Текст книги "Живой товар"

Автор книги: Эрнест Маринин

Соавторы: Андреас Дорпален
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Глава 45
МЫ СТОИМ У РЕСТОРАНА

Чего-чего, а такого развития событий Иван Иваныч не ожидал и готов к нему не был. При всем своем стаже в бывшем КГБ занимался он исключительно «врагом внутренним», был большим мастером разведки среди своих, конспирации и провокации, но опыта в силовых акциях не имел. Да и откуда ему было знать, принимая заказ, с какой серьезной фирмой он столкнется? И какой противник окажется перед ним… Можно сколько угодно слышать о беспощадных наркодельцах, о похищениях, убийствах и поджогах, но пока сам не столкнешься – не прочувствуешь, что такое люди, для которых нет недозволенных приемов.

Сейчас перед ним стояла задача немедленно и успешно вытащить из ловушки Лягушонка. Тем более в сообщении тот намекнул, что все выведал и имеет при себе все необходимые материалы. Для окончания дела оставалось немногое – только их получить.

Но как его спасать, если своих боевиков у него просто нет? Да раньше они и не нужны были – прежде никогда не впутывались ни в одно такое дело, из которого только мальчики с оружием могут найти выход. И не планировалось таких дел, и не ожидалось…

Приходилось идти на неприятное и коммерчески рискованное решение – просить о помощи заказчика нынешнего расследования. У того, конечно же, бойцы найдутся, и он не откажет – в конце концов, для них же работа делается, ради них люди жизнью рискуют! Вот только при расчете этот пират цену подрежет, как пить дать. А куда деваться? Не выручишь Маугли с его источником – вообще ни копейки не получишь…

И Иван Иваныч скрепя сердце набрал домашний номер телефона человека, известного под кличкой Слон. Мало кто знал этот номер, о здоровье поболтать по нему не звонили, и Слон ответил немедленно. Выслушал, поохал – серьезное, дескать, дело, но конечно, конечно. Выспросил в подробностях точное место, еще ряд деталей и попросил сорок минут на сборы и на дорогу.

Потом Иван Иваныч доложил Петру Петровичу – хоть постфактум, а доложить надо. Тот вздохнул, с вынужденным решением согласился, подумал еще и добавил:

– Так, друже. Двигай и сам туда. Особо не торопись, но и не затягивай. Постарайся подгадать сразу после разборки, чтобы наш человек без тебя перед клиентом не оказался. Деловое партнерство, взаимопомощь – это все хорошо, но береженого Бог бережет. Результат к заказчику должен попасть только через нас с тобой!

Иван Иваныч посмотрел на часы, дозвонился до Маугли и приказал въехать на территорию Садов ровно через тридцать три минуты, а там гнать прямо к его домику и постараться найти укрытие.

И еще раз Иван Иваныч поднял телефонную трубку – через десять минут верный Андрюша на «девятке» подберет его у подъезда. Отсюда до места – минут пятнадцать, можно будет чуть подождать и появиться в нужный момент…

* * *

Две машины – это уже серьезно. Понятно, как он заметил: темно, поэтому свет фар отлично виден.

Я решила проверить, насколько он уверен в этом.

– Первая – это «пятерка», ты говорил. Не мне, правда. А вторая какая?

– «БМВ» вашей фирмы, темно-синяя.

– Ты и цвет разглядел?

– Да. Я ее уже видел раньше.

Во глаз!

– Куда мы теперь?

– Пока неясно, надо ждать указаний…

Мы приближались к перекрестку. Он щелкнул каким-то рычажком на руле и сдвинул машину к правому краю дороги, как будто собирался свернуть в переулок. Мне стало не по себе, там было совсем темно. Светофор впереди переключился с зеленого на желтый – и тут Дима резко газанул и рванул прямо через перекресток вперед.

Я оглянулась: те две машины пролетели следом за нами уже на красный.

– Обнаглели, заразы, – буркнул Колесников себе под нос, обогнал какую-то небольшую машинку и чуть сбавил скорость, пристроившись у нее перед носом. Ехал он в сторону центра.

– Слушай, по-моему, ты что-то делаешь не так, – осторожно заметила я.

