Текст книги "Миланская роза"

Автор книги: Ева Модиньяни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

Глава 2

Генерал Витторио Марацци, командир легиона карабинеров, был главой жандармерии Ломбардии.

Генерал – среднего роста, суровый с виду, но с открытой, сердечной улыбкой – первым делом извинился:

– Простите за вторжение, мне очень жаль, синьора Летициа…

Он ощущал неловкость, как всякий воспитанный человек, вторгшийся в такой час в чужой дом.

– Никто не может упрекнуть военного за то, что он выполняет служебный долг, – любезно ответила Роза, поглядывая краем глаза на майора Эггера.

Эсэсовец молчал, и это беспокоило Розу.

Рассветные лучи солнца, проникнув в гостиную, скользили по стенам с яркой цветочной росписью прошлого века в форме медальонов.

– Вынужден сообщить вам, синьора Летициа, – произнес генерал Марацци, – что целая эскадрилья бомбардировщиков «РЛ-79» только что была уничтожена.

Как и догадывалась Роза, генерал от жандармерии и офицер СС не могли появиться у нее в доме без веской причины.

– Уничтожены плоды двухлетнего труда, – вздохнул с сожалением Пьер Луиджи.

– На этот раз летчики не промахнулись, – добавила Роза.

Ей припомнился разговор с братом сразу после бомбардировки. Неужели небо услышало ее пожелания?

Но тут до Розы донесся резкий, неприятный голос Эггера:

– Английские бомбардировщики тут ни при чем…

– Ни при чем? – недоуменно спросила Роза.

– Да, синьора Летициа, – подтвердил генерал.

– А кто же тогда? – удивленно произнесла женщина, переводя взгляд с генерала на эсэсовца.

– А вы не знаете? – злобно прошипел немец.

– Нет, – твердо ответила Роза. – Не знаю.

– А ваш брат? Он, конечно, тоже не в курсе?

И красноватые глаза Эггера уставились на Пьера Луиджи.

– А ее брат, – сказал Пьер Луиджи, – хотел бы знать, почему на рассвете, после страшной ночи, вы врываетесь в чужой дом и устраиваете допрос без всяких объяснений.

– Эскадрилью самолетов «РЛ-79» взорвали саботажники, – сообщил генерал Марацци.

– Которым было прекрасно известно не только, где укрыты самолеты, но и как организована охрана, – добавил Эггер.

– Они разбирались в сигнализации и, безусловно, имели на руках план завода, – уточнил генерал.

– То есть мерзавцы точно знали, где и когда нанести удар, – продолжал Эггер. – Они не тронули итальянцев, расправились только с немецкими солдатами.

– Очень жаль, – неуверенно произнесла Роза, – очень жаль ваших солдат и наши самолеты.

Она не знала, как себя вести; новости обрушились на нее так неожиданно!

– Кажется, синьора очень переживает, – издевательским тоном заявил немец.

Роза решила не обращать внимания на слова Эггера.

– В этой истории есть еще один неприятный момент, – осторожно начал генерал. – Видите ли, синьора Летициа, взрыв произошел в разгар вражеской бомбардировки…

– Очевидно, все было оговорено заранее: саботажники знали о налете, а летчики – о готовящемся взрыве, – добавил эсэсовец.

– Возможно и такое истолкование событий, – вежливо согласился Пьер Луиджи. – И мы примем во внимание ваши соображения. Но ничего больше мы сделать не можем…

– Вы забываете, синьор Дуньяни, – жестко оборвал его немец. – Только мы четверо знали о самолетах практически все.

– Настоящий детектив, – усмехнулась Роза, – если действовать по законам жанра, любой из нас может стать подозреваемым. И, соответственно, любой может оказаться виновным.

Генералу явно не понравилось замечание Розы.

– Мы ведем расследование, – официальным тоном произнес он. – Вы обязаны оказывать всяческое содействие властям, дабы обнаружить виновных. Рассуждения иного рода представляются здесь неуместными.

Эггер не выдержал. Он вскочил с места и заорал:

– Я обвиняю вас в организации взрыва собственных самолетов. Вы повинны в смерти четверых немецких солдат. Генерал Марацци, немедленно арестуйте обоих!

После тяжелой ночи трое мужчин выглядели бледными и измотанными. Одна Роза казалась отдохнувшей и свежей, словно случившееся лишь добавило ей энергии. Эта беседа в гостиной казалась Розе страшным сном, но она уже угадывала истинные причины происшедшего и храбро набросилась на Эггера:

– Вы сумасшедший, Эггер, настоящий сумасшедший!

