Текст книги "На исходе ночи"
Автор книги: Евгений Габуния
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 36 страниц)
«ПОХИЩЕНИЕ САБИНЯНОК»
В комнате, куда вошел Степан Чобу, за письменным столом сидел молодой человек в очках и что-то писал, изредка поглядывая на лежащую рядом небольшую картину. Он с явной неохотой оторвался от своего занятия и сдержанно спросил:
– Что у вас, гражданин?
В первые дни пребывания в Москве Степана неприятно удивлял такой сухой, жестковатый стиль, принятый не только в учреждениях, но и на улице или в магазине. Но потом он понял: ускоренный, нервный темп столичной жизни накладывает свой отпечаток на обитателей огромного города, и уже не обижался на известную грубоватость.
– Меня интересует многое, и в первую очередь человек, который только что покинул эту комнату.
На интеллигентном, с правильными чертами лице молодого человека отразилась крайняя степень удивления: этот скромный, просто одетый парень совсем не походил на обычного посетителя-сдатчика. Те ведут себя по-другому – робко, иногда заискивающе, стремясь расположить к себе придирчивого приемщика, от которого зависит оценка.
– А вы кто, собственно, откуда будете? – голос звучал по-прежнему сухо, однако Чобу уловил в нем настороженные нотки.
– Из уголовного розыска… – Инспектор достал из кармана красную книжечку.
– Так бы сразу и сказали, – товаровед постарался придать своему голосу оттенок любезности, даже слегка привстал со стула. – Садитесь, пожалуйста. Чем могу быть полезным МУРу?
– Я не из МУРа, – пояснил Чобу, – из Молдавии. Там же написано. Однако это значения не имеет.
– Конечно, конечно, – подхватил молодой человек.
«Что-то ты слишком суетишься, с чего бы это?» – подумал Степан. Он не раз имел возможность убедиться, что инспекторов угрозыска не встречают розами, однако люди с чистой совестью ведут себя совсем по-другому.
– Простите, товарищ инспектор, – спохватился товаровед. – Вы интересовались сдатчиком. Я как раз оформляю товарные ярлыки. – Он повернул лежащую на столе картину лицевой стороной к Чобу. Тот увидел старинный, будто игрушечный, паровозик и толпы людей вдоль полотна железной дороги. – Самохина работа, 1700 рублей поставили. И этюд Сарьяна он тоже сдал. Вообще, товарищ, инспектор, – доверительно продолжал молодой человек, – этот человек всегда приносит интересные вещи.
– А вы что, его знаете?
– Как вам сказать… Он наш постоянный клиент. – В голосе товароведа снова послышались настороженные нотки. Он взглянул в какую-то бумагу. Карякин его фамилия, Валентин Семенович, адрес – проспект Вернадского, 127, квартира 78. Мы паспортные данные обязательно записываем. Такой порядок. Недавно вазу сдал, Франция, восемнадцатый век. Редкостной красоты. Семь тыщ поставили, – эта цифра в устах товароведа прозвучала уважительно, даже благоговейно. – До сих пор не продана. Дорогая. Однако меньше не могли оценить. Действуем по инструкции. С учетом индивидуальных и художественных качеств. Такой порядок, – повторил товаровед, словно опасался, что уголовный розыск может заподозрить его в неблаговидных делах.
– Значит, этот Карякин – ваш постоянный клиент. Откуда у него эти вещи, не интересовались?
– Это инструкцией не предусмотрено, товарищ инспектор, – снова сослался на всемогущую инструкцию приемщик. – Главное – чтобы паспорт был в порядке, остальное нас не касается.
Чобу понял, что углубляться в этот вопрос не имеет смысла, и спросил:
– А что он еще сдавал, не припоминаете?
– Точно не скажу, вроде скульптуру бронзовую… Можно по картотеке узнать. Это документы строгой отчетности, хранятся пять лет.
– Тоже согласно инструкции?
– Совершенно верно, – без тени улыбки ответил собеседник. – Пройдемте в комнату, где товарные карточки хранятся.
