Текст книги "Миланская роза"

Автор книги: Ева Модиньяни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

Глава 8

В нежном рассветном небе дрожали едва заметные звезды. Монсеньор Фердинандо Да Сильва, стоя у огромного окна в своем прекрасном старинном доме на холме, любовался видом на город. Лос-Анджелес еще спал, лишь кое-где поблескивали огни. Сколько жизней поглотило это безбрежное людское море, сколько преступлений, насилия, самоубийств, краж, сколько смертей и рождений, сколько нежности и грубости! Чего больше в этой ночи, уходящей перед нарождающимся днем: любви или ненависти? Когда-то огромный мегаполис был всего лишь городом, а он – полным надежд молодым священником, исполненным божественного рвения. Но уже тогда было трудно различить добро и зло. Теперь, на пороге старости, утратив иллюзии, растеряв мечты, черпая силу только в вере, он все чаще пытался подвести итог прожитым годам. Всю жизнь он старался читать в человеческих душах, чтобы понять, чем схожи разные на первый взгляд вещи и в чем отличие внешне схожих вещей.

Ему удалось разглядеть проблески света там, где царит тьма, и увидеть темные бездны там, где всегда сияет свет. У монсеньора были маленькие темные проницательные глаза, приплюснутый, как у боксера, нос и нежный взгляд. Ему понадобилась целая жизнь, чтобы понять: Господа легче увидеть в нищете бедных кварталов, где бушуют страсти, чем в тиши монастыря или в спокойной прохладе ризницы.

Монсеньор Фердинандо Да Сильва стал защитником обездоленных и тем прославился. Конечно, его известность распространилась по всей Калифорнии и дошла до Рима не без помощи влиятельных католических семей Лос-Анджелеса. Они же способствовали тому, что он стал епископом. Он принял высокое звание из послушания, без восторга. Удобную резиденцию на холме считал справедливым вознаграждением за прожитые годы. Наступала старость, когда трудно жить в бедности и хочется комфорта. Прелата в городе хорошо знали. К нему обращались политики, стремясь завоевать голоса избирателей, ему льстили интеллектуалы, у него искали утешения и помощи отчаявшиеся.

Преданный слуга, жилистый, подвижный мексиканец, опустившись на колени у ног монсеньора, необыкновенно ловко заканчивал застегивать длинный ряд красных пуговок на сутане. В комнату вошел секретарь епископа, отец Тимоти, высокий, атлетически сложенный молодой мужчина. Он что-то прошептал на ухо монсеньору.

Да Сильва подошел к столу и поднял телефонную трубку.

– Это я, – произнес он спокойно, без всякого раболепства. – Да, Ваше Преосвященство.

Несколько минут он молча слушал, потом взял протянутую секретарем ручку и записал несколько слов на листке.

– Я все записал, Ваше Преосвященство. Конечно. Займусь этим лично.

И после паузы добавил:

– Да, действовать очень тактично…

Да Сильва положил трубку. Секретарь вопросительно взглянул на него.

– Дорогой Тимоти, – сказал монсеньор, – когда из Рима поступают распоряжения, их следует немедленно выполнять. Приготовьте машину.

Епископ на минуту задумался и добавил:

– Позвоните капитану Ло Руссо. Скажите, мне надо с ним встретиться.

Он взглянул на часы и уточнил:

– Через час, в полицейском участке на Мичиган-стрит.

– Но он же спит, – напомнил секретарь.

– Вот и прекрасно, разбудите, – заключил монсеньор.

Рауль свернулся на койке у стены. Он натянул на себя одеяло, но весь дрожал. Нос он кое-как вытер бумажным носовым платком. Кровь остановилась, но нос распух, а под левым глазом красовался огромный синяк.

Все началось в тот момент, когда два громилы в полицейской форме навалились на него у ранчо Санта-Моника. Он как раз садился в машину, хотел поехать в город и купить подарки для Соланж.

Они действовали наверняка. Обыскали его самого, потом машину. Тот, что понахальней, хлопнул его по носу пятью пакетиками с чистейшим «снежком». Наркотики нашли в машине, и Рауля обвинили в хранении и распространении этой дряни. Потом стражи порядка, в строгом соответствии с законом, торжественно сообщили ему:

– Вы не обязаны отвечать, но все, что вы скажете, может быть использовано против вас.

