Текст книги "Живой товар"

Автор книги: Эрнест Маринин

Соавторы: Андреас Дорпален
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Д. Пален
Живой товар

Пролог
ИРЭН

Небывалая жара, стоявшая последнюю неделю, ночью наконец-то разразилась дождем. Но здесь даже дожди не приносили облегчения. Утро вставало такое же душное, как и всегда, только еще более влажное.

Ирэн все чаще вспоминала, какое утро бывает на родине – свежее и прохладное, с запахом молодой зеленой листвы и цветов. Здесь даже цветы чаще пахнут плесенью и пылью или гнильем и какой-то отравой… А с детства родные запахи сирени и жасмина можно найти только в парфюмерной лавке.

Ну не растет здесь сирень, и все, хоть тресни. Говорят, там, чуть выше в горах, встречается, но чтобы сюда попала – это уж было бы чудо, тем более к ним… «Поклонники» почему-то считают своим долгом преподносить ей орхидеи в изящных коробочках, а для нее все эти химические цветы и пахли одинаково… Отвратительно пахли, честно говоря.

Вообще с ней много чего произошло со дня приезда сюда – такого, о чем и вспоминать не хочется. Да еще эти отвратительные запахи… Уж лучше запах угольев из тандыра – высокой печи, в которой здесь жарят лепешки… Правда, вспомнив запах дыма, она сразу же вспомнила и о вони бараньего жира, на котором здешние все готовят… Почти год уже прошел, а не привыкла, все с души воротит…

Мама всегда говорила, что жарить нужно только на растительном, только высокой очистки, почти совсем бесцветном…

Хотелось бы знать, почему сейчас в голову лезет вся эта ерунда. Может, потому, что стараешься отогнать другие мысли – о том, что сегодня предстоит сделать?! Или впрямь откуда-то жасмином тянет? Вчерашний поклонник мало чем отличался от других – то же неизменное ощущение собственного превосходства, та же любовь к запретному шампанскому, тот же непременный цветок орхидеи в наглухо запечатанной коробочке… И то же полное презрение ко всем девочкам – странная смесь брезгливости, похоти и надменности. Первое время, когда она только-только начала соображать что к чему, ее удивляло, что все эти ее «поклонники», как их тут принято называть, как бы стесняются сами себя…

Потом уже не удивлялась. Она была здесь одна такая: высокая, белокожая, с очень светлыми волосами (ни осветлять не надо, ни подкрашивать). А ей почему-то с самого детства хотелось иметь волосы темные, вьющиеся, как у Майки из третьего подъезда… Но Бог дал прямые, длинные, светло-пшеничные. Мама очень гордилась и ее волосами, и глазами, тоже очень светлыми, серо-голубыми с темным ободочком. Вот тебе, мамочка дорогая, осчастливила меня моя внешность – здесь это просто экзотика. И клиенты постоянные уже появились, один даже узнал, что день рождения недавно был, и цветочек прислал, все ту же чертову орхидею…

Если когда-нибудь попаду домой, наломаю сирени во дворе – целую охапку, поставлю в ведро, и пусть аромат окутает весь дом.

Только сейчас, вот этой промелькнувшей мыслью, она позволила себе вернуться к цели своего путешествия, к настоящей цели, и тут же решила об этом не думать – чтоб не сглазить.

Позади все так же топал Ахмед – молчаливый охранник, с которым девочки по очереди выходили в город: купить всякие мелочи для себя. И правильно – в одиночку женщине по этим улицам не пройти, как ни прячься под почти непрозрачным покрывалом, – то ли рост выдает, то ли осанка, но мужчины на улице всегда точно знают: это идет европейская женщина, «ференги-ханум». Так один «поклонник» объяснял. Да она и сама несколько раз видела, какими глазами смотрят местные мужики на немок в высоких туристских автобусах. Выразительно смотрят, перевод не требуется…

Сегодня и предлога для прогулки выдумывать не пришлось: Исмаил сам поручил ей выйти в город и купить каждой из них тканей на новые «костюмы» – в доверие к нему вдруг вошла, что ли? Или какой-нибудь козел-клиент заплатил щедро, и он решил премировать ее лишней прогулкой почти без охраны. Только Ахмед… Ну какой из него охранник – так, скорее носильщик. Правда, за эти месяцы она ни слова от него не услышала, даже и не знает, какой у него голос.

