Текст книги "Архип (СИ)"

Автор книги: Евгений Чернышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Все... Нормально... – с трудом разжав сведенные судорогой челюсти, выдохнул колдун. – Сейчас... полегчает.

В дверях хозяйской спальни проскользнула белесая, словно призрак, тень.

– Дя, Архип, воды? – татарка стояла у постели с деревянной кружкой.

Колдун только помотал головой и отрицательно прохрипел что-то невразумительное. Боль даже не собиралась отпускать, но Архип не даром когда-то в юности занимался колдовской наукой куда более сложной, нежели деревенское знахарство. Усмирять собственное тело было первейшим делом при общении с потусторонними сущностями. Закрыть глаза, отгородиться от мира. Внутрь, в себя. Вдох-выдох, вдох-выдох, чем глубже, тем лучше. Дышать ровно, никаких судорожных рывков. Вдох-выдох. Очистить мысли, боль это помощник, а не враг, поэтому она не должна управлять тобой, мешать мыслить. Так, получилось, уже лучше. Вдох-выдох. Понемногу столбняк отступал, к членам возвращалась подвижность. Спина расслабилась и распрямилась. Вдох-выдох. Теперь руки, постепенно по одному пальцу расслабить, разжать кулаки. Вдох-выдох. Боль отступает, уходит и ощущение нависшей опасности. Архип сумел расслабиться и, наконец, раскрыл глаза. На него уставились две пары глаз: одни молодые, карие, на смуглой смазливой мордашке, другие льдисто-серые, в окружении мелких морщинок. Обе пары испуганные, на мокром месте.

– Все. Нормально, – повторил он снова. в этот раз получилось лучше. Настолько, что почти сам поверил. – Какая-то погань с мной побаловать решила... – уж что-что , а наведенное дурное колдовство Архип узнал бы в любом состоянии. Достаточно сильное, хотя и не очень умелое. – Найду – ноги повырываю.

– Побаловать это как, дя Архип? – глаза татарки округлились в удивлении. Вот и как она так делает? Шире ж, чем у Дарьи становятся, а ведь раскосые. – Это как у меня было?

– Нет, Айрат, – Архип поморщился от воспоминания. Вообще, отношение девушки к постигшей ее трагедии, а она в один день потеряла, мать, отца, братьев, да и сама чуть на последний путь не отправилась, слегка нервировало колдуна. Как-то уж больно спокойно она все это восприняла. Нет, были и рыдания в подушку, и страх перед чужими, Айрат просто убегала от незнакомых, пока за тех не поручатся Архип или Григорий, священник, к коим она сразу же прикипела и доверилась, словно телок, но все равно... Словно, давно ожидала чего-то подобного и успела уже с судьбой своей незавидной смириться.– У тебя порча была. Опасная и злая, желавшая тебя убить. А меня так... Слегка пощекотали, чтоб не слишком зарывался.

– А как дотянулись? – теперь это Дарья. Купчиха была женщиной умной и сразу уловила главное.

– А помнишь, обереги я дальним заимкам в тому месяце раздавал? Вот через них и достали. Это не страшно, – поспешил он успокоить обеих женщин. – Врасплох этот раз застали, больше не смогут, приму меры. Единственное, что плохо, – тяжело вздохнул он, – что, ежели они получили один из амулетов в свои руки, значит новый хутор разорили.

Лицо Дарьи посуровело, губы сжались в тонкую нить.

– Знаешь какой? – спросила она, вылезая из-под одеяла и снимая со стоящего рядом сундука сарафан. – Надо Старосте сообщить.

– Пока нет, – ответил Архип, тоже одеваясь и кивая на дверь в сени, за которыми располагалась вторая, мастеровая часть их хором. – Но еще до рассвета узнаю.

Часть третья. Глава 17

– Да как же так, Архип Семенович? – всплеснул руками сельский староста Андрей Семенович. Прибывал он в крайней степени смятения чувств и, бледно-зеленый от увиденного, постоянно дергал за густую растрепанную бороду. – Как же так? Ведь не сломали ж ворота!!! Не забор перепрыгнули, в открытые двери, аки гости дорогие, вошли!!! – на этих словах он в сердцах пнул лежащий за земле массивный засов и тут же выругался. Удар получился таким, что чувствовался даже через подбитые валенки и толстый шерстяной носок. – Как будто сам открыл!!!

