Текст книги "Худой мужчина. Окружной прокурор действует"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

Соавторы: Дэшилл Хэммет
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

XXVII

Сразу после полудня я отправился к Гилду и, как только мы обменялись рукопожатиями, перешел в атаку:

– Я не привел с собой адвоката. Решил, что произведу лучшее впечатление, если приду один.

Он наморщил лоб и сокрушенно покачал головой, словно я его крепко обидел.

– Не было ничего такого, – сказал он смиренно.

– Слишком даже было.

Он вздохнул:

– Кто бы мог подумать, что и вы ошибетесь так, как ошибаются многие, считая, что мы… Вы-то знаете, мистер Чарльз, нам же нужно отработать все варианты.

– Знакомые слова. Итак, что вы хотите знать?

– Единственное, что я хочу знать: кто убил ее. И его.

– Попробуйте спросить Гилберта.

Гилд надул губы:

– Почему именно его?

– Он заявил своей сестре, что знает, кто убийца. Будто бы узнал от Винанта.

– Вы хотите сказать, что он виделся с отцом?

– Она утверждает, что он это говорил. Спросить его самого у меня не было случая.

Он скосил на меня свои водянистые глаза:

– Мистер Чарльз, какая именно там расстановка сил?

– В семействе Йоргенсенов? Вы, наверное, знаете не хуже моего.

– Не знаю, – сказал он, – и это факт. Скажем, эта миссис Йоргенсен. Что она такое?

– Блондинка.

Он мрачно кивнул:

– У-гу. И это все, что мне известно. Но слушайте, вы же их давно знаете, и, судя по ее словам, у вас с ней…

– У меня с ее дочерью, – сказал я. – А также у меня с Джулией, у меня с миссис Астор. Я вообще по женской части хват.

Он поднял руку:

– Я не говорю, что верю каждому ее слову, и нечего злиться. Извините, но у вас неверная позиция. Вы ведете себя так, будто считаете, что мы только и стараемся во что бы то ни стало все спихнуть на вас. А это совсем не так, абсолютно не так.

– Может быть, но с самого прошлого раза вы ведете со мной двойную игру и…

Он воззрился на меня своими немигающими бесцветными глазами и спокойно сказал:

– Я фараон. У меня своя работа.

– Согласен. Вы мне велели прийти сегодня. Что вам угодно?

– Я не велел. Я просил.

– Пусть так. Что вам угодно?

– Не надо мне этого, – сказал он. – Ничего мне такого не надо. До сих пор мы говорили без обиняков, и мне, так сказать, хотелось бы продолжить в том же духе.

– Вы же первый начали.

– Не уверен, что это факт. Слушайте, мистер Чарльз, а вы-то можете поклясться или просто честно сказать, всегда ли вы мне все выкладывали до конца?

Говорить «да» было бессмысленно – он бы все равно не поверил. Я сказал:

– Практически.

– Да, практически, – проворчал он, – все только и говорят мне правду «практически». Эх, найти бы такого непрактического сукиного сына, который бы этот обычай поломал к чертям!

Я мог только посочувствовать ему, я понимал его состояние.

– Может быть, никто из тех, кого вы нашли, не знает всей правды?

Он посмотрел неприязненно:

– Похоже на то, да? Слушайте, мистер Чарльз, я говорил со всеми, кого смог найти. Найдете мне еще кого-нибудь – и с ними поговорю. Вы подумали о Винанте? А о том, что у нас весь отдел работает день и ночь, лишь бы отловить его, вы не подумали?

– Есть ведь сын, – выдвинул я предположение.

– Есть ведь сын, – согласился он и тут же позвал Энди и еще смуглого кривоногого субъекта по фамилии Клайн. – Подать мне сюда этого щенка Винанта-младшего. Я желаю с ним поговорить. – Они вышли. Он сказал: – Видите, до чего мне охота с людьми пообщаться?

Я сказал:

– У вас, похоже, сегодня нервишки пошаливают. Йоргенсена из Бостона везете?

Он пожал своими мощными плечами:

– Мне его рассказ кажется правдивым. Не знаю. Может, поделитесь впечатлением, как он вам покажется?

– Разумеется.

– Сегодня я действительно немного на взводе, – сказал он. – Ночью глаз не сомкнул. Собачья жизнь. Сам не понимаю, с какой стати я за нее так цепляюсь.

