Текст книги "Архип (СИ)"

Автор книги: Евгений Чернышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Часть Четвертая. Глава 28

«Давно уже не было такого паршивого года,» – мрачно размышлял Архип, разглядывая слегка покосившийся тын неприятно затихшего хутора. Сколько семей за этот год схоронили? Пять? И ведь это не считая привычных смертей от голода, холода или болезней, которые неизбежно сопровождают непростую жизнь крестьянина. Когда ж подобное последний раз было? С полдюжины лет назад, наверное... Когда волколак в деревне завелся, так пока изловили паскуду, тоже прорву народу задрал. Задумавшись, Архип даже не сразу заметил, что к нему подошел Бирюк.

– Прости, Семен, – повинился он. – Задумался я. Ты чего спрашивал?

– Говорю, нам-то чего делать, Архип Семеныч? – повторил вопрос охотник.

– Вам? – сперва даже удивился колдун. А потом сообразил, что и в правду, притащил с собой людей, указаний никаких не дал, а сам уперся к палисаду и вот уже добрых четверть часа стоит, буравит ворота взглядом. Людям-то и невдомек, чем заниматься. – Вам, Семен, надобно в лес сходить, набрать хворосту да тащить сюда под стены, – он указал пальцем. – Валом укладывайте, да не жадничайте, чем больше, тем лучше.

– Весь хутор жечь будем? – деловито поинтересовался охотник. Он ничему особо не удивился, достаточно давно уже знал Архипа и помогал ему во всяком. Разного навидался и привык доверять. Если говорят, что надо жечь, значит надо жечь.

– Да, – кивнул Архип. – Я сперва внутрь зайду, разведаю все, и ежели найду там то, что думаю, выжгем тут все до самой земли.

– Мора боишься? – не смотря на то, что Архип свои опасения в слух ни с кем не разделял, догадаться о них было не трудно. Эпидемии опасались все.

– Типа того.

На самом деле, Архип опасался не мора. Обычная болезнь, пусть даже самая опасная, тиф или холера, она хоть и была врагом страшным, но знакомым и можно сказать, даже привычным. Постоянно бок о бок жили, научились справляться. Чего не скажешь о злобном древнем неживом колдуне, который вынашивает какие-то ведомые только ему планы. А еще ему очень не нравились вороны, сидевшие на верхушке палисада и коньке крыши. Жирные, холеные но при этом какие-то неестественно тихие, ни одного звука не издавали, просто сидели и внимательно следили за ними черными бусинами глаз. И зоб... У ворон этих был какой-то неестественно огромный, чуть не до середины пуза зоб. Не могли нормальные птицы нормально жить, имея такое уродливое "украшение".

Поймав себя на том, что уже просто оттягивает время, Архип выругался на собственную нерешительность и вытащил из сумки оберег. Небольшая деревянная табличка исписанная многократно повторенным словом "abracadabra". Причем написано оно было хитрым образом в 11 строк, когда каждый последующий раз слово было короче предыдущей строки на одну букву, в результате чего получался равнобедренный пифагоров треугольник, заполненный месивом латинских букв. Старейший, говорят, еще в Шумере и Уре им пользовались, и действеннейший из известных колдуну амулетов, защищающий от губительных миазмов, распространяющих болезни. Во времена Великой Чумы только вот такие амулеты и не дали Европе под корень вымереть. Накинув цепочку на шею, Архип прошептал несколько слов на латыни и с удовлетворением почувствовал как амулет заметно потяжелел. Верный знак того, что тот активен и защищает своего носителя. Тяжело вздохнув в очередной раз, колдун отринул в сторону все сомнения, толкнул дверь и вошел во двор.

И с удивлением замер. Признаться, учитывая царящий над хутором мерзкий слегка сладковатый запах разложения, он ожидал чего-то инфернального – измазанные кровью стены и полы, изуродованные тела, выбитые окна и прочие атрибуты ужасного нападения, а здесь было спокойно. И это, на самом деле пугало только больше. Только в одном месте внимательный взгляд его заметил следы волочения, словно бы по земле тащили что-то очень тяжелое. Заглянул в баню и хозяйственные пристройки, но и там не нашел ничего ужасающего, даже простого беспорядка, весь скарб был аккуратно разложен, словно хозяева отлучились на несколько дней к родственникам. Основательно сбитый с толку, Колдун двинулся к основному строению – большой двухэтажной избе с просторным подклетом. Со двора изба, как и положено продуманному жилью, имела два входа – широкие ворота на первый этаж, где располагались зимние стойла для животины, сеновал и прочее нужное в хозяйствве, и красный, на высоком крыльце – сразу в горницу, где жили люди. Естественно, что с первого этажа на жилой тоже был переход, но Архипу отчего-то не хотелось идти через заваленную гниющими трупами скотины подзыбицу. А то, что эти трупы там будут и будут они в большом количестве, он не сомневался ни на мгновение, настолько тяжелым и густым, почти осязаемым был доносящийся оттуда запах смерти. Хоть ножом режь.

