Текст книги "Владычица Жемчужины"

Автор книги: Эрик ван Ластбадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 41 страниц)

– Миина, Великая Богиня, это ты?

Услышав слабый голос, Маретэн вздрогнула. Затем кто-то зашевелился и застонал от боли. Карабкаясь по трупам, художница наткнулась на тело, которое продолжало шевелиться.

– Меня зовут Маретэн, – прошептала она в ответ.

– У тебя в’орнновское имя и акцент.

Рамахана была вся в крови и чуть дышала. Помочь ей было уже нельзя.

– Что здесь случилось?

– Ты не понимаешь, в’орнн? – Горло рамаханы сжималось, и она начала харкать кровавой слизью. – Хрррр! – От этого звука Маретэн едва не стошнило.

– Можешь мне рассказать? Я попробую помочь.

– Чем ты можешь помочь? – зашептала рамахана. – Я ведь уже умерла.

Затем слабеющими пальцами она схватила руку Маретэн.

– Хочешь помочь, в’орнн? Вот! – Рамахана пощипывала пальцы Маретэн и считала. – Один, два, три, четыре, пять. Что ты видишь?

– Свои пальцы.

– Глупая! Пять твердынь! Поняла?

– Нет, я… – Маретэн запнулась, не успев договорить. Рамахана умерла. Художница хотела закрыть ей глаза, но, вскрикнув, отдернула руку от пустых глазниц.

Вдруг Маретэн что-то услышала – треск сухого дерева или ветки, качающейся на ветру. Или это шорох чьих-то шагов? Отвернувшись от рамаханы, молодая женщина стала смотреть на отверстие, сквозь которое провалилась в эту яму.

Маретэн прислушалась.

Шелест ветра, возня грызунов, стук бешено бьющихся сердец.

Шорох камешков.

И вдруг художница увидела бледно-голубой свет.

– Тебя было не так трудно найти, тускугггун.

Казалось, голос Касстны доносится от самого источника яркого света. Маретэн заслонила глаза ладонью и прищурилась, а кундалианин рассмеялся.

– Как крыса в норе!

Маретэн беспомощно оглядывалась по сторонам, но убежать и спрятаться было негде.

– Тускугггун, что чувствуешь, когда тебя травят? Когда понимаешь, что скоро умрешь?

Ослепительно яркий свет упал на трупы. Два из них сцепились в смертной схватке. «Значит, они перебили друг друга», – растерянно подумала Маретэн. Мертвые рамаханы усмехались, будто приглашая присоединиться. Она в ловушке, спастись невозможно. Обернувшись, молодая женщина увидела Касстну, который наводил на нее ионный пистолет.

– С тобой слишком много возни, – объявил он. – Поэтому я убью тебя, а голову принесу на трибунал.

Художница не стала молить о пощаде. Напротив, она полностью смирилась со своей участью. С того момента, как Маретэн Стогггул выбрала этот опасный путь, она отдавала себе отчет в том, что ее могут убить. Как бы ей хотелось еще раз увидеть Сорннна! Она подумала о бабушке. «Теттси, надеюсь, тебе за меня не стыдно».

Раздался оглушительный выстрел. Споткнувшись, Маретэн упала на колени, однако быстро сообразила, что потеряла равновесие от испуга. Ее не ранило. Молодая женщина забралась на трупы, дотянулась до края могилы и вылезла на поверхность.

– Маретэн? – удивленно спросил знакомый голос. Художница поднялась на ноги, сердце бешено билось.

– Майя? – Яркий свет слепил глаза. – Это ты?

– Сюда, – позвала Майя, – помоги, Бассе сильно ранен.

Маретэн подошла поближе и увидела, что ее приятельница сидит на корточках и держит на коленях голову Бассе.

– Что случилось?

– Бассе ранил Касстну и собирался прикончить, но тот успел отреагировать.

Маретэн нашла источник яркого света – им оказался кхагггунский фонарь – и переключила его на меньшую мощность. В мягком свете она увидела, что Майя сидит, прижав руку к животу Бассе. Он был без сознания, а его одежда насквозь пропиталась кровью.

Кундалианка убрала руку, и Маретэн увидела блестящие розовые органы. Художница оборвала рукава туники и, разорвав на длинные лоскутья, туго перевязала рану.

