Текст книги "Миланская роза"
Автор книги: Ева Модиньяни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)
– Ты вмешиваешься в дела моего сына и даже не думаешь поставить в известность меня, – разбушевался Риккардо. – Поставила на ноги весь Ватикан, а я об этом ничего не знаю. Выволокла на всеобщее обозрение наши семейные проблемы, а я об этом ничего не знаю! И ты еще рассчитываешь на мою благодарность!
По волнам промчалась моторная лодка, оставляя пенистый белый след. Глория с сожалением вспомнила о том влюбленном мужчине, что обнимал ее несколько часов назад. Напрасно старалась она увидеть в искаженных чертах Риккардо прежнюю нежность. Она потеряла его в тот самый час, когда думала, что обрела любимого навсегда.
– По-моему, ты слишком торопишься с выводами, – сказала Глория.
Она еще пыталась склеить то, что он так неосторожно разбил.
– В нашей семье существуют определенные правила, – наставительным тоном произнес Риккардо. – А ты их не соблюдаешь.
Теперь они стояли друг против друга, как противники.
– Великий Риккардо Летициа высказался! – издевательски изрекла Глория. – Просвещенный монарх превратился в диктатора, каким был всегда. Железная рука, и даже без бархатной перчатки.
Риккардо настаивал:
– Когда речь идет о благополучии семьи, только одно лицо может принимать решения – я!
– Но какая разница? – недоумевала Глория, все еще надеясь, что Риккардо ее поймет. – Все получилось наилучшим образом.
– А это не имеет значения, – заявил Риккардо.
Прекрасное лицо Глории вспыхнуло гневом.
– Не имеет значения? – выкрикнула она. – Да я же вытащила из тюрьмы твоего сына!
– Согласен, ты действовала умело. Особенно ловко ты заняла мое место.
Обвиняя ее, Риккардо наконец-то раскрыл истинную причину своего гнева.
– Вот теперь я слышу слова хозяина, – заметила Глория и прикусила губу, чтобы не расплакаться.
Риккардо понял, что вышел за рамки дозволенного, и изменил тон:
– Ты признала свою ошибку – мне этого достаточно.
Но Глория не сдавалась.
– Я люблю тебя, – сказала она. – Ты для меня единственный мужчина на земле. Но льстить тебе я не буду. Я такой же член семьи, как и ты. Если кто-то обращается ко мне за помощью и я в состоянии ему помочь, не понимаю, почему я должна сначала спрашивать разрешения у тебя. Ты мне дорог, Риккардо Летициа, но не строй из себя Господа Бога. Я – твоя женщина, но рабыней твоей не стану никогда.
Ее глаза сверкнули неукротимой гордостью. Глория резко повернулась и пошла к лошадям. Поставив ногу в стремя, она легко взлетела в седло.
Риккардо почувствовал себя уязвленным. Он не хотел уступать, да и не должен был уступать.
– В семье есть только один глава, – сказал он, пытаясь образумить Глорию.
– Кое-кто готов признать меня главой, – уточнила Глория. – Это значит, что твое верховенство далеко не всем по душе. Но если уж ты так за него держишься, изволь подтверждать слова делами.
Риккардо тоже сел в седло. Он молча смотрел на Глорию, словно не узнавая ее.
– Что с тобой, девочка моя? – неожиданно ласково спросил он. – Ты же такая нежная, такая добрая, такая покорная. Эти разговоры совсем не для тебя.
Риккардо был искренне огорчен; у него было такое ощущение, будто его неожиданно предали.
– Ты и вправду считаешь меня покорной? – усмехнулась Глория. – Я выполнила твои требования, но для этого понадобились немалые душевные силы. Однако выбирать не приходилось – иначе я не получила бы тебя. И ты всегда будешь моим. Но больше не выдвигай никаких условий. Напротив, выслушай теперь мои требования.
– Ну что же, послушаем, – согласился Риккардо.
Он явно нервничал, придерживая коня.