Медленно, замирая на каждой ступеньке и тщательно прислушиваясь к происходящему вокруг, колдун поднялся по крутой лестнице крыльца. Но в доме все было тихо. Колдун вряд ли бы признался кому, кроме Дарьи, но сейчас он до дрожи в коленях боялся. Не за себя, все-таки он уже столько лет охотился за всяческой потусторонней дрянью, и привык к постоянному чувству опасности. Не пугали его и картины самых страшных смертей. Тоже насмотрелся. Особенно во времена мора уж скоро полдюжины лет назад, когда через его руки десятки прошли. Женщин, детей... Нет, смерть он видел в самых ее ужасных и самых неприглядных формах и тоже не испытывал перед ней излишнего трепета. Она придет к каждому, а бояться неизбежности, значит без нужды изводить себя. Больше всего Архип опасался услышать изнутри стоны людей или, не приведи Господь, плач ребенка.

Да, как бы жестокого это не звучало, но Архип надеялся, что все на этом хуторе мертвы. Просто потому, что сжечь живого, виновного лишь в том, что подхватил где-то непонятную болезнь, было бы очень тяжелым решением. Как для самого Архипа так и для его спутников. Особенно для Айрат. А вытаскивать его, рискуя занести в общину настоящий мор? Упаси Боже от такого выбора.

Еще осматривая дом со стороны двора, колдун заметил, что все окна, даже красное, были закрыты запертыми ставнями, теперь же, на верхней ступени, видел он, что то же самое произошло и с дверью. Более того, в нескольких местах сквозь доски торчали кончики гвоздей. Не надо быть провидцем, чтобы вообразить произошедшее – хозяева хутора были настолько испуганными, что заперли и даже заколотили изнутри дверь, лишь бы оградить себя от чего-то... Архип коснулся нарисованного на двери известью православного креста. Или не выпустить что-то наружу. Проклиная себя за глупость, но вместе с тем понимая, что иначе просто потом заест совесть, он что было сил несколько раз кулаком ударил в дверь и замер, прислушиваясь. Мучительно долго тянулись мгновения, и Архип уже собирался облегченно выдохнуть, как изнутри донесся болезненный и прерывистый, но вместе с тем совершенно явственный человеческий стон. Колдун закрыл глаза, про себя ругаясь на чем свет стоит. Ведь очевидно же, что там никого не спасти. Не надо рисковать, просто обложить дом хворостом со всем сторон и поджечь. Так будет лучше. Когда-то он именно так бы и сделал. Поступил так, как проще и безопаснее для себя. Но годы не прошли даром. Годы лишений и жизни рядом с этими простыми и добрыми людьми, готовыми снять последнюю рубаху ради незнакомца просто потому, что тот замерзает. Ведь хозяева хутора сделали все, чтобы защитить окружающих, а Архип уже не сомневался, почему они это сделали, и попытаться помочь... А вдруг... Положив руку на дверь колдун произнес Слово.

С противным скрипом гнутые кончики кованных гвоздей полезли внутрь, в дверь. Почти сразу же появилось и ощущение внимательного холодного взгляда. Как всегда оно было лишено практически любых эмоций, кроме разве что едва уловимого любопытства. Главная проблема любой разумной и полуразумной нежити. После смерти настоящие эмоции становятся недоступными и поэтому у перешедших за грань остаются только самые сильные, самые яркие чувства, поглощающие их полностью. Упырей терзает чудовищный голод, утолить который может только человеческая кровь, русалки постоянно мерзнут и стремятся в человеческие объятия, чтоб хоть на мгновение согреться, колокольники, игоши, мавки, шуликуны, жердяи – все они терзались от своей ущербности, от образовавшейся пустоты и пытались оную заполнить хоть чем-то. К сожалению, заполнить ее они могли только забирая у живых, и именно потому были так опасны. Ежели б только понять, какая страсть снедает фон Бреннана, может быть, получилось бы с ним сладить.

