичевича об ответственности Сербии. В самом деле, звучит логично: сербская разведка к этому времени уже могла знать о планах поездки эрцгерцога в Боснию на маневры (решение было принято еще в сентябре 1913 года, но в январе 1914-го еще не было предано огласке). По своим тайным каналам они передали информацию члену «Черной руки» Гачиновичу, который позвал на совещание Мехмедбашича и Голубича, тоже участников этого тайного общества. Таким образом, получалось, что нити заговора вели в Белград.

По версии Богичевича, Гачинович сразу после встречи в Тулузе написал письмо Принципу – просил его срочно приехать в Лозанну для обсуждения деталей заговора. Правда, осталось неизвестным, совершил ли Принцип эту заграничную поездку.

Версия Богичевича выглядит достаточно убедительно, тем более что Гачинович и Голубич, которые могли ее развенчать, не оставили воспоминаний об этой встрече (Гачинович умер в 1917 году). Зато Мехмедбашич довольно подробно рассказал о ней уже упоминавшемуся Луиджи Альбертини в 1937 году, и с его слов вырисовывается совсем другая картина.

Мехмедбашич утверждал, что в конце 1913 года он получил от Гачиновича письмо с просьбой как можно скорее приехать в Тулузу, чтобы обсудить крайне важный вопрос. В отеле «Сен-Жером» он встретил Голубича, который сказал ему, что вскоре должны приехать Гачинович и еще один член «Молодой Боснии» и «Черной руки» Павле Бастаич[25]25
  Павле Бастаич (1890–1941) – член «Молодой Боснии», во время Первой мировой войны сражался в сербской армии, затем находился в эмиграции в Австрии и Швейцарии. Вступил в компартию Югославии и, по некоторым данным, стал агентом Коминтерна. Как утверждали некоторые югославские историки, Бастаич выполнял роль «ликвидатора» людей, неугодных руководству Коминтерна и Москве. В 1940 году он сам якобы был вынужден скрываться от советской разведки, решившей его убрать. Он обратился к югославскому правительству с просьбой разрешить ему вернуться в страну. Получив разрешение, вернулся в родное село Пркос. После фашистской оккупации Югославии начал помогать партизанам. Был арестован и погиб в концлагере Ясеновац.


[Закрыть]. Но приехал один Гачинович.

На этой встрече Гачинович действительно выступал за покушение, поскольку, по его мнению, оно могло бы «разбудить Боснию» и подтолкнуть ее народ к восстанию. Однако о том, что необходимо совершить его именно на Франца Фердинанда, речь не шла, хотя он тоже упоминался в числе потенциальных «целей». Было решено прежде всего организовать убийство военного наместника Боснии генерала Потиорека. Эту задачу, как мы помним, возложили на Мехмедбашича, который тогда же получил орудия убийства. О том, почему сорвалась эта затея, говорилось выше.

Нет также подтверждений того, что Гачинович писал Принципу, приглашая его приехать в Лозанну. Сам Принцип на суде категорически отрицал, что к нему в январе 1914 года поступали какие-либо сведения о намерении Гачиновича и его товарищей убить престолонаследника. При этом он не отрицал, что у него самого рождались мысли о покушении на эрцгерцога.

Есть и еще одна версия тех событий. Ее изложил в разговоре с Владимиром Лебедевым Павле Бастаич.

В Тулузе было принято решение убить генерала Потиорека. Эта идея, по словам Бастаича, давно уже занимала умы «младобосанцев», и сам Гачинович выступал за этот акт. Людей, готовых осуществить покушение, можно было легко найти – желающих было с избытком. А вот денег и оружия не было. Просить оружие у Танкосича, утверждал Бастаич, им «не пришло в голову». Однако Гачинович отправился в Париж, где встретился с русскими эсерами и попросил их достать оружие. Среди тех, с кем встречался Гачинович, Бастаич называл Владимира Бурцева – известного революционера, знаменитого «охотника за провокаторами» в русском революционном движении и «Шерлока Холмса русской революции».

Просить оружие у Бурцева – шаг, конечно, странный. Тот никогда не был боевиком и террористом. Гачинович то ли не очень хорошо разбирался в специфике русского революционного движения, то ли хотел использовать Бурцева как посредника – чтобы он свел с теми, кто действительно может достать оружие. Но, похоже, тогда это сделать так и не удалось.