– Давай не будем смешивать дела и чувства, – сказала Глория. – Одно дело любовь, другое – главенство в семье. И не смей разговаривать со мной, словно оратор с балкона, уперев руки в боки.
И Глория изобразила любимую позу Муссолини, которую неоднократно видела по телевизору. Потом она пришпорила коня, натянула поводья и галопом умчалась.
Глава 4
В это ясное прозрачное майское утро Соланж оставалась одна. Накинув красное шелковое кимоно, она листала «Вог», устроившись в бамбуковом кресле на залитой солнцем террасе. Сердце ее переполняла гордость: еще бы, теперь она читала и понимала по-французски! Перед ней расстилалась спокойная, умиротворяющая гладь озера, по которой плыли белые паруса яхт. Соланж прикрыла на мгновение глаза. И тут же исчез богатый, ухоженный швейцарский город Лугано. Словно в перевернутый бинокль, где-то далеко-далеко увидела она нищую деревушку, где прошло ее детство. Звон колоколов показался ей нежным и трогательным.
Соланж открыла глаза и снова погрузилась в журнал. Подумать только: за несколько месяцев она научилась читать на иностранном языке. Понадобился фанатизм Санджи и упорство самой Соланж, чтобы сделать из нее ту женщину, какой она была сегодня.
Из гостиной донесся телефонный звонок. Соланж лениво встала, уверенная, что звонит Сильвано. Он часто названивал ей из Милана.
– Слушаю, – произнесла Соланж, подняв трубку.
– Здравствуй, Татуированная Звезда!
Нет, это был вовсе не Санджорджо. Соланж ответила не сразу.
– Привет, Рауль!
Девушка не очень удивилась. Она уже заметила Рауля среди зрителей на показе мод и ждала, что он появится.
– Я могу подняться к тебе на борт? – весело спросил молодой человек.
– А ты где? – поинтересовалась Соланж.
Почему-то она очень обрадовалась, услышав голос Рауля.
– Минут через десять буду около твоего дома.
– Буду ждать тебя у подъезда.
Соланж бросилась в спальню, чтобы выбрать платье. Она не понимала, как удалось Раулю заполучить ее адрес и телефон. Никто, кроме Санджи и Галеаццо, не знал, где скрывается Соланж. Это они нашли для нее квартиру в Лугано, а адрес Соланж не доверили бы родной матери.
Соланж распахнула двери шкафов в огромной гардеробной. Нарядов здесь хватило бы для самого престижного показа мод. А ведь в детстве и юности она носила только лохмотья! Соланж до сих пор помнила свое первое приличное платьице: хлопчатобумажное, в цветочек. Ей подарил его американский морской пехотинец за четверть часа торопливой любви в туалете казино в Акапулько. Тогда Соланж было пятнадцать, а сегодня она одна из самых дорогих топ-моделей.
Девушка сбросила кимоно, подошла к зеркалу и вгляделась в свое отражение. Она осознавала, какая разница существует между ней и другими манекенщицами. В Соланж изящество и элегантность достигли совершенства. Гибкое, подвижное тело напоминало язык пламени. Наверное, поэтому от нее потерял голову даже Сильвано Санджорджо.
Для Марка Кэсседи, самого модного фотографа, лицо Соланж было ликом первой женщины. Так смотрела Ева в Эдемском саду, еще до грехопадения. Каждый раз, глядя в объектив на Соланж, Марк испытывал прилив страсти. Марко, парикмахер, подобрал для ее волос особую прическу, придававшую девушке сходство с древнеегипетской статуей.
Никто никогда не слышал голоса Соланж. Она появлялась к началу показов, а потом исчезала. Девушка путешествовала всегда под усиленной охраной. Даже самые отчаянные репортеры ничего не смогли добиться: журналы выдумывали о Соланж Бог знает что, но до правды не докопался никто. Она жила, окруженная ореолом тайны, еще больше подогревавшим любопытство публики.
