Текст книги "Живой товар"

Автор книги: Эрнест Маринин

Соавторы: Андреас Дорпален
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Я отнес пепельницу в туалет, вытряхнул окурки в унитаз и спустил воду. Вернулся на кухню, поставил на огонь очередной чайник и вышел на балкон.

Небо на востоке понемногу светлело. Наверное, если бы не облака, оно уже наливалось бы розовым. Наступал новый день, второе июля, вторник.

Сегодня – встреча с Иваном Иванычем по графику. Рапорт у меня не готов, что писать в него – не знаю. Наверное, эпизод на Черногузовке надо осветить: я там был не один. Андрюша парень вроде симпатичный, но это ничего не гарантирует…

И что вообще делать дальше? Как выкручиваться из ситуации, чтобы и родная фирма не забеспокоилась, отчего это Лягушонок квакать перестал, и притормозить ход событий? А притормозить надо, пока хоть в чем-то разберусь.

Как вытащить Асю? Как доказать ей, что я не сволочь, а просто идиот с бездействующим головным мозгом и слаборазвитым спинным?

И, наконец, если ее разведка сработала точно и СНАМИ – черная фирма, то что из этого следует и куда мне подаваться?

Я полез в пачку. Там еще оставались три сигареты.

Глава 39
ДОЖДЛИВЫЙ ВТОРНИК

Погода, испортившая все воскресенье, не стала лучше. Но вчера меня это не волновало: и на машине возили, и мысли другим были заняты…

Полночи я просидела перед телевизором – каким-то боевиком пыталась отвлечься. Не очень, впрочем, успешно…

Мысли о Колесникове отгоняла старательно, но… «Не думай о белой обезьяне…» Все равно ни о чем другом думать не могла.

Правда, под утро, часа в три, меня сморило. Так что до своих шести я все-таки немного поспала. И со звонком будильника пошла по стандартному кругу: кофе, костюм, бутерброд… К сумке и пакету прибавился зонтик. И одеться потеплее: ночью перепсиховала, а после этого мне всегда холодно. Не пить же коньяк с утра!

Села перед зеркалом лицо на себя наносить – и с большим удивлением обнаружила, что для женщины, которая вчера уличила в обмане своего возлюбленного и прогнала его взашей, выгляжу очень даже прилично. Пообещала себе, что и дальше буду так держаться. Подкрасилась, вытащила любимые духи – их уже мало осталось, обычно берегу на особый случай. Но сегодня надо было себя как-то подбодрить.

Метро, ступеньки в родной офис, любимый стул… Успела вовремя, вот только туфли промочила. Пришлось надеть сухие департаментские, а эти поставить сушиться.

Кроме меня и Анечки в офисе пока никого. Странно только, что ящики стола открыты, картотека тоже отперта. Непонятно. Вроде перед отъездом в «Татьяну» вчера все запирала.

Надо же, за всеми делами забыла деньги из сумки выложить. А ведь с этого дня буду гулять без сопровождения – надо бы поосторожнее.

Посмотрелась в зеркало – нет, все нормально. Никаких, слава Богу, припухших глаз, красных пятен на щеках… Вот только выражение… Но его, выражение, и изменить можно. Я улыбнулась и посмотрела на себя в зеркало. Да, пока лучше не улыбаться – глаза сохранили змеиную сосредоточенность. Ничего, господа хорошие, капля-другая яда вам не повредит…

Рабочий день шел своим чередом. Сережа распечатывал ночную информацию, Валентина принесла показать свежие тесты. Мы теперь их на невестах прокатывать будем – характер узнавать.

Юлька, как обычно, опоздала. Не успела я у нее спросить, что она в моем столе искала, как она сама на меня наехала:

– Аська, какого черта! Что ты опять в моих бумагах кавардак устроила? Дождаться не могла! А теперь я ничего не найду!

Ну, это не фокус. У партнерши моей иногда на столе такой хаос случается – сам черт ногу сломит. Правда, она во всем этом безобразии ориентируется нормально.

Стоп! Выходит, и у Юльки в бумагах рылись! А позавчера в компьютере покопались… Оч-чень интересно! Кто-то из наших решил порядок в бумагах навести? Или следы заметают? То-то денежек подбросили, чтоб мы на радостях все на свете забыли…

Ой, Анна Георгиевна! Как бы на тебя действительно охота не началась, как предупреждал незабвенный В. Колесников.

