Текст книги "Худой мужчина. Окружной прокурор действует"
Автор книги: Эрл Стенли Гарднер
Соавторы: Дэшилл Хэммет
Жанр:
Крутой детектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
Гилд снова вызвал рыжего Флинта и принялся снимать с него стружку. Толстяк потел так, что сбросил, должно быть, не меньше десяти фунтов, но упорно стоял на том, что Гилберт не имел решительно никакой возможности и дотронуться до чего-либо в квартире, а за все время дежурства Флинта никто вообще ничего не трогал. Он не мог вспомнить, видел ли книгу «О помпезности», однако он не производил впечатления того, кто запоминает названия книг. Он изо всех сил старался быть полезным и выдвигал всякие идиотские предположения, пока Гилд наконец не выставил его прочь.
– Мальчишка, наверное, ждет меня, – сказал я. – Думаете, вам стоит с ним еще побеседовать?
– А вы?
– Я думаю, нет.
– Тогда все. Стойте, но кто-то же взял эту книгу, и я намерен…
– Зачем? – спросил я.
– Что – зачем?
– Зачем ей обязательно там быть, чтобы кто-то мог взять ее?
Гилд почесал подбородок:
– Что это вы такое имеете в виду?
– В день убийства он не встретился с Маколеем в «Плаза», не кончал с собой в Аллентауне, утверждает, что получил с Джулии Вулф только тысячу, хотя, по нашим предположениям, должен был получить пять, утверждает, что они с ней были только друзьями, хотя мы считаем, что они были любовниками. Одним словом, он приносит нам одни разочарования, и не могу я безоглядно доверять его словам.
Гилд сказал:
– Я бы лучше во всем разобрался, если бы он либо появился, либо сбежал, и это факт. А вот то, что он где-то поблизости околачивается и мутит воду, это у меня как-то никуда не вписывается.
– Вы за его мастерской приглядываете?
– Вроде как. А что?
– Не знаю, – честно признался я. – Только вот он все время наводит нас на какие-то бесполезные вещи. Может, стоит обратить внимание на то, на что он нас не наводит, в частности на мастерскую?
Гилд сказал:
– Г-м-м.
– Оставлю вас наедине с этой мудрой мыслью. – Я надел пальто и шляпу. – Если мне понадобится связаться с вами поздно вечером, как до вас добраться?
Он дал мне номер своего телефона, мы пожали друг другу руки, и я вышел.
Гилберт Винант ждал меня в коридоре. Никто из нас не произнес ни слова, пока мы не уселись в такси. Тогда он спросил:
– Он и в самом деле считает, что я говорил правду?
– Конечно, а разве нет?
– Да, но только не всегда люди верят. Вы маме об этом ничего не скажете?
– Если не хочешь, не буду.
– Спасибо, – сказал он. – Как по-вашему, там, на Западе, у молодого человека больше возможностей, чем здесь, на Востоке?
Я представил себе, как он батрачит на лисьей ферме у Гилда, и одновременно с этим ответил:
– Сейчас нет. Думаешь на Запад податься?
– Не знаю. Хочу что-нибудь делать. – Он теребил галстук.
После этого мы пару кварталов миновали в молчании. Потом он сказал:
– Я хотел бы задать еще один нелепый вопрос: что вы обо мне думаете?
Этот же вопрос Элис Квинн задавала с куда меньшим смущением.
– С тобой все в порядке, – сказал я, – и все не в порядке.
Он отвел глаза и уставился в окошко:
– Я так ужасно молод.
Мы еще помолчали. Он кашлянул, и из уголка рта покатилась маленькая струйка крови.
– Все-таки тебе досталось от этого болвана, – сказал я. Он стыдливо кивнул и приложил платок к губам:
– Я не очень сильный.
Возле «Кортленда» он не позволил мне помочь ему выйти из машины, настаивая, что справится сам. Однако я поднялся вместе с ним, подозревая, что иначе он никому ничего о своем положении не скажет.
Прежде чем он успел вынуть ключ, я позвонил, и Мими открыла дверь. Она вылупила глаза, увидев его синяк.
Я сказал:
– У него травма. Уложите его в постель и вызовите врача.
– Что произошло?
– Винант его втравил.
– Во что?
– Неважно. Сначала надо привести его в порядок.
– Но Клайд был здесь, – сказала она, – потому я и звонила вам.
– Что?
