Текст книги "Ароматы кофе"
Автор книги: Энтони Капелла
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 32 страниц)
Глава четвертая
«Кедровый» – этот прелестный, свежий, кондовый аромат необработанной древесины в чем-то идентичен запаху карандашных стружек. Источником его является натуральное природное масло атласского кедра. Наиболее ощутим в зрелых плодах.
Открывший мне дверь на Нэрроу-стрит молодой человек примерно моего возраста был, несомненно, одним из тех успешных секретарей, о которых упоминал Пинкер. Одет он был безукоризненно, хотя и несколько консервативно: белый воротничок тщательно накрахмален, а сиявшие фиксатуаром волосы острижены коротко – куда короче, чем у меня.
– Чем могу служить? – произнес он, окинув меня холодным взглядом.
Я протянул ему визитную карточку Пинкера:
– Будьте любезны уведомить своего хозяина, что явился поэт Роберт Уоллис.
Молодой человек обозрел карточку:
– Вас велено принять. Следуйте за мной.
Я последовал за ним в здание, бывшее, как выяснилось впоследствии, неким складским помещением. Рабочие с баржи на пирсе выгружали джутовые мешки, и складские работники с мешком за плечами длинными вереницами сновали по складу в разных направлениях. Остро волной ударил в ноздри запах жареного кофе. И какой запах!.. В помещении находилось более тысячи мешков, ростеры-барабаны Линкера вращались денно и нощно. Запах этот, от сладости на языке до слезящихся глаз, был темен, как расплавленный вар. Горький, черный, манящий аромат, щекотал горло, вливался в ноздри, заполняя голову. Он мог с быстротой опиума привязать человека к себе навечно.
Это все я смог оглядеть лишь мельком, так как секретарь увлек меня по какой-то лестнице вверх и проводил до конторы. Одно окно ее выходило на улицу, но было и еще одно, более широкое, которое открывало вид на тот самый склад. Как раз у этого окна и стоял Сэмюэл Линкер, наблюдая за суматохой внизу. Рядом с ним под стеклянным колпаком тихонько пощелкивал небольшой медный прибор, исторгая тоненькую длинную бумажную ленту с какими-то печатными знаками. Спутанные петли бумажной ленты, причудливо, в виде цветка ириса, ложившиеся на начищенный паркет, являли собой единственное проявление беспорядка в этой комнате. За письменным столом другой секретарь, одетый точно так же, как и первый, что-то писал стальным вечным пером.
Линкер обернулся, увидел меня, бросил деловито:
– Беру четыре тонны бразильского и одну тонну цейлонского.
– Простите, как? – недоуменно переспросил я.
– Оплачу транспортировку пароходом при условии, что за время перевозки порчи не окажется.
Я сообразил: он диктует.
– А, понятно… Прошу вас, продолжайте.
Прозвучало нагло, Пинкер нахмурился.
– …Десять процентов будет удержано в счет будущих поставок. Остаюсь, и так далее… и так далее… Садитесь!
Последний возглас явно относился ко мне. Я сел.
– Кофе, Дженкс, будьте добры! – сказал Пинкер секретарю. – Номер четыре и номер десять, затем восемнадцать. Это я подпишу в ваше отсутствие. – Переведя взгляд на меня, он сухо произнес: – Вы, мистер Уоллис, назвались писателем.
– Да, верно.
– Но мои секретари не смогли отыскать ни единого вашего творения в книжной лавке на Чаринг-кросс. В платной библиотеке У. Х. Смита о вас и слыхом не слыхали. Даже, как ни странно, литературный редактор «Блэквуд Мэгэзин» с вашими творениями не знаком.
– Я – поэт, – сказал я, несколько обескураженный дотошностью расследований Линкера. – Но пока не публикуюсь. Мне кажется, я определенно дал вам это понять.
– Вы упоминали, что пока не слишком известны. Но вот я обнаруживаю, что о вас вообще никто ничего не слыхал. Вряд ли стоит говорить о степе ни известности, когда известий как таковых нет, не так ли?
Он тяжело опустился на стул по ту сторону стола.