Все, беспокойся только о себе, заботься о себе и себя люби больше всех. Потому что никто, кроме тебя самой, заниматься этим не будет.

– Ась! Ты опять нырнула?

– А что? Случилось что-то? Народ идет?

– Нет пока. В десять у тебя клиент… Я спрашиваю, ты статью в «Зебре» читала? Про Ирочку мою?

– Какую еще статью? Что ты мне голову морочишь с утра пораньше?!

Опомнись, не ори, веди себя нормально! Не надо привлекать лишнего внимания.

– Ась, я серьезно. Газета «Зебра» напечатала гнусную такую статейку. Вроде как про Ирочку Гончарову. Ну ту, чья мамочка сюда скандалить приходила… Ну вспомни!

– Не помню я ничего… И что в этой статье?

– Мерзость всякая. Журналист, сволочь, постарался… Грязью так облил – ей теперь отмываться и отмываться. Жалко девчонку!

– Юлька, ну что ты несешь! Не ее – себя пожалей. Там что, фамилия написана?

– Нет.

– А даже если да… Замуж вышла – и все. Новая фамилия, новая жизнь. Милое дело – замуж, мечта поэта! Главное – счастье в личной жизни!

– Аська, да что с тобой? Ты чего такая взвинченная? Со своим поругалась?

– Ни с кем я не поругалась! И ни черта я не взвинченная! И про Ирочку твою, кобылу белобрысую, слова больше слышать не хочу! Не хочу, поняла?

Тут уж я и сама услышала, что говорю слишком громко и слишком эмоционально. Надо срочно притормозить – и, по возможности, извиниться перед Юлей. А то она сидит, уставилась на меня – ну как же, не каждый день самая спокойная и сдержанная сотрудница с катушек съезжает.

– Ты прости меня, Юленька… Я вчера вечером приятелей в Германию проводила. Лучших друзей своих. Расстроилась – сил нет.

– Да ты что?! Ну, не переживай. Теперь из Германии приехать – раз плюнуть. Встретитесь еще…

– Ага, вместе на дачу съездим, по телефону болтать будем каждый вечер, вместе отпуск проведем…

Да! Если бы у меня на самом деле так было – лучшие друзья, отъезд, – я бы, наверное, психанула сильно. Но все-таки не до такой степени.

– И, честно говоря, с мужикам тоже поцапалась… Трудно в моем возрасте перестраиваться под чужое мировоззрение.

Юлька промолчала. Во-первых, действительно трудно – она прекрасно знает это по своему особо удачному браку. А мое поведение ей теперь вполне понятно – можно и чуткость проявить. Правда, ни слова я им о мужике своем не говорила, но имею же и я право хоть на кусочек личной жизни!

– Нет, Юлечка, – наконец-то ответила я на ее вопрос. – Я не копалась на твоем столе. Подошла папку взять. Но увидела твой порядочек и решила тебя дождаться.

– Правильно решила. А какую папку тебе надо?

– Да понимаешь, у меня подружка хочет своих дочек пристроить. Просила мужичков подобрать, молодых и приличных. Из наших. Она заплатит, конечно. Ее только качество товара беспокоит.

– На, держи, – Юля передала мне толстую синюю папку. – Выбирай любого, на свой вкус. Или на подружкин. Только не на дочек вкус – много они понимают!

* * *

Валентина сортировала распечатки. Сережа принес, ужасно довольный, что машину успел починить, информацию почти не потеряли.

– А что случилось с машиной, Сереженька?

– Да Бог ее знает! Похоже на скачки напряжения в сети. Надо будет шефу сказать, чтобы стабилизированный источник питания купил. Дорого, конечно, но информация еще дороже…

– Да, конечно.

Валя забрала распечатки и погрузилась в мир брачных объявлений со всего света.

В офисе было тихо: краем уха она услышала, как Сережа закрыл дверь в «бункер», потом до нее донесся разговор Юли и Аси. Валентина удивилась – обычно, если клиентов нет, этих двух и не слышно вовсе. А тут Аська чуть ли не кричит. Что случилось?