Соланж знала себе цену. Конечно, звездой ее сделал Санджи. Но теперь у нее отбоя не было от выгодных предложений. Согласись она – ее бы озолотили. И Санджи, Пигмалион Соланж, жил в постоянном страхе – он боялся потерять свое творение.
А сколько ей еще осталось блистать? Что будет, когда рассеется таинственная завеса? Такие вопросы мучили Соланж даже в ту минуту, когда осветители включали прожекторы и начиналась съемка. На Соланж набрасывались гримеры, парикмахеры, портнихи. Марк Кэсседи то сладко уговаривал ее, то орал на девушку. Льстивые слова чередовались с грязной руганью, перемежаемой щелчками затвора фотоаппарата. В этой адской суматохе рождалось чудо – являлась мечта по имени Соланж.
В шумном блестящем мире моды, среди людей, обращавшихся с ней как с королевой, Соланж сразу почувствовала себя своей. Она восхищалась собой и восхищалась окружающими. А на память ей приходил хрипловатый, нежный голос матери:
– Соланж, ты слишком хороша для этих мест. Ты станешь богатой синьорой и объездишь весь свет, – твердила женщина, намыливая дочку-подростка в корыте. – Видел бы тебя отец! Я-то тебя назвала Марией, а отец, он приехал позже, сказал, что ты будешь – Соланж. Он был человек важный, образованный, много видел. Он говорил, что в имени Соланж чувствуется страсть и богатство. Говорил, нашей дочке такое имя под стать. Как бы я хотела, чтобы он увидел тебя! Ведь он оказался прав: ты станешь настоящей дамой и будешь богата…
Но дочь стала проституткой, как и мать. Однако теперь жизнь ее изменилась. Соланж прекрасно знала, как и когда произошли эти перемены, но что ее ожидает в будущем, сказать не могла. Когда-нибудь и ее звезда упадет с лазурного небосвода: звезды зажигаются лишь на мгновение и неизбежно гаснут.
Она научилась подчиняться и держала обет молчания. Ей пришлось смириться с затворничеством и молчать, но люди, суетившиеся вокруг нее, не молчали. Они создали миф Соланж, а были жестоки и безжалостны. Особенно изводил ее Марк, легко переходивший от неумеренной лести к грубым оскорблениям.
– Соланж, любовь моя, смотри в объектив! Левую ногу, сокровище мое… Чуть-чуть выше левую ногу… Вот так… Божественно! Великолепно! Сол, смотри мне в глаза! Улыбайся… Нет, не так… Ты что, зубную пасту рекламируешь? Не так, дура! – орал Марк. – Начнем сначала. Марио, поправь прическу. Макс, чуть добавь румян на правую щеку. Сол, что ты дергаешься? Что топчешься на месте? Господи, это еще что такое? Писать хочешь?
Да, ей хотелось, к тому же у нее кружилась голова, пот лился градом, спина разламывалась от ненатуральных поз. А Санджи рядом не было, и никто не думал ее утешать.
– Перерыв! – заорал Марк громовым голосом, словно приказывал остановиться солнцу, и без сил рухнул в шезлонг.
Соланж вонзила зубы в бутерброд, поднесенный ей осветителем.
– Боже, она жует! – завопил Марк.
Он выглядел потрясенным, словно хирург, обнаруживший, что его пациент после тяжелейшей полостной операции поглощает спагетти.
– Да, жую! – ответила с набитым ртом Соланж.
Фотограф вскочил, как будто его катапультой выбросило, с проклятьем отшвырнул осветителя, осмелившегося угостить фотомодель, и обрушился на Соланж:
– Сумасшедшая дура! Макс, поправь макияж. Она все развезла своим бутербродом!
Девушке ужасно хотелось вылить на Марка весь поток известных ей ругательств, а знала она немало, но Санджи велел Соланж набраться терпения. Только так она станет звездой.