– Может и открыл, может даже и сам, – мрачно пробормотал колдун, внимательно осматривая тело хозяина хутора. Немолодого уже, но крепкого и сильного мужчину загрыз крупный зверь. Волк или собака. Причем очень ловко и умело – разодрав горло почти до самого позвоночника. На такое не каждый способен, а только сильная и крупная тварь. Причем рвала-то она уже упавшего на землю человека, кровью руки залиты, ими рану закрыть пытался, значит наживо рвали, не придушив сперва даже. Словно издевался кто, хотел на агонию посмотреть, поупиваться чужим страданием. Заметив что-то необычное в замерзшем алом месиве, Архип опустился на колено, снял рукавицы и взял в ладони красный комок. Мгновение спустя сквозь пальцы неохотно засочилась оттаявшая кровь.

– Да как сам-то? – не унимался староста. – Нешто за дурака его держишь? Нешто думаешь, с открытыми воротами спал?

– Обманули его, Семен, – отрезал Архип разглядывая то, что что сумел вытаять из снега. – Деньгой поманили! – и сунул окровавленную находку в руки опешившему от такого заявления старосте.

– К-как деньгой? К-кто? – от удивления Андрей Семенович даже заикаться начал. Выпучив глаза он медленно, дрожащими руками разворачивал скомканную в комок бумагу, которой оказалась царская ассигнация на пять рублей серебром. – К-как так, Архип? Это волки что ли?

– Может и волки, – задумчиво ответствовал колдун, поворачиваясь в четырем дюжим мужикам, взятым Андреем из деревни. За долгие годы знакомства староста привык, что Архип напрасно панику разводить не будет, и если говорит, что пришла беда, значит надо хватать надежных селян покрепче, вооружать их, да сломя голову нестись на указанный колдуном дальний хутор. Жаль только, что не успели и теперь спасателям осталась только скорбная доля похоронной команды.– А может и кто похуже...

– В-волколак что ли? – староста еще сильнее побледнел. Помнил, как пару лет назад всем миром ловили оборотня. Всю округу кровью затопил, аспид мохнатый, три дюжины человек на Божий Суд отправил.

– Не похож, Андрей Семенович, – ответил Архип через плечо. – Волколак, он зверь. Причем зверь туповатый. Рвет всех без разбора, да так, что потом клочки по закоулочкам собирают, сам вспомни. А тут разумный кто-то тварями руководил. Вел, управлял, цели указывал, бесчинствовать сверх меры не позволял. Да и месяц нынче на восход рогами смотрел, не время волколаку для превращения. Нет, не он это.

– Да кто ж тогда? – спросил староста спину уходящего колдуна.

Архип не ответил. Не хотел понапрасну пугать, да и, если уж быть до конца честным, не был до конца уверен в своих предположениях, найти бы свидетеля живого или хотя б следы, он с грустью посмотрел на затоптанный сперва звериными лапами, а после и человеческими валенками да сапогами двор. Тут уже и лучший следопыт ничего не прочтет по следам. Кстати о следопытах, в толпе невольных помощников был и этот молчаливый охотник. И, признаться, Архип, как и всегда, был рад видеть его. О лучшем помощнике и мечтать было нечего.

Мужики устало курили самокрутки, стараясь не смотреть назад. Все-таки семь изуродованных тел. Семь. Архип замер, осененный внезапной догадкой. Семь. Он резко развернулся, перепугав крадшегося по следам старосты и принялся вслух считать:

– Первый – Афанасий, хозяин, – загнул он первый палец. – Его жена, Наталья, это два, – он перевел взгляд на тело немолодой женщины в длинном слегка затертом платье. – Андрей и Потап – старшие сыновья, – ткнул он пальцем в двух молодых мужчин, у этих раны были не только на горле, но и на руках, и на груди следы от когтей, мужики не согласились быть агнцами, пытались защищаться, боролись. Этих врасплох не застали хотя бы, пусть и особо смысла-то и не было в том. – Их жены, – палец указывал на двух молодых баб, стройных, еще нерожавших, обе были в белых ночных рубахах, видать, спать собирались. – Три, четыре, пять и шесть, – загнул пальцы колдун – Дочка. Младшая, не помню имени... – совсем мелкое тельце, щуплое, лет семь восемь. Ей огромная звериная пасть просто и незатейливо откусила голову. То ли поиздеваться захотелось, то ли просто силы не подрассчитала, шейка-то детская тонкая и слабенька.

