Текст книги "Иезуит. Сикст V (Исторические романы)"

Автор книги: Эрнст Мезаботт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 39 страниц)

X
Виктория Аккорамбони

Если Сикст поклялся защищать законные права угнетенного народа, то он тем более не мог забыть обид, нанесенных ему, когда он был кардиналом-монахом. Ему, как самому последнему из граждан, было отказано в правосудии. В один прекрасный день он бросился к ногам Григория XIII и умолял его святейшество наказать разбойников, зарезавших единственного сына у несчастной матери. Эта несчастная и неутешная мать была любимая сестра кардинала Монтальто, а ее зарезанный сын, его племянник. Папа ответил уклончиво. Между тем продажные судьи за известную плату нашли негодяя, который скрылся и прислал заявление, что убийство совершено им. Таким образом, настоящие преступники Паоло Джиордано Орсини и Марчелло Аккорамбони остались ненаказанными.

Но расскажем по порядку, как все происходило.

Виктория Аккорамбони в те годы была римской львицей как по своей необыкновенной красоте, так и по многим талантам, которыми обладала. Поэты, историки, хроникеры с восторгом описывали ум, красоту, грацию и таланты Виктории; они говорили о ее восхитительной наружности, о ее мелодичном голосе, о ее грациозных и вместе с тем простых манерах и о многом другом. Словом, сохранились чуть ли не целые тома восторженных описаний современниками неотразимых прелестей Виктории Аккорамбони.

Знаменитая красавица была родом из Губбио и происходила из разорившейся древней аристократической фамилии, впрочем, ничем особенным не замечательной, кроме напыщенной гордости. Когда она была уже взрослой девушкой, ее отец женился на римской патрицианке, также из разорившейся фамилии, Тарквинии Палуцци Альбертани. Надменная Тарквиния тотчас же обратила внимание на необыкновенную красоту своей падчерицы Виктории и при помощи красоты последней решила разбогатеть и породниться со знатью. Претендентов на руку красавицы Виктории, само собой разумеется, было множество. Впрочем, не все они имели так называемые благородные намерения.

Известный вельможа и богач того времени Паоло Джиордано Орсини, герцог Браччиано, хотел взять в любовницы Викторию, что крайне не нравилось честному старику отцу последней – Аккорамбони. Но интриганка Тарквиния не обращала внимания на это и всеми зависящими от нее мерами старалась сблизить свою падчерицу с всемогущим вельможей. Его колоссальные богатства, сношения с испанским двором ослепляли Тарквинию, и она стала самой горячей помощницей осуществления грязной цели всемогущего герцога. В ту эпоху в Италии для синьоров, подобных Орсини, не существовало закона, они делали, что хотели, и самые возмутительные их преступления оставались безнаказанными. Родственники Паоло Джиордано, такие же развратные злодеи, как он сам, Латино, Реймонд и Людовик помогали ему во всех его беззаконных действиях. Из рассказа приближенного Малатесты, явившегося из Рима, мы уже знаем об убийстве Реймонда Орсини в схватке с папскими сбирами, за что был повешен ни в чем не повинный начальник отряда; нам известно также, что Людовик Орсини, не удовлетворенный этой казнью, убил Викентия Вителли, лейтенанта герцога ди Сора, за попытку освободить папского исполнителя закона.

Все эти страшные факты показывали абсолютную необходимость железной рукой пресечь злодеяния вельмож. Этой рукой явился папа Сикст V. Но будем продолжать наш рассказ.

Паоло Орсини был женат на сестре кардинала Медичи Изабелле. Эта несчастная женщина была задушена своим мужем. Паоло Орсини приревновал жену к своему двоюродному брату и задушил собственными руками. За это гнусное преступление злодей не был наказан папским правительством, и братья убитой Изабеллы, великий герцог Тосканский Франциск и кардинал Фердинанд Медичи, внешне высказывали ему полнейшее уважение – до такой степени был всемогущ Паоло Орсини. Волей-неволей оба брата вынуждены были пожимать руку, обагренную кровью сестры. Тем не менее кардинал Медичи в душе ненавидел убийцу и искал случая отомстить ему. Когда перед конклавом Паоло Орсини умолял всех кардиналов не выбирать в папы кардинала Перетти, его заклятого врага, то Фердинанд Медичи, как мы знаем, напротив, стал делать все зависящее от него, чтобы кардинал Перетти стал папой.

