Текст книги "Ароматы кофе"

Автор книги: Энтони Капелла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)

– Один человек мне про него что-то рассказывал, – сухо сказал я. – Стыдно признаться, но я тогда ни слову не поверил. Нет, мы с ним не пересеклись. Он покинул Харар до моего приезда. Кстати, я арендовал дом, в котором он жил.

– Невероятно! – Хант махнул клубному официанту, чтобы принес еще бренди. – Ну, разумеется, во время его пребывания в Хараре также не обошлось без некоторого скандала. Ходили слухи про какую-то местную его сожительницу, какую-то рабыню, которую он выкупил у арабского торговца, ну и бросил ее, когда вернулся во Францию. Но, говорят, к тому времени он уже был полная развалина.

Я медленно кивал. Что-то щелкнуло в мозгу, и внезапно мой роман снова возник из небытия. Она говорит по-английски как французы…Чему еще тот человек мог научить ее? Знанию того, что некоторые способны нагло лгать ради любви? Но над этим стоит поразмышлять в иное время, наедине с самим собой.

Хант затянулся сигарой:

– Воображаю, что там это вовсе не является большой неожиданностью. Несомненно, ты и сам имел приключения подобного рода?

И он кинул на меня алчный взгляд.

– Что, его стихи действительно хороши? – спросил я, пропуская его вопрос мимо ушей.

Хант пожал плечами:

– Они революционны, а в наши дни это имеет значение. Vers libre [61]61
  «Верлибр», свободный стих (фр.).


[Закрыть]– теперь все им пишут. В данный момент немалый интерес вызывают поэты-ирландцы, ну, потом есть еще и американцы, теперь каждый хочет быть Уитменом. Английская поэзия канула в вечность. – Он стряхнул пепел на блюдце. – Но ты ведь собирался мне рассказать про твои похождения?

– Разве? – отрывисто бросил я.

– Помнится, ты как раз в то время мне писал… По-моему, ты тогда влюбился в какую-то туземку, что ли? – не унимался Хант. Он обвел вокруг глазами. – Ну же, дружище. Никто нас здесь не услышит. И, разумеется, я никому не стану пересказывать ничего из… всяких любопытных пикантностей.

Внезапно до меня дошло, почему я стал объектом стольких неодобрительных взглядов.

– Так обо мне уже ходят сплетни?

Хант самодовольно хмыкнул, но тотчас спрятал улыбку, сообразив, что если сплетни и могли пойти, то только от него.

– Поговаривают, Роберт, поговаривают. Но ведь это правда, былаведь такая туземка? Готтентотская [62]62
  Готтентоты (кой-коин) – этническая общность на юге Африки.


[Закрыть]Венера?

– Была одна, – сказал я. – Я действительно воображал тогда, что влюблен в нее.

– Понятно. – Хант, снова пыхнув сигарой, внимательно смотрел на меня сквозь облако серого дыма, плотного и мягкого, как шерсть. – Возможно, этот сюжет ты бы предпочел передать на бумаге? Имей в виду, авторы мне нужны.

– Поэтический дух во мне иссяк.

– Совсем необязательно иметь в виду поэзию. – Взявшись за свой бренди, Хант, обращаясь к его янтарным глубинам, сказал: – Я ведь не только издаю «Взгляд». Есть еще также и книги для заинтересованного мужского чтения. Их я в Париже печатаю.

– Ты имеешь в виду порнографию?

– Если угодно. Я подумал, возможно, теперь, раз ты сделался писателем и к тому же, вероятно, стеснен в средствах… А африканская тема может быть воспринята «на ура». Я слыхал, у африканских женщин кровь куда горячее, что они просто нечто из ряда вон. Как насчет негритянской Фанни Хилл или «Моей тайной жизни» среди туземцев? Знаешь, отлично будет продаваться.

– Не сомневаюсь, – сказал я, отставляя свой стакан. – Но меня от такого авторства уволь.

Внезапно на меня накатил приступ тошноты. Дым сигары проник мне в горло, едкий, неприятно щекочущий. Я встал:

– Спокойной ночи, Джордж! Ищи себе другого болвана, чтоб писал тебе твои пикантности.