– Приношу извинения, если я создал у вас превратное впечатление. Но…
– Оставим впечатления. Точность,мистер Уоллис! Единственное, что я требую от вас, и от кого бы то ни было, это точность.
В «Кафе Руайяль» Пинкер, пожалуй, вел себя не так уверенно, я бы даже сказал несколько застенчиво. Здесь, на своей собственной территории манеры его приобрели некоторую властность. Он вынул вечную ручку, снял колпачок, потянулся к стопке писем и принялся подписывать одно за одним с невероятной скоростью, не переставая при этом изрекать:
– Скажем, я. Смог бы я называться торговцем, если бы в жизни не продал ни единого мешка кофе?
– Любопытная постановка вопроса…
– Ни в коем случае. Торговец – тот, кто торгует. Ergo: если я не торгую, я не торговец.
– Но по той же логике, писатель тот, кто пишет, – заметил я. – Строго говоря, необязательно, что его читают. Только желательно.
– Гм… – Пинкер, казалось, осмысливал мои слова. – Очень хорошо.
У меня возникло ощущение, будто я выдержал некий экзамен.
Вернулся секретарь, неся поднос с четырьмя чашечками величиной с наперсток, и двумя дымящимися кофейниками, и поставил все это перед нами на стол.
– Итак, – произнес его хозяин, жестом указывая мне на поднос, – что вы скажете на этот счет?
Кофе был явно только что сварен – запах густой, приятный. Под выжидающим взглядом Пинкера я отпил из одной чашки.
– Ну, как?
– Превосходно.
Он поморщился:
– И только? Писатель вы или нет? Не ваше ли ремесло подбирать слова?
– Ах, это…
Теперь до меня дошло, что от меня требуется. Набрав в грудь побольше воздуху, я начал:
– Этот кофе исключительно… полезен для здоровья. Как альпийский санаторий… нет… как курорт на побережье моря. Трудно представить к завтраку что-либо иное, возбуждающее бодрость и активность, целебнее, животворнее, чем кофе Линкера к завтраку. Оно улучшает пищеварение, концентрацию мысли и одновременно поднимает настроение.
– Что-о-о? – Торговец выкатил на меня глаза.
– Разумеется, надо немного подработать, – скромно заметил я. – Но, по-моему, в общем и целом…
– Пробуйте следующий, – нетерпеливо перебил меня Линкер.
Я поднес к своей чашке второй кофейник.
– В новую лейте! – прошипел Линкер.
– Простите… – Наполнив вторую крохотную чашечку, я отпил из нее. И в изумлении воскликнул: – Совсем другой вкус!
– Разумеется, – кивнул Пинкер. – И какой же?
Раньше мне совершенно не приходило в голову, что кофе может быть разный. Разумеется, кофе бывает разбавленный, или прогорклый, или пережаренный, – что, признаться, частенько случается, – но тут передо мной оказались два разных сорта кофе, оба очевидно превосходные, но в своем превосходстве весьма отличные друг от друга.
– Как выразить словами подобное различие? – осведомился Пинкер и, хоть выражение его лица не изменилось, я почувствовал, что именно в этом вопросе и состояла суть нашей беседы.
– Этот, – начал я медленно, указывая на вторую чашку, – как будто с легким… дымком.
– Верно, – кивнул Пинкер.
– Ну, а тот, – я указал на первую чашку, – пожалуй, более… цветочный.
– Цветочный! – Пинкер по-прежнему во все глаза глядел на меня. – Цветочный! – Все же как будто оценка его заинтересовала… я бы даже сказал, произвела на него впечатление. – Так… позвольте-ка… – Он подтянул к себе секретарский блокнот, записал: «цветочный». – Продолжайте!
– Во втором есть некая острота.
– Точнее?
– Как запах от карандашных стружек.
– «Карандашные стружки», – также занес в блокнот Пинкер. – Именно так.
Все это походило на какую-то викторину, забавную, но бессмысленную.
– А другой отдает… ну, может быть… грецким орехом? – рискнул я.