Рауль протестовал, настаивал, что невиновен: он никогда не пробовал и не продавал кокаин. Но пакетики выглядели куда убедительней, чем его слова.

С этой минуты все пошло кувырком; он чувствовал себя человечком из компьютерной игры, который все время проигрывает и вот-вот исчезнет с дисплея, изничтоженный безжалостными врагами. Он оказался в грязном полицейском участке; там были типы, которые и внимания не обращали на его заявления о невиновности.

Он пытался объяснить полиции и себе самому, откуда взялся наркотик. Ему казалось, что речь идет о дурной шутке. Но его никто не слушал. Полицейские снимали отпечатки пальцев, составляли протоколы, отдавали приказы. Для них любой задержанный, будь то пуэрториканец, мексиканец, негр или итальянец, сразу попадал на конвейер и проходил через разные бюрократические процедуры, заканчивавшиеся камерой предварительного заключения. За что арестован, разберутся потом: тогда и выяснят, обоснованны ли обвинения.

В камере два типа с физиономиями висельников накинулись на Рауля – оба хотели поразвлечься с хорошо одетым блондинчиком, выглядевшим смиренной овцой. Навыки, полученные в спортзале, помогли Раулю устоять против насильников и продержаться до прихода полицейских, которые перевели его в одиночку.

Оставшись один, молодой человек разрыдался, как ребенок. Призыв о помощи, обращенный к Роберте, не дал никаких результатов. Он уже догадывался, что ему подстроили ловушку, хотя и не понимал, кому это понадобилось.

– Вы понимаете, монсеньор, что просите меня нарушить закон? – спросил капитан Фрэнк Ло Руссо.

У полицейского только фамилия осталась итальянская. Похоже, предки его были норманнами, судя по огромному росту, светлой коже, голубым глазам и рыжеватым волосам капитана. Он нервно мерил шагами маленький кабинет, напоминая загнанного в клетку зверя.

– Юноша невиновен, – настаивал монсеньор Да Сильва. – Он чист перед законом.

Прелат встал и уперся крепкими кулаками в стол.

– Но нам же надо сохранить лицо! – напомнил капитан.

Несмотря на манеры и язык, Ло Руссо употребил выражение, очень распространенное в Старом Свете. Капитан был итало-американцем в третьем поколении и о Сицилии, стране своих предков, знал лишь из туристических проспектов и из фильмов про мафию. Фамилия Летициа, столь весомо звучавшая для прелата, для полицейского совершенно ничего не значила.

– Если он невиновен и не замышлял покушения на президента, мы его сразу же выпустим под залог. Потом на суде разберутся.

– Я, видимо, недостаточно точно объяснил, Фрэнк, – прервал его епископ. – Суд ни к чему, и его не будет. Никакого обвинения не будет выдвинуто. Никаких протоколов, никаких записей. Рауль Летициа в этом участке никогда не был.

– А что мне делать с теми парнями, которые его арестовали? – взорвался капитан. – А драка в камере?

– Сам думай, Фрэнк. Я прошу тебя о справедливости, и ты мне отказать не можешь…

Полицейский с трудом сдержался от ругательства. Но, припомнив кое-что из своего прошлого, решил: он в долгу перед монсеньором.

– Хорошо! – согласился Ло Руссо. – Посмотрим, что можно сделать. Только вот окружной прокурор…

– Он мой друг и не станет поднимать шум, – успокоил капитана Да Сильва.

– Тогда все в порядке. Вы, наверное, хотите забрать парня сейчас?

– Неплохая мысль, – улыбнулся прелат.

Рауль покинул полицейский участок в лимузине монсеньора Да Сильва.

– Поедем ко мне домой? – предложил епископ и, взглянув на разбитое лицо юноши, добавил: – Стоит показаться врачу.

– Не надо врача, – поморщившись, произнес Рауль.

Ему было трудно говорить, все болело, глаз ничего не видел, а разбитый нос затруднял дыхание.

Да Сильва не стал настаивать:

– Как хотите…

Он видел людей куда хуже избитых и знал: не следует предлагать помощь, если человек от нее отказывается.

– Я должен поблагодарить вас, – произнес Рауль, вспомнив о правилах хорошего тона.

– Ну, я лишь последнее звено в цепи, – иронически заметил прелат.