Небольшая комната была вся заставлена шкафами с выдвижными узкими ящиками и походила на абонементный отдел крупной библиотеки. Молодой человек, сославшись на дела, оставил Чобу одного. Тот с сомнением окинул взглядом высоченные шкафы, набитые «документами строгой отчетности», вздохнул и принялся за работу. Скоро у него зарябило в глазах от множества фамилий и названий скульптур, картин, подсвечников, самоваров, зеркал, сервизов и многого другого, от чего одни стремились избавиться, а другие жаждали приобрести. За этой нудной кропотливой работой он провел не один час, прежде чем наткнулся на карточку под номером 2147. Из нее следовало, что Карякин Валентин Семенович 27 февраля сдал на комиссию бронзовую скульптурную группу в виде двух обнаженных женщин и одного мужчины возле лошади. Скульптура имела несколько загадочное название «Похищение сабинянок» и, как узнал Чобу из той же карточки, была оценена в 2200 рублей.
За монотонной работой время летело незаметно, и когда Степан взглянул на часы, он с удивлением обнаружил, что стрелки приближались к шести, и поспешил в торговый зал. Ему хотелось сегодня же, до закрытия магазина, поглядеть семитысячную вазу.
В магазине в этот предвечерний час уже включили освещение. Старинный бронзовый канделябр освещал мягким ровным светом покоящуюся на стеллаже вазу, благородный тонкий фарфор, вбирая в себя свет канделябра, светился изнутри, словно огромный драгоценный камень. В этом сиянии невесомо парили голубые ангелы среди разбросанных по белому фону ярко-красных роз. Эта красота невольно захватила даже неискушенного в искусстве Степана. Оторвавшись наконец от этого чуда, он вышел на улицу.
Стоял легкий приятный морозец, но чувствовалось приближение скорой весны. «А у нас уже совсем, должно быть, тепло, – подумалось Степану. Сеять скоро начнут», – по крестьянской привычке связал он начало весны с полевыми работами. После душного магазина морозный воздух казался необыкновенно свежим и прибавлял сил. Красным неоном светилась в сумерках огромная буква «М». Степан всем другим видам транспорта предпочитал метро: быстро и, главное, не заблудишься. Впрочем, до Петровки, 38, где теперь находилось его временное место службы, он сумел бы добраться и на автобусе или троллейбусе.
Рабочий день уже кончился, и в кабинете, кроме Сергея Шатохина, никого не было, чему Степан не удивился. Он привык к тому, что в служебное время комната тоже пустовала. Степан так и не успел познакомиться с коллегами Сергея: работа розыскников отнюдь не кабинетная.
– Что новенького, старший лейтенант? Долгонько тебя не было, приветствовал его Сергей. Он был в приподнятом настроении. – Кажется, лед тронулся, как говаривал один обаятельный жулик, чтивший уголовный кодекс. Ладно, давай выкладывай, – перешел на деловой тон Шатохин.
– Фамилия нашего потерпевшего – Карякин Валентин Семенович. – Чобу заглянул в блокнот и назвал адрес. – Сдает ценные вещи, я видел одну семь тысяч ваза стоит, представляешь? И еще сдал скульптуру – «Похищение сабинянок» называется. Какой-то мужик двух девок уволок. Одной ему мало.
– Легенда такая есть, Степа, – наставительно произнес Шатохин. – Потом как-нибудь расскажу. Так на Вернадского, говоришь, прописан этот похититель?
– Почему – похититель? Вроде наоборот – у него украли.
– Ну, это еще большой вопрос, кто у кого украл. Я о другом. – Сергей засмеялся. – Похоже, что наш подопечный тоже вроде того похитителя сабинянок.
– Как это? Ты что-то сегодня загадками говоришь, дорогой Сережа.
– Никаких загадок, обычная история, простая вещь: жена и любовница, вот и две женщины.
– Про любовницу откуда узнал так скоро? – недоверчиво спросил Чобу. Сверхоперативно работаешь. Я вот целый день рылся в бумагах, чтобы адрес установить, а ты сразу и в дамки.
– Не в дамки, а в дамы, вернее – в даму, которую зовут хорошим русским именем – Татьяна, красивая, между прочим. Могу адресок и телефончик дать, – игриво произнес Шатохин.
– Да ну тебя, – отмахнулся Степан, – говоришь – давай по делу, а сам мелешь ерунду.