Ну а девочки, как узнали, что она выходит, начали заказы давать – кому духи, кому из белья что-то…

Исмаил, гнида хитрая, разрешает домой подарки посылать – чтобы старались заработать, клиентам угождали получше. Только вот написать ни слова нельзя. Как-то попыталась записочку спрятать – нашел, обматерил, все тряпки в клочки изорвал. Больше, правда, никак не наказал, но после этого стал еще тщательнее проверять посылки.

Многие девочки домой посылают шмотки, благовония всякие, в общем, глупости. Она после того случая – только кожаные изделия: сумки, чемоданы, куртку матери послала. Дома-то все это в десять раз дороже…

Было в ее теперешнем существовании и одно преимущество, одно-единственное. Если когда-нибудь удастся приехать домой, то теперь она сможет объясниться с кем угодно. Кроме обязательного здесь английского она понемногу овладела и французским, и немецким… Она даже бегло говорила по-испански: в соседней комнате жила Кончита, хорошая девочка. Они разговорились в первый же вечер, когда Конни, так ее здесь звали, только появилась. А за последние пару месяцев они здорово подружились. Конни у себя дома учительницей работала, и они очень скоро начали болтать уже на двух языках, а потом Ирэн попробовала учить ее своему языку, чтобы хоть как-то отвлечься.

Эта Конни и объяснила, что на базаре многие лавки имеют второй выход – на соседнюю улицу. Но все равно понадобилось много времени, чтобы такой магазинчик отыскать и с хозяйкой познакомиться. Деньги, как и положено, свое дело сделали, но все равно было бы трудно объяснить, зачем она так часто заходит в лавку почти у самых медных рядов, если бы не ее любовь, причем отнюдь не притворная, ко всяким безделушкам. Да она могла бы там торчать часами, рассматривая и перебирая статуэтки, бусы, какие-то кувшинчики и крохотные сосудики, и которые и налить-то ничего невозможно. Фаянс, керамика, медь, серебро – просто глаза разбегаются. Стоит гроши, но такое все интересное…

И как-то удача ей улыбнулась: вот так же, как и сегодня, стояла она тогда возле прилавка, на ломаном языке объясняясь с хозяйкой, старухой Неджмие, как вдруг щеку погладило движение воздуха – сквознячок откуда-то потянул. Ну, слово за слово – короче, она дозналась, что сзади есть еще одна дверь, на другую улицу…

Еще несколько встреч и некоторая сумма понадобились, чтобы узнать, когда ожидается новый товар. И вот, о чудо, оказалось, что через неделю сюда привезут не только побрякушки, но и кое-что из одежды – импортной, из Штатов, Японии и даже, может, из Франции.

Ахмед уже привык к тому, что в этой лавке она проводит довольно много времени, поэтому он спокойно стоял на улице, покуривая свою неизменную трубочку.

Там же снаружи остались и шумные ряды восточного базара. Галдеж тут страшный, куда там нашему Вознесенскому рынку! К тому же – дома такого не услышишь – из рядов медников и мастеров по серебру доносится перестук и звон. Можно часами смотреть, как сидит он, работает, что называется, «на коленке», и из-под молоточка рождается какой-нибудь узкогорлый кувшин – кумган по-местному, или широкое плоское блюдо.

Плотная входная занавеска чуть приглушила запахи базара – эту просто сокрушительную смесь, особенно по жаре, под безжалостным восточным солнцем. Но здесь, в полумраке, царил только один запах – некая таинственная смесь сандала, старого дерева, пыли и затхлости, как в бабушкином сундуке.