Владимир Дедиер в книге «Сараево. 1914» не исключает, что русские революционеры тоже могли подсказать Гачиновичу идею покушения именно на Франца Фердинанда. Но было ли это на самом деле и когда именно, вопрос открытый. Хотя, возможно, русские эмигранты что-то знали о подготовке покушения. В одном из писем уже после сараевского убийства Гачинович писал, что его русские друзья советовали ему поскорее покинуть Швейцарию, так как Австро-Венгрия может потребовать его выдачи.

Короче говоря, убедительных, «железобетонных» доказательств того, что в январе 1914 года по инициативе лидеров «Черной руки» активисты «Молодой Боснии» приняли в Тулузе решение о подготовке теракта против Франца Фердинанда, нет. Всё-таки создается впечатление, что такое решение было принято позже – под влиянием изменившихся обстоятельств, благодаря которым потенциальная жертва сама шла им в руки.

«Смерть или жизнь»

Сообщение, что наследник престола эрцгерцог Франц Фердинанд прибудет в Боснию и Герцеговину, было опубликовано в газетах в середине марта 1914 года. Теперь эта информация стала доступной для всех, в том числе и для потенциальных террористов.

Принцип, Чабринович и Грабеж в это время находились в Белграде. Принцип готовился сдавать экзамены за седьмой класс гимназии, а Чабринович работал в типографии. Принцип жил в доме 23 по Цареградской улице в одной комнате с Трифко Грабежем, а потом – со своим дальним родственником Билбией. В другой комнате жили Ратко Парежанин, Доброслав Евджевич и Ристо Миличевич, студент-юрист из Мостара. Вскоре новость о том, что эрцгерцог собирается в Боснию, дошла и до них.

Как это произошло?

Друг Принципа и участник «Молодой Боснии» Боривое Евтич в своих воспоминаниях «Сараевское покушение» так реконструировал события:

«В марте 1914 года загребская газета «Србобран» напечатала сообщение о том, что Австрия собирается проводить большие военные маневры… [в Боснии и Герцеговине] в непосредственной близости от сербской границы. Маневрами должен был командовать престолонаследник Франц Фердинанд…» Далее, по словам Евтича, события развивались следующим образом.

Эту заметку прочитал сараевский журналист Йован Ва-рагич, сотрудник газеты «Српска риеч». Сама газета была вполне лояльной к австрийским властям, но Варагич имел куда более радикальные взгляды. Вокруг него тоже собирался небольшой кружок молодых единомышленников. Обсудив новость о приезде эрцгерцога, члены кружка решили сообщить о ней боснийской «эмиграции» в Белград.

Заметку вырезали из газеты, наклеили на обычный лист бумаги без всяких комментариев, положили в конверт, на котором написали адрес: Белград, кафана «Златна моруна», Чабриновичу.

О том, что вырезанную заметку отослали в Белград, сообщили и Даниле Иличу, который тогда тоже находился в Сараеве. Илич, по словам Евтича, отнесся к этой новости спокойно и даже несколько равнодушно – тогда он был занят работой в газете «Звоно» и озабочен расширением революционной пропаганды. Однако, судя по всему, вскоре его отношение к визиту Франца Фердинанда резко изменилось – не зря же в конце марта он уже отговаривал Мехмедбашича от убийства наместника Боснии Потиорека, поскольку уже была намечена более важная жертва.

Хотя в письме с заметкой в Белград не послали больше никаких пояснений, оно несло в себе явный намек. Неудивительно, что его отправители приняли некоторые меры предосторожности. Чабринович рассказывал на следствии:

«…На этой вырезке из газеты о приезде престолонаследника было написано: «Привет!» И написано каллиграфическим почерком, чтобы не было понятно, кто именно это написал.

На почтовой марке был изображен Франц Иосиф, но я не знаю, была ли эта боснийская или австрийская марка… Почтовый штемпель казался неразборчивым, трудно было определить, откуда пришло письмо».