– Как вы меня нашли? – спросила Маретэн, чтобы успокоить Майю и себя.

– Ты что, думала, мы так просто отдадим тебя Касстне?

– Вы следили за нами?

– Как только нам удалось убедить Джерву, – облизала губы Майя. – Нужно скорее вернуть Бассе в лагерь.

Маретэн взглянула на бледное изможденное лицо Бассе и прошептала слова мотивы.

– Нам его не сдвинуть! – спокойно сказала художница. – И ты это знаешь.

Майя так и впилась в нее глазами.

– Мы не можем бросить его здесь.

– Риана!

Вытащив меч, Элеана забарабанила по двери, пока двойные лезвия не раскололись на мелкие осколки.

– Хорошо, что я увидел это своими глазами, – произнес тайком наблюдавший за ней Курган. – Если бы мне сказали, что кундалианский камень может раздробить сверхпрочный в’орнновский сплав, я бы не поверил.

Кровь застыла в жилах воительницы, и, грязно выругавшись, Элеана бросилась на регента с зазубренным обломком меча в руках. Однако волнение и страх притупили ее рефлексы, позволив Кургану ловко увернуться. Он успел вытащить кинжал и аккуратно кольнул молодую женщину в бок.

Ньеобский паралитический гель не замедлил подействовать. Ругань превратилась в нечленораздельное мычание, и вот ноги Элеаны стали заплетаться.

– Иди сюда, любимая, – глухо позвал Курган.

Закатив глаза, Элеана упала в его объятия.

Путешествие Кристрен

Катая по ладони потертый кубик красного нефрита, Кристрен шла по западной оконечности острова, на который ее выбросило. Она слышала зов моря Крови и вдыхала его терпкий запах. В счастливые дни детства, еще до того, как Кристрен готовилась стать онндой, они с Курионом плавали с огромными пестрыми скатами и шустрыми глубоководными люцианами. Больше всего Курион любил головоногих моллюсков, в то время как Кристрен предпочитала яркие коралловые заросли, пестрые колонии ракушек и стаи блестящих угрей. Курион нырял на глубину и доставал для сестры диковинки, которых не было ни у одного сараккона.

Они родились в Великом Южном Арриксе, огромной долине, петлявшей между вулканов. Рассказывали, что в незапамятные времена в Арриксе резвилась парочка драконов, плодом их любви и стали первые саракконы. Возможно, это так и было, потому что Аррикс окружали пустоши. Земля была столь бедной и жесткой, что в ней не росли ни деревья, ни трава.

Саракконка сидела в тени сине-черной скалы, поджав колени к груди и уставившись на море Крови. Она вспоминала время, когда вернулась домой на каникулы и нашла на террасе Оруджо. Его фамилия была Аэрстон, хотя почему-то все звали его просто Оруджо. Он пришел повидать Куриона, но не застал. Пару дней они провели вместе, попивая крепкий отвар океййи – редкого гриба, который рос в кальдерах Оппамонифлекса, самого большого вулкана, царя долины вулканов. Они говорили о Курионе, которого обожали. Когда отвар кончился, Оруджо предложил подняться в кальдеры, чтобы набрать океййи.

На вершине Оппамонифлекса воздух был таким разреженным, что те, кто вырос в прибрежных городах, дышали с большим трудом. Призрачные облака проплывали внизу, ветер и солнце обжигали лица, губы стали сухими, как в пустыне. Сердца бешено стучали, кровь так и бурлила. Заглянув за кромку похожей на корону кальдеры, они увидели долину, образовавшуюся в результате какого-то природного катаклизма. Пейзаж был настолько необычным, что им на мгновение показалось, что они не на Кундале.

Кристрен пыталась вобрать в себя красоту пейзажа, не просто запомнить, а сохранить таким, каким он был в этот момент, – живым и трепещущим. Решение спуститься в долину пришло к обоим странникам одновременно, как яркий чистый свет, наполнивший их сердца. Вот бы все решения в жизни принимались так быстро!

Кристрен продолжала вспоминать, образы прошлого нисколько не поблекли за все эти годы. Ветер, дувший с моря Крови, пах бурей, бурей прошлого.

– Здесь так красиво! – сказал Оруджо, его бирюзовую куртку ярко освещало солнце. – Спасибо! Курион ни за что не пошел бы со мной сюда.