С приглушенным толстой и довольно умело подогнанной дверью грохотом внутри попадали доски, и Архип, не тратя время на сомнения, потянул ее на себя. Она поддалась легко, без скрипа и сопротивления заржавевших навесов, хороший был хозяин, царствие ему небесное, рачительный, поддалась, открывая доступ в полутемную горницу. Оттуда в лицо колдуну ударил сбивающий с ног запах разложения и болезни. Был он настолько силен, что пришлось даже ухватиться за косяк, чтоб не рухнуть от этой удушающей вони. Сердце Архипа ухнуло в пятки, когда он разглядел, что именно находилось внутри: по стенам узкого вытянутого помещения были разложены, закутанные в белую, всю в мерзких, казавшихся в неверном освещении черными, пятнах, ткань, и плотно перетянутые многочисленными веревками, свертки, в которых без труда угадывались человеческие тела. Разного роста и стати, вот тут взрослые, это, судя по все еще различимым изгибам – молодая женщина, а вот там совсем крошечный – как бы не грудничок. Сглотнув, Архип пересчитал их – получилось шестеро. Шесть душ. Все они были неподвижны и, очевидно, мертвы. Причем мертвы наверняка, да и не первый уже день, Архип закрутил головой в поисках того, кто столь аккуратно сложил их, кто забил дверь и чье тяжелое дыхание он слышал по другую сторону.

В темноте и зловонии, от которого голова шла кругом, а мысли путались, с порога сделать это было очень непросто и колдуну пришлось войти внутрь. Каждый шаг давался с неимоверным трудом, словно сам воздух становился похож на мерзкий вонючий кисель, вязкий, забивающий глотку и разъедающий глаза. С огромным трудом на одном только ослином упорстве Архип прошел едва до перевернутого стола и уже готов был сдаться и отступить, когда услышал тихое хрипение, сложившееся в слова.

– Уходи... – Архип обошел стол и увидел перевернутый стул и лежащего на земле мужчину.

На руке колдуна, послушный быстрому жесту вспыхнул холодный тусклый огонек, которого, впрочем, было достаточно, чтобы, наклонившись над несчастным, разглядеть ужасное состояние того. Распухшие и посиневшие члены, лицо, кожу которого было практически невозможно разобрать под коркой струпьев и сочащихся сукровицей открытых язв. Архип, хоть не был воцерковленным человеком, невольно перекрестился. Он даже не мог представить себе , какую боль испытывал несчастный и понять, каким образом тот до сих пор оставался жив и в сознании.

– Уходи... – повторил мужчина. Слова давались ему с трудом, по углам пересохших, изорванных болезнью губ пузырилась черная пена. – Смерть... Кругом смерть... Птицы... Не пускай их...

И, словно дожидаясь этих слов, за спиной Архипа послышалось биение птичьих крыльев и донельзя самодовольное карканье. Он резко обернулся обернулся и с ужасом и отвращением уставился на нескольких здоровенных черных птиц, вальяжно рассевшихся на сложенных у входа телах. Все они деловито дергали за испачканную болезненными выделениями ткань, стараясь оторвать себе кусок посочнее да погрязнее. И тут в голове колдуна что-то щелкнуло. Птицы с огромным зобом, болезни, колдуны. Мозаика сложилась, явив знакомый только лишь по старинным рукописям да рассказам наставников узор. Курдуши, разносчики чумы. Совершенно по-животному зарычав, Архип указал перстом на самую крупную из тварей, ту самую, что сейчас оторвала здоровенный кусок ткани, кажется с прилипшей к нему кощей, и выплюнул в ее сторону Слово. Яростно белая вспышка буквально расплескала мерзкую тварь, окатив стены, пол и товарок вороны дымящимися ошметками плоти и кишками. Те, заверещав, побросав свое занятие гурьбой кинулись в открытую дверь, врезаясь в только спешащих на пиршество сородичей, устраивая в узком проходе кучу-малу. Не упуская открывшейся возможности, колдун ударил снова в самый центр черного клубка, испепелив сразу нескольких созданий омерзительной магии. Остальные сумели разлететься. Вытерев кровь с выступивших губ, колдун выругался. Так вот значит, что задумал Альберт Густав! С помощью колдовством сотворенных слуг на общину мор наслать. Интересно, что он дальше хочет? Надеется, что Архип пойдет с ним на мировую и отдаст желаемое? Или просто сдохнет, чтоб потом с трупа добыть? А вот дудки. Облезет и неровно обрастет, немчура дохлая. Хмыкнув и совершенно по-детски показав неприличный жесть в пустоту, Архип прорычал:

– Тебе еще небо с овчину покажется, паскудина дохлая! – да, нелепое ребячество, но что поделать, если переполняющие эмоции требовали выхода.