– Погоди! – быстро сказал Хант. – Да не ершись ты, Роберт! Должен же ты понимать, что на твои рассказы про Теруду вечно не проживешь. А своих авторов я холю и лелею. Тут статейка, там стишок… Ты как раз такой человек, которому могло бы пойти на пользу, если его будут читать на наших страницах. Имей в виду, мы публикуем стихи Форда Мэдокса Форда.

– Да пошел ты, Джордж!

Он криво ухмыльнулся:

– Не будь же ты таким старомодным!

Я уже шел к выходу, когда он выкрикнул мне вслед:

– Иногда встречаю дочку Линкера!

Я остановился в дверях.

– Весьма удачно вышла замуж. За одного безнадежно упертого зануду. Там тебе совсем ничего не светит.

Не оборачиваясь, я продолжил свой путь.

Глава шестьдесят восьмая

Эмили являла собой целую главу в моей жизни, которая, я понимал, была завершена. Но отец ее – дело другое. Я отправился в Лаймхаус и передал в его контору свою визитку.

Он заставил меня ждать – что было понятно. Но скучать мне не пришлось. Сидя в одной из приемных, я наблюдал за бесконечной процессией грузчиков и складских рабочих, следовавших друг за дружкой мимо меня с джутовыми мешками за спиной. Даже не вереницей, они шли строем:каждый, чеканя шаг, направлялся туда, где снаружи застыла в ожидании цепочка вагонеток. Я недоумевал, с чего бы не держать мешки на складе; хотя, возможно, склад теперь предназначался для иных нужд.

Вдруг я заметил знакомое лицо. Это был секретарь Дженкс, хотя, судя по его внешнему виду, он теперь занимал более значительную должность: за ним, сновавшим взад-вперед, управляя погрузкой, бегали по пятам двое помощников.

– Дженкс! – окликнул я.

– А, приветствую, Уоллис! Мы слышали, вы вернулись. И волосы постригли.

Мне странно было это слышать: со времени нашей последней встречи я стригся уже десятки раз.

– Все думали, когда мы вас повидаем.

Говоря, Дженкс продолжал пребывать в движении, так что, уподобившись его помощникам, и я вынужден был, поднявшись, следовать за ним.

– Туда, – велел он одному из них. – Вот туда, на второй этаж. Видите? – бросил он мне. – Расширились еще, по крайней мере, на пятьсот квадратных футов.

Я остановился, пораженный открывшейся картиной.

Склад был не просто полон: он был забит до отказа. С каждой стороны мешки кофе стеной высились до самого потолка. Окна отсутствовали – лишь пара узких щелей остались на невообразимой высоте, поскольку штабели мешков плотно закрыли окна, лишь скудные лучики света проникали внутрь. Стиснутые громадными колоннами мешков, виднелись узенькие проходы, петляющие коридорчики, лестницы из мешков, норки-туннели… на одном только этом складе мешков хранилось, должно быть, более пятидесяти тысяч.

Рядом с собой я увидел раскрытый мешок. Потянувшись, зачерпнул несколько зерен, понюхал.

– Индийский «типика», если не ошибаюсь.

– Ваше обоняние как всегда безупречно, – кивнул Дженкс.

Я окинул взглядом горы мешков, терявшихся во мраке.

– И это все один сорт? Для чего столько?

– Поднимитесь-ка лучше наверх, – сказал Дженкс.

Пинкер сидел за своим письменным столом. Телеграфный аппарат бормотал себе что-то; Пинкер, подхватывая ленту, то читал на ней какие-то знаки, то бросал, то почти тотчас вновь подхватывал, читая новые знаки, будто отпивал по глотку от быстро текущей реки.

– А, вот и вы, Уоллис. Наконец-то вернулись, – проговорил он так, как будто я явился к нему со званого обеда в Вест-Энде. – Ну, что Африка?

– Африка обернулась неудачей.

– Как я и предполагал.

Он по-прежнему почти не поднимал на меня глаз, продолжая перебирать пальцами необычную печатную строку, исторгаемую машиной.