Ну, положим, никакого бабушкиного сундука она в жизни не видела, так вычитала в какой-то книжке. Так же, как про далекие страны. Все тянуло на сказку и романтику… Мама всегда бурчала, что романтика сейчас не в моде и до добра не доведет… Ну, может, сейчас эта базарная романтика поможет ей жизнь выправить…

Увидев знакомое лицо под откинутым покрывалом, старуха жестом позвала ее в дальний угол, где высоко на плечиках висели разные наряды. Даже в полумраке рябило в глазах от красок, кружилась голова от непривычных фасонов. Особенно ей понравилось нечто черное, длинное, шелковое, все сплошь вышитое серебряными и золотыми нитями – цветы и драконы, замки и птицы… Она не смогла устоять, тем более что балахон оказался ей почти впору и чудесно спрятался под обязательным покрывалом. Хоть вообще-то она не любила носить черное – знала, что оно ее слишком бледнит, поэтому даже нынче утром вышла в темно-зеленом платье и с темно-зеленым покрывалом.

Но сейчас ей понадобилось всего несколько секунд, чтобы сменить свой наряд, – теперь под ним можно было спрятать и сумку со всякими нужными мелочами.

Хозяйка только кивнула в ответ на ее молчаливый вопрос – в прошлое посещение Ирэн запиской попросила ее кое о чем. И заранее отблагодарила солидной купюрой. Вот сейчас старуха и показала жестами, что такси прямо за вторыми дверями, уже ждет.

Пора… Ирэн неслышно прошла к выходу за занавеской, махнув на прощание рукой. Хозяйка кивнула в ответ, и девушке показалось, что в ее глазах даже блеснула слеза. Но взревел мотор, машина рванула, и улочки начали мелькать все быстрее и быстрее.

Богатая и изысканная накидка молчаливой пассажирки убедила водителя в платежеспособности. Ну а то, что конечный пункт поездки был написан на бумаге, его ничуть не удивило – мало ли, может, простужена и не говорит, а сипит, а может, не хочет, чтобы слышали ее голос, ханум вроде не из простых…

Кривые и короткие улочки старой части города исчезали, и вскоре разбитый «форд» выехал на современную магистраль. Еще две минуты – и машина, скрипнув тормозами, остановилась возле трехэтажного здания европейского типа со знакомой символикой на табличке перед входом.

Посольство… Теперь можно и дух перевести. А то ведь даже в заднее стекло посмотреть боялась – все погоня чудилась, да так реально, будто сидишь в кино и видишь все происходящее на экране.

Но все-таки расслабляться нельзя. Обманутый Ахмед может появиться в любую минуту – надо спешить.

Толстый полицейский сохранял полную невозмутимость все время, пока она говорила. Казалось, что слова до него просто не доходят, – так он был неподвижен. Но стоило показать ему еще одну солидную купюру, кстати, предпоследнюю в ее кошельке, как он сразу ожил и даже галантно придержал дверь, пока она входила в вестибюль.

Прохлада большого холла отрезвила Ирэн. Только сейчас она стала понимать, что, появившись здесь, возможно, ничего и не добьется… Но попытаться надо было обязательно.

После уличной жары кондиционированная прохлада показалась просто пронизывающей. Она начала дрожать… И долго еще не могла прийти в себя – только сейчас ей стало по-настоящему страшно, только сейчас она осознала, что все самое трудное еще впереди. И путь домой сейчас казался таким неблизким, еще дальше, чем неделю назад, когда она уже все продумала.

Ее мысли прервал звук шагов – кто-то спускался по лестнице. Ирэн не пошевелилась, только подняла голову. И встретилась взглядом с другим человеком. Чуть ли не первый раз за этот год на нее смотрели не маслено-черные, а светлые – зеленые – глаза.

Подошедший оказался пепельным блондином, довольно молодым, с приятным лицом.

– Чем можем вам служить? – Голос тоже оказался довольно приятным, правда, несколько высоковатым для мужчины.

Наконец-то, подумала она. Вот сейчас я и скажу то, что повторяла в мыслях, как молитву, сотни раз.

