Текст книги "Худой мужчина. Окружной прокурор действует"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

Соавторы: Дэшилл Хэммет
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

XIX

– Я подслушивал, – сказал Гилберт, когда мы вышли из дома. – Я считаю, что глупо не подслушивать, когда есть возможность, тем более когда занимаешься изучением людей, потому что они не совсем такие, если находишься рядом с ними. Люди, недовольны, когда узнают про это, но, – он улыбнулся, – полагаю, что птицам и животным тоже не по вкусу, что натуралисты шпионят за ними.

– Много услышал? – спросил я.

– О, достаточно, чтобы понять, что ничего важного я не пропустил.

– И что же ты об этом думаешь?

Он надул губы, наморщил лоб и рассудительно произнес:

– Трудно сказать определенно. Иногда мама умеет хорошо скрывать, но хорошо выдумывать она не может. Странная вещь, вы, наверное, замечали: те, кто больше всех лжет, обычно лгут очень неуклюже, и обмануть их легче легкого. Можно было бы думать, что они всегда очень чутко реагируют на ложь, но оказывается так, что они-то как раз и верят всему, чему угодно. Вы, вероятно, это заметили?

– Да.

– Я вот что хотел сказать вам. Крис сегодня дома не ночевал. Поэтому мама и раздражена больше обычного, и, когда я сегодня утром вынимал почту, для него было письмо, и мне показалось, что в нем что-то важное, и я распечатал его над паром. – Он вынул письмо из кармана и протянул его мне. – Вы бы прочли его, а потом я снова заклею и подложу в завтрашнюю почту на тот случай, если он вернется, хотя я сомневаюсь.

– Почему? – спросил я, взяв письмо.

– Ну он же на самом деле Роузуотер.

– Ты ему об этом говорил что-нибудь?

– Не имел возможности. Не видел его с тех пор, как вы мне сказали.

Я посмотрел на письмо, которое держал в руках. На конверте стоял штамп: «Бостон, штат Массачусетс, 27 декабря 1932 г.», адрес был написан неустойчивым, похожим на детский, женским почерком. Адресовано оно было мистеру Кристиану Йоргенсену, «Кортленд», Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.

– Почему же ты открыл его? – спросил я, вынимая письмо из конверта.

– Я не верю в интуицию, – сказал он, – но наверное, есть какие-то звуки, запахи, что-то в почерке. Проанализировать это нельзя, даже осознать трудно, но иногда это влияет. Я не знаю, что это такое. Я просто почувствовал, что в нем может быть нечто важное.

– И часто у тебя возникают такие чувства по поводу чужих писем?

Он скользнул по мне глазами – не насмехаюсь ли? – а потом сказал:

– Нечасто, но мне и раньше приходилось вскрывать их. Я же говорил, что занимаюсь изучением людей.

Я прочитал письмо:

«Дорогой Вик,

Ольга написала мне что ты снова в Штатах женат на другой женщине и зовут тебя теперь Кристиан Йоргенсен. Это нехорошо Вик ты же знаеш точно как уехать и ни слова не написать все эти годы. И денег не шлеш. Я же знаю что тебе пришлось уехать из-за этой ссоры с мистером Винантом только уверена что он давно уже забыл про все это и еще думаю что мог бы ты написать мне ты же знаеш что я тебе верный друг и всегда готова для тебя сделать все что в моих силах. Я не хочу бранить тебя Вик но повидаться с тобой должна обязательно. В воскресенье и понедельник я в магазин не пойду из-за Нового года и приеду в Н.-Й. в субботу вечером и должна поговорить с тобой. Пиши мне где меня встретиш и когда как я не хочу тебе никаких неприятностей. Будь уверен и пиши мне сразу чтоб я вовремя получила.

Твоя верная жена Джорджия».

Дальше шел адрес.

– Так-так-так, – сказал я и вложил письмо обратно в конверт. – И тебя не соблазнила мысль рассказать об этом матери?

– Да я знаю, как она отреагирует. Вы же видели, как она взбесилась из-за той ерунды, что вы ей рассказали. Как, по-вашему, мне лучше всего поступить?

– Разрешить мне сообщить в полицию.

Он тут же согласился:

– Раз вы считаете, что так лучше. Можете даже показать письмо, если хотите.

Я поблагодарил и засунул письмо в карман.

Он сказал:

– И вот еще что: у меня было немного морфина для экспериментов, и кто-то его украл. Около двадцати гран.