Он не испытывал особой симпатии к богатому бездельнику, имеющему влиятельных родственников, натворившему дел.

– Я сделал лишь то, о чем меня попросили. Думаю, вы разберетесь, кого действительно следует благодарить.

– Думаю, разберусь, – согласился Рауль.

Благодарить придется семью. Хорошо хоть на этот раз обошлось без вмешательства отца, иначе у Риккардо появилась бы дополнительная причина давить на сына.

– Куда вас отвезти? – спросил Да Сильва.

– Если можно, в гостиницу, – попросил Рауль.

Он не смел возвращаться на ранчо в таком виде.

В номере Рауль принял горячий душ и почувствовал себя получше, хотя глаз заплыл, нос раздулся и нижняя губа была разбита. Юноша взглянул в зеркало, себя не узнал и выругался. Он позвонил Роберте в Санта-Монику.

– Слава Богу! – воскликнула она, услышав голос брата.

– Господь действительно вмешался, – пошутил Рауль. – Моим освобождением я обязан почтенному слуге Божьему.

Роберта не поняла, и Рауль в двух словах объяснил ей, как обстояло дело.

– Глория постаралась, – сказала Роберта.

– Она – молодец! Надо ей позвонить, поблагодарить. Одного не понимаю – как я влип в эту историю. Может, кто-то из твоих друзей-кришнаитов постарался.

– Ошибаешься. Они тут ни при чем.

Роберта, подозревая всех и каждого, уже провела собственное расследование.

– Дай-ка мне Соланж, – попросил Рауль.

Больше всего на свете ему хотелось поговорить с Соланж. А с этой историей он потом разберется.

Роберта вдруг замолчала, видимо, не ожидая такого вопроса. Потом она нехотя произнесла:

– Соланж здесь больше нет.

– То есть как это «нет»?

Рауль был ошеломлен и не понимал, что произошло.

– Я думала, ты уже знаешь, – сказала Роберта.

Она тоже чувствовала, что почему-то все дела Рауля вдруг пошли наперекосяк.

– Что я должен был знать? – закричал Рауль. – Я же сидел в этом вонючем полицейском участке!

– А ты ей разве не звонил?

– Кому? Откуда?

– Соланж. Утром, после того как тебя арестовали, приехал Сильвано Санджорджо. Они долго разговаривали. Потом уехали, вместе…

– Вместе?

– Да, как старые друзья. Обсуждали какие-то модели…

Раулю на какой-то момент показалось, что он еще сидит в камере и ему приснился кошмар.

– Куда они поехали?

– Я думала, тебе известно. Вы же друзья.

– Хорошо, – произнес Рауль, поняв, что из Роберты больше ничего не вытянешь.

– Что «хорошо»? – встревожилась сестра.

– Я тебе потом позвоню.

Рауль повесил трубку. Он набрал номер гостиницы, где остановился Санджи, и попросил знакомого портье.

– Мистер Санджорджо уехал, – сообщил тот.

– Он оставил записку?

– Нет.

– А с ним была девушка с вытатуированной звездой на лбу?

– Да, сэр.

Рауль бросил трубку.

– Проклятый ублюдок, – произнес он, глядя перед собой в пустоту.

Соланж, женщина, которую он любил, бросила его и уехала в погоне за призрачными мечтами!

– Проклятый ублюдок, – повторил юноша, – а она – шлюха!

Глава 9

Консалво уверенно ступал по коридору третьего этажа здания дирекции в Сеграте. Здесь находились сердце и мозг корпорации Летициа. Дойдя до того места, где была дверь его кабинета, он обнаружил стену, крашеную, глухую стену. В голове у Консалво что-то щелкнуло. Точно фары автомобиля ослепили его. Может, он просто не выспался, вскочил с утра перепуганный.

Он вернулся назад, делая вид, что ничего не случилось. Остальные двери и таблички были на месте. Нет, этажом он не ошибся и шел правильно. Он не один год ходил по этому коридору. Консалво зачем-то порылся в карманах, потом убедился, что коридор пуст, и опять направился к кабинету. Он дошел почти до самого окна, заставленного комнатными растениями с крупными блестящими листьями, и тут его охватила паника. Дверь его кабинета и вправду исчезла, а вместе с ней и табличка с фамилией Брандолини.