Прислушалась. Юля говорила о газете «Зебра», о публикации этой отвратительной. Да и прислушиваться не надо было – и так Асина реакция была хорошо слышна. Наверное, поругалась с тем мужиком, с которым ее несколько раз видели. А когда попадет шлея под мантию, еще и не так орать можно… Но…

Валентина Дмитриевна ничуть не отреагировала бы на эту вспышку, если бы не слова «кобыла белобрысая». Ну, предположим, что блондинка, знали все, кто фотографию видел. А вот «кобыла»… Похоже, Ася видела эту девчонку, и недавно – за год о росте и габаритах можно было и подзабыть. Так в досье же все написано – и рост, и вес! Написано. И ты читала – а пришел ли тебе в голову зрительный образ? Нет, для этого надо глазками взглянуть. Точно Аська ее видела, без вопросов…

Видела!.. О Господи! Неспроста Артур так ею интересовался, не подвело чутье профессионала…

Валя встала и неторопливо вышла из офиса. Зашла к соседям. Слава Богу, телефон был свободен.

– Светочка, – обратилась она к секретарше, – можно я от вас позвоню, а то у нас телефон занят, а мне срочно связаться надо…

Светочка кивнула. Она вообще была нестандартной секретаршей: молчаливой и умной. Валя уже неоднократно имела возможность в этом убедиться.

Набрала номер, услышала знакомый бесстрастный голос.

– Алло, это Валентина Дмитриевна.

– Я узнал.

– Мы ждем вас в нашем офисе около двенадцати.

– Вы не можете говорить?

– Да.

– Хорошо. Буду.

Мюллеровскому слову можно верить – будет, как часы. Валя вернулась к себе в кабинет. Теперь, когда вот-вот прибудет подкрепление, она почувствовала себя уверенней.

* * *

Десятичасовой клиент оказался интересным господином. В определенном смысле. Солидный женатый мужчина, лет около шестидесяти: и брюшко, и одышка. Хочет найти себе женщину «для души», как он выразился. А если по всем статьям подойдет, то он и жениться не против. Мое робкое замечание, что он вроде женат уже, вызвало только покровительственную улыбку. В том смысле, что я жизни не знаю.

Я беседовала с ним – и вдруг поймала себя на мысли, что успокоилась. Его оптимизм и жизнелюбие в какой-то степени передались и мне. Я даже улыбнулась, когда он уходил.

Позвонила Надежда.

– Ты как там?

Я ее обрадовала, что еще жива. А заодно сообщила, что к ней хорошо отношусь.

– Слушай, Лисушка, зайди ко мне в перерыв.

– Ладно, зайду.

Не иначе еще что-то откопала…

Два шага от телефона сделала – снова Анечка позвала.

– Привет!

Оксанка…

– Ты вчера спрашивала про своего ухажора, так это не тот – имя-отчество такое же, но тот в милиции работает и вроде бы не вдовец, поняла? Хотя вообще-то все они на словах холостяки, вдовцы или разведенные…

Значит, все-таки не однофамилец. Тот самый Кучумов. Еще вчера меня этот вопрос живо интересовал, но сегодня как-то утратил остроту…

Потом был еще один клиент и еще, совсем молодые… А, поняла, люди вступительные экзамены приехали сдавать, им на глаза наше объявление и попалось. Первое время в IFC я удивлялась, когда такие молодые являлись, нам в их возрасте такое бы и в голову не пришло – верили, что сами встретим своего человека. А потом привыкла. Может, для них сфера услуг – более естественное явление, чем было для нас, может, чуть рассудочнее смотрят на это дело. А может, у них просто комплексов меньше…

День шел как обычно где-то до половины первого.

В очередной раз открылась дверь, но вместо клиента на пороге появился сам Мюллер. Верно я его все-таки описала: актер Тихонов с глазами змеи и резким неприятным голосом.

Сейчас он вкрадчиво поздоровался и подошел к окнам:

– Как работает сигнализация? Не беспокоит?

Юля ответила:

– Нет, Артур Митрофанович, с сигнализацией, по-моему, все в порядке.

– Отлично.

Он бесшумно вышел, и мы услышали, как открывается следующая дверь – к Валентине.