– Агриппина, – сказал Андрей, подходя ближе. Не смотря на мрачность ситуации на лице его проступало любопытство. Он явно пытался разгадать причину возбужденного поведения старого знакомца.

– Именно, Агриппина. Итого семь! Семь!!!

– Ну да, семь... – почесал затылок староста, все еще ничего не понимая.

– У Афанасия было три сына, Андрей! Вспомни!

– И впрямь, Трофима нет...Куда ж он...

– Семен, – Архип схватил за плечи охотника. Говорил он горячо, возбужденно. – Вы все с мужиками обыскали? Подвалы, стайки, чердак? Нигде не пропустили?

Семен задумчиво запустил пятерню в бороду и медленно обвел взглядом засыпанный снегом двор. В какой-то момент глаза его из блуждающих и задумчивых стали сосредоточенными, колкими и он уставился в одну точку. Проследив за линией его взгляда, Архип увидел баню. Баню с закрытой, исцарапанной дверью.

– И точно, – пробормотал колдун. – Ведь Афанасий говорил мне, что сыну в бане стелит от того, что тот ночами кричит.

Обменявшись быстрыми взглядами, двое мужчин, не сговариваясь, бросились к бане. Архип постарался заглянуть в крошечное смотровое оконце, забранное то ли слюдой, то ли плохонькой копеечной стекляшкой и основательно закопченное изнутри. Срубленная лет сорок назад, вон, первый венец уже в землю полностью ушел, баня явно топилась по старинке, по-черному. Внутри темень, а снаружи снег на солнце играет, слепит. Семен присел перед дверями и задумчиво провел пальцам по оставленным когтями бороздам.

– Волк, – задумчиво сообщил он, когда Архип оставил свои бесплодные попытки и подошел. Голос Семена всегда слушать было крайне непривычно. Нет, конечно же все в деревне знали, что охотник отнюдь не нем, а просто до невозможности неразговорчив, но каждое слово его было настолько редким событием, что вызывало удивление. Словно бы истукан древний разговаривает. – Огромный. Локтя три в холке, – пробормотал охотник, измеряя пальцами расстояние между полосками.– Пудов на шесть семь, – он поднял голову и встревоженно посмотрел на колдуна. – Архип, в наших краях таких не бывает!

– А то! – невесело хмыкнул колдун и кивнул старосте. – Ты вот, Андрей Семеныч давеча волкодлака поминал? Так вот он, понимаешь ли, меньше был. А здесь сразу трое.

– Четверо, – поправил его Семен. – Трое из лесу идут, я следы смотрел, а назад четверо.

– П-получается, один здесь что ли был? – удивленно вмешался староста в разговор.

– Получается, что так, – видя, что Семен не торопится говорить, он и так сказал больше слов, чем за иной месяц, ответствовал Архип. Он так не думал, но опять-таки, до поры до времени предпочитал держать свои мысли при себе. – Давайте-ка лучше в баню попадем. Надеюсь, младшего Хитровского там найдем. И, хочу надеяться, что живым. Эй, Трофим! – забарабанил он в дверь. – Ты там живой? Открывай, это Архип, колдун из Крапивина! Помнишь, я третьей недели приезжал, настойку тебе для сна давал. Трофим, язвить тебя в корень, отзовись!!! – с той стороны не раздавалось ни звука. Архип отошел назад, задумчиво почесывая подбородок.

– Может высадить, Архип Семеныч? Топоры с ломами есть, мы мигом. – предложил один из помощников, заинтересовавшихся происходящим.

– Нет, Василий, – ответил за колдуна другой. – ежели парень там, он и так перепуган в край. Ты дверь пока рубить будешь, он либо от страха помрет, либо руки на себя наложит, либо еще чудь какую отчебучит.

– Дело говорит, нельзя ломать дверь, – согласился Архип. – Но и через окошко, – он кивнул на закопченное стекло, только кошка и пролезет. Жаль кошки двери открывать не обучены...

– Зачем кошку, Семеныч? – удивленно переспросил Василий. – Через дымку ж можно.

– Дымку? – не сообразил сразу колдун.

– Ага! Баня ж черная. Там с другой стороны окно должно быть, чтоб проветривать.

Архип в сердцах хлопнул себя по лбу. Вот что значит, век учись, а все равно дураком помрешь. Мещанин он, сам-то себе баню белую срубил, черная уж больно в истопке непроста. Ну не сам срубил, а мужики ему за услуги сделали, а до того у кузнеца мылся...

– Добро, – с облегчением кивнул он. – Справитесь?

– Да отчего ж не справиться, – хмыкнул Василий. – Делов на три копейки. Лишь бы Трофим этот со страху в драку не полез...

– А ты лезть когда будешь, – напутствовал его староста. – Ты с ним разговаривай. Он речь человечью услышит, глядишь, не так пугаться станет.

Кивнув, мужики, а с Василием поперся еще и Семен, чтобы при необходимости подсадить. Сам Семен в дымное окошко заврядли пролезет, кряжист да широк в плечах неимоверно, а вот Ваську подкинет, тот со свистом проскочит. А Архип вынул из пачки портсигар, вынул по одной папиросе себе да Андрею, закурили, стали ждать. Некоторое время ничего не было слышно, оно и неудивительно, банька у Хитровских большая была с предбанником, а окошко оно в парилке только, а стены толстые, дабы жар сохранить, пока вся семья намоется, вот и не слышно ничего было. Потом послышался голос. Васькин. Кажется, тот в чем-то увещевал. Потом замолк. Андрей уж извелся весь, хотел сам пойти следом, поторопить мужиков, или сам залезть, уж незнамо, но, наконец, скрипнул засов и дверь отъехала в сторону.

– Без толку, Архип Семеныч, – мрачно бросил Василий, запуская остальных в предбанник. – Парень, по ходу, головой повредился. Сидит, сопли на кулак мотает.

Колдун выругался, отстранил всех и вошел внутрь. Там, в выстуженной уже за ночь, приятно пахнущей смолой парилке, за видавшей виды глинобитной печкой на грубом деревянном полу, обхватив колени руками, сидел молоденький, едва только порог отрочества перешагнул парнишка. Уставившись вперед ничего ен видящими глазами, мальчишка медленно раскачивался взад-веперед и без остановки что-то бормотал себе под нос.

– Они меня не видят, не видят, не видят, – прислушавшись , разобрал колдун.

– Трофим, сынок, – из-за спины выскочил староста и постарался коснуться юноши. Тот истошно, словно девка, взвизгнул и постарался отползти подальше от людей, в самый дальний угол. Архип увидел, что пальцы у него залиты кровью, то ли стены скреб, то ли ногти до мяса сгрыз.

– Не надо, Андрей Семеныч, – остановил колдун пытавшегося сделать шаг вперед старосту. – Мальчишка разумом тронулся. Только хуже сделаешь.

– Так что ж делать, Архип? – ошарашенный староста даже забыл о привычном уже, по батюшке, обращении к колдуну. – Тут его оставлять? Сгинет же с холоду без помощи!

– Сейчас его трогать нельзя, он либо себе повредит в попытках убежать, либо на кого из нас наброситься попробует, – пробормотал колдун. – Надо подойти к нему по-иному.

Вернувшись к пологу, Архип зарылся в свою сумку. Отложив в сторону тщательно завернутую в несколько слоев ткани большую двузубую вилку, портсигар, мешочек соли, он с самого дна вытащил ступку с пестиком и видавшее виды кадильцо.

– Ох не люблю я это... – пробормотал он, вытаскивая из более мелких кармашков то один, то другой порошок и засыпая его в ступку, пока не получилась равномерная масса. Массу это колдун засыпал в кадильце и поджог. – Либо выходите наружу, либо не мешайте, – обратился он к спутникам. Естественно, никто и не подумал тронуться с места, развлечений в жизни простого крестьянина немного, так что отказаться от наблюдения за настоящим колдовством, да еще и в полной безопасности, уж в чем, а в этом деле сельские Архипу верили безоговорочно, не собирался.В итоге в небольшой баньке было не протолкнуться. Еще вде заинтересованных морды заглядывали через закопченое оконце, уж неизвестно, чего им там разглядеть удавалось.

Архипу лишние зрители никогда не мешали, тем более, что деревенские заговоры это вам не демонология с некромантией, за нее на костер не потащат. По крайней мере не сразу.

Присев настолько близко к несчастному мальчику, насколько позволял глинобитный бок печки, Архип поднял начинающее дымить кадильце на уровень глаз и глубоким басом, так непохожим на его обычный голос, начал читать :

Слово мое это порог

Слово мое это металл

Слово мое это замок,

Этим замком я тебя оковал.

Набрав полные легкие воздуха он поднял перед лицом кадильце и что есть сил дунул на него. Оттуда повалил дым. И что удивительно, весь он собрался около Трофима, почти не распространяясь по остальной бане.

– Они меня не видят, не видят, не видят... кхе-кхе-кхе, – закашлялся юноша, прерывая свое бормотание. Архип же тем временем продолжал:

Воля твоя не могучий утес,

Воля твоя легче чем дым,

В пламени жарком плавится воск,

Воля твоя расплавляется с ним.

И выдохнул в сторону Трофима очередную порцию дыма. Парень уже не бормотал и не раскачивался, теперь он неотрывно , и кажется даже не мигая, следил за медленно покачивающимся кадильцем.

Слово мое это сотня пудов,

Давит на грудь – не протився ему,

Слово мое – сна тяжелый покров,

Слово мое увлекает во тьму.

Глаза юноши начали закрываться, голова медленно упала на грудь, а руки, до того судорожно сжимающие колени расслабились и плетьми осели на пол.

Спи же, дитя, волю дай добрым снам

Воля твоя лишь круги на воде,

Воля твоя покорилась словам

Воля твоя покорилася мне!

Закончив заговор Архип закрыл кадильце, туша тлеющую в нем массу, и медленно поднялся. Окружающие медленно нехотя зашевелились, то ли все они в какой-то небольшой мере попали под влияние колдовства, то ли просто размеренный тон, до одури напоминавший какую-то странную мрачную колыбельную вкупе с ранним подъемом сказались, но глаза у всех были соловыми, а движения медлительными и неуверенными. Юноша же, судя по закрытым глазам, расслабленным членам и мерному дыханию, просто спал.

– А дальше что, Архип Семеныч, – спросил слегка разочарованный староста. Кажется, он ожидал чего-то подобного прошлогоднему осеннему ритуалу, который колдун при большом стечении народа проводил на берегу Черной, очищая двух мальчишек он скверны Верлиоки, тогда да, тогда получилось крайне зрелищно.

– А дальше? – грустно улыбнулся Архип. – А дальше ты оправишь кого-нибудь в дом, чтобы они принесли парнишке тулуп и шапку. Мы оденем его, уберем тела и поедем обратно в село. Его увезу к себе, буду травами отпаивать. Заодно и приблуде задачу найду, чтоб под ногами меньше путалась.

– А как же...

– А вот так! Трофим, – приказным тоном позвал колдун. – Иди ко мне. Только о стены не обдерись.

Медленно и неуклюже, словно кукла, которую дергают за нитки, привязанные к членам, такими на ярмарках скоморохи разыгрывали вертепные истории, младший Хитрый поднялся на ноги. Глаза его при этом были закрыты, а руки безвольно висели вдоль туловища. Неуверенными шагами, словно ноги его почти не слушались, он двинулся к колдуну.

– Стой, – скомандовал тот, когда до парня оставалось пару шагов. Трофим замер. – Сделай один шаг назад, и медленно садись на стоящую позади лавку, – кукла колдуна, а по-другому называть теперь юношу не получалось, присела. – Что глаза выпучили? – спросил Архип, невесело усмехнувшись. – Бегом за одежой, замерзнет же мальчишка.