До вечера мужики таскали хворост и здоровенными валами укладывали его вдоль забора и вокруг стел хижины. Архип же, упокоив несчастного хозяина, знал он на этот счет заветные слова, вместе с помощницей занимался к подготовкой к ритуалу.

– Курдуши, приблуда, – раскладывая перед собой материалы, увещевал он черноокую татарку с видом университетского профессора, наставляющего неопытного студента. – Существа злопакостные и извести их – задача первоочередная. Даже если у Натальи получится немца уговорить с ней уехать, тварюшки эти будут свое дело проводить.

– А разве он не может их обратно призвать? – Архип, на самом деле, не мог нарадоваться на живой ум своей ученицы и ее жажду к чародейским знаниям. Что он ей не говорил, она впитывала, словно губка, и запоминала в мельчайших подробностях. Он до сих не понимал, связано ли то было с обстоятельствами ее появления в его жизни или с какими-то врожденными достоинствами, ведь и внешность у девочки была весьма и весьма выдающейся.

– В том-то и дело, что нет. Курдуш это не классический фамильяр и не старинный шаманский бес, что будучи призван завсегда своему хозяину верой и правдой служит. Курдуш же выполняет только одну задачу, получает ее при сотворении, а после выполнения издыхает в ближайших кустах.

– А зачем же он тогда, Архип?

– Делается просто и быстро, ухватист, неглуп, особливо для простенькой нечисти, для простых задач – лучше и не сыскать, – Архип сложил в ступку перья кишки и просто ошметки плоти, что сумел соскрести в избе. Все, что осталось от нескольких уничтоженным им птиц.

– Ага, – кивнула Айрат, а потом с сомнением закусила губу. – А зачем они нужны?

– Наш немецкий знакомец, чтоб ему черти в аду отдельный котел заготовили, – наконец удовлетворившись содержимым ступки, Архип начал специальной ложечкой вытаскивать его, и раскладывать в центр нарисованной на дощечке сложной многоугольной фигуры. – Решил мор на нас напустить. Эпидемию то бишь, – Айрат испуганно ойкнула. – Но самолично всех заражать ему несподручно, да и долго это, вот и наплодил он тварей. Как человек от болезни помрет, так они тут как тут, вещи его, али гной с пустулы собирают и в зоб складывают. Видала, какой он у них огромный? – татарка кивнула. – Специально для того и задуман. А потом, значит, по деревням разносят. Глазом моргнуть не успеешь, как вся округа в очередь на кладбище выстроится. Да вот незадача, с хутором ему не свезло. Сильные люди, из таких хоть гвозди куй, – он с грустью покачал головой, вспоминая несчастного мужика в избе. – Как помирать стали все, заперлися в доме, чтоб на других хворь не разошлась. И хозяин ведь, царствие ему небесное, заподозрил в птицах что-то неладное. Он ведь и меня предупредить пытался, и даже избу свою сжечь хотел, я там следы нашел. Да сил не хватило, уж сильно его лихорадка, видать, к тому моменту заела.

– А что будем делать мы? – глаза Айрат влажно поблескивали в свете костра, кажется на ее живое воображение история эта оказала сильнео воздействие.

– А мы их приманим. Курдуши вышедшие из одного источника всегда связаны друг с другом и, имея доступ к телу одного из них, можно привлечь остальных и кое-что им внушить.

– У тебя специальный заговор от этих, как их... курдушей?

– Нет, конечно, – криво ухмыльнулся Архип. – Эту дрянь я вижу первый раз в жизни. Как ты думаешь, разве шаманы в отдаленных селеньях или бабки-ведуньи в деревнях имеют заговоры на каждый случай? – татарка неуверенно замотала головой. – Нет, конечно, в жизни столько всего, что никаких книг, никакой памяти не хватит все запоминать и записывать. – Понимаешь, заклинания и ритуалы, это просто слова и действия. Они без человека мертвы. А вот правильный человек может скрутить вместе пару травинок, пошептать над ними хоть на латыни, хоть на татарском и сотворить колдовство.

– И ты каждый раз придумываешь сам? – обычно слегка миндалевидные глаза Айрат расширились, став почти круглыми.

– Нет, конечно,– колдун широко улыбнулся. – Тогда б и учиться нашему ремеслу не пришлось, – при слове "нашему" щеки девушки слегка зарумянились, ей было приятна эта похвала учителя.– Я просто подбираю подходящее под случай. Вот сейчас это обычная охотничья ловушка, завлекающая зверя в капкан. Просто я воспользовался свойством курдушей, о котором говорил выше. Не забыла еще, голова дырявая?

