Текст книги "Худой мужчина. Окружной прокурор действует"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

Соавторы: Дэшилл Хэммет
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

XXVI

В четверть одиннадцатого Нора стала меня трясти, и я проснулся.

– К телефону, – сказала она. – Звонит Герберт Маколей, говорит, что очень важно.

Я пошел в спальню, ибо ночевал в гостиной, к телефону. Дороти крепко спала. Я буркнул в трубку:

– Алло.

Маколей сказал:

– До обеда еще далеко, но мне надо срочно с тобой повидаться. Можно прийти?

– Конечно. Приходи к завтраку.

– Я уже завтракал. Ты тоже перекуси, а я буду через пятнадцать минут.

Дороти чуть-чуть приоткрыла глаза, сонным голосом изрекла:

– Поздно уже, – перевернулась на другой бок и забылась сном.

Я плеснул холодной водой на лицо, на руки, почистил зубы, причесался и вернулся в гостиную.

– Он сейчас придет, – сообщил я Норе. – Он уже завтракал, но лучше закажи для него кофе. А я желаю куриной печенки.

– Я на ваш банкет приглашена или…

– Конечно. Ты ведь знакома с Маколеем? Неплохой парень. Меня ненадолго прикомандировали к его отряду под Во, а после войны мы разыскали друг друга. Он мне пару дел подбросил, включая и Винанта. А как насчет по маленькой, горлышко промочить?

– Почему бы тебе сегодня не побыть трезвым?

– Не затем мы приехали в Нью-Йорк, чтобы ходить трезвыми. Хочешь сегодня на хоккей?

– Вполне.

Она налила мне стаканчик и пошла заказывать завтрак. Я просмотрел утренние газеты. Там писали о том, что Йоргенсена задержала бостонская полиция, и об убийстве Нунхайма, но больше места занимали новейшие обстоятельства «гангстерской войны в Хелл-Китчен» (такое название придумали в бульварных газетках), арест «принца Майка» Фергюссона и интервью с загадочным Джефси, участником переговоров с похитителями сына Линдберга.

Маколей и коридорный, который привел Асту, прибыли одновременно. Маколей понравился Асте: в его ласках чувствовалась твердая рука, а всяких нежностей она не любила.

В то утро у него заметно проступили складки вокруг рта и щеки утратили румянец.

– Откуда у полиции эта новая линия? – спросил он. – Они считают… – Он остановился, потому что вошла Нора. Она уже оделась.

– Нора, это Герберт Маколей, – сказал я. – Моя жена.

Они пожали друг другу руки, и Нора сказала:

– Ник распорядился, чтобы я заказала для вас только кофе. Может быть…

– Нет, спасибо. Я только что позавтракал.

Я сказал:

– Так что насчет полиции?

Он замялся.

– Норе известно практически все, что известно мне, – заверил его я. – Так что если это не что-нибудь такое…

– Нет-нет, ничего такого, – сказал он. – Только ради самой же миссис Чарльз. Не хотелось бы давать ей повод тревожиться.

– Тогда выкладывай. Ее тревожит только то, чего она не знает. Так что за новую линию взяла полиция?

– Сегодня утром ко мне зашел лейтенант Гилд, – сказал он. – Сначала он показал мне обрывок цепочки от часов с ножичком. Он спросил, не видел ли я ее раньше. Я ответил, что, кажется, видел похожую у Винанта. Тогда он спросил, могла ли она каким-нибудь образом попасть к кому-то другому. И после всяких околичностей я начал понимать, что под кем-то другим он понимает либо тебя, либо Мими. Я сказал ему: а как же, Винант, мол, мог передать ее любому из вас, ее можно было выкрасть, или найти на улице, или получить от кого-нибудь, кто выкрал или нашел на улице, или от кого-нибудь, кому Винант ее дал. Можно было бы и другими путями заполучить. Но тут он понял, что я его дурачу, и не дал мне распространяться про эти другие пути.

На щеках Норы проступили пятна, а глаза потемнели:

– Вот идиот!

– Ну-ну, успокойся, – сказал я. – Может быть, надо было предупредить тебя: он гнул в эту сторону еще вчера. По всей видимости, это моя добрая старая подружка Мими его слегка подначила. А на что еще он свой прожектор навел?