Она открыла рот и хриплым от сдерживаемого волнения голосом произнесла:

– Здравствуйте, я – Гончарова, Ирина Алексеевна Гончарова. Меня заманили сюда обманом. Помогите мне вернуться на родину…

Глава 1
АСЯ

Утро всегда начинается одинаково. Для меня, во всяком случае. Будильник приходится заводить даже на выходные – иначе могу продрыхнуть полдня – и тогда, естественно, все планы накрываются. Поэтому мой лучший утренний друг – «Янтарь». Голос у него зверский – как-то соседка жаловалась, что ее он тоже поднимает. Ничего удивительного, честно говоря, стены у нас сами знаете какие: всегда можно узнать, что смотрят соседи по телевизору и о чем говорят по телефону…

Вообще, у всех моих бытовых приборов голоса громкие и отчаянные – чайник свистит, как Соловей-разбойник, кофемолка, она же весь остальной комбайн, воет как волк зимой. Поэтому одновременно их лучше не слышать… Но почему-то получается так, что, когда чайник закипает, я как раз успеваю засыпать зерна.

Мой бывший всегда говорил, что так моя техника реагирует на мое появление в кухне – не нравится, мол, ей это. Ну, сам-то он в кухне появлялся только с одной целью – чего-нибудь загрызть.

Теперь он загрызает где-то в другом месте, а я уж в свое удовольствие и комбайном повою, и чайником посвищу. Потому что без утреннего кофе жизнь мне не в жизнь – просто ничего не соображаю. И кофе завариваю себе так, чтобы ложка стояла, – у меня это не питье, а еда.

Мама всегда на меня шумела, что я с утра ничего не ем. Ну не могу я! Вот зато вечером… Особенно если сладкое… Мамин наполеон, например.

Размечталась! Какой там наполеон! Мама последний раз пекла года три назад, на Алькин день рождения – ему тогда двадцать пять стукнуло. Алька – это мой брат Олег. Он у нас мальчик правильный, мамин любимчик… До сих пор не женился – маме никто из Алькиных девушек не нравится.

Так они и живут втроем: мама, папа и Алька. А я уже седьмой год живу одна – в том смысле, что не с ними. Это счастье было единственным достоинством моего недолгого, гражданского, как принято говорить, брака с одним типом. Правда, тогда он мне казался не типом, а вполне приличным мужчиной. Но тогда и я была моложе…

Онегин, я тогда моложе и лучше качеством была… Все время лезут в голову дурацкие цитатки – то ли от лености мысли, то ли в жизни не так уж много новых ситуаций.

Не люблю вспоминать о прошлом – ужасно обидно становится и за то, чего сделать не успела, и за то чего не заметила, мимо прошла… Лучше уж послушаю, что рассказывает молодой человек по телевизору. Это надо же! Еще и семи утра нет – а он уже и выбрит прекрасно, и выражение лица у него такое, будто сейчас три часа дня, а то и все четыре.

Новости я люблю, как все женщины; для меня это сплетни солидного такого, государственного масштаба. Он сказал, она сказала, он поехал, а тот выстрелил. Поэтому второй мой друг – это телевизор в кухне на подоконнике. Тоже, кстати, от того типа остался.

Как тогда свекровь (ну, почти свекровь) кричала: «Все заберу, голой тебя оставлю!» Но вот как-то не удалось ей это сделать… Хотя она потом еще долго звонила, шипела в трубку как змея.

Хорошо хоть, все это закончилось быстро. Кстати, как и сегодняшний кофе. Новостей особых не было, вкусненького тоже не нашлось. Можно и на работу идти. Вот только завтрак надо с собой взять.

Честно говоря, терпеть не могу собирать завтрак на работу. Но каждый раз приходится. Потому что никто мне ничего не подаст – некому подавать.

Как всегда, бутерброды. Так, сладкого сегодня ничего брать не надо – Галка обещала варенье из кабачков принести на пробу. Вы, говорит, такого в жизни не ели. Ну, положим, и не такое ели. И с лимоном, и с айвой, и вообще, не Галке вареньем хвастаться.

И воды горячей опять нет – как выключили первого июня, так теперь первого октября и включат… Мне-то что, я и в холодном душе поплещусь, а одну мою тарелку можно кипятком из чайника ополоснуть. Хуже, что скоро фрукты пойдут – варенье, желе. А кастрюлю от желатина холодной водой отмыть – целое дело. Эпопея. Впрочем, чего это я причитаю – за столько лет можно уже и привыкнуть.