– Может быть! – кивнул Пинкер, записывая. – Что еще?
– Этот вот, – я указал на вторую чашку, – как бы со специями.
– С какими же?
– Трудно сказать, – признался я.
– Неважно. – Пинкер вычеркнул «специи». – А! Милости просим! Замечательно. Можно разлить, будьте добры!
Я обернулся. В контору вошла молодая женщина с очередным кофейником. Я отметил про себя, что она весьма привлекательна, – в те дни я считал себя некоторым образом знатоком в этом вопросе. Одета в практичной манере, которая в ту пору была весьма популярна среди служащих женщин. Застегнутый на все пуговицы до самого подбородка строгий длинный жакет и длинная без турнюра юбка едва ли подчеркивали достоинства ее хрупкой фигуры. Между тем, лицо ее было подвижно и живо, а золотистые волосы, хоть и тщательно подколоты, изящно уложены.
Наполнив одну из чашечек, она осторожно поднесла ее мне.
– Благодарю вас, – сказал я, ловя ее взгляд, и лучезарно, как мне казалось, ей улыбаясь.
Даже и заметив мой интерес, девушка вида не подала: лицо хранило профессиональную непроницаемость.
– Пожалуй, стоит записывать, Эмили, – Линкер придвинул к ней блокнот. – Мистер Уоллис только что попытался определить, какую именно пряность наш изысканный бразильский кофе ему напоминает, но вдохновение ему временно изменило.
Секретарь присела за стол и вооружилась ручкой. Пока она ждала, что я продолжу, готов поклясться: какую-то долю секунды в глубинах ее серых глаз я уловил искру насмешки… даже некоторого ехидства. Но, возможно, мне это показалось. Я отпил новый кофе, и, признаться, вообще никакого вкуса не ощутил.
– Простите, но… – проговорил я, поводя подбородком.
– Подуйте! – предложил Пинкер.
Я подул и снова отпил. Этот кофе в сравнении с предыдущими был явно совершенно зауряден.
– Такой подают в «Кафе Руайяль»!
– Весьма похоже, вы правы! – улыбнулся Пинкер. – И этот… э-э-э… тоже ржавый?
– Немного. – Я еще отпил. – И пресный. Совершенно безвкусный. Легкий привкус влажного полотенца.
Я кинул взгляд на секретаря. Она была занята записыванием моих слов – точнее, как я разглядел, выводила в своем блокноте строчки причудливых, похожих на арабские буквы, закорючек. Возможно, это был как раз фонографический метод Питмена, [13]13
Сэр Айзек Питман(1813–1897) – изобретатель стенографии.
[Закрыть]о котором я читал.
– Влажного полотенца… – со смешком повторил Пинкер. – Отлично, хотя полотенце я вряд ли когда-нибудь пробовал на вкус, ни влажное, ни сухое.
Перо стенографистки замерло в ожидании.
– И пахнет как будто… старым половиком, – продолжал я.
Мгновенно мои слова были переведены в очередные черточки и штришки.
– Половиком! – кивнул Пинкер. – Чем еще?
– Чуть-чуть – подгоревшим хлебом.
Очередные закорючки.
– Подгоревшим хлебом. Ну, так. Думаю, пока достаточно.
Записи у девушки не заняли и блокнотной странички. Я испытал дурацкое желание произвести на нее впечатление.
– Скажите, который из этих сортов ваш? – спросил я торговца, указывая на кофейники.
– Который? – Линкер опять-таки, казалось, был изумлен моим вопросом. – Да все!
– А какой же вы собираетесь рекламировать?
– Рекламировать?
– Об этом, – сказал я, указывая на первый кофейник, – можно было бы сказать так… – Я приподнял чашечку. – «Изысканный букет, жемчужина колоний с божественным ароматом грецкого ореха».
Показалось мне, или секретарь в самом деле едва слышно насмешливо фыркнула и тотчас подавила смешок?
– Хотя, как я заметил, в рекламе обычно стремятся прежде всего подчеркнуть пользу для здоровья. Тогда, скажем: «Изысканный привкус грецкого ореха возбуждает здоровый дух».