– Он интересовался… В общем, он спросил: «Как по-вашему, Чарльз и эта девчонка Вулф и в последнее время крутили роман или это для них уже пройденный этап?»

– Узнаю ручку нашей Мими, – сказал я. – И что ты ему ответил?

– Я сказал ему, что не знаю, крутили ли вы роман в «последнее время», поскольку не знаю, что вы его вообще когда-либо крутили, и напомнил ему, что ты уже много лет в Нью-Йорке не живешь.

Нора спросила меня:

– А роман-то был?

Я сказал:

– Намекаешь, что Мак врет? Так что он на это ответил?

– Ничего. Он спросил меня, считаю ли я, что Йоргенсен знал про тебя и Мими, а когда я спросил, что именно про тебя и Мими, он обвинил меня в том, что я прикидываюсь дурачком, он так и выразился. Так что в этом вопросе мы далеко не ушли. Он также интересовался, где и когда я тебя видел – с точностью до дюйма и секунды.

– Очень мило, – сказал я. – Алиби у меня никудышное.

Официант принес завтрак. Пока он накрывал на стол, мы поговорили о том о сём.

Когда он ушел, Маколей сказал:

– Тебе нечего бояться: я твердо решил сдать Винанта полиции. – Произнес он это, однако не очень твердо и даже с некоторой растерянностью.

– А ты уверен, что это его рук дело? Я так не уверен. Он просто сказал:

– Я знаю. – Он прокашлялся: – Даже если бы был один шанс из тысячи, что я ошибаюсь, а такого шанса нет, то он же все равно безумен, Чарльз Он не должен гулять на свободе.

– Наверное, это правильно, – начал я, – и если ты твердо знаешь…

– Я знаю, – повторил он. – Я видел его в тот день, когда он убил ее, и получаса не прошло после убийства, хотя я не знал, что она убита. Я… словом, теперь я это знаю.

– Ты с ним встретился в конторе Германна.

– Что?

– Предполагается, что в этот день, примерно с трех до четырех, ты находился в конторе человека по фамилии Германн на Пятьдесят седьмой улице. По крайней мере, так мне сказали в полиции.

– Правильно, – сказал он. – То есть правильно, что у них именно такие сведения. А на самом деле было так: после того как в «Плаза» я не смог найти ни Винанта, ни каких-либо вестей о нем и столь же безрезультатно звонил к себе в контору и к Джулии, я махнул на это дело рукой и пошел пешком к Германну. Это горный инженер, мой клиент. Я тогда как раз кончил составлять для него свидетельство о регистрации акционерного общества, и туда понадобилось внести кой-какие поправки. Когда я дошел до Пятьдесят седьмой, я вдруг почувствовал, что за мной следят, тебе это ощущение, конечно, знакомо.

Не знаю, с какой стати кому-то потребовалось следить за мной, но я как-никак адвокат, и какие-то причины для слежки могли быть. Во всяком случае, я решил удостовериться, повернул на Пятьдесят седьмую в восточном направлении, дошел до Мэдисон – и так в точности и не определил. Крутился там какой-то бледный коротышка, которого, как мне показалось, я видел возле «Плаза». Быстрее всего это можно было выяснить, взяв такси. Так я и поступил и сказал шоферу, чтобы ехал на восток. Движение было слишком оживленное, и я не смог увидеть, взял ли такси этот коротышка или еще кто-нибудь после меня. Поэтому я попросил повернуть на юг по Третьей, снова на восток по Пятьдесят шестой и снова на юг по Второй авеню. И к этому времени я был почти уверен, что за нами следует желтое такси. Ясное дело, мне было не разглядеть, сидит ли там мой коротышка, расстояние было слишком большое. А на следующем перекрестке, где мы остановились на красный, я увидел Винанта. Он был в такси, идущем на запад по Пятьдесят пятой улице. Естественно, это меня не очень удивило: мы были всего в двух кварталах от дома Джулии, и я посчитал само собой разумеющимся, что она не захотела, чтобы я узнал, что он был у нее, когда я звонил, а что сейчас он едет к «Плаза» на встречу со мной. Пунктуальностью он никогда не отличался. Поэтому я сказал шоферу повернуть на запад, но на Лексингтон-авеню – мы шли позади него на полквартала – такси Винанта повернуло на юг. «Плаза» была совсем в другой стороне, да и моя контора тоже. Короче, я послал его ко всем чертям и снова начал высматривать такси, которое меня преследовало, но оно исчезло. Всю дорогу к Германну я поглядывал назад, но не заметил никаких признаков того, что за мной кто-то следует.