– Был здесь. – Она убежденно кивнула. – Он спрашивал, где Гил. Больше часа здесь пробыл, ушел минут десять назад, не больше.
– Ясно. Давайте уложим его.
Гилберт упорно настаивал, что в помощи не нуждается, поэтому я оставил его в спальне матери, а сам пошел к телефону.
– Звонки были? – спросил я, когда меня соединили с Норой.
– Так точно, сэр. Господин Маколей и господин Гилд просили вас позвонить им, о том же просили мадам Йоргенсен и мадам Квинн. От детей звонков пока не поступало.
– Когда звонил Гилд?
– Минут пять назад. Поешь в одиночестве, не возражаешь? Ларри пригласил меня на новый концерт Осгуда Перкинса.
– В добрый час. Пока.
Я позвонил Герберту Маколею.
– Встреча откладывается, – сообщил он. – Звонил наш общий друг, на уме у него черт знает что. Слушай, Чарльз, я иду в полицию. С меня хватит.
– Полагаю, сейчас больше ничего не остается, – сказал я. – Я и сам подумывал, а не позвонить ли какому-нибудь полицейскому. Я от Мими. Он был здесь несколько минут назад. Мы с ним чуть-чуть разминулись.
– Что он там делал?
– Сейчас попробую выяснить.
– Ты всерьез собираешься звонить в полицию?
– Конечно.
– Тогда так и сделай, а я тем временем подъеду.
– Годится. Пока.
Я позвонил Гилду.
– Как только вы уехали, поступили кой-какие новости. Рассказать, или вы в неподходящем месте?
– Я у миссис Йоргенсен. Мне пришлось довезти мальчишку до дома. У него что-то внутри кровоточит – ваш рыжик постарался.
– Убью скотину! – прорычал он. – Тогда, пожалуй, с новостями обожду.
– У меня тоже есть новости. Винант, по словам миссис Йоргенсен, провел здесь сегодня около часа и ушел всего за несколько минут до моего прихода.
Он немного помолчал, потом сказал:
– Ничего до меня не трогайте. Сейчас буду.
Пока я искал номер телефона Квиннов, в гостиную вошла Мими.
– Думаете, он серьезно пострадал? – спросила она.
– Не знаю, но следует немедленно вызвать врача. – Я пододвинул к ней телефон. Когда она закончила разговор, я добавил: – Я сообщил в полицию, что здесь был Винант.
Она кивнула:
– Я вам поэтому и звонила – спросить, надо ли мне сообщить туда.
– Я еще Маколею позвонил. Он сейчас приедет.
– И ничего-то он не сможет сделать, – возмущенно сказала она. – Клайд мне лично их передал, по своей воле, они мои.
– Ваши что?
– Облигации, деньги.
– Какие облигации? Какие деньги?
Она подошла к столу и выдвинула ящик:
– Видите?
Внутри лежали три пачки облигаций, перетянутые толстыми резинками. Поверх них лежал розовый чек трастовой компании «Парк-авеню» на десять тысяч долларов, выписанный на имя Мими Йоргенсен и подписанный «Клайд Миллер Винант». На нем стояла дата 3 января 1933 года.
– То есть на пять дней вперед, – сказал я. – Это еще что за чушь?
– Он сказал, что столько у него пока на счету нет и что он может не успеть сделать вклад в ближайшие два дня.
– По этому поводу может возникнуть большой скандал, – предупредил я. – Вы к нему готовы?
– Почему же скандал? – возразила она. – Не понимаю, почему это мой муж, мой бывший муж, не имеет права материально поддержать меня и своих детей, если он того хочет.
– Бросьте. Что вы ему продали?
– Продала?
– У-гу. Что вы пообещали сделать за эти несколько дней, чтобы чек стал действительным.
В лице ее появилось недовольство.
– Право, Ник, порой мне кажется, что вы со своими дурацкими подозрениями прямо ненормальный какой-то.
– Только учусь. Еще три урока, и получу диплом. Но помните, я вас вчера предупреждал, что вы имеете шанс закончить дни свои…
– Довольно! – крикнула она и закрыла мне рот ладонью. – Вам обязательно повторять все это? Вы же знаете, как я этого панически боюсь и… – Голос ее сделался тихим и вкрадчивым: – Ник, вы же знаете, что мне за эти дни пережить довелось. Неужели нельзя быть хоть чуточку добрее?
