355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Габуния » На исходе ночи » Текст книги (страница 34)
На исходе ночи
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 11:17

Текст книги "На исходе ночи"


Автор книги: Евгений Габуния



сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 36 страниц)

День седьмой

застал нас в автобусе. Мы едем по уже примелькавшейся Оксфорд-стрит в Британский музей. Но сначала мы заглянули в «Лавку древностей», увековеченную Диккенсом. Теперь здесь небольшой магазинчик, где продаются предметы старины, произведения искусства, сувениры, книги – все это стоит дорого и простому туристу не по карману. Можно здесь приобрести и прижизненные издания великого писателя. Недалеко от «Лавки древностей» находится краснокирпичное здание конторы, в которой Диккенс работал клерком.

Не знаю, сколько времени нужно, чтобы не то что осмотреть, а просто обойти залы Британского музея с его богатейшими коллекциями монет, медалей, памятниками первобытного, древнего, средневекового, восточного искусства, гравюрами, рисунками, манускриптами и папирусами… Во всяком случае, не те несколько часов, что в нашем распоряжении. Поэтому мы осмотрели залы, посвященные искусству Древнего Египта и Древней Греции: знаменитый Розеттский камень с загадочными древнеегипетскими иероглифами, расшифрованными Жаном Шампольоном, мраморы афинского Акрополя, в том числе фризы Парфенона и кариатиды из храма Эрехтея. Я всматривался в эти бесценные древние мраморы, и память уносила меня далеко от туманных берегов Темзы, на залитые солнцем берега Эгейского моря. В такой же ноябрьский день много лет назад я стоял на вершине Акрополя. Под ярким, не по-осеннему горячим солнцем, словно живые, светились высеченные из пентеликонского мрамора колонны Парфенона. Двадцать пять веков храм продолжает волновать людей красотой, совершенством форм и пропорций.

Время не пощадило великого творения Фидия. Увы, самые тяжкие, неизлечимые раны Акрополю нанесли люди. И позорное первенство по праву занимает некий малопочтенный шотландский лорд Элджин, снискавший повсюду в мире поистине геростратову славу. С помощью подкупа он получил в начале XIX века разрешение турецких властей (Греция тогда находилась под османским игом) на вывоз мраморного «лома» в Англию. Не дрогнувшей рукой лорд выломал фризы, барельефы, украшавшие Парфенон, и кариатиды из Эрехтейона – самого священного храма Акрополя, чтобы продать английскому правительству эти бесценные сокровища за 30 тысяч фунтов стерлингов.

До сих пор в моих ушах звучат исполненный боли и возмущения голос нашего гида, молодой гречанки, поведавшей о преступлении лорда-вандала. С особым возмущением и брезгливостью она говорила о лицемерии администрации Британского музея, которая в ответ на требования греков возвратить украденные бессмертные творения, словно в издевку, прислала гипсовые слепки кариатид Эрехтейона.

Другой лорд – Байрон, только не шотландский, а английский, страстно и преданно любивший Грецию, гневно заклеймил грабителя Элджина в сатире «Проклятие Минервы».

На одной из колонн Парфенона великий английский поэт сделал полную горечи и сарказма надпись: «Quod non fecerunt gothi, hoc fecerunt scoti» [49]49
  Чего не сделали готы, то сделали шотландцы ( лат.).


[Закрыть]
.

Древнегреческие мраморы, вывезенные Элджином, – лишь маленькая толика бесценных памятников древних и великих культур, которые со всех концов Британской империи и всего мира правдами, а чаще неправдами, оказались на берегах Темзы. Вниз, к морю, по этой полноводной реке плыли корабли, груженные изделиями, сработанными в «мастерской мира». А навстречу им поднимались суда с трюмами, набитыми не имеющими цены произведениями искусства. Потому так богаты лондонские (да и не только лондонские!) музеи, антикварные магазины, салоны, картинные галереи…

Однако вернемся снова к Британскому музею – самому большому национальному музею на Британских островах – и заглянем ненадолго (чтобы не мешать очень занятым и очень серьезным людям, склонившимся над книгами в его Reading Room [50]50
  Читальный зал ( англ.).