Может же человек завести клочок земли, проволокой огородиться, чернобурок каких-нибудь заиметь и… Ладно, в общем, когда вы в двадцать пятом Йоргенсена спугнули, он, по его словам, бежал в Германию, бросив тут жену в незавидном положении, об этом он, правда, особенно не распространялся. Изменил имя, чтобы вам труднее было его найти. По той же причине он боялся работать по специальности – он себя называет технологом или что-то вроде того. В общем, особенно разжиться ему было не с чего. Он утверждает, что прирабатывал где мог, но, насколько я мог понять, главным образом он, так сказать, жиголировал, если вам ясно, что это значит. Только дамочек с тугими кошелечками ему перепадало не так уж много. Короче, году в двадцать седьмом – двадцать восьмом попадает он в Милан – это город такой в Италии – и там вычитывает в парижской «Геральд», что Мими, недавно разведенная жена Клайда Миллера Винанта, прибыла в Париж. В лицо он ее не знает, она его тоже, однако он в курсе, что это сногсшибательная блондинка, любит мужчин и всякие увеселения и что по части мозгов у нее небогато. Он, стало быть, вычисляет, что ей при разводе перепали кой-какие денежки Винанта, смотрит на это дело так, что, сколько бы он из нее ни выкачал, все равно выйдет не больше той суммы, на которую его нагрел Винант. То есть он всего лишь вернет себе часть того, что ему и так причитается. Тогда он наскребает на билет до Парижа и отправляется туда. Пока все нормально?

– Вроде бы.

– Вот и мне так показалось. В общем, он без особых проблем знакомится с ней в Париже – то ли сам знакомство заводит, то ли кто-то его знакомит, то ли еще как. А дальше все еще проще: она влюбляется в него по уши – как он выразился, втрескалась. И вот, глазом моргнуть не успеешь, она уже на корпус впереди него и начинает подумывать, как бы за него замуж выскочить. Естественно, он не очень старается отговорить ее. Вместо алиментов она получила от Винанта единовременную сумму – двести тысяч монет. Боже ж мой! – так что с ее замужеством никакие выплаты не прекращаются. И стало быть, он может по локоть запустить ручки в ее сундук с денежками. В общем, так у них все и вышло. Он утверждает, что свадьба была ненастоящая: где-то в горах, которые будто бы есть между Испанией и Францией, обряд совершал испанский священник на земле, которая на самом деле принадлежит Франции. То есть получается, что брак из-за этого недействителен, хотя лично мне кажется, что он просто-напросто хочет отвертеться от статьи за двоеженство.

Самому-то мне плевать, так оно или не так. Суть в том, что он запустил руки в ее денежки и не вынимал, пока там хоть что-то было. И представьте, утверждает, что все это время она и не ведала, что он вовсе не Кристиан Йоргенсен, ее парижское приобретение, а кто-то другой. И не знала этого до того самого момента, когда мы накрыли его в Бостоне. Как, все еще похоже на правду?

– Еще похоже, – сказал я. – Только вот свадьба эта, как вы уже заметили… Впрочем, даже и тут он, возможно, не врет.

– Угу, да и какое это имеет значение? Стало быть, настают холода, а пачка денег все тощает, и он уже готов удариться в бега, прихватив все, что осталось, и вдруг она говорит, что, может, им вернуться в Америку и немного тряхануть Винанта. Он считает, что если это возможно, то было бы совсем неплохо, а она считает, что возможно. И вот они садятся на корабль и…

– Здесь во всей этой истории появляются трещинки, – сказал я.

– С чего вы взяли? Он не собирается ехать в Бостон, где у него осталась первая жена. Он не намерен попадаться на глаза тем немногим, которые знали его, включая в первую очередь Винанта. К тому же кто-то сказал ему, что есть такая штука, как срок давности, и по истечении семи лет все обстоит просто замечательно. Он не считает, что идет на большой риск. Долго здесь засиживаться они не собираются.

– Все равно мне эта часть истории не нравится, – настаивал я. – Но продолжайте.

– Итак, на второй день пребывания здесь, пока они все еще пытаются найти Винанта, ему не повезло. Он нос к носу сталкивается с подругой первой жены, Ольгой Фентон, прямо на улице, и она его узнает. Он пробует заговорить ей зубы, чтобы не сообщала жене, и ему-таки удается задержать это дело на пару дней. Целый роман сочинил, прямо как в кино, – ну и воображение же у этого парня, скажу я вам! Однако долго дурачить ее у него не выходит, она идет к своему духовнику и все ему выкладывает и спрашивает, как ей надо поступить. Он говорит, что надо сообщить жене. Так она и поступает и при следующей встрече с Йоргенсеном говорит ему об этом. Он сматывается в Бостон, чтобы постараться помешать жене поднять шум. Там мы его и задерживаем.

