Текст книги "Худой мужчина. Окружной прокурор действует"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

Соавторы: Дэшилл Хэммет
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

XXII

В «Чугунной Чушке» дела шли вовсю. В зале было полно народу, шума, дыма. Стадси вышел из-за кассы и приветствовал нас.

– Я так и чувствовал, что вы заглянете. – Он пожал руку мне и Норе и широко оскалился на Дороти.

– Что особенное высмотрел? – спросил я.

Он поклонился:

– У таких дам – все особенное.

Я представил его Дороти.

Он отвесил еще один поклон и сказал что-то изысканное в адрес «всех друзей Ника», а затем остановил официанта:

– Пит, поставь сюда столик для мистера Чарльза.

– У тебя каждый день так людно? – спросил я.

– Не то чтобы я сильно возражал, – сказал он. – Один раз придут – и еще приходят. Может, у меня и нет плевательниц из черного мрамора, зато ведь тем, что тут подают, и плеваться не захочешь. Пока стол принесут, не желаете ли к стоечке причалить?

Мы сказали, что желаем, и сделали заказ.

– Про Нунхайма слыхал? – спросил я.

Секунду-другую он смотрел на меня, потом все-таки сказал:

– Угу, слыхал. Его девчонка там, – он кивнул в дальний конец зала, – празднует небось.

Я посмотрел туда и заметил Мириам, хоть и не сразу. Она сидела за столом в большой компании.

– Не слышал, кто его? – спросил я.

– Она говорит, что полиция, знал слишком много.

– Бред, – сказал я.

– Бред, – согласился он. – Вот вам столик. Я на минуточку.

Мы перенесли стаканы на столик, который официанты втиснули между двумя другими столиками, занимавшими пространство, вполне достаточное для одного, и попытались устроиться поудобнее, насколько это было в наших силах.

Нора пригубила из своего стакана, и ее передернуло.

– Помнишь, в кроссвордах еще попадается такая «вика горькая»? Интересно, это она самая и есть?

Дороти сказала:

– Ой, смотрите!

Мы посмотрели и увидели, что к нам приближается Шел Морелли. Его лицо и привлекло внимание Дороти. Оно распухло в тех местах, где не было вмятин, а цвет его варьировался от темно-лилового под одним глазом до нежно-розового там, где часть подбородка была залеплена пластырем.

Он подошел к нашему столу и слегка наклонился, чтобы иметь возможность водрузить на него оба кулака.

– Слушай, – сказал он, – Стадси говорит, что мне нужно извиниться.

– Прямо не Стадси, а Эмили Пост, – вполголоса заметила Нора, а я тем временем спросил:

– Ну и?

Морелли покачал разбитой головой:

– Я никогда ни за что не извиняюсь, это уж как вам угодно. Но могу сказать, что был не прав, что голову потерял, когда на тебя набросился, и надеюсь, что тебе сейчас от того не слишком плохо, и если что-то нужно, чтоб поквитаться, я…

– Выбрось из головы. Садись, выпей с нами. Это мистер Морелли – мисс Винант.

Дороти широко раскрыла глаза, в них появилось заинтересованное выражение.

Морелли нашел стул и сел.

– Надеюсь, что вы тоже на меня не сердитесь, – сказал он Норе.

Она сказала:

– Что вы, было очень интересно.

Он недоверчиво посмотрел на нее.

– Под залог выпустили? – спросил я.

– Ага, сегодня днем. – Он осторожно пощупал лицо одной рукой. – Тогда и добавили. Сперва устроили мне еще одно неслабое «сопротивление при аресте», а уж потом выпустили.

Нора возмущенно сказала:

– Это ужасно. Вы хотите сказать, что вас…

Я похлопал ее по руке.

Морелли сказал:

– Этого следовало ожидать. – Его распухшая нижняя губа шевельнулась, что должно было обозначать презрительную улыбку. – Но пока для этого дела требуются двое-трое, это еще не беда.

Нора повернулась ко мне:

– Ты тоже такие вещи проделывал?

– Кто? Я?

Подошел Стадси со стулом.

