Текст книги "Гаврило Принцип. человек-детонатор"

Автор книги: Евгений Матонин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

«Я здесь как будто в гробу»

Сохранилось множество свидетельств того, что Франц Фердинанд долго колебался, ехать ли ему в Сараево. За несколько дней до отъезда он говорил об этом с Францем Иосифом. Эрцгерцог жаловался на плохое самочувствие и жару. Император предоставил ему право решать самому: «Делайте, как хотите».

Другой причиной его колебаний были вопросы безопасности. Он знал о предупреждениях контрразведки, и не исключено, что знал даже о возможности покушения. Но всё-таки решил ехать – вместе с женой.

Причин, по которым Франц Фердинанд принял такое решение, было, видимо, несколько. Во-первых, в газетах уже сообщили, что наследник посетит маневры в Боснии и Сараеве. Отмена поездки теперь стала бы для него серьезной имиджевой потерей. Эрцгерцога могли заподозрить в нерешительности и даже трусости, что, конечно, сыграло бы на руку его врагам и в Вене, и в Будапеште, и в Белграде, и вообще в мире.

Посещения Сараева требовала и политическая обстановка. Франц Фердинанд долго создавал себе образ «покровителя славян». Как же можно было при этом не ехать в одну из крупнейших и недавно приобретенных славянских провинций империи? Политические интересы требовали, чтобы престолонаследник появился в Сараеве и был встречен там «ликующим народом». Но если бы он отменил поездку, это наверняка было бы использовано в качестве подтверждения того, что Босния – всего лишь колония австрийцев, власть там держится только на австрийских штыках, народ их ненавидит и даже будущий император боится там появляться.

Наконец, у него были и личные, семейные причины не отменять поездку. Нельзя не признать, что в этом вопросе Франц Фердинанд поступил благородно – постарался хотя бы на время вытащить супругу из душного придворного мира, где она была вынуждена терпеть постоянные унижения, и взять ее с собой в глухую провинцию, в которой ее ожидала пышная встреча со всеми почестями и ритуалами, положенными ей как супруге будущего императора. В этом чувствовалось желание эрцгерцога, с одной стороны, показать фигу венскому «свету», а с другой – доставить жене несколько дней радости. Он, конечно, не мог себе представить, к чему это приведет…

Хотя нет, наверное, всё-таки мог. Франц Фердинанд слыл не только очень набожным (он каждый месяц причащался и ежедневно выстаивал в костеле две службы), но и очень суеверным, верившим во всякие знамения, предсказания и другие «знаки свыше».

Он вполне понимал, что его могут убить, и даже застраховал свою жизнь в страховых компаниях Голландии. По свидетельствам очевидцев, он не раз говорил, что, вероятно, не доживет до момента, когда ему нужно будет занять престол. «Я никогда не буду императором, – заявил он однажды. – Что-то плохое случится со мной…»

Не исключено, впрочем, что к таким мрачным прогнозам его подталкивали обострения болезни легких и появлявшиеся газетные статьи, авторы которых намекали на то, что старый император выглядит куда лучше своего относительно молодого наследника. И еще, мол, неизвестно, кто из них умрет раньше.

Граф Оттокар фон Чернин, ставший впоследствии министром иностранных дел Австро-Венгрии, вспоминал, что Франц Фердинанд сказал ему: некая гадалка предрекла, что «он однажды начнет мировую войну». Отправившись в Боснию, эрцгерцог «вручил себя милосердию Бога». По дороге туда он не раз замечал зловещие знамения. Тогда на его предчувствия не обращали особого внимания, но после покушения они, разумеется, приобрели совсем другой смысл.

Начались они еще 23 июня. Тогда у его салон-вагона неожиданно перегорела букса. «Многообещающее начало путешествия!» – воскликнул эрцгерцог. Чуть позже выяснилось, что отправление поезда, на котором он с женой собирался 29 июня уезжать из Сараева, переносится с шести на пять часов утра. «Скажите полковнику Бардольфу, что если он поведет дело так, чтобы с каждым днем поездка в Боснию становилась для меня всё отвратительнее вследствие неожиданных затруднений, то он может устраивать маневры без меня, – сказал тогда Франц Фердинанд. – Я совсем туда не поеду!»

