Текст книги "Владычица Жемчужины"

Автор книги: Эрик ван Ластбадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 41 страниц)

3
Черный палец

Кривоногий соромиант по имени Миннум, с круглым, как луна, лицом, густой шевелюрой, добрыми глазами и золотым сердцем искал нож, чтобы срезать бородавку, и вдруг понял, что яд-камень пропал. Соромиант дружно работал вместе с Сорннном СаТррэном, и однажды среди руин За Хара-ата они нашли яд-камень. Этот камень был в два раза больше кулака Сорннна, очень плотным, и Миннум с трудом его поднял. Нет, он и не думал касаться его голыми руками, а также предупредил об опасности Сорннна. Миннум использовал свою старую шляпу, которую очень давно не надевал, и вытащил камень, словно ребенка из колыбели.

По форме камень напоминал яйцо гигантской рептилии. Поверхность была гладкой, но почему-то поглощала свет вместо того, чтобы отражать. Подняв камень, Миннум тут же почувствовал его силу, и его кровь похолодела. Дурное предзнаменование, воистину дурное.

Миннум прекрасно знал предназначение яд-камней, ведь их, как и легендарную Жемчужину, разыскивали все соромианты.

Камень исчез. Перепугавшись, он несколько раз обыскал лагерь и прилегающую местность, используя самые различные способы поиска, включая колдовство. Увы, камень пропал бесследно, так, будто никогда и не существовал. С одной стороны, Миннум почувствовал облегчение. Один камень, как одинокий волк, особого зла не сотворит, и результат в таких случаях сильно отличается от желаемого. Лишь собрав все девять, как много лет назад в древнем За Хара-ате, можно добиться ожидаемого. Но, с другой стороны, Миннум был в панике, потому что за последние несколько недель заброшенная крепость словно пробудилась от сна, и одной Миине известно, сколько сюрпризов успели оставить демоны перед тем, как их изгнали в Бездну. В темных недрах города могли таиться древние чудища и гоблины.

Погруженный в раздумья Миннум сидел в продуваемой ветрами палатке. Кундалианское солнце устало садилось за красноватую цепь гор Дьенн Марра. Ночь подкрадывалась, словно истосковавшийся любовник, и над степью в двухстах пятидесяти километрах к северо-востоку от Аксис Тэра стали зажигаться созвездия. Именно в это время Миннум чаще всего слышал голос За Хара-ата, до сих пор наполовину приглушенный красными песками. В этом голосе слышались секреты, отзвуки древних битв, волнение легионов, приготовившихся к смертельной битве, шорохи многочисленных улиц, бульваров, храмов, складов, зданий. Магия За Хара-ата была так сильна, что ее отголосок проник в самый фундамент города. Даже руины имели огромную ценность, потому что в древних обломках и пыли сохранилась правда, которая была сильнее того, что можно увидеть, услышать, потрогать и ощутить.

Все это мелькало на задворках сознания Миннума. Плохое настроение не развеялось даже после появления его нового друга Сорннна СаТррэна.

– Я пришел бы раньше, если бы не нарвался на кхагггунский патруль. – Сорннн принес лепешки и флягу вина. Для в’орнна он был очень спокойным, а серьезностью и задумчивостью скорее напоминал корруша. Таким его воспитали отец и Расан Сул, продававшие пряности СаТррэнам. У Сорннна были задумчивые глаза и острый пытливый ум. – Кхагггунам полагается защищать архитекторов-месагггунов, которые восстанавливают За Хара-ат, а не беспокоить бедных баскир вроде меня.

Миннум и Сорннн были тайными членами группы изгнанников, присягнувшими на верность Дар Сала-ат.

– Но ведь ты же прим-агент, – проговорил Миннум.

– Именно потому, что я выступаю третейским судьей во всех разбирательствах, они не могут понять, почему я предпочитаю спать в палатке, а не располагаться с максимальным комфортом в кхагггунской части за ионным щитом в полукилометре отсюда. – Сорннн СаТррэн присел рядом с соромиантом. Молодой прим-агент был высоким, стройным, мускулистым, сильно загорелым. – Как прим-агент я не могу больше здесь оставаться, хотя и очень хотел бы.

– Ты что, собираешься бросить меня здесь одного?