– Ваш склад отменно заполнен, – заметил я, поскольку Пинкер снова замолчал.

– Вон тот? – Он как будто удивился. – Это ничтожная малость. Вы посмотрели бы на бондовые хранилища. У меня теперь их четыре. Каждый больше этого, все забиты до предела. Придется арендовать дополнительное помещение, пока все это не закончится.

– Закончится? Что именно?

Тут он на меня взглянул, и я поразился его внешнему сходству с Эмили. Но только глаза у него как-то странно блестели – нервно, возбужденно.

– Моя армия, Уоллис, почти готова выступить, – сказал Пинкер. – Мы вот-вот войдем в силу.

Он сообщил, что сделал некое открытие. Наконец-то он пришел к мысли, что рынок кофе цикличен. Если цена взлетает, владельцы плантаций сажают больше кофе, но поскольку саженцам до начала плодоношения требуется четыре года, на рынке это почти не сказывается. Но вот через четыре года после подъема цен возникает избыток; тот кофе, который высаживался в годы нехватки, поступает на рынок в количестве, превосходящем прежнее, и переизбыток неизбежно вынуждает цену упасть, тогда владельцы плантаций либо бросают свое занятие, либо переключаются на выращивание чего-то еще. Через четыре года подобное положение вызывает очередную нехватку; цены повышаются, и плантации кофе расширяются снова.

– Восьмилетний цикл, Уоллис. Неколебимый и непреложный, как пребывание и убывание луны. Картель может завуалировать его, но изменить не в силах. И, едва осознав это, я понял, что прижму его.

– Кого?

– Да Хоуэлла, конечно же! – Физиономия Линкера растянулась в улыбке. – Скоро он у меня взвоет! – Он осекся, и даже как будто удивленно произнес: – Это вы меня надоумили, Роберт.

И Линкер сказал, что ждал годы, пока весь цикл, завершившись, не дойдет до точки, когда цена окажется под давлением естественной периодичности рынка.

– И что, этот момент наступил сейчас? По-моему, общее мнение в Лондоне таково, что цены будут расти.

Линкер развел руками:

– Правительство Бразилии считает, что будут. Они выработали новую схему, именуют ее ревальвация.Забирают крупные займы, чтобы скупать у своих фермеров кофе и таким образом расчищать ему путь на рынок. Но долго это не продержится. Рынок как река: можно только на время перекрыть ее плотиной, но если вода плотину прорвет, то все сметет следом.

Он подошел к карте мира, которая покрывала одну из стен.

– Я уже произвел некоторую подготовку, Роберт. Вы наблюдали кое-какие результаты внизу – но это лишь то, что с виду. Но самое главное то, что не на поверхности. Сети – союзы – объединения. Арбакль на Западном побережье. Эгберт в Голландии. Лавацца в Милане. Если уж действовать, то заодно.

– Вы образовали некий картель?

– Нет! – Линкер резко повернулся ко мне. – Мы создали как раз полную противоположность картелю, ассоциацию компаний, которые верят в свободную торговлю, в свободное движение капитала. И вот в такой благоприятный момент вы присоединяетесь к нам.

– Н-но-о… Я пришел вовсе не просить у вас работы. Просто хотел извиниться.

– Извиниться?

– За то, что так вас подвел.

Он сдвинул брови:

– Но у меня все обстоит прекрасно. Эмили благополучно вышла замуж. Разумеется, гибель Гектора была трагедией для нас – но это все он сам себе устроил: чего не случается в жизни. А в данный момент, Роберт, мне необходим человек с вашим профессиональным знанием кофе.

– То, что у вас на складе теперь, вряд ли можно назвать кофе.

– Верно. Но знаете, что я вам скажу? Благодаря нашей рекламе покупатель считает, что вкус у нашего кофе лучше, чем у изысканного «арабика». Если рядом поставить чашку кофе «Кастл» и чашку харарского «мокка», покупатели непременно выберут «Кастл». Получается, что вести домохозяйку за нос гораздо легче, чем мужчину за то, что спрятано у него в штанах.