Но всё-таки поехал.

Двадцать третьего июня он выехал на поезде из Вены в порт Триест на Адриатике. Жена эрцгерцога отправилась в Сараево по другому маршруту – через Аграм (Загреб). Они должны были встретиться уже в Сараеве.

По дороге в Триест случилась еще одна неприятность – в вагоне погас электрический свет. Пришлось зажечь свечи. «Ну-с, – саркастически заметил наследник, – что вы, господа, скажете о таком освещении? Не правда ли, я здесь как будто в гробу?»

Потом из-за жары опять перегрелись вагонные буксы. И снова очевидцы запомнили слова Франца Фердинанда: «Здесь жарко, а там нас забросают бомбами».

Но пока поездка шла без серьезных происшествий. 24 июня эрцгерцог прибыл в Триест. Там он пересел на линкор «Вирибус Унитис», на котором утром следующего дня дошел по Адриатике до устья Наренты (ныне – Неретва) и, перейдя на военный катер, поднялся вверх по реке до города Меткович. Там он снова сел на поезд и доехал до Мостара, где его торжественно встретили местные власти и население.

Выехав из Мостара, Франц Фердинанд примерно через три часа добрался до местечка Илиджа (сегодня это фактически пригород Сараева) и там встретился со своей женой.

Вечером 25 июня Франц Фердинанд и София в первый раз отправились в Сараево. По городу они передвигались пешком, заходили в магазины, делали покупки. Их узнавали, приветствовали. Жители города встречали их аплодисментами и кричали «Живео!» («Да здравствует!»). Один из очевидцев вспоминал, что толпа народа была такой густой, что нескольким офицерам охраны, которые сопровождали Франца Фердинанда с женой, приходилось ее буквально расталкивать.

В этот день они представляли собой идеальную мишень для потенциальных террористов. Но ничего не случилось. Даже наоборот – казалось, жители города искренне выражают самые добрые чувства к будущему императору и его супруге.

Утром 26 июня эрцгерцог отправился на маневры. В этот день погода изменилась: жара, мучившая Франца Фердинанда, спала, но зато пошел проливной дождь, так что и войска, и командование, и сам эрцгерцог основательно вымокли и продрогли.

Около пяти часов вечера престолонаследник вернулся в Илиджу, привел себя в порядок, и они с женой во второй раз отправились в Сараево. Этот визит тоже считался неофициальным. На этот раз они передвигались в открытой коляске – видимо, ходить пешком после целого дня, проведенного на учениях, Францу Фердинанду было уже нелегко. Они сделали несколько покупок и осмотрели фабрику ковров.

Их снова радостно приветствовали горожане. И снова совершить покушение на эрцгерцога было проще простого. В толпе размахивающих флагами и шляпами людей стоял и Гаврило Принцип. Он находился всего лишь в нескольких метрах от наследника, но в тот день не убил его.

Двадцать седьмого июня Франц Фердинанд отправился на маневры, где лично руководил войсками. На этот раз учения закончились в полдень. Поблагодарив солдат и офицеров, эрцгерцог вернулся в Илиджу. Оттуда он отбил телеграмму императору, что учения прошли прекрасно и «состояние войск выше всяческих похвал». «Завтра я посещаю Сараево и вечером уезжаю», – писал он.

Вечером в отеле «Босна», где остановился эрцгерцог с супругой, состоялся торжественный прием. На нем присутствовали представители боснийской администрации, городских властей, высшее офицерство и католический архиепископ Сараева Штадлер, хорват по национальности. Монсеньор Штадлер произнес речь, в которой заявил: «Ваше императорское высочество – надежда хорватов. Мы объединимся вокруг вас и пойдем за вами, куда вы нас поведете».