– Я должен вернуться в Аксис Тэр. Накопилось слишком много судебных разбирательств.

– Как всегда! – Миннум отломил кусок лепешки. Вьющиеся волосы образовали нимб вокруг непропорционально большой головы соромианта. – Мне все равно, что болтают другие, но кхагггунские отряды меня немного пугают.

Сорннн кивнул.

– Я прекрасно знаю, насколько ужасно они иногда поступают.

Хотя Сорннн был главой богатого и влиятельного Консорциума СаТррэнов, от отца он научился любить и уважать кундалиан. Хадиннн СаТррэн провел почти все свое время здесь, среди коррушей, торгуя пряностями. С самого раннего детства Сорннн ездил с отцом. Он бегло говорил на языках всех пяти племен и знал коррушскую культуру лучше любого другого в’орнна.

– Мне случалось видеть поле боя после сражения. Единственные живые существа на нем – дэйрусы, которые собирают погибших.

– От дэйрусов мне тоже не по себе.

Миннум увидел, что Сорннн роется среди артефактов, которые они отыскали и классифицировали.

Опасениям соромианта было суждено сбыться.

– Миннум, а где яд-камень?

– Лучше о нем забыть, дружище!

Не веря своим ушам, Сорннн обернулся и, подбоченившись, взглянул на приятеля.

– Миннум, где он?

Вздрогнув, соромиант рассказал, что камень исчез.

– Яд-камень лежал здесь тысячелетиями, – поспешно добавил он. – Возможно, это и к лучшему, что он потерялся.

– Ты сам в это веришь?

– А что мне остается? – развел руками Миннум.

– Несколько недель назад здесь были и другие соромианты.

– Не говори мне о них. Я порвал с Темной Лигой много лет назад.

Сорннн окинул его долгим проницательным взглядом.

– Думаю, тебе пора рассказать о соромиантах. – Прим-агент был спокоен, будто настоящий корруш, совсем не походя на вспыльчивых в’орннов. Казалось, он готов бесконечно изучать Кундалу и ее обитателей.

Сорннн расположился на ковре, а соромиант, вздохнув, глотнул изрядную порцию вина, готовясь к неприятному рассказу. Вытерев яркий рот тыльной стороной волосатой кисти, Миннум начал:

– Когда-то соромианты были рамаханами и служили Великой Богине Миине. Маги и жрицы имели равные права. Ты наверняка слышал, что до оккупации мужчины и женщины на Кундале считались равноправными. Затем сто два рамахана подняли мятеж, и я в том числе. Нам была нужна Жемчужина, с помощью которой появилась Кундала. Хотелось обладать властью, чтобы изменять будущее. Мы свергли Матерь и отняли Жемчужину у Хранителя. За наши грехи Миина наслала на нас тьму. Пытаясь скрыться от ее гнева, мы разбежались кто куда. Однако Миина нас нашла, отняла память и наградила шестым пальцем, черным, как ночь.

– Но ведь у тебя нет шестого пальца, ни черного, ни какого-то другого.

– Когда я согласился стать смотрителем Музея Ложной Памяти, за меня вступились друуги. После проверки мне разрешили помогать Дар Сала-ат в поисках Вуали Тысячи Слез.

– Значит, тебя проверяли?

Миннум кивнул.

– Затем, защищая Дар Сала-ат, я убил соромианта, прямо здесь, в За Хара-ате. И не простого соромианта, а Талаасу, одного из архонтов Темной Лиги.

– Архонты отличаются от соромиантов?

– Конечно. – Миннум сделал еще один глоток и чуть не поперхнулся. – Их трое, всегда трое… – Капля вина упала на бороду. – Вне всякого сомнения, они будут искать убийцу Талаасы.

– А что, если яд-камень украли соромианты? Что они с ним сделают?

– Даже думать об этом не хочу. – Миннум задрожал и уставился на руины За Хара-ата, залитые светом факела внутри и синеватым светом ионного барьера из лагеря месагггунских архитекторов и их телохранителей-кхагггунов. Ветер мел по пустынным улицам. Миннум побледнел. – Можешь мне поверить, тебе бы тоже не захотелось это узнать.