Паоло Орсини овдовел пятидесяти двух лет, он был необъятной толщины и страдал скверной болезнью. Вообще герцог не имел ни одного достоинства ни физического, ни нравственного, которое бы могло понравиться женщине; более отвратительного субъекта, чем Орсини, трудно было и представить. Однако, несмотря на все это, благодаря своему колоссальному богатству и всемогуществу Паоло Орсини в глазах красавицы Виктории был весьма интересен. Последнему, само собой разумеется, немало способствовала мачеха Виктории Тарквиния. Герцогская корона и богатство мирили Викторию со всеми недостатками Паоло Орсини. Ей очень хотелось сделаться владетельницей трех дворцов в Риме, дворца Монте Джиордано (ныне Габриели), дворца «Campo dei Fiori» и дворца «Pasquino» (ныне Braschi), и бесчисленного количества дворцов в провинции. Такое будущее льстило тщеславию Виктории, дочери бедного дворянина из Губбио. Но отец Виктории смотрел на дело совсем иначе. Для него было ясно, что посещение Паоло Орсини и его ухаживание вовсе не имели благородных целей, старый развратник просто хотел сделать своей любовницей хорошенькую Викторию. Именно против этого-то и возмущалась честная душа Аккорамбони. Но как помочь горю? Как пойти против всемогущего, которого боится сам святейший отец папа? Долго ломал себе голову оскорбленный отец, наконец решился на одно отчаянное средство.

Между поклонниками Виктории был один скромный и честный молодой человек, некто Франциско Перетти, племянник кардинала Монтальто. Франциско всегда оставался в тени и своими вздохами не надоедал Виктории, в душе сознавая, что ее недостоин. На него-то и обратил внимание старик Аккорамбони. Несмотря на сопротивление жены и дочери, Аккорамбони настоял, чтобы последняя сочеталась законным браком с Франциско Перетти. При таких условиях состоялось бракосочетание красавицы Виктории с племянником кардинала Монтальто в церкви Santa Maria della Corte. Молодая переехала в дом кардинала Монтальто, который принял ее, как родную дочь. Употребляя все возможные усилия, дабы Виктория забыла свои честолюбивые планы относительно герцога Орсини, кардинал Монтальто мало-помалу сумел привязать к себе Викторию; молодая женщина, освободившись из-под вредного влияния мачехи, начала было уже привыкать к своему новому положению, как вдруг разразилась беда, которую она и не предвидела. Злым гением и на этот раз явилась Тарквиния.

Не желая окончательно расстаться с радужными мечтами свести падчерицу с всемогущим Орсини, она поддерживала с ним сношения, постоянно уверяла его, что еще не потеряна надежда и что он, Орсини, если и не сможет сделать Викторию своей женой, то приобрести ее себе в любовницы всегда в его власти. Внезапное замужество Виктории еще более раздражило страсть развратного старика как препятствие к обладанию красавицей. Затем влияние хитрой интриганки довершило остальное. Всемогущий герцог Орсини стал уже мечтать не о любовной связи с Викторией, но решил на ней жениться. Для этого необходимо было устранить ее мужа, и перед этим Орсини, конечно, не остановился.

Однажды вечером Марчелло Аккорамбони, молодой человек, вполне преданный мачехе и герцогу Орсини, постучав в окно, позвал Франциско, объявив, что намерен сообщить что-то очень важное. Мать Перетти, Камила, бывшая тут же в комнате, предчувствуя недоброе, умоляла сына не ходить; но Франциско, далекий от мысли, чтобы брат его жены был против него в заговоре, не послушался матери и вышел из дома. Едва они сделали несколько шагов, как Марчелло Аккорамбони громко свистнул, из-за угла выскочили четыре бандита и бросились на Перетти. Но тот несмотря на свою застенчивость и скромность был замечательно храбрый юноша и весьма не дурно владел шпагой. Прислонившись спиной к стене, он искусно парировал удары разбойников и некоторым из них нанес раны.