Эрцгерцог явно был растроган, пожал Штадлеру руку и сказал: «Я начинаю любить Боснию. Раньше у меня были предубеждения, а сейчас они все прошли». А герцогиня фон Гогенберг воскликнула: «Как всё-таки мил и дружелюбен этот народ!»

Ужин был обилен: несколько видов супов и бульонов, затем различные блюда из курятины, говядины и телятины, несколько видов соленых и сладких сыров, мороженое, пирожные и пирожки, ананасовый крем с бренди, прохладительные напитки вроде шербета, фруктовые соки, а также большой выбор вин и коньяков.

После ужина эрцгерцог и герцогиня София беседовали с представителями местных властей в фойе отеля. Некоторые не стали скрывать своей озабоченности обстановкой в Сараеве. Один из видных депутатов боснийского Сабора Иосип Сунарич еще раньше предупреждал Потиорека, что Францу Фердинанду лучше воздержаться от поездки по городу, так как ходят слухи о возможном покушении.

Эти предупреждения дошли и до эрцгерцога с супругой. Когда Сунарич представлялся герцогине, она сказала ему: «Вот видите, дорогой доктор Сунарич, вы были не правы. Всё не так, как вы говорили. Где бы мы ни были, все, до самого последнего серба, приветствуют нас настолько тепло, сердечно и учтиво, что мы очень довольны своей поездкой». – «Ваше высочество, – ответил Сунарич, – ради бога, повторите эти же слова завтра вечером, когда я опять буду иметь честь вас видеть. Тогда с моего сердца свалится огромный камень».

Эти слова насторожили эрцгерцога. Когда гости разошлись, он снова спросил своих приближенных, что они думают о завтрашней поездке в Сараево. Может быть, действительно есть смысл ее отменить? Мнения разделились, но большинство было за то, чтобы ехать. Франц Фердинанд согласился.

Воскресенье 28 июня обещало быть очень насыщенным. С самого утра предстояли различные официальные мероприятия в Сараеве. Эрцгерцог проснулся рано. По легенде, супруга разбудила его словами: «Вставайте, сир, пора ехать в Сараево».

«Я ДАМ ТЕБЕ РЕВОЛЬВЕР»

Таинственный посредник

В Сараеве эрцгерцога уже ждали. И не только для того, чтобы забрасывать его цветами и кричать ему «Живео!». Группа активистов «Молодой Боснии» находилась в полной готовности. Покушение на Франца Фердинанда было решено совершить именно 28 июня, в Видовдан.

Как же эта группа оказалась в Сараеве? И как ее проворонила австро-венгерская контрразведка, предупреждавшая престолонаследника о возможной опасности? Чтобы понять всё это, нужно вернуться на три месяца назад.

…В марте 1914 года Принцип, Чабринович и Грабеж в Белграде, Илич в Сараеве и Гачинович в Лозанне узнали из газет, что Франц Фердинанд собирается приехать в столицу Боснии. Все они наверняка понимали, что судьба дает им в руки уникальный шанс осуществить свою мечту о покушении – «достать» наследника престола в Сараеве им было легче, чем в других местах империи.

В общих чертах договорившись о покушении (возможно, вступив перед этим в тайную организацию «Смерть или жизнь»), Принцип, Чабринович и Грабеж сообщили о своем решении Иличу.

Перед «белградской тройкой» сразу же встало множество проблем. Организовать покушение на наследника престола – это ведь не обструкцию преподавателю в гимназии устраивать и не статьи в газеты писать. Никакого оружия у них не было. Ни один не умел хорошо обращаться с ним. Ни у одного из заговорщиков не было опыта участия в боевых действиях. Пока они понятия не имели, где будут подстерегать эрцгерцога и будет ли возможность подобраться к нему хотя бы на расстояние револьверного выстрела.