– И как же ты экспериментировал?

– Принимал. Хотелось изучить последствия.

– Ну и как, понравилось?

– Да нет, мне и не нужно было, чтобы понравилось, а чтобы просто узнать. Я не люблю всего, что притупляет рассудок. Поэтому я почти не пью и даже не курю. Правда, я хочу попробовать кокаин, говорят, он обостряет ум.

– Говорят. Кто, по-твоему, стащил?

– Я подозреваю Дороти – у меня на ее счет есть теория. Поэтому я иду на обед к тете Алисе: Дорри все еще там, и я надеюсь все выяснить. Она мне все что угодно расскажет – я умею ее разговорить.

– А она знала, что он у тебя есть?

– Да. Это как раз одна из причин, по которым я подозреваю именно ее. Вряд ли кто-нибудь другой украл. Я ведь и на ней ставил эксперименты.

– И ей понравилось?

– О, очень понравилось. Она бы все равно его попробовала. Но я вот что спросить хотел: она могла за такой короткий срок пристраститься?

– За какой короткий срок?

– Семь… точнее, десять дней.

– Вряд ли. Если только сама себе не внушила. Много ты ей давал?

– Нет.

– Если выяснишь, дай мне знать, – сказал я. – Здесь я буду ловить такси. Пока.

– Вы не зайдете попозже?

– Если успею. Может, тогда и увидимся.

– Да, – сказал он, – и спасибо вам огромное.

У первой же аптеки я вышел из такси позвонить Гилду, не надеясь застать его на службе, но намереваясь узнать домашний телефон. Но он был еще на месте.

– Работаем допоздна, – сказал я.

– Вот именно, – ответил он очень весело.

Я прочел ему письмо Джорджии вместе с адресом.

– Богатый улов, – сказал он.

Я сообщил ему, что Йоргенсена со вчерашнего дня не было дома.

– Думаете, мы найдем его в Бостоне? – спросил он.

– Либо там, либо где-то в южном направлении – насколько он к тому времени успеет удрать.

– Попробуем оба варианта, – сказал он все еще весело. – Теперь у меня есть для вас новости. Нашего приятеля Нунхайма нашпиговали пулями из тридцатидвушки примерно через час после того, как он улизнул от нас. Мертвей мертвого. Очень похоже, что пульки из того же ствола, из которого пришили мадам Вулф. Эксперты их сейчас сопоставляют. По-моему, он сейчас жалеет, что не остался побеседовать с нами.

XX

Когда я добрался до дома, Нора держала в одной руке кусок утки, а другой перебирала кусочки головоломки.

– Я уже решила, что ты у нее поселился, – сказала она. – Ты ведь был когда-то сыщиком, разыщи-ка мне кусочек коричневого цвета, похожий на улитку с длинной шеей.

– В головоломке или в утке? Давай не пойдем сегодня к Эджам: они зануды.

– Ладно. Только они обидятся.

– Такого счастья нам не видать, – возразил я. – На Квиннов они обиделись и вот…

– Гаррисон звонил тебе. Просил передать, что пора прикупить каких-то «Макинтайр-Дикобразов», по-моему, я правильно записала, впридачу к твоим «Доумам». Он сказал, что при закрытии они стояли на двадцати с четвертью. – Она ткнула пальцем в головоломку. – Мне нужен кусочек вот сюда.

Я нашел ей нужный кусочек и пересказал, почти дословно, все, что творилось и говорилось у Мими.

– Я не верю, – сказала она. – Ты все выдумал. Таких людей просто не бывает. Что ж такое? Они первые представители нового племени монстров?

– Я просто рассказываю. Я ничего не объясняю.

– А как такое объяснишь? Теперь, когда Мими взъелась на своего Криса, в этой семейке не осталось никого, способного хоть на малейшие дружеские чувства к остальным. И все же есть в них во всех что-то общее.

– Может, это и есть то самое общее? – предположил я.

– Хотела бы я взглянуть на тетю Алису, – сказала она. – Ты собираешься отдать письмо в полицию?

– Я уже звонил Гилду, – ответил я и рассказал ей про Нунхайма.

– И что это значит? – спросила она.

– Во-первых, если Йоргенсена нет в городе, а я полагаю, что его нет, а пули из того же оружия, из которого убили Джулию Вулф, а я полагаю, что из того же, – значит, полиции придется найти его сообщника, если они хотят что-либо ему инкриминировать.

– Я уверена, что если бы ты и впрямь был хорошим сыщиком, то сумел бы все это как-то подоходчивей объяснить. – Она вновь занялась головоломкой. – Ты опять пойдешь к Мими?

– Сомневаюсь. Может прервешь свои ученые занятия и пообедаем?

Зазвонил телефон, и я сказал, что подожду. Звонила Дороти Винант.

– Алло! Ник?

– Он самый. Как дела, Дороти?

– Только что пришел Гил и спросил меня… ну, вы знаете о чем, и я хочу сказать вам, что я и правда его взяла, но взяла только затем, чтобы он не стал наркоманом.

– И что ты с ним сделала?

– Он заставил меня отдать. И он мне не верит, но я только поэтому и взяла, честно.

– Я верю.

– Скажите тогда Гилу. Если вы мне верите, он тоже поверит: он убежден, что вы все знаете о таких вещах.

– Скажу, как только увижу, – пообещал я.

После паузы она спросила:

– Как Нора?

– По-моему, нормально. Хочешь поговорить с ней?

– Да. Но только ответьте мне: мама… мама что-нибудь говорила обо мне, когда вы у нее были сегодня?

– Не помню такого. А что?

– А Гил говорил?

– Только про морфин.

– Вы уверены?

– В общем, да, – сказал я. – А что?

– Да нет, ничего, раз вы уверены. Так, пустяки.

– Ясно. Позову Нору. – Я вышел в гостиную. – Дороти поговорить хочет. К нам не приглашай.

Когда Нора закончила разговор и вернулась, в ее глазах что-то было.

– И о чем же шла беседа?

– Ни о чем. Просто «как поживаете» и все такое.

Я сказал:

– Смотри. Нехорошо обманывать старших. Бог тебя накажет.

Мы пошли обедать в японский ресторанчик на Сорок восьмой улице, а потом я позволил Норе все же уговорить меня пойти к Эджам.

Пэлси Эдж – человек высокий, костлявый, абсолютно лысый, с желтым худым лицом, лет пятидесяти с хвостиком. Он сам себя величал «кладбищенским вором по профессии и наклонностям» – единственная его шутка, конечно, если это можно считать шуткой. Означало это, что он археолог. Он очень гордился своей коллекцией боевых топоров. В общем, он был не так уж безнадежно плох, если заранее примириться с тем фактом, что вам, скорее всего, придется перетерпеть подробнейшее перечисление его арсеналов: каменные топоры, медные топоры, бронзовые топоры, обоюдоострые топоры, граненые топоры, многоугольные топоры, зубчатые топоры, топоры-молотки, тесальные топоры, венгерские топоры, месопотамские топоры, нордические топоры – и вид у них у всех такой, словно их здорово моль поела.

Значительно меньшую приязнь вызывала его жена. Ее звали Леда, но муж прозвал ее Точечкой. Она была очень маленькая, и хотя от природы волосы ее, глаза и кожа как-то различались по цвету, все казалось одинаково грязновато-бурым. Она не садилась, а пристраивалась, как птичка на насесте, а в разговоре имела обыкновение склонять голову набок. По теории Норы, Эдж как-то раскопал одну древнюю могилу и оттуда-то и выскочила Точечка. Марго Иннес называла ее гномихой. Мне миссис Эдж однажды заявила, что, по ее мнению, все произведения, написанные двадцать и более лет назад, обречены на забвение, поскольку в них нет никакой «психиатрии». Жили они в уютном старом трехэтажном домике на краю Гринвич-Виллидж, и спиртное у них подавалось великолепное.

Когда мы приехали, там уже было с десяток гостей, если не больше. Точечка представила нас тем, с кем мы были еще незнакомы, а потом затащила меня в угол.

– Почему же вы не сказали мне, что те люди, с которыми мы у вас встретились на Рождество, замешаны в таинственную историю с убийством? – спросила она, склоняя голову набок до тех пор, пока левое ухо не легло на плечо.

– Я не знал, что они замешаны. Кроме того, что такое в наше время история с одним убийством?

Она наклонила голову вправо:

– Вы даже не сказали мне, что взялись за расследование этого дела.

– Я – что? А, понял вас. Не взялся и не берусь. В меня стреляли, что еще раз подтверждает мою роль непричастного и невольного очевидца.

– Сильно болит?

– Чешется. Забыл сменить повязку сегодня.

– Нора, конечно, страшно перепугалась?

– Я тоже, а заодно и тот тип, который в меня стрелял. А вот и Пэлси. Я с ним еще не поздоровался.

Я начал украдкой огибать ее. Она сказала:

– Гаррисон обещал привести сегодня дочь из того самого семейства.

Я несколько минут поболтал с Эджем, в основном о доме в Пенсильвании, который он покупал, потом раздобыл себе выпить и послушал, как Ларри Кроули и Фил Тэмз обменивались неприличными анекдотами. Потом подошла какая-то женщина и задала Филу, который преподавал в Колумбийском университете, один их тех вопросов о технократии, которые на той неделе были в моде. Мы с Ларри отошли и направились туда, где сидела Нора.

– Берегись, – сказала она, – гномиха спит и видит, как бы вытянуть из тебя все секретные сведения об этом убийстве.

– Пусть вытягивает из Дороти, – сказал я. – Она придет с Квинном.

– Знаю.

Ларри сказал:

– Он ведь без ума от этой девчонки. Он сказал, что собирается развестись с Элис и жениться на ней.

Нора сочувственно заметила:

– Бедная Элис! – Она ее терпеть не могла.

– Ну это как сказать, – возразил Ларри. Ему Элис нравилась. – Я, кстати, вчера видел этого парня, ну, мужа матери этой девчонки. Помнишь, высокий такой, мы еще у тебя познакомились?

– Йоргенсен?

– Точно. Так вот, он выходил из ломбарда на Шестой авеню, возле Сорок шестой.

– Говорил с ним?

– Я был в такси. К тому же, наверное, когда человек выходит из ломбарда, вежливей сделать вид, будто ты его не заметил.

Точечка сказала «т-с-с!» всем сразу, и Леви Оскант заиграл на рояле. Пока он играл, приехали Квинн и Дороти. Квинн был пьян до изумления, да и у Дороти чересчур пылали щечки.

Она подошла ко мне и прошептала:

– Когда вы с Норой уйдете, я хочу уйти с вами.

– Остаться к завтраку тебе здесь не предложат.

Точечка зашипела в мой адрес.

Мы еще немного послушали музыку.

Дороти поерзала с минутку и снова прошептала:

– Гил говорит, что вы еще к маме собирались зайти. Правда?

– Сомнительно.

Квинн подошел к нам нетвердой походкой.

– Как поживаешь, старик? Нора, ты как? Передала ему, что я просил? – Точечка и ему сказала «т-с-с!», но он не обратил на неё ни малейшего внимания. Остальные, с явным облегчением, тоже принялись переговариваться. – Слушай, старик, у тебя в компанию «Золотые ворота» в Сан-Франциско деньги вложены?

– Немножко есть.

– Выгребай скорее. Мне сегодня сказали, что эта фирма здорово шатается.

– Ладно. У меня там, правда, немного.

– Немного? Что ж ты делаешь со всеми деньгами?

– Набиваю сундуки золотом, уподобляясь французам.

Он покачал головой с серьезным видом:

– Такие, как ты, разоряют страну.

– Зато такие, как я, не разоряются вместе со страной, – сказал я. – Где это ты так надрался?

– Это все Элис. Собачится целую неделю. Если бы я не пил, я б точно с ума сошел.

– Из-за чего же она дуется?

– Что пью много. Она считает… – Он наклонился и доверительно понизил голос: – Слушайте. Вы все мои друзья, и я скажу вам, что я сделаю. Я разведусь и женюсь на…

Он попытался обнять Дороти. Она стряхнула его руку и сказала:

– Ты дурак, ты надоел мне. Оставь меня в покое.

– Она говорит, я дурак. Я надоел ей, – поведал он мне. – А знаешь, почему она не хочет за меня замуж? Спорим, что не знаешь. Потому что она…

– Заткнись, заткнись, придурок пьяный! – Она принялась колотить его по лицу обеими руками. Она раскраснелась, голос стал визгливым: – Если еще раз скажешь, убью!

Я оттащил Дороти от Квинна, Ларри подхватил его, не дав упасть. Он захныкал:

– Она меня ударила, Ник! – По его щекам катились слезы.

Дороти уткнулась лицом мне в пиджак и, по-моему, разрыдалась.

Зрителями этой сцены не преминули стать все присутствующие. Примчалась Точечка с сияющим от любопытства лицом:

– Что случилось, Ник?

– Просто подвыпили, ну и гуляют. Ничего особенного. Я прослежу, чтобы они до дома добрались без приключений.

Точечка была против: ей хотелось, чтобы они остались, по крайней мере до тех пор, пока ей не удастся все выведать. Она просила Дороти пойти прилечь, предложила дать что-нибудь – неясно, что именно, – Квинну, который в это время с немалыми трудностями пытался встать.

Мы с Норой вывели их. Ларри вызвался ехать с нами, но мы решили, что надобности в этом нет. Пока мы ехали к дому Квинна, он спал в углу такси, Дороти молча и напряженно сидела в другом углу, а Нора расположилась между ними. Я пристроился на складном сиденье, вцепившись в него, и думал, что нам хоть, по крайней мере, удалось у Эджей не засидеться.

Нора с Дороти остались в такси, а я потащил Квинна наверх. Он совсем раскис.

Я позвонил. Дверь открыла Элис. На ней была розовая пижама, а в руках – щетка для волос. Она устало посмотрела на Квинна и безрадостно произнесла:

– Внесите это.

Я втащил его и уложил на кровать. Оно что-то невнятно пробормотало и слабо повело туда-сюда рукой, не раскрывая глаз.

– Я уложу его, – сказал я и развязал ему галстук.

Элис облокотилась на спинку кровати:

– Если хочешь. Я-то уже давно этим не занимаюсь.

Я снял с него пиджак, жилет, рубашку.

– Где же он на сей раз отрубился? – спросила она без особого интереса. От кровати она так и не отошла, только стала расчесывать волосы.

– У Эджей. – Я расстегнул ему брюки.

– С этой сучкой Винант? – Вопрос был задан безразличным тоном.

– Там было полно народу.

– Да, – сказала она. – Уединения он не любит. – Она пару раз провела щеткой по волосам. – Значит, считаешь, что рассказать мне что-нибудь не по-товарищески?

Ее муж слегка заворочался и пробормотал:

– Дорри.

Я снял с него ботинки.

Элис вздохнула:

– Помню те времена, когда у него еще мускулы водились. – Она все смотрела на мужа, пока я не снял с него последнюю одежку и не закатил его под одеяло. Тогда она еще раз вздохнула и сказала: – Пойду принесу тебе чего-нибудь выпить.

– Только если быстро – Нора ждет в такси.

Она открыла рот, словно желая что-то сказать, потом закрыла, потом снова открыла и сказала:

– Хорошо.

Я пошел с ней на кухню.

Спустя некоторое время она промолвила:

– Это, конечно, не мое дело, Ник, но все-таки – что люди обо мне говорят?

– Как обо всех: кому-то ты по душе, кому-то нет, а кому-то и вовсе безразлична.

Она нахмурилась:

– Я не то имела в виду. Я хотела спросить, как люди смотрят на то, что я не бросаю Гаррисона, хоть он и волочится за каждой дыркой?

– Не знаю, Элис.

– А ты как на это дело смотришь?

– Я так смотрю: ты, наверное, знаешь, что делаешь, а уж что ты там делаешь – это твое личное дело.

Она посмотрела на меня с разочарованием:

– Да уж твой язык тебе не враг, верно? – Она горько улыбнулась: – Знаешь, я ведь не бросаю его только из-за денег. Может, для тебя это пустяки, а для меня нет. Так уж меня воспитали.

– Можно развестись и получить алименты.

– Допивай и катись к чертям, – сказала она устало.

XXI

Нора подвинулась, и я сел между ней и Дороти.

– Кофе хочу, – сказала Нора. – К «Рубену»?

Я сказал:

– Ладно, – и дал шоферу адрес.

Дороти робко спросила:

– Его жена что-нибудь сказала?

– Просила передать тебе свою нежную любовь.

– Не вредничай, – сказала Нора.

Дороти сказала:

– На самом деле он мне не нравится. Я с ним больше встречаться не буду, Ник, честное слово! – Вид у нее при этом был довольно трезвый. – Получилось так… В общем, мне было одиноко, а тут он подвернулся.

Я начал что-то говорить, но Нора пихнула меня локтем в бок, и я замолчал.

Нора сказала:

– Не бери в голову. Гаррисон – человек довольно легкомысленный.

– Я не подстрекатель, но мне кажется, что он действительно влюблен в девчонку, – сказал я.

Нора вновь толкнула меня в бок.

Дороти принялась разглядывать меня в потемках:

– Вы… вы не… вы не смеетесь надо мной, Ник?

– А надо бы.

– Сегодня мне поведали еще одну историю про гномиху, – сказала Нора так, словно и помыслить не могла, что кто-то может посметь перебить ее. Дороти она пояснила: – Это миссис Эдж. Так вот, Леви говорит… – Этой вправду была интересная история, для тех, естественно, кто хорошо знает Точечку. Нора так и говорила о ней, пока мы не вышли из такси около «Рубена».

Там сидел Герберт Маколей с пухленькой брюнеткой в красном. Я помахал ему и, после того как мы сделали заказ, подошел к его столику поговорить.

– Ник Чарльз – Луиза Джейкобс, – сказал он. – Присаживайся. Что новенького?

– Йоргенсен – это Роузуотер, – сказал я.

– Черт побери!

Я кивнул.

– И у него вроде бы жена в Бостоне.

– Хотел бы я взглянуть на него, – задумчиво произнес он. – Я ведь знаю Роузуотера. Хотел бы удостовериться.

– В полиции в этом уверены вполне. Не знаю, нашли его уже или нет. Думаешь, он убил Джулию?

Маколей энергично мотнул головой из стороны в сторону:

– Не представляю себе, чтобы Роузуотер мог кого-нибудь убить. Угрожать-то он угрожал, конечно. Ты же помнишь, тогда я его но очень серьезно воспринял.

Что еще произошло? – Когда я замялся, он сказал: – Луиза – свой человек. Можешь говорить.

– Не в этом дело. Мне пора к своим, да и поесть. Я ведь подошел только спросить, есть ли ответ на твое объявление в утренней «Таймс»?

– Нет еще. Погоди, Ник, мне еще надо тебя спросить. Ты сообщил в полицию о письме Винанта, не…

– Приход завтра к обеду, все обсудим. Мне пора.

– Кто эта блондиночка? – спросила Луиза Джейкобс. – Я ее в разных местах встречала с Квинном.

– Дороти Винант.

– Ты знаешь Квинна? – спросил Маколей.

– Десять минут назад я его в постель укладывал. Маколей усмехнулся:

– Надеюсь, это знакомство и впредь таким останется – светским, я имею в виду.

– То есть?

Ухмылка Маколея сделалась печальной:

– Он был моим маклером, и, следуя его советам, я оказался у врат богадельни.

– Очень мило, – сказал я. – Он ведь и мой маклер, и я его советам следую.

Маколей и брюнетка рассмеялись. Я сделал вид, будто тоже смеюсь, и вернулся к своему столику.

Дороти сказала:

– Еще даже не полночь, а мама сказала, что будет ждать вас. Почему бы нам всем не зайти к ней?

Нора очень старательно наливала кофе мне в чашку.

– Зачем? – спросил я. – Что это вы обе задумали? Два более невинных лица и представить было невозможно.

– Ничего, Ник, – сказала Дороти. – Мы решили, что это было бы неплохо. Еще рано и…

– И все мы любим Мими.

– Не-ет, не…

– Домой идти еще рано, – сказала Нора.

– Есть бары, – сказал я, – и ночные клубы, и Гарлем. Нора поморщилась:

– У тебя все мысли об одном.

– Хотите, поедем в «Барри» и попытаем счастья в фараон?

Дороти начала говорить «да», но так и не закончила, потому что Нора снова поморщилась.

– Вот-вот, именно так я отношусь к перспективе навестить Мими, – сказал я. – Мне ее уже на сегодня хватило.

Нора вздохнула, выказывая тем самым свою терпимость:

– Что ж, раз уж нам суждено закончить день, как всегда, в кабаке, я предпочла бы отправиться к твоему приятелю Стадси, но при условии, что ты не дашь ему снова поить нас этим гадким шампанским. Он прелесть.

– Постараюсь, – пообещал я и спросил Дороти: – Гилберт сказал тебе, что застал нас с Мими в компрометирующей позе?

Она попыталась переглянуться с Норой, но та упорно смотрела себе в тарелку.

– Нет… он сказал не совсем так.

– А про письмо сказал?

– От жены Криса? Да. – Ее голубые глаза сверкнули. – Ух и разозлится же мамочка!

– А тебе бы этого хотелось.

– Ну и что? Что она такого сделала когда-нибудь, чтобы я…

Нора сказала:

– Ник, прекрати изводить ребенка.

Я прекратил.