– В какое время ты увидел Винанта?

– В пятнадцать – двадцать минут четвертого, скорее всего. Когда я приехал к Германну, было без двадцати четыре, а прошло, по-моему, минут двадцать – двадцать пять. В общем, секретарша Германна, Луиза Джейкобс, я как раз с ней был, когда мы вчера вечером встретились, сказала мне, что он весь день сидит на совещании, но наверное, через несколько минут освободится. Так оно и было, все наши вопросы мы решили минут за десять – пятнадцать, и я отправился к себе.

– Я так понимаю, что ты был не настолько близко к Винанту, чтобы разглядеть, взволнован ли он, есть ли на нем цепочка, пахнет ли от него порохом и тому подобное.

– Естественно. Я увидел только пролетевший мимо профиль, но не подумай, что я не уверен. Это был точно Винант.

– Не сомневаюсь. Продолжай, – сказал я.

– Он больше не звонил. Я уже час как вернулся, когда позвонили из полиции – Джулия погибла. Ты должен понять, что я и не думал, будто ее убил Винант, ни на минуту. Сам-то ты до сих пор уверен, что это не он. Поэтому, когда я приехал в участок, и мне там стали задавать вопросы, и я понял, что они подозревают его, я сделал то, что сделали бы для своих клиентов девяносто девять адвокатов из ста: я не сказал им, что видел его поблизости от места убийства примерно в то время, когда оно, скорее всего, было совершено. Я сказал им то же самое, что и тебе: о назначенной встрече с ним и о том, что она не состоялась. И еще я дал им понять, что направился к Германну прямо из «Плаза».

– Это все вполне можно понять, – согласился я. – Не было смысла ничего говорить, пока ты не выслушал его объяснений по поводу случившегося.

– Именно, но загвоздка в том, что его объяснений я так и не услышал. Я ждал, что он появится, позвонит или еще как-то даст о себе знать, но он молчал, и только во вторник я получил это письмо из Филадельфии, а в нем ни слова о том, почему он не встретился со мной в пятницу, и ни слова о… Впрочем, ты же видел письмо. Как оно тебе?

– То есть похоже ли, что его писал убийца?

– Да.

– Не особенно, – сказал я. – Это примерно то, что от него можно было ожидать, если он не убивал: никакого особого беспокойства о том, что полиция подозревает его, точнее, беспокойство есть как раз в той мере, в какой эта история может помешать его работе. Здесь же пожелание, чтобы все выяснили, не причиняя ему неудобств. В целом не слишком толковое письмо, если представить, что его написал бы кто-то другой. Однако тому типу бестолковости, который присущ именно Винанту, письмо вполне соответствует. Я очень даже представляю себе, как он отправляет это письмо, даже и не подумав о том, что ему надо бы как-то объяснить свои действия в день убийства. Насколько ты уверен в том, что, когда ты с ним столкнулся, он выходил от Джулии?

– Теперь уверен вполне. Вначале я посчитал это вероятным. Потом подумал, что он мог ехать и из мастерской. Она на Первой авеню, всего в нескольких кварталах оттого места, где я его увидел.

Хотя там и заперто с того времени, как он уехал, мы в прошлом месяце возобновили аренду, чтобы все было готово к его возвращению, и он вполне мог заехать туда в тот день. Полиция не нашла ничего подтверждающего, что он был там или что не был.

– Я хотел спросить: поговаривают, будто он бороду отпустил. Так?…

– Нет. Всё то же длинное костлявое лицо, те же клочковатые полуседые усы.

– И еще – вчера убили одного, Нунхайма, маленького роста…

– К этому и подхожу.

– Я подумал о том коротышке, который, по твоим словам, следил за тобой.

Маколей пристально посмотрел на меня:

– Хочешь сказать, что это мог быть Нунхайм?