– Дорогой Уоллис, – сказал Пинкер, – поверьте, рекламист из вас получился бы просто чудовищный.
– Я бы так не сказал…
– Людям надо, чтоб их кофе пахло кофе, а не грецким орехом.
– Мы бы объяснили им, как хороша эта компонента аромата.
– Суть рекламы, очевидно, состоит в том, – с нажимом произнес Пинкер, – чтобы скрыть истину и обнажить то, что нужно публике. А смысл кода, наоборот, состоит в том, чтобы истину определить исключительно в интересах меньшинства.
– Отлично сказано, – произнес я взволнованно. – Звучит прямо-таки как афоризм. Но… но о каком коде вы говорите?
– Молодой человек, – произнес Пинкер, ввинчиваясь в меня взглядом, – внимательно выслушайте, что я вам скажу. Я хочу сделать вам одно весьма важное предложение.
Глава пятая
– Мы живем с вами, мистер Уоллис, в Век Эволюционного Прогресса.
Пинкер вздохнул, вынул из жилетного кармана часы. Взглянул на них с некоторой досадой, словно эта вещь требовала больше времени, чем в данный момент он мог ей уделить.
– Взять хоть этот хронометр, – сказал он, приподняв часы за цепочку. – Он одновременно и более точен, чем любые часы, выпущенные за предыдущие десятилетия, и стоит дешевле. В будущем году часы станут еще дешевле и еще точнее. Знаете, сколько стоит «Ингерсол» последней модели?
Я признался, что несведущ в этом вопросе.
– Всего один доллар, – припечатал Пинкер. – И прикиньте, какова прибыль. Логичность – первейшее требование торговли. Есть сомнения? Чем больше точных хронометров, тем больше четко работающих железных дорог. Четко работают железные дороги – растет торговля. Растет торговля – растет число самых дешевых и точных хронометров. – Он взял со стола ручку. – Или возьмем эту вечную ручку. В ее корпус хитрым образом вмонтирована чернильница – видите? Значит, мои секретари могут работать быстрее, потому мы сможем дел проворачивать больше, и так далее, и так далее. Или… – Снова потянувшись к жилетному карману, Пинкер вытащил оттуда большим и указательным пальцами некий предмет. – Вот! – Он поднес к глазам крошечный болт с гайкой. – Смотрите, Уоллис, какая удивительная штука. Этот болт изготовлен… скажем, в Белфасте. Гайка, вероятно, в Ливерпуле. И при этом они идеально подходят друг к дружке. Резьба, как видите, откалибрована.
Ручка стенографистки запорхала по страничке блокнота – должно быть, секретарю было вменено в обязанность подробно фиксировать все экспромты своего хозяина; но, возможно, старалась она ради самообразования.
– Пару лет назад каждая мастерская и каждый швейный цех в стране изготавливали нитки по своему образцу. Царил хаос. Что было непрактично. Теперь благодаря влиянию Эволюционного Прогресса существует единый образец. Вы сторонник теории Дарвина?
Ошарашенный столь внезапной переменой темы и рискуя попасть впросак, – Дарвин, был тот самый предмет, который моих оксфордских наставников нервировал пуще всего, – я, поразмыслив, ответил, что, скорее всего, да.
Пинкер одобрительно кивнул:
– Дарвин как раз показывает нам, что Эволюционный Прогресс неизбежен. Разумеется, это относится к видам, хотя также и к странам, к народам, к отдельным личностям, даже к болтам с гайками. Так вот. Давайте подумаем, могут ли идеи Дарвина благотворно сказаться на торговле кофе и, если да, каким образом.
Я попытался было сделать вид, будто имею кое-какие дельные соображения на этот счет, но предпочитаю не высказываться из уважения к своему более мудрому собеседнику. Подобную мину мне уже не раз случалось изображать перед моими оксфордскими наставниками. Но в данный момент этого не потребовалось: Линкера уже понесло.
– Во-первых, приготовление кофе. Как можно усовершенствовать этот процесс? Я скажу вам как, мистер Уоллис! С помощью пара.