Вдруг из-за угла раздался голос:

– Чего вы с ним церемонитесь, убейте его!

– А, герцог Браччиано! – вскричал Перетти. – Пусть небо вознаградит тебя за твое злодеяние!

Проговоря это, Перетти проткнул глаз одному из бандитов, и тот с воплем отступил. Остальные невольно умерили свой пыл.

Положение становилось опасным. Каждую минуту могла явиться помощь; папские сбиры, ненавидевшее герцога Орсини и его бандитов, могли без сожаления переколотить их, как собак.

– Бросить шпаги, стреляй из пистолетов! – командовал герцог из-за угла.

Раздались почти одновременно четыре выстрела, и несчастный Перетти упал, обливаясь кровью. Чтобы быть окончательно уверенными в его смерти, разбойники бросились на умирающего и нанесли ему кинжалами еще двадцать ран, после чего скрылись.

На другой день утром у входа в сады Сфорца был найден труп молодого Перетти. Никто ни минуты не сомневался, что муж красавицы Виктории был убит по показанию Паоло Орсини. По всему городу пошли самые разноречивые толки. Одни утверждали, что кардинал Монтальто не оставит не отмщенной смерть любимого племянника и будет просить казни преступника; другие выставляли на вид папы всемогущество Орсини, который не позволит арестовать себя, как обыкновенного бандита, и проявит силу или скроется в один из своих укрепленных замков. Много было разных толков, но все они кончились ничем: слабовольный папа Григорий XIII побоялся тронуть Паоло Орсини.

Кардинал Монтальто иногда приезжал отдыхать в свою скромную виллу близ Эквилино. Эта вилла имеет историческое значение, она построена архитектором комским Доминико Фонтана[93]93
  Фонтана Доминико (1543–1607), знаменитый итальянский архитектор, представитель раннего барокко.


[Закрыть], который впоследствии пользовался мировой славой как первый архитектор святого престола. Виллу начали строить при Пие V. Она еще не была окончена, когда умер папа Пий V. Новый папа Григорий XIII явный недоброжелатель, даже враг кардинала Монтальто лишил его пансиона, назначенного его предшественником; Монтальто не имел средств продолжать постройку; тогда архитектор Фонтана на свои собственные деньги принялся за дело, и вилла была отстроена окончательно. Великодушный архитектор впоследствии был щедро вознагражден Сикстом V. Именно в этой вилле кардинал Монтальто узнал об убийстве любимого племянника. Мать покойного бросилась к ногам брата и молила искать правосудия, дабы смерть ее единственного сына была отмщена, и убийцы получили должное возмездие. Кардинал бледный, как смерть, но с блистающими глазами, задыхаясь, побежал прямо в консисторию[94]94
  Консистория – собрание кардиналов в присутствии папы.


[Закрыть], где происходило заседание. Все кардиналы, присутствовавшие там, с нетерпением ждали заявления кардинала Монтальто. Преступление было до такой степени дерзко, возбудило так много толков, что и сам папа, несмотря на свою слабость, сознавал необходимость строгого следствия и суда над преступниками. Но в те времена суд над преступниками означал борьбу с оружием в руках. Командир папских войск, племянник Григория XIII, герцог ди Сора вовсе не располагал такими силами, чтобы вступить в открытую борьбу с всемогущим Орсини. Конечно, герцог ди Сора мог прибегнуть к помощи граждан, они с восторгом разорвали бы на части не только Паоло Джиордано Орсини, но и всех римских аристократов, но папа не хотел употребить это крайнее средство, боясь дать волю народной власти.