– Как раз так, держусь освещенных улиц и стараюсь все время быть возле какой-нибудь машины. Надеюсь, они поостерегутся на глазах у свидетелей на нас кидаться…

Он еще сбавил скорость. Та маленькая машинка сердито бибикнула и обогнала нас. А преследователи тоже поехали медленнее – не приближались, но и далеко не отпускали.

Впереди показалось ярко освещенное место – возле отеля «Европа». У края тротуара горели фонари, стилизованные под старину, – многогранные такие, под крышечкой. К бордюрному камню были приткнуты носом иномарки одна другой шикарнее. Вот какой-то до невозможности лаковый, обтекаемый и весь темный автомобиль сдал задом и медленно пополз к дверям ресторана. И тут Дима резко свернул и ткнулся на его место.

Преследователи медленно-медленно проехали мимо и остановились впереди, довольно далеко – ближе места не было.

А к нам тем временем кинулся раскормленный жлоб в фуражке и ливрее – морда чуть не лопается и на-а-глая…

Наклонился к открытому водительскому окну:

– Освободите стоянку, здесь места зарезервированы!

Димка покосился на него, ткнул зеленую бумажку чуть не прямо в зубы и бросил каким-то совершенно барским тоном – я от него такого никогда не слышала:

– Пшел вон…

Жлоб закланялся по-холуйски и отошел, на ходу преображаясь снова в наглую высокомерную скотину.

– Что ты ему дал?

– Десятку.

– Ничего себе!

– Нам эти несколько минут дороже. А деньги шеф дал на расходы.

Мне за такую десятку два дня по двенадцать часов вкалывать – а у него это на карманные расходы, холуям на чаевые! Хотелось мне ему сказать пару теплых, но посмотрела на него – и осеклась. Вдруг поняла, что он не уверен, успеет ли израсходовать то, что дал шеф…

Мы сидели молча – и мне постепенно становилось все страшнее.

Наконец тишину прервал очередной квак мобильника – я и не заметила, что Колесников уже несколько минут держит его в руке.

– Слушаю… Понял, через тридцать три минуты или чуть позже, но не раньше… Да, на моих столько же… Мы? У нас «Москвич-2141» бежевого цвета… Бе-же-вого! Ну светлый, желтоватый!.. Да, правильно… Понял. До встречи.

Он аккуратно уложил мобильник в правый внутренний карман куртки и застегнул пуговку. Потом оглянулся по сторонам и вытащил из-под мышки пистолет.

У меня вдруг пересохло в горле. Я таких штук никогда живьем не видела. Он был какой-то короткий и толстый, весь черный, только на ручке накладки другого цвета – коричневые, кажется, Димка его держал внизу, куда не доходил свет снаружи. Он что-то там нажал, из ручки высунулась какая-то черная железка – плоская, с прорезями по бокам, и в прорезях были видны желтоватые штучки, вроде патрончиков для дешевой помады, только поменьше.

Потом до меня дошло – это и были патрончики. Только не для помады…

Он их осмотрел, потом всунул железку обратно в ручку, и там щелкнуло. Повернул пистолет дулом вниз, взялся левой рукой сверху, потянул на себя, отпустил – снова щелкнуло, теперь громче.

Наконец он эту штуку спрятал на место – и я выдохнула.

Колесников снова посмотрел на часы.

– Так, Ася. Через десять минут мы отсюда трогаемся. Я хочу, чтобы ты меня послушала. Только не перебивай. Это очень серьезно. Первое: вот тебе триста долларов, спрячь понадежнее, да не в сумку, а на себе где-нибудь – за корсаж, короче.

– Не хочу я этих поганых долларов!..

– Молчи!

Он так рявкнул, что я заткнулась.

– Дальше: сумочку свою надень под куртку, ремнем через плечо и придерживай левым локтем. Куртку застегни, рукава заверни надежно, чтоб нигде не болталось и не могло зацепиться, понятно? Ну что сидишь – делай!

– Успею, жарко.

– Нет уж, делай сейчас – можешь и не успеть. А жарко – ничего, пар костей не ломит.