Генерал Марацци сделал вид, что не слышал требований эсэсовца арестовать хозяев дома без единой на то улики. Эггер подчинялся своему, немецкому, командованию, а генерал – итальянскому генеральному штабу. Промышленники такого уровня, как Летициа и Дуньяни, могут прямо обратиться к маршалу Бадольо, и тогда неприятностей не оберешься.

– Спокойней, господа, – вмешался Марацци. – Будем вести себя разумно…

– Майору Эггеру следует воздержаться от истерических припадков, – съязвила Роза.

– Шлюха! – взвизгнул немец и размахнулся, чтобы влепить женщине пощечину.

Но Пьер Луиджи опередил его, нанеся эсэсовцу сокрушительный удар в челюсть. Бывший провинциальный парикмахер не удержался на ногах и судорожно схватился за кобуру, вытаскивая револьвер. Но Марацци опередил немца.

– Не заставляйте меня прибегать к крайностям, – сказал генерал, сжимая в руке оружие.

Немец поднялся, пригладил неестественно белые волосы и вытер кровь, появившуюся в углу рта.

– Мы еще встретимся, – пригрозил он брату и сестре, – и тогда мне никто не помешает…

В красноватых глазах Эггера блеснул злобный огонек.

– Отдохните, синьора Летициа, – посоветовал генерал. – Выспитесь, а потом продолжим беседу. И вы, инженер Дуньяни, – обратился он к Пьеру Луиджи, – подумайте, чем можете помочь следствию. Пойдемте, майор Эггер. Нам следует вернуться на место преступления и допросить свидетелей.

– Хорошо, – покорно кивнул головой Эггер.

– Майор, – остановил немца Пьер Луиджи. – По-моему, вам следует извиниться перед синьорой.

– Я в долгу перед синьорой, – сказал Эггер и прищелкнул каблуками. – И очень скоро долг свой заплачу. А пока, синьора Летициа, примите мои извинения. У вас очень красивый мальчик, – добавил угрожающе немец, сверкнув золотыми зубами. – Блондин. И зовут его Риккардо. Красивое имя… Берегите сына, синьора Летициа. Сейчас очень тяжелые времена… и жестокие…

Немец вышел из гостиной первым, за ним последовал генерал Марацци. Роза едва держалась на ногах. Она знала: эсэсовец способен на все. Как уберечь Риккардо? Может, война скоро кончится, тогда безжалостный Фриц Эггер исчезнет из ее жизни. Пока же у него нет доказательств, и он не тронет семью Летициа. К тому же Италия остается союзницей Германии, независимой страной, где есть собственное правительство.

Когда машины с непрошеными гостями исчезли в конце аллеи, Роза бессильно рухнула в кресло и обхватила голову руками. Разговор с Эггером вымотал ее.

– Господи, кто это сделал? Кто? Кто смог все устроить? – твердила она.

Пьер Луиджи погладил сестру по голове и спокойно сказал:

– Не надо ломать голову, Роза. Неужели не догадываешься?

Роза подняла глаза и спросила испуганно и восхищенно:

– Ты?

– Я, – признался Пьер Луиджи.

– Но как ты смог?

– Ты имеешь в виду, как я осмелился?

– Нет, как ты все это организовал? Я понимаю тебя: любые средства годятся, лишь бы остановить эту бойню.

– Обратился к нужным людям… – объяснил брат.

По всей Италии скрывались сотни военнопленных из союзнических войск, сбежавших из концлагерей. Среди итальянцев было немало антифашистов, не одобрявших политику правительства маршала Бадольо. Пьер Луиджи много помогал и тем, и другим, это Роза знала.

– Ты обратился к американцам? – спросила она.

– Чем меньше ты знаешь, тем лучше, – улыбнулся Пьер Луиджи.

Роза взглянула на брата и вдруг бросилась ему на шею.

– Пьер Луиджи Дуньяни, я всегда знала: ты – настоящий человек! – воскликнула она.

Глава 3

– Мама, а что это я там увидел? – спросил Риккардо, выглядывая из окошечка маленького деревянного домика, подаренного год назад полковником Дитмаром фон Манштейном.

Такой забавный вопрос малыш задавал всегда, когда видел что-то непонятное; какую-нибудь незнакомую вещь или неизвестного человека.

– Не знаю, дорогой, – ответила Роза, любуясь белокурой головкой, выглядывавшей из крохотного окошечка.