Макс подгримировал Соланж, и Марк распорядился:
– Начинаем, ребята! Свет, музыка! А ты, – обратился он к Соланж, – прислонись к колонне. Нет, не так. Прильни, прилипни! У тебя мужик был когда-нибудь? Ну вот, представь, что ты с ним в постели. Прилипни, прилипни к нему! Нет! Нет! Нет! – завелся Марк. – Зачем мне улыбка Джоконды? Изобрази шлюху… Как будто испытываешь свинское наслаждение в постели… И что это за рот? Зачем ты складываешь губы куриной гузкой? Представь себе, что сосешь… Да не леденец! В рот брать приходилось? Вот теперь молодец, замечательно!
Соланж улыбнулась, сошла с помоста и походкой пантеры подошла к Марку.
– Сукин ты сын! – прочувствованным тоном заявила она, словно поздравляя фотографа с Рождеством.
Девушка спустилась на лифте вниз и ворвалась в кабинет Санджи.
– Что случилось? – встревожился Санджорджо.
– Все! Больше не могу! Я уезжаю…
– Мы вместе уедем. Кончатся съемки, и отправимся в Лугано. Взгляни, – он показал на газеты и журналы, разложенные на столе. – О тебе пишут больше, чем о президенте Рейгане. Ты довольна?
Он говорил с ней, как с избалованным ребенком, которого пытаются отвлечь, демонстрируя новую игрушку.
– Нет, я не довольна! И возвращаюсь домой! В Мексику, в Америку, в Лондон, в Париж! Куда угодно! Там я смогу тратить заработанные деньги и наслаждаться завоеванной популярностью.
Соланж была настроена решительно. Санджи побледнел. Тут на пороге появился запыхавшийся Марк.
– Что случилось, лапочка? – недоуменно спросил фотограф.
– Пошел вон! – вскипела Соланж.
– Да что на нее напало? – недоумевал Кэсседи.
Санджорджо решил вмешаться:
– Все в порядке, Марк. Оставь нас ненадолго.
И он вежливо проводил Кэсседи до дверей.
Фотограф вышел, провожаемый взбешенным взглядом Соланж. Сильвано обнял девушку за плечи, подвел к дивану и участливо попросил:
– Ну, расскажи, что случилось!
– Я устала, – призналась Соланж, опустившись на диван.
– Доверься мне. Может, вместе нам удастся разрешить твои проблемы.
Он налил девушке выпить, но она отказалась. Соланж прикрыла глаза, и крупная слеза, соскользнув с шелковых ресниц, пробежала по ее щеке.
– Я устала, – повторила она. – Да, я работала в казино, и тебе это известно. Не явись ты тогда за мной, я бы вернулась в Акапулько. Ты убедил меня попробовать.
Соланж подняла глаза и посмотрела в лицо Сильвано.
– Я не говорю, что там было лучше, – продолжала она. – Нет, но все было ясней, понятней. Мне платили за работу проститутки. Теперь я – звезда, а меня называют шлюхой. И твердят: сделай то, сделай это…
Санджи улыбнулся с облегчением и сказал:
– Прошлого больше не существует. Забудь.
– Нет, – возразила Соланж. – Я хочу помнить. Я должна помнить. Без прошлого нельзя понять настоящего. Я смотрю в прошлое, словно в зеркало, которое не лжет…
– Тебя Марк обидел, верно? – догадался Санджи.
– Он оскорбил меня. Грязные намеки импотента… Я понимаю желание мужчин. Иногда мне это нравится, иногда трогает, чаще раздражает. Но такое бесполезное хамство оскорбляет. Он же просто проявляет деспотизм. И мнит себя при этом Господом Богом…
Санджи обнял девушку и заговорил с ней ласково:
– Если хочешь, откажемся от услуг Марка. Но лучшего мы не найдем. Марк любит провоцировать, но ему всегда удается поймать нужный момент. Он тебя обижает, чтобы увидеть твою реакцию. Но к тебе лично это отношения не имеет. Ему нужно уловить верное выражение. Поверь мне, воробышек, ты становишься орлом.