Я не возражала бы послушать, о чем они говорят, но Юлия задала вопрос, и, кстати, совсем не праздный:

– Слушай, Ась, а на фига нам вообще сигнализация? Какой может быть взлом? Если мы на втором этаже сидим, а на окнах у нас решетки, хоть и фигурные?

– А дверь?

– Ты представляешь, чем нашу дверь открыть можно?

– Пластиковой взрывчаткой «семтекс». Теоретически.

– Вот именно.

– Не знаю, Юля, не знаю. И какое мне до этого дело? Понятно, почему они суетятся, – «Татьяна» за охрану платит… А зачем нам она? Например, чтобы тебя через форточку не стащили…

– Ага, красавец-грузин похитит мою замечательную персону в низменных целях.

– Приблизительно…

Действительно, зачем нам охрана? Что тут у нас за секреты такие?

Додумать не дала Анечка. Она впорхнула и сообщила, что шеф приглашает всех в приемную – посовещаться. В приемную потому, что это наше самое свободное пространство, мы тут всегда внутренние беседы устраиваем.

Сегодня с нами общаться собирался сам начальник охраны. Мюллер дождался, пока мы все собрались, и заговорил.

Он поздравил нас всех с отличной работой, а потом с болью в голосе начал рассказывать, в который раз уже, историю Ирочки Гончаровой. Коллектив IFC недоуменно слушал, но из уважения не перебивал. Хотя непонятно было, зачем нам-то эту историю в очередной раз выслушивать. Наконец Мюллер добрался до конца саги и прозвучала убедительная просьба (от генерального директора и юридического отдела): попытаться выявить всех девушек, которые недавно уехали или вот-вот уедут.

Коллектив кивнул, а Мюллер даже снизошел до объяснений: те, кто уехали, конечно, недоступны, но можно хотя бы узнать, где они и что с ними. А вот тех, кто только собирается уехать, еще не поздно предупредить.

Умный Мюллер выдал этот приказ за просьбу своего отдела коллегам: мол, предупредим мы сами, вы только скажите, кого…

Лаврук заверил начальство, что, конечно, мы поможем, какие тут могут быть сомнения. Остальные сотрудники молча согласились.

С тем Мюллер и отбыл. А мы отправились выполнять ценные указания начальства.

Так продолжалось до самого обеда. Ровно в два мы приступили к отдыху согласно трудовому законодательству. Коллектив по случаю пасмурной погоды пил чаек. А я надела влажные туфли и отправилась к подруге.

Надежда тоже заварила что-то горячее, но на травах. Поэтому в кабинете стоял оглушительный аптечный аромат. Сама я пить такую бурду не люблю, но сейчас пришлось.

И под это своеобразное пойло услышала я окончание истории о фирме своего бывшего любимого.

Еще одна подруга Нади работала в банке операционисткой. Через ее руки проходили все платежи СИАМИ, начиная с первой, когда в «Полис» лег уставной капитал новой фирмы. А внес его известный во всем городе Арсланов, представляющий интересы понятно какого землячества и управляющий известно чьими делами. Причем внес не какой-то процент от уставного, а попросту перегнал всю сумму со счета на счет.

Я не хуже Надежды знала, что Арсланов у нас в городе фигура совсем не мелкая. Своя фирма, с шумом купившая здание проектного института и тем прикончившая его деятельность, свой торговый дом, свой банк.

А фирма СНАМИ, значит, кушает из его рук. Ну, теперь уже совсем все ясно.

За эту ценную информацию я обязана была сообщить Наде все подробности вчерашнего выяснения отношений. Но я ограничилась самыми скупыми сведениями: мужика прогнала и оправданий его слушать не стала.

Надежда знала меня давно и ничуть этому не удивилась. Только вздохнула. Потом сделала вид, что эта мысль ей сию секунду в голову пришла:

– Асенька, приезжай к нам в пятницу. Игорь плов сделает, а я тебе погадаю…

– Кого ты на этот раз мне сватаешь?

Надя улыбнулась – значит, я опять угадала.

– Вовчик из Польши вернулся.

– Ну и что?

– Он с Аллой своей развелся. И теперь совсем один.

Вовчик – это серьезно. Большой человек, владелец фирмы, строительными материалами занимается, из Германии через Польшу возит. За три года поднялся. А раньше полковником был. Везет мне что-то в последнее время на бывших военных…

– Хорошо, Надюша, приду.

– В восемь…

– Я на работе.

– Не перебивай. В восемь Вовчик за тобой заедет.

– Надежда Пална, как-то мне ваши маневры сомнительны.

– С чего бы это? Он сам меня просил тебе свидание назначить. Обещал кассеты свеженькие взять – вместе кино посмотрим.

– А когда он приехал?

– В воскресенье. А вчера нам позвонил, пока мы с тобой шатались. Мне Игорь сказал, так я с ним сегодня с утра связалась…

– Ясненько… Договорились. Черт с ним, пусть заезжает. До вас пока доберешься…

– Ладно тебе…

Время моего перерыва истекало. Я, как кенгуру, поскакала через лужи в свою контору. Уже по дороге почувствовала, что сырые туфли начали ногу натирать и опять намокли. Значит, судьба мне сегодня возвращаться домой в департаментской обуви на вот такенных каблуках. Зато в сухой.

В конторе все было в порядке. Я пила очередной чаек и слушала Юлькины ахи. Хорошо, что на работу пошла – дома бы всю себя изгрызла, как термит деревянную конструкцию. О, не забыла еще позорного инженерского прошлого… среди позорного менеджерского настоящего.

Острая боль в душе почти унялась, только тупо саднило сердце. И больше всего угнетало не то, что он мне врал все время, а то, что даже не попытался оправдаться. Наверное, даже доволен, что я его выставила, что не нужно больше кривить душой и придумывать, как от меня отделаться.

За окном потемнело – начался дождь. Противный, мелкий, почти осенний. Мы включили свет, вытащили свои записи и каталоги и начали неспешно и аккуратно выполнять довольно тяжелое и трудоемкое поручение Мюллера.

Глава 40
НЕМЕДЛЕННО ИЗОЛИРОВАТЬ!

Молодец Хозяйка. Умеет держать ухо востро и соображает. Проболталась Иващенко. Чего и следовало ожидать. Для страховки интересно узнать, что мальчишке Сергеевна скажет. Узнает или не узнает она ту «тоненькую и рыжую». Надо думать, узнает. Правильно Хозяйка рассудила, видела Иващенко девчонку, с чего б иначе сказала «кобыла»? Есть тут свои тонкости: «кобыла» – значит, высокая и фигуристая, не без стройности даже. Была бы просто здоровенная и, к примеру, ровная как колода – сказала бы «лошадь», а если тощая – «кляча». А «коровой» назвала бы толстую, но, возможно, и невысокую. Короче, скорее всего, видела, язык сам нужное слово нашел, не раздумывая…

Мюллер аккуратно протиснул синий «БМВ» в тесную арку, свернул к воротам – они раскрылись мгновенно. Въехал во внутренний двор, вышел, оставив ключи в машине – есть кому на место поставить, – и поднялся к себе на второй этаж.

С решениями можно чуть погодить, никуда не денется, до восьми будет сидеть на работе как прикованная – намекнул Лавруку, что может генеральный заехать.

Наконец раздался деликатный стук в дверь, вошел Кобец, положил на стол фотографию, взятую из личного дела Иващенко:

– Артур Митрофанович, это она – та подружка, с которой молодая Гончарова уехала.

– Спасибо, Валера. Напиши рапорт и жди, никуда не исчезай.

Шустра, шустра, рыжая! Спрятала девчонку, а сама на работу вышла, как ни в чем не бывало. Разумно, другая бы задергалась, сама прятаться начала. Все правильно, смелость города берет. Но не наглость…

Жаль, конечно, что раньше не начал за ней следить. Ладно, что толку охать теперь, раз уже не начал. Всего наперед не угадаешь. Ничего, не в швейцарский же банк она Гончарову упрятала. Пригласим, изолируем и порасспросим, что она знает да кому сообщить успела.

Он еще раз открыл личное дело Иващенко. Живет одна, на Черной горе. Неудачный ты себе райончик выбрала, Иващенко! С царских времен бандитский, тут молодой женщине пропасть – плевое дело, милиция только повздыхает и руками разведет. Да еще ты, по словам некоторых сотрудниц, с мужчиной своим поссорилась, совсем уж некстати, даже от хулиганья защитить тебя сейчас некому… Ну что ж, операцию провести можно играючи.