– Меня не бойтесь, – сказал я. – Бойтесь полиции. Я возвратился к телефону и позвонил Элис Квинн:
– Это Ник. Нора сказала…
– Да. Ты видел Гаррисона?
– Нет, с тех пор как оставил его с тобой.
– Если увидишь, не говори ему ничего о том, что я тебе вчера наболтала, ладно? Я ведь на самом деле так не думаю, честное слово, не думаю.
– Верю, верю. В любом случае никому бы ничего не сказал. Как он сегодня себя чувствует?
– Он ушел.
– Что?
– Он ушел. Он бросил меня.
– Не впервой. Вернется.
– Я знаю, но в этот раз мне страшно. Ник, он правда влюблен в эту девчушку?
– По-моему, он внушил себе, что влюблен.
– Он тебе об этом говорил?
– Толку бы в этом не было.
– Как по-твоему, может быть, лучше с ней поговорить?
– Нет.
– Почему? Ты считаешь, что она в него влюблена?
– Нет.
– Что с тобой? – раздраженно спросила она.
– Нет. Я не из дома.
– Что? А, ты хочешь сказать, что звонишь из такого места, где нельзя говорить?
– Вот именно.
– Ты… ты в ее доме?
– Да.
– Она там?
– Нет.
– Думаешь, она с ним?
– Не знаю. Вряд ли.
– Позвони мне, когда сможешь говорить спокойно, а еще лучше заходи, хорошо?
– Разумеется, – сказал я и повесил трубку.
Мими смотрела на меня изумленными голубыми глазами:
– Кто-то принимает похождения моей дурехи всерьез? – Когда я не ответил ей, она засмеялась и спросила: – Дорри все еще являет собой страдающую деву?
– По-видимому, да.
– И будет, пока находятся простачки, которые ей верят. И надо же, чтобы вас, именно вас, одурачила, а вы-то даже боитесь поверить, что… например, что я вообще способна хоть когда-нибудь сказать правду!
– Мысль интересная, – сказал я, но не успел продолжить, как в дверь позвонили.
В сопровождении Мими появился врач – пожилой, сутулый, смуглый коротышка с походкой вразвалочку. Мими провела его к Гилберту.
Я еще раз выдвинул ящик стола и посмотрел на облигации. Какие-то неведомые фирмы – «Сан-Паулу», «Токио», какая-то электрическая, водопроводная… Все они были примерно в одну цену. Я прикинул, что всего их было тысяч на шестьдесят по номиналу, но на рынке они не потянули бы больше четверти, на худой конец, трети этой суммы.
Когда в дверь еще раз позвонили, я задвинул ящик и открыл дверь Маколею.
Вид у него был усталый. Он уселся, не снимая пальто, и сказал:
– Ну, говори самое худшее. Чего он тут измыслил?
– Пока не знаю. Помимо того, что он передал Мими какие-то облигации и чек.
– Это мне известно. – Он порылся в кармане и вручил мне письмо.
«Дорогой Герберт!
Сегодня я вручаю миссис Мими Йоргенсен нижеперечисленные ценные бумаги и чек на десять тысяч долларов в трастовую компанию «Парк-авеню». Переведите, пожалуйста, сумму, необходимую для его покрытия. Я предложил бы продать еще несколько акций предприятий коммунальных служб, но поступайте, как сочтете нужным. Как выясняется, в настоящее время я не могу более оставаться в Нью-Йорке и, по всей видимости, не смогу сюда вернуться, но буду периодически поддерживать с вами связь. Прошу извинения, что не имел возможности дождаться встречи с вами и Чарльзом сегодня.
Искренне ваш Клайд Миллер Винант».
Под размашистой подписью расположился список облигаций.
– Как письмо попало к тебе? – спросил я.
– С нарочным. За что, по-твоему, он ей заплатил?
Я покачал головой:
– Я пытался выяснить. Она заявила, что он материально поддерживает ее и своих детей.
– Это вполне возможно. То есть настолько, насколько от нее вообще можно дождаться правды.
– Насчет этих облигаций, – поинтересовался я. – Мне-то казалось, что все его имущество в твоих руках.
– Да и мне так казалось, но этих бумаг у меня не было. Я понятия не имел, что они у него. – Он уперся локтями в колени, обхватил голову руками: – Если бы все, чего я не знаю, сложить в один ряд…
XXXМими вошла вместе с врачом, несколько чопорно сказала Маколею:
– О, здравствуйте! – и протянула ему руку. – Это доктор Грант. Мистер Маколей – мистер Чарльз.
– Как наш больной? – спросил я.
Доктор Грант откашлялся и сказал, что, насколько он может судить, у Гилберта ничего серьезного нет, остаточные явления от побоев, небольшое кровотечение, хотя, конечно, необходим покой. Он снова откашлялся и сообщил, что рад был с нами познакомиться. Мими проводила его до дверей.
– Что с мальчишкой случилось? – спросил Маколей.
– Винант послал его на квартиру Джулии Вулф привидения ловить, а там он нарвался на невоспитанного фараона.
Вернулась Мими:
– Мистер Чарльз сказал вам про облигации и чек?
– Я получил от мистера Винанта записку. Он извещает, что передает их вам.
– Значит, не будет никаких…
– Затруднений? Нет, насколько мне известно.
Она несколько расслабилась, и в глазах поубавилось холода.
– Я тоже не понимаю, откуда бы взяться затруднениям, но вот он, – она указала на меня, – любит меня пугать.
Маколей вежливо улыбнулся:
– Могу ли я осведомиться, говорил ли мистер Винант что-либо о своих планах?
– Он говорил что-то об отъезде, но я, честно говоря, не очень вслушивалась. Не помню, сказал ли он, куда едет и когда.
Я хмыкнул, выразив тем самым свое недоверие. Маколей же сделал вид, будто поверил ей:
– Он не говорил что-нибудь, что вы могли бы повторить мне? О Джулии Вулф, о своих проблемах или вообще о чем-либо, связанном с убийством?
Она решительно покачала головой:
– Я не могла бы ни повторить, ни не повторить ни слова об этом, он ничего не сказал. Я спрашивала его, но вы же знаете, каким он может быть противным, когда захочет. Как я ни старалась, насчет всего этого он даже и не хмыкнул.
Я задал вопрос, который из вежливости не задал Маколей:
– О чем же он говорил?
– Собственно, ни о чем, только о нас, о детях, особенно о Гиле. Он очень хотел повидаться с ним, ждал почти час в надежде, что он придет домой. Спрашивал и о Дорри, но, кажется, без особого интереса.
– Говорил он, что писал Гилберту?
– Ни слова. Если хотите, я могу повторить весь наш разговор. Я не ждала, что он придет, он даже снизу не позвонил. Просто раздался звонок в дверь, а когда я открыла, там стоял он – сильно постаревший со времени нашей последней встречи и даже еще сильней отощавший. Я сказала: «Как, Клайд!» или что-то наподобие этого, а он сказал: «Ты одна?» Я сказала, что одна, и он вошел. Потом он…
Тут в дверь позвонили, и она пошла открывать.
– Что ты об этом думаешь? – негромко спросил Маколей.
– Если я и начну верить Мими, у меня хватит ума не признаваться в этом.
Она вернулась вместе с Гилдом и Энди. Гилд кивнул мне, пожал руку Маколею, затем обратился к Мими:
– Итак, мадам, я вынужден просить вас рассказать… Его перебил Маколей:
– Может быть, лейтенант, я сначала расскажу? Дело касается событий, которые предшествовали тем, о которых сообщит миссис Йоргенсен.
Гилд выставил в направлении адвоката свою ручищу:
– Начинайте. – Он присел на край дивана.
Маколей повторил рассказ, который я уже слышал утром. Когда он об этом упомянул, Гилд с упреком посмотрел на меня, всего один раз, и больше не обращал на меня ни малейшего внимания. Он не прерывал Маколея, который излагал все ясно и сжато. Дважды Мими порывалась что-то вставить, но тут же умолкала и слушала дальше. Под конец Маколей вручил Гилду записку Винанта о чеке и облигациях:
– Это принес нарочный сегодня днем.
Гилд очень внимательно прочел записку и обратился к Мими:
– Теперь вы, миссис Йоргенсен.
Мими рассказала ему о визите Винанта то же самое, что и нам, уточняя некоторые детали по ходу его дотошных расспросов, но продолжала придерживаться того, что он отказался сказать хоть слово о чем-либо, связанном с Джулией Вулф и ее убийством; что, вручая ей чек и облигации, он сказал лишь, что желает обеспечить ее и детей; и что хотя он сообщил о том, что уезжает, она не знает, куда и когда. Она, казалось, нисколько не была обескуражена тем, что ей решительно никто не верит. Она закончила улыбкой и словами:
– Он иногда бывает очень мил, но совершенно, совершенно безумен.
– То есть вы хотите сказать, что он действительно сумасшедший, а не просто с придурью? – спросил Гилд.
– Да.
– Что привело вас к такой мысли?
– О, с ним надо пожить, чтобы действительно понять, насколько он безумен, – снисходительно ответила она.
Гилда такой ответ явно не удовлетворил:
– Во что он был одет?
– В коричневый костюм, коричневое пальто, шляпа и туфли, по-моему, тоже коричневые, белая рубашка, галстук такой серый, а узоры на нем то ли красные, то ли красно-коричневые.
Гилд мотнул головой в сторону Энди:
– Пойди, скажи там.
Энди вышел.
Гилд задумался, почесывая челюсть и нахмурившись. Остальные смотрели на него. Перестав почесываться, он посмотрел на Мими и на Маколея, но не на меня, и спросил:
– Кто-нибудь из вас знает человека с инициалами Д. В. К.?
Маколей медленно повел головой из стороны в сторону.
Мими сказала:
– Нет. А что?
Тогда Гилд посмотрел на меня:
– Ну?
– Я не знаю такого.
– А что? – повторила Мими.
Гилд сказал:
– Постарайтесь вспомнить, может быть, раньше знали. Скорей всего, у него были дела с Винантом.
– Давно? – спросил Маколей.
– Сейчас трудно сказать. Может быть, несколько месяцев назад, а возможно, и несколько лет. Он такой крупный мужчина, широкий в кости, с большим животом и, вероятно, хромой.
Маколей вновь покачал головой:
– Не могу вспомнить никого похожего.
– И я тоже, – сказала Мими, – но я прямо-таки сгораю от любопытства. Рассказали бы вы нам, что все это значит.
– Непременно. – Гилд достал сигару из жилетного кармана, посмотрел на нее и положил обратно, – Это все – приметы неопознанного трупа, обнаруженного под полом в мастерской Винанта.
– А-а, – сказал я.
Мими закрыла рот обеими руками и ничего не сказала. Глаза у нее были круглые и остекленелые.
Маколей, хмурясь, спросил:
– Вы уверены?
Гилд вздохнул:
– Ну, знаете ли, это не совсем тот случай, когда можно не быть уверенным.
Маколей покраснел и растерянно улыбнулся:
– Простите за глупый вопрос. Как вам удалось найти его?
– Да вот, мистер Чарльз все намекал, чтобы мы побольше внимания уделили мастерской, поэтому, смекнув, что мистер Чарльз не из тех, кто говорит больше, чем знает, я сегодня утром послал туда несколько человечков посмотреть, не найдут ли чего. Мы и раньше прочесали это местечко, но ничего такого не нашли, но теперь я им велел все по кирпичику разобрать, потому что этот самый мистер Чарльз присоветовал побольше внимания обратить. И этот самый мистер Чарльз был прав. – Он посмотрел на меня холодно и недружелюбно. – Постепенно добрались они до уголка в цементном полу, который вроде выглядел поновее прочего, и взломали его – там-то и оказались бренные останки мистера Д. В. К. И что вы обо всем этом скажете?
Маколей сказал:
– Я думаю, что Чарльз чертовски здорово угадал. – Он обратился ко мне: – Как это тебе…
Гилд прервал его:
– По-моему, вам следует иначе ставить вопрос. Вы говорите, что мистер Чарльз просто угадал, но вы явно недооцениваете сообразительность мистера Чарльза.
Маколея тон Гилда озадачил. Он вопросительно посмотрел на меня.
– Это меня в угол ставят за то, что не рассказал лейтенанту Гилду о нашем утреннем разговоре, – пояснил я.
– Вот именно, – спокойно согласился Гилд. – Помимо всего прочего.
Мими рассмеялась, а когда Гилд с удивлением воззрился на нее, ответила ему виноватой улыбкой.
– Как убили этого Д. В. К.? – спросил я.
Гилд заколебался, словно бы прикидывая, надо ли отвечать, потом слегка пожал мощными плечами и сказал:
– Этого я пока не знаю и когда – тоже не знаю. Трупа, точнее, того, что от него осталось, я еще не видел, а медицинский эксперт еще не кончил, насколько я знаю.
– Что от него осталось… – повторил Маколей.
– У-гу. Его на кусочки распилили и положили во что-то вроде известки, так что, кроме костей, от него мало что осталось, судя по рапорту, который я получил. Однако его одежду скатали в сверток и сунули рядом, и то, что оказалось внутри, сохранилось неплохо. По ней мы сможем кое-что установить. Осталась также часть трости с резиновым набалдашником. Потому мы и решили, что он, вероятно, был хромой, и тогда… – Он резко прервал рассказ – вошел Энди.
– Ну и как?
Энди мрачно покачал головой:
– Никто не видел, как он входил, никто не видел, как он выходил. Помните, была шуточка такая, про одного парня, до того тощего, что ему надо было два раза вставать на одно и тоже место, чтобы тень отбросить?
Я рассмеялся – не шутке, естественно, – и сказал:
– Ну, Винант не настолько худ. И все же он достаточно худой – не толще бумаги от этого чека и от тех писем, которые мы от него получали.
– Что такое? – резко спросил Гилд. Лицо его налилось краской, взгляд стал злобным и подозрительным.
– Он мертв. Уже давно он был жив только на бумаге. Готов спорить на любые деньги, что рядом с одеждой хромого толстяка были захоронены кости Винанта.
Маколей наклонился ко мне:
– Чарльз, ты в этом уверен?
Гилд зарычал на меня:
– Это еще что за номера?
– Такое вот пари, если вам угодно. Кто это стал бы так возиться с трупом, а потом положил рядом то, от чего избавиться-то легче всего, одежду то есть, и совсем целехонькой, если только…
– Ну не такой уж и целехонькой.
– Разумеется, нет. Это бы выглядело совсем неестественно. Ее надо было частично уничтожить, ровно настолько, чтобы вы по ней могли определить то, что вам и предполагалось определить. Бьюсь об заклад, что инициалы были сильно заметны.
– Не знаю, – сказал Гилд уже не с таким жаром. – Они были на пряжке от ремня.
Я расхохотался.
Мими сердито сказала:
– Но это просто нелепо, Ник. Вы же знаете, что он был здесь сегодня. Вы же знаете, что он…
– Ш-ш-ш. Очень глупо с вашей стороны ему подыгрывать, – сказал я ей. – Винант мертв, и ваши дети, скорее всего, его наследники. Это даст вам куда больше денег, чем лежит у вас там, в ящике. Зачем же брать часть добычи, когда можно получить все?
– Я вас не понимаю, – сказала она, заметно побледнев.
Маколей сказал:
– Чарльз полагает, что Винанта сегодня здесь не было и что кто-то другой передал вам эти бумаги и чек или что вы их сами украли. Так? – спросил он меня.
– Практически.
– Но это же просто смешно, – продолжала настаивать она.
– Мими, подумайте трезво, – сказал я. – Предположим, что Винанта убили три месяца назад, а труп замаскировали под кого-то другого. Он якобы уехал, передав Маколею неограниченные полномочия. В таком случае вся его собственность оказывается в руках Маколея на вечные времена. Или, по крайней мере, до тех пор, пока он не разворует все подчистую, потому что вы даже не сможете…
Маколей, поднимаясь, сказал:
– Не пойму я, Чарльз, куда ты клонишь, но…
– Спокойно, – сказал Гилд. – Пусть выговорится.
– Он убил Винанта, и он убил Джулию, и он убил Нунхайма, – пояснил я Мими. – Чего вы добиваетесь? Стать следующей в списке? Поймите же, раз вы пришли к нему на помощь и сказали, что видели Винанта живым, – это ведь его слабое место, он пока что единственный, кто, по его словам, видел Винанта с октября, – он не станет испытывать судьбу, а вдруг вы, не дай Бог, передумаете. Уж во всяком случае, не тогда, когда достаточно всего лишь пристрелить вас из того же пистолета и все списать на Винанта. Чего ради вы на это идете? Ради пачки паршивых облигаций в ящике стола?
Ради малой части того, что вы получите через детей, если мы докажем, что Винант мертв?
Мими повернулась к Маколею и сказала:
– Ты, сука!
Гилд вытаращился на нее, потрясенный этими словами больше, чем всем, сказанным здесь до того.
Маколей пошевельнулся. Я не стал ждать, что он будет делать дальше, а ударил его левым кулаком в подбородок. Удар получился на славу, смачный, и он рухнул на пол, но я почувствовал, как что-то обожгло мне левый бок, и понял, что от резкого движения у меня открылась рана.
– Что еще прикажете? – зарычал я на Гилда. – Вам его в целлофан не завернуть?