Соланж поверила. Она позировала до изнеможения, соблюдала драконовскую диету, спала как можно больше, чтобы предстать свежей и отдохнувшей перед фотографом, гримером, парикмахером, портным, которые ее одевали, гримировали, причесывали, словно механическую куклу. И так изо дня в день. А все потому, что Соланж верила Сильвано и ей нравилось быть в центре внимания, но прежде всего потому, что ее текущий счет в одном из швейцарских банков рос с каждым щелчком фотоаппарата Марка Кэсседи.
Она знала, что попала в трудный и опасный мир. Ей уже приходилось сталкиваться с топ-моделями, не удержавшимися на вершине. Теперь они довольствовались ролью статисток, но готовы были продать душу дьяволу, лишь бы пробиться наверх. Некоторые торговали телом, кое-кто попадал в гарем Джиджи Лопеса. Эти девушки ублажали высшее, но далеко не лучшее общество.
Были такие, которых после неудавшегося самоубийства выпроваживали домой без гроша в кармане. Но уезжала одна, а приезжали десятки. Лишь единицам удавалось оказаться на вершине…
Когда-нибудь Соланж придется оставить помост, но безжалостные жернова мира моды могут раздавить ее еще раньше. Так что ей следовало быть очень осмотрительной. Соланж хватило бы сил выбраться и из болота, и из джунглей, но она предпочитала не соваться в одиночку в столь опасные места.
Она думала о Рауле, в глубине души ждала его звонка, и разговор с ним показался девушке началом добрых перемен.
Соланж надела белые шорты, розовую майку, цветные босоножки. Она взглянула в зеркало и решила, что сделала правильный выбор. Она появится перед Раулем без краски, без блесток и мишуры, что сопровождают ее на помосте.
Именно во время показа мод она встретилась взглядом с Раулем. Соланж двигалась под музыку Бородина по длинному «языку», что делил надвое зал, отделанный мрамором и зеркалами. В первых рядах сидели важные лица из мира моды и театра, финансовые воротилы, деятели культуры. Тут же был и Рауль. Он сидел рядом с Альберто Моравиа и с подругой писателя. Сердце Соланж замерло, а потом заколотилось с бешеной силой. Вспышки фотоаппаратов, свет прожекторов, огни, музыка, а главное, роковая красота, естественное изящество и неотразимое очарование модели помогли скрыть краткий миг неуверенности. Только Соланж и Рауль поняли глубокий смысл этого минутного замешательства. Теперь девушка знала: рано или поздно Рауль вернется в ее жизнь.
Соланж спустилась вниз и прошла по дорожке сада к железной решетке. Она нажала кнопку, решетка распахнулась, и девушка вышла на улицу. Она увидела красный «Порше», а рядом – Рауля. Он бросился к Соланж, и девушка встретила юношу лучезарной улыбкой. Однако когда Рауль оказался рядом, Соланж размахнулась и ударила его по лицу так, что он едва удержался на ногах.
– Это тебе за то, что бросил меня на ранчо в Санта-Монике, – спокойно объяснила она.
Не колеблясь, Рауль влепил Соланж звонкую пощечину. Его пальцы отпечатались на нежной щеке девушки.
– А это тебе за то, что удрала с Сильвано Санджорджо, не дождавшись меня. В конце концов, я оставил тебя у сестры, а не бросил посреди улицы.
– Ты сделал мне больно, – жалобно сказала Соланж, и глаза ее наполнились слезами.
– Извини, не сдержался…
Рауль обнял девушку, ему хотелось утешить ее и попросить прощения. Нежно глядя ему в глаза, Соланж вдруг изо всех сил ударила его коленом в пах. У Рауля перехватило дыхание, он согнулся пополам от невыносимой боли.
– А вот это тебе не случайно! – сказала Соланж.
Она умела драться, знала, как защитить себя и как напасть на противника. Улица научила Соланж.
Рауль медленно разогнулся и, встретившись взглядом с Соланж, вдруг рассмеялся, почти забыв о боли. Она сначала смотрела на него растерянно и недоверчиво, а потом тоже расхохоталась. Мир был подписан, и, кажется, без большого ущерба для обеих сторон. Редкие прохожие улыбались, глядя на эту пару: оба молодые, счастливые, богатые.