– А я по делу, только по делу, Степа. Запоминай: Рагозина Татьяна Максимовна, проживает по адресу: Сущевский вал, дом 31, квартира 25, в однокомнатной кооперативной квартире.
– Да откуда эти сведения? – заинтересованно спросил Чобу.
– Откуда, откуда, – передразнил его товарищ. – Хочешь, чтобы все наши секреты тебе выложил? Все оттуда. – Сергей сделал неопределенный жест.
Чобу на этот раз обиделся как будто всерьез, отвернулся и замолчал. Шатохин тоже молча с улыбкой наблюдал за товарищем. Насладившись этим зрелищем, он весело произнес:
– Шерше ля фам, как утверждают французы, и правильно, между прочим. Поехали мы, значит, за этим «Запорожцем», смотрим – во двор въезжает, на Сущевском валу, останавливается возле третьего подъезда. Они выходят. А тут как раз одна дама, я хотел сказать – дворничиха, снег подметает. То да се. Разговорились. Она чуть под градусом была. Полнейшую информацию выдала. Они ведь, дворники, все знают. Говорит, что жена Карякина прибегала, грандиозный скандал устроила этой фифочке – так она Татьяну именует. Я так понял: крепко невзлюбила эта дворничиха ее. Потому и рада перемыть ей косточки, с любым языком почесать. Пошли к полковнику, он тебя заждался. И Голубеву тоже не терпится узнать, с чем ты явился. Я уже успел доложиться.
Полковник Ломакин по-дружески приветствовал Чобу. Так же, как и Шатохин, он пребывал в хорошем расположении духа: сегодняшний день можно было отнести к числу удачных, и основания для такого настроения у полковника были.
– Вот видишь, Алексей Васильевич, – повернулся он к Голубеву, – не подвел Савицкий. А ты еще сомневался. И наши ребята отлично сработали.
– Стараемся, товарищ полковник, – смутился от похвалы начальства Степан. – А этот Савицкий вообще-то неплохой парень… Видно, сделал выводы.
– Время покажет… Докладывайте, – Ломакин положил перед собой толстый блокнот. – Это уже кое-что, – произнес он, когда Степан закончил, – но все еще мало. Мы ничего не знаем об этом Карякине и его даме сердца. И откуда у него такие дорогие вещи: картина, ваза, сабинянки эти самые?
– А если и они – краденые? Как лампада? – высказал предположение Чобу.
– Маловероятно, – тотчас откликнулся Голубев. – Мы бы знали, в Москве за последнее время таких краж не зарегистрировано.
– Так не обязательно в столице, товарищ майор, – Степан обвел глазами сидящих в кабинете, как бы ища у них поддержки. – Вот лампаду эту в Молдавии украли, а нашли в Москве.
– Мы ориентировок ниоткуда не получали по этим сабинянкам и другим вещам. А лампаду ведь в комиссионку не сдавали. Кто же понесет в комиссионный темные вещи?
– Предположим, Алексей Васильевич, – миролюбиво заметил Ломакин, случается, и несут. Украли, допустим в Одессе, а сдают в Москве. Как с «Ангелом пустыни», например.
– Так его же по липовому паспорту сдали, Владимир Николаевич, неужели забыли? – удивился майор.
– Ничего я не забыл, Алексей Васильевич, все помню. – Полковника как будто задело замечание насчет памяти. – А вы уверены, что Карякин – его настоящая фамилия? Может, и у него подложный паспорт. Мы же ничего не знаем.
– Пока не знаем, – уточнил Голубев.
– С поправкой согласен. – Ломакин встал, прошелся по кабинету. Чувствую: между сабинянками, которых похитили, и похищением «Ангела пустыни», может существовать связь.
Белый «Запорожец», поравнявшись с высоким стеклянным параллелепипедом гостиницы «Националь», притормозил возле отливающего черным лаком «Форда-континенталя». Рядом с превосходящим всякие разумные размеры лимузином маленький «Запорожец» выглядел просто игрушечным. Из него вышла стройная женщина, привычным движением откинула черные волосы, ниспадающие на кожаное пальто, и бросила нетерпеливый взгляд на замешкавшегося в машине спутника. Наконец, из «Запорожца» вылез мужчина средних лет, тоже в кожаном пальто и туфлях на высоченных каблуках, взял свою даму под руку, и они скрылись за стеклянными дверями «Националя».