Чабринович утверждал, что сначала не понял, что означает это письмо. Потом, в кафане «Златна моруна», он показал его Принципу, который его прочитал, но ничего не сказал. Вечером они встретились снова, сели в небольшом скверике, и тут-то Принцип растолковал Чабриновичу «тайный смысл» этого послания. «Я предполагал, что письмо послали или шутки ради, или с какой-то целью, – давал показания Чабринович. – Эту цель в тот же вечер мне объяснил Принцип – чтобы мы могли совершить покушение». После недолгого размышления Чабринович согласился. Они пожали друг другу руки и разошлись.

Сам Принцип поведал об этом следователям более кратко и немного по-другому: «Я прочитал в газетах, что наследник приезжает в Боснию, и сказал Чабриновичу, что у нас появится возможность совершить покушение. Когда мне Чабринович, через десять дней после того как я прочитал эту новость в газетах, показал вырезку, которую он, вероятно, получил по почте, я уже точно узнал, что престолонаследник прибудет в Боснию, и тогда Чабринович и я решили совершить покушение…»

И на следствии, и на суде из всех обвиняемых, пожалуй, лишь Принцип держался наиболее мужественно и решительно. Фактически он всё брал на себя, в том числе и инициативу покушения. После прочтения протоколов его допросов остается впечатление, что для него это было чем-то вроде дела чести. «Мысль совершить покушение на престолонаследника родилась прежде всего в моей голове», «На меня никто не влиял… Идею покушения предложил Чабриновичу я», «Я точно знаю, что еще до того, как Чабринович получил вырезку, я сказал ему, что совершу это убийство» – подобные заявления Принципа встречаются в стенограммах судебного процесса.

Принцип также заявлял, что именно он привлек в заговор Трифко Грабежа, хотя сначала не хотел этого делать. Сам Грабеж рассказывал: «На Пасху я уехал в Пале (небольшой городок вблизи Сараева. – Е. М.), а когда около 1 мая вернулся в Белград, Принцип мне сказал, что он и Чабринович решили совершить покушение на престолонаследника… Пока я был в Сараеве, я прочитал… что приезжает престолонаследник. Но тогда я не помышлял о том, чтобы совершить на него покушение. Думаю, если бы я не уехал потом в Белград, то не участвовал бы в покушении. Решительность Принципа меня серьезно подтолкнула к этому».

Но Грабеж не отрицал, что мысль о покушении приходила и в его голову. Вернувшись в Белград, он показал Принципу вырезку из газеты о приезде эрцгерцога, которую захватил с собой, и услышал, что они с Чабриновичем уже приняли решение готовиться к акции. «И я тоже», – сказал Грабеж. С этого времени белградская троица заговорщиков объединила усилия.

Есть, впрочем, еще одна, гораздо более интересная трактовка событий, которые привели к покушению. Ее изложил Драгослав Любибратич – приятель и биограф Принципа.

Любибратич основывался на воспоминаниях некоего Душана Славича – в 1914 году тот держал в Белграде небольшой книжный магазин и входил в круг молодежи, к которому принадлежали Принцип, Чабринович, Грабеж, Любибратич и др.

Так вот, по словам Славича, первым идею покушения на Франца Фердинанда предложил их общий знакомый Джуро Шарац. Он тоже учился в сараевской гимназии, хотя был на четыре года старше Принципа. «Прославился» Шарац после аннексии Боснии в 1908 году, заявив, что она «похожа на кражу чужого имущества». За это его посадили в тюрьму на два месяца. После выхода из тюрьмы Шарац уехал в Сербию, где изучал богословие и даже успел окончить семинарию. Но тут началась Балканская война, и он ушел в комитаджи. Его очень ценил за храбрость Воислав Танкосич, который, как мы помним, не взял к себе Принципа. После войны Шарац не мог найти работу, ходил по белградским кафанам и часто проводил там вечера с более молодыми приятелями из Боснии.

Дальнейшие события в изложении Славича выглядели так. Чтобы осуществить план покушения, боснийские эмигранты в Белграде решили создать тайное общество «Смерть или жизнь». Проект устава и программу составил Джуро Шарац. Заявленные в них цели и описанные ритуалы были очень похожи на цели и ритуалы «Черной руки». Он же возглавил Верховную управу из семи человек, а всего в организации насчитывалось чуть более двадцати членов.