При появлении Монтальто в консистории, все кардиналы окружили его и каждый поспешил выразить ему свое сочувствие по поводу прискорбного события. Бывший инквизитор, поблагодарив кардиналов за участие, отправился на свое место, поскорее желая знать мнение самого папы. Григорий XIII, кроме своей бесхарактерности, отличался еще и трусостью. При появлении кардинала Монтальто он сконфузился, тем не менее, сознавая необходимость обсудить ужасное происшествие прошедшей ночи, его святейшество старался оправиться и, обращаясь к кардиналам, сказал:

– Достопочтеннейшие братья! В эту ночь совершено страшное преступление, убит наш добрый верноподданный Франциско Перетти. Мы решились преследовать убийц со всей строгостью закона, кто бы ни были преступники, хотя бы наши близкие родственники.

Папа на некоторое время остановился, желая знать, какой эффект произведет его речь на Монтальто и остальных кардиналов. Все взоры обратились на бывшего инквизитора, но он сидел молча, опустив голову на грудь. Папа продолжал:

– Следствие поручено монсеньору Портино и нашему уважаемому генералу, герцогу Джиакомо ди Сора. Мы имеем полное основание надеяться, что преступники будут разысканы и примерно наказаны.

При последних словах папы, кардинал Монтальто поднял голову, посмотрел на его святейшество своими жгучими глазами и снова опустил голову, не сказав ни одного слова.

– Это преступление тем более ужасно, – сказал в заключение папа, – что оно касается нашего достойного и уважаемого собрата кардинала Монтальто: убитый молодой человек был его родным племянником. Но мы торжественно объявляем, что меры, предписанные нами следователям, будут вполне одобрены его эминенцией кардиналом Монтальто.

Сказав это, папа бросил почти умоляющий взгляд на Монтальто. Последний холодно отвечал:

– Я не смею одобрять или порицать распоряжения моего повелителя, мое дело лишь повиноваться ему.

Этими словами, вызвавшими беспокойство всех кардиналов, а в особенности самого папы, окончилось заседание консистории. Но едва папа вышел в свои апартаменты, как ему доложили о приходе кардинала Монтальто. Григорий XIII хотел уже отдать приказание отказать кардиналу, как увидал его, следовавшего почти по пятам за докладчиком. Папа был вынужден его принять.

– А, это вы, кардинал Монтальто! – вскричал папа, с трудом скрывая свое неудовольствие. – Надеюсь, что вы пришли не по делу вашего племянника?

– То, что вы изволите называть делом моего племянника, есть ничто иное как гнусное убийство разбойниками, рассчитывающими на безнаказанность. Именно это последнее обстоятельство и побудило меня броситься к ногам вашего святейшества и молить о правосудии.

– Но, кардинал, мне кажется, что мы уже достаточно обсудили в консистории…

– В консистории, ваше святейшество, обещали наказать примерно злодеев. Ввиду этого я и осмелился явиться перед вашими светлыми очами, дабы сообщить вашему святейшеству имя главного преступника и молить вас исполнить данное вами обещание, наказать злодея так, чтобы весь христианский мир знал, как Викарий Христа Спасителя карает преступления.

Григорий XIII побледнел, он отлично понял, на кого намекает Монтальто, и воскликнул:

– Я не хочу знать имени преступников! Вы, кардинал, в данную минуту находитесь не в нормальном состоянии под влиянием вашего несчастья и можете оговорить невинного; лучше предоставить это следователям.

– Именно следователей-то я и желаю повести на прямую дорогу, указав им имя преступника.

– Кто же, по-вашему, этот преступник? – спросил папа.

– Паоло Джиордано Орсини, герцог Браччиано.

Папа хотя и ожидал слышать от кардинала имя герцога, но сделал вид, будто крайне удивлен.

– Герцог Орсини! – вскричал он, – Быть не может! Это ничто иное как самая гнусная клевета; такой знатный вельможа не может совершить подобное преступление. Какие же вы имеете доказательства, обвиняя герцога Орсини?

Лицемерие папы возмущало до глубины души Монтальто, он смерил его презрительным взглядом и сказал:

– Мне кажется, ваше святейшество, не может не согласиться, что человек, хладнокровно задушивший свою жену Изабеллу, сестру своего друга герцога Тосканского, не задумается убить юношу, ставшего ему на пути в его бесчестных целях, юношу, ничем более не отличавшегося, как только родством с кардиналом Монтальто, который не имеет счастья пользоваться расположением святейшего отца папы?!