– Архип! – возмутилась девушка. – Курдуши, вышедшие из одного источника связаны друг с другом и воздействуя на одного можно воздействовать на весь выводок, – гордо продекламировала она, подражая голосу учителя.

– Молодец, кивнул тот. А теперь давай колдовать. У мужиков уже все готово, – он указал на Семена, машущего руками возле заваленного хворостом двора. Даже удивительно было, что всего несколько человек за такой коротки срок набрали столько хвороста.

Они прошли во двор и выбрали место между несколько особенно большими кучами хвороста.

Положив дощечку в центр свободного пространства, колдун простер над ней руки и затараторил в странном рваном ритме:

А я по колу хожу,

Чародею-ворожу,

К Христу-Господу взываю,

На него лишь уповаю:

Ты мне Боже помоги,

Мне добычу приведи,

Сохрани да сбереги,

Аминь, Аминь, Аминь.

Ах Апостол Андрей,

Первозванный,

Ты ловил сам зверей,

Богом данных,

Помоги, не оставь,

В мои сети направь,

Делом Господа восславь

Аминь, Аминь, Аминь.

Иоанн да Иаков Зеведеевы,

На детей рыбака все надеюсь я,

Вам ясна моя кручина,

И мольбы моей причина -

Пусть осенит ваша милость,

Чтоб в силках добыча билась.

На успехи не скупилась,

Аминь, Аминь, Аминь.

Никаких внешних проявлений чар не последовало, но Архип ощутил, как воздух над дощечкой заметно потеплел. Удовлетворенно кивнув головой, колдун разместил содержимое на траве и отошел назад.

– Будем ждать,– громко, чтобы услышали все вокруг, скомандовал он и затаился.

Ждать пришлось довольно долго. Достаточно, чтоб солнце почти уже скрылось за холмом. И только потом на открытое пространство прилетела первая ворона. Большая, уродливая, с огромным зобом, волочившимся по земле. Птица уселась ровно на середину круга, около деревянного амулета и закрутила уродливой башкой в поисках добычи. Не найдя ничего она возмущенно и, как показалось Архипу, слегка удивленно каркнула, и раскинула крылья, намереваясь взлететь. Но не смогла. Некоторое время она только недоуменно дергалась, пытаясь оторваться от поверхности, но, словно бы земля была измазана каким-то клеем, все ее усилия пропадали втуне. За это время к ней присоединилось еще одна птица, пара крыс и даже один кот. Когда до курдушей, наконец дошла вся безвыходность ситуации, они подняли истошный визг, то ли от злобы и страха, то ли для того, чтоб оповестить сородичей. Но заговор Архипа работал идеально и скоро ни в воздухе, ни на земле практически не осталось свободного места. Сотни ворон и крыс, несколько кошек перли нескончаемым потоком и собирались на слишком маленьком для такой массы тварей пятачке в огромный верещащий и дергающийся ком, ощетинившийся крыльями, лапами и хвостами. В какой-то момент Архип даже подумал, что в круге просто не останется земли, чтоб прилипла вся добыча, но, слава Господу, этого не случилось. Попались все до единой.

Колдун разжег факел и поднялся из своего укрытия во весь рост. На другой стороне от кучи хвороста, следуя его примеру встал Семен.

– Ух, знатно немец потрудился, конечно, – позлорадствовал Архип, разглядывая плохо различимое в неверном свете факелов копошащееся месиво. – Отрадно будет всю эту погань уничтожить! – и швырнул факел в кучу.

Сухой хворост, слегка спрыснутый горючей смесью, много, к сожалению, у Архипа сделать ни времени ни сил не было, занялся мгновенно, а спустя пяток минут уже превратился в ревущий и трещащий огненный шторм вокруг сбившихся в кучу уродливых подобий на божьих тварей. Твари больше не кричали. Теперь они молча всеми тысячами глаз, словно единое существо смотрели на людей.

– Господи, жуть-то какая, – пробормотала Айрат, глядя как сразу добрая сотня птиц вспыхивают, словно сухая солома, перо оно замечательно ведь горит, и в полном безмолвии продолжают стоять, объятые пламенем.

– Они не чувствую боли, – объяснил Архип. – По сути своей это духи, заточенные в искусственные тела. Смерть для них означает лишь переход в естественную форму.

– Жуть... – поддержал Айрат подошедший Семен.

– Жуть, – согласился колдун, – разглядывая, как превращается в комок пламени очередная кошка. Огонь уже начал лизать избу, заметил он. К сожалению, нельзя было придать тела несчастных земле по всем правилам, но он пообещал попросить у Григория отходную по несчастным.