Текст книги "Архип (СИ)"

Автор книги: Евгений Чернышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Мужики разбежались, споро припахав к выполнению поставленных задач всех попавшихся под руку зевак, и берег, наконец, опустел. Остался только Никифор, расзвалившей на грязно-зеленой траве с по-детски обиженным видом. Кажется, забулдыга, только что купавшийся во всеобщей жалости, даже не сообразил, чем все побежали заниматься, и почему забросили его. Он просто сидел, тихонько подвывал да шмыгал красным носом. Архип только покачал головой да побрел на берег. Усевшись на камне покрупнее, он принялся разуваться.

Выше по течению, едва сошедшая с гор Пояса, Черная была узка и порожиста, а потому стремительна течением и холодна настолько, что преодолеть ее за все годы, что в долине жили люди, не удалось никому, ниже же, вобрав в себя несколько притоков, превращалась в могучую и степенную особу в пяток аршин глубиной и пару десятков шириной, такой, что не каждый вплавь и пересечет. Но здесь, на излучине она разливалась в широкий плес глубиной едва до колена. Здесь и только здесь эту реку можно было перейти вброд. Если вдруг человеку пришла бы в голову такая глупость. Крапивинская волость, названная так в честь своего крупнейшего и главного села, была на самом краю русских поселений, на восход и полночь от нее начинались лишь непролазные болота да дремучие леса, упиравшиеся в крутые горы. Царство иных существ, отнюдь не всегда к человеку дружелюбных. И от этого царства местные немало натерпелись в ранешние годы. Было дело, месяца не проходило, чтобы мавка, на вид красивая девка, а внутри – кровожадная нежить, пацана в чащу не увлекла, или менквы, злобный лесной народец, коров с пастбища, нередко вместе с пастухом, не умыкнули, а то и чего пострашнее выползало. Такое о чем выжившие даже через годы внукам рассказывать не решаются. И вся эта погань через Мавкин брод шла. Что поделать, не любит никто из нечисти, кроме водяных со свитой, текущую воду. Мешает она им, силу вытягивает. И чем стремительнее поток, тем сильнее ослабляет. А здесь как раз вода спокойная да мелкая, любо-дорого на промысел за человеческой кровушкой ходить. Вот и когда Архип уже больше дюжины лет назад пришел жилья искать, староста запросил с него оплату – запереть брод. Дело было довольно сложное, но для опытного чернокнижника, каким тогда был Архип,пусть тогда и носивший совсем иное имя, вполне выполнимое. И недели не прошло, как на противоположном берегу реки, намертво отрезая путь лесным чудовищам встали многочисленные чуры, а в Чернореченск, а оттуда и в столицу в канцелярию Священного Синода, отправилось письмо за подписью волостного старшины да местного попа, что, мол, берут на поруки Архипа они, и во искупление грехов тяжких направляют трудиться, не щадя живота своего, по защите православного люда. Много лет с тех пор минуло, и староста почил, и поп тот на должность хлебную отправился, а место его занял сосланный в глушь за излишнее рвение отец Григорий, отдавивший кому-то наверху больную мозоль, а договор блюлся строго: каждую весну Архип ходил на брод, правил чуры, да подновлял чары на них. Кого посильнее, конечно, такими игрушками не остановить, но этим до человеческих поселений, чаще, у них свои желания, чуждые. Но людям хватало, чтоб не жить в бесконечном страхе.

Разувшись, и спрятав обувь в котомку, Архип подвернул гачи штанов и... С удивлением обнаружил, что по дальней от него части брода, через реку, уже почти около дальнего берега, переходит одинокая неуклюжая фигура.

– Никифор, бесы тебя язви! Стой, полудурок! – заорал он, что есть мочи.

Пьяница услышал. Обернулся, дурашливо сплясал что-то и сделал неприличный жест, а потом выскочил на песчаную отмель и опрометью бросился в сторону леса.

Удивленный Архип замер. И что это было? В то, что в пропитанной брагой душе Никифора могло поселиться раскаянье, породившее отчаянную смелость, колдун не верил. Не того пошиба был человек. Гнилой и ничтожный, не пригодный ни к чему. Скорее, он от обиды удумал очередное представление. Сейчас отсидится в придорожных кустах, а потом выскочит и будет всем рассказывать, какие ужасы за ним гонялись, пока он бедный несчастный детей спасать бегал. Пытался же? Пытался. А что не смог, ну то не его вина... И сердобольный люд опять будет его жалеть, вкусно кормить да сладко поить. Но разбираться в блажи посетившей пропитую башку Архипу было не досуг, времени оставалось все меньше, солнце уже начало клониться в сторону гор Пояса, светлого времени оставалось часа на четыре, а ночевать в тайге в планы не входило. Посему, больше не тратя время на размышления, он ступил в ледяные воды Мавкиного Брода.

Честь первая. Глава 3

Лес нависал над колдуном мрачной несокрушимой стеной столетних сосен и елей. Густой подлесок из плотно переплетенных ветвей какого-то колючего кустарника покрывал все пространство между древесными исполинами, не оставляя ни одной лазейки, чтобы хоть как-то пробраться сквозь свою стену, внутрь в мягкое подбрюшье северной хвойной тайги. Лес давил, отпугивал, угрожающе буравил многочисленными пустыми глазницами дупел, выл, рычал и хохотал какофонией птичьих и звериных звуков, словно намекая подходящему, что его, глупца, под сенью этих древних чертогов ждут только страдания и мучительная смерть.

Архип никогда не боялся Леса. Опасался и уважал, да, не без этого. Да и глупо было не уважать настолько удивительную сущность. Но не боялся. Ни самого Леса, настолько древнего, что уже почти обрел собственный разум, ни того множества естественный и сверхъестественных опасностей, что таились в его недрах. Но удушающая лавина угрозы, обрушившаяся на него из-за стены деревьев была настолько плотной, тяжелой и ощутимой, что он невольно остановился в нескольких десятках шагов от границы, не в силах продвинуться хотя бы и на шаг. Ноги, словно бы прилипли к земле, голова потяжелевшая, казалось, до целого пуда, неумолимо тянула вниз, в траву, прилечь, отдохнуть. Да, что говорить, если каждый вздох и тот приходилось проталкивать в грудь колоссальным напряжением воли. Пошарив в сумке, Архип вытащил сложенный вчетверо платок. С великой тщательностью развернутый, тот явил красочное и выполненное с великим умением изображение полевой мыши, вышитое талантливой женской рукой. Набросив платок на плечи, колдун зашептал:

В траве, где шепчет ветер,

Крадусь я неслышим,

Я меньше всех на свете,

Я – тень, виденье, дым.

Пройду – не трону ветви,

Не покачну камыш,

Я меньше всех на свете,

Я – полевая мышь.

Едва отзвучала последняя строка немудреного заговора, как ощущение недоброго пристального взгляда из леса пропало, как и давление чужой воли. Архип удовлетворенно хмыкнул. Нередко молва приписывала колдунам и ведьмам умение обращаться в самых разных животных от ворон и кошек до медведей, а то и вообще всяких прочих мифических бегемотов. Естественно, это было невозможно. Таков уж был порядок вещей, заложенный Создателем, что в нем ничего не бралось из ниоткуда, и вникуда не уходило. От того взрослому человеку никогда не стать кошкой, разве что кошка та будет размером с доброго теленка. Но все-таки некая толика правды в этих слухах была: колдун не мог менять свою суть и обращаться в животное, но мог заставить окружающих в это обращение поверить. Вот и сейчас, для любого стороннего зрителя, буде он случился бы в этих местах, Архип, накинув на плечи расшитый платок, скукожился до размера детского кулачка, оброс шестью и обзавелся длинным хвостом. В общем, превратился в самого настоящего мыша. Естественно какую действительно мощную погань этим не обмануть, но вот от невнимательного поверхностного взгляда, или просто всяческой мелочи лучше средства и не сыскать.

Теперь, разобравшись с первой трудностью, необходимо было определиться с направлением движения. Для этого Архип вытащил из сумки волшебный клубок, изготовленный им как раз для подобных случаев, и уже не первый год исправно несший свою службу, и зашептал над ним заговор:

Ты катись, катись, клубок,

Через поле и лесок,

Помоги найти детей,

Что украл лихой злодей...

А потом еще раз. И еще. И еще... Где-то на задворках разума промелькнула мысль, что давно уже остались позади времена, когда молодой чернокнижник Архип, которого тогда, конечно же, звали совершенно иначе, с патетическим видом читал многосложные вирши с размером, настолько странным и непривычным, что вызывал головную боль, на языке более древнем, чем древнейшая из описанных в умных книгах империй. Вирши, где каждое неправильное ударение, каждый ошибочный слог грозил обрушить на человека неописуемые опасности. Вирши, которые надлежало читать во время непередаваемо мерзких и сложных ритуалов, считавшихся древними даже во времена легендарных Та-Хемета, Ашура и Лемурии. Да и цели его стали приземленнее... Раньше он мечтал о всемогуществе и власти, о рабах и прислужниках, а теперь, вот, читал слепленные сикось-накось на ходу четверостишия, чтобы найти потерявшихся в колдовском лесу детей безмозглого пьяницы. А самым забавным, что он уже и не мог сказать теперь, какая жизнь ему более по душе, даже приставь кто ему к горлу нож.

Наконец, клубок в руках задергался, словно живой, норовя вырваться из рук. Архип наклонился и выпустил его. Упав на землю, оберег закрутился волчком, заметался по сторонам, словно собака, вынюхивающая след и, наконец, определившись, споро покатился по кромке леса. Колдун быстрым пружинистым шагом, иногда переходящим на легкий бег двинулся следом. Спустя примерно полста саженей, клубок резко развернулся и юркнул в глубь леса по малоприметной тропинке. Архип, не сбавляя темпа, бросился следом, ловко уворачиваясь от веток разлапистых елей. В лесу было куда более свободно, чем казалось снаружи, а густой колючий подлесок на проверрку оказался всего лишь зарослями шиповника. Неожиданно вернулось ощущение внимательного постороннего взгляда. Колдун встал столбом, готовый в любой момент защищаться или бежать, если в том возникнет необходимость. В нескольких аршинах от него, четко послушный воле хозяин, замер и клубок. Архип прислушался к ощущениям. Чужое внимание было явственным и довольно сильным. Но это не было совсем недавно испытываемым у опушки. Те внимание было злобным, полным ненависти и желания прогнать чужака подальше, а здесь было какое-то даже слегка добродушное любопытство. А еще Лес не скрывался, наоборот, он старался напугать, подавить, заставить броситься наутек. Здесь же наблюдающий действовал очень нежно, едва заметными касаниями. Простояв полсотни ударов сердца на месте, Архип молча пожал плечами – раз наблюдающий не желает причинять ему опасность, значит не до него. Хочет смотреть – пусть смотрит. И отдал мысленный приказ клубку продолжать путь.

Долго ли коротко, но некоторое время спустя, клубок вывел Архипа на берег небольшого озерца, и замер около самой воды. Прежде, чем колдун успел среагировать, из омута вытянулась длинная синюшная ручища с когтистыми пальцами и, сграбастав талисман, спряталась обратно. Архип замер в немом изумлении, быстро перешедшем в злость. Все-таки изготовление такой вещи стоило ему немалых сил и довольно редких материалов, которые в такой глуши сыскать непросто.

– И какая же паскудина у нас тут озорничает, – сквозь зубы процедил он, скидывая с плеч платок, и засовывая руку в сумку. – Кому тут лапы загребущие по плечи поотвинчивать?

Водная гладь была глуха к человеческой речи, а потому Архип вытащил из сумки серебряный крест. Настоящий, освященный предыдущим еще попом в ходе многодневных бдений и истовых молитв, предмет этот тщательно хранился, укутанный во многие слои особым образом заговоренной ткани в самом дальнем углу Архиповского чулана, чем вызывал у каждого, кому случалось видеть его, убеждение, что Архип сам боится к нему прикоснуться. На самом деле это было невероятной глупостью, Архип был человеком. Да и душу он демонам не продавал, а потому ни креста не боялся, ни причастия по случаю, не чурался, хоть и недолюбливал церковь и ее служителей за чванливость и лицемерие. А вот любая нечисть этот крест за версту чуяла, да так, что почти никакая маскировка не помогала. Да и зелья с оберегами, сами по себе вещи либо языческие, либо вообще сатанинские, а потому такой силы намоленную штуковину рядом не переносили. Сразу силу свою теряли. Присев на берегу и водя крестом над самой водой Архип елейным голосом заговорил:

– Ну же, друг мой водный, высуни нос наружу, я тебя не обижу...– он подождал немного. Тишина. – Ну на нет и суда нет, на себя пеняй, – и засунул руку с крестом по самый локоть в озеро.

Не смотря на то, что крест был холодным, вода вокруг него мигом вскипела, поверхность озера пошла волнами, словно стараясь, вопреки законам природы, расступиться от колдуна подальше, под ней мелькнули разбегающиеся в стороны чешуйчатые хвосты. "Нешто лоскутихи? – подумал Архип. – Это ж какая дура тут посреди леса утопиться удумала?"

– Да какое зло я тебе совершил?! – противно забулькало слева. Колдун обернулся и увидел, как из воды медленно поднимается мерзкая синюшная голова с выпученными глазами. Безобразно раздувшаяся, полугнилая, обглоданная рыбами физиономия существа с вырванными ноздрями и отхлященной нижней губой, выражала праведное негодование. – Пошто мучаешь девок моих!!! – грозно ревел уродец, не спеша, впрочем, высовываться даже по плечи.

– Девок, говоришь? – задумчиво, словно бы размышляя, пробормотал Архип себе под нос. – Ну девкам-то на роду терпеть велено. Тем более мертвым, – и слегка поболтал рукой, чтобы разогнать освященную воду.

– Ты что себе позволяешь, ничтожество!!! – снова взревел синекожий, и поморщился, когда одна из поднятых Архипом волн разбилось о его морду. – Да я тебя утоплю!!! – и медленно двинулся в сторону возмутителя спокойствия.

– Утопишь, – не стал спорить Архип. И криво ухмыльнулся. – А крест в воду упадет. Как думаешь, как быстро он тебя заживо сварит? Ты у нас не водяной, далеко от своего омута не убежишь, – нечистый замер и внимательно посмотрел в глаза человеку.

– Да какое ж я зло тебе совершил? – спросило чудовище второй раз, в этот раз куда менее уверенно, можно даже сказать, жалостливо.

– Вещи чужие воруешь. Дело делать мешаешь, – наставительно сказал Архип и снова взбаламутил воды. – Негоже такое делать.

– Да какие вещи?! Какое дело?! – делано возмутился омутинник окаченный очередной волной освященной воды. – Клубок что ли? Да забери его, подавись!

Из озерца, словно пущенный из пушки, вылетел украденный клубок, и с громким свистом улетел куда-то в чащу, в сторону, с которой Архип пришел.

– Доволен? – взвизгнул омутинник. В голосе его теперь явственно проступали истерические нотки. – Иди забирай, свой клубок, только меня в покое оставь.

– Э, брат, – покачал головой Архип. – Сдается мне, ты не слишком серьезно к моим словам отнесся. Либо сам с головой не дружишь, либо меня за дурака держишь. Любому же ясно, что мне теперь этот клубок бесполезен. Так что я от тебя так просто не отстану. Давай, рассказывай, кто тебя, головушка трухлявая, надоумил мне пакость сотворить?

– Не скажу, – неожиданно твердо отрезал омутинник и плотно сжал губы. Архип удивленно приподнял бровь и сделал несколько круговых движений рукой, перемешивая воду в заводи. Чудовище поморщилось и но упрямо помотало головой. – Не скажу и все тут, колдун! Хоть режь, хоть жги, хоть в церковь креститься тащи. Не могу. Не в моей это власти.

Сказать, что Архип был поражен, значит ничего не сказать. В отличие от сфвоего "старшого брата" водяного, омутинник был нечистью мелкой, не очень сильной и откровенно говоря, трусоватой. Украсть чужую вещь, оказавшуюся у кромки воды, покачать плывущую лодку, в крайнем случае, схватить за ногу купальщика, особенно ребенка или девку, чтоб сопротивления поменьше оказывали – вот верх того, на что он был способен отважиться. А тут перечил колдуну под угрозой божьего креста. И ведь видно, что и впрямь не скажет...

– Ну и как же нам быть? – в притворном сожалении пожал плечами Архип, не вынимая, впрочем, из воды руки. – За любую вину должна быть уплачена соответствующая вира, согласен? – омутинник судорожно кивнул. Не то, чтобы он и вправду был согласен с утверждением человека, но спорить и в этом случае, судя по всему, посчитал неуместным. – И так чем ты собираешься от меня откупиться? Учти, клады меня не интересуют. Да и откуда им взяться в твоем болоте.

Речной нечистый ненадолго погрузился в раздумия, скорость которых Архип то и дело стимулировал мерными движениями руки с крестом. От холодной воды пальцы его уже свела судорога, они очень плохо слушались, дежать крест становилось все сложнее, поэтому длительные рассуждения не были выгодны ни тому, не другому. И, судя по опасливым взглядам, бросаемым чудовищем на человека, он тоже это понимал.

– Ты же детенышей идешь? – вдруг оживился омутинник. – Тех что утром по лесу шастали? Мальчик и девочка. Могу сказать, кто их умыкнул и даже дорогу до его владений указать.

– И назад потом пропустишь? Мешать не будешь?

– Пропущу, – степенно кивнул омутинник.– Даже помогу, сколько ы моих силах будет. Слово даю!

– Э, нет, брат, так дела не делаются! Ты своему слову хозяин, захотел – дал, захотел – взял. Ты мне лучше поклянись тем, чье имя людям не произнести и не услышать.

Губы омутинника опять сжались в тоненькую полоску, но некоторое время спустя, он выдавил:

– Глянусь тебе именем – удивительное дело, губы нечисти шевелились, из его горла явно вылетали звуки, но Архип не смог ни услышать, ни понять их, а то, что услышал не желало складываться с цельное слово. – Что ни действием, ни бездействием, ни злым умыслом, ни случайным стечением обстоятельств до сегодняшнего заката не причиню вред ни тебе колдун, ни детям, коих ты ищешь, и не стану препятствовать их тобою спасению. Клянусь также помочь тебе с любыми спутниками по твоему желанию пересечь мое озеро дважды за этот день, – добавил он под насмешливым взглядом колдуна.

– Другое дело, – ответил Архип, вытаскивая из воды руку и тщательно упаковывая крест в тряпье прежде, чем сложить в суму. – Так бы и сразу. Говори, кто детей украл и где мне их теперича искать?

– Украл их верлиока... – начал было омутинник, но колдун перебил его.

– Верлиока? В наших краях? Ты меня совсем за дурака держишь?

– Я же поклялся, человек! Разве буду я опосля такого врать? Говорю же, верлиока это. Злобный, одноногий. Заявился в наши леса пару месяцев назад, избу в чаще справил да давай свои законы вокруг навязывать, жизнь лесную по чем зря насильничать. Чуть что не так в драку лезет. Тяжко с ним. Идти до него тебе недалеко совсем. Я тебя через речку переправлю и сразу к тропе доставлю, по ней пойдешь прямо, никуда не сворачивая и через пол версты у него и окажешься. Что рожу корчишь? Он эту тропу и протоптал. Каждый день то по воду ходит, окаянный, то рыбачить! Житья никакого нет. Залазь.

Повинуясь взмаху гнилой распухшей руки из глубины вынырнул небольшой деревянный плот. Архип с некоторой опаской взгромоздился на скользкие от речной воды доски и постарался встать поустойчивее. Стоять, не смотря на первое впечатление, оказалось достаточно удобно – толкаемый омутинником плот шел ровно, почти не качаясь, мокрая и, казалось, скрепленная только гнилыми веревками древесина держалась выше всяких похвал, не "гуляла" и даже ноги на ней не особо разъезжались. Речушка была неширокой, поэтому не прошло и десятка минут, как Архип легко спрыгнул на берег и снова взялся за зачарованный платок.

– Я останусь здесь, человек, – сказал омутинник в след убежавшей по тропе мыши. – Но только до заката. А потом уже выбирайся, как знаешь. И больше не попадайся мне на глаза, спуску не дам.

Архип торопился. Верлиока. Только этой напасти не хватало. Нечисть сильная, хотя и не очень умная, но при этом невероятно злая и кровожадная. Если детишки и вправду попали в лапы этого монстра, то скорее всего, кто-то один, а то и оба уже отправились в пищу прожорливой нечисти. Уж очень любит верлиока суп из молодых человечьих потрошков. Непонятно откуда он такой красивый завелся в этих северных лесах, обычно верлиоки обитали много южнее. Тропа оборвалась и перед Архипом открылась солнечная поляна с добротным хотя и простеньким домом посередине. На крыльце дома сидел очень странный мужик. Высокий, значительно выше среднего человека, так что Архип, далеко не последний по росту в селе рядом с ним выглядел словно безусый подросток, с деревянной ногой и единственным, болезненно выпученным глазом посредине заросшего до невозможности лица. Мужик с упоением точил огромный тесак, то и дело бросая плотоядные взгляды в сторону подвешенной под потолок крыльца плетеной клетки из лозы, где обнявшись сидели двое детей. Архип облегченно выдохнул – дети живы, а значит можно попробовать их спасти. Но сперва нужно...От размышлений колдуна оторвал громкий треск, раздавшийся сосвсем рядом...