[Закрыть]
. Под его огромным позолоченным куполом в абсолютно круглом зале, стены которого окружают стеллажи с книгами, – 401 место. Где-то в глубине, далеко от входа, расположено кресло № 07, которое занимал Карл Маркс. Чуть правее, через четыре стола – кресло В. И. Ленина.

В. И. Ленин и Н. К. Крупская приехали в Лондон из Мюнхена в апреле 1902 года. Они сняли две комнаты недалеко от Британского музея, библиотека которого считалась одной из богатейших в мире.

29 апреля 1902 года сюда впервые пришел крутолобый коренастый молодой человек с живыми, искрящимися умом глазами. Он предъявил служителю читательский билет на имя Якоба Рихтера, доктора прав. Кто из постоянных читателей, встречавших молодого доктора в зале, мог тогда предположить, что перед ними – будущий вождь первого в истории государства рабочих и крестьян, имя которого через какие-нибудь пятнадцать лет будут повторять люди во всех уголках земли?

Прежде чем стать читателем Ридинг Рума, доктору Якобу Рихтеру, как и другим посетителям зала, нужно было доказать дирекции Британского музея, что в других библиотеках нет интересующих его книг и что ему уже исполнился 21 год, а также представить авторитетную рекомендацию. К своему письму директору музея от 21 апреля 1902 года В. И. Ленин приложил рекомендацию Генерального секретаря Всеобщей федерации тред-юнионов И. Х. Митчелла. В рекомендации Митчелл указал свой домашний адрес. Однако в связи с тем, что его дом находился на сравнительно новой улице, не попавшей еще в справочники, этот адрес не отвечал строгим музейным правилам. Поэтому через день Митчелл пишет новую рекомендацию с адресом бюро Всеобщей федерации тред-юнионов, которую и приложил В. И. Ленин к своему второму письму от 24 апреля.

Много часов провел Ленин под круглым куполом Ридинг Рума, изучая на различных языках многочисленные материалы для своих работ. Особенно его занимал в то время аграрный вопрос. Нельзя не поражаться, сколько источников привлек Ильич, чтобы написать популярную брошюру «К деревенской бедноте. Объяснение для крестьян, чего хотят социал-демократы». Здесь и книга М. Меркера «Калийное удобрение и его значение для повышения и удешевления сельскохозяйственной продукции», и работа В. Арнольда «Общие черты агрономической техники и сельскохозяйственной экономики крестьянских хозяйств Херсонского уезда», и статья Г. Громана о голландской сельскохозяйственной статистике, десятки других работ на русском, немецком, английском, итальянском, французском языках.

С Лондоном связаны многие замечательные страницы жизни и титанической борьбы Ленина за создание подлинно марксистской революционной партии российского пролетариата. Чем бы ни занимался здесь вождь – редактированием ли «Искры», штудированием ли научной литературы, работой ли над своими статьями, – все его помыслы были устремлены к родине, России, к пролетариям Питера и Урала, крестьянам Украины и Бессарабии, к нуждам и чаяниям миллионов людей труда, изнывающих под гнетом самодержавия.

Это о них думал Ильич, выступая с пламенной речью 5 марта 1903 года на митинге английских рабочих в Уайтчепеле, посвященном годовщине Парижской коммуны. Это о них думал он, ведя непримиримую борьбу на II съезде РСДРП против оппортунистов, за принятие революционной программы, за партию нового типа. Все помыслы вождя были устремлены к России и в весенние дни 1905 года, когда он здесь, в Лондоне, руководил работой III съезда партии, определившего тактику большевиков в буржуазно-демократической революции, и весной 1907 года, когда под его руководством проходил V съезд РСДРП. Важнейшее место в работе съезда занял доклад Ленина об отношении к буржуазным партиям. И работая в библиотеке Британского музея над философским трудом «Материализм и эмпириокритицизм», великий вождь в первую очередь имел в виду практику революционного движения в России.