«Недужный дух» когда-то был кундалианским приютом, но в’орнны превратили его в медицинское учреждение. Теоретически им управляли геноматекки, но фактически они лишь выполняли тайные приказы гэргонов.

Шагая по длинному с высокими потолками коридору, Курган испытал неожиданный прилив эмоций. Его младший брат Терреттт находился здесь уже много лет, однако регенту не приходило в голову навещать его. Эту неприятную миссию взяла на себя Маретэн, фактически превратившись в няньку Терреттта.

Курган был обязан сестре за то, что благодаря ее настойчивости в разговоре с дэйрусом, который лечил Терреттта, она обнаружила, что Нит Батокссс ставил эксперименты с генами брата, которые в результате вызвали слабоумие. Курган страшно испугался, обнаружив в лаборатории Батокссса не только «сорочку» Терреттта, но и свою собственную. Неужели это означало, что эксперименты ставились и на нем? Если да, то с какой целью?

И вот он, наконец, пришел в белоснежное здание в северной части Гавани не для того, чтобы встретиться с Терретттом, а чтобы побеседовать с его дэйрусом и выяснить, что тому известно. Оставив хааар-кэутов терроризировать тех несчастных, что были в коридоре, регент поднялся по широкой лестнице, напоминающей витую раковину моллюска. Типично кундалианский стиль! Курган очень надеялся, что не встретит Маретэн. От нее одни неприятности! Как тускугггун сестра принадлежала к низшей касте и, тем не менее, категорически отказывалась признавать такое положение вещей. Хуже того, она вздумала выступать, рассказывая всем желающим, что тускугггун ничем не хуже мужчин. Курган до сих пор с содроганием вспоминал выходку Маретэн на церемонии Перевоплощения их отца, когда она вышла из огороженной зоны и налетела на брата, распекая за то, что он не позволил привести Терреттта. Как будто надо было выставить младшего брата на посмешище и опозорить семью на глазах всего города! Курган читал отчеты о приступах буйства Терреттта и его бредовых идеях. Возможно, именно слабоумие сделало его талантливым художником, работы которого охотно раскупались баскирами и даже высшим кхагггунским командованием. Курган к картинам брата был совершенно равнодушен.

Поднявшись на третий этаж, регент вызвал дэйруса, который занимался братом. Дэйрус вскоре подошел. Невысокий, жилистый, он казался бледнее своих пациентов. Он представился Кирлллом Кванддой.

– Думаю, вы пришли навестить брата, – сказал дэйрус.

– Моя сестра здесь?

– Нет, конечно, нет, – ответил Квандда и нервно рассмеялся, чем очень разозлил Кургана. – Я не видел ее уже несколько дней. Или, может, уже несколько недель?

– Так все-таки дней или недель? – раздраженно спросил Курган. В больнице ему очень не понравилось, и с каждой минутой он чувствовал себя все хуже и хуже.

– Ну, признаться, я так поглощен работой, причем в основном с вашим братом, что не замечаю времени.

– Хотите сказать, что находитесь здесь круглосуточно?

– Довольно часто – да. – Дэйрус показал направо. – Пойдемте, регент, я проведу вас к Терреттту.

Кирллл Квандда повел регента по бесконечным коридорам. Курган старался держаться на расстоянии. Не из-за того, что дэйрусы занимались мертвыми, – кому-то же нужно ими заниматься! Нет, отвращение Кургана вызывала их сексуальная ориентация.

Они повернули еще раз и натолкнулись на группу дэйрусов, обсуждавших свои отвратительные обязанности. Курган заметил и несколько геноматекков. Время от времени до молодого регента доносились глухое бормотание, крики и плач. В воздухе тяжело пахло лекарствами.

На пороге маленькой комнатки, заставленной голографическими экранами и инфодесятиугольниками, правитель и его проводник остановились.

– Мой дом, – картинно махнув рукой, объявил Кирллл Квандда. – Палата вашего брата рядом.

– Может, нам лучше поговорить в вашем кабинете? – спросил Курган, застыв на месте.

Квандда нахмурился и опустил голову.

– Как пожелаете, регент. – Дэйрус разнервничался и уронил на пол что-то тяжелое, после чего раздался громкий треск.

– Я слышал, что мой брат был объектом гэргоновских экспериментов, – без всякой преамбулы заявил Курган.