За окном что-то мрачновато, дождик будет, наверное. Костюм отглажен, надо только надеть юбку – свои светлые брюки от костюма я в любой дождь зашлепываю так, что только химчистка спасает. Так, еще и зонтик, и туфли другие, а то португальские луж не любят.

Ну вот, вроде и все. Теперь можно и умываться. Хотя нет, еще надо бы пакетик для фруктов захватить – я черешню уже видела, может, и встретится по дороге домой. Тем более что сегодня вроде жалованье обещали.

Какая все-таки гадость холодная вода! Хоть и говорят англичане, что полезно, цвет лица и вообще, но все равно – я больше тепленькую люблю. И мыло тоже люблю хорошее, со свежим запахом.

Ну вот. А теперь нарисуем себе лицо, оденемся и вперед – шеф опозданий не любит. Хотя я и не помню уже, когда в последний раз опаздывала.

Да, подружка, хороша ты! Увидит сейчас кто – в обморок упадет. Это не потому, что я некрасивая, нет. Просто с утра, ненакрашенная, я выгляжу на все свои тридцать пять – лицо бледное, и морщинки уже крем не сильно прячет, и блеск в глазах куда-то подевался.

Но это мы сейчас поправим. Румяна подчеркнут скулы, темным карандашом очертим веко. Хорошо, тени вышли из моды – я и раньше не сильно любила эти зеленые или коричневые пятна на лице. Вот что у меня в полном порядке, так это ресницы! Их хоть французской тушью крась, хоть ленинградской из картонной коробочки – они все равно длинные, пушистые, кверху загибаются. Вот. Так-то лучше. Еще один штришок – помада. И теперь я уже чуть лучше. И чуть моложе. Никак не больше тридцати четырех с половиной.

Так, теперь быстрее. Духи – в сумку, бутерброды туда же, ключи в карман. Вперед!

Лифт тоже не работает! Ну и денек начинается! А как же вечером на мой восьмой подниматься? Ведь никто на руках наверх не понесет! Когда-то некий воздыхатель попробовал – головой о стену ударился: не приспособлены наши лестницы для переноски прекрасных дам на руках. Они рассчитаны только на габаритный груз – медленно ползущую прекрасную даму с двумя сумками…

Воздух, лето… Как же я это люблю все-таки! Особенно летнее утро – цветы благоухают, кошки ходят, еще тихо. Цветы! Разуй глаза, крошка! Это жасмин возле пятиэтажек расцвел – вот и благоухает. Надо будет попросить Сережку, чтобы вышел и наломал. И мы порадуемся, и посетителям приятно будет. А то офис у нас какой-то казарменный – ни цветочка тебе, ни лепесточка. Одни бумажки да мы, красавицы.

До метро мне идти недолго – минут семь. Это если как сегодня обуться. А если надеть нормальные туфли с приличными каблуками, тогда все десять. Поэтому мои семь минут каждое утро шесть раз в неделю – это моя зарядка. Все женщины – животные сумчатые, поэтому зарядочка получается вполне на уровне.

Я живу возле конечной, далековато, но зато у нас давки, чтобы войти в вагон, почти не бывает. Другое дело – выйти из него… Но с утра мы все идем и едем в одну сторону, так что получается. Еще пересадка – и теперь уже до конца. А там две минуты до здания, второй этаж – и вот они, родные двери в родную фирму.

Два года я сюда уже хожу, но так и не научилась открывать эти самые двери. Их нам ставили какие-то мастера из банка, вот и натворили – один ключ, длинный такой, надо, чтобы прорези точно вниз смотрели, и не вращать его! Раньше я самая первая приходила и мучилась. А теперь это ответственное дело Анечке отдали – ее секретаршей взяли, а она ближе всех живет, на работу пять минут пешком. Теперь она у нас с ключами мается.

Давайте, пока никого нет (рано еще – часы у меня, оказывается, на целых пять минут спешат!), я вам наш офис покажу. Он у нас на уровне – даже в рекламе показывали. Стены светло-серые, нет, это не обои – это штукатурка такая: жидкая, в банках, страшно удобная штука оказалась. Нам зимой все комнаты за один день перекрасили.

Здесь, за капитальной стеной, наша бухгалтерия сидит. Ее у нас целый один человек, Галочка Белова. Хорошая такая, спокойная. Мама двоих маленьких деток и одного большого крошки. Это ее варенье мы сейчас будем пробовать, если народ не появится. Из кабачков. Интересно, из хрена еще не придумали варенья?

Там же у Галочки – наша гордость, то есть гордость нашего шефа, – «Пентиум». Полная периферия, подключен ко всем сетям, к каким только можно. А ровно через три минуты после восьми, как обычно, появится и заклинатель нашей техники – Сережа Шварц. По-немецки значит «черный». Потому он совершенно белый, кожа светлая-светлая, все лицо в веснушках, и всегда растрепанный. Моя помощница – второй менеджер, Юля, его одуванчиком называет. Похоже, но он ничего, не обижается. Он умный, а умные по пустякам не обижаются.

А эта заветная дверь – кабинет нашего шефа. Сюда мы не пойдем – чем меньше у него в кабинете бываешь, тем лучше.

Здесь, в закутке, мы кофе варим, обновками хвастаемся и талию друг другу меряем специальным инвентарным сантиметром. Вот, теперь ко мне на рабочее место пришли.

Нашу комнату, где мы людей принимаем, обставлял, наверное, какой-то сумасшедший. У нас нет ни одного нормального стола – только низенькие журнальные столики и глубокие кресла. Это чтобы у клиентов создать видимость интимной обстановки. Но как они, бедные, мучаются, когда надо анкету заполнять! Ужасно ведь неудобно. Да и нам с Юлькой тоже неудобно было – выклянчили вот только недавно нормальный большой шкаф и пару столов нормальной высоты. Хотя для разговоров с людьми низкие столики удобнее. Но зимой наши собеседники уходить долго не хотят.

И правильно. У нас здесь ковер на полу, тепло, чай-кофе наливают, беседу беседуют да еще и улыбаются. Правда, и фирма наша – дело очень тонкое. Потому что работаю я в брачном агентстве.

А теперь, извините, мне пора – рабочий день начался.

И вместе с ним вошла моя подруга и помощница Юлечка Кириченко. Она меня чуть моложе, но зато раза в три толще, поэтому считает меня вечно неразумным ребенком, который без ее надзора обязательно пропадет. Особенно если его, то есть меня, не кормить.

– Аська, я тебе такую вкуснятину принесла! Обязательно попробуй.

– Юлечка, котик, разденься. У нас с тобой еще целый рабочий день впереди, напробуемся.

– Хорошо, хорошо.

Юлька ускакала переодеваться в закуток – ей ехать долго, поэтому департаментский вид она наводит уже прямо на работе. Особенно долго ей даются туфли.

Ну что поделать: обувь у нас вне зависимости от сезона может быть только одна – строгие лодочки на высоком каблуке. Это не мы придумали, это начальник у нас такой. Он прав, конечно. Менеджер – это лицо фирмы. Мы должны выглядеть на все сто три процента, в том числе и наши ноги. По той же причине, кстати, брюки у нас тоже почти не приняты: шеф любит короткие юбки. И только Юльке сделано исключение. Ее габариты и короткая юбка – «две вещи несовместные». Зато ей все прощается за голос – он у нее удивительный: чуть низковатый, бархатный и красивый! Когда она с мужчинами разговаривает – это представление, за которое надо деньги брать, – ей рассказывают все подряд, да еще с какими подробностями!

Я же действую по-другому: я слушаю. Тоже неплохо получается. Только первое время тяжеловато было – к концу рабочего дня от постоянного общения голова кружилась. Но зато теперь мы честно можем признать, что у нас появилась профессиональная болезнь: не можем забыть ни одного своего клиента – ни я, ни Юлька, обе…

Что-то она завозилась там. Или с Галкой заболталась, а о деле забыла: у нее со вчерашнего дня так все на столе и валяется: анкеты неразобранные, по местам давно уже разложить пора, ручки, карандаши…

Я так не могу – у меня на столе все-таки маломальский порядок. И в делах так же: все папочки на местах, ни одна распечатка не лежит просто так, все сразу в дело подшито.

Раньше, правда, мы все больше на технику надеялись – информацию оттуда доставали, только когда надо. Даже фотографии через сканер пропускали и хранили в записи (потом, правда, спохватились – за месяц всю память забили, пришлось отказаться). Все было классно до тех самых пор, пока у наших соседей сверху зимой не прорвало отопление. Конторе нашей досталось так, что страшно было зайти. Манохин, генеральный, посмотрел, выругался и кинулся искать новое помещение – не могли мы ждать три месяца, пока ремонт сделают, слишком дорого простой бы обошелся – вот тогда мы сюда и переехали. Так вот, в тот исторический потоп компьютер, конечно, залило, а тогда еще Володя зачем-то кожух снял, в общем, в открытую машину налилось литров пять кипяточка… И вся информация тогда погибла – то есть та, что только в машине была… С дискет, конечно, перегрузили, что осталось, но долго еще связи восстанавливали. Вот поэтому теперь и копируем все подряд – и на дискеты, и на бумагу. Папок, конечно, развелось, зато не боимся без данных остаться. Пусть заливают.

У работы в нашей фирме есть несколько разительных отличий от любой другой работы. Мы – сфера услуг, поэтому каждого клиента должны любить как родного. Слушать, в рот смотреть, сочувствовать… Мне чуть легче: это потому, что я занимаюсь личной жизнью своих клиентов с удовольствием. А Юлька мучается, ей сочувствовать тяжело, она слишком близко к сердцу все принимает. И еще одно – наша Юлия занимается клубом знакомств в городе, вот поэтому ее и находят, если вдруг что-то случается.

Тут как-то прибежала девчонка – поссорилась с парнем, которого Юля ей нашла. Разговора самого я не слышала, потом смотрю – ревут обе! Носы красные, косметика потекла, ужас… Ну, я их и вылечила – зеркало показала. Успокоились, да как быстро!

Я потом подружке своей выговаривала, что она непрофессионально к делу подходит, а она мне:

– Аська, мне ж ее жалко было! Она такая хорошая, умная, приятная, а эти козлы все никак ее не оценят!

Козлами Юлия у нас мужчин называет. Причем всех без разбора – это у нее память о разводе такая осталась.

– Юлечка, а себя пожалеть? Ты же после этих рыданий такая делаешься, что приходится с работы уходить, чтобы успокоиться, – руки дрожат, голова болит…

Но она не слышит. Жалко – и все тут. Вот такая у меня помощница Юлия.

Галка нам обеим как-то сказала, что мы после конца рабочего дня (а он у нас длинный – с восьми до восьми, ни тебе профсоюза, ни трудового законодательства) похожи на двух старых кляч: вымотанные, усталые, разговаривать с нами невозможно… Но это она завидует – ко мне и после работы пристают. Вот только в последнее время стала я класс терять: раньше приличные мужчины клеились, а позавчера попытался меня снять подполковник в отставке…

Но ближе к делу. Что-то сегодня работать совсем не хочется. Да и тихо с утра – нет никого. И в ежедневнике первый посетитель записан на десять, а сейчас только девять без десять (это я в Суздале подцепила, они там говорят «без пять», «без десять» и даже «без сорок пять»). Значит, можно и новые документы разобрать… Вон Анечка сколько их приволокла!

Мы с Анечкой, по сути, тезки, но за два года, что я здесь работаю, меня никто даже Асенькой не звал. А ее нельзя звать иначе: она у нас молоденькая, привлекательная. Куколка такая: брюнеточка, глазки кругленькие, голосочек тихий и тоненький. Не интеллектуалка, мягко говоря, дитя простое и простодушное, но в делах порядок, ни с кем не ссорится, шефу в рот смотрит.