– Пластическую операцию ему сделали, да? – сказал он, кивнув в сторону Морелли. Мы потеснились, и Стадси уселся. Глядя на Нору и ее стакан, он самодовольно ухмыльнулся: – Лучшего, поди, и в ваших расшикарных заведениях на Парк-авеню не найдете. А здесь-то вам две порции за один-единственный доллар подадут.

Нора хоть и слабо, но улыбнулась и при этом слегка придавила мне ногу под столом.

Я спросил Морелли:

– Ты с Джулией Вулф в Кливленде познакомился?

Он покосился на Стадси, который, откинувшись на стуле, смотрел по сторонам, наблюдая, как растут его доходы.

– Когда она была Родой Стюарт, – добавил я.

Он посмотрел на Дороти.

Я сказал:

– Давай, не стесняйся. Это дочь Клайда Винанта. Стадси перестал глазеть по сторонам и лучезарно улыбнулся Дороти:

– Вот как? И как же поживает ваш папенька?

– Но я же его с младенчества не видела, – сказала она.

Морелли облизал кончик сигареты и вставил его между распухшими губами.

– Я родом из Кливленда. – Он зажег спичку. Взгляд его был хмур, и ему не очень-то хотелось менять выражение. – Родой Стюарт она была только раз, а так Нэнси Кейн. – Он снова посмотрел на Дороти: – Ваш отец это знает.

– Вы знакомы с моим отцом?

– Поговорили как-то раз.

– О чем? – спросил я.

– О ней. – Пламя коснулось его пальцев. Он бросил спичку, зажег другую и закурил. Глядя на меня, он поднял брови и наморщил лоб: – Можно?

– А как же! Здесь все свои, так что валяй.

– О'кей. Он ревновал, как черт. Я хотел ему вмазать, да она не позволила. Все правильно – он же для нее кормушкой был.

– Давно это было?

– Шесть – восемь месяцев.

– С тех пор как ее убили, ты его видел?

Он покачал головой:

– Я его всего-то два раза видел, и тот раз был последний.

– Она у него приворовывала?

– Она мне не говорила, но думаю, что да.

– Почему?

– Она не дура была – очень шустрая. Деньги у нее откуда-то водились. Мне раз понадобилось пять кусков. – Он щелкнул пальцами. – Наличными.

Я решил не спрашивать, вернул ли он ей эти деньги.

– Может быть, он сам ей давал?

– Вот именно – может быть.

– А в полиции ты что-нибудь из этого говорил?

Он презрительно хмыкнул:

– Они думали, что могут из меня что-то выколотить. Что они теперь думают, спросите у них. Ты-то человек правильный. Я не… – Он внезапно остановился, вынул изо рта сигарету. – Ухламон, – сказал он и, протянув руку, тронул за ухо человека, сидевшего за одним из столиков, между которыми втиснули наш. Тот, сидел к нам спиной, прогибался все больше и больше, поближе к нам.

Человек подпрыгнул и через плечо взглянул на Морелли. Лицо у него было бледное, тощее, испуганное.

Морелли сказал:

– Ну-ка, кончай полоскать свой лопух в наших стаканах.

Человек, заикаясь, пролепетал:

– Да… да что ты, Шел, я… я ничего такого… – и вдавил свою брюхо в стол, стараясь оказаться от нас как можно дальше, но остаться при этом в пределах слышимости.

Морелли сказал:

– Ты никогда ничего такого не хочешь, но уж больно стараешься, – и вновь обратился ко мне: – Тебе-то я пособить готов. Девочка все равно мертва, ей-то уж хуже не будет. Это у полиции костоломов не хватит, чтобы из меня хоть слово выбить.

– Вот и чудесно, – сказал я. – Расскажи мне о ней: где вы с ней познакомились, чем она занималась до того, как связалась с Винантом, где он ее нашел.

– Мне надо выпить. – Он развернулся на стуле и позвал: – Эй, гарсон, ты, с ребенком на спине!

Слегка горбатый официант, которого Стадси назвал Питом, протиснулся к нашему столику и преданно улыбнулся Морелли.

– Что будем заказывать? – И он шумно цыкнул зубом.

Мы сделали заказ, и официант ушел.

Морелли сказал:

– Мы с Нэнси жили в одном квартале. Старик Кейн держал кондитерскую на углу. Она для меня сигареты таскала. – Он рассмеялся. – Как-то старик мне здорово всыпал – я научил ее, как куском проволоки вытаскивать монетки из телефонов. Из тех, помните, старых? Мы были в третьем классе, не больше. – Он снова засмеялся хриплым гортанным смехом. – Я хотел стащить кой-какие штучки из недостроенных домов по соседству и подбросить ему в подвал, а потом настучать на него Шульцу, нашему патрульному, ему в отместку, но она не позволила.

Нора сказала:

– Должно быть, вы были очаровательным ребенком.

– Да, я такой был, – сказал он гордо. – Вот однажды, когда мне было не больше пяти…

Женский голос сказал:

– Это ты, так я и знала.

Я поднял голову и увидел, что ко мне обращается рыжая Мириам. Я сказал:

– Привет.

Она возложила руки на бедра и мрачно уставилась на меня:

– Так, выходит, он, по-твоему, слишком много знал?

– Может, и так, да только нам не сказал – удрал по пожарной лестнице и даже туфли в руках унес.

– Чушь свинячья!

– Допустим. А что он, по-твоему, знал такого, что нам показалось чересчур?

– Где находится Винант.

– Да? И где же?

– Я не знаю. Арт знал.

– Жаль только, нам не сказал. Мы…

– Чушь свинячья! – сказала она еще раз. – И полиция все знает, и ты все знаешь. Кого ты тут за дурочку держишь?

– Никого. Я не знаю, где Винант.

– Ты ж на него работаешь, и полиция с тобой заодно. Брось мне тут вкручивать. Арт думал, что за свои знания кучу денег огребет, идиот несчастный. Не знал он, чего на самом деле огребет.

– А с тобой он этими самыми знаниями не делился?

– А я не такая дура, как ты думаешь. Он сказал мне, что знает что-то и получит за это большие деньги. Я-то видела, что из этого получилось, и уж наверное соображу, сколько будет два и два.

– Иногда четыре, – сказал я, – а иногда и двадцать два. Я на Винанта не работаю. Только не говори опять «чушь свинячья». Хочешь помочь?…

– Ну нет. Он был стукач и врал даже тем, кому стучал. Он получил по заслугам, да только не надейся, что я забуду, что оставила его с тобой и Гилдом, а после того его видели только мертвым.

– И не надо ничего забывать. Наоборот, надо вспомнить…

– Идти мне надо, вот что, – сказала она и отошла. Походка у нее была на удивление грациозной.

– Навряд ли стал бы я с этой дамочкой связываться, – задумчиво сказал Стадси. – Гадюка та еще.

Морелли подмигнул мне.

Дороти тронула меня за руку:

– Ник, я не понимаю.

Я сказал ей, что все в порядке, и обратился к Морелли:

– Так мы говорили о Джулии Вулф.

– Точно. Значит, старик Кейн вышвырнул ее из дому, когда ей было лет пятнадцать-шестнадцать и она влипла в какую-то историю со школьным учителем. Тогда она связалась с парнем по имени Фейс Пеплер – смышленый малый, только язык без костей. Помню, как-то мы с Фейсом… – Он резко замолчал и откашлялся. – В общем, она жила с Фейсом, черт, сейчас вспомню, лет пять-шесть, не считая времени, когда он служил в армии, а она жила с одним типом, не помню как звали, с двоюродным братом Дикки О'Брайена. Тощий такой, чернявый и выпить не дурак. Но когда Фейс демобилизовался, она к нему вернулась, и так они и жили, пока их не загребли, – хотели растрясти какого-то субчика из Торонто.

Фейс тогда все на себя взял, и она всего шесть месяцев получила, а он-то огреб на всю катушку. В общем, когда я про него в последний раз слышал, он все еще сидел. А с ней я встретился, когда она вышла, – заняла у меня пару сотен, чтобы из города уехать. Я от нее только раз весточку получил – вернула деньги и написала, что теперь она Джулия Вулф и что большой город ей по душе, но с Фейсом она постоянно переписывалась, я знаю. И вот, когда я сюда приехал в двадцать восьмом, я разыскал ее. Она…

Вернулась Мириам и приняла ту же позу, что и в первый раз.

– Я обдумала твои слова. Наверное, считаешь меня совсем идиоткой.

– Нет, – сказал я не очень искренне.

– Да уж точно, не такая я идиотка, чтобы всем твоим россказням поверить. Что у меня под самым носом творится, я все-таки вижу.

– Ладно.

– Нет, не ладно. Вы Арта убили и…

– Потише, крошка. – Стадси встал и взял ее за руку. Голос у него был ласковый: – Пойдем. Надо с тобой поговорить. – Он повел ее к стойке.

Морелли снова подмигнул:

– Ему понравилось. Так вот, я говорил, что разыскал ее, когда сюда приехал, и она мне сказала, что нашла работу у Винанта, что он от нее без ума и что лучшего ей и не надо. Ее, кажется, обучили стенографии в Огайо, когда она свои шесть месяцев отбывала, и она решила, что это может когда и пригодится – знаете, устроится эдак куда-нибудь, а там все уйдут и забудут сейф запереть. Какое-то агентство пристроило ее на пару дней к Винанту, и она подумала, что тут можно будет долго доить, а не просто сразу стащить и смыться. В общем, она ему целую комедию разыграла, и кончилось это тем, что она его прочно имела на крючке. У нее хватило ума рассказать ему про судимость и что теперь она хочет жить честно и все прочее – чтобы все дело не накрылось, если он обо всем как-нибудь иначе узнает. Адвокат его что-то заподозрил, вполне мог справки навести. Я не знаю, что она делала, вы же понимаете, она свою игру вела, в помощи моей не нуждалась, и даже если мы друзья, все равно, какой смысл рассказывать мне что-то такое, с чем я могу заявиться к ее боссу? Понимаете, она ж не была моей девчонкой или как, мы были просто старые друзья, в детстве играли вместе.

Ну, я с ней, конечно, встречался иногда, сюда часто заходили, пока он не начал сильно шуметь, и она сказала, что пора кончать, что не хочет она терять теплое местечко ради пары рюмочек в моей компании. Так оно и вышло. Кажется, в октябре это было, и она слово сдержала. С тех пор я ее не видел.

– А с кем еще она водилась?

Морелли покачал головой:

– Не знаю. Она про других не очень-то любила распространяться.

– Она носила кольцо невесты с бриллиантом. Что-нибудь про это кольцо знаешь?

– Только то, что она его не от меня получила. Когда мы с ней встречались, никакого на ней кольца не было.

– Может быть, она хотела снова сойтись с Пеплером, когда он выйдет?

– Может быть. Она, похоже, не очень переживала, что он сидит, но дела с ним делать ей нравилось, и они, наверное, снова сошлись бы.

– А как насчет двоюродного братца Дика О'Брайена, тощего брюнета-алкаша? С ним что стало?

Морелли посмотрел на меня с удивлением:

– Понятия не имею.

Стадси вернулся один.

– Может, я и не прав, – сказал он усаживаясь, – но думаю, что с этой клушей можно иметь дело, если только правильно за нее взяться.

– То есть за горло, – сказал Морелли.

Стадси добродушно ухмыльнулся:

– Нет. У нее есть в жизни цель. Она упорно занимается пением и…

Морелли посмотрел на свой пустой стакан и сказал:

– Должно быть, это твое тигриное молочко сильно на пользу ее связкам. – Он повернул голову и крикнул Питу: – Эй ты, с рюкзаком, то же самое повторить! Завтра нам в хоре петь.

Пит сказал:

– Иду, иду, Шеппи. – Выражение сонной апатии сошло с его морщинистого лица, как только Морелли обратился к нему.

Подошел невероятно толстый блондин, почти альбинос, который сидел за столиком Мириам, и сказал мне тонким, дрожащим бабьим голосом:

– Так ты, значит, тот самый и есть, который укокошил малыша Арти Нунхай…

Морелли, не вставая, изо всей силы двинул толстяка в живот. Стадси внезапно вскочил, перегнулся через Морелли и своим огромным кулачищем въехал толстяку в лицо.

Я, не совсем к месту, заметил, что стойка у него по-прежнему правосторонняя. Горбатый Пит подошел сзади и со всего маху обрушил пустой поднос на голову толстяка. Тот упал, повалив трех человек и столик. Два бармена были уже рядом. Один из них ударил толстяка дубинкой, когда тот пытался встать, и толстяк оказался на четвереньках. Тогда второй схватил его за воротник и крутанул, чтобы толстяк вздохнуть не мог. С помощью Морелли они подняли толстяка на ноги и вышвырнули его из зала.

Пит посмотрел им вслед и цыкнул зубом.

– Чертов Воробышек! – воскликнул он. – Когда он пьян, с ним лучше не цацкаться.

Стадси уже хлопотал у опрокинутого столика, помогал людям встать самим и подобрать упавшие вещи.

– Плохо это, – сказал он, – предприятию во вред, а что делать? У меня, конечно, не притон какой-нибудь, но ведь и не институт благородных девиц.

Дороти сидела бледная, перепуганная, а Нора изумленно вытаращила глаза.

– Сумасшедший дом какой-то, – сказала она. – Зачем они так?

– А я знаю? – ответил я.

Пришли Морелли и бармены, весьма довольные собой. Морелли и Стадси снова уселись за наш столик.

– Темпераментный вы народ, – сказал я.

– Темпераментный, – повторил Стадси и рассмеялся: – Ха-ха-ха!

Морелли был серьезен:

– Когда этот хмырь что-то начинает, надо самому начать первому. Если он возьмет разгон, уже поздно будет. Нам доводилось видеть его в деле, а, Стадси?

– В каком таком деле? – спросил я. – Он же ничего не сделал.

– И точно не сделал, – протянул Морелли. – Только что-то в нем такое есть, верно, Стадси?

– Угу, – сказал Стадси. – Он припадочный.

XXIII

Около двух часов мы распрощались со Стадси и Морелли и вышли из «Чугунной Чушки».

В такси Дороти тяжко опустилась в свой привычный угол и сказала:

– Сейчас меня вырвет. Точно вырвет. – Судя по голосу, она не врала.

Нора сказала:

– Ну и пойло. – Она положила голову мне на плечо. – Твоя жена пьяна, Ники. Слушай, ты мне обязательно расскажешь, что было, все-все. Только завтра, не сейчас. Я ничегошеньки не поняла – о чем говорили, что там делалось. Они бесподобны.

Дороти сказала:

– Слушайте, я в таком виде к тете Алисе не могу. Ее удар хватит.

Нора сказала:

– Зачем они так этого толстяка избили? Это, правда, было смешно, но и жестоко.

Дороти сказала:

– Я, наверное, лучше к маме поеду.

Нора сказала:

– Что это за «ухламон»? Ник, а что значит «лопух»?

– Ухо.

Дороти сказала:

– Тетя Алиса все равно увидит. Я ключ забыла, и придется ее будить.

Нора сказала:

– Ники, я тебе люблю. Ты так вкусно пахнешь и с такими интересными людьми знаком.

Дороти сказала:

– Большой крюк выйдет, если меня к маме подбросить?

Я сказал:

– Нет, – и дал шоферу адрес.

Нора сказала:

– Поехали к нам домой?

Дороти сказала:

– Не-ет, лучше бы не надо.

Нора спросила:

– Почему?

Дороти ответила:

– Ну, мне кажется, что не следует.

И так далее, и в том же духе, пока такси не остановилось возле «Кортленда».

Я вышел и помог выйти Дороти. Она тяжело оперлась мне на руку.

– Пожалуйста, поднимитесь хоть на минуточку.

Нора сказала:

– Хоть на минуточку, – и вышла из такси.

Я сказал шоферу, чтобы подождал, и мы поднялись. Дороти позвонила. Дверь открыл Гилберт, в пижаме и халате. Он предостерегающе поднял руку и тихо сказал:

– Здесь полиция.

Из гостиной донесся голос Мими:

– Кто это, Гил?

– Мистер и миссис Чарльз и Дороти.

Когда мы вошли, Мими бросилась к нам:

– Наконец, наконец-то хоть кто-то знакомый! Я просто даже не знала, куда деваться!

На ней был розовый сатиновый халат поверх розовой ночной рубашки из шелка, и лицо у нее было розовое и уж никак не несчастное. На Дороти она даже не взглянула, одной рукой стиснула руку Норы, а другой – мою.

– Теперь-то я не буду дергаться и предоставлю все вам, Ник. Придется вам объяснить глупой женщине, что делать.

Дороти за моей спиной вполголоса, но с большим чувством сказала:

– Чушь свинячья!

Мими не подала виду, что слышала. Все еще держа за руки, она подвела нас к гостиной и при этом тараторила:

– Вы знаете лейтенанта Гилда. Он был так мил со мной, но я, конечно же, наверняка все его терпение истощила. Я была так… словом, то есть я хотела сказать – я была в такой растерянности, но теперь пришли вы и…

Мы вошли в гостиную.

Гилд сказал мне:

– Привет! – И Норе: – Добрый вечер, мадам!

С ним был тот, которого он называл Энди и который помогал ему обыскивать наши комнаты в то утро, когда Морелли нанес нам визит. Энди кивнул нам и что-то буркнул.

– Что происходит? – спросил я.

Гилд искоса посмотрел на Мими, потом на меня и сказал:

– Бостонская полиция разыскала Йоргенсена, или Роузуотера, или называйте его как хотите, в доме его первой жены и задала ему несколько вопросов от нашего имени. Получается, главный ответ – что он никакого отношения к убийству или там неубийству Джулии Вулф не имеет и доказать это может миссис Йоргенсен, которая утаивает от следствия то, что скорее всего является решающей уликой против Винанта. – Он снова покосился на Мими. – Эта дама, похоже, не хочет сказать ни «да», ни «нет».

По правде говоря, мистер Чарльз, я вообще не знаю, как ее понимать.

Это меня нисколько не удивило. Я сказал:

– Вероятно, она испугана. – Мими тут же постаралась принять испуганный вид. – Он с первой женой в разводе?

– Сама первая жена утверждает, что нет.

Мими сказала:

– Уверена, что врет.

Я сказал:

– Т-с-с. Он возвращается в Нью-Йорк?

– Похоже, он добивается, чтобы нам пришлось официально запросить его выдачи, если он нам здесь понадобится. Как сообщает Бостон, он вопит и требует адвоката.

– Он нам так сильно нужен?

Гилд пожал плечами:

– Только если это поможет нам с убийством. Всякое там двоеженство меня не интересует. Не собираюсь никого хватать, если это идет не по моему ведомству.

Я спросил Мими:

– Итак?

– Могу я поговорить с вами наедине?

Я посмотрел на Гилда. Он сказал:

– Хоть что угодно, был бы толк.

Дороти тронула меня за руку:

– Ник, выслушайте сначала меня. Я… – Она замолчала. Все смотрели на нее.

– Что?

– Я… я сначала хочу поговорить.

– Ну так вперед!

– То есть наедине.

Я потрепал ее по руке:

– После поговорим.

Мими провела меня в спальню и тщательно закрыла дверь. Я уселся на кровать и закурил. Мими прислонилась к двери, улыбаясь мне ласково и доверительно. Так прошло с полминуты.

Потом она сказала:

– Ник, я вам нравлюсь?

Когда я ничего не сказал, она добавила:

– Правда ведь?

– Нет.

Она рассмеялась и отошла от двери.

– То есть вы хотите сказать, что не одобряете меня. – Она села на кровать рядом со мной. – Но хоть не настолько я вам неприятна, что не могу рассчитывать на вашу помощь?

– Это зависит.

– Зависит от…

Дверь раскрылась, и вошла Дороти.

– Ник, я должна…

Мими вскочила и встала напротив дочери.

– Пошла вон отсюда, – сказала она сквозь зубы. Дороти вздрогнула, но сказала:

– Не уйду. Не станешь же ты…

Мими хлестнула Дороти тыльной стороной ладони по губам:

– Убирайся.

Дороти вскрикнула и прикрыла рот рукой. Не отнимая руки и не сводя с Мими широко раскрытых испуганных глаз, она, пятясь, вышла из комнаты.

Мими вновь прикрыла дверь.

Я сказал:

– Когда понадобится дать кому-нибудь по морде, можно вас пригласить?

Она, похоже, не слышала меня. Взгляд ее сделался тяжелым, суровым, губы слегка выдвинулись вперед в каком-то подобии полуулыбки, а когда она заговорила, голос ее был низким и хриплым:

– Моя дочь влюблена в вас.

– Ерунда.

– Влюблена и ревнует ко мне. С ней прямо судороги делаются, стоит мне подойти к вам на десять футов. – Она говорила так, словно думала о чем-то другом.

– Ерунда. Может, только остаточные явления – она же увлекалась мной, когда ей было двенадцать лет. Но не более того.

Мими покачала головой:

– Ошибаетесь. Ну да все равно. – Она опять уселась на кровать рядом со мной. – Вы должны мне помочь выпутаться. Я…

– Разумеется, – сказал я. – Вы же тот самый нежный цветочек, которому так нужна защита большого, сильного мужчины.

– Ах это? – Она махнула рукой в сторону двери, куда ушла Дороти. – Уж не намекаете ли вы… Вы же все это уже слышали, раньше… Да и видели, и делали тоже, кстати. Вам беспокоиться нечего. – Она опять улыбнулась, слегка выпятив губы. Взор оставался тяжким, задумчивым. – Хотите Дорри – берите, только нечего сентиментальничать по этому поводу. Ну да ладно. Конечно, я не нежный цветочек.

И вы так никогда не считали.

– Нет, – согласился я.

– Ну вот и выходит, – сказала она так, словно ей все было ясно.

– Выходит что?

– Кончайте кокетничать, – сказала она. – Вы же меня прекрасно понимаете. Не хуже, чем я вас.

– Почти. Только все время кокетничали-то вы.

– Я знаю. Это была игра. А сейчас мне не до игр. Этот прохвост меня одурачил, Ник, выставил меня полной дурой, а теперь попал в беду и ждет, что я приду к нему на помощь. Я ему помогу! – Она положила мне руку на колено и впилась в него своими острыми когтями. – В полиции мне не верят. Как сделать так, чтобы поверили, будто он лжет, а я об убийстве рассказала все, что знала?

– Никак, наверное, – сказал я задумчиво. – Особенно если учесть, что Йоргенсен точь-в-точь повторяет все, что вы мне сказали несколько часов назад.

Она затаила дыхание и с новой силой впилась в меня ногтями:

– Вы им рассказали об этом?

– Еще нет – Я убрал ее руку с колена.

Она вздохнула с облегчением:

– И теперь ничего не расскажете, правда?

– Почему нет?

– Потому что всё не так. Он солгал, и я солгала. Я ничего не находила, решительно ничего.

Я сказал:

– Это мы уже проходили, и верю я вам не больше, чем тогда. А ведь мы же договорились – вы меня понимаете, я вас понимаю, никакого жеманства, никаких игр, никаких уловок.

Она легонько шлепнула меня по руке:

– Ладно, так и быть: кое-что я все-таки нашла, немного, но кое-что. Только не стану я это показывать, помогать этому типу выпутаться. На моем месте вы бы чувствовали то же самое…

– Возможно, но в данном случае у меня нет резона идти с вами на сговор. Ваш Крис мне не враг, и я ничего не выиграю, если помогу вам сфабриковать против него дело.

Она вздохнула:

– Я много об этом думала. Вряд ли те деньги, которые я в состоянии вам предложить, могут прельстить вас теперь. – Она криво усмехнулась: – Впрочем, как и мое роскошное белое тело.

Ну а спасение Клайда вас не интересует?

– Не обязательно.

Она рассмеялась:

– Не понимаю, что вы этим хотите сказать.

– А что, если я не считаю, что его надо спасать? У полиции против него мало что есть. Да, он с приветом, да, он был в тот день в городе, да, она его обворовывала. Но для ареста этого мало.

Она снова рассмеялась:

– А с моей помощью?

– Не знаю. А что за помощь? – спросил я и, не дожидаясь ответа, на который не рассчитывал, продолжил: – Как бы то ни было, Мими, вы ведете себя, как дура. От факта двоеженства ему же не отвертеться, на это и нажмите. Нет…

Она нежно улыбнулась и сказала:

– Это я держу про запас, на тот случай…

– Если не удастся пришить ему убийство, да? Так у вас ничего не выйдет, мадам. В тюрьме его можно продержать около трех дней. За это время окружной прокурор его допросит, проверит все сведения о нем, и этого будет достаточно, чтобы понять, что он не убивал Джулию Вулф и что вы сознательно поставили прокурора в дурацкое положение. Когда же вы явитесь со своим иском о двоеженстве, он просто пошлет вас подальше и откажется возбудить дело.

– Но как же он может так поступить, Ник?

– И может, и поступит, – заверил я ее. – А если еще откопает, что вы утаиваете улику, то уж постарается устроить все наихудшим для вас образом.

Она пожевала нижнюю губу и спросила:

– Вы мне правду говорите?

– Я вам говорю именно то, что будет. Разве только окружные прокуроры за последнее время сильно изменились.

Она еще немного пожевала губу.

– Я не хочу, чтобы он выкрутился, – сказала она после недолгой паузы, – но и себе неприятностей не хочу. – Она посмотрела на меня: – Если вы меня обманываете, Ник…

– Вам остается либо верить мне, либо не верить.

Она улыбнулась, тронула меня за щеку, поцеловала в губы и встала.

– Так и быть, поверю. – Она направилась в дальний конец комнаты и вернулась. Глаза ее сияли, лицо было возбужденным.

– Я позову Гилда, – сказал я.

– Нет, погодите. Мне сперва надо знать ваше мнение.

– Хорошо, только без фокусов.

– Вы и тени своей боитесь, – сказала она, – но не беспокойтесь. Я не стану вас за нос водить.

Я сказал, что все это прекрасно, но не пора ли наконец показать мне то, что у нее есть показать. А то все уже беспокоятся.

Обогнув кровать, она подошла к шкафу, открыла дверцу, раздвинула первый ряд платьев и просунула руку во второй.

– Занятно, – сказала она.

– Занятно? – Я встал. – Просто уморительно. Гилд со смеху по полу кататься будет. – Я направился к двери.

– Не злитесь так, – сказала она. – Я нашла. – Она повернулась ко мне, держа в руках мятый носовой платок.

Когда я подошел поближе, она развернула платок и показала мне обрывок цепочки от часов. Один конец был обломан, а на другом висел маленький золотой ножичек. Платок был женский, весь в бурых пятнах.

– Ну? – спросил я.

– Это было у нее в руке. Когда я осталась при ней одна, я увидела, сразу узнала цепочку Клайда… ну и взяла ее.

– Вы уверены, что это его цепочка?

– Да, – с раздражением сказала она. – Видите, здесь золотые, серебряные и медные звенья. Он заказал ее из первых партий металлов, выплавленных по его технологии. Эту цепочку узнает каждый, кто хоть немного знал его. – Она перевернула ножик, чтобы я мог увидеть выгравированные на нем буквы «К. М. В.». – Это его инициалы. Ножичек я раньше не видела, а вот цепочку узнала бы в любом случае. Клайд носил ее много лет.

– Вы ее достаточно хорошо помните, могли бы описать не глядя?

– Разумеется.

– Это ваш платок?

– Да.

– А пятна на нем – это кровь?

– Да. Цепочка была у нее в руке, я уже говорила, и она была в крови. – Она нахмурилась: – Разве вы… Вы ведете себя так, будто не верите мне.

– Не совсем, – сказал я. – По-моему, вам самой следует разобраться, говорите вы на сей раз правду или нет.

Она топнула ногой.

– Вы… – Она вдруг засмеялась, и гнев сошел с ее лица. – Вы умеете быть таким въедливым. Сейчас я говорю правду, Ник. – Я рассказала вам все именно так, как оно было.

– Надеюсь. Пора бы. Вы точно уверены, что Джулия не пришла в себя и не сказала что-нибудь, пока вы были с ней наедине?

– Опять хотите меня разозлить? Конечно, уверена.

– Ладно, – сказал я. – Подождите здесь. Я позову Гилда, но если вы ему скажете, что цепочка была в руках Джулии, а та при этом была еще жива, он вполне может полюбопытствовать, а не пришлось ли вам ее слегка поколотить, чтобы отобрать цепочку.

Она вытаращила глаза:

– Так что же я должна ему сказать?

Я вышел и прикрыл дверь.