Одними из первых в общество вступили Принцип и Чабринович. Торжественную присягу на верность организации они принесли в полночь в подвале одного из зданий вблизи их любимой кафаны «Златна моруна». Сначала присягнул Чабринович, а потом Принцип. Интересно, что в целях конспирации участники общества именовались «духами» с прибавлением персонального номера – «дух номер 6», «дух номер 7» и т. д.

«Духи», если верить Славичу, крепко хранили свою тайну, и другие боснийцы, рядом с которыми они жили, ели и пили в кафанах, но которые не были приняты в общество, так ничего о нем и не узнали. Сам Любибратич узнал о его существовании гораздо позже, из воспоминаний Душана Славича.

Когда все «организационные мероприятия» были закончены, члены «Смерти или жизни» приступили ко второму этапу своего плана – поиску оружия. Но об этом немного позже.

Имя Шараца всплывало на процессе по делу сараевских заговорщиков, но как-то мельком. На следствии Чабринович говорил, что о покушении «знали еще богослов Джуро Шарац и юрист Ристо Миличевич». Между тем Миличевичу рассказали о покушении только в самый последний момент, когда заговорщики направились из Белграда в Сараево. Принцип на суде тоже подтвердил, что их провожали эти люди.

Но белградский «очаг» подготовки покушения был не единственным.

Второй находился в Сараеве. Данило Илич еще зимой 1914 года обсуждал с Мехмедбашичем идею о покушении на крупные фигуры австро-венгерского истеблишмента. Скорее всего, именно сообщения в газетах о грядущем приезде Франца Фердинанда в Боснию сыграли свою роль: Илич стал отговаривать приятеля от убийства генерала Потиорека – на горизонте замаячила более крупная цель.

О том, как Илич присоединился к заговору, тоже существует несколько версий. По одной из них, он независимо от Принципа и его друзей начал подготовку к покушению, привлек к осуществлению своего плана Цветко Поповича, Васо Чубриловича и др. К ним присоединился и Мехмедбашич. Идеологом акции был находившийся в Швейцарии Гачинович. И только позже «белградская» и «сараевская» группы объединились.

Вторая версия, которой придерживался и сам Илич на следствии и суде, звучит несколько иначе. По его словам, «в принципе» договорившись с Мехмедбашичем о покушении, они решили отправиться в Сербию за оружием, потому что достать его в Боснии было труднее, да к тому же в Сербии оно стоило гораздо дешевле.

Однако через некоторое время Илич узнал, что никуда ехать не требуется. «Однажды под Пасху… – рассказывал он, – я получил письмо от Принципа из Белграда, в котором тот сообщал, что намерен совершить убийство и достать оружие, и просил, чтобы я подобрал несколько человек… Когда я получил письмо от Принципа, я написал Мехмедбашичу… и сообщил ему, что оружие будет».

Принцип, в свою очередь, отмечал в показаниях: «Я написал ему в весьма неопределенных выражениях, что совершу убийство». Уже после прибытия в Сараево он попросил Илича подобрать нескольких людей, «на которых можно было бы положиться».

Третьей «географической точкой», в которой тоже было известно о предстоящем покушении, являлась Швейцария. Там в то время находился Гачинович – главный идеолог «Молодой Боснии». Однако в воспоминаниях, написанных для Троцкого в 1915 году, Гачинович утверждал, что не был в курсе всех деталей заговора, а в адресованных ему письмах из Сараева и Белграда о покушении говорилось слишком неопределенно и туманно.

«Это происходило как раз в дни большого сараевского заговора, за три недели до исторического дня 28 июня, – отмечал Гачинович. – В длинном письме он (Илич. – Е. М.) сообщал мне – я в это время находился уже за границей, – что он остался один в редакции «Колокола», и призывал меня на помощь. Он писал, что боснийская провинция пробуждается, сознание растет во всех слоях общества и журнал встречает неожиданно широкий отклик… Предпоследняя открытка была послана им из X. в Герцеговине, куда он отправился по делу «Колокола» и где, вероятно, было назначено свидание с конспираторами юга. Под его подписью были карандашом набросаны несколько слов другим нашим товарищем, одним из немногих, кому посчастливилось спастись после великой катастрофы…»