– Не знаю, самому интересно.

– И я не знаю, – сказал он. – В жизни не видел Нунхайма, насколько…

– Он был очень маленького роста, не больше пяти футов трех дюймов, и весил, пожалуй, не более ста двадцати фунтов. Бледный, темные волосы, близко посаженные глаза, большой рот, длинный висячий нос, лопоухий, вид жуликоватый.

– Вполне мог быть и он, – сказал Маколей, – хотя я и не сумел его хорошенько разглядеть. Думаю, в полиции мне позволили бы взглянуть на него. – Он пожал плечами: – Правда, сейчас это уже не имеет значения. Так о чем я? Ах да, о том, что я так и не смог связаться с Винантом. Это ставит меня в неловкое положение, поскольку полиция явно считает, что я поддерживаю с ним связь. Ты ведь тоже так думал, а?

– Да, – признался я.

– И ты тоже, как и полиция, подозревал, что я-таки с ним встретился в день убийства – или в «Плаза», или позже.

– Это представлялось мне вполне возможным.

– Да. И конечно, ты был отчасти прав. Я все же видел его, причем видел в таком месте и в такое время, что у полиции не оставалось бы и тени сомнения в его виновности. И вот, солгав неосознанно и косвенно, я продолжал лгать прямо и намеренно. В тот день Германн был на совещании и не мог знать, сколько времени я прождал его. Луиза Джейкобс – мой близкий друг. Не вдаваясь в детали, я сказал ей, что она может помочь мне и помочь моему клиенту, подтвердив, что я прибыл туда в одну-две минуты четвертого, и она весьма охотно согласилась.

Чтобы у нее не было неприятностей, я сказал ей, что в случае, если что-нибудь пойдет не так, она всегда может заявить, что точно не заметила, когда я приехал, но что на следующий день я невзначай заметил при ней, что прибыл именно в это время, и у нее не было никаких оснований для сомнений. Иначе говоря, все свалить на меня. – Маколей сделал глубокий вдох. – Теперь все это не имеет значения. Важно то, что сегодня утром я получил известие от Винанта.

– Еще одно дурацкое письмо? – спросил я.

– Нет, он звонил. Я с ним договорился о встрече сегодня вечером – со мной и с тобой. Я сказал ему, что ты ничего не станешь делать для него, пока с ним не увидишься, и он пообещал встретиться с нами сегодня. Разумеется, я намерен привести полицию – у меня больше нет никаких оснований его все время выгораживать. Я могу добиться для него оправдания на почве невменяемости и отправить его в сумасшедший дом. Это все, что я могу сделать, и большего делать не хочу.

– Полицию ты уже известил?

– Нет. Он позвонил как раз после того, как они ушли. В любом случае я хотел сначала встретиться с тобой. И сказать, что я не забыл, чем я тебе обязан и…

– Пустяки, – сказал я.

– Нет. – Он обратился к Норе: – Вряд ли он когда-нибудь рассказывал вам, что спас мне жизнь в воронке от снаряда под…

– Он ненормальный, – сказал я ей. – Просто он выстрелил в одного типа и промазал, а я выстрелил и не промазал – вот и все дела. – Я снова обратился к нему: – А может, полиция немного подождет? Допустим, мы с тобой встретимся с ним и послушаем, что он может сказать. Если мы убедимся, что он и есть убийца, мы можем скрутить его и начать свистеть – в завершение нашего свидания.

Маколей устало улыбнулся в ответ:

– Сомневаешься до сих пор, верно? Что же, я готов поступить и так, если тебе угодно, хотя, по-моему, это… Но может быть, ты изменишь свое мнение, когда я расскажу, о чем мы говорили с Винантом?

Зевая, вошла Дороти в Нориной ночной рубашке и ее же халате. И то и другое было ей явно велико. Увидев Маколея, она сказала:

– Ой! – а потом, узнав его: – Ой, здравствуйте, мистер Маколей. Не знала, что вы здесь. Об отце есть что-нибудь?

Он посмотрел на меня. Я покачал головой. Он сказал:

– Пока нет, но может быть, сегодня будет.

Я сказал:

– А у Дороти есть – из вторых рук, правда. Расскажи Маколею о Гилберте.