Часть Третья. Глава 18

Зимнее солнце стремительно уползало за горизонт, не слушая никаких просьб Еремея Тимофеевича, приказчика второго класса и доверенного работника купцовой вдовы Дарьи Пахомовны Раздольновой, надеявшегося, правда, в ближайшее время взять у хозяйки деньжат в рост да открыть неподалеку, в Рудянке, собственную лавку. Та всегда была женщиной прозорливой и деловитой, не должна была отказать. Ей-то не с руки было на всю волость раскидываться, мороки больше, чем проку, а сын – тот еще мальчишка совсем, пока на ноги встанет, еще кто из городских уведет хлебное местечко. А так знакомый, родная душа, можно сказать. Любо-дорого. Да и сговориться со своим всегда проще. В общем, были у него основания надеяться на благосклонность хозяев. Но то было делом еще далеким, а сейчас он только и мог, что отчаянно подгонять свой небольшой караван из двух санных упряжек, в надежде успеть засветло до ближайшей деревни и стать там на постой. Получалось к величайшему его сожалению плохо, тени от деревьев уже удлинились до середины речного русла, а они до сих пор еще не свернули с закованной в лед Черной на большак.

"Эх, зря пожадничал," – корил себя Еремей. – "Не надо было в Рудянку ездить, левак продавать."

Нет, он никоим образом не обманывал хозяйку, Еремей был мужиком честным, да и как иначе? Ведь муж ее, царствие ему небесное, с улицы сироту подобрал, воспитал, делу купеческому обучил. Да и сама Дарья Пахомовна всегда к нему добра была, ни по деньгам, ни по почестям не обижала. Просто слегка хитрил. Каждую поездку в Чернореченск, он на свои кровно заработанные покупал всякой нужной в хозяйстве мелочи: соль, спички, веревку, порох да мыло, и заходил по дороге в деревни, что чутка в стороне были, Ельцово, Рудянку, Паршивку, там продавал или выменивал на чего-нить долго хранящееся, беличьи шкуры те же, которые уже хранил дома до следующей торговой экспедиции в город. Хозяйка, конечно, знала о небольшом промысле своего приказчика, он же не один ездил, и с попутчиками особо не сговаривался, откупаясь, чаще всего магарычом, но не за молчание, а так, за лишний труд и утерю времени в дороге, но поскольку тот не переходил нормы приличия: торговал только на свои, не занимался этим в деревнях в крапивинской общине, где у Раздольных было аж три лавки и не запускал лапы к хозяйскому товару, смотрела на то сквозь пальцы. За что Еремей был ей до глубины души благодарен.

Но в эту поездку все было совсем иначе. У Крапивина совсем распоясалась волчня. Звери выли под палисадами, преследовали путников, пробовали даже задирать охотников. А прошлого месяца перегрызли насмерть целую семью на дальних выселках. Может и стоило усмирить жадность, не рисковать, ехать напрямую домой, тогда б еще в обед в Ночной были, а к полуночи, при желании, и в самом Крапивине. Но Еремей все добытые таким средством капиталы направлял в кубышку, с которой как раз и планировал открывать дело. Копил, чтоб поменьше занимать. Берешь-то ты в долг чужие, а отдаешь завсегда свои. От того и сглупил. А теперь, вот, пришлось гнать, глаза выпучив.

– Ерем, – неожиданно заговорил сидящий рядом с Еремеем здоровущий косматый мужик в волчьем полушубке. – Чудится мне, что не успеем до темна в деревню, значится.

Звали мужика Игнатом и Еремей подобрал его почти сразу на выходе из Рудянки. Брел тот себе одиноко по большаку в сторону Крапивина. Приказчик, чисто по-христиански позвал его себе в сани, а то либо замерз бы, пока дошел, там пешего хода до следующего утра, не меньше, либо волкам на корм пошел. Был Игнат могуч, словно бычара, волосат и бородат настолько, что невозможно было разобрать, где заканчивается воротник и начинается собственная его волосатость. А еще Игнат оказался удивительно хорошим рассказчиком и буквально завалил Еремея со спутником, а ехали они вчетвером на двух санях, до крайности увлекательными историями о всяческой лесной живности. Единственное, что говорил он как-то странно, словно бы шепелявя. Поэтому его "чудится", звучало скорее как "щщудицца".

– Не успеем – значит по темноте ехать будем, – раздраженно буркнул Еремей и сам подивился себе. Чего так взъелся, мужик-то верно говорит.

– Так-то оно так... – закивал Игнат, словно бы не замечая грубости. – Но коняшкам бы ноги не переломать в темноте-то... Чай не по мостовой ехать будем, а по снегу.

– У тебя на уме что-то Игнат? – Еремей взял себя в руки. Недавний взрыв он списал на тревогу, все сильнее охватывающую его с каждым вершком, на который солнце приближалось к верхушкам деревьев.

– Ага, – в серой массе всклокоченной шерсти, заменявшей космачу бороду прорезалась трещина рта с показавшимися в первых отблесках заката кроваво-красными, зубами. – Есть тут заимка одна в лесу.

Еремей удивленно переглянулся со своим спутником. Прожив в Крапивине, почитай, двадцать пять годков и за эти годы, особенно со времен службы у Раздольновых исколесивший всю волость вдоль и поперек, ни о какой заимке в этой стороне он и не слышал. Спутник тоже покачал головой.

– Да нет тут хуторов никаких... – начал было Еремей, но Игнат перебил его.

– Да она не по эту сторону Черной, по ту, – и махнул в сторону Леса. – Почти на опушке.

Еремей поежился. О Лесе он слышал много всего. Хоть и за последние годы ничего страшного оттуда не выходило, народ приписывал это силе сельского колдуна, но Еремей в том сомневался, все-таки не под силу одному человеку с Темной Силой в одного меряться, ежели он не Иисус Христос, конечно, наверняка, просто совпало. Но о Лесе он слышал, и вполне себе его побаивался.

– Дык в лесу нечисть всякая... – выразил опасения начальника Андрюха, его товарищ и сменщик.

– Может и есть, – пожал плечами Игнат. – Да только там тын хороший и дом с печью есть. А тут, чую, пурга собирается. Как вчера была. Как бы не замерзнуть.

Мужики опять переглянулись. Еремей, при всем своем нежелании, склонен был согласиться со здоровяком, на улице стремительно холодало, да и окрепший ветер начинал уже играть поземкой. Глядишь, и вправду до настоящей бури к ночи разгуляется. Но идти в Лес было откровенно страшно.

– Слушай, Ерем, – продолжал подгонять приказчика попутчик. – Ты это, ежели сам не поедешь, притормози лошадку, я спрыгну. Спасибо за то, что подвез, но я дальше пехом доберусь. Утром же посветлу.

– А .... была не была, – махнул рукой Еремей. Не доедут они. Кони и так уже сипят, из последних сил выбиваются, еще немного таким аллюром и загнать не мудрено. А до поселений еще бежать и бежать. – Коней-то там есть где укрыть?

– Был там сарай, да и подклет хороший, – облегченно расплылся в улыбке Игнат. Еремея опять кольнуло подозрение, а не тать ли это, который их, дураков, в засаду ведет, но он отмел их. Не тот тракт был, чтоб на нем лихим людям промышлять. Да и время года не то. Зимой только на самых оживленных большаках, где сани, словно в столице, одна за другой носятся. А тут любые разбойники мигом с голодухи попередохнут еще до Рождества.

Притормозив, и подождав вторые сани, Еремей объяснил сидящим в них ситуацию. Те, конечно же, занервничали и даже подумывали бросить караван и дальше ехать уже вдвоем, но Игнат на дальнем лесу высмотрел крупные четырехногие тени, глазастый черт оказался, и все-таки решились. Развернувшись влево, и найдя удобный подъем, они по целинному снегу двинулись в сторону обещанного укрытия. Ехали тяжело, конь, даром что длинноногий, увязал в снегу почти по самое пузо. Да и сани тоже еле тащились, пришлось нацепить снегоступы и спрыгнуть, чтоб и так уставшую скотину не мучать, и брести рядом. Благо, до места, по словам Игната, по крайней мере, было недолго.