– Кардинал!

– Ваше святейшество хорошо знает, – продолжал Монтальто, не обратив внимания на восклицание папы, – что герцог Браччиано настойчиво интересовался Викторией Аккорамбони, женой убитого, и во что бы то ни стало хотел обладать ею; муж Виктории был существенной помехой для достижения этой цели, его следовало устранить, и герцог Браччиано его устранил.

– Но где же доказательства? – спросил папа.

– Если ваше святейшество прикажете арестовать виновного, то эти доказательства без всякого сомнения появятся.

Папа некоторое время хранил молчание. Монтальто сначала показалось, что его слова произвели впечатление, между тем в сущности это было далеко не так. Григорий XIII просто решал, как выпутаться из неловкого положения.

– Но подумали ли вы о том, – сказал папа, после некоторого молчания, – что арест такого важного лица, как Орсини, может вызвать беспорядки в государстве?

– Строгое исполнение закона не может вызвать беспорядков, – возразил холодно кардинал. – Угнетенный народ сумеет оценить распоряжение вашего святейшества.

– Но здесь речь не о народе, а о государстве, – возразил нетерпеливо папа, – поймите, что государство будет в опасности.

– Прошу ваше святейшество припомнить строки, написанные в святой книге: Fiat justitia, pereat mundus![95]95
  Латинское изречение: Да совершится правосудие, хотя бы мир рухнул.


[Закрыть]

– Довольно, кардинал Монтальто! – вскричал святой отец. – Вы уже начинаете указывать нам наши обязанности, вы забываете, что управление церковью и государством мы получили наитием Святого Духа. Прошу не забывать также, что первая обязанность верноподданного – повиновение, а первое достоинство духовного лица – смирение.

Монтальто первый раз в жизни вышел из себя. Приблизившись к папе, он смерил его своими жгучими глазами и, стиснув зубы, прошептал:

– А вы, святейший отец, не забывайте, что Провидение жестоко наказывает недостойных властителей, жертвующих его святым законом ради своих земных расчетов.

Сказав это, Монтальто повернулся и величественной поступью направился к выходу.

XI
Средневековое правосудие

В мрачной и низкой зале исторического дворца «Cancelleria», стоящего около «Campodei fiori» происходила страшная сцена. День уже клонился к вечеру, в громадный зал сквозь железные решетки низеньких окон еле проникал луч вечерней зари. В углублении этого смрадного склепа виднелось красное пламя от жаровни, наполненной пылающими угольями. Кругом по стенам были развешаны орудия пытки: блок, клещи, щипцы, железные обручи, колодки и стояло длинное ложе с ремнями, на которое клали жертву.

В зале присутствовали пять синьоров. С ними нам не мешает познакомиться поближе. Главный из них, по-видимому, начальствующий, был известный Джиакомо Боккампаньи, герцог ди Сора, сын папы Григория XIII, который выдавал его за племянника – ложь, возбуждавшая улыбку каждого. Дон Джиакомо был фаворитом папы и причиной величайших беспокойств его святейшества. Красивый, молодой, элегантный, смелый, расточительный, Джиакомо имел все качества Алкивиада[96]96
  Алкивиад (450–404 годы до н. э.), великий афинский полководец и государственный деятель.


[Закрыть]. Папа хотел сделать его священником и наградить кардинальской мантией, но это оказалось невозможным. Молодой человек предпочитал военное поприще, ввиду чего папа произвел его в генералы войск святой церкви. Командир папской гвардии любил жуировать, в особенности он был падок до женского пола. Часто, чтобы приобрести расположение какой-нибудь красавицы, он не задумывался делать громадные долги, которые к великому своему огорчению должен был платить его августейший родитель папа Григорий XIII. Иногда последний, не шутя, гневался на сына, прогонял его и не велел показываться ему на глаза. Но эти комедии только возбуждали смех герцога ди Сора, он великолепно знал, что августейший родитель не может жить без него. И, действительно, спустя несколько дней после грозной сцены, Джиакомо снова призывался в апостольский дворец, и дело шло по-прежнему. Слабость его святейшества к сыну, названному им племянником, очень дорого стоила римским гражданам: молодой красавец-генерал совершенно безнаказанно чинил всякие злодейства и беззакония.

Герцог ди Сора был одет в бархатный плащ бирюзового цвета и круглую шляпу с пером, он был высокого роста, прекрасно сложен, с правильными чертами лица, выражавшего холодный цинизм, и большими черными глазами навыкате. Рядом с ним стоял лейтенант, мужчина лет пятидесяти, со свирепой, отталкивающей наружностью, серыми волосами, торчащими, как щетина, и мутными глазами самого холодного и бесчувственного злодея. Его мускулистое тело было обтянуто черной бархатной туникой, за поясом торчали два пистолета. Звали его дон Марио Сфорца. В его обязанности было охранять провинции от бандитов, между тем все окрестные жители боялись его, хуже бандитов, ибо Марио Сфорца сам был первоклассным разбойником и убивал, грабил, насиловал мирных провинциалов во имя закона. От любого бандита жители провинции могли надеяться хоть на какое-нибудь снисхождение, но от этого страшного злодея никому не было пощады. С Марио Сфорца мог сравниться по грабежу и разбою только Просперо Колонна. Народ иначе не звал их обоих, как убийцы (Ammazzatori).

Третий субъект был тот самый предатель, который постучал в окно, когда был вызван несчастный муж красавицы Виктории, и потом принимавший непосредственное участие в убийстве молодого человека. Остальные два исполняли обязанности палачей. Имя обвиняемого было Греко, папские сбиры арестовали его в ночь убийства. Греко, конечно, нисколько не беспокоился, надеясь на заступничество всемогущего герцога Браччиано, но злодей, как увидим ниже, ошибся. Введенный двумя палачами в зал пытки, увидав все эти страшные орудия, Греко невольно облился холодным потом, он сделал шаг назад и задрожал всем телом.

Однако, вспомнив, что за все мучения его щедро наградит герцог Браччиано, он несколько оправился. Марио Сфорца, кончив совещание с герцогом, дал знак палачам подвести ближе обвиняемого.

– Тебя зовут Греко? – спросил он.

– Точно так, – отвечал тот.

– Ты слуга синьора Франциско Перетти?

Греко и на этот вопрос отвечал утвердительно.

– Ты обвиняешься в содействии убийству твоего господина.

– Я невинен. Чтобы я принимал участие в убийстве моего господина? Да Бог меня сохрани, я бы сам сто раз позволил себя убить, защищая его моей грудью.

Марио Сфорца посмотрел на Джиакомо и улыбнулся.

– Говорят, – продолжал лейтенант, – что ты знаешь убийц и можешь назвать их по именам.

– Великий Боже! Да как я бы мог это сделать? Ночь была темная, в двух шагах ничего нельзя было рассмотреть, затем страх…

– Впрочем, мы даром теряем время, – нетерпеливо сказал Марио. – Гей, помощники, заставьте петь этого зяблика!

Двое палачей подхватили Греко, скрутили ему руки назад, привязали к блоку и мигом вздернули к потолку. Эта пытка была одна из самых мучительных, все мускулы вытягивались и нестерпимо болели. Несчастный кричал душераздирающим голосом и клялся отвечать на все вопросы. Лейтенант дал знак, пытаемого опустили на землю.

– Пусть придет канцелярист и записывает мои показания, скажу всю правду.

– Не надо записывать, мы и так будем помнить, – холодно улыбаясь, сказал Марио.

Греко не понял зловещей иронии этих слов.

– Я должен сказать вам, – показывал обвиняемый, – что я узнал убийцу. За несколько дней до несчастья, мой покойный господин на улице Юлия встретил кавалера Пеллетьери. Между ними завязалась ссора, и мой господин стал грозить смертью кавалеру Пеллетьери…

– Перетти грозил смертью такому храброму, как Пеллетьери! Греко, пытка, очевидно, тебе не развязала язык.