Он стоял, широко раскинув руки, Оруджо – искатель приключений, предпочитавший ходить по горам, а не нырять к морскому дну. Именно из-за этого он чаще всего и ссорился с Курионом.

– Пойдем поищем океййю, пока не стемнело.

– Уверен, что хочешь идти?

Оруджо улыбнулся. Его улыбка так нравилась Кристрен. И даже Курион поддавался ее обаянию.

– Ведь мы оказались здесь совершенно случайно.

Итак, они начали спускаться по крутому спуску в кальдеру Оппамонифлекса, место рождения драконов, океййи и, как считали саракконы, самой Кундалы.

Мир будто раскрывался навстречу, голубые облака проносились мимо, а путешественникам казалось, что они погружаются на морское дно. В кальдере становилось темнее, мелкие камешки и пепел разбегались под ногами, как ручейки во время бури. На крутых склонах все чаще попадались обсидиановые пальцы, опасные, как кинжалы. Пару раз Оруджо чуть не потерял равновесие, когда хрупкая горная порода обваливалась под ногами. Когда Кристрен пыталась ему помочь, он смеялся. Он мог справиться и без нее, однако Оруджо очень нравилось внимание девушки.

Они спускались медленно и очень осторожно. Особых поводов для беспокойства не было. Высоко в сужающемся овале неба кружили златокрылые грифы, зорко высматривающие добычу.

Густые волосы Оруджо, заплетенные в косу, были убраны с лица и перевязаны лентой из серебряных рун, в окладистой бороде мелькал кубик из красного нефрита, подаренный Курионом на их первую годовщину. Открытое лицо с тонкими чертами так и светилось – это неожиданное путешествие доставляло ему массу удовольствий. Было ли оно на самом деле неожиданным? Теперь Кристрен частенько в этом сомневалась. Наверное, Оруджо спланировал его заранее, чтобы сделать подарок своему любовнику, брату Кристрен – Куриону.

Когда позади осталась примерно треть пути, спуск стал намного круче и опаснее. Пришлось идти медленнее, осторожно пробираясь по крутому склону. Небо потемнело, садящееся солнце окрасило облака в яркие цвета.

Кристрен решила немного передохнуть, и они выпили воды из фляги. Оруджо показал вниз – там рыжим островком росла океййя. Он усмехнулся, океййи было больше, чем они могли предположить. Оруджо заявил, что такое количество сделает их богатыми.

Следующие несколько секунд Кристрен проигрывала в памяти тысячи раз. Она никак не могла понять, почему Оруджо внезапно выпустил флягу из рук. Так или иначе, она упала и покатилась прочь. Оруджо попытался ее остановить, его тело вытянулось, прекрасное мускулистое тело, каждый квадратный сантиметр которого так любил Курион. В этом жесте воплотилась вся сущность открытой, бесконечно оптимистической натуры Оруджо, который верил, что любое дело нужно делать отлично. Этот момент навсегда застыл в памяти Кристрен, необратимый, как последний удар часов, одновременно жуткий и прекрасный.

Проявляя чудеса гибкости и пластичности, Оруджо смог схватить флягу. Однако спуск был слишком крутым, и вес тела, легкого и изящного, потянул его вниз.

Бирюзовая куртка, словно яркая бабочка, вспыхнула в лучах солнца. Оруджо падал.

Он упал на самое дно кальдеры так быстро и внезапно, что Кристрен буквально застыла на месте. Вслед за ним потекли ручейки пепла, и тело Оруджо тут же засыпало, будто он не стоял рядом с подругой всего пять секунд назад.

Оруджо!

Кристрен скользнула в морс. Яркие вуалехвосты кружили вокруг коралловых зарослей, а скаты танцевали, скрываясь от косых солнечных лучей. Они плавали с молодой саракконкой, оплакивая Оруджо, и понимали, почему через неделю после того, как оглушенная горем Кристрен выбралась из кальдеры Оппамонифлекса, она пришла в порт Селиокко. Вот причалил корабль, и Курион, спустившись по сходням, все прочитал по ее глазам. В ту самую ночь, несмотря на слезы и протесты сестры, он вышел в море и домой больше не возвращался.

Винил ли он ее в смерти Оруджо? Курион отказался с ней разговаривать. Его молчание было красноречивее любых обвинений. Он ни разу не написал Кристрен, и, несмотря на все усилия, она несколько лет ничего не знала о брате. А потом ее вызвали на Ориениад. Сам Церро объявил, что Куриона послали на северный континент с секретной миссией, а потом поручил найти брата и передать маленький сверток, скрепленный восковыми печатями. Кристрен казалось, что она уже не сможет помириться с Курионом. Как он ее встретит? Что она должна ему сказать? Что вообще можно сказать в такой ситуации?

Разве что рассказать все как есть.

Недосказанные слова гнили и разлагались, как непохороненное тело, отравив их дом. Призрак Оруджо лежал между ними, как топкое, покрытое дымкой болото. Но сейчас поручение Ориениада давало им последний шанс вернуть прежние отношения.

В темной глубине мелькнула тень, и Кристрен резко остановилась. Она быстро поплыла прочь от скатов и полных жизни коралловых зарослей.

Хотя Курион любил скатов и утверждал, будто понимает их, Кристрен побаивалась этих рыб. Сильно перепугавшись, она перевернулась на спину и быстро выплыла на мелководье.

Солнце садилось за море Крови, и мелководье окрасилось в серебристый цвет. Кристрен жила на острове уже несколько недель и предпочитала спать днем, каждый раз меняя пещеры, а по ночам осматривала берега.

Сначала девушка хотела поскорее выбраться на материк. Однако когда она увидела, кто помогает соромиантам, то решила остаться и разведать, что здесь происходит. Потом можно будет отыскать Куриона в огромном Аксис Тэре. Когда Церро объяснял Кристрен цель ее миссии, он рассказал, зачем капитана послали на северный континент.

Остальное она додумала сама. Поэтому девушка и решила остаться, чтобы понять, насколько хорошо Синтайр осведомлен о планах Оннды.

Подслушивая, девушка узнала много полезной информации, например, то, что западная часть острова очень опасна для моряков. Именно там находился секретный грот, который вода заливала даже при несильном приливе. Кристрен решила его осмотреть, и это едва не стоило ей жизни. Однако она сумела не только проникнуть в грот, но и найти секретный вход вглубь гранитной скалы, которую облюбовали соромианты, их ученики и последователи.

Солнце окрасило западный горизонт в багрянец. Последние лучи ярко освещали небо. Взошли три из пяти лун. Пришло время идти в грот Хаоса, как его назвала Кристрен, и, поднявшись по винтовой лестнице в сердце цитадели соромиантов, начать ежевечерний шпионаж. Однако сегодня она неподвижно сидела в бледно-зеленом лунном свете.

Вот позади раздался шепот, длинные накидки зашуршали на прибрежном ветерке. Даже не оборачиваясь, Кристрен поняла, что в пещеру вошли двое. Они любовались той же сиреневой полосой сумеречного моря, что расстилалась перед девушкой. Свет трех лун был таким же ярким, как заря.

– С трудом в это верю, – произнес довольно низкий голос. Кристрен узнала Хаамади. – Мы смогли убить ту друугскую девчонку. Даже без Вуали Тысячи Слез! – Хаамади был новым и самым молодым из архонтов. Насколько разобралась Кристрен, он стал членом правящей тройки после гибели Талаасы в За Хара-ате.

– Талааса был обречен, как я тебе и говорил. – Второй голос был выше. – Все сложилось удачно не только для тебя лично, а и для всех соромиантов и саракконов. – Тихий вкрадчивый голос принадлежал ардиналу Синтайра по имени Лужон. – Благодаря нам соромиантам уже не нужна Вуаль, а благодаря вам мы добились большого успеха на северном континенте.

– Ты имеешь в виду победу над друугами?

– Это твои слова, не мои.

– Конечно, – фыркнул соромиант, – разве от тебя дождешься благодарности!

– Хаамади, неужели в твоем голосе слышится скептицизм?

– Раньше нас угнетали рамаханы, – отозвался соромиант, – а теперь саракконы.

– Калиго и Варда так не считают, – сказал Лужон, – хотя они уже много лет архонты.

– Разве в этом дело? – возразил Хаамади. – Их недовольство порождает нетерпение, а нетерпение ведет к опрометчивости.

– Мы бы не стали недооценивать их опыт.

– Весь их опыт состоит в подчинении друугам.

– Именно поэтому они попросили нас помочь в поисках девятого камня.