Раздобыть оружие было не так уж сложно. Сербия всегда буквально кишела им, а к тому же совсем недавно закончились две войны. Многие из их друзей воевали в качестве комитов или поддерживали связи с различными таинственными личностями вроде членов «Черной руки». К одному из таких знакомых Принцип и обратился.

Милана Цигановича он знал уже около двух лет. Еще в 1912 году он жил с ним в одном доме в Белграде. Циганович был практически земляком Принципа, но на шесть лет старше его. Окончил сельскую школу, потом учился в коммерческом училище в городе Бихач, собирался стать священником, но быстро расхотел. Работал мелким чиновником в налоговом управлении, куда его устроил отец, потом пробовал поступить на таможенную службу, но провалил экзамен. Затем попытался бежать в Сербию, но напоролся на австро-венгерских жандармов, которые вернули его домой. Осенью 1908 года Цигановичу повезло – его перевез через пограничный Дунай по своему паспорту один из случайно оказавшихся на границе сербских студентов, возвращавшихся домой, выдав за записанного в его паспорт младшего брата.

«Когда я приехал в Белград, – рассказывал Циганович в 1927 году влиятельной сербской газете «Политика», – я попал в самую гущу демонстраций и выступлений, направленных против Австро-Венгрии. В это время открылась школа комитаджей под руководством капитана Войн Танкосича. Там собралось много молодежи из различных земель – студентов, гимназистов, рабочих, и здесь мне в первый раз пришла в голову мысль: «Здесь действует «Молодая Босния»… Мы образовали маленький отряд в 30 человек».

Но тогда повоевать ему не пришлось – Боснийский кризис в войну не перерос. Циганович устроился чиновником в управление сербских государственных железных дорог. Считается, что в 1911 году он вступил в общество «Черная рука», где значился под номером 412. Впрочем, по другой версии, он был внедренным в организацию секретным агентом Николы Пашича, непримиримого врага «Черной руки», неоднократно занимавшего пост премьер-министра Сербии.

Во время Балканских войн Циганович принимал участие в боевых действиях и даже был награжден золотой медалью за храбрость. Он служил в отряде комитаджей под командованием Воислава Танкосича и, естественно, хорошо его знал.

С наступлением мира он снова устроился по железнодорожной части, захаживал в кафану «Златна моруна», но вообще у него была репутация таинственного и вездесущего человека. Он поддерживал связи с бывшими комитаджами и с «Народной обороной».

На суде Принцип утверждал, что Циганович знал о его идее убить престолонаследника, когда она еще не обрела каких-либо конкретных форм, а всего лишь высказывалась им в разговорах. Якобы Принцип во время очередных посиделок снова начал говорить о покушении, а один из его знакомых передал его слова Милану Цигановичу. «С этого момента я подружился с Цигановичем, – рассказывал Принцип. – И он обещал, что достанет оружие. Он дал это обещание еще до того, как в Белград приехал Грабеж».

Почему он обратился с просьбой достать оружие именно к Цигановичу? Дело в том, что с войны тот привез целую коллекцию различных гранат, которые видели у него и Принцип, и Чабринович. Принцип говорил, что их было штук восемь-девять, а Чабринович утверждал, что целых восемьдесят.

Сначала Принцип просил именно бомбы, однако Циганович сказал, что, скорее всего, они не очень хорошего качества и в решающий момент могут не сработать. Тогда-то и пошла речь о пистолетах. Был и еще один важный момент: после покушения Принцип и Чабринович хотели покончить жизнь самоубийством, как сделал их кумир Богдан Жераич. Понятно, что пистолет для этого подходит лучше всего. Позже они получили «для себя» и ампулы с цианидом, но, как оказалось, яд был тоже плохого качества.

В мае 1914 года в Белграде умер известный сербский писатель и публицист Йован Скерлич. Он оказал большое влияние на «младобосанцев». Скерлич был убежденным сторонником «югославянской идеи» и предлагал, например, унифицировать сербский и хорватский литературные языки. Однако, писал югославский историк Владимир Дедиер, Скерлич был противником панславизма, за которым, по его мнению, стояли «самые мрачные элементы русского общества» и вообще реакционные силы, и выступал за «неославизм», предусматривавший создание демократической федерации равноправных славянских народов.