Я начала послушно выполнять эти нелепые приказы, в машине было тесновато и страшно неудобно. Он внимательно проследил, потом продолжал:

– Если со мной что случится – не задерживайся ни секунды, немедленно удирай, бегом, не оглядываясь. Жалко, кроссовок тебе не нашли… Денег этих тебе на несколько дней хватит. Домой не возвращайся ни под каким видом, к родителям тоже, за помощью обращайся только к Батищеву или к надежным подругам, но не к сотрудницам. Таких выбери, которых твои коллеги не знают, никогда не видели и имен их не слышали. Постарайся уехать в другой город, лучше через границу – паспорт у тебя союзный, так ведь? А там иди в милицию и все расскажи.

– Слушай, что это ты несешь?!

– Я сказал: если со мной что-то случится. Я думаю, все обойдется, но действия на крайний случай надо хотя бы продумать, неужели непонятно? Так. Как дверца открывается – знаешь?

– Ну, вот тут покрутить…

– Нет! Это стеклоподъемник. Вот эту ручку потянешь на себя, попробуй. Ну-ну, чуть резче… Хорошо.

Он потянулся через меня и прихлопнул дверцу обратно.

– Так. Скоро мы поедем в Сады. Как только прибудем на место, остановимся и я скомандую, ты сразу же открываешь дверцу, выкатываешься наружу – в прямом смысле выкатываешься, сгруппируйся, голову подогни и кубарем. Не вздумай вставать во весь рост. Потом – на четвереньках или ползком за ближайшие кусты, если получится – за дом… Я там не был, не знаю обстановки, сориентируешься на месте, короче – заляг и не высовывайся. Боюсь, там может быть стрельба. Ты запомнила?

Я хмуро кивнула. Все думала, дура, что это он напускает на себя важности, а на меня нагоняет страху – лишь бы не возвращаться к серьезному разговору.

– Дальше. Если все же тебя поймают, держись уверенно, спокойно отвечай на любые вопросы относительно Иры и нагло напирай, мол, есть у надежных людей кассеты, несколько копий, там все сказано открытым текстом, и если ты, мол, два дня не позвонишь, на третий эти копии пойдут в милицию, в газету и на телевидение. Только ни словечком не заикнись о наркотиках, тогда уж никакая кассета не спасет.

– А ты что в это время будешь делать?

– Например, лежать… оглушенный. Я же говорю – все это на случай, если меня рядом не будет. Хорошо, последний вариант: если все обошлось, нас отбили, мы у наших заклятых друзей и начинаются расспросы, ты скромненько держишься у меня за спиной, предоставляешь мне вести разговоры и не дергаешься, если я скажу что-то странное.

– Например?

– Например, совру что-нибудь. У меня просчитаны разные варианты… Ладно, давай доживем.

Он снова глянул на часы.

– И последнее. Помни: я тебя люблю, и если мы выкрутимся, то обязательно поженимся.

– Ну, знаешь!

– Асенька… Если через час мы будем вместе и… не заняты ничем, ты мне все-все выскажешь, а я буду слушать, и головой кивать, и пятки тебе лизать. А пока…

Он наклонился и поцеловал меня крепко-крепко.

– Все, Рыжая. Пора ехать.

Глава 46
САДИК НАД ОВРАГОМ

Он завел мотор, выждал, глядя через плечо в правую сторону, пока на дороге станет пусто на минутку, и поехал задним ходом, выползая из строя иномарок, среди которых наш невзрачный бежевый автомобильчик выглядел бедным родственником. Тем не менее холуй почтительно приложил руку к козырьку.

И тут Димка отмочил странный номер; резко прибавил газу и все так же задом быстро-быстро покатил к перекрестку. Оттуда несся поток машин, все гудели на нас и мигали фарами, но он все равно пятился против движения.

– Посмотри вперед, что там они делают! – крикнул он мне – на этом заднем ходу мотор страшно рычал.

Мне было не очень хорошо видно – далеко и темно.

– Кажется, они трогаются… Да! Влезли в ряд, только едут вперед… Ой, неужели они решили нас бросить?!

– Нет, малыш, они едут вперед, к развороту. Нам бы оторваться хоть на километр…

Он уже вылез задом на перекресток и немного вывернулся, теперь на него гудели с двух сторон, он быстро переключил скорость и, как только появился просвет между машинами, резко рванул вперед с поворотом влево. Мы проскочили перед носом у сорок пятого автобуса и помчались дальше.