– А в ответ ты попросил найти одну саракконскую девушку. Скажи, Лужон, зачем она тебе?

Ардинал ответил не сразу.

– Ее послал наш заклятый враг.

– И что?

– Этого более чем достаточно, можешь нам поверить.

Хаамади заворчал.

– Что ты можешь рассказать о яд-камне?

– А что ты можешь рассказать о Кристрен?

Смех эхом раскатился по скалам и был слышен на мелководье, где притаилась Кристрен, оставаясь невидимой благодаря умению маскироваться.

– Нам стало известно, что девятый камень был спрятан в За Хара-ате, – ответил Лужон. – К сожалению, кто-то сумел добраться до него раньше нас. Только будь уверен, мы узнаем, кто именно.

– Очень на это рассчитываю.

– Впрочем, ведь это еще не все, верно? Нужно еще посадить в клетку…

– Не упоминай имен драконов! – воскликнул Хаамади. – Ни на этом острове, ни вообще!

– Почему?

– Они гораздо могущественнее, чем тебе кажется, Лужон.

Снова воцарилось молчание.

– Вылазка в рамаханский монастырь оказалась очень удачной. И мы, и вы получили много полезной информации.

– Это лишь побочный эффект нашего сотрудничества. – Хаамади превращал любую фразу в угрозу. – Уже сейчас могу предвидеть, что наступит время, когда наш союз будет вас тяготить.

– Думаешь, мы вас используем?

Хаамади улыбнулся, обнажив острые зубы.

– Вы тоже нас используете, – возразил Лужон. – В этом и состоит сущность симбиоза.

– Нет, – рявкнул Хаамади, – сущность симбиоза состоит во взаимовыгодном сотрудничестве двух сторон.

– Ты настроен слишком пессимистично.

– Я реалист, – возразил Хаамади. – Видишь тот залив? В нем мирно сосуществуют мириады живых существ. До поры до времени, пока кто-нибудь не проголодается и не сожрет остальных.

– К чему ты клонишь? – резко спросил Лужон.

– Нам все равно, на кого рассчитывать – на Синтайр или на Вуаль, – ответил Хаамади. – Соромиантов не обмануть. Мы по-прежнему лишены власти.

– Потому что имевшейся у вас вы злоупотребили. В этом случае Миину не в чем упрекнуть.

– Неужели непонятно, что нам не терпится вернуть себе былую силу?

Лужон молча скрестил руки на груди.

Хаамади пристально его разглядывал.

– Я вам не нравлюсь.

– Напротив, – рассмеялся Лужон, – несмотря на все, ты нам нравишься, Хаамади.

– Разве Синтайру не чужды эмоции?

– Клевета! – с вызовом заявил Лужон. – Мы вовсе не машины!

– Я слышал и другое. – Возникла пауза, и Кристрен представила, как Хаамади пожимает плечами.

– Молодые часто делают выводы, не имея достаточных доказательств.

– Это опасно, – признал Хаамади, – но куда опаснее отождествлять возраст мудрости.

– Мы так яростно спорим, – задумчиво проговорил Лужон, – хотя представляем давно существующие союзы.

– Что касается меня, я не поборник стандартного мышления.

– Да ладно тебе, Хаамади! – проговорил Лужон. – Давай лучше выпьем! Рано или поздно мы сможем договориться!

– Пьяный или трезвый, я не смогу полностью доверять тебе, – ответил соромиант.

– Наверное, потому, что видишь в нас качество, которым обладаешь сам, – разумное тщеславие.

– А если и так?

Лужон глубоко вздохнул.

– По крайней мере, у нас есть хороший плацдарм для развития отношений.

Лужон и Хаамади скрылись в крепости, а Кристрен все сидела у залива, пытаясь осмыслить услышанное. Многое теперь представлялось совершенно в ином свете. Синтайр проник на «Омалу», вступил в союз с соромиантами, Синтайр искал ее, Кристрен, и подключил к этому соромиантов. Девушка задрожала. С другой стороны, она начала понимать, как важна ее миссия и как мало у нее времени. Можно хоть до осени шпионить за соромиантами и их союзниками, да только кто тогда будет искать Куриона?

Девушка стала думать, как выбраться с треклятого острова. Плыть на материк было небезопасно, а где швартуются корабли Синтайра, она так и не узнала. И если украсть даже лодку, она точно привлечет к себе внимание саракконов.