Нам раздали фотокопии заявок на книги, написанные Марксом и Лениным. Однако на внушительного размера мемориальной доске у входа в зал среди сотен более или менее известных имен людей, работавших здесь, вы тщетно будете искать эти великие имена. Просвещенная, кичащаяся своей демократией английская буржуазия верна своему классовому чувству. Однако администрация музея, стремясь, видимо, показать свою объективность, все же не решилась не выставить в разделе «Знаменитые книги» «Капитал», изданный в 1867 году на немецком языке. Из таблички можно узнать, что первым иностранным языком, на который был в 1872 году переведен этот бессмертный труд, был русский. Английский перевод увидел свет спустя 15 лет.

В отделе редких рукописей собраны автографы Стивенсона, Байрона, Шелли, Китса, Голсуорси и других выдающихся прозаиков и поэтов Британии. Вот толстая тетрадь, исписанная мелким почерком Вальтера Скотта. Рукопись пьесы Оскара Уайльда с авторскими правками открыта на третьем акте пьесы «Как важно быть серьезным». Вся испещрена красными чернилами рукопись Джеймса Джойса. Интересно, что почти все английские литераторы писали не на отдельных листах, а в толстых общих тетрадях.

После чинной музейной тишины лондонские улицы кажутся шумными, хотя особого шума тут не услышишь. Река машин течет то быстро, то медленно, но беззвучно (здесь не сигналят по всякому поводу, а то и вообще без повода); лишь изредка раздается истошный рев полицейской сирены или кареты скорой помощи.

Быстро миновав короткую и тихую Рассел-стрит, на которой стоит внушительное здание Британского музея, наш автобус влился в автомобильное половодье на Блумсбери-стрит. Сэм демонстрирует (в который раз!) свое мастерство, продираясь сквозь плотные ряды машин. Сэм боится опоздать. Но больше всего боимся опоздания мы. Все-таки Сэм – лондонец, и не раз видел (а если нет, то может, когда пожелает, посмотреть) церемонию смены караула у Букингемского дворца. Для нас же это единственная возможность. Все-таки мы успели вовремя. Однако отыскать место, откуда можно было разглядеть, что происходит за чугунной с позолотой оградой королевской резиденции, оказалось не просто. Повсюду толпились любопытные и возле чугунных оград, и на мраморных ступенях огромного помпезного памятника королеве Виктории. Наконец, я пристроился между маленьким, увешанным кино– и фотокамерами японцем и какой-то парой, говорившей на совершенно неизвестном мне языке.

За чугунной оградой происходило между тем что-то непонятное. Сквозь монотонный шелест автомобильных шин и рокот тысячной толпы доносились отрывистые, лающие слова команд, мелодия военного оркестра, как две капли поды похожая на песенку из нашего фильма «Остров сокровищ» (был когда-то, очень давно, такой фильм, по роману Стивенсона). Все это продолжалось довольно долго. Наконец, ворота распахнулись, и под бессмертную музыку моцартовской «Свадьбы Фигаро» из них строем вышли дюжие молодцы-гвардейцы в высоких медвежьих шапках. Впереди колонны важно шествовала лохматая собака, заботливо покрытая белой попонкой. Пес очень походил на эрдельтерьера, только был значительно крупнее. Нам объяснили, что порода этого пса какая-то особая, редкая и что эта собака полка, приносящая ему счастье.

Смена караула закончилась, и толпа зевак многих национальностей, как мне показалось, несколько разочарованная, стала медленно расходиться. Честно говоря, столько наслышанный об этом традиционном церемониале, я ожидал большего, однако не пожалел, что оказался свидетелем этого в целом красочного и любопытного зрелища. Благо, погода стояла приличная. «В ненастье смены караула не бывает», – так нам сказала Вайлори. Наверное, все-таки бывает, караул ведь не может стоять бесконечно, только смена происходит без шума и помпы.