– То есть… то есть об отце? – смущенно спросила она, глядя в пол.

– О ком же еще? – сказал я.

Она вспыхнула и с упреком посмотрела на меня, а затем выпалила Маколею:

– Гил виделся вчера с отцом, и он ему сказал, кто убил Джулию Вулф.

– Что?

Она энергично кивнула четыре или пять раз подряд.

Маколей озадаченно посмотрел на меня.

– Это не обязательно было так, – пояснил я. – Это со слов Гилберта.

– Понимаю. Значит, ты считаешь, он мог?…

– Ты ведь не так много общался с этой семейкой, с тех пор, как вся эта история закрутилась?

– Нет.

– Сильное впечатление. Они все, по-моему, помешаны на сексе – он им в головы ударил. Они все начитались…

Дороти гневно сказала:

– Вы ужасный человек, по-моему. Я так стараюсь…

– С чего тебя так разобрало? – требовательно спросил я. – В этот раз я даю тебе послабление: я готов поверить, что Гил действительно рассказал тебе все это. Не жди от меня слишком многого сразу.

Маколей спросил:

– И кто же ее убил?

– Не знаю. Гил так и не сказал мне.

– А ваш брат часто с ним виделся?

– Не знаю. Говорит, что виделся.

– А что-нибудь говорилось о… ну, об этом… Нунхайме?

– Нет. Ник меня уже спрашивал. Он больше ничего не говорил.

Я просигналил Норе глазами. Она поднялась и сказала:

– Пойдем в другую комнату, Дороти. Пусть мужчины займутся своими делами.

Дороти вышла вслед за Норой, неохотно, но всё же вышла.

Маколей сказал:

– Она подросла – есть на что посмотреть. – Он кашлянул: – Надеюсь, твоя жена не…

– Забудь. Нора все понимает. Ты начал говорить о разговоре с Винантом.

– Он позвонил сразу после того, как ушла полиция, и сказал, что видел объявление в «Таймс» и хочет знать, чего мне надо. Я сказал, что ты не очень рвешься впутываться в его проблемы и даже близко к ним не подойдешь, пока с ним сначала все не обговоришь, ты же так сказал. Мы с ним договорились о встрече сегодня вечером. Потом он спросил о Мими, и я сказал, что виделся с ней раз или два после ее возвращения из Европы и с дочерью тоже. А потом он сказал: «Если моя жена попросит денег, дайте ей любую сумму в пределах разумного».

– Ни черта себе! – сказал я.

Маколей кивнул:

– И я подумал то же самое. Я спросил его, зачем это, а он ответил, что читал утренние газеты и убедился, что она была не сообщницей Роузуотера, а жертвой его обмана, и у него будто бы есть основания считать, что к нему, Винанту, она настроена благожелательно. Я начал понимать, что у него на уме, и сказал ему, что она уже передала и нож и цепочку в полицию. И угадай, что он на это ответил?

– Сдаюсь.

– Он немного помолчал – заметь, немного, – а затем спокойненько так спросил: «А, вы о той цепочке с ножичком, которую я оставил Джулии, чтобы снесла в ремонт?»

Я расхохотался:

– А ты что сказал?

– Я растерялся. Прежде чем я успел придумать, что ответить, он сказал: «Однако мы все это можем обсудить, если встретимся сегодня». Я спросил его, где и когда, он сказал, что позвонит мне, так как пока не знает, где будет сам. Он позвонит мне домой в десять. Все это он проговорил как-то сбивчиво, торопливо, хотя поначалу мне показалось, что у него уйма времени. Я хотел задать ему кой-какие вопросы, но он совсем заспешил, повесил трубку, а я позвонил тебе. Ну, по-прежнему убежден в его невиновности?

– Уже меньше, – подумав, ответил я. – Ты уверен, что он позвонит в десять?

Маколей пожал плечами:

– Откуда мне знать?

– Тогда на твоем месте я не стал бы беспокоить полицию, пока мы не отловим нашего бесноватого и не сможем передать его им.

Эта твоя история вряд ли внушит им пламенную любовь к тебе, и даже если они тебя сразу же не кинут в каталажку, они наделают тебе кучу неприятностей, если Винант от нас сегодня ускользнет.