– Вы презираете своих покупателей? – в удивлении произнес я.

– Вовсе нет, – замотал головой Линкер. – Я вообще к ним равнодушен. В успешном бизнесе нет места сантиментам.

– Как бы то ни было, мне здесь делать нечего. Отныне я намерен зарабатывать на жизнь своим пером.

– Ах, ну да – читал я ваши статейки. Забавно написано; правда, не без некоторых погрешностей. Послушайте, Роберт, я совершенно не вижу причины, почему бы вам не продолжать писать в газеты и одновременно работать на меня. Это даже, может быть, вам не без пользы. Я бы мог предложить новые неизведанные области, скорректировать ваши взгляды на некоторые вещи…

– Не думаю, что мне это подойдет.

– Стало быть, вы намерены со мной рассчитаться, – сказал Пинкер. Произнес он это, почти не меняя тона, но глаза блеснули недобрым огнем, чего прежде я в нем не замечал. – Три сотни в год, столько ведь я вам платил? И сколько вы продержались, а? Пол года? Словом, вы должны мне одну тысячу, мелочиться не будем. – Он протянул мне руку. – Можете оплатить чеком.

– Я не смогу заплатить вам, – тихо сказал я.

Пинкер усмехнулся:

– В таком случае, лучше вам до лучших времен задержаться у нас.

Выходя, я снова столкнулся с Дженксом. Мне показалось, он меня дожидался.

– Ну что? – спросил он.

– Вроде бы, он хочет, чтоб я снова у него работал.

– Рад это слышать, Уоллис.

– В самом деле?

– Ну да, – Дженкс вздохнул. – Старик… знаете, иногда мне кажется, что он ведет себя несколько странно. Может быть, вместе с вами мы сумеем… урезонить его что ли.

Глава шестьдесят девятая

Любопытно, но Пинкеру, казалось бы, и занять меня было нечем. Временами он призывал меня к себе, чтобы прочесть лекцию о пороках фиксированных цен или о биржевых беззакониях. Иногда он заставлял Дженкса приносить мне вырезки, превозносившие бразильский метод, называвших, например, его «моделью будущего процветания, которая, несомненно, должна быть активно использована теми, кто стремится придать стабильность торговле сахаром, резиной, пальмовым маслом и всеми прочими товарами мирового рынка». На полях рукой Пинкера было приписано: ИДИОТЫ.

Однажды, разразившись наиболее едкой критикой в адрес своих оппонентов, он, окинув меня взглядом, сказал:

– Записывайте, Роберт. Если сейчас не запишите, потом ни за что не сможете вспомнить.

– Но мне, право, ни к чему это запоминать.

– Запишите, – настоятельно приказал он. – Когда придется подробно все описать, гадать вам уже не потребуется – все аргументы будут у вас под рукой.

– Все описать? – переспросил я, в тот момент озабоченный лишь тем, чтобы вспомнить, в каком кармане у меня перо.

И вдруг я понял, что он имеет в виду и почему я ему нужен.

– Он хочет сделать из меня своего биографа, – сказал я Дженксу, когда мы остались с ним наедине.

– Он думает, что делает историю, – кивнул Дженкс. – Он всегда так считал. Раньше Эмили записывала его изречения. С тех пор, как она вышла замуж, у него не осталось никого, чтобы записывать.

– Кстати об Эмили, вы не видитесь с ней? – спросил я как бы между прочим.

Дженкс взглянул на меня.

– С чего бы мне с ней видеться? – бросил он холодно, старая неприязнь вновь прозвучала в его голосе. – Она теперь замужняя женщина, у нее свои интересы. Ей незачем общаться с такой публикой, как вы или я.

После этого я выполнял то, что от меня требовалось: заносил высказывания моего работодателя в записную книжку – в ту самую, куда когда-то я записывал свои собственные поэтические пометки.

Я все-таки разузнал кое-какие новости про семейство Линкер. Ада осталась в Оксфорде и вышла замуж за какого-то профессора. Филомена, как говорится, «вышла в свет», стала посещать светские рауты, одновременно влившись в пестрое артистическое сообщество в Блумсбери. Обеим дочерям уже не имело смысла наведываться в отцовские конторы. Что касается Эмили, выйдя замуж, она устранилась от участия в делах отца.

