Текст книги "Архип (СИ)"

Автор книги: Евгений Чернышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Людям пришлось сложнее. Лестница, которая вела в погреб когда-то уже давно сгнила до состояния трухи, а потому пришлось искать по двору, а под конец и вообще идти к соседям. Пока Пантелеймон занимался этими делами, Архип самолично остался сторожить пленника. Жихарь же был до удивления задумчив и молчалив. Он больше не делал попыток вырваться ни хитростью, ли ловкостью, всем своим видом выражая крайнюю степень смирения. И вот именно это смирение и волновало колдуна больше всего. Все в нем буквально попило, что дело нечисто, что жихарь явно задумал какую-то пакость. Но минуты сменялись минутами, а ничего не происходило. Помещик вместе со взявшимся невесть откуда Игнатом приволокли крепкую лестницу и опустили ее в погреб. Нечистый спустился первым и отломал от стены несколько досок, открывая узкий лаз, даже довольно худому Архипу только-только протиснуться, а уж про куда более крупных, одного в ширине плечей, а другого в обхвате пуза, Игната с Пантелеймоном, даже и говорить не стоило.

И снова, пробираясь сквозь земляную нору, разглядывая ползущего впереди жихаря, этот-то коротышка мог себе позволить идти в полный рост, Архип не мог отделаться от ощущения смыкающейся вокруг него ловушки. На дальнем конце лаза оказалась довольно крупная пещера. Не меньше главной комнаты, находящегося наверху сгоревшего дома. В ней было очень тепло: в центре бездымным пламенем горел не издаваший чада костер. Это как раз было совершенно обычно, как и все нечистые существа, жихари имели сродство к определенным стихиям и могли частично ими управлять. А вот остальное... К полнейшему изумлению Архипа вокруг костра висело несколько детских зыбок. К каждой на веревочке был привязан особый рожок, каким мать кормит младенца, когда у нее нет молока, в трех полусонно агукали дети. Рядом на грубом деревянном столе стояло ведро с остатками молока.

– Твою ж налево, – выругался колдун. – Кто это все тут заготовил? Ты ж сам своим умом в жизнь не дошел бы, я твою породу знаю, – он ошеломленно обернулся к жихарю. Тот в ответ только мерзко оскалился.

– А об том уговора не было, колдун. Я обещал привести – я привел. Ты требовал, чтоб щенки живы были – они живы. Можешь хоть запроверяться, это не подменыши, человечье отродье. Теперь и ты держи слово.

Архип скрипнул зубами. Возразить ему было нечего.

– Эй, Архип Семеныч, – раздался голос из лаза. – Подай голос, все ли в порядке?

– Да, Пантелеймон, – ответствовал Архип, с усиливающейся тревогой наблюдая, как округляются глаза жихаря. – Я нашел детей.

– Они... Они.. живы? – кузнец. Понятное дело, этот о внуке беспокоится.

– Живы, живы, Игнат. Дай немного времени, я их вынесу.

– Господи Иисусе и Пресвятая Богородица... – забормотал кузнец, но Архипа куда больше интересовало довольное выражение, проступающее на обожженной солью роже нечисти.

– Не желаешь поведать мне, чему ты так возрадовался, тварь? – медленно, стараясь соблюдать спокойный тон, произнес он, прекрасно понимая, что сейчас любые угрозы не возымели бы действия. Такова уж была суть потустороннего мира, с которой должен был считаться каждый, кто ведем с ним дела. В нем не действуют законы или обычаи, да и как им работать, ежели у каждого рода они свои, но действует нерушимость слова. И так же как осенью он на клятве поймал омутинника, сейчас данным словом связали уже его. Не прослыв клятвопреступником, он не смог бы сделать с жихарем ничего. И скрыть отступничество не получится, нарушенное слово навсегда останется с колдуном невидимым, но явным для каждого, кто умеет видеть, несмываемым следом.

Жихарь внимательно посмотрел на человека и премерзко оскалился.

– Прости, колдун по имени Архип, – рябая рожа его скорчилась в бесплодных попытках изобразить печаль. – Но нет. Поведаю тебе только, что ты заинтересовал того, кто куда могущественнее и меня, и тебя. И у него есть на тебя свои планы, колдун по имени Архип, – жихарь булькающе захихикал.

Архип согласно кивнул. Глупо ожидать от нечисти, которую ты только что изощренно пытал и угрожал, доброго отношения.

– Ты в своем праве, – признал он и промолвил Слово. Противно осклабленная в победной злорадной ухмылке рожа жихаря исчезла в ослепительно-голубом всплеске. Нечисть была куда крепче человека и за жизнь цеплялась так, что никакой животине не снилось. Но Слово оно всегда было Словом. И от ран, наносимых Им одинаково страдали и люди, и нелюди, и нежить. Обезглавленный толстопузый трупик, отклеившись от железного болванчика рухнул на земляной пол. Чары удерживали только живую нечисть, а мертвяк их не особо интересовал. Вытерев с разбитых губ кровь, Архип прислушался. Так и есть. Внимательный взгляд, прежде преследовавший его вернулся. Значит, он замечает колдуна только тогда, когда он прибегает к Истиной Силе. Интересно, это и есть тот самый таинственный "хозяин" жихаря?

– Планы, говоришь, – пробормотал колдун ногой запинывая тело нечисти в уже угасающий костер. Поддерживаемый только жихарем он в ближайшее время должен был погаснуть. Но его тепла должно было хватить, чтобы похоронить нечисть, согласно его обычаям. Слово нужно держать. – Ну посмотрим, что там у тебя за планы...

Часть вторая. Глава 14

Проверить детей было не сложно: зажать каждому в ручонку по кусочку холоднокованного железа, да приложить святой крестик ко лбу, вот и вся недолгая. Нечисть от такого соседства бы не выдержала, выдала бы свою противную природу. А эти ничего оказались, обычные младенчики, вполне себе человеческие. Покончив с проверками, торопясь, пока не погас костер и в свои права не вступили тьма и зимний холод, Архип подхватил зыбки, и по одной, лаз все еще был слишком узким, чтобы по нему спокойно ходить, перенес их в заботливые руки односельчан.

А потом в эти же руки передали и его самого. Едва пережившего медвежью хватку растроганного Игната, а треск ребер, кажется, можно было услышать даже в Крапивине, Архипа перехватила его дочь, и делом доказала, что яблоко от яблони падает очень близко, и дочка кузнеца умеет гнуть подковы не хуже отца. Даже если это подковы из одного недостаточно ловко уклоняющегося от объятий колдуна. А потом был еще и не уступающий ни размерами, ни статью домочадцам муж Авдотьи. А потом прибежал и Панкрат, дворовой Пантелеймона, отец первого похищенного, тот вообще давно своего ребенка похоронил, а потому был готов Архипу хоть ноги целовать, хоть последнюю рубаху сорвать да подарить. Да и все остальные жители Рудянки, обрадованные после пережитого, так и норовили гостя потискать, а бабы, так и вообще расцеловать. Такой уж простой люд во всем времена. Все они делают до скрипа: ежели радуются, то скрипят кости в объятиях, ежели злятся – то уже сжатые зубы. В общем, когда помещику-таки удалось отбить Архипа у не на шутку разбушевавшегося в выражении благодарностей люда, вид тот имел весьма помятый, хотя и довольный, словно дорвавшийся до крынки со сметаной кот.

Утром, едва рассвело отправили нарочным добрую весть в городское имение Векта, мол, опасность миновала, потерянные дети найдены, а значит можно возвращаться к обычной жизни. К обеду на деревенской площади собрали народ на вече и после непродолжительных разговоров порешали, что от греха подальше, до рождественских еще морозов, едва слегка потеплеет, повезут всю малышню в Крапивино к Григорию крестить. Пока Рудянка мала слишком была, епархия не дала бы добра на строительство своей церкви, но по совету Архипа предложили назначить крапивинскому попу содержание в два рубля с мира ассигнациями, да еще вдвое больше натурой, за каждый визит, буде тот согласится хотя бы раз в два месяца к ним в деревню ездить справлять обряды по рожденным, венчающимся да усопшим, поверх обычного пожертвования за церковные услуги. Возок али пошевни, в зависимости от времени года, с конем на это благое дело подвязался обеспечивать Пантелеймон, за вполне умеренную от общины барщину. Решение такое всех устроило, а потому, не откладывая в долгий ящик, скрепили его договором. Все по чести, в письменной форме. Получившуюся бумагу вручили Архипу с наказом отдать попу по возвращении. Самого колдуна тоже не обидели, от щедрот помещачьих, да с пущенной по кругу шапки за хорошо сделанную работу отстегнули аж пять рублей. Предлагали ему еще и гостинцев, но не слишком настойчиво, поскольку понимали, что человеку полдня по морозу в санях ехать, пропадет почти все.