– Счет равный, давай прекратим? – предложила Соланж.
– Счет пока неравный, но я тебя прощаю! – заявил Рауль, обнимая ее.
Они вернулись в дом. Проходя мимо зеркала, Соланж вдруг завопила от ужаса.
– Я погибла!
Расширенными от страха глазами смотрела она на распухшую скулу.
– Ерунда, – попытался утешить ее Рауль. – Через несколько дней и следа не останется.
Соланж подумала о съемках, назначенных на послезавтра, о прожекторах, истериках Кэсседи, об оправданиях, которые придется выдумывать для Санджи. Потом она взглянула на Рауля и позабыла о будущем ради настоящего. А настоящее было прекрасно, и Соланж не могла, да и не хотела противостоять ему.
– Чепуха! – сказала она, проходя в гостиную.
Но, дотронувшись до скулы, девушка почувствовала, что щека распухает все больше.
– У меня, наверное, жуткий вид, – вздохнула Соланж, опускаясь на широкий диван.
Рауль сел рядом и сказал:
– Ты прекрасна.
Он легким поцелуем коснулся ее губ. Рука его скользнула под розовую майку.
– Я хочу тебя, – прошептал Рауль.
– Ты ведешь себя коварно, – произнесла Соланж.
Она уступила. Не раз Соланж обещала себе, что будет держаться, но стоило мужчине коснуться ее, и она вспыхивала как спичка. И желание, что сжигало ей душу и тело, моментально передавалось партнеру. Видимо, очарование Соланж заключалось не столько в необычной красоте, сколько именно в этой потрясающей чувственности. Волшебная, таинственная, неотразимая аура девушки притягивала своим мерцанием и тогда, когда Соланж выходила на помост, и когда оказывалась в объективе фотоаппарата, и просто когда она смотрела на мужчин. И сейчас, в объятиях Рауля, от Соланж исходил горячий ток желания.
Она раскрылась навстречу его нежной силе со стыдливостью и хрупкостью девственницы, и Рауль утонул в ее лоне, сохранившем, несмотря ни на что, первозданную непорочность. Смешались их вздохи, слезы, улыбки. Они познали райское наслаждение экстаза, а потом насладились покоем умиротворенного желания.
Глава 5
Галеаццо Сортени вошел в кабинет Санджи, сияя торжественной улыбкой, но, увидев бледное лицо друга, сразу понял: что-то случилось. Великий модельер укрылся за огромным письменным столом, словно за баррикадой, и его черное кресло-трон смотрелось как никогда мрачно.
Галеаццо попробовал разбить лед и весело поздоровался:
– Привет, гений!
– Привет, – нехотя ответил Сильвано.
– Здравствуй, Галеаццо! – донеслось из дальнего угла кабинета.
Только тут Сортени заметил, что в углу, подальше от света, устроилась в глубоком кресле Соланж.
– Хорошо, что ты пришел. Хоть одно человеческое лицо, – добавила девушка.
Соланж нравилась Галеаццо: всегда в хорошем настроении и за словом в карман не лезет.
– А у меня для вас сюрприз, – заявил Сортени, потрясая журналом «Вог».
Он положил журнал на стол, поближе к лампе: первую страницу обложки занимал великолепный фотопортрет Санджорджо и Соланж, мастерски выполненный Марком Кэсседи. На первом плане – ее лицо, тонкое, потрясающее, нереальное, а за ней словно из тьмы выступало выразительное мужественное лицо Сильвано, на котором время оставило глубокий след пережитых страстей. И надпись: «Пара номер один мира моды».
Обложка «Вог» освящала рождение звезды и восхождение на вершину художника. Марка «Санджи» на сегодняшний день была самой известной в мире, а Соланж – моделью, которую признавали лучшей.
Сильвано молча смотрел на фото, и постепенно гордость и волнение наполнили его сердце.