После обеда наша дружная группа впервые разделилась на три подгруппы для, как сказано в программе, «профессиональных посещений». Одни поехали в Национальный союз журналистов, другие в редакцию «Морнинг стар», а нашей небольшой группе предстоял визит в редакцию еженедельника лейбористской партии «Лейбор уикли». Автобус остановился возле солидного здания на Смит-сквер. Это знаменитый Транспорт-хауз, в котором находится штаб-квартира лейбористской партии. Редакция занимает несколько небольших комнат на первом этаже. Едва я переступил ее порог, как сразу почувствовал знакомый запах старых бумаг, типографской краски, табачного дыма. Видно, во всех редакциях он одинаков. Нас было немного, только шесть человек, но мы с трудом разместились в тесном, очень просто обставленном кабинетике главного редактора Дональда Росса. Хозяин кабинета, еще сравнительно молодой человек с серьезным лицом и быстрым взглядом живых умных глаз, рассказывает советским гостям о том, как строится работа еженедельника. Тираж его по нашим, да и по английским масштабам, небольшой. Издание рассчитано в основном на активистов лейбористской партии. Однако 90 процентов расходов окупается за счет продажи еженедельника. Замечу также, что издательские расходы сведены к минимуму: в штате еженедельника, выходящего на шестнадцати страницах форматом больше нашей «Недели», всего 10 штатных сотрудников, причем гонорара они не получают. В редакции даже нет собственного фоторепортера, зато есть специальный «заголовщик», в задачу которого входит придумывание заголовка к каждому материалу. «Очень трудная работа», – заметил кто-то из нас, и главный редактор согласно кивнул головой.

– После прихода к власти правительства консерваторов, – продолжал свой рассказ Дональд Росс, – стало легче работать. – Он улыбается и поясняет: – Не удивляйтесь, это действительно так. Теперь все, так сказать, ясно, знаем, куда сосредоточить огонь. – Он берет со стола последний номер своей газеты и раскрывает его. На весь разворот – шапка аршинными буквами: «Ложь Тэтчер». На развороте убедительно доказывалось, что предвыборные широковещательные обещания лидеров консервативной партии так и остались пустыми словами. Спустя шесть месяцев после прихода тори к власти цены продолжают расти, а сокращается то, чего и так недостает английскому труженику: закрываются больницы, дома для престарелых, муниципальные библиотеки; в высших учебных заведениях сокращается число студентов.

Значит ли это, что останься лейбористы у власти, и все было бы наоборот? Нет, ведь дело не только и даже не столько в том, какое правительство – лейбористов или консерваторов, правит Британией. Дело в капиталистической системе, враждебной простому человеку. Лейбористским пропагандистам не надо, как говорится, далеко ходить, чтобы найти объекты для критики правительства Тэтчер. Факты общеизвестны, они на поверхности, с ними ежедневно сталкивается житель Британских островов. Ведь это при правлении лейбористов американский журнал «Ю. С. Ньюс энд Уорлд рипорт» приклеил Англии ярлык «больного человека Европы», который не сводит концы с концами в своем платежном балансе. По уровню жизни она откатилась на двадцатое место в западном мире. За товары, которые в 1974 г. стоили 15 фунтов, английский покупатель теперь платит 31 фунт. По темпам экономического развития Англия отстает от своих континентальных соседей вдвое.

В своей интересной книге «Британия глазами русского» Владимир Осипов приводит такое высказывание: «Британия стала социальной выгребной ямой». Кому, как вы думаете, принадлежат эти горькие, резкие слова? Коммунисту, социалисту, анархисту? Отнюдь нет. Они принадлежат епископу Саутуорка, который говорил также о «растущей бедности на дне и постыдном богатстве на верхах». В этой же книге можно прочесть и о том, что сто лет назад генерал Уильям Бут, основатель «Армии спасения», написал книгу под названием «В самой мрачной Англии». «Армия спасения» провела в наши дни исследование жизни и Британии и опубликовала его результаты под выразительным названием «В самой мрачной Англии сегодня». В нем сказано, что социальные контрасты в некоторых районах страны сегодня еще глубже, чем во времена Бута.