– Я, господин, показываю сущую правду, – отвечал обвиняемый, – в ночь преступления я видел господина Перетти, окруженного синьорами, между которыми я отлично рассмотрел высокую фигуру кавалера Пеллетьери…

– Как же ты мог рассмотреть синьора Пеллетьери… если, как ты сам говоришь, ночь была страшно темна?

– Иногда сверкала молния.

– Ах молния!

Проговорив эти слова, Марио отошел в сторону и начал шептаться с герцогом ди Сора. Потом опять приблизился к Греко и бросил на него взгляд, от которого у несчастного душа ушла в пятки.

– Итак, – обратился он снова к обвиняемому, – ты уверен, что убил Перетти кавалер Пеллетьери?

– Вполне уверен, ваше превосходительство, я видел его моими собственными глазами.

– Странно, как это так могло случиться, – сказал лейтенант. – Пеллетьери, вероятно, предвидя твой оговор, давным-давно уехал из Рима, и до сих пор никто не знает, где он находится, а ты, выходит, знаешь, даже видел его собственными глазами. Странно!

Эти слова произвели эффект чрезвычайный. Греко сконфузился и не знал, что сказать. Марио продолжал:

– Но о герцоге Браччиано ты ничего не имеешь сказать? Не принимал он прямого или косвенного участия в убийстве Франциско Перетти?

– Герцог Браччиано! – пробормотал обвиняемый. – Я не понимаю, что тут может быть общего? Ваше превосходительство изволит шутить?

– Ничуть. Я очень серьезно еще раз повторяю мой вопрос и прошу отвечать на него без всяких уверток: принимал ли участие герцог Браччиано в убийстве Франциско Перетти?

– Пресвятая Дева! Да какое же я мог иметь отношение к герцогу Браччиано? Я находился на службе у синьора Франциско Перетти.

– Подумай-ка хорошенько, а быть может, ты что-нибудь знаешь?

– Ничего я не знаю.

– Решительно ничего?

– Решительно ничего.

– Ну делать нечего, надо прибегнуть к более серьезным мерам, иначе мы не добьемся правды от этого упрямого осла! – сказал Марио. – Гей, помощники! Огонь и масло!

Палачи взяли Греко, повалили его на скамейку, прикрутили к ней веревками и сняли обувь.

– Начинай! – скомандовал лейтенант.

Один из палачей намазал маслом ступни Греко и приложил к ним докрасна раскаленные щипцы. Несчастный закричал не своим голосом. По комнате пошел смрад жженого мяса.

– Желаешь ли сказать правду? – спрашивал лейтенант.

– Ой я сказал все, что знал, ой я не могу, мне больно! – вопил Греко.

– Намажь больше, – опять скомандовал Марио.

Палач гуще вымазал маслом ступни и опять приложил к ним раскаленное докрасна железо. Сначала послышалось шипение, потом оно мигом точно смолкло; огонь уничтожил мускулы и дошел до кости. Раздирающие душу вопли вылетали из груди мученика.

– Ну а теперь ты будешь говорить правду? – спрашивал Марио.

– Ой буду! Буду! Освободите, нет моей мочи! – кричал Греко.

Лейтенант сделал знак палачу. Тот взял тряпку, намочил ее какой-то жидкостью и приложил к черным, обуглившимся костям; от ступней уже не было и следа, они сгорели. Обвиняемого развязали и посадили на скамейку.

– Ну говори да короче, кто был руководителем убийства Франциско Перетти?

– Марчелло Аккорамбони, брат синьоры Виктории, жены убитого.

– Но кто был главным руководителем всего дела?

– А если я скажу, вы меня спасете?

– Мерзавец! Еще вздумал предлагать условия, – вскричал Марио. – Опять пытать его!

– Нет, нет скажу, все скажу! – молил Греко.

– Ну говори, кто же был главным зачинщиком?

– Герцог Браччиано, – пролепетал обвиняемый, со страхом оглядываясь кругом, точно боялся, что потолок обрушится на его голову при произнесении имени всемогущего герцога.

– Значит, синьор Паоло Джиордано имел какой-нибудь интерес в том, чтобы убить Перетти?