Так. Те трое, что ходят за ней, прихватят ее возле дома, когда она возвращаться будет. Ну, мало ли причин, по которым на одиноких женщин в девять вечера нападают?

А если действительно успела сообщить ментам? Навряд ли… да и где они людей наберут ее пасти? С их-то бюджетом…

Однако стоит все же вторую машину послать – для наблюдения, прямо к ее дому: пусть посмотрят издали, как все пройдет. А если что неладно? А если что неладно – нет пока резонов с ментами посреди города войну затевать. Пусть все мирно идет, отговориться недолго – мол, заподозрили в выдаче коммерческих тайн конкурентам, должны были привезти на беседу к начальнику юротдела.

Короче: если что неладно – не вмешиваться, проследить и своевременно доложить.

Кононенко позвонил диспетчеру и велел прислать к нему в кабинет Ашота, водителя неприметной «пятерки», и Виктора-второго… Эх, Витюша, царство тебе небесное, плохая тебе карта легла. Хороший мужик был, надежный… А этот пока на безобидных делах – учится, опыта набирается. Голова у парня на месте, а на силовую акцию отправлять рано – непроверенный еще. Пусть поработает на подстраховке. До случая.

Будет случай.

* * *

Голова после бессонной ночи свинцовая, в таком состоянии даже мало-мальски серьезное дело решать нельзя… Позвонил хлопцам, разослал по известным точкам – узнавать, какой товар появился и по какой цене. В общем, завершить начатую вчера картину.

Поспать бы, но черта с два, лежишь, глаза жмуришь, а мысли лезут и лезут. Успокоиться сперва надо. Сейчас бы где-нибудь у воды посидеть, бездумно, чтоб бежала, тихая, завораживающая.

Я посмотрел в окно: небо хмурилось, да и прохладно было. В такую погоду неважно клюет, хотя красноперка у травы должна брать, особенно если ветерок поднимется… На речку бы, сто лет рыбку не ловил… Но когда?

А прямо сейчас! Вон – речка от тебя в десяти трамвайных остановках. Садись на двадцать седьмой – и до самого Водобуда. День рабочий, прохладно, людей не будет – и лодочку возьмешь, и рыбку доловишь – только удочки не забудь…

Я по-быстрому и собрался. Запарить бы с вечера перловки… Ладно, может, найдется в хлебном черный круглый, на него тоже хорошо идет. Удочки стояли упакованные с прошлого года. Штормовка, паспорт, деньги… Ох, деньги… в городе за лодку три шкуры дерут! Фиг с ними, на сегодня хватит, а завтра стрельну у кого-нибудь.

Трамвайчик исправно ехал вниз к речке, а я вдруг подумал, что мы с Аськой ни разу на трамвае не ездили. И на троллейбусе. Разок на такси, а так все метро и метро. А сегодня она и на метро одна поедет…

Хватит! Нечего травить душу. «Неприятности неприятны сами по себе, и не стоит усугублять их переживаниями». Мудрый был мужик тот сосед по палате в санатории. Рыбак, правда, несерьезный, хоть и старый, но поговорить с ним можно было. Хотя и он ухитрялся иногда хорошего головня вытащить сдуру, когда ни у кого кругом – ни поклевки…

Удушенный голос объявил, что следующая остановка – Водобуд. Я начал пробираться к выходу. Раньше лучше было: конечная – выходили все. А теперь маршрут до Каганова протянули – до рынка на углу Тухачевского и Блюхера (герои, наверное, в гробу бы перевернулись, узнав о таком – толкучий рынок на углу имени двух великих полководцев!). И весь народ теперь туда едет, один я схожу на полдороге.

В парке было тихо и пусто. Правда, возле лодочной станции нашелся почти трезвый ее хозяин – к нашему обоюдному удовольствию. Я взял лодочку, выгреб против почти незаметного течения повыше… Нашел вроде бы перспективное место, зацепил цепь за развилку упавшего в воду дерева, сел и начал разматывать удочки. Течение медленно повернуло лодку, я насадил хлеб на крючок, забросил удочку в спокойную воду между деревом и берегом и уставился на поплавок. Он немного проплыл, а потом неспешно, но уверенно погрузился. Зацеп. Хорошо, если трава, а не ветка. Вот это беда, когда ловишь в незнакомом месте, – глубины не знаешь, дна не знаешь…

Провел поплавок обратно, чуть потянул – Уфф! Сошел, трава все-таки. Уменьшил глубину на полметра – теперь нормально. Положил удилище на корму, толстым концом на дно. Поплавок медленно утягивал за собой леску, наконец застыл – и тут же на него уселась стрекоза.