Кто несет за это ответственность? Лейбористы могут но всем винить консерваторов, консерваторы – лейбористов. Благо, фактов у тех и других предостаточно. Однако тщетно вы будете искать в этой полемике имя истинного виновника трудностей, которые переживает Британия, – капитализма. И при вмешательстве консерваторов, и при правительстве лейбористов почти все национальное богатство Британии (84 процента) принадлежит только семи процентам населения, истинным властителям гордой Британии. В этом суть, в этом главное.

Разумеется, мы не стали обо всем этом говорить нашему любезному собеседнику, вежливо выслушали его рассказ, обменялись несколькими вопросами и, поблагодарив за беседу и получив в качестве сувениров по экземпляру еженедельника, распрощались. Прощание получилось сдержанным, подчеркнуто вежливым, однако при всей своей вежливости мистер Росс так и не проводил своих гостей даже до дверей кабинета. А для этого ему нужно было лишь выйти из-за стола и сделать несколько шагов. Перед тем, как покинуть кабинет, я взглянул на олимпийского Мишку, которого мы преподнесли главному редактору.

Симпатичный зверь без своей обаятельной улыбки удивленно, даже осуждающие смотрел на своего хозяина. Впрочем, может быть, это мне просто показалось.

День восьмой

«Здание великой красоты, место поклонения и молитв, церковь, чья жизнь тесно отождествляется с британской нацией более чем 900 лет… Самое известное и самое любимое в англоговорящем мире…»

В таких восторженных тонах описывает Вестминстерское аббатство проспект для туристов. В самом деле, для таких слов есть немалые основания. Средневековые стрельчатые своды Вестминстера (Западного монастыря) были свидетелями пышных церемоний коронации всех (за исключением двух) английских монархов. Под его Высоким Алтарем заключаются королевские браки. Здесь, в тяжелых мраморных склепах, вечным сном почивают короли и королевы. В Вестминстерском аббатстве находятся могилы или мемориальные плиты многих известных государственных деятелей, ученых, писателей, композиторов… Для англичан Вестминстерское аббатство – национальная святыня.

С посещения аббатства и начался восьмой день нашего пребывания в Англии. Издали кажется, что его стены выкрашены в два цвета – черный и белый. Впервые почти за тысячелетнюю историю этого здания теперь решено очистить его стены от вековой копоти. Эти работы продолжаются. Однако внутри все сохранено в своем первозданном виде. Старые, почерневшие от времени дубовые кресла перед Высоким Алтарем; к креслам на специальных крючках прикреплены молитвенники для прихожан. Ведь аббатство выполняет и свою прямую функцию действующей церкви. Каждое воскресенье здесь проходит главный праздник святого причастия (впрочем, я не уверен, что именно так называется эта церковная церемония).

Медленно, стараясь не наступать на многочисленные мемориальные плиты в каменном полу (хотя наступать на плиты вовсе не возбраняется, однако нога как-то сама уносит в сторону), обхожу приделы и нефы. Самым священным местом здесь считается часовня св. Эдуарда, основателя аббатства. В ней происходит коронация королей. Без пяти минут монарх усаживается в старинное, потемневшее и потрескавшееся от времени кресло, которое поддерживают бронзовые львы. Прямо под сиденьем можно увидеть довольно большой серый камень. Внешне он ничем не примечателен. Но это не обычный камень, а камень Судьбы. Когда-то на нем короновались шотландские короли. В 1297 году камень доставили в аббатство и вмонтировали в коронационное кресло в знак единения Англии и Шотландии. Однако священный камень Судьбы не помог несчастливой претендентке на британский престол шотландской королеве Марии Стюарт. Судьба ее общеизвестна. Обезглавленную Марию Стюарт похоронили с королевскими почестями (все-таки королева!) в Вестминстерском аббатстве. На ее склепе установлено величественное мраморное надгробие: в ногах застыл, охраняя покой королевы, человеко-лев с мечом и скипетром в руках.