– Где они?

– Мне автобус загораживает… Так это же хорошо, им ведь тоже нас не видно, правда?

– Да нет, надо показаться.

Он увеличил скорость и выдвинул машину влево. Я сидела, вывернувшись изо всех сил, и смотрела назад. Через несколько секунд они пролетели через ярко освещенный перекресток – маленькая вишневая машина, а за ней темно-синяя, побольше.

– Вон они!.. Но зачем ты им показался?! Ведь можно было удрать…

– И снова прятаться неизвестно где и неизвестно сколько? Нет. Надо с этим кончать сейчас. Мы должны их вывести на засаду.

– Так мы… приманка?!

– Живец… Нет, все-таки подсадная утка.

– А что, это лучше?

– Подсадная утка остается жива. Как правило…

– Как правило… Боже мой!

– Выбирать не приходится…

Мы спустились вниз по объезду вокруг строящейся станции метро и снова пошли на подъем. До Садов оставалось километра два. Дима ехал быстро, обгоняя другие машины и – два раза – троллейбусы. Проскочили уже на желтый свет перекресток у Пушки. Преследователи застряли перед красным светофором, и мне так захотелось, чтобы Дима передумал и свернул куда-нибудь здесь, на Петровском поле: свободная застройка, миллион проездов между домами, попробуй нас найти…

– Дима, давай спрячемся! Я боюсь!

– Держись, Ася! Некуда нам прятаться – из этого массива только два выезда, и они нас перехватят либо на одной дамбе, либо на второй.

– Бросим машину, сядем на троллейбус – попробуй нас найти!

– Перетерпи, немного осталось. Еще двадцать минут страхов, а потом все.

– Да?! Ну защитят нас, спрячут, их отгонят…

– Я думаю, их не отгонят.

Он не договорил, но я догадалась по голосу: их убьют! Боже, Боже, во что я вляпалась, во что он меня впутал!

– И ничего бы не было, если б Ирочкина мамаша не примчалась скандалить, – сказал он вдруг.

Мы уже доехали до конца Проспекта, поворот на Сады остался сзади, но по той стороне, а здесь Проспект разделен посредине газончиком, и нам пришлось обогнуть круглую клумбу, от которой расходятся две дороги – одна наискосок налево, по дамбе через балку и дальше на Новоалексеевку, вторая – направо, в восточный конец поля.

Дима гнал вокруг клумбы на совершенно сумасшедшей скорости, машина сильно наклонилась направо, шины визжали, я вцепилась в какую-то ручку на двери, ногами упиралась в пол…

С дамбы поднимался троллейбус, но водитель увидел нас – и затормозил. Мы пронеслись у него под самым носом, я оглянулась и увидела, как у него слетели штанги, разбрасывая искры, и растопырились в разные стороны.

А те нас догоняли. Они не стали объезжать клумбу, а свернули перед ней, против движения, ведь троллейбус все перегородил, и теперь были намного ближе, я крикнула: «Они совсем близко, скорей!» – а Димка вдруг начал тормозить, меня рвануло вперед, ремень врезался, я заорала: «Что ж ты тормозишь?!», но он уже свернул на подъездную дорогу к Садам и снова гнал как полоумный.

Это совсем узкая улочка, еле-еле двум легковушкам разъехаться, больше похожа на аллею, обсаженную пирамидальными тополями, и тротуар только с одной стороны, слева, где жилой квартал Химтеха, местные его называют «Хутор». А справа уже тянутся за деревянным забором Сады, только въезд в них в конце этой аллеи. Там «Хутор» кончается, и дальше заборы уже по обеим сторонам, за ними торчат крыши садовых домиков, а потом тупик и въезд, ворота…

Господи, куда же он гонит, мы сейчас в них врежемся!

Но ворота оказались распахнуты настежь, даже шлагбаум поднят, и мы поскакали по выбоинам – там, за шлагбаумом, асфальт лет сто не латали…

– Быстро отстегни ремень! – крикнул Димка. – Руками упирайся в щиток!