– Наверно, у меня нервный приступ, – попытался приободрить себя Консалво. – Временное помешательство…

Он не хотел признавать, что сошел с ума.

Появился знакомый начальник отдела, и Консалво с ним поздоровался. Но тот прошел мимо, не глядя на Брандолини. Консалво хотел заговорить с другими, с мужчинами и женщинами, которые еще накануне пресмыкались перед ним, потому что он был родственником хозяина. Все вели себя так, словно его не существовало. Ему показалось, что он попал в заколдованный мир, мир без слов и без звуков.

– Может, та дверь, что я ищу, никогда и не существовала, – вслух произнес Консалво. – Может, у меня и кабинета не было, а вы все – просто призраки.

Он засмеялся сначала потихоньку, потом забился в истерическом приступе хохота и закричал:

– Вы – рабы, подхалимы, шпионы и льстецы! Вы готовы подчиниться любому приказу хозяина! Шуты гороховые!

Секретарши, служащие и начальство поспешили разбежаться по кабинетам, а Консалво Брандолини понемногу пришел в себя. Он знал, кого следует благодарить за случившееся: Риккардо Летициа. Могущественный глава клана наказал его за жестокое обращение с Глорией и за многое другое. Его просто выкинули из семейного дела, а может, скоро вообще сотрут с лица земли.

– Сукин сын! – сквозь зубы процедил Консалво, стремительно поднимаясь двумя этажами выше, к святилищу Риккардо Летициа.

Он стрелой пронесся через приемную и ворвался к Эстер, верной секретарше Риккардо. Служащие прозвали ее Царицей за могущество и жестокость.

– Минуточку, князь. Я узнаю, сможет ли синьор Летициа вас принять.

Эстер преградила ему дорогу. Консалво готов был все смести на своем пути, инстинкт подсказал женщине, что лучше уступить, чем погибнуть. Она отошла в сторону, и Консалво ворвался в кабинет Риккардо.

Риккардо разговаривал с высоким молодым французом в очках. У того было приятное, умное лицо.

– Месье Понс, – спокойно сказал Риккардо по-французски, – не удивляйтесь вторжению моего племянника. В разгар лета он иногда входит через окно. Как говорят у вас, noblesse oblige…

Отчаяние породило в душе Консалво мужество. Он никогда не обладал даром самообладания, а теперь с мальчишеской отвагой ринулся в бой с ветряными мельницами, со шпагой наперевес. Объятый безумием, Консалво тем не менее догадался: Риккардо вел очень важные переговоры.

– Я счастлив, что мне удалось попасть на столь важную беседу, – заявил он.

– Лучшее качество моего племянника – непосредственность, – обращаясь к французу, произнес Риккардо.

– Ты – ублюдок, Риккардо Летициа! – нарочито громко сказал Консалво.

– Зато у тебя, князь, благородства хватит на двоих, – не выказывая ни малейшего волнения, сказал Риккардо.

В двери показалась Эстер. Она пыталась объяснить, что сделала все возможное, но удержать посетителя не смогла. Риккардо, успокаивая секретаршу, кивнул.

– Не волнуйся, Эстер. Я как раз хотел попросить тебя позвать князя.

Эстер улыбнулась и тихонько удалилась.

Гость выглядел скорее заинтересованным, чем удивленным. Он поудобней уселся в кресле, намереваясь в полной мере насладиться шумной семейной сценой клана Летициа. Он столько об этом слышал.

– Я сказал: ты ублюдок!

Голос Консалво звучал уже не столь решительно. Отчаяние еще питало его безумную отвагу, но спокойствие Риккардо казалось ему стеной, от которой отскакивали любые, даже самые жестокие оскорбления.

– Да, это ты уже сказал. Но, думаю, наши семейные проблемы не интересуют гостя.

– Ты знаешь, о чем я говорю, – произнес Консалво, заливаясь краской.

– Боюсь, ты ошибся, – любезно произнес Риккардо.

Похоже, он был очень заинтересован в этом умном, хитром французе и ради него отказался от обычного агрессивного тона.

– Ты даже не соизволил передать мне приказ о моем увольнении. Ты уничтожил дверь в мой кабинет, чтобы выставить меня на посмешище. Вы, Летициа, умеете убирать с дороги тех, кто вам мешает.

Риккардо встал, оттолкнул черное кожаное кресло, обошел письменный стол. Он предстал перед Консалво, словно рыцарь, выходящий на поединок из ворот крепости.

Оба они были одинакового роста – чуть выше метра восьмидесяти, и в лице было какое-то сходство: голубые глаза, вьющиеся светлые волосы. Но железный характер Риккардо был заметен сразу. Его молчание или улыбка действовали куда сильней, чем безумная дерзость Консалво.

Брак, на котором настоял Риккардо, принес несчастье всем: и Глории, и Консалво, и ему самому.

– Говорят, мы похожи, – произнес Летициа. – Но, по-моему, кроме роста, – ничего общего.

– Дурацкое замечание, – ответил Консалво. – Я тебя спросил, почему ты меня выставил.

– Хватит, – оборвал Брандолини Риккардо. – Я действительно кое-что поменял в управлении фирмой. Я собирался тебе сообщить поздней, но, учитывая твою чувствительность… – Он помолчал, а потом радостно произнес: – Прими уже сегодня мои поздравления!

– Поздравления? – растерялся Консалво.

– Ты назначен новым директором службы маркетинга. Твой кабинет на четвертом этаже. У тебя две секретарши и соответствующая зарплата.

По вызову Риккардо на пороге появилась Эстер.

– Promoveatur ut amoveatur, – усмехнулся Консалво. – Ты меня выдвигаешь, чтобы отодвинуть…

– У тебя слишком много свободного времени, вот и начитался плохих книг и сомнительных газет, – произнес Риккардо.

– Ты просто пересадил меня из одной камеры в другую. На самом деле я тебе просто не нужен.

Консалво понял: придется склониться перед волей семьи, исключившей его из клана Летициа.

– Ты мне никогда не был нужен, – вырвалось у Риккардо.

– Наконец-то признался.

– Пошутили, и хватит, – резко оборвал его Летициа. – Теперь постарайся быть разумным.

– Как хорошо быть разумным! Будь разумным – и получишь награду!

– Умей правильно оценить ситуацию, – спокойно объяснил Риккардо. – Посмотри, стоит ли рисковать ради вознаграждения.

– Ты хочешь сказать, что Летициа умеют быть щедрыми с теми, кто соглашается терпеть удары, но безжалостны к тем, кто пытается уйти, хлопнув дверью.

– Я хочу сказать, что ты слишком много себе позволяешь, князь.

Когда Риккардо употреблял титул Консалво, это означало, что терпение у него на исходе.

В Консалво заговорила гордость, кровь его предков – кондотьеров и мореплавателей – вскипела в жилах.

– А меня не интересуют твои дары и щедрые награды. Я пока не понял, дорогой дядюшка, почему ты захотел, чтобы Глория вышла за меня. Ведь она-то не желала. И я пока не выяснил, почему ты теперь выставляешь меня за дверь, предварительно сыграв со мной злую шутку. Но я выясню, клянусь! Я уже обнаружил столько милых секретов в семействе Летициа. Кстати, узнай последний: твой наследник Рауль угодил в Лос-Анджелесе в тюрьму. За наркотики. За гомосексуализм в Америке не сажают…

Риккардо побледнел. Лицо его словно окаменело, зажатая в пальцах ручка переломилась пополам.

Консалво торжествующе огляделся.

– Что касается подробностей, – продолжал Брандолини, – обратись к твоей дорогой племяннице. Ей все известно про Рауля: про его приключения и его романы.

Итак, князь Консалво Брандолини все-таки швырнул в Риккардо Летициа тот камень, что держал за пазухой. После этого Консалво гордо удалился, а его собеседники так и остались сидеть неподвижно.

Глава 10

– Неужели все так и было? – спросила Роза.

Ей стало весело, и она улыбнулась, как девочка, которая старается скрыть от взрослых неуместную улыбку.

– Именно так, мадам. Я передал почти дословно. Уверяю, все так и было, – сказал инженер Понс, молодой француз, присутствовавший при стычке Риккардо Летициа с Консалво Брандолини.

– Вы меня развеселили. Давно я так не смеялась.

– Я счастлив, мадам, – продолжал француз, и в голосе его проскользнула тревога. – Я рассказал вам о том, что вас позабавило. Но, боюсь, нам придется перейти и к более серьезным вещам.