Ресторан «Звездное небо», вопреки своему названию, размещался в подвальном этаже гостиницы. О небе здесь напоминали лишь усыпанный звездочками низкий потолок да астрономические цены. Однако ни то, ни другое не отпугивало многочисленных гостей «Звездного неба», которое пользовалось, особенно среди иностранцев, репутацией самого фешенебельного ресторана в столице. Зал тонул в приятном, интимном полумраке, посреди которого большим пятном светилась круглая сценическая площадка. Свет падал и на стоящие почти вплотную к площадке столики. За одним из них, уставленном бутылками шампанского, восседали двое пожилых седовласых джентльменов.
К водителю «Запорожца» и его даме подошел величественный, преисполненный собственного достоинства метрдотель. Мужчина быстрым незаметным движением сунул в карман его смокинга красную купюру, и метрдотель любезно осведомился, чем он может быть полезен гостю и его даме. Гость кивнул в сторону джентльменов, и они втроем направились к их столику. Метрдотель почтительно склонился над столиком, что-то тихо сказал по-английски. Джентльмены повернули свои седые головы, задержали взгляд на даме, заулыбались и с готовностью закивали. Мужчина и его спутница сели. На площадке посреди зала певица в блестящем, похожем на рыбью чешую платье, исполняла старую сентиментальную песенку Глена Миллера из американского фильма. Она пела по-английски, старательно выговаривая слова, однако у нее, видимо, не получалось с произношением. Один из джентльменов что-то с улыбкой сказал своему приятелю. Тот снисходительно улыбнулся. Улыбка мелькнула и на лице молодой дамы, что не осталось незамеченным.
– Мадам, кажется, понимает по-английски? – вежливо осведомился тот, что сидел рядом.
– Немного, – она кокетливо поправила длинные волосы.
– Где мадам выучилась английскому?
– Если вы из Штатов, значит – на вашей родине.
Разговор оживился. Спутник «мадам» участия в нем не принимал, и о нем словно забыли. Соседи по столику действительно оказались американцами. В Москву их привели, как они сказали, дела фирмы, дни проходят в переговорах и деловых встречах. Однако пусть их очаровательная соседка по столику не думает, что у американцев на уме только бизнес. Совсем нет. Они очень, очень любят и ценят русское искусство, особенно древнее, и вопреки напряженной программе успели побывать в Третьяковской галерее и других музеях. И еще, как доверительно сообщили господа американцы, им очень хочется приобрести на память о России что-нибудь настоящее, истинно русское, например икону. К сожалению, то что предлагают в «Новоэкспорте», их не устраивает.
«Мадам» обернулась к своему молчаливому кавалеру, перекинулась с ним немногими словами, и оживленная беседа возобновилась. Часов в одиннадцать джентльмены, пояснив, что завтра им предстоит насыщенный день, распрощались.
Видимо, день у бизнесменов выдался не столь напряженный, как они предполагали, или в переговорах образовалось «окно», потому что около полудня приземистая «Тойёта» с дипломатическим номером, за рулем которой сидел один из вчерашних джентльменов, остановилась возле кинотеатра «Космос». Мужчина и женщина, в которых можно было узнать вчерашних посетителей ресторана «Звездное небо», быстро сели в машину, и она нырнула в автомобильную реку, чтобы вынырнуть из нее за городом. Здесь «Тойёта» свернула в лесок. Некоторое время спустя машина развернулась и поехала в сторону города, уже без пассажиров. Мужчина с большой спортивной сумкой «Адидас» и его спутница медленно направились к шоссе и сели в такси, идущее в центр.
Из протокола допроса Сейфулина Виктора Кадыровича, производителя работ Московской специальной научно-реставрационной мастерской, 41 год, член КПСС, образование незаконченное высшее…
…По существу заданных мне вопросов поясняю:
Карякина Валентина я знаю хорошо. Он работает у нас уже около семи лет, в настоящее время является мастером-краснодеревщиком пятого разряда. Работник он добросовестный, исполнительный, все задания выполняет в срок и на высоком художественном уровне.
В о п р о с. Какого рода работы выполняет ваша мастерская и, в частности, Карякин?