– Теперь ее дело – быть женой, и не просто женой, а женой политика, – сказал Линкер, испытующе глянув на меня, когда я единственный раз упомянул о ней. – Безусловно, ей будет чем заняться, когда появятся дети. А мы в данный момент, займемся-ка делом.

Линкер вел свои дела все в большей и большей степени нетрадиционно. Скажем, практически внезапно разразившаяся забастовка докеров в лондонском порту сковывала вывоз и ввоз кофе. Собственно, это не было уж столь необычно – в те годы забастовки случались часто, – но забавно было то, что забастовки возникали одновременно и в Антверпене, и в Нью-Йорке.

Для обычного владельца магазина цена кофе соответственно возрастала. Кофе держали на судах, ожидавших разгрузки: Темза, Гудзон и Шельда стопорились, как ленты неисправного конвейера. Никто не имел возможности закупать кофе, пока не урегулируются споры, и цена резко падала до тех пор, пока правительство Бразилии не вступало в игру, чтобы поддержать цену.

Тем, кто хранил кофе не в лондонском порту, ситуация трудностей не доставляла: они сбывали его, имея приличный доход. Вспоминая нескончаемую вереницу грузчиков, вышагивающих из пинкеровского склада, я дивился его искусству масштабного планирования.

На той неделе он нажил целое состояние – но это не принесло ему явного удовлетворения. Не к деньгам по сути он стремился; он стремился к победе.

– Это лишь небольшая стычка, Роберт. Мы испытываем, насколько силен противник. Настоящая битва еще впереди.

Он начал обучать нас с Дженксом особенностям функционирования Биржи. Эмили обучала меня дегустации, Гектор фермерству, а Сэмюэл Пинкер учил меня той таинственной алхимии, благодаря которой в Сити наживается состояние.

– В этом месяце мы продали полмиллиона мешков кофе и имеем прибыль по два шиллинга за каждый мешок. Теперь прикинем. Если бы у нас в контракте значилось десять миллионов мешков?

– В цепи поставок нет такого количества кофе, – озадаченно проговорил Дженкс.

– Верно. Но давайте представим гипотетически, что эти мешки есть. Что тогда?

– Тогда бы мы получили прибыли в двадцать раз больше, – сказал я.

– Вот именно, – кивнул Пинкер. – Всего-то чуть нулей добавить. Итак. Нам необходимы эти десять миллионов мешков. Где их взять?

– Что за причуды – чепуха какая-то! – Дженкс вскинул обе руки кверху. – Этого кофе нет, и что бы мы ни говорили, он ниоткуда не возникнет.

– Но он может возникнуть в будущем! – не унимался Пинкер. – Что если мы его из будущего перенесем в настоящее, где он нам более полезен?

Дженкс издал звук, предполагавший, что для него подобный разговор граничит с абсурдом.

– Если у кого-то имеется контракт на поставку такого количества кофе в более поздние сроки… – с расстановкой начал я.

– Ну? – жадно выпалил Пинкер. – Дальше, Роберт!

–.. и если суметь этот контракт купить – тогда стоимость его может расти или падать в зависимости от того, предполагают текущие цены прибыль или неудачу.

– Именно так! – удовлетворенно кивнул Пинкер.

– Но какая от этого польза? – спросил Дженкс.

– Я бы, скажем, предположил – продолжал я, – что производитель мог бы в виду будущего падения цен взять страховку. Он мог бы купить контракт, допускающий снижение цен, и выручить небольшую прибыль, чтобы покрыть крупные потери своего урожая.

– Верно, – сказал Пинкер. – Но не только это, Роберт, не только. Представьте себе это в виде сделки на срок, контракта в четырех измерениях. Такой контракт способен составить даже тот, кто в жизни не вырастил ни единого мешка кофе, – он может всегда при необходимости закупать товар впрок для выполнения условий контракта, но такая необходимость вряд ли возникнет: он может просто, когда подойдет срок, заменить один контракт другим. Он будет растить… – тут Линкер осекся, подбирая нужное слово.

– Будет скорее растить капитал, чем кофе, – подсказал я.

– Но к нам-то какое это имеет отношение? – нетерпеливо спросил Дженкс. – У нас есть кофе – «Кофе Кастл». Народ его пьет. Народ предпочитает наш кофе продукту наших конкурентов. Мы обязаны обеспечивать его постоянное присутствие вот здесь, на этих полках, а не в каком-то там гипотетическом виде.

– Да! – выдохнул Пинкер. – Кофе у нас есть. Вы правы, Саймон, нам не следует неоправданно отвлекаться на долгосрочную сделку. Какие бы фантастические возможности она ни предлагала.

Дженкс считал, что хозяин слегка спятил. В самом деле, некоторые поступки Пинкера были странноваты. Однажды он ворвался в контору, где теперь мы работали вместе с Дженксом, и заявил, что нам необходимо справиться насчет прогноза погоды.

– Простите, насчет чего? – опешив, переспросил Дженкс.

– В особенности, насчет морозов. В Бразилии морозы губят миллионы кофейных саженцев, хотя морозы, по-видимому, непредсказуемы. – Пинкер помолчал. – Что если существует некая система? Возможно даже цикл? Что если… к примеру, засуха в Австралии или тайфун на Ямайке… что если это обстоятельство увеличивает вероятность морозов в горной Бразилии?

– В жизни не слыхал ничего подобного.

– Но все же разузнайте потщательнее! У меня нюх на такие вещи.

Словом, мы связались с различными метеорологическими обществами, а также с рядом странных людей, расхаживающих по Нэрроу-стрит с еще более странными на вид приборами. Один заявился с неким изобретением, в котором дюжина живых пиявок проводками присоединялась к крохотным колокольчикам. Когда атмосферные условия неблагоприятны – а это то, к чему, как владелец уверял нас, особенно чувствительны пиявки, – те сжимаются, заставляя таким образом колокольчики звенеть. Другой утверждал, что погода определяется, как и в гороскопе, взаимосвязью планет; третий уверял, что летние ливни над Тихоокеанским побережьем являются непременным предвозвестником зимних морозов в Бразилии. Пинкер неизменно с сосредоточенным вниманием выслушивал каждого. В довершение бормотал:

– Доказательства! Мне нужны доказательства!

И неустанные поиски очередного шарлатана, пудрившего нам мозги, продолжались.

Иногда Линкер обращался к акциям и ценным бумагам, а также к таким скрытым разновидностям контракта, как финансовые инструменты.Если образно охарактеризовать его, то он более всего напоминал музыканта или дирижера, четкими, ритмичными движениями руки запускавшего в жизнь грандиозные симфонии наличных средств.

Ухо Дженкса не воспринимало этих незримых мелодий. Думаю, он считал себя исполнительным работником, этаким преданным слугой, регулярно обеспечивающим своего чудаковатого хозяина свежей сорочкой и носками. Именно Дженкс имел теперь дело с рекламным агентством, Дженкс поддерживал связи с Сейнсбери и Липтоном. В мире здравого смысла, – в котором женщины покупали кофе, потому что их убеждали, что только образцовые жены его покупают, а владельцы магазинов покупали кофе, потому что это сулило им существенную прибыль, – Дженкс чувствовал себя вполне в своей тарелке. Умственно более изощренный мир Биржи приводил его в замешательство.

Однажды Линкер сказал мне:

– У вас, Роберт, есть финансовое чутье.

– Сомнительно, если учесть, что мне никогда не удавалось и двух дней прожить без долгов.

– Я не деньги имею в виду. Я говорю о финансах – а это совершенно иная материя. И подозреваю, что именно в вашем отношении к долгам и кроется причина. Саймон не способен расстаться с представлением, что занимать деньги скверно, что одолженные деньги должны быть заработаны и полностью выплачены кредиторам. Но в нашем новом мире гипотетического кофе и долгосрочных сделок можно покупать и продавать долги и контракты так же прибыльно, как и торговать кофейными зернами.