– Ну как? – спросил Галеаццо. – Великолепно, правда?
Сортени прямо сиял от счастья.
– Действительно великолепно, – согласился Санджи.
Он встал из-за стола, подошел к Соланж и осторожно повернул прекрасное лицо девушки к свету.
– А как тебе вот это? – сказал он. – Впечатляет?
Галеаццо рухнул в кресло, застонав:
– Господи ты Боже мой!
Он увидел, что скула у Соланж разбита, а один глаз заплыл.
Девушка отвернулась в сторону, а Сильвано снова сел за стол.
– Она заявила, что упала с кровати. Представляешь?
– Все может быть… – вздохнул Галеаццо. – Но, как бы там ни было, это дела не меняет.
Марк Кэсседи должен был снимать Соланж для «Вог». Потом ей предстояло отправиться в Рим на показ моделей из кожи. За работу надо было браться завтра, а девушку раньше чем через две недели никому показать нельзя. Подумать только: в момент триумфа все неожиданно рушится! Что поражало Галеаццо, так это полное спокойствие Соланж. Казалось, скандал ее совсем не касается. Может, такое поведение и было самым разумным. Как бы ни волновались Сильвано и Галеаццо, изменить ситуацию они не могли.
Неожиданно Соланж предложила:
– Завтра начнем работать.
Девушка выглядела уверенной и спокойной. От природы сообразительная, она к тому же за последнее время многому научилась. – Прекрати, Соланж, – взмолился Сильвано.
– И как ты собираешься работать? – спросил Сортени.
Он верил в Соланж – лучше ее сейчас модели нет. Она справится.
– Послушаем Соланж, – обратился Галеаццо к Сильвано. – Санджи, ты же гений. Не теряй головы из-за пустяков…
– Ну, говори, что ты там придумала… – вздохнул Санджорджо.
– Марк будет снимать меня в профиль, – объяснила Соланж. – Я, кстати, с левой стороны выгляжу лучше, чем с правой.
– С фоторепортажем, возможно, что-нибудь и получится, – согласился Сильвано. – А показ мод?
– Я надену золотую маску! – торжествующе заявила Соланж.
Мужчины изумленно переглянулись.
– А как ты объяснишь этот маскарад? – спросил Санджи.
– Тайна не нуждается в объяснении.
Идея привела в восторг Сортени.
– Получится тайна тайн! – воскликнул он. – А потом критики найдут непременно какое-нибудь объяснение…
– Неужели выйдет? – засомневался Сильвано.
– Выйдет! – успокоила его Соланж.
Санджи горячо расцеловал девушку, но почувствовал, что мысли ее уже далеко.
…В миланский аэропорт Линате они прилетели, когда стемнело. Фоторепортаж получился замечательный, показ в Риме прошел триумфально. Пресса захлебывалась от восторга, рассказывая о появлении Соланж в золотой маске. Потом они немедленно вылетели из Рима на персональном самолете Санджорджо, ускользнув от репортеров. Соланж надела широкополую шляпу из белой соломки; легкая синяя вуаль прикрывала лицо и последствия «падения с кровати».
– Довольна? – спросил Санджи.
– Полная победа, – ответила вместо Соланж сестра Санджи Кристина.
Соланж молчала, и Галеаццо забеспокоился:
– Устала?
– Не очень, – сказала девушка.
Сильвано вдыхал теплый весенний воздух. Казалось бы, теперь у него есть все, чтобы чувствовать себя счастливым. С тех пор как он познакомился с Соланж, его перестали мучить головные боли, вернулось, и, похоже, навсегда, творческое вдохновение, имя Санджорджо блистало на небосклоне моды. Через полгода он наверняка разделается с банковскими долгами. Тем не менее Сильвано чувствовал: его лодку несет не туда. Вот-вот Соланж ускользнет от него. Это уже не та испуганная мексиканка, с которой он познакомился на ранчо в Санта-Монике; не та сбитая с толку девушка, бросившая Рауля. Когда-то в ней все дышало чувственностью, которая и привлекла Сильвано. Потом великий модельер долго и терпеливо делал из нее утонченную супермодель. Но сегодня что-то в Соланж изменилось…
Санджорджо взял девушку под руку, чтобы проводить к ожидавшему их «Роллс-Ройсу». Но он сразу понял: его власть над Соланж кончилась. Девушка решительно шагнула в другую сторону.