16 (3) мая 1914 года на похоронах Скерлича Принцип нес венок от боснийской молодежи. Своему брату Николе он написал: «Умер величайший человек Сербии».

А уже через несколько дней они наконец-то смогли получить оружие для покушения на Франца Фердинанда.

Чабринович на следствии утверждал, что еще за три дня до того, как они отправились из Белграда в Сараево, он и понятия не имел, что подготовка покушения приняла уже такой конкретный характер. Чабринович говорил, что собирался отметить Видовдан вовсе не в Сараеве, а в Македонии и даже купил себе новый костюм.

Возможно, он действительно был не в курсе дела. Принцип и Грабеж сами договорились с Цигановичем, а тот, в свою очередь, встретился с Воиславом Танкосичем, от которого и получил оружие.

Танкосич попросил устроить ему свидание с заговорщиками. Принцип и Грабеж, посоветовавшись, решили, что на него пойдет только Трифко Грабеж. Кандидатуру Чабриновича они сразу же отмели – он еще не был посвящен во все подробности подготовки к покушению, к тому же Принцип считал, что он слишком разговорчив и вообще не производит впечатление серьезного человека. Сам же Принцип не хотел идти к Танкосичу по личным причинам – он хорошо помнил обиду, которую нанес ему командующий комитаджами, когда не взял его в отряд и весьма иронически отозвался о его способностях и здоровье.

Таким образом, на встречу отправился только Грабеж в сопровождении Цигановича. На допросах Грабеж рассказал: «По дороге я говорил с Цигановичем о покушении на престолонаследника, и он убеждал меня в том, что его нужно совершить с помощью револьверов. Он сказал также, что мы должны верить в себя, этим он хотел сказать, что нам не надо бояться».

Затем, по словам Грабежа, Циганович сообщил, что уже утвержден маршрут, по которому они переправятся в Боснию. Следовательно, не они сами, а кто-то другой разработал для них безопасный путь перехода через границу.

Подойдя к дому Танкосича, Циганович позвонил. Дверь открыла женщина. Они сразу же, без лишних разговоров, прошли в обставленную со вкусом комнату, на стенах которой висели картины – Грабеж запомнил портрет короля Петра в военной форме, с саблей на коленях.

Они ждали долго, почти полчаса. Наконец в комнату вошел Танкосич. Циганович показал на Грабежа: «Это один из них». Затем Грабеж назвал свое имя.

«Он сначала посмотрел на Танкосича, потом на меня и сказал: «Значит, это ты и есть? Ты готов?» – рассказывал Грабеж. Я ответил: «Да». Тогда Танкосич спросил, умеем ли мы стрелять из револьвера, на что я ответил отрицательно. Танкосич снова обратился к Цигановичу: «Я дам тебе револьвер, и ты за один день научи их стрелять».

Я спросил Танкосича: «Нужно ли мне прийти еще раз?» Он ответил: «Не нужно». Циганович встал, встал и я, мы попрощались с Танкосичем и ушли, так как заметили, что Танкосич торопится».

После этой встречи они пошли в «Златну моруну», где сидели Принцип и Чабринович. Не очень ясно, рассказали ли Чабриновичу о револьверах именно в тот вечер или чуть раньше, но несомненно одно: он с готовностью согласился участвовать в тренировках по стрельбе.

Представление, что заговорщики, учившиеся в Белграде стрелять, проходили какой-то специальный курс обучения, которым руководили сербские военные, абсолютно неверно. Принцип, Грабеж и Чабринович успели пострелять всего лишь два дня – 25 (12) и 27 (14) мая. Обучали их Циганович и, по некоторым данным, некий Милан Моич и Джуро Шарац – один из лидеров организации «Смерть или жизнь». Для тренировок в одном из белградских парков соорудили из дерева что-то вроде человеческой фигуры. Стреляли в мишень и с места, и во время движения. Лучше всех стрелял Принцип, хуже всех – Чабринович. Циганович также показывал им, как обращаться с бомбами.

27(14) мая Циганович встретился с ними у кафаны «Златна моруна». Там он передал Принципу и Грабежу (Чабринович в это время работал в типографии и пришел позже) шесть бомб, четыре пистолета, в каждом из которых было семь патронов, запасные обоймы с патронами и ампулы с цианистым калием. Затем они пошли к Принципу и спрятали бомбы в изголовье его кровати. На следующий день им предстояло отправиться в путь.

Итак, если верить Принципу, Грабежу и Чабриновичу, ведущую роль в добывании для них оружия сыграл Милан Циганович. Именно через него они получили и инструкции, как добраться до Боснии и не оказаться в руках врагов.

Таким образом, фигура Цигановича представляет огромный интерес. Однако он выступал лишь посредником. Главный же вопрос, ответа на который пытались добиться сначала австрийские следователи и судьи, а потом и многочисленные исследователи, состоит в том, с кем именно он поддерживал связь «с другой стороны». Кто были те люди, которые предоставили заговорщикам оружие и организовали их переправку в Боснию? Какие цели они преследовали и что знали о Принципе и его друзьях?

Самый явный ответ сводится к тому, что всё это дело провернул неутомимый Воислав Танкосич. Сделать ему это было не так уж и трудно – связи у бывшего командира комитаджей имелись хорошие, авторитет большой, так что переправить террористов с оружием в Боснию не составляло для него особого труда.

Человек действия, радикальный националист, член «Черной руки», он вполне мог разделять планы молодых боснийских «коллег» в отношении эрцгерцога и их оценку Франца Фердинанда как «врага славянства», который явно с провокационной целью собирается устроить маневры и посетить Сараево в самый горький и торжественный для сербов день. Что же касается последствий покушения, то вряд ли Танкосич о них задумывался.

«Циганович действовал по соглашению с майором Танкосичем, но тот остался в стороне, – говорил на суде Грабеж. – Главным виновником, если вообще можно говорить о виновности, является Циганович». Все заговорщики уверяли, что не знают, состояли ли Танкосич и Циганович в «Черной руке», но признавали, что те имели связи с «Народной обороной».

Однако ни следователи, ни судьи в такую версию не поверили. Они пытались добиться от обвиняемых, кто еще стоял за ними. В этом, конечно, было немало политики – австрийцам нужно было так или иначе обвинить Сербию в причастности к покушению, однако их недоверие можно понять – как-то уж больно легко всё получилось у группы зеленых гимназистов. Трудно было поверить, что за покушением такого масштаба не стоит какая-то внушительная сила.

Имя «таинственного посредника» Милана Цигановича на следствии и суде над членами «Молодой Боснии» упоминалось неоднократно. У Принципа, например, допытывались, не он ли надоумил их на покушение. Это предположение Принцип категорически и даже с возмущением отверг. Грабеж – тоже, причем мотивировал тем, что Циганович был гораздо менее образован, чем они, и поэтому «был не в состоянии развивать перед нами какие-либо идеи». Они в один голос утверждали: Циганович только доставал им оружие.

Но их утверждения суд не убедили. Хотя бы потому, что Чабринович на процессе признал, что Циганович был масоном и сказал ему, что «франкмасоны более года тому назад приговорили Франца Фердинанда к смерти, но об этом он сообщил нам только тогда, когда мы уже окончательно решили совершить покушение». Странное заявление от человека, который, как утверждали Принцип и Грабеж, был гораздо менее образован, чем они!

Однако «масонский след» превращал сараевское убийство в результат «всемирного заговора» против престолонаследника Австро-Венгрии, поэтому суд так вцепился в тему «таинственного посредника», пытаясь узнать о нем от подсудимых как можно больше. Впрочем, об этом – в свое время.