Он теперь ехал все-таки медленнее, и нас уже доставали лучи фар сзади. Я отчаянно цеплялась за что-то, может, это и был щиток, а он отсчитывал проезды по левой стороне. Сады освещал только лунный свет, домики стояли темные – вторник и после дождливой недели, все дома, в теплых квартирах…

Наконец мы резко свернули налево и понеслись в дальний конец, к оврагу.

И тут сзади началась пальба – и не просто выстрелы, а очереди, невероятно громкие, я такого в жизни не слышала, это было очень страшно, я, кажется, за весь этот безумный вечер так не боялась…

Мы остановились, чуть не ткнувшись носом в проволочный забор, Димка сразу выключил фары и мотор, и выстрелы стали еще громче – теперь, правда, реже и на разные голоса.

– Быстро из машины! – скомандовал он.

Мне не хотелось – тут хоть какая-то защита…

– Выскакивай, отбегай подальше и ложись! – он уже просто рычал.

А потом наклонился через меня, распахнул мою дверцу и грубо меня выпихнул наружу. Я упала, там были какие-то сучки и кирпичи, по-моему, и тут он сам на меня свалился сверху, перекатился, схватил за руку и поволок куда-то.

– Ты можешь быстрее?!

Он шипел как змей! А я коленкой страшно стукнулась…

– Быстро, Ася! Пока что сюда не стреляют, но могут. Или хочешь оказаться возле горящего бензобака?! И тихо!

Он потянулся рукой через какую-то калитку, открыл и потащил меня дальше, за домик.

– Все! Сиди тут и молчи. Если кого-то услышишь – прячься в кусты. Да! На кассету, спрячь в сумку!

Глаза немного привыкли к темноте, я заметила какой-то ящик и села на него.

Колесников осторожно подошел к углу дома и выглянул. В руке у него был пистолет.

– Куда ты?! – спросила я отчаянным шепотом.

– Пойду погляжу…

И исчез.

Он даже не поцеловал меня!

* * *

Я пошел на звук – довольно громко и совсем недалеко слышались выстрелы как минимум из пяти единиц оружия. Нет, не такой я опытный, этому меня никто нигде не учил. Просто звуки были совсем разными. Длинные очереди уже прекратились, изредка лишь прорывалось «тра-та-та» на три или четыре патрона – вроде как «Калашников». Время от времени раздавались одиночные выстрелы – как будто пистолетные, но тоже разные: то обычный треск, а то вдруг «бабах» такой, что уши закладывает. Может, это и есть сорок пятый калибр? Или это вообще «магнум»?

Мой «Макаров» показался мне вдруг защитой малонадежной…

Стреляли впереди и чуть правее. Почему? Мне показалось, со слов Ивана Иваныча, что засада будет чуть ли не у самых ворот…

Я старался двигаться бесшумно, добежал до главного проезда и, присев к земле, осторожно выглянул из-за угла забора – у здешнего пайщика он был солидный, деревянный. К темноте я уже привык. Тут луна давала довольно много света – в городе, среди огней, этого не замечаешь…

Совсем недалеко, не дальше ста метров, виднелись контуры машин, и, как ни странно, у задней еще горели фары. Конечно же теперь я видел и вспышки выстрелов. Автоматы били из-за оград – я заметил одно место на противоположной от меня стороне проезда, остальных не видел – то ли машины закрывали, то ли стрелки сидели на этой стороне. Одиночные вспышки пистолетных выстрелов сверкали как будто из-под машин, во всяком случае, с уровня земли. Стрельба шла довольно вяло – видимо, первые очереди из засады сумели остановить наших преследователей, но всех не положили, и теперь обе стороны пытались достать друг друга в темноте по вспышкам.

Я наблюдал с минуту – и понял, почему перестрелка так затянулась: после каждой вспышки тьма становилась непроницаемой и глаза должны были довольно долго привыкать…

Да, нехорошо оборачивается. В этой темноте людям Мюллера ничего не стоит разбежаться – и тогда снова неопределенность, снова жизнь в ожидании ежеминутной опасности… А иначе? Ну побьют шестерок – но останутся сам Мюллер и Манохин…

Внезапно прогремела дробью более длинная очередь – и следом донесся жуткий вопль, высокий, почти визг, страшно долгий, а за ним внезапно воцарилась тишина.

И правда – вопль этот прозвучал куда страшней, чем выстрелы. Для современного человека, насмотревшегося бесконечных голливудских боевиков, выстрелы – дело вроде как бы и привычное, да и вообще сплошь и рядом в глушителе какого-нибудь дряхлого «газона» стреляет – куда там пистолету. Но вот такой вопль предсмертной муки… Думаю, не один я застыл сейчас как заледенелый, у всех здесь, думаю, сердце замерло.

Долго было тихо. Никто нигде не двигался, нигде не бахало и не вспыхивало пламя, слух начинал ловить обычные ночные звуки – мягкий шелест листьев, далекий-далекий гудок тепловоза… Глаза адаптировались к темноте – я старался не смотреть в ту сторону, где светили фары, и мир вокруг медленно-медленно выплывал из затемнения: черные кроны яблонь, черные двускатные крыши домиков отделялись от черноты неба… Где-то я читал, что опытные текстильщики различают до двухсот оттенков черного цвета… Над одной из крыш разглядел хрупкий скелет телевизионной антенны, небо за ней мне показалось каким-то буроватым – я не сразу сообразил, что смотрю в сторону Новоалексеевки, низкие облака над которой отражают желтый свет десятков тысяч окон…

И вдруг краешком глаза я поймал неясное движение – даже не движение, перемену в окружающей тьме. Я резко перевел взгляд – и успел заметить темный силуэт на фоне размытого от фар зарева.

В мою сторону медленно, бесшумно продвигался человек. И меня это обозлило – он не заледенел вместе со всеми от того вопля, не замер в ужасе перед голосом смерти, нет, он поспешил воспользоваться всеобщим смятением и оторваться от опасного места. Не знаю, может, он побывал на настоящей войне, и ему все это было не в новинку, и умел он сохранять ясную голову среди выстрелов и предсмертных криков – не знаю.

Но он пробирался в мою сторону, он мог свернуть в этот поперечный проезд, стараясь уйти от опасности, – и случайно наткнуться на Аську… Это наверняка кто-то из манохинских бандюг, иначе он не прятался бы и не уходил тайком от своих в темноту. И наверняка ему сейчас не до меня и не до Аськи, но он насторожен, как зверь, и какой-то внезапный звук может его спугнуть, а у него в руке оружие… ну да, вон какая длинная пушка. Это не «Макаров», это что-то здоровенное…

Я сидел, застыв на корточках, а он бесшумно приближался, и все вокруг было абсолютно тихо. У меня тоже был в руке пистолет, но я боялся даже спустить его с предохранителя, ведь тот сейчас насторожен как волк, услышит, а он-то из боя, у него-то пушка не на предохранителе…

Медленно, неслышно я встал и прижался спиной к забору. Теперь я не видел его, но слышал его осторожные шаги. Еще несколько секунд – и он вынырнет из-за забора, и если будет прижиматься к нему, как я, то наткнется прямо на меня…

А я? Что я сделаю?

Большой палец потянулся к предохранителю. Вот сейчас он вынырнет, я спущу предохранитель и сразу же выстрелю…

Рука пошла вверх – и дрогнула. Я вдруг отчетливо понял, что не смогу выстрелить в человека. Может, в схватке, в перестрелке на расстоянии, когда он далеко и больше похож на силуэтную мишень, но не так, с одного шага, глядя в глаза…

Шаги звучали все ближе и все чаще – он уже достаточно удалился от места засады, видно, решил, что тут его не услышат, он уже бежал, а я все еще не знал, что мне делать…

…Он прыжком вылетел из-за угла, и тут словно замедлился ход времени (я уже сталкивался с таким, когда случайно падал, – все как бы растягивается, успеваешь увидеть, и подумать много-много, и сделать), он мягко приземлился на вытянутую вперед левую ногу, она начала плавно сгибаться в колене, амортизируя прыжок, тело медленно проплыло мимо меня справа налево, и тоже медленно начало поворачиваться в мою сторону лицо, не видимое мне, черное, луна светила ему в затылок, и медленно вслед за движением головы начало разворачиваться ко мне тело и согнутая правая рука с большим пистолетом, а правая нога, сгибаясь, шла вперед, догоняя тело…

…И я вдруг сделал такое, что мне и в голову не приходило, что вытащило из детских лет подсознание и само послало приказ мышцам, не дожидаясь, пока со скрипом сработают мозги, – я подставил ему ножку! Вернее, поймал в воздухе его правую ногу носком кроссовки, чуть потянул на себя, он зацепился ногой за ногу – и с гулким ударом упал на землю.