– А его поход в ломбард? – спросил я.

– Вписывается. Он говорит, что поезд на Бостон отходил через несколько минут, а денег у него при себе не было и времени зайти за ними тоже, не говоря уж о том, что не сильно ему хотелось столкнуться со второй женой, пока не утихомирит первую. Ко всему банки были закрыты, и он заложил часы. Мы проверили, все сходится.

– Часы вы видели?

– Можно и взглянуть. А что?

– Просто размышляю. Вы уверены, что они никогда не болтались на другом конце той цепочки, которую вам передала Мими?

Он выпрямился:

– Боже! – Потом с подозрением покосился на меня и спросил: – Вы об этом знаете что-нибудь или же…

– Нет, я же сказал – просто размышляю. А что он сейчас говорит об убийствах? По его мнению, кто их совершил?

– Винант. Он признает, что некоторое время думал, что это могла быть Мими, но потом она его убедила в своей невиновности. Он утверждает, что она никак не хотела сказать ему, что именно у нее есть против Винанта. Возможно, он просто хочет таким образом себя от всего этого отмазать. Я так думаю, что они определенно собирались пустить эту улику в ход, чтобы вытрясти из него нужную сумму.

– Значит, вы не считаете, что она сознательно подбросила цепочку?

Гилд опустил уголки рта:

– Она могла ее подбросить, чтобы потом было на чем его шантажировать. А что тут не так?

– Для таких, как я, это сложновато, – сказал я. – Выяснили, Фейс Пеплер все еще в тюрьме Огайо?

– Угу. Выходит на следующей неделе. Кольцо с бриллиантом объясняется так: у него на воле есть приятель, которого он попросил послать ей кольцо. Похоже, они собирались пожениться и вместе завязать после того, как он выйдет, или что-то в этом роде. В общем, начальник тюрьмы говорит, что через него проходили письма в таком духе. Этот Пеплер сказал начальнику, что ничего не знает такого, что нам помогло бы, да и сам начальник не припомнит в письмах ничего для нас полезного. Конечно, даже за это можно зацепиться как за возможный мотив. Скажем, Винант ревнует, а она носит кольцо от другого и собирается с ним уехать. Это…

Раздался телефонный звонок, и Гилд прервался.

– Да, – сказал он в трубку. – Да… Что?… Конечно, только оставьте там кого-нибудь… Правильно. – Он отодвинул телефон в сторону. – Еще одна ложная наводка насчет вчерашнего убийства на Двадцать девятой Западной.

– А-а, – сказал я. – А то мне послышалась фамилия Винант. Иногда, знаете ли, слышно, что на том конце говорят.

Он покраснел, закашлялся:

– Может, что-нибудь похожее на слух… похожее… да, конечно: виноват. Не расслышал, не понял чего – виноват, мол. Чуть не забыл – посмотрели мы досье на этого Воробышка.

– Что нашли?

– Похоже, для нас ничего нет. Зовут его Джим Брофи. Получается, что он имел виды на нунхаймовскую подружку, а она на вас обозлилась, а он как раз достаточно поддал и смекнул, что войдет к ней в милость, если вломит вам разок.

– Мысль богатая, – сказал я. – Надеюсь, Стадси вы никаких неприятностей не наделали?

– Он ваш друг? Он же судимый, за ним столько всякого – один список подлинней вытянутой руки будет.

– Знаю. Сам его однажды посадил. – Я взялся за шляпу и пальто: – Вы заняты. Я побегу и…

– Нет, нет, – сказал он. – Побудьте еще, если время есть. Вот-вот поступит кое-что, может, вам интересно будет, и еще с сыном Винанта помогли бы разобраться.

Я снова сел.

– Может, выпить хотите? – предложил он, открывая ящик стола, но с выпивкой у полицейских мне никогда не везло, и я сказал:

– Нет, спасибо.

Телефон снова зазвонил, и Гилд сказал:

– Да… Да… Ничего, давайте сюда. – На сей раз никаких слов с того конца до меня не донеслось. Он откинулся в кресле и положил ноги на стол. – Слушайте, я ведь про эту ферму с чернобурками всерьез и хочу вас спросить: как, по-вашему, может, в Калифорнии пристроиться?

Я все раздумывал, не загнуть ли ему про фермы в южной части штата, где разводят львов и страусов одновременно, когда раскрылась дверь и толстый рыжий малый втащил Гилберта Винанта. Вокруг одного из глаз Гилберта так распухло веко, что глаз вовсе не раскрывался. Из порванной брючины проглядывало левое колено.

XXVIII

Я сказал Гилду:

– Когда вы приказываете кого-то подать, его-таки подают.

– Погодите, – ответил он. – Это серьезней, чем вы думаете. – Он обратился к рыжему толстяку: – Давай, Флинт, выкладывай.

Флинт утер рот тыльной стороной ладони:

– Этот парнишка – рысь какая-то дикая. На вид-то он хлипковат, но уж так со мной идти не хотел – это я вам доложу! А бегает как!

Гилд прорычал:

– Да ты у нас герой! Вот сейчас побегу к комиссару, пусть медаль тебе выдадут. Только не про то у нас речь. По делу давай.

– Я же и не говорил, что сделал что-то особенное, – принялся оправдываться Флинт. – Я просто…

– Плевать мне на то, что сделал ты, – сказал Гилд. – Мне надо знать, что сделал он.

– Да, сэр, к тому я и вел. В восемь утра я сменил Моргана, и все было как обычно, тихо-мирно, и, как говорится, ни одна живая тварь не шелохнулась. И так было примерно до десяти минут третьего, и что же я тогда услышал? Ключ в замке – вот что! – Он втянул губы, предоставляя нам возможность выразить свое изумление по этому поводу.

– Квартира Вулф, – пояснил мне Гилд. – У меня предчувствие было.

– И какое предчувствие! – воскликнул Флинт, прямо-таки пьянея от восторга. – Боже ж ты мой, какое предчувствие! – Гилд сердито посмотрел на него, и он торопливо продолжил: – Да, сэр, ключ, а потом дверь открывается, и входит этот вот парнишка. – Он ухмыльнулся и посмотрел на Гилберта гордо и ласково. – Ну и перепугался же он! А когда я бросился на него, он припустил во всю прыть, и я только на втором этаже догнал его, и тогда, ей-Богу, он начал потасовку, и мне пришлось дать ему в глаз, чтоб подостыл. На вид-то он хилый, но…

– И что же он делал в квартире? – спросил Гилд.

– Ничего он не успел сделать. Я…

– Хочешь сказать, что вспугнул его, даже не подождав, чтобы выяснить его намерения? – Шея у Гилда выперла из-под тугого воротничка, а лицо сделалось куда краснее шевелюры Флинта.

– Я думал, лучше не рисковать.

Гилд перевел свой гневный и недоверчивый взор на меня. Я изо всех сил старался сохранить безучастный вид. Он сказал сдавленным голосом:

– Довольно, Флинт. Подожди в коридоре.

Рыжий был озадачен. Он задумчиво сказал:

– Да, сэр. Вот его ключ. – Он положил ключ на стол Гилда и направился к дверям. Там он повернул голову и сказал: – Утверждает, что он сын Клайда Винанта. – Он весело рассмеялся.

Гилд, все еще не вполне владея голосом, произнес:

– Ах, утверждает, да?

– Ага. Где-то я его раньше видел. Мыслится мне, что он из шайки Коротышки Долана. Вроде бы видел я его около…

– Убирайся! – прохрипел Гилд, и Флинт вышел. Гилд издал глубокий нутряной стон. – Достал меня этот придурок. Шайка Коротышки Долана! – Он безнадежно покачал головой и обратился к Гилберту: – Ну, что скажешь, сынок?

Гилберт сказал:

– Я знаю, что мне не следовало этого делать.

– Хорошее начало, – радушно заметил Гилд. Лицо его вновь приобретало нормальное выражение, – Все мы ошибаемся. Придвигай-ка стульчик, и подумаем, как тебя вызволить. К глазу что-нибудь приложить?

– Нет, спасибо, все нормально. – Гилберт пододвинул стул на два-три дюйма поближе к Гилду и сел.

– Этот болван тебя стукнул от нечего делать?

– Нет, нет, я сам виноват. Я… я и вправду сопротивлялся.

– Ну что ж, – сказал Гилд. – Никому не хочется быть арестованным, мне кажется. Так в чем же дело было?

Гилберт взглянул на меня своим неповрежденным глазом.

– Теперь твоя судьба в руках лейтенанта Гилда, – сказал ему я. – Поможешь ему – себе поможешь.

Гилд подтвердил это энергичным кивком:

– И это факт. – Он поудобней устроился в кресле и дружеским тоном спросил: – Откуда у тебя ключ?

– Отец прислал в письме. – Он вынул из кармана белый конверт и подал его Гилду.

Я обошел Гилда сзади и через его плечо посмотрел на конверт. Адрес был написан на машинке:

«Мистеру Гилберту Винанту, „Кортленд"».

Почтовой марки на конверте не было.

– Когда ты его получил? – спросил я.

– Оно лежало на стойке, когда я вернулся домой вчера вечером, около десяти. Я не спросил администратора, сколько времени оно там пролежало, но по-моему, когда мы с вами вышли, его там еще не было. Иначе мне бы его передали.

В конверте было два листа бумаги, покрытые машинописным текстом, уже знакомым мне своей неумелостью. Гилд и я прочли вместе:

«Дорогой Гилберт!

Если за все эти годы я не давал о себе знать, то только потому лишь, что такова была воля твоей матери, и если сейчас я нарушаю свое молчание, обращаясь к тебе с просьбой о помощи, то потому лишь, что настоятельная необходимость принуждает меня пойти против воли твоей матери. К тому же ты теперь мужчина и тебе самому решать, продолжать ли нам быть чужими друг другу или же поступить так, как повелевают нам узы крови. Я полагаю, ты знаешь, что сейчас я оказался в затруднительном положении в связи с так называемым убийством Джулии Вулф, и я верю, что у тебя ко мне осталось достаточно дружеских чувств, чтобы по меньшей мере надеяться, что я никоим образом к нему не причастен. Это воистину так. Ныне я обращаюсь к тебе за помощью в доказательстве моей невиновности раз и навсегда перед полицией и перед всем миром и питаю всяческую надежду, что даже если бы я не мог притязать на твое доброе расположение, я тем не менее могу рассчитывать на твое естественное желание сделать всевозможное для того, чтобы не бросить тень на фамилию, которую носят и твоя сестра, и ты сам, и твой отец тоже. Обращаюсь к тебе также и потому, что, хотя у меня и есть знающий и верящий в мою невиновность адвокат, который предпринимает все усилия, чтобы доказать ее, и надеется заручиться содействием мистера Чарльза, я не могу просить никого из них предпринять то, что является в конечном счете противоправным действием, и я не знаю никого, кроме тебя, кому я осмелился бы довериться. Я хочу, чтобы ты сделал следующее: завтра пойди на квартиру Джулии Вулф на 54-й Восточной улице, дом 411, куда ты попадешь с помощью вложенного в письмо ключа, и между страницами книги «О помпезности» ты найдешь некий документ, или заявление, который ты должен прочесть и немедленно уничтожить. Ты должен удостовериться, что уничтожил его полностью, не оставив даже пепла, а когда ты прочтешь его, то поймешь, почему это необходимо сделать и почему я доверил эту задачу именно тебе. В случае, если произойдет нечто, вследствие чего будет желательно изменить наши планы, я позвоню тебе сегодня поздно вечером.

Если же звонка не будет, то я позвоню завтра вечером, чтобы узнать, исполнил ли ты мое поручение, и договориться о встрече. Я полностью уверен, что ты сознаешь всю ту огромную ответственность, которую я возлагаю на твои плечи, и что мое доверие оказано достойному.

Любящий тебя отец».

Под словом «отец» была размашистая подпись Винанта. Гилд ждал, что я скажу. Я ждал, что скажет он. Потомившись так некоторое время, он спросил Гилберта:

– И он позвонил?

– Нет, сэр.

– Откуда ты знаешь? – спросил я. – Разве не ты просил телефонистку ни с кем не соединять?

– Я… да, я просил. Я боялся, что, если он позвонит, пока вы там, вы узнаете, кто звонил. Только мне кажется, что, если бы он звонил, он бы попросил передать, а он этого не сделал.

– Выходит, ты с ним не встречался?

– Нет.

– И он не говорил тебе, кто убил Джулию Вулф?

– Нет.

– Значит, ты соврал Дороти?

Он опустил голову и кивнул, глядя в пол.

– Я… это… наверное, это из ревности. – Он поднял на меня порозовевшее лицо: – Видите ли, Дорри всегда смотрела на меня снизу вверх и считала, что я почти обо всем знаю больше всех на свете, и, понимаете, она шла ко мне, если ей про что-то надо было узнать, и всегда делала так, как я говорил. А потом она повстречалась с вами, и все изменилось. Она стала больше почитать вас, а не меня… то есть это все естественно, было бы глупо, если бы было не так, потому что, конечно, никакого сравнения быть не может… ну, и я взревновал и возмутился… не совсем, конечно, возмутился, потому что я вас тоже очень уважаю. Но мне захотелось что-то сделать и произвести на нее впечатление, вы, наверное, сказали бы – попижонить. И когда я получил это письмо, я представил все так, как будто встречался с отцом и он сказал мне, кто убийца, чтобы она подумала, что я знаю что-то, чего вы не знаете. – Он остановился, запыхавшись, и вытер лицо платком.

Я еще раз переиграл Гилда в молчанку, и он сказал:

– Ну, я думаю, большой беды тут нет, сынок, если ты, конечно, сам ее не накликаешь, умалчивая о другом кое-чем, что нам было бы не худо знать.

Юноша покачал головой:

– Нет, сэр, я ничего не утаиваю.

– Ты что-нибудь знаешь о той цепочке с ножичком, которую нам передала твоя мать?

– Нет, сэр, я вообще о ней узнал только после того, как она ее отдала вам.

– Как она себя чувствует? – спросил я.

– О, по-моему, нормально, хотя она говорит, что сегодня собирается пролежать весь день в постели.

Гилд прищурился:

– А что с ней такое?

– Истерия, – сказал я. – Они с дочкой вчера повздорили, и она вышла из себя.

– О чем повздорили?

– Бог знает – очередные женские разборки.

Гилд сказал:

– Г-м-м, – и почесал подбородок.

– Флинт не ошибся, сказав, что у тебя не было возможности поискать документ? – спросил я.

– Нет. Я не успел даже дверь прикрыть, как он на меня набросился.

– У меня работают великие детективы, – проворчал Гилд. – Интересно, он не заорал «ку-ку!», когда выскочил на тебя? Ну да ладно. В общем, сынок, я могу сделать одно из двух, а что именно – зависит от тебя. Я могу задержать тебя на некоторое время, а могу и отпустить, но только в обмен на обещание, что ты дашь мне знать, как только отец свяжется с тобой, и что он тебе скажет, и где захочет встретиться с тобой, если, конечно, захочет.

Прежде чем Гилберт успел ответить, я сказал:

– Гилд, нельзя от него такого требовать. Это все же его отец.

– Нельзя, да? – Он недовольно уставился на меня. – Если его отец невиновен, так это для его же, отца то есть, пользы.

Я промолчал.

Лицо Гилда постепенно прояснилось:

– Ладно. Тогда, сынок, я, скажем, отпускаю тебя под честное слово. Если отец или еще кто-нибудь о чем-нибудь тебя попросят, обещай, что откажешься, потому что дал мне честное слово, что ничего предпринимать не будешь.

Я сказал:

– Это приемлемо.

– Да, сэр, я даю вам слово, – заверил Гилберт.

Гилд плавно повел рукой:

– О'кей. Ну, беги.

Юноша, вставая, сказал:

– Спасибо большое, сэр, – а потом обратился ко мне: – Вы будете…

– Если не торопишься, – сказал я, – подожди меня в коридоре.

– Обязательно. До свидания, лейтенант Гилд, и спасибо. – Он вышел.

Гилд сгреб телефон и приказал найти и доставить ему «О помпезности» со всем содержимым, после чего заложил руки за голову и откинулся в кресле:

– Ну и что?

– Можно только догадываться.

– А вы что, все еще думаете, что убийца не Винант?

– Какая разница, что я думаю? Считая то, что вы получили от Мими, у вас на него набралось достаточно.

– Разница очень большая, – заверил он. – Очень бы мне хотелось знать, что вы думаете и почему.

– Моя жена думает, что он пытается выгородить кого-то другого.

– Да ну? Г-м-м. Я не из тех, кто недооценивает женскую интуицию, и, извините меня, миссис Чарльз потрясающе толковая женщина. И на кого же она думает?

– По последним сведениям, этого она еще не определила.

Он вздохнул:

– Что ж, может быть, эта бумага, за которой он послал сына, что-нибудь прояснит.

Но бумага в тот день ничего не прояснила: люди Гилда не смогли ее найти, как и не смогли найти книги под названием «О помпезности» в комнатах убитой женщины.