– Пара? Вы имеете в виду – фабрику?
– В определенном смысле. Представьте себе, в каждом кафе и каждом ресторане будет собственная паровая машина для варки кофе. Точно так же, как и при обработке хлопка или зерна мы сможем наблюдать здесь логичность. Логичность!
– Гм… но ведь тогда в кафе станет… жарковато, не правда ли?
– Машина, о которой идет речь, миниатюрна. Дженкс, Фостер! – выкрикнул Пинкер. – Прошу вас, принесите аппарат!
После короткой паузы оба секретаря мужского пола с нарастающим грохотом вкатили тележку, на которой был установлен диковинный механизм. Внешне он напоминал медный кипятильник, оснащенный целым рядом латунных трубок и трубочек, рычагов и циферблатов.
– Паровая кофейная машина синьора Тозелли, – с гордостью произнес Линкер. – Точно такая выставлялась на Парижской выставке. Выжимает с помощью пара по одной чашечке кофейного напитка, притом отличнейшего качества.
– Чем же она нагревается?
– Газом, хотя вскорости мы ожидаем электрический вариант. – Он помолчал. – Я заказал восемьдесят штук.
– Восемьдесят?! Зачем вам столько?
– Для «Безалкогольных баров Пинкера».
Он вскочил и принялся расхаживать взад-вперед по комнате. Позади Дженкс поджигал кипятильник; шипением и тихим посвистом аппарат сопровождал тираду хозяина.
– О, я предвижу ваши дальнейшие слова! Вам не терпится заметить, что в данный момент на земле нет ни единого безалкогольного бара Пинкера. Но они появятся, Уоллис, они появятся. Я намерен действовать по принципу вечной авторучки и хронометра Ингерсолла. Взгляните на Лондон. Питейное заведение на каждом углу! В большинстве господствует джин, из рабочего человека выжимаются средства, заработанные потом и кровью. Что пользы ему от этой отравы? Она отупляет его, побуждает колотить жену. Делает его настолько беспомощным, что он не способен даже дотащиться до дома и вынужден ночевать в какой-нибудь канаве, а назавтра лишиться своей работы. В то время как кофе – кофе! – подобными пагубными свойствами не обладает. Он не лишает человека сил: напротив, он наполняет его ими. Он не притупляет чувства, он обостряет их. Почему бы вместо пивных не открыть на каждой улице кофейни? Это был бы Эволюционный Прогресс, ведь так? Вы согласны? И если это Эволюционный Прогресс, следовательно, он должен произойти – и он произойдет. Этому учит нас Дарвин! И я буду тем, кто этот Эволюционный Прогресс осуществит.
Пинкер сел, утирая лоб рукавом.
– Вы упомянули о каком-то коде, – вставил я. – Я все еще не совсем понимаю…
– Да. Спрос и предложение, мистер Уоллис. Спрос и предложение.
Пинкер умолк, я ждал, изящная кисть секретаря застыла над блокнотом. Пальцы у нее были необыкновенно длинные, изысканно красивые. Легко было представить их на струнах скрипки или на клавишах фортепиано. Собственно, легко было представить их за любым родом занятий, также и сладостно непристойных…
– Мои планы, – пояснил Пинкер, – упираются в цену. Кофе – дорогостоящий продукт, куда более дорогой, чем, скажем, пиво или джин. Ну, это понятно, ведь его приходится завозить издалека. Заказываешь через посредника, который в свою очередь получает его от очередного посредника, – просто чудо, как он вообще к нам попадает. – Он взглянул на меня. – И потому мы задаемся вопросом… каким?
– Мы задаемся вопросом, – предположил я, снова переключая внимание на Пинкера, – как усовершенствовать доставку?
– Именно! – прищелкнул пальцами Пинкер. – Мы уже сделали первый шаг, основав Биржу. Вы слыхали про Биржу, я надеюсь?
О Бирже я не слыхал.
Пинкер опустил руку на купольный колпак, внутри которого продолжало тикать и потрескивать самопечатающее устройство, исторгая на пол бесконечную ленту печатных знаков.