Ветер и вправду крепчал. Не прошло и часа, как он, оправдывая самые мрачные предсказания, "положил" падающие с неба хлопья почти вдоль горизонта. Стремительно стемнело. Еремею было совершенно непонятно, как во всем этом белесом кошмаре Игнат находит дорогу, но вел тот уверенно, словно по компасу. И на удивление точно, поскольку не прошло, кажется, и часа, как путники миновали опушку древних сосен и вступили под полог древнего страшного Леса. Идти сразу стало полегче, поскольку могучие кроны, пусть и сейчас без листьев, но все равно переплетенные в плотный навес, ослабляли как ветер, так и снег. Некоторое время спустя из темноты вынырнули выгоревшие бревна ладного частокола.

– Матерь божья, – пробормотал Еремей, вытаскивая руку из рукавицы и проводя ей по выбеленным временем доскам. – Это ж сколько оно тут стоит?

– Не знаю, Еремей, – Игнат, не смотря на вой ветра и расстояние, легко услышал обращенный даже не к нему вопрос.– Я его по осени нашел. Дровишек поднатаскал, стены проконопатил, крышу слегка подправил, протекала кой-где.

Еремей покачал головой. От одной только мысли о том, что они перешли Черную в этом месте, его продирал озноб. А уж ночевать в забытой богом избушке... Даже один раз, даже зимой, когда, как известно, большая часть обычной нечисти заваливается спать, даже в компании сразу четверых товарищей с пищалями, и то он трусил неимоверно. А если верить Игнату, так он же тут обустраиваться вздумал! Жуть сплошная. Этот космач либо безумен, либо совершенно бесстрашен.

– А как же нам туда попасть, Игнат? – удивленно спросил он, втайне надеясь, что спутник грустно разведен руками и скажет, что прохода нет, придется уходить обратно на тракт. И пусть там мороз, пурга и волки, но эта странная заимка вызывала у приказчика куда большую оторопь, чем он готов был признать даже самому себе. Но нет, чуда не произошло.

– Ты по кругу езжай, Еремей, – ответствовал Игнат, подходя к палисаду. – Посолонь двигайся, пока в ворота не упрешься. Они там мощные, не пропустишь. Я их изнутри запер, когда крайний раз уходил, чтобы зверье всякое внутрь не забралось, не натворило там беды.

Примерившись, Игнат ловко подпрыгнул локтя аж на три, и это с места, да с сугроба, и зацепился руками в меховых рукавицах за край частокола. Одним мощным рывком он перебросил свое крупное тело через забор.

Некоторое время оба мужчины внимательно смотрели ему в след, не делая попытки даже двинуться куда-либо.

– Может, ну его, Еремей Тимофеевич? – неожиданно спросил дрожащим голосом Андрей, подмастерье в лавке и спутник приказчика. – Не по себе мне чегой-то... Игната мы до дома довезли, он до утра не пропадет. Он и сам просил же... Жутко тут, тяжко.

Если уж говорить, как на духу, то Еремей был полностью согласен со своим младшим товарищем и, наверное, бы позволил ему уговорить себя, уж очень странным с каждым мгновением становился их случайный попутчик и в слишком поганые место они по его почину забрели, не место тут православному христианину, ох не место. Но тут где-то за спиной, за завесой уже вовсю распоясавшейся пурги злобно завыли волки. Сперва один. По басовитому гудению Еремей предположил, что это была весьма здоровенная зверюга. Мгновением после к нему прибавился второй. Столь же близкий, казалось, буквально за вон за тем раскидистым деревом, но только значительно правее. Еремей выругался.

– По бокам обходят, – злобно процедил он сквозь зубы и повернулся к Андрею. – Поехали, что столбнем стоять? Все равно выбора нам не оставили, тварюги.

Слегка дрожащими руками подмастерье натянул поводья, и сани двинулись налево вдоль забора. Испуганно вжав голову в плечи, Еремей каждое мгновение ожидал, что вот-вот и за спиной раздастся яростный рык и перепуганная волчьим присутствием лошадь без разбору рванет куда-нибудь в чащу, перевернув сани и бросив их несчастных наедине со смертельной опасностью. Но, странное дело, волки так и не появились. Пройдя примерно с полсотни саженей вдоль частокола, караван натолкнулся на ворота с одной всего одной приоткрытой створкой, достаточной, впрочем, ширины, чтобы прошла упряжка.