– Мне кажется, это так, – Кирллл Квандда снова опустил голову, – но хочу сразу сказать, что я впустую потратил несколько месяцев, разыскивая хоть какие-нибудь записи об этом.

– Можно было и не стараться, – проговорил Курган. – Эксперименты проводились гэргоном, ныне покойным, который не заносил результаты исследований в базу данных Товарищества.

Хотя, естественно, из этого не следует, что записей не было вообще. Курган был почти уверен, что эти записи спрятаны где-то в лаборатории Нита Батокссса. Именно поэтому он пытался убедить Нита Нассама оставить его в лаборатории одного.

Отодвинув голографический экран, Курган прислонился к стене.

– Что конкретно случилось с моим братом?

Кирллл Квандда повернул к себе голографический экран и подключил фотонную панель. Он застучал по панели длинными пальцами, и на экране появилась голова в’орнна. Несколько щелчков, и кожа и кости исчезли, показав мозг в поперечном сечении.

– Перед нами типичный мозг в’орнна. – Дэйрус ткнул пальцем в экран. – Видите? Он состоит из девяти долей: две доли переднего мозга, четыре поперечного, по две здесь и здесь, чуть ниже – сильвиат, отвечающий за работу органов чувств, синерия, или центральный мозг, где вырабатываются кортазин и другие вещества. Любопытно, что больше всего кортазина вырабатывается у кхагггунов. – Палец дэйруса снова ткнулся в экран. – Однако нам интереснее всего ативар, или первичный мозг. Видите, какой он маленький? Многие считают его рудиментом, так как назначение ативара неизвестно.

Квандда включил второй экран.

– А вот мозг Терреттта. Как видите, он кажется совершенно нормальным. Но посмотрите сюда. – Кирллл Квандда постучал по экрану. – Его ативар в три раза больше нормального. Видите, он такой длинный, что обвивает синерию.

Курган внимательно всмотрелся в голографический экран.

– Что вы имеете в виду?

– Судя по странному составу веществ, которые мозг вырабатывает, я бы сказал, что первозданный ативар воздействует на синерию, однако результаты этого воздействия я пока не в состоянии оценить.

– Вы сказали «первозданный»?

Кирллл Квандда кивнул.

– Вам наверняка известно, что в результате катаклизмов, разрушивших нашу планету несколько тысячелетий назад, центральная база данных была сильно повреждена и даже частично уничтожена. Вы ведь слышали, что в итоге многие данные оказались ненадежными или вовсе недостоверными.

Курган нетерпеливо махнул рукой, приказывая дэйрусу продолжать.

– По чистой интуиции я обратился к сохранившейся базе данных по медицине. То, что я обнаружил, просто невероятно!

Изображение на первом экране пропало, и появилось другое. Курган смотрел во все глаза.

– Это еще одна проекция мозга Терреттта? Этот ативар такой же большой, как у него.

– Вы смотрите на поперечное сечение представителя нашей расы, который жил сотни тысяч звездных лет назад.

Курган резко сел.

– Что вы пытаетесь сказать?

– Если древним источникам информации можно верить, мозг вашего брата по строению идентичен мозгу тех в’орннов, которые, покинув родную планету, первыми отправились покорять Космос.

Мозг Кургана работал с бешеной скоростью.

– Что хотел Нит Батокссс? Зачем он все это затеял?

Дэйрус кисло улыбнулся.

– Теперь вы понимаете, почему я сижу здесь круглые сутки? Я не знаю, зачем все это гэргону. – Квандда отвернулся от голографических экранов. – Вполне возможно, что у современных в’орннов ативар атрофировался. Кто знает, может быть, мозг Терреттта в каком-то отношении более нормальный, чем наш с вами.

Курган нахмурился, отказываясь верить услышанному.

– Как тогда объяснить эти приступы?

Кирллл Квандда ответил почти сразу:

– Остается только гадать, хотя мне кажется, что эксперимент пошел не по плану. Появились неожиданные побочные эффекты.

– «Неожиданные» – какое удобное слово для описания слабоумия.

– Терреттт не слабоумный. – Квандда встал с места. – Так мы пойдем к нему?