А я ведь и в работе своей точно в таком же положении оказался – ловлю на незнакомом месте и ловить толком не умею. В конце концов, в институте из меня опера не готовили, это же не школа милиции. И самого меня, похоже, на крючок подловили… На сказочку о благородном деле борьбы с преступностью.

Стоп! Так что это, я уже принял Асины слова за истину? Подсознание решило? А вот этого нельзя. Хватит уже с меня лопоушистой доверчивости. Слепо доверял Ивану Иванычу – интересно, как его на самом деле? – пока вчерашний анализ не показал… что? Что даже если он ни слова не соврал, история эта для меня чревата самыми неприятными последствиями.

Хм… а если поверить Асе – тогда что, последствия будут приятнее?

Я попытался мысленно составить такую же схему, как ночью. Только с названием: «А если Ася права».

И сразу схема поехала в другую сторону: никаких разветвлений, никаких вариантов, все в одну цепочку.

Итак, СИАМИ изначально создана для грязных дел. Заказ ей дали преступные элементы – либо рэкетиры, либо конкуренты Манохина. Развилка? Да нет, скорее подварианты: или они хотят с «Татьяны» процент доить, или войти в долю, или завалить, а отлаженные каналы взять на себя.

Если просто рэкет, их в основном масштабы деятельности будут интересовать, чтоб оценить, сколько можно себе урвать…

Масштабы! Иван Иваныч пытался прикидывать в прошлый раз. Впрочем, это не аргумент, это интересно при любом раскладе, даже самом благородном. Не стал бы он иначе при мне этот интерес показывать!.. Так, и я уже впадаю в подозрительность. Впрочем, это же я анализирую вариант «Если Ася права»…

Я поймал себя на глубоком вздохе, матюгнулся, без нужды перебросил удочку – один черт, не клюет ни фига – и сказал себе: я анализирую вариант «Если фирма черная».

И никаких Ась пока.

Что означает для меня просто рэкет? Нехорошо означает: как-то они между собой договариваются, после чего Манохин начинает искать утечку информации и рано или поздно добирается до Аси. До меня – вряд ли, только через нее…

А если только до нее – мне что, все равно? Моя хата с краю?

Поплавок чуть дернулся – кто-то там пробовал на зуб мой черный хлебушек. У рыб нет зубов…

А у Манохина есть.

Другой исход: рэкетиры с Манохиным не договариваются, начинается разборка. Если они Манохина заваливают, тут мы с Асей вроде в безопасности, только она без работы. Ничего, прокормлю.

У-у, кретин, да она с голоду помирать будет, а у тебя корки черной не возьмет! Если не оправдаешься…

Ну, а вдруг верх возьмет Манохин? Запросто может быть. Если уж его боевики не постеснялись на шоссе вооруженную засаду устроить, значит, народ решительный, как уже отмечалось выше. Да еще Манохин тестюшку может привлечь на самом законном основании: гадкие дяди рэкетиры обижают честного мальчика, бедного коммерсанта. И тогда не надо Кучумову ничего и знать про татьянские махинации – просто прижмет рэкетиров за вымогательство.

Но они тоже не лыком шиты – может, все расследование для того и затеяли, чтобы Кучумова к рукам прибрать? О-о, вот это поинтереснее, такая цель может просматриваться за любым вариантом – и, как показал вчерашний анализ, я тогда и Манохину, и Кучумову как чирей на заднице. И Аська за компанию.