В Крапивино тронулись следующим утром. Сам Пантелеймон у этот раз гостя не повез, но выдал пошевни, коня и дворового, чтобы санями этими управлять, а потом взад их и возвратить. Помня о расшалившихся в прошлую поездку волках, Пантелеймон дал в пользование и Митьке, дворовому, и Архипу по хорошему тульскому штуцеру для самообороны. Заодно в спутники набился и Игнат, желавший заехать, раз подворачивается оказия, в купцовскую лавку. Своего товара на сбыт отдать маленько, да прикупить кой-чего для ремесла, чего сам сварганить был не в силах. Кузнец тоже пришел с оружием – настоящей берданкой, да не обрезом, как у Пантелеймона, а длинноствольной, армейской. В путь тронулись еще сильно затемно, чтобы у мужиков оставалось больше времени на обратную дорогу, поскольку оставаться в Крапивине на ночь особо желанием те не горели, хоть Архип и предлагал, все равно жил большую часть времени бобылем в огромной избе, где двоих постояльцев разместить бы смог. Дарья к такому отнеслась бы с пониманием, она мудрая женщина.

Едва посветлело, Архип, в этот раз даже и не собиравшийся смыкать глаз, начал встревоженно крутить головой, выискивая любые признаки надвигающейся опасности. Уж слишком сильно не нравился ему жизнерадостный вид жихаря, после того, как тот узнал имя своего мучителя. Уж как бы задание, данное выродку таинственным "хозяином" к Архипу-то и не относилось. Конечно, крайне сложно было строить какие-бы то ни было предположения, имея на руках только хохочущую перед смертью нечисть, с той сталось бы и просто покорчить рожи ради того, чтоб испортить врагу триумф, но Архип в такое не верил. Потому как, помимо жихаря были и волки. А еще черная птица, без устали кружащая над санями.

Птицу Архип заметил сразу, как небосвод только начал светлеть. Сперва просто как едва заметную черную точку и не особо обратил внимания, мало ли, какой ночной охотник обходит свои владения перед тем, как отправиться на покой. Но часы сменяли друг друга, мерная рысь вороного коня пожирала версту за верстой, солнце проползло уже половину своего пути до полудня, а птица продолжала маячить в поле зрения колдуна, делая один за другим большие круги, центром которых были сани с путниками.

– Игнат, Митяй, – обратился Архип к своим спутникам, когда уже окончательно уверился в том, что птица не была случайным попутчиком. – Скажите-ка мне, уважаемые, а кто из вас лучший охотник?

– Митька же, – первым ответил кузнец. Он сидел, расслабленно облокотившись на бортики пошевней. Судя по всему, гигант воспринял вопрос, как начало праздной болтовни, что заводят ради того только, чтобы скоротать скучный путь. – Он как-то по малолетству белку за версту в глаз из пищали снес.

– Ну скажете тоже, дя, Игнат, – захохотал Митька – молодой рябой мужичонка скромных пропорций, но обладавший внимательным цепким взглядом, выдающим в нем бывалого охотника.– Там и трех сотен саженей не было. Да и не в глаз вовсе, всю шкуру тогда подырявил. Батька с меня чуть мою не спустил.

– Скажи мне Митя, – прервал уже открывшего рот Игната Архип, которому сейчас эта дружеская перепалка была совершенно не нужна. – Что скажешь про птицу в небе?

– Тоже заметили, дя Архип? – сразу посерьезнел молодой и когда колдун кивнул, продолжил. – А я думал только мне чудится. С самой Рудянки над нами кружит. Не орел и не сокол, черная больно. Словно ворон бы, но вороны так долго на крыле не держатся, силенок у них на то нет. Да и крупная больно. Думаете что-то по вашей части? – на последних словах у юноши слегка дрогнул голос. Оно и понятно, простому крестьянину все эти мистические дела, с одной стороны, жутко интересны, с другой же настолько же и пугающие.

– Где? Какой ворон? – подобрался Игнат и со скоростью турецкого дервиша закрутил башкой по сторонам. – Это вон тот что ли? – тыкнул он в вверх здоровенной ручищей.

– Не махай руками, кузнец, не за наковальней, – строго осадил его Архип.

– Да ты чо Архип Семенович?

– Не простая то птица, Игнат, поверь моему чутью. Соглядатай то...

– Соглядатай? – огромный, убеленный уже сединами в бороде кузнец совершенно по-пацански восторженно раскрыл рот. – В смысле этого... как его... Жихаря что ли?

– Нет, – помотал головой колдун. – Жихарь сошка мелкая, ему такое не под силу. Да и пришиб я его в подвале наверняка. Не вернется он. Но я ж говорил тебе, Игнат, что эта паскудина вечно у кого-то на побегушках подвязается. И вот его хозяин, вместимо, птичку ту за нами следить и отправил. И прежде, чем ты задашь вопрос, Игнат, кто у него в хозяевах я не знаю, но дюже хочу выяснить.

– А с птичкой что делать будем?

– С птичкой? – Архип внимательно посмотрел вверх и криво улыбнулся.– Птичку мы на суп пустим. Митька, в глаз попадешь?

– Ну, в глаз не в глаз, – молодой охотник принял предложенный навязанный колдуном тон и широко улыбнулся. – А шкуру я ему пробью точно. Дя Игнат, подержи-ка вожжи.

Ловко перепрыгнув назад в сани, Митька уступил место на козлах кузнецу, а сам вытащил и зарядил потертый штуцер, взвесил его, не поднимая ружья внимательно посмотрел на птицу, что-то прикидывая, кажется, он всерьез воспринял предостережение Архипа, а потом одним ловким и слаженным движением вскинул оружие вверх. Прогремел выстрел. Птица резко дернулась и замерла в воздухе, словно налетела на невидимую стену. Рявкнул второй ствол. Сложив крылья, пернатая бестия камнем рухнула вниз в снег.

– Нет, ты видел, дя Архип, какая Сатана-то, – пораженно качая головой, проговорил Митька. – Она ж от первой пули увернулась. Я с упреждением брал, а она ушла. Не может птица так на ходу тормозить, не по земле чай ходит.

– Видел, Мить, видел, – подтвердил Архип, прикидывая как бы половчее добраться до упавшего в сугроб шагах в тридцати от кое-как наезженного пути, проходящего по льду Черной, где снега наметало куда меньше чем на берегу, тельца. – Игнат, подгони вон туда, я до нее сбегаю, гляну, что там за аспид крылатый за нами подсматривал.

Он спрыгнул с саней и побрел через глубокий снег. Оба спутника остались на часах с ружьями наготове, поскольку у Архипа все не выходили из головы излишне умные волки. Идти было недалеко, поэтому даже не смотря на увязавшие почти до самого паха в снегу ноги, добраться удалось сравнительно быстро. И там колдуна ждал очень неприятный сюрприз. Это, действительно, когда-то была ворона, но теперь... Теперь она стала иным и однозначно менее приятным существом. Значительно крупнее любой, прежде когда-либо виденной вороны, со странным клювом, по краю которого шел ряд острых наростов, подозрительно напоминавших то ли звериные клыки, то ли даже зубья двуручной пилы, такие они странные были, с добрым десятком мелких черных лишенных радужки и зрачка глаз, больше всего напоминающих паучьи, с перьями покрытыми странной плесенеподобной субстанцией... В общем, чем бы не стала эта ворона теперь, встречаться с ней колдуну очень не хотелось. Благо хоть, в отличие от встреченного по осени мяцкая, которого птица эта до боли напоминала, дрянь эта вполне себе прекрасно испустила душ от старой-доброй пули. И, тем не менее, схожесть была на лицо, или, точнее, на клюв. На уродливый клыкастый клюв.

– Дя Архип, – невеселые размышления его прервал испуганный вскрик Митьки. – Там! У леса!

Архип обернулся и посмотрел на другой берег реки, где лес подступал почти к самому обрыву, нависавшему над закованной в лед рекой. На обрыве, отлично различимы на снегу стояли волки. Три сильных крепких самца. Один слегка впереди, видимо, вожак, он неотрывно смотрел на колдуна и скалился, обнажая острые желтоватые клыки. Двое других чуть поодаль, на небольшом расстоянии. Почему-то Архип ни на мгновение не сомневался, ни в том, что волки прибежали после убийства крылатого соглядатая, ни в том, что именно они преследовали его неделю назад, ни в том, что сейчас они нападать не будут. А еще Архип четко ощущал ставший уже почти привычным внимательный взгляд.

– Архип, торопиться надо, – голос Игната, тоже вставшего на козлах во весь рост и приложившего к плечу приклад берданки звенел натянутой струной.

Один из волков едва слышно зарычал и попятился. Вожак отвел взгляд от колдуна и посмотрел на изготовившихся к стрельбе его спутников. Как показалось презрительно, оскалился, обернулся и неторопливой трусцой вернулся к лесу. Его собратья поспешили следом. Архип подобрал ворону, завернул ее в платок и бросил в сумку, намереваясь повнимательнее рассмотреть позже. К саням он шел спокойным шагом, не слишком медленным, то и не торопливым, хотя и делал это больше для того, чтобы успокоить перепуганных спутников, ведь даже Игнат выглядел белым, словно окружающий его снег.

– Не тревожьтесь, друзья, – уверенно сказал он. – Волки на нас не нападут. Они здесь для того, чтобы проводить нас до деревни.

– Зачем? – голос Митьки предательски дал петуха, сжимающие штуцер с взведенными затворами слегка подрагивали. Не, так дело не пойдет, еще шмальнет куда с перепугу.

– Хотят убедиться, что мы до места доедем, – хмыкнул Архип. – Да ты не боись, Митяй. Они нам не враждебны. Просто смотрят, чтоб своему хозяину потом донести.

– Чего донести-то?

– Что вы меня до дому доставили и нигде в сугробе не утеряли, видимо, – очередная попытка шуткой хоть слегка разрядить напряженную атмосферу, кажется, дала хоть какой-то эффект. Игнат усмехнулся в бороду.

– Скажешь тоже, колдун. Ты чо, девка красная, чтоб тебя до дому провожать?

Архип только развел руками.

– Знать, зверье считает, что да. Ну и пусть считают, лишь бы свататься потом не заявились, – теперь прыснул и молодой. Стало слегка полегче дышать. – Ладно, мужики, не знаю, как вы, но я бы предпочел над странностью блохастых размышлять в тепле у печи с кружкой хорошего шиповничьего взвара. Может двинемся?

Спутники переглянулись и одновременно кивнули. Игнат щелкнул вожжами и конь, до того взволнованно переступавший копытами, прекрасно чуял близость хищников, охотно потрусил вперед. Дальнейший путь прошел почти без происшествий, хотя и особо расслабиться не получалось, поскольку то и дело то Архип, то Митька замечали мелькавшие между деревьев быстрые тени. Волки не собирались отступать и неустанно следовали за санями. Конь тоже чувствовал их, а потому то и норовил прибавить ход. Чтобы не загнать животное, Игнату даже приходилось придерживать узду. Путь все-таки был неблизким, а излишней нужды торопиться не было, от того и берег скотину.

За несколько пару верст до Ночной, ближайшей из деревень Крапивинской общины, зимник уходил с речного льда на вполне прилично наезженный тракт, народ тут ездил часто: и на город ходили, да и хутора то тут, то там понастроили, и волки как-то незаметно поотстали. Архип не был уверен, что они совсем бросили след, но отныне уже не замечал их силуэтом, да и преследовавший его взгляд невидимого наблюдателя поослаб. Знать, и вправду провожали волки его. Зачем? Почему? На то ответа у него не было. Зато было четкое ощущение надвигающихся неприятностей. Кто бы не следил за ним, кто бы не отправил страшную колдовскую ворону, кто бы не подбил жихаря на кражу детей, он был достаточно могуществен и имел то ли на самого Архипа, то ли на всю общину какие-то свои никому не известные планы. И очень сомнительно, чтобы от этих планов, буде они исполнятся, кто-то будет в большом восторге.

И ощущение это только окрепло, когда на въезде в Крапивино, мужик, кажется его звали Еремей, дежуривший на воротах, передал Архипу личную просьбу старосты сразу бросать все и нестись в церковь, где его уж не несколько дней ждали. Ни на какие расспросы Еремей отвечать не стал, ссылаясь на то, что ничего, толком, и не знает, окромя слухов, что на какой-то из дальних хуторов ночью четвертого дня напали волки. Вроде как задрали почти всю семью, оставив в живых только одну-единственную девку.

– Волки? – только и сумел спросить Архип, обмениваясь взглядом со спутниками.

– Ну да, волки. Уж лет пять как не нападали на жителей, ежели мне память не изменяет. А тут сразу на хутор напали, твари... Видать, оголодали совсем, зверья в лесу мало что ли? Облаву объявлять надо, повыбивать их...

Не став дослушивать разглагольствования сторожа, Игнат по сигналу колдуна пустил коня бегом по главной улице, где вдалеке у церкви было видно большое столпотворение народу.