В конце коридора находилась запертая дверь с хрустальной панелью обозрения на уровне глаз. Сквозь нее Курган увидел комнату с большими окнами на юг. Терреттт мог смотреть на Гавань, кишащий прохожими Променад, море Крови с рыбацкими лодками и саракконскими судами. На одной из стен висела большая топографическая карта северного континента. Присмотревшись, Курган заметил на ней какие-то круги, пятна, каракули.

– У Терреттта еще остались шрамы. Сейчас я почти полностью контролирую приступы, – объявил Кирллл Квандда.

– И все же остановить их вам не удается, – проговорил Курган, глядя на фотонный ключ.

– Ненормально функционирует ущемленная синерия.

В мозгу Кургана звучали слова дэйруса: «Терреттт не слабоумный». В этот момент правитель увидел брата и ужаснулся сходству. Глаза Терреттта казались огромными и возбужденными. В руке зажаты три кисти. Широко расставив ноги и немного ссутулившись, он начал наносить краски на полотно.

Не успел Кирллл Квандда приоткрыть дверь, как его остановил Курган:

– Подождите… Не надо… Ведь он работает.

– Уверен, он будет рад вашему приходу, регент.

Мышцы на щеке Терреттта взбугрились, словно бицепсы.

– Не хочу ему мешать, – твердо сказал Курган.

– Ну, если передумаете, я буду в кабинете. – Дэйрус уже собирался уходить. – Простите, регент, когда вы в последний раз виделись с братом? – неожиданно спросил он.

Курган не ответил. Он просто не помнил и очень жалел, что увидел Терреттта сегодня.

Монастырь Плывущей Белизны с девятью тонкими посеребренными минаретами был удивительным белокаменным зданием, гордо вздымающимся посреди Дьенн Марра, словно длань Миины. Именно здесь училась Джийан до того, как ее и всех рамахан, обладающих Даром, изгнали.

Сейчас во главе монастыря стояла конара Инггрес. Очень крепкая, сильная и телом, и духом, краснощекая конара оказалась изобретательной и находчивой. Она отважилась сопротивляться демонам, наводнившим монастырь, а когда подоспела помощь, сумела их изгнать. Однако лишь сейчас Инггрес начала понимать, что у зла может быть множество обличий.

В просторной светлой трапезной, восстановленной под ее чутким руководством, конара ужинала в компании друзей. Она сидела во главе стола, а рядом расположились Джийан, Наватир и Перрнодт. Услышав звон колокольчика, конара Инггрес сама пошла поприветствовать друзей, которые прибыли на прекрасном черном нарии.

Оглядывая трапезную, конара испытывала смешанные чувства. Огромное облегчение от того, что удалось выбраться из лап демонов, и всепоглощающую грусть, ведь рамахан теперь осталось в два раза меньше, чем столов в трапезной.

– Как здорово, что вы вернулись к нам, Первая Матерь, – вздохнув, сказала Инггрес.

– Вы потрудились на славу, пока мы разбирались с архидемоном и его приспешниками, – улыбнулась Джийан. – Мы все очень гордимся вами, конара Инггрес, поэтому и избрали вас главой Деа Критан.

– От прежнего совета рамахан осталась только тень, – вздохнула конара.

– И все же впервые за несколько столетий совет можно считать свободным от зла, – вмешалась Перрнодт. Высокая, худая, с бледной полупрозрачной кожей, она казалась обманчиво хрупкой. Традиционный мистефан друугов лишь частично укрощал цвета воронова крыла кудри: тут и там выбивались непослушные пряди, обрамляя бледное и суровое, как лезвие клинка, лицо. – Это только начало, и мы должны радоваться.

– Откровенно говоря, я не могу радоваться, – покачала головой конара Инггрес. – Трудно поверить, но многие наши сестры ушли, одурманенные ложью соромиантов.

– Верить иллюзиям проще, чем смотреть в глаза неприглядной действительности.

Инггрес кивнула.

– Миины не было слишком долго, а с тех пор, как пришли в’орнны и исчезла Жемчужина, многие сестры потеряли веру. Жизнь становилась все труднее, и они начали поклоняться собственным страхам.

– Соромианты умело используют чужую слабость, – отозвалась Перрнодт. – Именно так они сто лет назад захватили Жемчужину и пришли к власти.

– А сейчас, когда к ним примкнули многие рамаханы, их сила многократно возрастет. Наверняка у соромиантов есть и другие союзники.

– Скорее запуганные жертвы, чем союзники, – уточнила Джийан. – Темная Лига устрашает.

По трапезной, словно ветерок по полю гленнана, пронесся чуть слышный шепот, и на Перрнодт устремились сотни брошенных украдкой взглядов.

– Простите моих рамахан, Перрнодт, – попросила Инггрес. – Они никогда не видели друугов. А некоторые даже стали сомневаться в их существовании.

– Чего и следовало ожидать, – улыбнулась Перрнодт.

– Друуги ведь были первыми рамаханами. Именно вы заметили приближение зла.

– Возможно, поэтому нас многие и не любят, – сказала Перрнодт, отодвигая тарелку. – Ведь мы, покинув монастыри, направились в Большой Воорг.

– Давно хотела спросить. – Джийан отложила вилку. – Друуги когда-нибудь жили высоко в Дьенн Марре?

– Вообще-то мы можем жить где угодно, но я не слышала ни о чем подобном.

– И все же, – не унималась Джийан, – возможно, что друуги некогда обитали на горных склонах?

– Полагаю, да.

Наливая в кувшин студеную воду, конара Инггрес все еще раздумывала над тем, какое впечатление произвела Перрнодт на ее рамахан.

– «Не любят» сказано слишком сильно. Не судите моих рамахан слишком строго. Почти уверена, они просто не понимают, почему друуги не стали бороться со злом.

– Это что, вопрос? – с вызовом спросила Перрнодт.

Инггрес густо покраснела.

– А вы не обидитесь, если я попрошу на него ответить?

– Каждый борется по-своему, конара Инггрес. Друуги ушли в пустыню, чтобы беспрепятственно делать свое дело. Мы тоже сражались со злом: например, помогали Дар Сала-ат. Именно друуги дали ей союзника, соромианта Миннума.

– Соромианта?

– Он не такой, как остальные, – ответила Перрнодт. – Миннум особенный. – Она взглянула на йа-гаара, священного кота Миины, который лежал у ног конары Инггрес. Теперь йа-гаары охраняли монастырь. – И еще мы помогали оживлять йа-гааров. – Перрнодт осушила свой стакан. – Участвовать в битве можно по-разному. Рукопашная – лишь один из возможных вариантов.

– А друуги помогут нам помешать возвращению соромиантов?

– Мы с Джийан уже об этом говорили, – ответила Перрнодт. – Вполне очевидно, что соромиантам годами содействовал архидемон Пэфорос. Раз он снова вернулся в Бездну, где ему самое место, кажется логичным, что теперь будет легче вернуть заблудших рамахан в монастырь. Но я не люблю гадать и хочу обдумать все еще раз. Не беспокойтесь, после полуночи я отвечу на ваши вопросы.

Так и не навестив Терреттта, Курган пошел к выходу и совершенно случайно заблудился. Он шел по бесконечным коридорам, не встречая ни души. Регент уже собирался повернуть назад, когда увидел двойные двери. За зарешеченной хрустальной панелью находился отряд кхагггунов, охраняющих полуголых детей, испуганно жавшихся к стенам. Дети не вызывали у Кургана ничего, кроме отвращения. Зачем гэргоны возятся со всяким сбродом? Эти отвратительные полукровки были рождены кундалианками, которых изнасиловали кхагггуны. Курган, естественно, слышал об экспериментах по гибридизации, которые геноматекки проводили по воле гэргонов. Почему бы этих полукровок просто не поубивать, и дело с концом? Это было бы лучшим решением. А то ведь темные слухи наверняка доходят до бойцов Сопротивления, будят в них ненависть, укрепляют в желании отомстить.

– И что тебя так заинтересовало, регент?

Обернувшись, Курган увидел гэргона в экзоматричном биокостюме. Украшенный крыльями и когтями шлем полностью закрывал лицо техномага.

– Я Нит Имммон.

– Это вы занимаетесь экспериментами?

– Я отвечаю за детей, – уклончиво ответил Нит Имммон. – Хочешь осмотреть парочку?

– Нет.

Покрытые металлическим сплавом губы растянулись в улыбке. Как гэргоны вживляли металл в кожу, оставалось загадкой.

– Как странно. – Техномаг поднял затянутую в перчатку руку. – Экспериментами по гибридизации занимался Нит Батокссс. Я думал, раз он был твоим наставником, то держал тебя в курсе.

Курган не имел никакого понятия об этих опытах, но благоразумно промолчал.

– Так или иначе, – спокойно сказал Нит Имммон, – теперь экспериментами занимается Нит Нассам.

Последняя фраза особенно заинтересовала Кургана, ведь гэргоны ничего не говорят просто так. Раз Нит Имммон упомянул, что Нит Батокссс и Нит Нассам были союзниками, то это наверняка означает, что он их враг. Сорннн СаТррэн как-то рассказывал, что у коррушей есть поговорка: «Враг моего врага – мой друг». Тогда регент еще посмеялся, потому что коррушская поговорка совершенно не соответствовала менталитету в’орннов, которые говорили: «Врага нужно убивать, как только обнаружишь». Сейчас Кургану было не до смеха. Ему пришло в голову, что союзник-гэргон может оказаться как нельзя кстати. По крайней мере пока.

– Кажется, мной он тоже интересуется, – изображая чистосердечие, проговорил Курган.

– Вне всякого сомнения, тебе нужно увидеть этих детей, – сказал Нит Имммон, будто не слушая правителя.

Гэргон распахнул дверь, и они вошли. Курган увидел небольшие огороженные кабинеты, где геноматекки осматривали малышей. Регент внимательно взглянул на лица маленьких пациентов, испуганных его появлением.

– Что случится с полукровками? – спросил Курган.

– Это решит Нит Нассам. Впрочем, пока мы не планируем Призывание.

– Нит Нассам считает, что может появляться, где и когда удобно, именно так он и представляет Призывание.

Нит Имммон заложил руки за спину и поджал губы.

– И чему было посвящено последнее Призывание?

– Хотите сказать, что Нит Нассам не доложил об этом Товариществу? – Техномаг не ответил, и Курган продолжал: – Он спрашивал, что мне известно об экспериментах Нита Батокссса.

– Где проходило Призывание?

– В лаборатории Нита Батокссса.

Нит Имммон остановился и взглянул на Кургана.

– Хочешь сказать, он брал тебя в Храм Мнемоники?

– В лаборатории все осталось как было. Даже труп саракконского капитана Куриона не убрали. – Регент пытался заглянуть в скрытые шлемом глаза Нита Имммона. – Его очень интересуют эксперименты Нита Батокссса.

– Он не имеет права совать свой нос в расследование.

– Однако это его не остановило, – отметил Курган.

– Давай лучше поговорим о тебе, Курган Стогггул. – Гэргон снова сцепил руки за спиной. – Будь осторожен, постарайся не делать ошибок. Тебя считают темной лошадкой. Как бы мне объяснить, чтобы ты понял… Возможно, все не так и страшно. И, тем не менее, тебе следует быть очень внимательным. – Нит Имммон говорил тихо, но дэйрусы так и шарахались от собеседника правителя. – Хотя это против протокола, буду с тобой откровенен. Некоторые гэргоны Товарищества, как и покойный Нит Батокссс, считают тебя необыкновенным, своего рода апогеем легендарного рода Стогггулов. Эти гэргоны ждут очень многого, для них ты воплощение силы в’орннов. – Зеленоватый поток ионов вылетел из указательного пальца Нита Имммона. – Однако есть гэргоны, которые относятся к тебе совсем по-другому. Они считают, что контакт с кундалианским архидемоном дискредитировал тебя окончательно и бесповоротно. Эта группа приговорила тебя к смерти.

Нит Имммон помолчал и снова повернулся к Кургану:

– Что, страшно, когда тебя запугивает гэргон?

– В моей жизни не было ни дня, чтобы меня не запугивали гэргоны, – ответил Курган. – Хотя каким-то образом мне удалось выжить.

Нит Имммон усмехнулся, и ровные желтые зубы сверкнули в свете галогенной лампы.

– Следует отдать должное Ниту Батоксссу, он прекрасно тебя подготовил, Курган Стогггул.

– Три недели! – покачал головой Сорннн. – Уже три недели я ничего не слышал о Маретэн!

– Ох уж эта строптивая сестрица регента, – проговорил Миннум, стряхивая песок с предмета номер 358Б, найденного на раскопках.

– Зачем я только разрешил ей вступить в отряд Сопротивления?!

Предметом номер 358Б была фигура – идол, сидящий, положив ногу на ногу. Миннум взял предмет 358А, который они нашли несколько дней назад, и приложил к сломанной шее идола. Голова подошла просто идеально.

– Нужно было связать Маретэн и заткнуть ей рот кляпом.

Сорннн остановился, глядя на маленького соромианта, и почти против воли улыбнулся.

– Ты прав, остановить ее было невозможно.

– Вот именно, так что перестань терзаться.

– Не могу, я очень беспокоюсь.

Что за необычный идол! Миннум осторожно поворачивал маленькую, искусно сработанную фигурку, дабы получше рассмотреть. Это был полумужчина-полуженщина. Груди налиты молоком, а соски затвердели от возбуждения. При этом у фигурки имелся эрегированный пенис, торчавший словно кинжал. Миннум нахмурился. Это ведь не статуя Миины или ее священного животного. Тогда кто же это? И что за народ оставил ее в таинственном За Хара-ате?

– Хорошо, что ты завтра уезжаешь, – сказал Миннум.

Сорннн смотрел в неподвижный ночной мрак.

– До завтра еще далеко.

– Ах, любовь! – Миннум снова приложил голову к телу идола. – Никогда не испытывал ничего подобного. Соромианты всегда одиноки, а я особенно. За долгие годы изгнания, что я провел здесь, среди коррушей, и потом, в должности смотрителя Музея Ложной Памяти, я привык быть один.

– Дружище, мне тебя жаль.

Миннум пожал плечами.

– В одиночестве есть свои плюсы.

– Назови хоть один, – попросил Сорннн.

– Ты никому ничем не обязан.

– И это плюс?

– Знаешь, в чем твоя проблема? Ты неисправимый романтик. – Соромиант начал собирать снаряжение. – Не беспокойся за меня: как и раньше, я отлично справлюсь один.

Перрнодт спустилась в треугольный келл, один из трех наблюдательных пунктов, где в незапамятные времена иногда появлялась Великая Богиня, чтобы следить за священными трудами своих учеников. Перрнодт выбрала именно этот келл, потому что треугольник считался одним из самых сакральных символов Миины, представляя три срединные точки: сердце – Место Грез, макушку – Место Истины и точку в центре лба – Место Глубочайшего Знания.

Именно к этим точкам Перрнодт прикасалась указательным пальцем левой руки, встав на колени в центре келла. Ее взгляд задержался на священной бабочке Миины, выгравированной на каменной стене. Перрнодт медленно закрыла глаза и, казалось, перестала дышать. Левая рука, сжимающая опал, лежала на коленях. Тысячелетиями самые искусные рамаханские конары использовали опалы, чтобы общаться и определять природу неизвестных предметов и явлений. Однако после того, как друуги ушли в Большой Воорг, этот навык почти полностью исчез. Сейчас, насколько было известно Перрнодт, среди рамахан только Джийан умела колдовать на опалах.

Нижняя губа Перрнодт мелко задрожала. Казалось, губа зажила собственной жизнью. Затем дрожь спустилась по правой руке к груди, а потом – вниз, по кишечнику к бедрам. Дрожь дошла до самых пяток и начала подниматься к плечам, а потом снова опустилась в левую ладонь.

Ладонь раскрылась, будто ее тянули невидимые нити. Вибрируя, опал поднялся в воздух и закружился. Синие, зеленые и красные с молочным отливом искры озаряли лицо Перрнодт. Цвета менялись все быстрее и быстрее, пока наконец не слились в единое целое.

Перрнодт открыла глаза, но ее взгляд, словно в трансе, был прикован к молочной глубине опала. Она искала рамахан, одурманенных зловещими посулами соромиантов. Для Перрнодт эти монахини были словно коры, которых браконьеры без труда увели с фермы, пообещав тучные пастбища, теплые стойла и защиту от снежных рысей. Она искренне верила, что найдет их, изголодавшихся, заброшенных, не умеющих позаботиться о себе, не верящих, что в монастыре, который они так легко предали, их ждет радушный прием, а вовсе не наказание.