– Я ухожу, Санджи, – холодно сообщила она.
– Поедем вместе? – растерянно спросил он.
– Нет. Расстанемся. Я взяла на себя некоторые обязательства, и я их выполнила. До конца. Теперь наши пути расходятся. Навсегда. Мне с тобой было хорошо, думаю, и тебе тоже. Мы оказались полезны друг другу.
– Ты что, шутишь? – возмутился Сильвано.
Соланж высвободила руку и направилась к красному «Порше», ожидавшему неподалеку. За рулем сидел Рауль Летициа. Открылась дверца, и Соланж устроилась рядом с юношей. Улыбающийся Рауль махнул Сильвано рукой, и машина умчалась. Санджорджо почувствовал, как боль обручем охватывает голову.
– Сукин сын, – прошипел он, повернувшись к Галеаццо и Кристине. – И давно это у них началось?
– Не знаю, – ответил Сортени.
Он испугался, что Санджи сейчас взвалит всю вину на него, а Кристина вдруг покраснела.
– Это ты виновата! – набросился Сильвано на сестру. – Ты сообщила Раулю, как найти Соланж!
– Клянусь, я здесь ни при чем, – солгала Кристина. Она умела держать себя в руках, к тому же могла рассчитывать на молчание Рауля.
Санджи сделал вид, будто поверил сестре, и улыбнулся. Она годы провела рядом с ним. Судьбе было угодно, чтобы Кристина все время жила в тени чужого успеха. Время пощадило тонкие черты ее лица, но в глазах с возрастом появились дерзость и агрессивность. Сильвано относился к сестре с любовью и нежностью.
– Извини меня, Кристина, – сказал Санджи, садясь в автомобиль. – Этот мерзавец Рауль отплатил мне той же монетой.
Кристина вздохнула с облегчением.
Санджорджо проглотил две таблетки аспирина и выпил виски. Он взглянул на постель, где они с Раулем когда-то любили друг друга. Даже Соланж не смогла отравить эти воспоминания. Никто, кроме Рауля, никогда не спал здесь. Сильвано прошел в гардеробную и начал раздеваться. Темная боль безостановочно билась в висках.
Он и сам не заметил, как оказался повержен. Соланж стала для него опорой, источником силы, а Рауль увел ее. Что он будет делать без Соланж? Она для Сильвано не только модель, первооснова его нынешнего триумфа, не только источник вдохновения. Она – единственная женщина, затронувшая его душу. Соланж и Рауль – красота в ее первозданном виде. Он позволил себе на минуту увлечься несбыточной мечтой – обладать ими обоими.
– Они мои, мои, – твердил Сильвано. – Я их создал.
Он подливал себе виски. В сущности, Санджи понимал, что заблуждается. Соланж достаточно умна и энергична, она могла бы пробиться и сама. Он просто указал ей дорогу. А для Рауля он вообще случайный встречный, эпизодическое воспоминание. Рауль на мгновение подарил ему себя в трудный момент, что нередко случается в молодости.
Санджи сел перед зеркалом, взглянул на собственное отражение и увидел свое потерянное лицо. Аспирин подействовал: боль ушла. Но в безжалостном зеркале возникал образ мертвеца, внушавший ужас Сильвано.
Санджи схватил яшмовую статуэтку и с размаху запустил ее в зеркало. Оно разлетелось на куски, а вместе с ним рассыпалось и жуткое видение. Тишина объяла Санджи, а вместе с тишиной пришел и покой. Он оделся и взглянул на часы. Всего лишь десять вечера. Он должен пойти к Раулю и вернуть то, что по праву принадлежит ему.