В общем, можно сказать, что мне с коллегами повезло. Нормальные люди, не злые, не эгоистичные. Праздники вместе отмечаем, раньше и в отпуск вместе ездили, пока работы мало было. А сейчас фирму на две недели на ключ не закроешь – умыкнут клиентуру. Это потому, что появились у нас в городе еще такие же, как мы. Вот только нам пока везет: и дела прилично идут (даже зарплату повысили!), и от клиентов отбоя нет…

Ну вот, пока я тут с вами болтала, руки сами разложили по местам чистые анкеты (их вчера только из типографии привезли), в папки все подшили. Даже ни один телефонный звонок от этого не оторвал. Хорошо, тихо…

Накаркала! Юлька как завопит! Ну, я со всех ног и побежала!

Она висела на телефоне и кричала:

– Мама, не волнуйся, я сейчас приеду, постарайся его успокоить, валерьянкой напои!.. Да… Да… Я уже выхожу! Все, через полчаса буду!

– Юлька, что случилось?

Кое-как, сквозь слезы, объяснила: Юлькина мама повезла Дениску, внука, Юлькиного сына, в бассейн на занятия. Мальчишке всего шесть. Толпа в метро страшная, вот и спихнули кроху с платформы вниз. Хорошо еще – мама его за руку держала. А тут поезд. Вытащили, в общем. Только сильно очень напугался – и теперь молчит.

Ну, какой сейчас из Юлии работник! Короче, отпустила я ее. Значит, посетители теперь все мои будут. Держись, Анна Георгиевна!

Вот тут они и пошли. Время – десять. Первым был записан (они у нас по телефону звонят, поэтому их на определенное время пригласить можно) Ушаков некто. И вот в дверях появилось… Невысокого роста, светленькое такое, стеснительное.

– Здравствуйте. Это клуб?

– Да, проходите, пожалуйста, – я указала ему на одно из гостевых кресел и встала из-за стола. – Что будете пить: чай или кофе?

– А можно просто водички?

– Сока не хотите?

– Ну, можно и сок.

Зря он так, соки у нас хорошие, натуральные – не импортные. Наш шеф когда-то по молодости йогой увлекался, поэтому очень заботится о здоровом питании. Хотя, по его фигуре судя, слова «здоровое» и «умеренное» – для него не синонимы.

Пока я обо всем этом раздумывала, мой собеседник отпил с полстакана сока и заметно успокоился. Теперь можно и о деле говорить.

– Слушаю вас.

– Я узнал от приятеля о вашем клубе. Мне бы очень хотелось записаться к вам.

Ага, подумала я. Набрала побольше воздуха и начала рассказывать о нашем клубе все, что должно заинтересовать именно этого мужчину.

И рассказала, что у нас есть городской клуб, где люди могут встречаться, переписываться и знакомиться. Потому что одна из наших фирм-партнеров проводит раз в неделю вечера встреч. Но там уж дело каждого себя представить и попытаться завязать знакомство. Можно поступить иначе – придумать себе псевдоним и стать анонимным членом – тогда мы предлагаем знакомиться только по переписке, для начала, а если уж двое решают, что они друг другу интересны, тогда могут и адресами обменяться, начать очное, так сказать, знакомство.

Честно говоря, сейчас я занималась совершенно не своей работой. Это Юлия у нас обычно ведет городской клуб – всех мальчиков и девочек она помнит по именам и сразу может предложить каждому новому человеку тех, кто бы хоть теоретически мог его заинтересовать. Когда-то этот клуб начинала я, но с тех пор столько времени прошло, что я уже всех былых клиентов перезабыла.

Поэтому я вооружилась объемистой серой папкой с фотографиями членов нашего клуба и продолжила беседу. Но что-то мой клиент смотрел на меня совершенно бараньими глазами.

Тогда я решила тактику поменять и спросила его прямо:

– А что вам рассказывал ваш знакомый?

Из длинной косноязычной тирады я поняла, что знакомый-то рассказывал то же самое. Пришлось начать все сначала.

Вообще-то клиенты редко улавливают все с первого раза. Поэтому мы научились говорить спокойно, формулировать мысли самыми простыми словами, повторять их по нескольку раз – вот тогда доходит. Мой брат говорит, что я и дома уже такая – по пять раз повторю одно и то же. Но зато дома уж меня точно поймут!

Так, парень вроде сообразил. Теперь можно и к делу приступать.