– Когда от души посмеешься, легче выслушать и неприятное известие, – сказала Роза.

Эмиль Понс, как истинный француз, оценил замечание старой женщины. Они сидели в кабинете Розы. Понс бывал здесь часто, по крайней мере раз в месяц он заходил обсудить дела. Вошел Клементе, толкая перед собой сервировочный столик с бутылкой «Димпл» для Понса и ананасовым соком для Розы. Клементе подал и свежевыпеченные пирожные, хотя Понс терпеть не мог сладкого, а Розе его запретили врачи. Но ей нравилось смотреть на пирожные и вдыхать сладкий аромат.

Клементе протянул Розе стакан, а француз приступил к делу:

– Ситуация очень сложная, мадам.

Понс взглянул на Розу сквозь толстые стекла очков, ожидая, какова будет ее реакция. Роза спокойно, с королевским достоинством, сидела в инвалидной коляске.

– Ну, дорогой, не стоит преувеличивать, – без всякого волнения произнесла она, поглядывая в окно на миланские крыши.

Эмиль Понс, вице-президент корпорации «Заводы Руасси», выпускник Массачусетского технологического университета, как и Риккардо, прилетел в Милан из Женевы, предварительно созвонившись с Розой.

– Так в чем проблема, Эмиль? – спросила Роза, дружески похлопав его по коленке.

– Я разговаривал с Риккардо, вашим сыном.

– Это мне известно.

– Синьор Летициа хочет нас разорить.

Роза поправила прядь, выбившуюся из прически, и небрежно уточнила:

– И это все?

– Я плохо объяснил, мадам?

Понс не осмеливался спросить, правильно ли поняла Роза его слова.

– Я поняла, давайте перейдем к делу.

Понс открыл «дипломат» и принялся вытаскивать документы из папки.

– Нет, – остановила его Роза. – Никаких бумажек. Я их терпеть не могу. Лучше слова… и факты.

– Хорошо, – ответил Понс и прокашлялся. – Транснациональный банк требует немедленного возврата предоставленных вам кредитов. Тех сумм, что послужили для укрепления «Заводов Руасси». Вы знаете, речь идет о миллиардах. Вот суть дела. Вот факты, мадам.

Роза улыбнулась.

– Суть дела в том, что таково требование моего сына, – сказала она. – У Риккардо дела плохи. Чтобы спасти свою фирму, он должен избавиться от «Заводов Руасси». И поэтому требует возвращения одолженных миллиардов. Он уверен, что нам придется отступить и поле битвы останется за ним. Короче, умри ты, чтобы жил я.

Логика Розы была безупречна.

– В каком-то смысле вы правы, мадам, – развел руками Понс.

– А вы, мальчик мой, хотели бы узнать, в состоянии ли я выполнить требование сына.

Роза рассуждала совершенно спокойно, словно вся эта история ее не касалась. На ней был розовый свитер ангорской шерсти, на шее – ожерелье из розовых топазов и бриллиантов, оправленных в золото, песцовая накидка прикрывала ноги. Понс чувствовал нежное благоухание ее духов «Арпеджио». Роза Летициа выглядела невероятно молодо.

– Да, мадам, – подтвердил француз. – Именно это мне и хотелось бы узнать.

– Ответ утвердительный, – заявила Роза.

– Утвердительный? – переспросил Понс.

Он даже переменился в голосе и лице.

Роза торжествующе улыбнулась.

– Я из этих миллиардов не растратила ни гроша, – объяснила она. – Я их перевела в доллары.

– В доллары?

– Много лет назад, только начиная операцию, я предложила банку гарантии в долларах в обмен на ассигнования, необходимые для «Заводов Руасси».

– Я правильно понял?

– Правильно, мальчик мой, – подтвердила Роза. – Доллар постепенно поднимался в цене, и теперь сумма почти удвоилась. Мы, ничем не рискуя, можем расплатиться, а «Заводы Руасси» так и останутся вилами в бок Риккардо Летициа.

Француз громко, от души расхохотался.

– Да это же обман! – с восторгом заявил он.

– Обман, – согласилась синьора Роза.

Она склонилась к нему и доверительно, словно сообщая тайну, добавила:

– Обманывать – моя профессия. Я от этого молодею. Много лет назад я начала свое дело с колоссального обмана.