– Вон там, – уточнил Риккардо, показывая ручкой в небо.

Прикрыв глаза рукой, Роза взглянула в лазурный сентябрьский небосвод. Она увидела хищную птицу с широким размахом крыльев и раздвоенным хвостом. Хищник описывал круги в голубом небе, высматривая добычу.

– Ты увидел коршуна, малыш, – объяснила мать.

Роза сидела на траве около игрушечного домика, расписанного, как альпийские жилища в Австрии: тирольская зелень для ставень с прорезанными сердечками, светлая охра для крыши, два окна и балкончик, на подоконниках – горшочки с цветами.

– А коршуна мы построили? – спросил Риккардо.

Ему недавно исполнилось два года. Он без конца задавал вопросы и был абсолютно уверен: все, что летает, дело рук его мамы и дяди Пьера Луиджи.

– Коршун – не самолет, родной мой.

– Но он же летает!

– Птицы летали за миллионы лет до самолетов.

– Коршун – это бесшумный самолет…

– В общем, похоже, – согласилась Роза, решив не злоупотреблять объяснениями.

– А он бомбит? – продолжал расспрашивать ребенок.

– Что? – не поняла Роза.

– Коршуны бросают бомбы?

Риккардо задавал вопросы и требовал точных ответов.

– Нет, дорогой, коршуны на людей не нападают. У нас с ними мир.

– А что такое мир, мама? – поинтересовался мальчик.

Роза любовалась сыном: белокурой головкой, ясными глазками, и чувствовала – нет для нее ничего на свете дороже этого малыша. Она плохо помнила детьми Джулио и Альберто. Тогда у Розы было слишком много дел, и она мало занималась сыновьями. С Риккардо же она впервые почувствовала себя матерью в полном смысле слова.

– Мир очень похож на твой домик, – попыталась объяснить женщина. – Он тебя защищает, бережет. Тебе хорошо – и ты улыбаешься. Мир, это когда мама обнимает тебя…

– Дядя, дядя идет! – закричал Риккардо, увидев Пьера Луиджи.

Выбежав из домика, мальчик вприпрыжку кинулся дяде навстречу.

– Не беги так, упадешь! – крикнула мать вслед сыну.

Пьер Луиджи сильными руками подхватил племянника, поцеловал и снова поставил на землю. Мужчина и ребенок, взявшись за руки, зашагали по аллее. Роза смотрела на крупную фигуру брата, и ей впервые показалось, что она видит отца. Пьер Луиджи приближался к пятидесяти. Господи, как же быстро летит время!

Когда они подошли ближе, Роза вдруг заметила, что из единственного глаза Пьера Луиджи катятся слезы. Она никогда не видела, чтобы брат плакал, и не могла понять, что случилось. Но, похоже, Пьер Луиджи плакал от счастья.

– Что такое? – встревожилась Роза.

– Перемирие.

– Перемирие? С кем?

– Италия подписала перемирие с союзниками. Мы вышли из войны!

Роза обняла и расцеловала брата. Оба были взволнованы до глубины души. Риккардо, видя их волнение, но не понимая причины, отчаянно, как это делают только маленькие дети, разревелся.

– Не плачь, сокровище мое, не плачь.

Роза подхватила сына на руки и спросила брата:

– Так все кончено? Я правильно поняла?

– Ты правильно поняла.

Пьер Луиджи сунул племяннику карамельку, и тот успокоился.

– Неужели с войной покончено? – не веря собственным словам, произнесла Роза.

– Наверное, – неуверенно подтвердил Пьер Луиджи. – В любом случае, сегодня, 8 сентября 1943 года, Италия разорвала союз с Германией. Исторический день.

Брат с сестрой сели на траву. Риккардо снова забрался в домик и высматривал в небе коршуна.

– Откуда ты узнал про перемирие? – спросила Роза.

– Мне позвонили из Рима. Сегодня вечером сообщат по радио. Ты понимаешь, Роза, – сказал Пьер Луиджи, взяв руки сестры в свои, – больше не будет ни бомбардировок, ни смертей, ни разрушений. Кончено!

Роза никогда не видела брата таким взволнованным.

– А немцы? – вдруг вспомнила она.

– Немцы? – задумчиво повторил Пьер Луиджи. – Теперь мы можем ненавидеть их открыто. Нас защищает итальянская армия.

Роза встала. Радость в ее душе сменилась тревогой.