– Понимаю, но так хотелось бы свалить эту обузу с плеч долой.

– Еще несколько часов погоды не сделают, – сказал я. – В разговоре кто-нибудь из вас упомянул о том, как он не пришел на встречу в «Плаза»?

– Нет. У меня не было возможности спросить. Ладно, если говоришь подождать – подождем, но…

– Подождем хотя бы до вечера, пока он не позвонит – если, конечно, позвонит. А потом уж будем решать, приглашать полицию или нет.

– По-твоему, он не позвонит?

– Не слишком верится, – сказал я. – На прошлую встречу с тобой он не явился, а как заюлил, как только узнал, что Мими сдала цепочку! Нет, особого оптимизма не испытываю. Хотя посмотрим. Я, пожалуй, подъеду к тебе домой к девяти, так?

– Приезжай к обеду.

– Не смогу, но постараюсь быть как можно раньше, на тот случай, если он даст о себе знать раньше назначенного. Нам ведь придется действовать расторопно. Где ты живешь?

Маколей дал мне свой адрес в Скарсдейле и поднялся:

– Передай от меня миссис Чарльз наилучшие пожелания и благодарность… Да, кстати, я надеюсь, ты правильно понял мои вчерашние слова относительно Гаррисона Квинна. Я ведь только и хотел сказать, что имел несчастье следовать его советам на бирже. У меня и в мыслях не было намекать, что тут что-то такое… ну, ты понимаешь… или что он вообще не может кому-то сделать деньги.

– Понятно, – сказал я и позвал Нору.

Они с Маколеем пожали друг другу руки, обменялись любезностями, он немного повозился с Астой, сказал:

– Постарайся быть как можно раньше, – и откланялся.

– Вот тебе и весь хоккей, – сказал я, – если только не подыщешь кого-нибудь, с кем пойти.

– Я что-нибудь пропустила? – спросила Нора.

– Не очень много. – Я рассказал ей то, что услышал от Маколея. – Только не спрашивай меня, что я об этом думаю. Не знаю. То есть я знаю, что Винант ненормальный, но ведет он себя не как безумец и не как убийца.

Он ведет себя как человек, затеявший какую-то игру, и что это за игра – одному Богу известно.

– Я думаю, – сказала она, – что он кого-то хочет выгородить.

– Почему ты не считаешь, что он сам и убил?

Она изумилась:

– Потому что ты так не считаешь. Я сказал, что довод ее неотразим. – И кто же этот кто-то?

– Пока не знаю. Только не смейся надо мной – я много об этом думала. Это не может быть Маколей, потому что Винант его самого использует, чтобы выгородить кого-то там еще и…

– Это не могу быть я, – высказал я предположение, – потому что меня он тоже порывается использовать.

– Правильно, – сказала она. – И еще, по-моему, если ты будешь издеваться надо мной, а потом окажется, что я вычислила убийцу раньше тебя, выглядеть ты будешь довольно глупо. Это не могут быть ни Мими, ни Йоргенсен, потому что на них он пытался бросить подозрение, и это не может быть Нунхайм, потому что он сам убит и, скорее всего, тем же человеком, да и, кроме того, сейчас уже нет смысла его выгораживать. И это не может быть Морелли, потому что Винант ревновал его к Джулии и у них была ссора. – Она недовольно посмотрела на меня: – Тебе надо было бы побольше разузнать об этом толстяке, которого называли Воробышком, и об этой рыжей бабище.

– А как насчет Дороти и Гилберта?

– Я хотела у тебя спросить. По-твоему, у него к ним сильное отцовское чувство?

– Нет.

– Не расхолаживай меня, – сказала она. – Вообще-то, зная их, трудно предположить, что преступник – кто-то из них. Но я попыталась отбросить все личные чувства и придерживаться логики. Вчера перед сном я составила список всех…

– Немного логики – это лучшее средство от бессонницы, все равно что…

– Не задавайся. У самого пока что все идет не сказать чтобы очень уж блестяще.

– Я ничего дурного не хотел сказать, – сказал я и поцеловал ее. – Так вот это и есть новое платье?

– Меняешь тему, жалкий трус?