И тут время вернулось к нормальному темпу.

Он упал, машинально выбросив вперед руки, и выпустил пистолет, который отлетел вперед на пару шагов. А я прыгнул на него сверху. Не знаю, что он был за тип и где тренировался, но он успел перевернуться на спину и встретил меня двумя выброшенными вперед ногами. Они ударили мне в живот, в солнечное сплетение, я взлетел в воздух, перевернулся через голову и успел понять, почему оно «солнечным» называется: в глазах полыхнуло, словно вдруг среди ночи вспыхнуло солнце.

Но меня тоже когда-то тренировали. Я подогнул голову, сгруппировался, приземлился плечами и перекатился вперед. В глазах уже потемнело, но слышал я нормально – и различил громкий хруст справа, в груди. Ребро? Так громко? Да нет, это мобильник несчастный в кармане!..

Не знаю, сколько я сидел, но, думаю, совсем немного – что-то меня словно толкнуло, я перевалился вбок, с разворотом, и, как учили когда-то, покатился, вытянувшись в одну линию, вытянув руки вперед, и оказалось, что они стискивают «Макарова».

А он успел подняться раньше меня, успел подобрать свою здоровенную дуру, успел выстрелить – полыхнуло желто-красным, грохнуло, мне в щеку хлестнуло землей, и я, продолжая катиться, опустил флажок предохранителя и нажал на спусковой крючок.

Пуля ударила ему в бедро, наверное, в кость, потому что его отбросило назад – и его вторая пуля ушла высоко вверх. А мой второй выстрел пошел намного выше, но я все-таки лежал на земле, расстояние между нами было каких-то три шага, и моя пуля попала.

Он упал на спину, откинув правую руку, – и застыл. Послышался хрип и бульканье. А потом там, у машин, снова ударили очереди и заглушили эти звуки.

Я сел и начал вытаскивать из кармана куски разбитого мобильника – они кололи в грудь, и мне все казалось со страху, что то ли ребра поломаны, то ли пуля застряла…

И вдруг в лицо ударил яркий свет.

– Бросай оружие! Руки вверх!

Я, жмурясь, поднял руки и пробурчал:

– Да бросил уже без вас…

Откуда-то из темноты меня ухватили, подняли, быстро ощупали – карманы, подмышки, лодыжки, пояс, даже по спине провели. Появился второй фонарь, луч уперся в тело на земле, скользнул по лицу.

– И этот не наш, – сказал кто-то из темноты.

– Ты откуда тут взялся, мужик?

Меня чуть тряхнули, и я понял, что вопрос был обращен ко мне.

– Приехал…

– На чем?

– На бежевом «Москвиче». Там, в конце проезда стоит.

Чужие пальцы у меня на предплечьях чуть ослабли.

– К кому приехал?

– К Ивану Иванычу.

– А как он тебя зовет?

– Маугли.

– Все в порядке, ребята, отпустите человека.

Я встряхнулся, подобрал с земли пистолет и сунул в кобуру. Мне не препятствовали.

Луч фонаря соскользнул с моего лица, прошелся по земле под ногами.

– Это что за осколки?

– Мобильник раскололся, пока возились.

– Живчик, убери! – мой собеседник отвернулся от меня к убитому. – Это вы его положили?

– Я.

– Оружие регистрированное?

– Наверное – разрешение есть.

– Разрешение кто делал, СИАМИ?

– Да.

– А, тогда не страшно, пусть валяется…

– Не понял.

– Труп можно не прятать, по пулям ваше оружие не найдут. У ментов трассологический портрет на другой ствол… А этого вы знаете? Посмотрите.

Два луча фонарей сошлись на мертвом лице. На губах – темная пена, и темная струйка вниз ото рта… Я этого человека никогда не видел. Но потом обратил внимание на тонкий аристократический нос, впалые щеки, высокий лоб – и холодные светлые глаза… Штирлиц с глазами змеи, так Аська говорила…

– По-моему, это Кононенко, начальник охраны «Татьяны»…

– Король Артур?! Ну, вы в рубашке родились. Ладно, женщина ваша где? Целая? Сажайте в свою машину и выезжайте, пора мотать.

– Это не моя машина, это я у них угнал.

– Ну и что?

– Пальцы там наши на всем…

– A-а… Ладно, займемся по свободе.

* * *

Первый раз в жизни я слышала выстрелы не в кино. Где-то трещало и грохало, как будто совсем рядом. Я придвинула свой ящик поближе к дому – там все-таки кирпичный фундамент, я уже привыкла к лунному свету и могла что-то разглядеть. Может, в самом деле залечь, как Колесников велел? Да ну, вывожу в земле его костюмчик. Еще три минуты назад мне в нем было жарко, а сейчас озноб пробирал. Какое противное, животное чувство – страх. За последние две недели я его натерпелась, наверное, больше, чем за всю прошлую жизнь, но такого, как сейчас, еще не было.

Дура, какая же я дура! Он-то уже все знал, он боялся за себя и за меня… ну да, за меня, плевать он на меня хотел… Ага, и пришел к дому выручать? А я только и несла всякую чушь. А он, хоть и боялся, все делал как надо, он меня спас и увез и пытался научить, как действовать, если что…

Хоть бы он скорей вернулся!

Снова затрещало – а потом раздался жуткий крик и все сразу стихло. Господи, неужели он?!

Я вскочила, просто уже не могла сидеть, было бы светлее – бегом бы кинулась, а так пришлось пробираться осторожно, ну где же эта чертова калитка?.. Только не нашуметь, вдруг настала такая тишина, мертвая… и все кусты цепляют, все ветки на земле под ноги лезут… Вот! Смешно – забор проволочный, а калитка деревянная, высокая, так глупо торчит, словно сама по себе… Что-то он тут открывал…

И вдруг слева бахнуло, теперь совсем близко, они что, из пушки стреляют? И сразу треснуло в ответ, потом просвистело что-то над головой – и тут же еще два выстрела…

Я свалилась на четвереньки, стреляли совсем недалеко, я даже видела вспышки с левой стороны. Ну куда меня черт несет, он же велел сидеть за домом… Снова стало тихо, а после вдруг замелькал свет, как будто от карманного фонаря, и послышался какой-то неразборчивый разговор.

Сквозь ветки мне было плохо видно, но как будто несколько человек там ходили. А потом один отделился и направился в мою сторону.

Все! Пропала я! Ведь говорил же тебе умный человек, говорил – сиди за домом, ну чего ты сюда вылезла, ведь сейчас тебя из-под этого (кустика вытащат за шкирку как котенка…

А он подошел совсем близко – и потянулся рукой через верх калитки. Господи, это же он!

Я вскочила на ноги и кинулась навстречу.

– Дима! Ой, Димочка! Ты живой?

– Ф-фу, Аська! Так же до смерти перепугать можно… Ну успокойся, все уже, все, ну не реви ты, это ж хорошо, что у меня усов нету, а то все промочил бы…

Он меня целовал и обнимал, а я цеплялась за него, я прижималась изо всех сил, как будто висела над обрывом и цеплялась за скалу… и ревела в три ручья.

– Хватит тебе уже, подбери сопли, рыжая команда! Ехать пора.

Наша машина так и стояла с открытой дверцей. Он меня усадил, снова велел пристегнуться, аккуратно прихлопнул за мной дверцу. Сам обошел, сел за руль и завел мотор. Пробурчал:

– И развернуться негде, опять задом пятиться…

Мы медленно и пятились, кто-то сзади размахивал фонариком, Димка прижался к правой стороне и осторожно проехал мимо того человека, а потом сразу прибавил скорость и выскочил с разворотом на главный проезд. Но фары у него немного светили, и я успела заметить какого-то незнакомого с фонарем и другого – тот лежал у него под ногами.

– Кто это там?

– Один из тех, что нас отбивали, их Иван Иваныч прислал.

О Боже, это ведь из-за меня человека убили! Какой ужас…

– А второй, с фонарем?

Он уставился на меня:

– Так я же про него и говорю.

– Нет, тот… что лежит…

Лицо у него стало каменным: