Текст книги "Худой мужчина. Окружной прокурор действует"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

Соавторы: Дэшилл Хэммет
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

VI

Уже после полудня, когда мы втроем уселись завтракать, пожаловали Йоргенсены. Нора подошла к телефону и отошла от него, стараясь не показать виду, что она чем-то приятно взволнована.

– Твоя мать звонила, – сообщила она Дороти. – Она внизу. Я сказала, чтобы она поднималась сюда.

Дороти сказала:

– Черт возьми! Зря я ей позвонила.

Я сказал:

– Мы живем все равно, что на вокзале.

Нора сказала:

– Это он не всерьез, – и потрепала Дороти по плечу. В дверь позвонили, и я пошел открывать.

Прошедшие восемь лет не нанесли внешности Мими никакого вреда, она стала только пышнее и эффектнее. По сравнению с дочерью она была крупнее и ярче. Мими залилась смехом и протянула руки мне навстречу.

– Веселого Рождества! Ужасно рада вас видеть – столько лет прошло. Это мой муж Крис, это мистер Чарльз.

– Счастлив вас видеть, Мими, – сказал я и пожал руку Йоргенсену. Это был высокий, худощавый, темноволосый мужчина, лет примерно на пять моложе жены, с великолепной осанкой, одетый со всей тщательностью, холеный, с прилизанными волосами и нафабренными усами.

Он слегка наклонил стан.

– Здравствуйте, мистер Чарльз. – У него был сильный германский акцент и жилистая, мускулистая рука.

Мы вошли в гостиную.

Когда закончился ритуал знакомства, Мими стала рассыпаться перед Норой в извинениях за то, что они нагрянули без приглашения.

– Но мне так хотелось еще раз повидать вашего мужа, а кроме того, это мое чадушко просто не может не опаздывать – остается только взять и буквально уволочь её… – Она обратила свою улыбку к Дороти: – Лучше одевайся, деточка.

Деточка с набитым ртом пробубнила, что она не собирается весь день без толку торчать у тетки Алисы, даже если этот день и Рождество.

– Гилберт, уж конечно, не поехал.

Мими поведала нам, что Аста – премиленькая собачка, а потом спросила, имею ли я хоть малейшее представление, где может находиться ее бывший супруг.

– Нет.

Она еще немного поиграла с псиной.

– Исчезнуть в такое время! Это безумие, форменное безумие. И ничего удивительного нет, что в полиции поначалу думали, будто он в этом деле замешан.

– А сейчас что думают? – спросил я.

Она подняла на меня глаза:

– Вы что, газет не видели?

– Нет.

– Человек по фамилии Морелли, гангстер. Это он убил ее. Он ее любовником был.

– Его поймали?

– Нет еще, но, точно, он убил. Мне бы Клайда разыскать. Маколей ни в какую не хочет мне помочь. Говорит, будто не знает, где Клайд, но это же просто смешно. Как-никак он же его доверенное лицо и все такое. Я-то точно знаю, что он поддерживает связь с Клайдом. Как по-вашему, Маколею можно доверять?

– Он адвокат Винанта, – сказал я. – У вас же никакого резона нет доверять ему.

– Именно так я и думала. – Она слегка подвинулась на диване. – Сядьте. У меня к вам куча вопросов.

– Может, для начала выпьем?

– Что угодно, только не ром с яйцом, – сказала она, – У меня от него желчь разливается.

Когда я вышел из буфетной, Нора с Йоргенсеном проверяли друг на друге свои познания во французском языке, Дороти все еще прикидывалась, будто ест, а Мими опять играла с собакой. Я раздал напитки и уселся рядом с Мими.

Она сказала:

– У вас прелестная жена.

– Мне самому нравится.

– Ник, скажите мне по правде – Клайд действительно ненормальный? То есть настолько ненормальный, что необходимо что-нибудь предпринять?

– Откуда я знаю?

– Я о детях думаю, – сказала она. – У меня-то на него никаких прав нет – об этом он позаботился в соглашении, составленном при разводе. Но у детей есть. Мы сейчас абсолютно нищие, и меня беспокоит их будущее. Ведь если он ненормальный, он же вполне может пустить все на ветер и оставить их без гроша. Что же мне, по-вашему, остается делать?

– Подумываете определить его в психушку, да?

– Не-ет, – протянула она, – но поговорить с ним хотелось бы. – Она положила свою ладонь мне на руку. – Найти его могли бы вы.

Я покачал головой.

– Так вы не хотите мне помочь, Ник? Мы ведь были друзьями. – Ее большие голубые глаза смотрели нежно и моляще.

Дороти, сидя за столом, уставилась на нас с подозрением.

– Ради Бога, Мими, – сказал я. – В Нью-Йорке же тысячи детективов. Наймите любого. Я этим больше не занимаюсь.

– Я знаю, но… А Дорри вчера сильно напилась?

– Вероятнее всего, напился я. По-моему, она была в норме.

– Вам не кажется, что из нее получилась довольно-таки симпатичная малютка?

– Мне всегда так казалось.

Над этим она на минуточку призадумалась, а потом сказала:

– Ник, она же еще ребенок.

– Это вы к чему? – спросил я.

Она улыбнулась:

– Дорри, а как насчёт хоть чуточку одеться?

Насупившись, Дороти ответила, что нечего ей весь день делать у тетки Алисы.

Йоргенсен повернулся и обратился к жене:

– Миссис Чарльз была столь любезна, что предложила, чтобы мы…

– Да, – сказала Нора. – Почему бы вам не остаться у нас? Придут кой-какие гости. Особого веселья не предвидится, но… – Она закончила фразу, слегка помахав стаканом.

– Я бы с радостью, – задумчиво сказала Мими, но боюсь, что Алиса…

– А давайте принесем ей по телефону наши извинения, – предложил Йоргенсен.

– Я позвоню, – сказала Дороти.

Мими кивнула:

– Только будь с ней полюбезнее.

Дороти пошла в спальню.

Все как-то сразу заметно повеселели. Встретившись со мной взглядом, Нора задорно подмигнула мне. Поскольку в этот момент на меня смотрела Мими, пришлось выразить по этому поводу полнейшее удовольствие.

Мими спросила меня:

– На самом деле вы ведь не хотите, чтобы мы остались?

– Отчего же.

– Ах, не лгите. Вы, кажется, очень симпатизировали бедной Джулии?

– «Бедная Джулия» в ваших устах – это нечто. Да, я неплохо к ней относился.

Мими вновь положила ладонь мне на руку:

– Она разбила нашу с Клайдом жизнь. Тогда, естественно, я ее ненавидела. Но это было так давно. И когда я пошла к ней в пятницу, я на нее никакого зла не держала.

И знаете, Ник, я видела, как она умирает. За что? Это было ужасно. И какие бы чувства я к ней раньше ни испытывала, теперь осталась только жалость. И я вполне искренне говорю – бедная Джулия!

– Не пойму я, что у вас на уме, – сказал я. – Что у вас у всех на уме.

– У вас у всех… – повторила она. – А что, Дорри?… Дороти вышла из спальни.

– Я все уладила. – Она поцеловала мать в губы и уселась рядом с ней.

Посмотревшись в зеркало пудреницы – а вдруг на губах помада смазалась, – Мими спросила:

– Она не сильно брюзжала?

– Да нет же, я все уладила. А что надо сделать, чтобы выпить?

Я сказал:

– Подойти вон к тому столику, где лед и бутылки, и налить.

Мими покачала головой:

– Ох уж эти дети. Так я хотела сказать – вы ведь сильно симпатизировали Джулии Вулф?

Дороти крикнула:

– Ник, вам налить?

– Спасибо, – сказал я, а затем ответил Мими: – Я относился к ней в достаточной степени неплохо.

– Вы чертовски уклончивы, – недовольно произнесла она. – Скажем так: она вам нравилась не меньше, чем я?

– То есть вы имеете в виду ту парочку вечеров, что мы совместно скоротали?

Она расхохоталась самым искренним образом:

– Да, это, конечно, ответ! – Она повернулась к Дороти, которая несла нам стаканы: – Придется тебе, милочка, обзавестись халатом такого же оттенка. Голубое тебе очень к лицу.

Приняв стакан из рук Дороти, я сказал, что, пожалуй, пойду оденусь.

VII

Когда я вышел из ванной в спальню, там сидели Нора и Дороти. Нора расчесывала волосы, а Дороти сидела на краешке кровати и болтала чулком.

Нора послала мне воздушный поцелуй в зеркало, стоявшее на туалетном столике. Вид у нее был чрезвычайно довольный.

– Нора, вы правда любите Ника? – спросила Дороти.

– Он глупый старый грек, но я к нему как-то привыкла.

– Чарльз – это ведь не греческая фамилия?

Я пояснил:

– Раньше фамилия была Хараламбидис. Когда мой папаша прибыл в Америку, тот гад, который оформлял его бумаги на Эллис-Айленд, заявил, что Чариламбидис слишком длинно выходит, писать устанешь, и сократил фамилию до Чарльз. Папаше все равно было – могли бы и крестиком обозначить, только бы впустили.

Дороти уставилась на меня.

– Никак не пойму – когда вы серьезно говорите, а когда разыгрываете. – Она принялась надевать чулок, но остановилась. – А мамочка от вас чего добивается?

– Ничего. Выспрашивает, вынюхивает. Хочет знать, что ты вчера делала, что говорила.

– Так я и знала! Что же вы ей сказали?

– А что я мог сказать? Ты же ничего не делала и ничего не говорила.

Услыхав такое, она призадумалась, наморщила лобик; заговорила, однако же, совсем о другом:

– Я не знала, что между вами и мамочкой что-то было. Конечно, я тогда была совсем ребенком – ничего бы не поняла, даже если бы заметила. Я даже не знала, что вы так запросто, по имени друг друга зовете.

Нора со смехом отвернулась от зеркала.

– О-о, уже интересно. – Своим гребнем она указала на Дороти. – Продолжай, милая.

Дороти вполне серьезно повторила:

– Так вот, я не знала.

В это время я вылавливал из своей рубашки булавки, которые туда повтыкали в прачечной.

– А сейчас ты что знаешь?

– Ничего, – сказала она и стала постепенно краснеть, – но могу догадываться. – Она склонилась над чулком.

– Можешь и догадываешься, – прорычал я. – Только кончай разыгрывать смущение, дуреха. Если у тебя порочный склад ума, тут уж ничего не поделаешь.

Она подняла голову и рассмеялась, но вопрос задала серьезным тоном:

– По-вашему, я очень похожа на маму?

– Такие случаи нередки.

– И все же, как по-вашему?

– Тебе хочется, чтобы я сказал «нет». Нет.

– И вот это мне приходится терпеть, – весело сказала Нора. – Он неисправим.

Я оделся первым и вышел в гостиную. Мими сидела у Йоргенсена на коленях. Вставая, она спросила:

– Что вам на Рождество подарили?

– Нора подарила мне часы. – Я показал их Мими.

Она заметила, что часы прелестны, и была совершенно права.

– А вы ей что подарили?

– Ожерелье.

Йоргенсен сказал:

– С вашего позволения, – и встал смешать себе коктейль.

В дверь позвонили. Я препроводил в гостиную Квиннов и Марго Иннес и представил их Йоргенсенам. Нора с Дороти наконец-то оделись и вышли из спальни, и Квинн немедленно прилип к Дороти. Ларри Кроули приехал с девицей по имени Денис, а несколько минут спустя прибыли Эджи. Я выиграл у Марго – в долг, разумеется, – тридцать два доллара в трик-трак. Девице Денис пришлось отправиться в спальню и немного прилечь. В начале седьмого Элис Квинн удалось, с помощью Марго, отлепить своего мужа от Дороти и утащить на какой-то прием, где они непременно обещали быть. Ушли и Эджи. Мими надела пальто и принудила мужа и дочь последовать ее примеру.

– Извините, что не смогла пригласить заблаговременно, – сказала она, – но может быть, зайдете к нам отобедать завтра вечером?

– Конечно, – сказала Нора.

Все обменялись рукопожатиями и любезностями, и они ушли.

Закрыв за ними дверь, Нора прислонилась к ней спиной.

– Боже, какой красавчик, – сказала она.

VIII

В тот день я еще понимал и где мое место во всей этой истории с Винантами, Вулф и Йоргенсеном, и что я должен делать – то есть нигде и ничего.

Однако когда на следующее утро, часа в четыре, мы зашли в «Кафе Рубена» выпить кофе по пути домой, Нора раскрыла газету и в одной из колонок светских новостей вычитала следующее:

«Ник Чарльз, бывший ас Трансамериканского следственного агентства, прибыл с Тихоокеанского побережья, с тем чтобы раскрыть тайну убийства Джулии Вулф».

А когда примерно шесть часов спустя я открыл глаза и принял сидячее положение, Нора усиленно трясла меня, а в дверях спальни стоял человек с пистолетом в руке.

Он был молод, упитан, темноволос, среднего роста, с широкими скулами и близко посаженными глазами. Одет он был в черный котелок, черное пальто, сидевшее как влитое, темный костюм и черные штиблеты, и все это выглядело так, словно было куплено не более четверти часа назад. В руке у него покоился черный автоматический пистолет тридцать восьмого калибра, никуда конкретно не направленный.

– Ник, он заставил меня впустить его, – проговорила Нора. – Он сказал, что должен…

– …поговорить с вами должен, – низким хриплым голосом произнес человек с пистолетом. – Поговорить – и все, но обязательно должен.

Я к тому времени уже проморгался, окончательно проснулся и посмотрел на Нору. Она была взволнована, но нисколько не испугана – впечатление было такое, будто она наблюдает, как лошадь, на которую она поставила, идет по дистанции, опережая других на ноздрю.

Я сказал:

– Ладно, говорите, но будьте так любезны убрать пушку.

Он улыбнулся одной нижней губой.

– Да уж знаю, что на испуг тебя не возьмешь. Наслышан. – Он положил пистолет в карман пальто. – Я Шел Морелли.

– Не слыхал про такого, – сказал я.

Он шагнул в комнату и принялся покачивать головой.

– Джулию я не убивал.

– Очень может быть, только ты со своими новостями не по адресу. Этим я не занимаюсь.

– Я ее три месяца не видел, – сказал он. – Разошлись мы.

– В полиции расскажи.

– Не было у меня причин желать ей зла. У нее со мной все было честь по чести.

– Все это очень замечательно, – сказал я, – только такой товар здесь не принимают.

– Послушай. – Он еще на шаг подошел к постели. – Стадси говорил, ты что надо. Поэтому я и пришел. Сделай…

– Как Стадси поживает? – спросил я. – С тех пор как он загремел не то в двадцать третьем, не то в двадцать четвертом, я ни разу его не видел.

– Он в порядке. С тобой хотел бы повидаться. На Сорок Девятой Западной кабак держит, «Клуб Чугунная Чушка» называется. Но, слушай, что ж они со мной-то делают? И вправду считают, что я убил, или же просто хотят еще и это на меня навесить?

Я покачал головой:

– Сказал бы, если б знал. Газетам не верь – я этим делом не занимаюсь. Спроси в полиции.

– Это было бы просто гениально. – Он снова улыбнулся нижней губой. – Просто умнейший поступок в моей жизни. Как раз ихний капитан три недели в больнице провалялся – поспорили мы с ним маленько. То-то бы ребята порадовались, если б я к ним заявился и начал вопросики задавать. Дубинки бы от счастья запрыгали. – Он поднял руку ладонью вверх. – Я к тебе без балды пришел. Стадси говорит, что с тобой можно без балды. Давай без балды.

– Я и так без балды. Если бы что знал, так уж…

Во входную дверь застучали. Три раза, резко, настойчиво. Стук еще не прекратился, а Морелли уже выхватил пистолет. Казалось, что глаза его задвигались во всех направлениях одновременно. Из груди его вырвался какой-то металлический рык:

– Ну-у?

– Понятия не имею. – Я присел чуть повыше и кивнул на пистолет: – Тебе игру вести. – Пистолет был направлен мне точно в грудь. Я слышал биение пульса в ушах и чувствовал, что губы мои распухли. Я сказал: – Пожарной лестницы здесь нет, – и протянул левую руку к Норе, сидевшей на другом краю кровати.

В дверь снова забарабанили, и низкий голос сказал:

– Откройте. Полиция.

Нижняя губа Морелли наползла на верхнюю, под радужкой глаз показались белки.

– Ты, сука! – произнес он тихо, даже как бы с некоторым сожалением. Он слегка пошевелил ступнями, придавая себе больше устойчивости.

В замке лязгнул ключ.

Левой рукой я ударил Нору – она упала и прокатилась по полу. Подушка, которую я правой набросил на пистолет Морелли, казалась невесомой – она плыла по воздуху медленно, как бумажная салфетка.

И не было в мире звука – ни до, ни после – оглушительней, чем выстрел из этого пистолета. Что-то ожгло мне левый бок, я распластался на полу, ухватил Морелли за лодыжку и перевернулся на спину. Он повалился на меня и принялся лупить меня пистолетом по спине, пока я не высвободил руку и не начал в свою очередь лупить его, целя как можно ниже.

Вошли люди и растащили нас.

Чтобы привести в чувство Нору, понадобилось пять минут.

Она села, держась за щеку, и водила глазами по комнате, пока не увидела Морелли, который стоял между двумя полицейскими агентами с наручником на одной руке. Лицо у Морелли было не очень – фараоны немножко над ним поработали, не могли отказать себе в удовольствии. Нора гневно воззрилась на меня.

– Придурок чертов! – сказала она. – Зачем же было меня совсем вырубать? Я же знала, что ты его возьмешь, да только очень уж посмотреть хотелось.

Один из фараонов рассмеялся.

– Боже мой, – сказал он восхищенно. – Вот крепкая баба!

Она улыбнулась ему и встала. Когда она посмотрела на меня, улыбка сошла с ее лица.

– Ник, ты…

Я ответил, что, по-моему, это пустяки, и расстегнул то, что осталось от пижамы. Пуля Морелли прорыла канавку, дюйма четыре, под левым соском. Оттуда текло много крови, но рана была неглубокая.

Морелли сказал:

– Жаль. Не повезло. Пару дюймов повыше – и все было бы как надо.

Фараон, который восхищался Норой, высокий, рыжеватый, лет сорока восьми – пятидесяти, в сером костюме, сидевшем на нем не очень ладно, ткнул Морелли ладонью в рот.

Кайзер, управляющий «Нормандией», сказал, что вызовет врача, и направился к телефону. Нора побежала в ванную за полотенцами.

Я положил полотенце на рану и прилег.

– Суетиться не надо, я в порядке, подождем врача.

Как же это вас сюда занесло?

Полицейский, который ударил Морелли, сказал:

– Да вот услыхали случайно, что тут образуется вроде как сборный пункт для семейства Винантов, адвоката его и всяких прочих.

Вот мы и решили – посмотрим-ка за этим местечком, на случай если он сам сюда заявится. А сегодня утром этот вот паренек – он тут для нас вроде как сторожил – увидел, как эта пташка сюда впорхнула. Он, стало быть, звонит нам, мы прихватываем с собой мистера Кайзера, поднимаемся – и считайте, что вам крупно повезло.

– Да, крупно повезло, а то еще, неровен час, и не подстрелили бы.

Он подозрительно посмотрел на меня. Глаза у него были светло-серые, водянистые.

– Этот типчик что, ваш дружок?

– В первый раз его вижу.

– Чего ему от вас надо было?

– Пришел сказать, что не убивал Вулф.

– А вам-то что?

– Да ничего.

– А он как думает?

– У него и спросите.

– Я у вас спрашиваю.

– Спрашивайте на здоровье.

– Ладно, спрошу о другом: вы намерены заявить, что он на вас покушался?

– На это тоже не могу сразу ответить. Возможно, это был только несчастный случай.

– Ладно. Времени у нас полно. Боюсь, придется задать вам побольше вопросов, чем мы предполагали. – Он обернулся к одному из своих спутников, всего их было четверо: – Мы эту хазу обыщем.

– Только с ордером, – сказал я ему.

– Вы так считаете? Давай, Энди. – И они начали обыск.

Пришел врач – невзрачный, хилый, гнусавый человечишка, посопел, покудахтал возле меня, остановил кровотечение, наложил повязку и поведал мне, что если я полежу пару дней, то никаких основании для беспокойства не будет. Никто ничего ему не стал рассказывать. К Морелли его не подпустили. Ушел он еще более блеклым и пришибленным, чем пришел.

Рыжеватый полицейский вышел из гостиной, держа одну руку за спиной. Подождав, когда уйдет зрач, он спросил:

– Разрешение на хранение оружия у вас есть?

– Нет.

– Тогда как насчет этого? – И он достал из-за спины тот самый пистолет, который я отобрал у Дороти Винант.

Мне нечего было сказать.

– Об акте Салливэна слыхали? – спросил он.

– Да.

– Значит, положение свое понимаете. Оружие ваше?

– Нет.

– Чье?

– Сразу не упомнишь.

Он положил пистолет в карман и сел на стул возле кровати.

– Послушайте, мистер Чарльз, – сказал он, – по-моему, мы оба делаем не то, что надо. Я с вами ссориться не хочу, да и вы на самом деле не хотите ссориться со мной. Вы, пожалуй, не очень-то здорово себя чувствуете из-за этой дырки в боку, так что пока не буду вас беспокоить, отдохните немного. Тогда, может, и потолкуем как следует.

– Спасибо, – сказал я, и сказал не кривя душой. – Мы купим чего-нибудь выпить.

– Разумеется, – подтвердила Нора и поднялась с краешка кровати.

Крупный рыжеватый человек проводил ее глазами, с серьезным видом покачал головой и не менее серьезно сказал:

– Ей-Богу, сэр, вы счастливый человек. – Он протянул руку: – Меня зовут Гилд. Джон Гилд.

– Мое имя вы знаете. – Мы пожали друг другу руки. Нора вернулась с подносом, на котором стояли сифон, бутылка виски и стаканы. Один из них она хотела дать Морелли, но Гилд остановил ее.

– Страшно любезно с вашей стороны, миссис Чарльз, но по закону арестованному можно давать алкоголь или наркотики только по предписанию врача. – Он посмотрел на меня: – Ведь так?

Я сказал, что так, и мы выпили.

Гилд поставил пустой стакан и встал.

– Придется мне взять эту пушку с собой, но об этом не тревожьтесь. Вот поправитесь, тогда и наговоримся вдоволь. – Он взял руку Норы и неловко над ней склонился. – Надеюсь, вы не обиделись, что я тут про вас сказал, но я хотел сказать…

Нора умеет очень мило улыбаться. Ему она послала одну из милейших своих улыбок:

– Обиделась? Что вы, я была польщена.

Она проводила полицейских с арестованным до дверей. Кайзер ушел несколькими минутами раньше.

– Он очень мил, – сказала она возвратившись. – Сильно болит?

– Нет.

– Это ведь я во всем виновата?

– Чепуха. Может, выпьем еще?

Она налила мне:

– Я бы сегодня на это дело не налегала.

– Не буду, – пообещал я. – Неплохо бы селедочки на завтрак. А теперь, когда наши беды хоть и ненадолго, но вроде бы позади, пускай нам приведут нашу псину, стража нашего нерадивого. И попроси телефонистку ни с кем нас не соединять, а то еще газетчики понабегут.

– А что ты намерен сказать полиции по поводу пистолета Дороти? Что-то ведь сказать придется.

– Пока не знаю.

– Ник, скажи мне – я очень глупо себя вела?

– В меру.

Она рассмеялась, обозвала меня греком паршивым и пошла звонить.