Почти 700 лет камень Судьбы, эта священная реликвия, покоился на своем месте – и вдруг неожиданно исчез. Таинственная пропажа произошла в наши дни. Скотленд-ярд сбился с ног в поисках злоумышленников, поднявших руки на национальную святыню. Однако розыск ни к чему не привел. Через неделю камень таинственным образом снова оказался на своем законном месте. Кто это сделал и зачем, так и осталось неизвестным.

Часовня короля Генриха VII увешана знаменами, штандартами, гербами, и мечами рыцарей ордена Бани. Признаюсь, читатель, раньше я думал, что это бытовое, заведение упоминается рядом с орденом в прямом его значении, а под ним подразумевается нечто другое, более возвышенное. Оказалось же, что имеется ввиду самая настоящая баня, только королевская. Генрих VII ночь перед коронацией провел со своими верными друзьями… в бане, так сказать, прощался с вольницей. Мальчишник по-нашему. Естественно, «мальчики» не столько мылись, сколько пили и веселились. «Мальчишники» стали традицией, а в их честь был учрежден орден. Сначала им награждались те, кто проводил с будущим королем ночь перед коронацией, его самые верные и близкие друзья. Впоследствии статут ордена расширился.

Слева от Высокого Алтаря, в боковом приделе, находятся могилы и мемориальные доски премьер-министров и других государственных деятелей правительства его величества. А в правом приделе и нефе под одной крышей с королями и премьер-министрами покоятся или увековечены в мемориальных досках и памятниках те, кто прославил Британию, в ком с наибольшей полнотой проявился ее национальный гений. Знакомые со школьных лет имена: Чосер, Шекспир, Байрон, Ливингстон, Диккенс, Бернс, Ньютон, Дарвин, Фарадей, Резерфорд…

Под сводами этого древнего здания на каждом шагу соприкасаешься с историей. Ощущение историзма еще сильнее подчеркивают величественные, преисполненные достоинства рослые фигуры служителей в красных, расшитых золотым шитьем, камзолах. Медленно и торжественно, похожие на вставших из гробов премьер-министров, они расхаживают по своим владениям, снисходительно и в то же время доброжелательно поглядывая на праздных туристов.

Прямо у главного западного входа установлена мемориальная плита с надписью-заклинанием по кругу:

«Помните Уинстона Черчилля!»

Мы не забыли вас, господин Черчилль. Мы помним, что вы сумели объединить силы британского народа в годы второй мировой войны, чтобы дать достойный отпор фашистской Германии. Мы не забыли вашу речь, с которой выступили вы 22 июня 1941 года, в черный для советского народа день начала войны. Были в ней и такие слова:

«Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен… Я вижу десятки тысяч русских деревень, где средства к существованию с таким трудом вырываются у земли, но где существуют исконные человеческие радости, где смеются девушки и играют дети, я вижу, как на все это надвигается гнусная нацистская военная машина с ее искусными агентами, только что усмирившими и связавшими по рукам десяток стран… Опасность, угрожающая России, – это опасность, грозящая нам и Соединенным Штатам, точно так же как дело каждого русского, сражающегося за свой очаг и дом, – это дело свободных людей и свободных народов во всех уголках земного шара» [51]51
  Churchill W. S. The Second World War. Vol. 3. The Grand Alliance. London, 1955. p. 331.


[Закрыть]
.

Но мы помним и другую вашу речь, господин Черчилль, печально знаменитую речь в Фултоне в 1946 году, положившую начало «холодной войне» стран империализма против Советского Союза и других стран социализма.

Мы не забыли, что вы, господин Черчилль, были одним из руководителей антигитлеровской коалиции великих держав, но мы также помним, как вы затягивали открытие второго фронта в Европе.

У нас хорошая память и на доброе, и на плохое.