О т в е т. Мы реставрируем старинную мебель, предметы прикладного искусства в основном для музеев и других учреждений культуры. Как правило, самые ответственные задания я поручаю Карякину.
В о п р о с. Занимается ли ваша мастерская реставрацией старинных икон?
О т в е т. Мастерская выполняет эти работы, но наш участок реставрацией икон не занимается.
В о п р о с. Если я вас правильно понял, реставрация икон не входит в круг обязанностей Карякина?
О т в е т. Вы меня поняли правильно, однако хочу пояснить, что бывали случаи, правда, очень редко, когда Карякину поручали такие задания.
В о п р о с. Реставрация икон – очень сложное дело, требующее специальных познаний и опыта. Чем можно объяснить, что такая ответственная работа поручалась мастеру-краснодеревщику?
О т в е т. Как я уже говорил, Карякин – очень способный, по-своему талантливый человек, у него золотые руки. Неплохо рисует. Иногда он сам просит дать ему на реставрацию икону. Говорит, что эта работа – для души.
В о п р о с. Видели ли вы у него другие иконы, то есть не поступавшие для реставрации из государственных учреждений, а также кресты, чаши, дискосы и другую церковную утварь?
О т в е т. Другие иконы я у него в мастерской видел, он приводил их в порядок. Я забыл сказать, что Карякин увлекается старинной живописью, коллекционирует иконы. Никакой церковной утвари я у него не видел.
В о п р о с. Вы давно работаете с Карякиным. Что вы можете сказать о его характере, привычках, вообще о моральном облике?
О т в е т. Карякин довольно скрытный, замкнутый человек, поэтому подробно на интересующие вас вопросы ответить не могу. Скажу только, что никаких претензий по службе к нему нет, ведет он себя скромно, дисциплинирован, выпившим, а тем более пьяным, я его никогда не видел.
В о п р о с. Он что, совсем не пьет?
О т в е т. Правильнее будет сказать – почти не пьет. Иногда может выпить стакан-другой вина, и все. Как недавно…
В о п р о с. Что именно вы имеете в виду?
О т в е т. Ничего особенного. Недавно Валентин принес бутылку вина, мы ее распили, после работы, конечно. Вкусное было вино, я такого никогда в Москве не встречал. «Букет Молдавии» называется.
В о п р о с. Припомните поточнее, когда именно Карякин принес эту бутылку.
О т в е т. Если это так важно, дайте подумать. Вспомнил. На восьмое марта принес. Еще сказал, за женщин надо выпить.
В о п р о с. Не говорил ли вам Карякин, откуда у него эта бутылка?
О т в е т. Нет, не говорил, а мы не спрашивали.
В о п р о с. Не известно ли вам, ездил ли Карякин в последнее время в Молдавию?
О т в е т. Я уже говорил, что он скрытный, замкнутый, о своих делах не рассказывает.
В о п р о с. Бывали ли случаи, когда Карякин отсутствовал на работе по неуважительным причинам?
О т в е т. Таких случаев не было. Когда ему нужно было, он отпрашивался на несколько дней. Мы его всегда отпускали, потому что работник он добросовестный.
С моих слов записано верно и мною прочитано.
В. Сейфулин.
СПРАВКА
Старшему инспектору УУР ГУВД Мосгорисполкома майору милиции Голубеву А. В.
В связи с вашим требованием на Карякина Валентина Семеновича, уроженца г. Загорска Московской области, 1932 г. рождения, оперативно-справочный отдел УВД Мособлисполкома сообщает:
1. Карякин В. С. 5/XII-1956 г. городским судом г. Загорска был осужден к 15 годам лишения свободы по ст. 4 Указа ПВС СССР [35]35
ПВС – сокращенно Президиум Верховного Совета.
[Закрыть]от 4.VI-1947 г.2. Судом ИТК 47 22/X-1958 г. по ст. 82, часть I УК РСФСР приговорен к 17 годам лишения свободы (с присоединением неотбытого срока по приговору от 5/XII-1956 г.)
3. Красноярским крайсудом 20/XII-1960 г. по ст. 82 часть I приговорен к 15 годам лишения свободы с присоединением неотбытого срока по приговору от 22/X-1958 г.
Помилован по Указу ПВС РСФСР от 30/XI-1972 г. Освобожден из мест заключения Красноярского края 19/XII-1972 г.
Справку наводил(а) (подпись)
Полковник Ломакин, нацепив очки, склонил седую, коротко остриженную голову над документами, которые только чти положил перед ним Голубев. Сидящие в кабинете Голубев, Шатохин и Чобу молча наблюдали как меняется по мере чтения выражение лица начальника. На нем можно было прочитать и удивление и удовлетворение, и озабоченность.
– Интересная информация, – произнес он наконец, – и любопытная, ничего не скажешь. Отчаянный парень, оказывается, наш фигурант. Пятнадцать лет отхватил. Да еще два побега. Всего шестнадцать лет отмотал. Многовато.
– Было, значит, за что, Владимир Николаевич, сказал Голубев. – Хищение государственной собственности в особо крупных размерах.
– Да, было, – задумчиво повторил полковник. Однако это уже прошлое. Не будем пока делать далеко идущие выводы. Нам нужны факты, новые свежие факты, а их пока нет.
– Как нет, товарищ полковник? А эти картины и прочее, что Карякин сдал в комиссионный? И эта встреча подозрительная с иностранными дипломатами? – Чобу хотел еще что-то сказать, но его перебил Шатохин.
– А про вино ты забыл, Степан?
– Какое вино? – удивленно приподнял бровь Ломакин.
– О котором Сейфулин показывал. Хорошее, между прочим, вино, Владимир Николаевич, можете мне поверить. Сам пробовал Степан привозил из своей солнечной Молдавии. «Букет Молдавии» называется. Вполне соответствует…
– Неужели? – полковник подозрительно покосился на Шатохина. – Однако причем тут этот «Букет»?
– А при том, что наш фигурант привез его из Молдавии, – ответил только на вторую часть вопроса Шатохин.
– Почему именно из Молдавии? Может, здесь купил, или подарил кто-нибудь.
– Нет, Владимир Николаевич, летал он недавно туда, в Кишинев. Мы корешки билетов в авиакассах проверили. Работенка была с этими корешками.
– Так бы сразу и сказал, – проворчал полковник, – а то тянешь резину – однако по лицу его было видно, что он доволен. – Сообразили. – Он полистал блокнот со своими записями. – Давайте порассуждаем. Карякин сдает в магазин картины, вазу и так далее. Вещи все редкие, ценные. Откуда они у него?
– Скорее всего, оттуда, откуда и лампада, – подал реплику Чобу.
– Насколько я понимаю, товарищ старший лейтенант, – не без сарказма ответил полковник, – в церквах скульптур с голыми бабами, простите, – обнаженными дамами, не держат.
– Я не это хотел сказать, – смущенно поправился Чобу, – а то, что эти вещи тоже ворованные. Как и та лампада, которую у него динамисты увели. – Чобу стоял на своем.
– С лампадой нам еще предстоит разобраться. Однако связь, безусловно, прослеживается, пока легонькая такая, пунктирная…
– Да чего тут голову ломать, – раздался голос до сих пор молчавшего Голубева. – Надо Кишинев запросить, пусть поинтересуются, украли ли этих сабинянок, а если нет – у кого Карякин мог их приобрести. Он же сразу после приезда из Кишинева сдал вещи в комиссионный магазин. Я тоже считаю: есть связь между лампадой и сабинянками, и не только это. Я бы добавил и доску, которую у англичанина изъяли, «Ангела пустыни». За одно звено ухватимся – и всю цепочку вытянем. Если этот Карякин и не причастен к кражам, все равно им надо заняться вплотную.
– Правильно мыслишь, Алексей Васильевич, – согласился полковник. – И его дамой, Рагозина, кажется, ее фамилия? Что, кстати, о ней слышно?
– Есть кое-что, и весьма любопытное. – Голубев открыл свой «дипломат», извлек из него блокнот, быстро пробежал записи:
– Рагозина Татьяна Максимовна, 26 лет, родилась в Москве, была замужем, разошлась несколько лет назад. Живет одна в кооперативной квартире. Детей нет. Отец ее долгое время с семьей находился на загранработе в системе внешторга. Сейчас на пенсии. Училась на искусствоведческом отделении МГУ, не окончила. Постоянно нигде не служит, однако компров не установлено. Время от времени работает в качестве переводчицы на иностранных выставках и международных фестивалях. Судя по всему, любовница Карякина.
– От любовницы до сообщницы всего один шаг, – задумчиво изрек полковник. – В искусстве эта дамочка, видимо, неплохо разбирается. Кстати, с какого курса она ушла… или ее ушли?
– С четвертого, Владимир Николаевич. После замужества. Сама подала заявление, неплохо занималась.
– Тем более, – продолжал вслух размышлять Ломакин. – Да еще иностранными языками владеет. Лучшего консультанта этому Карякину не сыскать. Неплохо устроился. И красивая, говорите, женщина?
– И даже весьма, Владимир Николаевич, – с готовностью ответил Шатохин. – Я вот даже хотел Степану адресок дать. Отказывается.
– И зря отказывается, – Ломакин усмехнулся. – Адрес этот нам еще пригодится. Однако сейчас нас больше ее друг интересует. Пора с ним познакомиться поближе. Алексей Васильевич, – повернулся он к Голубеву, свяжитесь с прокуратурой, надо получить санкцию на обыск. Хотя, возможно, – после паузы заметил полковник, – до обыска дело не дойдет. Он парень битый-перебитый, как-никак шестнадцать лет отгрохал. Думаю пойдет на откровенный разговор. А если нет – тем хуже для него. И сделайте по возможности так, чтобы на его работе и дома ни о чем не догадывались.
Рядом с белым «Запорожцем» затормозила черная «Волга». Выскочивший из нее мужчина рывком открыл дверь «Запорожца», сел рядом с водителем и что-то ему сказал. Вспыхнул зеленый свет, пропуская поток машин, и вскоре «Запорожец» и «Волга» остановились возле высокого желтого здания на Петровке.
– Здравствуйте, Карякин, – приветствовал водителя «Запорожца» сидящий за столом. – Моя фамилия Голубев, старший инспектор МУРа. Садитесь поближе.
Карякин не последовал приглашению. Он с любопытством оглядывал комнату и, заметив на стене несколько икон, подошел к ним поближе.
– Признаться, не ожидал увидеть в таком учреждении, – произнес он с оттенком иронии. – Впрочем, – добавил Карякин, внимательно чуть прищурившись, рассматривая иконы, – ничего особенного. Рядовые доски. – Он взглянул Голубеву в глаза: – Зачем я понадобился столь солидному учреждению? – Карякин сел, наконец, на предложенный ему стул.
Голубев пристально всматривался в лицо Карякина. Майор привык доверять своему первому впечатлению, которое, как правило, его не обманывало. И еще он знал, что от первого допроса подчас зависит многое, иногда он бывает решающим, и готовился к нему особенно тщательно, заранее избирая тактику.
С Карякиным майор решил держаться запросто, не открывая, впрочем, сразу все карты. Голубеву не впервые пришло на ум это сравнение с азартной игрой, когда каждый из противников не знает, чем располагает другой. И, как во всякой игре, нельзя сбрасывать со счета такое понятие, не очень научное, как везенье.
– У меня глаз верный, – медленно произнес Карякин, – вашего брата за версту чую. Изучил… Была такая возможность, да вы наверняка знаете. Давно понял, что ваши вокруг меня суетятся. Хотел даже сам подойти, поговорить по душам, однако интересно было узнать, чем все это кончится. Он перевел свои белесоватые глаза с Голубева на Шатохина и Чобу, сидящих несколько в стороне, и… улыбнулся. – Так в чем дело?
– Постараемся удовлетворить ваше любопытство, Валентин Семенович, губы Голубева тронула легкая усмешка. – Хочу, однако, напомнить, что вопросы здесь задаем мы.
– Уж это мне хорошо известно, гражданин начальник, – Карякин перешел на эту форму обращения, как бы напоминая о своем долголетнем пребывании в местах не столь отдаленных.
– Почему же так сразу – «гражданин начальник»? У меня есть имя и отчество – Алексей Васильевич. Вы, Карякин, кажется, еще не обвиняемый.
– Тогда кто же?
– Это будет зависеть от многого, и от вашего поведения – тоже.
Голубев по-прежнему изучающе присматривался к этому человеку, пытаясь прочитать по выражению очень обычного, ничем не примечательного лица его мысли. Ему приходилось допрашивать не только преступников, но и тех, кто уже отбыл «срок». Почти на каждом из них пребывание в заключении оставляло свою печать, не заметную неопытному глазу. Однако у майора глаз был наметан. Даже в уличной толпе, присмотревшись к случайному прохожему, он мог поставить «диагноз» и, если выпадал случай, убеждался в его правильности.
Однако в том, как вел себя Карякин, не было ничего от темного, блатного мира. Держится свободно, но не развязно, даже с некоторым достоинством, без того истерического надрыва, показной бравады, за которыми уголовники пытаются спрятать элементарную трусость. «Или он действительно спокоен, или умеет владеть собой, – решил майор. В любом случае с ним надо держать ухо востро».
Голубев начал с самого простого вопроса:
– За последнее время вы сдали в комиссионный магазин на Димитрова скульптуру, вазу, картины, весьма дорогостоящие. Не поясните, откуда у вас эти вещи?
– Почему же не пояснить. Это вещи не мои, а одного моего приятеля.
– Из Кишинева, – майор чуть приоткрыл свои карты.
– Да, оттуда, – спокойно подтвердил Карякин. – Вы, смотрю, даром времени не теряли.
– Так же, как и вы, Карякин, – усмехнулся майор. – Фамилия этого приятеля?
– Воронков Олег Георгиевич. Очень солидный человек, между прочим, его там многие знают. Коллекционер. Я у него дома несколько раз бывал. Попросил меня сдать. Здесь продать легче.
– Прекрасно, Валентин Семенович, – одобрительно произнес Голубев. – Такой разговор мне пока нравится. Откуда у вашего приятеля эти вещи?
– Я уже показывал, что он – коллекционер, причем знающий. А коллекционерам такие вопросы не задают. Одно могу сказать – он их не украл. Вещи светлые. А остальное меня не интересовало.
– Что еще, кроме сданных вами в комиссионный магазин вещей, передал вам Воронков?
– Да так, кое-какие мелочи. Я ведь собираю старинные доски и прочее.
Майор выдвинул ящик стола, достал лампаду:
– Например, вот это?
Карякин не проявил радости при виде пропавшей лампады, скорее, наоборот – был неприятно удивлен.
– Она самая. Откуда она у вас?
– Скажите лучше, как попала она к Летинскому?
– Какому Летинскому? – искренне удивился Карякин. – Первый раз слышу эту фамилию… А дело было так. Звонит мне однажды домой какой-то человек, говорит, что врач, коллекционер, называет фамилию нашего общего знакомого и просит разрешения посмотреть мою коллекцию. Я не возражаю. Приезжает вскоре, носатый такой, сразу не понравился он мне, однако показываю вещи. Он восхищается, увидев эту лампаду, вытаскивает четыреста рублей и говорит: «Это вроде аванса, сейчас времени нет, я на дежурстве, а вечером продолжим разговор». Звонил он в тот день несколько раз, говорил, что не может вырваться, сложное дежурство выпало, несколько операций пришлось сделать. Наконец, уже часов в одиннадцать, позвонил, назначил встречу возле поликлиники, сказал, чтобы я захватил с собой потиры, чаши и другие вещи, которые он отобрал днем. Подозрительно мне это показалось, однако хватаю такси, еду. Этот носатый возле «Жигулей» стоит. Пальто расстегнуто, белый халат виден. И машина медицинская, с надписью. Значит, думаю не соврал, действительно врач. Говорит, поедем к нему домой. Долго ехали, куда-то по Ленинградскому шоссе, я номера дома не помню. Заезжаем во двор, он берет сумку и говорит: «Извините, ко мне домой нельзя, жена болеет и все такое. Я сейчас, только посмотрю еще разок вещи, выйду и рассчитаемся. Шофер наш, больничный, в машине останется, не беспокойтесь». И ушел. А минут через двадцать шофер включает мотор. «Ты как хочешь, а я ждать больше не могу». И поехал. Тут я и понял: да это же чистое динамо. Как фраера меня провели. Уехала машина, а я остался. Дом огромный, где его искать, носатого, куда пойдешь?