Что-то прервало размышления Кристрен. Примерно в пятнадцати метрах от нее, там, где дно резко уходило из-под ног, на воде появилось черное пятно. Прилив медленно двигал его к берегу. Пятно приблизилось, и Кристрен задрожала, поняв, что это такое.

Осьминог!

Страх парализовал саракконку, она буквально приросла к месту. Поднявшись на поверхность воды, осьминог приближался с каждой волной. Теперь его отделяло от девушки всего несколько метров. Кристрен понимала, что может выбраться из воды и подняться на скалы, где она будет в безопасности. И все же девушка не сдвинулась с места, даже когда щупальца осьминога коснулись прибрежных скал.

Кристрен смотрела, как присоски, огромные и бурые, баламутят воду, пульсируют, приближаются. Теперь вместе со страхом она чувствовала стыд. Кристрен на все корки ругала себя за то, что она, заслужившая право называть себя онндой, испытывает нечто подобное. Откуда взялся этот страх, лишавший возможности рационально мыслить и действовать? Наверное, все дело в ее внутреннем мире, мечтах, грезах и снах. В снах, после которых она просыпалась в холодном поту, с прилипшими к щекам волосами и долго не могла прийти в себя. Ледяное дыхание кошмара преследовало ее даже днем, окутывая окружающий мир призрачной дымкой.

Огромная волна вытолкнула осьминога на мелководье, и Кристрен увидела пузырьки воздуха, бурлящие возле разверстого рта. Малиновый клюв был кривым и острым, как коготь бритвозуба. Желтые глаза уставились на Кристрен, и только тогда она заметила, что они подернуты пеленой. Осьминог был мертв, наверное, его убил какой-то хищник еще на глубине. К берегу его вынесли волны прибоя, так что бояться нечего.

Прочитав короткую молитву Яхэ, Кристрен окунула руки в воду и обрызгала лицо. Хотелось смеяться и плакать от стыда. Как же так вышло, ведь, готовясь стать онндой, она училась бороться со слабостями и проявлять упорство и настойчивость.

Только Курион знал о ее страхе. Он пытался помочь сестре, но ничего не получалось, а теперь Курион вообще не станет с ней разговаривать. Ее собственный брат!

Осьминог лежал у самого берега, вода заливала тусклые глаза. Щупальца безвольно качались, на волнах прибоя. Крошечные рыбки начали объедать присоски. Если им не страшно, то чего же так боится она?

Наконец Кристрен встала. Войдя в теплую воду, она дрожащими руками вырвала у осьминога клюв. Используя его вместо ножа, девушка стала обрубать щупальца, а затем перевязала ими тело огромного моллюска так, что оно приняло вытянутую форму каноэ. Саракконка прошлась по берегу и коротко обрезала ветви у стволов деревьев, которые повалил шторм. Связав стволы оставшимися щупальцами, Кристрен положила их на дно каноэ, взяла плоскую ветку, чтобы грести, и забралась внутрь.

Опустив весло в воду, девушка принялась выгребать с места, чтобы обогнуть западную оконечность острова. Это было не так-то просто, потому что двигаться приходилось против течения. Долго грести не пришлось – прибой гнал импровизированное каноэ на север, что очень радовало Кристрен. Однако затем встречное течение быстро понесло лодчонку на запад, и девушке пришлось снова взяться за плоскую ветку. Чем дальше на запад ее унесет, тем дальше она окажется от Аксис Тэра и Куриона.

До материка странница добралась почти через пять часов. Выбравшись из импровизированного каноэ, Кристрен едва стояла на ногах, ее желудок сжимался от голода и жажды. Но больше всего девушке хотелось спать. У нее едва хватило сил, чтобы добрести до прибрежных скал и найти место, защищенное от ветра и влаги. Устроившись поудобнее, Кристрен смотрела, как мягкий лунный и яркий звездный свет озаряют остров Висячий Скелет. Она и представить не могла, что замышляют Лужон и Хаамади.

Кристрен заснула, сжимая в кулаке красный нефритовый кубик. Ей приснилось, что она плывет на живом осьминоге, и душу ее переполняет ликование. Наверное, что-то подобное испытывал ее брат. И вдруг, откуда ни возьмись, показался корабль Куриона. На всех парусах он врезался в осьминога, разрывая Кристрен на куски.