– Господин герцог любовник Виктории и хочет на ней жениться.

Лейтенант поменялся многозначительным взглядом с генералом.

– Как я и предполагал, – проговорил герцог Сора.

– Ну а ты, какое принимал участие в преступлении? Говори правду, а то сам теперь знаешь, что тебя ожидает!

– Герцог Паоло Джиордано обещал мне свое покровительство, – пролепетал обвиняемый.

– За что?

– Я постучал в окно, вызвал синьора Франциско и провожал его до садов Сфорца, где дожидались люди Аккорамбони.

– Ну а потом?

– Потом я немножко придержал его, когда в него стреляли, – отвечал Греко.

Несмотря на развращенность генерала папских войск и его достойного лейтенанта, подобная гнусная измена негодяя их поразила.

– Ты все, что показывал, готов удостоверить своей подписью? – спросил лейтенант.

– Синьор герцог Браччиано обещал мне свое покровительство, и я…

– Отвечай, согласен ли ты подписать свои показания?

– Согласен, – едва слышно проговорил Греко.

Лейтенант с герцогом удалились в конец комнаты и начали о чем-то совещаться. Видно было, что Сфорца хочет в чем-то убедить племянника папы.

– Но подумайте, Марио, – говорил герцог, – дядя за это рассердится.

– Напротив, ваш дядя будет доволен, что вы избавляете его от самого большого беспокойства, которое когда-либо существовало в продолжение всего его царствования. Если Греко, выйдя отсюда, будет рассказывать в городе то, что он здесь показал, то правительство будет вынуждено начать преследование против Орсини, тем более что кардинал Монтальто, верьте мне, ни одной минуты не даст покоя его святейшеству.

– Ну что же из того, – гордо возразил герцог, – если дядюшка пожелает, я имею достаточно силы, для того чтобы положить конец произволу этого Браччиано, который воображает, что он рожден с правом убивать безнаказанно, кого ему вздумается.

Марио сделал нетерпеливый жест.

– Попробуйте тронуть Орсини, – возразил он, – и вы увидите, что против ваших пяти тысяч солдат явятся десять или двенадцать тысяч бандитов, которыми располагает герцог Браччиано.

– Прекрасно. Но я могу соединиться с Аквапенденте, с Просперо, – возразил герцог, – у одного Колонна есть шесть тысяч лучших солдат в Европе.

– Просперо и Колонна принадлежат к числу недовольных и они давно бы предали огню и мечу весь мой лагерь, если бы мне не удалось заручиться союзом с кардиналом Медичи.

Герцог после непродолжительной паузы сказал:

– Наконец я могу прибегнуть к помощи римских граждан, обращусь к ним с воззванием, и у меня мигом образуется сильнейшее войско.

– Совершенно верно, – отвечал, горько улыбаясь, лейтенант, – но если вы обратитесь с воззванием к народу и вооружите его, то, уничтожив римских баронов, народ примется за вас и за вашего дядю. Этого прошу не упускать из вида.

Генерал серьезно задумался. Марио продолжал, все более к более воодушевляясь:

– Нас маленькая горсточка львов среди целой стаи волков. Мы управляем ими только потому, что волки не объединились вместе и нет между ними согласия, единства цели. Если возникнет между ними солидарность, и они попробуют крови благородных, они уничтожат существующие порядки, в один момент их явится по крайней мере сто тысяч. Что же вы будете в состоянии сделать с вашей горстью солдат против такой силы?

Эта беспощадная логика лейтенанта вполне убедила герцога ди Сора, он сказал:

– Ну делайте, как знаете. Конечно, мой кузен Орсини будет не особенно мне благодарен, но я по крайней мере избавлю от величайшего беспокойства моего святейшего дядюшку.

Выслушав это приказание, Марио подозвал к себе палачей и что-то им пошептал. Те подхватили Греко и поволокли его к пасти ужасного колодца, видневшегося в конце пытальни.

– Куда вы меня тащите? – вопил несчастный. – Я вынес пытку и показал всю правду, вы должны отпустить меня на свободу.