– Лондонская кофейная биржа революционизирует ведение нашего дела. Подводный кабель обеспечивает соединение с Нью-Йорком и Амстердамом. Расценки будут стандартизированы по всему миру. Цена упадет – никуда ей не деться. – Он кинул на меня лукавый взгляд. – Улавливаете разницу?
Слегка поразмыслив, я предположил:
– Практически вы не знаете, что именно получите. Закупаете помногу, исходя из цены. Хотите для своих заведений подыскать хорошее качество, остальное пустить дальше. Таким образом, получаете прибыль от более низких цен, другим оставляя что похуже.
Откинувшись в кресле, Пинкер с улыбкой глядел на меня:
– Вы ухватили суть, сэр! Ухватили!
Внезапно аппарат зашелся хлюпающим хрипом. Дженкс потянул за какие-то рычаги, и с мало приятным бульканьем из нескольких трубок в миниатюрную чашечку вместе с паром полилась жидкость.
– Если бы вы владели неким кодом… хотя нет, «код» не совсем верное слово… если бы вы обладали торговым лексиконам,возможностью описать тот кофе, который вы с вашими посредниками заблаговременно для себя определили, то даже будь вы с ними в разных частях света…
– Вот именно! – Линкер подхватил болт, в другую руку взял гайку, свел их воедино. – Вот наш болт, и вот наша гайка. Нам надо их объединить.
Дженкс поставил перед Линкером и передо мной две крохотных чашечки. Я приподнял одну: густая черная жидкость массой с куриное яйцо. Поверхность покрыта сетчатой орехово-коричневой пенкой. Я покружил чашечкой: содержимое было густым и вязким, как масло. И поднес чашечку к губам.
Казалось, вся суть кофе воплотилась в этом глотке. Жженый янтарь, паленое дерево, тлеющие угли заиграли на языке, проникая в глубь гортани, оттуда разя стремительно ударить в голову… и при том ни капли едкости. Напиток растекался, подобно меду или патоке, оставляя легкий след бисквитной сладости, устойчивый, как привкус темного шоколада, как привкус табака. Я в два глотка осушил чашечку, но вкус кофе, словно настаиваясь, еще долго отдавался во рту.
Наблюдавший за мной Линкер кивнул:
– В вас есть чутье, мистер Уоллис! Еще незрелое, несколько недоразвитое, но в этой сфере вы способны себя проявить. И, что еще важней, у вас есть дар слова. Подыщите мне слова, которые ухватили бы, унифицировали бы неуловимый вкус кофе, так, чтобы двое разных людей в разных частях земного шара могли передавать друг другу по телеграфу описание, и при этом каждый мог четко представить себе его смысл. Пусть это будет убедительно, выразительно, а главное – точно. Вот вам ваша задача. Назовем это… – он слегка задумался, – …назовем это «Методом Пинкера-Уоллиса по выявлению и классификации различных ароматов кофе». Ну, как?
Он выжидающе уставился на меня.
– Звучит пленительно, – вежливо заметил я. – Но вряд ли я смогу выполнить эту задачу. Я литератор, я художник, не составитель фраз.
Господи, каким крепким оказался этот машинный кофе: от него сердце у меня бешено колотилось.
– Угум! Эмили именно такой ваш ответ и предрекала. – Линкер кивнул на секретаря, которая по-прежнему смиренно склонилась над блокнотом.
– По ее совету, я позволил себе разузнать адрес вашего отца и известить его телеграммой в связи с моим деловым предложением вам. Возможно, вам небезынтересно будет ознакомиться с ответом преподобного отца Уоллиса.
Линкер пододвинул мне через стол телеграмму. Я взял ее: телеграмма начиналась словами: Слава тебе, Господи!
– Похоже, ему не терпится освободиться от бремени содержать вас, – сухо заметил Линкер.
– Видимо…
– Сообщите ему: «Пособие отменяется. Тчк. Благоприятные возможности. Тчк. Благослови Вас Господь, сэр. Тчк».
– А…
– И, как попутно замечает ваш папаша, в виду вашего отчисления, путь к достижению духовного сана и даже к педагогике вам теперь, очевидно, заказан.
– Да… – выдохнул я.
В горле у меня пересохло. Дженкс поставил передо мной очередную чашечку кофе. Я влил ее себе в рот. Ароматный уголь и темный шоколад обволокли мозг.
– Вы обмолвились о фантастическом богатстве.
– Неужели?
– Вчера, в «Кафе Руайяль». Сказали, если я впишусь в вашу… схему, мы с вами оба станем фантастически богатыми людьми.
– Ах, да, да! – Пинкер призадумался. – Ну, это фигурально выражаясь. Я употребил… – Он кинул взгляд на секретаря: – Что я употребил?
– Гиперболу, – подсказала та.
Она заговорила впервые. Голос низкий. И вновь, как мне показалось, я уловил легкую иронию. Я взглянул на нее, но она по-прежнему сидела, склонив голову над блокнотом, продолжая записывать слово за словом своими дьявольскими каракулями.
– Вот именно! Я употребил гиперболу. Как персона литературная, вы, безусловно, это оцените, – сверкнул на меня глазами Пинкер. – Разумеется, в тот момент я не располагал сведениями о вашем несколько стесненном положении.
– Какое именно вознаграждение вы можете предложить?
– Присутствующая здесь Эмили проинформировала меня, что миссис Хамфри Уорд было заплачено за ее последний роман десять тысяч фунтов. Невзирая на тот факт, что она – известнейшая у нас писательница, а вы совершенно безвестный автор, я полагаю платить вам по той же шкале.
– Десять тысяч фунтов? – изумленно воскликнул я.
– Я сказал «по той же шкале», но не «ту же сумму». В очередной раз вынужден поставить вам на вид, как опасна неточность. – Пинтер улыбнулся, злодей забавлялся ситуацией. – Опус миссис Уорд вмещает приблизительно двести тысяч слов – иными словами, шесть шиллингов и три пенса за слово. Я буду платить вам шесть шиллингов и три пенса за каждое описание, пригодное для нашего кода. Это по-божески, не так ли?
Я провел рукой по лицу. Голова кружилась. Я выпил слишком много этого дьявольского кофе.
– Метод Уоллиса-Пинкера!
– Простите, что?
– Название должно звучать именно так. И никак иначе.
Пинкер нахмурился:
– Если автор идеи Пинкер, то и доля Линкера в этом деле должна быть, безусловно, значительней.
– Львиная доля работы выпадет мне как литератору.
– Позвольте вам заметить, Уоллис, вы все еще полностью не осознаете принципов, по которым строится бизнес. Если мне потребуется найти более сговорчивого служащего, я просто отправлюсь в «Кафе Руайяль», где его и отыщу. Вас я нашел за пять минут. Между тем, если вам захочется найти себе иного работодателя, то придется сильно потрудиться.
– Возможно, – сказал я. – Но автор автору рознь. Убеждены ли вы, что очередной претендент так же успешно справится с работой?
– Гм! – Пинкер задумался. – Ладно, будь по-вашему! – внезапно припечатал он. – Метод Уоллиса-Пинкера.
– И поскольку это литературный труд, мне потребуется аванс. Тридцать фунтов.
– Сумма весьма значительная.
– Общепринятая, – не уступал я.
К моему удивлению Пинкер развел руками:
– Что ж, тридцать так тридцать. Итак, договорились?
Я заколебался. Я хотел было сказать, что мне надо подумать, надо посоветоваться. Я уже представлял себе смешки своих приятелей Ханта и Моргана, едва я поведаю им о такой сделке. Но… не в силах совладать с собой, я взглянул на девушку. Глаза ее блестели, и она мне… не то чтобы улыбнулась, но подала некий сигнал: глазами еле заметно поманила на согласие. И тут я спасовал.
– Договорились, – ответил я.
– Отлично, – сказал коммерсант, вставая и подавая мне руку. – Начнем работать в этом помещении завтра же утром, сэр, ровно в десять. Эмили, будьте добры, проводите мистера Уоллиса.