– Неужели ты думаешь, немцы отступят перед итальянской армией? – охладила она восторг Пьера Луиджи. – Пойми, враг прямо у нас в доме. Знаешь, сколько нужно немецким танковым дивизиям, чтобы через перевал Бреннеро дойти до Милана? Один день, Пьер Луиджи, один день! А в Риме сидит Кессельринг!

Роза, как всегда, смотрела в будущее. Врожденный здравый смысл помогал ей верно оценивать события.

– Но есть же американцы! – возразил Пьер Луиджи.

– Американцы – в Калабрии. А знаешь, сколько от Калабрии до Милана? Тысяча километров. И на всем пути стоят немецкие части.

– Немцы напуганы.

– Но они в любом случае сильнее нас.

– Они знают, как велика мощь союзников.

– А мы знаем, как безжалостны нацисты. Не забывай, что ты сделал с самолетами, Пьер Луиджи. Вспомни, месяц назад ты ударил эсэсовского офицера. Он уверен, саботаж устроили мы. И он поклялся отплатить, помнишь?

– Думаешь о Фрице Эггере?

– О нем, о ком же еще? Налетит на нас, как стервятник… Мы должны уехать! – решительно заявила Роза.

Она подошла к игрушечному домику и окликнула Риккардо.

– Прямо так сразу? Взять и уехать? – недоуменно переспросил брат.

– Делай, как я говорю, – умоляюще попросила Роза. – Зови мальчиков. Нам надо бежать.

Она взяла на руки малыша и прижала его к себе. Пьер Луиджи еще сомневался:

– Бежать, но куда?

– Потом решим куда. Главное – уехать отсюда.

Через полчаса вся семья Летициа загрузилась в машину. Пьер Луиджи сел за руль «Ланчи», и автомобиль двинулся по аллее к воротам.

Как раз в эту минуту распахнулась кованая решетка, и навстречу «Ланче» выехал черный «Мерседес» майора Эггера. За ним следовал грузовик с немецкими солдатами. У Розы болезненно сжалось сердце.

– Конец, нам всем конец, – потерянно прошептала она.

Глава 4

– Вас, синьора Летициа, подвела излишняя эмоциональность, – любезным тоном обратился к ней Фриц Эггер.

Он по-прежнему был в зловещей эсэсовской форме, которая ему очень подходила, и изображал из себя всепонимающего собеседника. Роза пыталась понять, насколько он в данный момент искренен.

– Вы, итальянцы, вообще слишком эмоциональный народ, – продолжал майор. – Впрочем, это еще не смертный грех…

Их оставили вдвоем на веранде, залитой закатными лучами солнца. В окно Роза видела, что коршун все еще парит в небе. Теперь его полет выглядел зловеще.

– Может, вы и правы, – сказала она, пытаясь выиграть время и разобраться в происходящем.

– Однако теперь, синьора Роза, – с изысканной вежливостью продолжал Эггер, – если вы будете упорствовать в некоторых ваших, скажем так, заблуждениях, у вас уже не будет никакого оправдания. Вы – женщина умная, здравомыслящая. Полагаю, от вас не ускользнул истинный смысл перемирия, подписанного некоторыми представителями итальянских властей с главнокомандующим союзнических сил.

– Я пока не сориентировалась, – неуверенно произнесла Роза, все еще надеясь на чудо.

– Конечно, конечно, – улыбнулся немец и добавил: – Но теперь для вас наступил момент выбора. Следует принять правильное решение.

Эггер вынул портсигар, взглянул на хозяйку дома и с сожалением убрал его.

– Дурная привычка, – вздохнул он, имея в виду сигареты. – Я чуть не забыл: вы не переносите дым. Итак, вы все поняли, синьора Летициа?

– Что вы от меня хотите? – спросила Роза.

Ей казалось: она попала в царство злых сил и не в состоянии вырваться.

– Разрешите?

Эггер указал на серебряный гравированный поднос, на котором стояли бутылки.

Роза только кивнула, и немец налил себе коньяку в большой стакан.

– Так что вы от меня хотите? – повторила женщина.

– Хочу, чтобы вы поступили благоразумно и подтвердили свою лояльность в отношении вашего союзника – Германии.

Майор отпил глоток, наслаждаясь, как истинный ценитель, изысканным вкусом напитка.

– На нейтральной полосе полыхает огонь предательства, – патетически воскликнул эсэсовец. – Вы не можете больше оставаться в стороне. Вам ясно?

Роза подумала о маленьком Риккардо, оставленном на попечении служанки. Джулио, Альберто и Пьера Луиджи охраняли немецкие солдаты. Она представила, что с ними может случиться, и ее объял страх.

– Мы – в ваших руках, майор Эггер, – признала она.

– Весьма реалистический вывод, полностью отражающий истинное положение вещей, – торжествующе заявил немец. – Можно находиться в руках союзника, а можно – в плену у врага. Выбирайте. Можно мило беседовать (что мы с вами и делаем), а можно подвергнуться допросу с пристрастием. Вы, наверное, не знаете, синьора Летициа, но Германия теперь находится в состоянии войны с Италией. На вашей территории действуют законы военного времени. За преступления, совершенные против вермахта, будут судить по немецким военным законам.

Майор все больше распалялся, и в голосе его звучала неприкрытая угроза.

– А по нашим законам саботажники должны быть расстреляны! – закончил он.

– Что я должна сделать? – взмолилась Роза.

Эггер увидел страх в глазах женщины и в полной мере насладился своей победой. Он подошел поближе, склонился над Розой и дружески похлопал ее по руке. Она изо всех сил вцепилась пальцами в ручку кресла.

– Доверьтесь мне, – прошептал майор. – Считайте меня вашим другом.

Роза задрожала: Эггер внушал ей острое отвращение.

– Что вы хотите сказать, майор?

– Я хочу сказать, что с этой минуты и вплоть до окончательной победы немецкого оружия у вас не будет другого собеседника, кроме меня. И от вас зависит, как сложатся наши отношения…

Глубоко посаженные глаза эсэсовца светились огнем злобного, низменного наслаждения. Он испытывал садистское удовольствие, измываясь над жертвой, и к тому же выполнял свой долг, добиваясь признания в совершении преступления.

– Я, конечно, могу сотрудничать с вами в том, что касается технических и производственных вопросов, – попыталась выкрутиться Роза, – но не знаю, чем еще я могу быть полезна.

– Для начала помогите выяснить, кто взорвал ваши самолеты. Вы могли бы содействовать обнаружению тех негодяев, что убили немецких солдат.

Роза подумала о Пьере Луиджи, встала и отрицательно покачала головой.

– Вы теряете время, майор Эггер, – твердо произнесла она. – Я ничего не знаю. Хотела бы вам помочь, но не могу…

– Шлюха! – взорвался Эггер.

И он с размаху ударил Розу по лицу. Не устояв, она упала в кресло, а немец со всей силой ударил ее еще раз, задев правое ухо, причинив острую боль и оглушив женщину.

– Шлюха, шлюха! – злобно твердил он.

– Убей, убей меня, зверь! – закричала Роза, вскакивая с кресла.

Она побледнела, а на лице резко проступили следы ударов.

– Может, и убью, – прошипел он, – вот этими руками… Но я не тороплюсь, – с отвратительной улыбкой добавил Эггер. – Нам еще столько надо друг другу сказать. Мы еще столько можем вместе сделать. Но кое-что я должен выяснить немедленно.

Эггер высунулся в окно и что-то приказал по-немецки часовому. Роза не поняла слов, но через минуту догадалась, какую гнусность задумал эсэсовец. Вооруженный солдат распахнул дверь, и на пороге показалась служанка. За руку она вела маленького Риккардо, а за ними шел Пьер Луиджи.

– Можешь идти, – разрешил Эггер служанке, та тут же убежала.

Риккардо бросился к матери, но Эггер преградил малышу дорогу и схватил его за руку.

– К маме хочу, – заплакал Риккардо.

Невозможно передать, что почувствовала Роза, увидев сына на руках у ненавистного эсэсовца. Ей показалось, ее обхватили щупальца жгучего спрута, и, как бы она ни дергалась, они сжимали ее все сильней и сильней.

– Дядя тебе ничего не сделает, – попыталась успокоить мать ребенка. – Поиграй с ним, потом пойдешь ко мне.

– Да, я – мамин друг, – улыбнулся немец. – И тебе со мной будет очень интересно играть, ублюдок американский!

Риккардо понял только слова «очень интересно играть» и обрадованно спросил:

– Правда?

– Конечно, малыш, смотри!

Эггер вынул из кобуры тяжелый «люгер-парабеллум». Он щелкнул предохранителем, и патрон скользнул в ствол.

– Дай! – потребовал малыш.

Мать и Пьер Луиджи смотрели на происходящее, застыв от ужаса.

– Конечно, малыш, – ответил немец, взглянув на часы. – Если в течение минуты твоя мать и дядя не назовут имена саботажников, мы с тобой поиграем в стрельбу по мишеням. И ты будешь мишенью.

– Вы не посмеете, – глухо произнес Пьер Луиджи.

– Десять секунд уже прошло, инженер Дуньяни, – бесстрастно сообщил Эггер.

– А мне нравится эта игрушка, – раздался голосок Риккардо.

Малыш с удовольствием гладил вороненую сталь пистолета.

– Мне тоже, – сказал майор. – Двадцать секунд прошло, – добавил он, краем глаза поглядывая на свой хронометр.

Каждая секунда приближала их к трагической развязке. Кто первым не выдержит? Неужели Эггер не отступит перед таким гнусным преступлением? Роза вспомнила слова Ричарда: «Они высылают даже детей. И убивают…» Ей припомнилась трагедия Анджело, растянувшаяся на года агония Ивецио. Эти страдания еще можно было пережить. Всегда находились какие-то оправдания, смягчающие обстоятельства, подходящие объяснения. Теперь же ничем не замаскированная жестокость бредовой идеологии противостояла беззащитной невинности ребенка. Для эсэсовца жизнь Риккардо не имела никакой ценности. Он будет стрелять в ребенка все с той же неизменной улыбкой. Разве не рассказывали те, кто бывал на Восточном фронте, что эсэсовцы взрывают ручные гранаты на животах женщин-партизанок? Значит, правда, что они подбрасывают вверх еврейских младенцев и упражняются в стрельбе по летящим мишеням?

– Тридцать секунд прошло, – напомнил Эггер.

Два солдата держали сестру и брата под дулами автоматов.

– Давай поиграем! – сказал Риккардо и потянул пистолет за дуло, а палец Эггера уже лег на спусковой крючок «люгера».

– А мы уже играем, – улыбнулся майор. – Вот подождем еще двадцать секунд – и всем станет очень весело. Ну, беги, – подтолкнул он мальчика. – Беги к окошку и расставь ручки.

Малыш послушно прижался к стеклу, словно маленький Христос на кресте.

Роза бросилась вперед, чтобы заслонить ребенка. Но ее опередил Пьер Луиджи.

– Самолеты взорвал я, – признался он.

В глазах эсэсовского садиста сверкнуло удовлетворение.

– Ваше слабое место – отсутствие истинной веры и сентиментальность, – сказал он, убирая пистолет в кобуру.

Роза подхватила сына на руки и сжала так, что малышу стало больно.

– Мама, а мы больше играть не будем? – спросил Риккардо.

– Нет, родной, не сейчас.

Брат с сестрой смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова.

– Отведите ребенка к служанке, – приказал Эггер солдатам.

– Иди к Терезе, милый, – сказала Роза.

Риккардо, привыкший к незнакомым, послушно побежал вслед за солдатами.

– А этого предателя надежно стеречь! – велел майор, указывая на Пьера Луиджи. – Пожалуйста, не намечайте ничего на сегодняшний вечер, инженер Дуньяни. Мы с вами серьезно побеседуем. А теперь все – вон отсюда!

Эггер остался наедине с Розой.

– Что вам еще от меня надо? – в изнеможении спросила женщина.

– Раздевайся, шлюха! А то я снова начну игру с твоим сыном. Я тебе покажу, как может истинный ариец смирять твои истерические припадки, – сказал он, напомнив ей об оскорблении.

Пьер Луиджи смотрел на солдата, что охранял его. Немец тупо улыбался. Пьер Луиджи поворачивался к нему то одной, доброй, то другой, разбойничьей, стороной своего лица.

– Нравится? – спросил инженер.

– Ja, – ответил солдат, ничего не понимая.

– А сейчас я тебе врежу как следует, потом заберусь на подоконник и выпрыгну из окна…

– Ja, – повторил солдат, кивая головой в каске.

– Все равно вы меня убьете, – вздохнул Пьер Луиджи.

Пьер Луиджи Дуньяни любил жизнь и был человеком совсем не героического склада. Он хорошо разбирался в моторах, и только. Инженер дорожил жизнью и не стал бы рисковать ею безрассудно. Но судьба поставила его перед жестоким выбором: или слабая надежда выжить, очернив себя предательством друзей, или верная смерть во имя правого дела и ради спасения товарищей.

Пьер Луиджи налетел на солдата, оттолкнул его и выпрыгнул из окна на первом этаже виллы. Солдат вскинул автомат и выпустил очередь, насквозь прошив беглеца. Пьер Луиджи умер на месте. Он не услышал душераздирающего крика сестры, которую насиловал немец.