Ой, Анна Георгиевна, кажется, так просто тебе от меня не отделаться, повязаны мы теперь одной веревочкой, вразброд будем выкручиваться – враз прихлопнут…

Поплавок задергался более активно, словно налетела стайка уклеек и щипает хлеб наперебой. Я машинально подсек – и вытащил крохотную плотвичку, с палец длиной. Ну куда ты, дурашка, лезешь? Возись с тобой, крючок вытаскивай, чтобы ротик тебе не сильно разодрать и выпустить с надеждой на долгие годы счастливой жизни…

А с тобой, Колесников, никто возиться не станет, раздерут тебе ротик вплоть до заднепроходного отверстия, очень им интересно знать будет, много ли ты заглотнуть успел.

Ладно, это эмоции.

А вот что из меня доит Иван Иваныч? А вот то самое и доит: технологию и ключевые фигуры, а вещественных доказательств он с меня не спрашивает почему-то…

Ну, положим, по чести по совести добывать вещдоки надо не дилетанта посылать, а спецов, зубров. Ничего, когда технология ясна, долго ли профессиональную слежку организовать и заловить преступников на горячем?

Нет, это аргумент не решающий.

Ладно, так чем это мне грозит?

Я задумался – и получил странный вывод: оказывается, мне это грозит меньше всего. Если «Татьяна» завалена, а Манохин почил в бозе, то до Аси никому дела нет, а я вообще король, ибо успешно выполнил служебное задание и принес в клювике родному начальству искомую информацию, а потому надо меня премировать, продвинуть по службе с повышением и поручить очередную грязную работенку.

Правда, тут появляется угроза со стороны пролетарской милиции вообще и безутешного Кучумова в частности. Последнее, впрочем, не столь серьезно, потому что после скандального завала «Татьяны» его, скорее всего, выставят на пенсию.

Я отпустил очередную малявку в не слишком чистые воды Казачки и уныло закурил.

Итак, я мшу надеяться сохранить в целости шкуру, только если фирма моя действительно преступная, если заказчик строит величественные планы – и преуспевает в их выполнении.

Положим, завалить «Татьяну» – дело благое. Вот только на смену ей придет какая-нибудь «Светлана», «Людмила» или там «Эжени». И снова барахтаться тебе, Колесников, в дерьме по самые уши и надеяться, как на спасение, на то, что вокруг честных людей не имеется.

Тошно. Торчу на кочке посреди болота, и любой следующий шаг может оказаться последним. А для Аськи и того хлеще…

Что делать? Бежать в милицию, к папе Кучумову по старому знакомству? Так, мол, и так, дорогой Дмитрий Николаич, пришел вас отблагодарить за науку, вот вам на радость правда про детишек ваших. И что сделает осчастливленный папочка?

Пожмет руку верному ученику и пустит себе пулю в лоб, не вынесши позору. Три ха-ха. Это тебе не прошлый век.

Посадит детишек в тюрьму, а сам помрет от разрыва сердца, предварительно завещавши ученику свою должность и наградной маузер. Еще три ха-ха.

А скорее всего устроит он ученику случайную встречу с пьяным «КрАЗом», а детишкам велит успокоиться на достигнутом и больше не шалить.

Бежать в милицию, только не к Кучумову, а к Перепелице? Ой, все это уже повторение пройденного вчера.

А по-настоящему единственное, что мне сейчас по силам, – потянуть время. Не спешить выкладывать Ивану Иванычу все новости, самое важное малость попридержать – до готовности. Пока он не все знает, я ему нужен.

Не бывает безвыходных положений. В конце концов, можно просто исчезнуть. Широка бывшая страна моя родная. Да и дальнее зарубежье теперь не такое дальнее. Добыть денег – и сквозить. И, если ты не дерьмо последнее, Аську вытаскивать с собой вместе. А если ты такой борец за справедливость, можешь там какому-нибудь Интерполу капнуть или в газетку написать. Еще и заработаешь.

Вот так, Колесников, сматывай удочки. Скачи, Лягушонок, пока под колеса не попал, не в сказочке живешь, теперешних Шер-Ханов Красным Цветком не прогонишь. Правда, стада буйволов и на них бы хватило, но стада такого в обозримой перспективе не наблюдается. А стадо баранов еще никогда ни одного тигра не затоптало…

Ой, а время-то уже к двум! И в самом деле пора удочки сматывать. Хорошего понемножку – развеялся, рыбку половил, душой отдохнул, прочистил на природе легкие от уличной пыли, а мозги – от детских иллюзий. А главное – наметил четкую программу действий…