Живое дыхание истории ощущаешь и покинув средневековые стены аббатства. По соседству с ним на берегу Темзы раскинулся Вестминстерский дворец, где заседают английские парламентарии. Высоко к небу устремлена башня Виктории со знаменитыми часами – «Биг Беном», в спокойном течении Темзы отражаются многочисленные башни, башенки, шпили дворца. У королевского подъезда дворца застыл на коне бронзовый Ричард Львиное Сердце, которому посвятил свой знаменитый роман «Айвенго» Вальтер Скотт. Неподалеку от него – памятник Оливеру Кромвелю. Его установили на том месте, куда упала отрубленная голова короля Карла, казненного в те времена, когда Кромвель – лорд-протектор Английской республики, бросил дерзкий вызов королевской власти.

Чуть дальше вышел на прогулку грузный чугунный Черчилль. Воротник его пальто поднят, рука тяжело оперлась о палку, на лице печать глубокой задумчивости. Какие мысли тревожат старого джентльмена? Быть может, он с горечью вспоминает о былом величии Британской империи, сохранение и укрепление которой он считал делом своей жизни и которая развалилась у него на глазах? Или в памяти ожили бурные политические дебаты в парламенте, из которых он, искусный оратор, так часто выходил победителем? Или вдруг вспомнилось, как много лет назад молодым человеком венчался в Вестминстерском аббатстве? Этого нам знать не дано, а посему продолжим нашу прогулку по имперскому Лондону. Так можно назвать центр огромного города, где сосредоточены почти все его дворцы, музеи, фешенебельные магазины, памятники архитектуры.

От Парламентской площади к центру ведет улица Уайтхолл. Это название хорошо знакомо читателю. Под ним часто подразумевают правительство Британии. Пройдя сотню метров по Уайтхоллу и свернув налево, вы попадаете в небольшой узкий переулок Даунинг-стрит. Возле особняка под номером 10 у черной двери стоит одинокий бобби. В этом особнячке уже триста лет находится резиденция премьер-министра Великобритании.

Уайтхолл – улица сравнительно короткая, она скоро кончается, вливаясь в Трафальгар-сквер с колонной Нельсона. Знаменитый адмирал взирает с высоты своего величия на тысячи толстых ручных голубей, важно, по-хозяйски расхаживающих по каменным плитам площади, изрядно потеснив людей. Фигура Нельсона кажется снизу совсем маленькой. На самом же деле скульптура в три раза выше собственного роста адмирала. Вайлори рассказала нам, что двое каких-то смельчаков забрались на самый верх колонны, «чтобы съесть в общества адмирала свой бифштекс», хотя я, откровенно говоря, не представляю, как это им удалось. Колонна очень высокая, а облицовка ее гладкая.

От Трафальгар-сквер рукой подать до Пикадилли-серкус. Сумерки еще только подступают, а неоновая реклама уже полыхает над Пикадилли-серкус всеми цветами радуги. С некоторым удивлением замечаешь, что рекламируются в основном изделия не британские. Здесь царствуют фирмы «Санио», «Филипс» и другие. Под сенью разноцветной рекламы на скамейке удобно расположились несколько старичков, по виду пенсионеров. Один достал из кармана плоскую бутылку, отхлебнул из «горла», передал другому… Старички провожают прохожих хмельным взглядом, что-то бормочут, бессмысленно, жалко улыбаются. Никто не обращает внимания на этих опустившихся людей. А в самом центре Пикадилли-серкус, возле статуи бога любви Эроса, группа молодых людей наседает на смуглого парня в потрепанных джинсах; один пытается залезть ему в карман. Они явно что-то не поделили и вот теперь выясняют отношения, судя по всему, денежные.

Если свернуть с Пикадилли-серкус, то сразу окажешься в тесных узеньких улочках пользующегося весьма сомнительной репутацией района развлечений Сохо. По вечерам его заполняют любители развлечений и острых ощущений. Лондонцы говорят, что сюда ходят в основном иностранцы и приезжие провинциалы. Возможно, это действительно так, потому что английская речь тут звучит реже, чем, например, арабская или итальянская.

Светятся вывески китайских, греческих, итальянских, русских, испанских ресторанчиков… То и дело попадаются вывески: «сауна», «массажный кабинет…» Недвусмысленные пояснения – «Только для мужчин» не оставляют никаких сомнений в истинном предназначении этих заведений. В Сохо под этими безобидными вывесками прозрачно маскируются публичные дома. Без всякого камуфляжа с бесстыдным цинизмом выставили свой товар в витринах хозяева секс-шопов: порножурналы (есть для мужчин, есть и для женщин) в ярких глянцевых обложках, различные приспособления и даже куклы, которые называются «Люби меня». Попадаются и международные секс-шопы, как например, магазин Энн Саммерс.

Но еще откровеннее и циничнее реклама «блу мувиз» (голубое кино). Так называются кинотеатрики, где без перерыва «по кольцу» крутят порнофильмы. По странной игре чудовищно-извращенного воображения голубой цвет – цвет неба, чистоты и невинности, используется для рекламы порнопродукции.

Как совместить известное по романам Диккенса, Теккерея, да и нашего недавнего современника Голсуорси пуританство, строгость нравов британцев и эту вакханалию похоти и вседозволенности в самом центре чопорного Лондона? Порнобизнес? Безусловно, вся эта «грязная индустрия» приносит немалые барыши. Однако дело не только в прибылях. Определенно что-то случилось со старой доброй Англией, если общество терпит такое непотребство.

Но пора уже выбраться из тесных переулков Сохо, этого притона разврата, и выйти на одну из пристойных, добропорядочных, респектабельных улиц, застроенную солидными, монументальными зданиями, сверкающую роскошными витринами дорогих магазинов. Именно такой и является огибающая Сохо Риджент-стрит. Я смотрю во все глаза в ожидании встречи с человеком в черном котелке, полосатых брюках и с тросточкой – традиционным английским джентльменом. Однако навстречу движутся обыкновенные люди, в основном почему-то мужчины, просто и легко одетые, несмотря на промозглый осенний день. Женщин на улице мало, а красивых или даже миловидных и того меньше. Не знаю, куда подевались представительницы прекрасного пола, однако убеждаешься, что не случайно Англию называют страной мужчин.

Ничто не мешает движению уличной толпы. На тротуарах не увидишь ни газетных или табачных киосков, ни продавцов мороженого или воды. Если же вдруг появится уличный торговец с тележкой, увешанный японскими зонтиками или английскими сувенирами, сделанными где-нибудь в Гонконге, Южной Корее или на Тайване, то он торгует лишь до тех пор, пока его не прогонит рослый бобби в черном шлеме. Лондонская улица – это улица в чистом, так сказать, виде, полностью соответствующая своему прямому назначению. Она безраздельно отдана в распоряжение пешеходов. Люди идут, не глазея по сторонам, скользя по встречным лицам невидящим взглядом. Однако пусть вас, иностранца, этот безразличный вид не смущает. Вы смело можете остановить любого, даже очень важного и очень занятого джентльмена и спросить дорогу, если вы заблудились, или узнать, где находится ближайшая станция «трубы». Будьте уверены: джентльмен терпеливо объяснит вам, человеку с континента, все, что нужно. А если разговор происходит где-нибудь в табачной лавчонке или бистро, то и план начертит. Однако на этом разговор обычно заканчивается. Никаких расспросов, кто вы и откуда. И это отсутствие любопытства, на мой взгляд, проявление не пресловутой английской холодности, а, напротив, традиционной английской вежливости. Допускаю, что и гордому бритту может быть интересно узнать, из каких-таких неведомых краев залетел к ним на остров чужеземец с непонятным, странным акцентом. Однако он считает невежливым, неприличным лезть к незнакомцу с вопросами. И это тоже, что ни говорите, своеобразное проявление такта и вежливости.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю