355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Энтони Капелла » Ароматы кофе » Текст книги (страница 23)
Ароматы кофе
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 02:22

Текст книги "Ароматы кофе"


Автор книги: Энтони Капелла



сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

Быстрым шагом он устремился вглубь здания.

– Сюда! – Он распахнул перед Эмили дверь.

Во врачебном кабинете стояли письменный стол, ширма и пара кресел. Доктор указал, на которое ей сесть, затем присел на соседнее.

– Ну и, – произнес он бодрым тоном, – в чем же у вас проблема?

– Думаю, во мне.

Он удивленно поднял брови:

– Неужели?

Эмили поняла, что он ей нравится – вернее, что он симпатичен, что, пожалуй, не одно и то же.

– Видимо, мой муж мной недоволен.

Доктор Ричард еще шире заулыбался.

– Что ж, я ознакомился с направлением доктора Мейхьюза, где и он отмечает нечто в этом роде. – Он кивнул на лежавшие на столе бумаги. – В данный момент, впрочем, меня больше интересует, довольны ли высвоим мужем.

– Что вы имеете в виду? – спросила Эмили, гадая про себя, стоит ли рассказать правду этому молодому человеку. Может, все-таки это некая ловушка: он все передаст доктору Мейхьюзу, доктор Мейхьюз – Артуру… – Я всецело предана своему мужу.

– Естественно. Но, возможно, вы преданы ему по необходимости? – задал вопрос доктор Ричардс, останавливая на ней быстрый взгляд своих красивых глаз. – Преданность, миссис Брюэр, предполагает скорее узы обязательств, а не любви.

– Любви! – повторила она, все еще не решив, что отвечать.

– Возможно, любовь… оказалась не такой, о какой вы мечтали?

– Да, – сказала Эмили. Странно, но потребность поделиться с кем бы то ни было оказалась очень сильна, просто непреодолима, даже пульсу Эмили заметно участился. – Да, любовь оказалась не совсем такой, какой я ее себе представляла.

Взяв со стола стетоскоп, доктор придвинул свой стул поближе, настолько, что его колени оказались чуть ли не между коленей Эмили.

– Сейчас я прослушаю частоту ваших сердечных сокращений, – сказал он и приставил стетоскоп между ее грудей.

От этого прикосновения Эмили почувствовала, как сердце ее забилось еще сильней.

– Пульс слегка ускорен, – сказал Ричардс, вынимая трубочки из ушей. – Вы хорошо спите?

– Не всегда.

– Бываете раздражительной?

– Временами.

– А вам известно, что считает доктор Мейхьюз причиной этого?

– Кажется, он что-то говорил моему мужу насчет истерии.

– Вижу по выражению вашего лица, – поднял брови Ричардс, – что вы не согласны.

Эмили колебалась:

– Могу ли я говорить с вами откровенно?

– Разумеется!

– Мне трудно поверить, что я страдаю от какой-то болезни, тогда как обстоятельства, приведшие к осложнениям, очевидны. И это то, что я вышла замуж за мужчину, который не слишком сильно меня любит.

Доктор Ричардс кивнул:

– Подобная реакция понятна.

– Благодарю вас, – сказала Эмили, обрадовавшись, что нашелся наконец человек, который вовсе не считает ее умственно неполноценной.

– Однако, – быстро добавил доктор Ричардс, – поскольку обстоятельства изменить мы не можем, мы должны попытаться изменить к ним свое отношение. Мы будем лечить вас, миссис Брюэр, и лечить, как говорится, по полной программе. Слыхали ли вы что-нибудь о волновой теории в медицине?

Эмили отрицательно покачала головой. В мыслях смутно мелькнуло, что она слишком много рассказала, и теперь она была недовольна собой.

– Наука открыла, что все живое основывается на принципах колебания, – произнес доктор, сплетая пальцы рук и фиксируя на Эмили жизнерадостный взгляд. – В результате незначительных изменений скорости колебаний в клетках, из которых состоит живая ткань, появляются на свет гадюка или позвоночное, горный лев или же молочница. Вся природа буквально вибрирует жизненной силой. Что же касается женщины, которая является источником жизни, здоровая женская особь – это та, кровь которой колеблется в унисон с естественными законами бытия. Если мы простимулируем эту гармонию, вы тотчас ощутите эффект. Каждый нерв будет обновлен, организм завибрирует всеми фибрами от пробудившихся сил. Густая красная кровь потечет по вашим жилам. Вы расцветете, наполнитесь жизнью и энергией. Многие мои пациентки покидают эти кабинеты в таком приподнятом настроении, как будто выпили шампанского.

– Ну и почему же тогда?

– Что «почему же тогда»?

– Почему тогда бы им не выпить шампанского? Это, безусловно, обошлось бы дешевле.

Доктор Ричардс нахмурился:

– Миссис Брюэр, мне кажется, вы недооцениваете мои слова. Мы намереваемся возродить тонус и жизненность всей системы организма. Мы возвратим вам вашу уснувшую женскую энергию.

– Как же именно вы собираетесь это сделать?

– Путем ритмотерапии. Или, точнее, путем воздействия метода перкуссии на область пораженной ткани. Уверяю вас, действие произведет успокоительный эффект и быстро избавит вас от истерии. За ширмой вы обнаружите халат; наденьте его, пожалуйста, и я провожу вас в процедурную.

Эмили надела халат – сорочку из тонкого хлопка, с завязками спереди. В следующем кабинете стоял стол, обитый кожей, поверх была постелена простыня. В опору стола был встроен некий аппарат – по внешнему виду электрическая машина с несколькими загадочного вида деталями, сделанными, по-видимому, из гуттаперчи, похожими на концы скакалки и проводами присоединенными к моторчику.

– Прошу, – сказал Ричардс, указывая Эмили на стол.

Он повернул включатель, пока Эмили взбиралась на кожаную кушетку, и мотор заурчал.

После того, как все закончилось, Эмили дрожащими руками оделась и опустилась без сил в кресло доктора, а он проверял ее рефлексы и пульс.

– Частота сокращений сердца уже улучшилась, – заметил он.

– Я рада…

– И также гиперемия таза, о которой пишет доктор Мейхьюз… Вы чувствуете, что вам стало легче?

– Я явно чувствую себя иначе, – проговорила Эмили, еле шевеля языком.

Он с улыбкой взглянул на нее:

– Как будто выпили шампанского?

И, отвернувшись к столу, он стал что-то записывать.

– Всего несколько минут, миссис Брюэр. Многие мои пациентки после лечения испытывают некое оцепенение. Это абсолютно нормально, это признак того, что истерия преодолена, по крайней мере, временно.

– Временно?

– В большинстве случаев истерохлоротичные расстройства не поддаются лечению. Необходимо периодически возвращаться к этой процедуре.

– И как часто мне это потребуется?

– Большинство моих пациенток полагают, что одного раза в неделю вполне достаточно. Должен заметить, что многие добавляют к моему методу еще и услуги моих коллег. Только в одном этом здании практикует еще и доктор Фаррар, он предлагает восходящий душ, направление воды под напором на соответствующую область тела – метод весьма эффективный. Еще есть доктор Харди, он специалист по электротерапии, тут применяется слабый фарадический ток. Мистер Торн у нас специалист по внедрению шведского массажа, а доктор Клейнтон проводит электростимуляцию матки. У нас даже есть популяризатор венского метода лечения беседой, и это доктор Айзенбаум, и кроме того в цокольном этаже у нас полный набор водных процедур, оснащенных различными видами гидравлики.

– Ясно. И как предполагается все это оплачивать?

– Через банк, разумеется. Каждый месяц на имя вашего мужа будет высылаться чек.

– Это дорогие услуги?

Доктора ее вопрос явно удивил:

– Все эти процедуры недешевы, миссис Брюэр. Учтем еще и разнообразное оборудование… Эффективное лечение не может быть дешевым.

Эмили ушла, доктор взглянул на часы. Перед следующей пациенткой еще четверть часа.

Он взялся за перо, перечитал то, что уже написал, делая по ходу кое-какие исправления. И добавил следующее:

Практически сразу наблюдается проникающее воздействие вибрационного аппарата. Через несколько минут тело начинает с силой сотрясаться, возвещая о начале истеричного пароксизма. Исторгается крик; тело пациентки выгибается дугой и несколько секунд остается в этом положении. Затем наблюдаются легкие движения таза. Вслед за этим пациентка приподнимается, снова ложится навзничь, издает крики восторга, смеется, производит несколько сладострастных движений и оседает на правый бок. В результате она преображается: быстрые нервозные движения, характерные до лечения, уступают место приятным манерам, угрюмость сменяется улыбкой, характерное для истерии подавляемое недовольство сменяется спокойствием и умственным смягчением. Поистине открытие принципа стимуляции – явление, которому суждено в грядущем веке преобразить психиатрическую науку.

Доктор хмурит брови. Лишь накануне он прочел документ, составленный неким Мэйзером, который, предлагая производить лечение подобных женщин в домашних условиях с помощью их собственных мужей, писал: «То, что мы до сих пор именовали лечением, не что иное как действия, которые заботливый супруг производит ради своей жены». Разумеется, это полная чушь. Да и вообще эти истерички – отличные пациентки: их состояние не проходит полностью и не ухудшается, и в большинстве случаев они год за годом возвращаются к этому лечению. Снова берясь за перо, доктор пишет:

Механизация данного лечения – безусловно, ключ к успеху. Однако результат достигается благодаря знаниям анатомии, основанным на многолетней практике, а также мануальному обследованию пациентки.

В дверь стучат. Доктор откладывает перо: явилась очередная пациентка.

Глава шестьдесят пятая

Доктор Мейхьюз оказался прав. Артур сразу же заметил в жене перемену. После посещения специалиста она проспала почти до вечера, а на следующее утро встала совершенно иной женщиной. Она как будто… Артур подыскивал слово. Да, да, она стала умиротворенней. К ней вернулось спокойствие, которого он не находил в ней с самой помолвки. И она больше не возражала, когда он по утрам читал газету. Только с легкими у нее лучше на стало – Эмили по-прежнему кашляла, когда после завтрака он закуривал трубку, но, возможно, не все сразу…

В середине недели они завтракали вместе в согласном молчании, как вдруг Артур, что-то прочитав, громко рассмеялся:

– Ты подумай, как занятно пишет! Это его личные африканские впечатления…

– Хочешь прочесть мне кое-что?

– Прочесть? Пожалуй, скажу тебе, в чем суть. – Артур встряхнул, выпрямляя, листы и слегка приподнял над собой газету. – Это про французов, видишь ли. События в Теруде, – произнес он равнодушно.

– Ах, это.

– Автор Уоллис. Роберт Уоллис. – Артур положил газету и взялся за трубку. – Что с тобой, дорогая? Ты как будто побледнела.

– Да, мне немного нездоровится. И в комнате слишком душно.

Он перевел взгляд на свою трубку:

– Может, ты хочешь, чтоб я слегка подождал, не закуривал?

– Нет, спасибо.

– Впрочем, ты всегда можешь перейти в гостиную.

– Да, дорогой, – сказала Эмили вставая. – Возможно, если сяду к окну, мне станет лучше.

– Что ж, только осторожно, не подхвати насморк.

– Если только подхвачу, снова тотчас и непременно выпущу его на свободу.

Он непонимающе уставился на нее:

– Как ты сказала?

– Шучу, Артур. Сама не знаю, что на меня нашло. Просто думала о чем-то другом.

– Боже мой! – пробормотал он, возвращаясь к газете.

Позже за ужином имел место другой инцидент. Артур пояснял их гостю-французу, что либеральное правительство – самое реформаторское за всю историю этой страны, что либералы изменили до неузнаваемости жизнь рабочего класса…

– Правда, перемены коснулись только мужчин, – вставила его жена. – Для женщин ничего нового не предвидится.

Гость улыбнулся. Артур бросил на жену испуганный взгляд, опасаясь, что она вот-вот оседлает своего излюбленного конька.

– Вспомни о своем состоянии, дорогая, – зашептал он Эмили, когда Энни подавала гостю блюдо с овощами.

Жена взглянула на мужа; потом, весьма его удивив, покорно кивнула и до самого окончания ужина не произнесла больше ни слова. Просто поразительно, подумал Артур про себя, какое это благо получить точный медицинский диагноз.

Глава шестьдесят шестая

Эмили гадала, окажется ли во время второго визита иным влияние на нее вибратора доктора Ричарда. Возможно, ее прошлая бурная реакция объяснялась многолетней гиперемией таза, как сказал доктор, и на этот раз уже не случится такого сокрушительного, неодолимого освобождения от истерии. В действительности все вернулось на круги своя. Всего через пару минут она почувствовала, как дрожь волнами нарастает в ней, предвещая неудержимое и пугающее начало знакомого приступа.

После она снова опустилась в его кресло, наблюдая, как доктор пишет свои заметки. Ей нравилась его манера писать – быстрая, проворная; перо резко взлетало, перед тем как скользнуть по дуге вниз, выводя буквы, слова. Взмах… взмах… в этом было что-то завораживающее.

– Что это вы там пишете обо мне?

– Так, рабочие пометки! – бросил он, не поднимая глаз.

Ей показалась, что она заметила циркумфлекс: [55]55
  Диакритический знак над гласной в виде «домика», изменяющий ее звучание и встречающийся, в основном, во французском языке.


[Закрыть]

– Это по-французски?

– Да, кое-что, – неохотно отозвался доктор. – Первооткрыватель в этой области Институт Сальпетриер в Париже. Французские термины в официальном ходу. К тому же, – тут он слегка осекся, – обеспечивают конфиденциальность информации.

– В интересах пациентки, хотите вы сказать?

Но Эмили тут же поняла, что не это он имел в виду; он имел в виду себя, свои пометки, чтоб никто, увидев их, не подумал, будто он делает нечто неподобающее.

Эмили заглянула в записи: Trop humide… La crise ve’ne’rienne… [56]56
  Очень влажное… Венерический приступ… (фр.)


[Закрыть]

Увидев, куда она смотрит, доктор прикрыл страницу рукой:

– Записи доктора читать нельзя.

– Даже пациентке?

Он не ответил.

– На мой взгляд, – осторожно заметила Эмили, – при том что мы с вами делаем… учитывая суть самого лечения… всякую щепетильность можно было бы отбросить.

Доктор отложил перо и пристально посмотрел на нее. Его глаза – серо-голубые, безмятежные, даже красивые, – внимательно ее изучали:

– Напротив, миссис Брюэр. Это обязывает к щепетильности.

– Много ли у вас пациенток?

– Больше пятидесяти.

– Пятьдесят! Так много!

– Механизированная аппаратура делает это возможным.

– Но, должно быть, от этого вам сложнее.

Он нахмурился:

– Что вы имеете в виду?

– Несомненно, кое-кто из пациенток нравится вам больше, чем остальные.

– И что из этого следует?

Эмили поняла, что выпрашивает комплимент, но почему-то остановиться уже она не могла:

– Должно быть, вам легче с теми, с кем общаться приятней. Или с теми, кто привлекателен внешне. То есть, кто вам кажется привлекательней.

Доктор сильней сдвинул брови:

– С какой стати это должно иметь отношение к лечению?

И Эмили спросила храбро и напрямик:

– Вы женаты, доктор Ричардс?

– Право же, миссис Брюэр, я вынужден просить вас прекратить задавать мне подобные вопросы. Если вам необходимо высказаться, вам следует побеседовать с доктором Айзенбаумом по профилю «Беседа через лечение».

– Разумеется, – сказала Эмили, вынужденная отступить.

Она почувствовала внезапное, необъяснимое желание расплакаться. В конце концов, подумала она, они были правы: я просто глупая, истеричная женщина.

Авто ожидало ее снаружи, но Эмили велела Биллиту отправляться домой без нее:

– Я зайду в универмаг «Джон Льюис», – сказала она.

Идя в южном направлении по Харли-стрит, она была поражена, как много женщин входят и выходят из этих зданий. Сколько же из них находились там по той же самой причине? Казалось просто непостижимым, чтобы все они попадали в эти громадные комнаты с высоким потолком и рыдали там до истерических припадков.

Эмили шла вперед, пересекла Кэвендиш-Сквер, потом повернула по направлению к Риджент-стрит. Это была граница респектабельного Лондона: сразу же на восток располагались трущобы Фитцровии, а на юге был Сохо. Бросив взгляд на Мортимер-стрит, Эмили заметила стайку проституток, стоящих вдоль ограды, легко узнаваемых по своим грязным, старомодным платьям, с лицами, размалеванными, как на карикатурных изображениях мюзик-холла. В прежние времена она бы подошла, заговорила с ними, бесстрашная в своем энтузиазме их спасти, но теперь она уже не так держалась за свои прежние убеждения.

Эмили не пошла в «Джон Льюис»: обычной прогулки ей давно не хватало, представилась возможность развеять тяжесть после лечения доктора Ричардса. И, если честно признаться, еще и некоторое чувство неловкости, постыдное осознание, что в нем она вызвала чувств не больше, чем если бы он лечил какую-нибудь шишку на пальце ноги или перелом. Как просто спутать внимание с влюбленностью. То же вышло и с Артуром. Эти мужчины не то чтобы не любили женщин, просто в голове у них засел шаблонный образ того, какой должна быть женщина, и любое отклонение от нормы требовало их вмешательства, как будто ты – часы, стрелки которых необходимо устанавливать на точное время.

Словно потехи ради, она прошла прямо под гигантским рекламным щитом «Кофе Кастл». На нем невеста и жених в подвенечных нарядах чокались друг с дружкой чашечками «Кастл». Надпись гласила: «ДАЮ ОБЕТ… подавать ему „Кастл“. Этого хочет каждый супруг!»

Если бы, подумала Эмили, в замужестве все было так просто.

Шум на противоположной стороне улицы привлек ее внимание. Небольшая группа женщин собралась на тротуаре. Одна из них держала в руках плакат: «НЕ СЛОВО, А ДЕЛО!». Лозунг настолько совпал с тем, о чем Эмили сейчас думала, что, казалось, кто-то написал его специально для нее. Она поняла, что это суфражистки. Две других разворачивали транспарант, на котором черной краской было выведено: «Право голоса для женщин».Группа огласилась громом одобрения, что побудило нескольких прохожих остановиться и уставиться на них. Чтобы не заметили, что она посматривает на происходящее, Эмили отвернулась и стала наблюдать отражение происходящего в витринном стекле.

– Ты за покупками, сестра?

Вопрос исходил от женщины, оказавшейся рядом с Эмили.

– Нет, вовсе нет. Просто иду домой.

– Ну, тогда позволь, мне надо кое-что. Отойди, пожалуйста.

Подняв руку, женщина резко подалась к витрине. Эмили отскочила, но тут увидела, что женщина всего лишь спрятанной в руке помадой чертит с наклоном громадную букву «V». [57]57
  Начальная буква английского слова «Vote» – голос, право голоса (избирательное право).


[Закрыть]
В считанные минуты тот же лозунг, что и на плакате, был выписан кроваво-красными буквами во всю витрину.

По всей улице прокатились возмущенные возгласы и крики, поскольку и другие витрины постигла та же судьба. Послышался звон разбитого стекла. Раздался полицейский свисток. Рядом кто-то завопил: «Э-эй, сюда!» Какой-то человек указывал прямо на Эмили с незнакомкой. «Вон, одна из этих!» Тотчас в глазах женщины мелькнул страх.

– Быстро, берите меня под руку, – сказала Эмили.

Она шагнула к незнакомке и просунула ее руку через свой локоть. Потом развернула ее лицом к улице.

– Глядите вон в ту сторону, как будто и вы что-то увидели, – велела она. – И при этом стойте на месте.

Понятно, четверо мужчин с громким топотом пробежали мимо них, направляясь в ту сторону, куда смотрели обе женщины. Эмили почувствовала, как незнакомка напряглась; но вскоре расслабилась.

– Думаю, они не вернутся, – сказала Эмили.

– Спасибо! – Глаза женщины победно сияли. – Мы им выдали за нашу свободу!

– Но какое отношение витрина магазина имеет к избирательному праву?

– Довольно пустых разговоров. У нас теперь новое объединение. Мы хотим устроить шум своими действиями. Иначе так ничего и не добьемся.

– Но тем, что вы собираетесь устроить шум, вы только раздразните мужчин, и тогда они ничего вам не предоставят.

– Предоставят?

Теперь она шли прямо к Пиккадилли, женщина уверенно шагала вперед, как будто знала, куда теперь идти. Почему-то, однако, свою руку от руки Эмили она не отняла.

– По-вашему, равноправие – это подарок? Как букет роз, как новая шляпка? Нет. Это наше право, и чем дольше мы будем вежливо его просить у мужчин, тем прочней мужчины будут утверждаться в ложном представлении о нас. У вас есть деньги?

– Я замужем.

– Но ведь раньше вы располагали собственными деньгами? Вы же платите налоги. Ни один современный политик не признает налогоплательщиком того, кто нигде не представлен, – пока речь не заходит о женщине. Почему им позволительно брать с нас деньги, если мы не имеем права указать им, на что их потратить?

– Поверьте, – сказала Эмили, – я горячо ратую за равноправие женщин. Я сама многие годы была активным членом Союза. Просто я не убеждена насчет идеи устроить шум.

– Тогда приходите к нам на собрание, и мы вам это докажем. Сегодня вечером, если сможете.

Эмили колебалась. Незнакомка нетерпеливо проговорила:

– Вот, я напишу вам адрес. – Она начеркала что-то на визитке, протянула Эмили. – Мы пробудим в женщине силы!

Почти тот же лексикон использовал доктор Ричардс. И тут еще одна деталь бросилась Эмили в глаза. Незнакомка, казалось, была преисполнена большей энергии от своего вандализма, чем она, Эмили, после лечения доктора Ричардса.

Внезапно в ней что-то всколыхнулось.

– Хорошо, – сказала Эмили. – Я приду.

Глава шестьдесят седьмая

«Жгучий» – горький привкус угля, обычно возникающий из-за пережаривания зерен.

Смит. «Терминология дегустатора кофе»

Возвращение домой заняло у меня два года. Так вышло, что моя попытка совершить путешествие через Судан, случайно совпала с небольшим военным столкновением между Британией и Францией, впоследствии известном как Терудский инцидент. [58]58
  Скорее всего, это ошибка автора, речь, по-видимому, идет о Фашодском кризисе, во время которого Британия и Франция в 1898 г. решали проблему господства в Африке. Название произошло от населенного пункта Фашода на Верхнем Ниле.


[Закрыть]
Я открыл в себе способности писать иностранные репортажи, и угроза голода была снята, по крайней мере на некоторое время. Из Египта я подался в Италию. Провел лето на берегах озера Комо; именно в этот период я закончил и уничтожил рукопись романа про человека, который влюбляется в рабыню. Книга получилась чудовищная, однако процесс написания явился очередным этапом отторжения всего этого от себя, и когда языки пламени охватили последнюю страницу, я понял, что наконец избавился от наваждения.

Ибо за время своего долгого возвращения я открыл для себя нечто важное. Я любил Фикре. Возможно не той любовью, какой она заслуживала, но с безграничной плотской страстью, и даже немного сильней. При всем случившемся, я обнаружил, что желаю ей счастья. Быть может, это было не такое великое событие, как, скажем, присвоение озеру имени королевы Виктории или определение истока Нила. Но для меня это было освоение новой территории, теперь явно обозначенной на прежде незаполненном атласе моего сердца.

За время моего отсутствия Лондон подвергся очередному обновлению. Как раз под конец века в считанные месяцы поочередно скончались Оскар Уайльд, Джон Рёскин и королева Виктория. Один за другим провожая предшественника, все три почтенных викторианских ферзя проследовали на кладбище. Ныне Патер и Теннисон уступили место глашатаев Дж. М. Барри [59]59
  Барри,Джеймс Мэтью (1860–1937) – шотландский драматург и романист, автор известной детской сказки «Питер Пэн».


[Закрыть]
и Г. Дж. Уэллсу. Улицы были заполнены транспортом, который Пинкер поименовал автокинетикой, а ныне известным как автомобили. Электрофон превратился в телефон. Теперь можно было посредством последнего вести разговоры по всей стране, и даже звонить в Америку. Изменилась также и атмосфера – сам неподвластный определению аромат города. Лондон был теперь отлично освещен, отлично ухожен и отлично упорядочен. Богема, декаденты, денди – все ушло, изгнанное из полумрака ярким электрическим светом улиц, и на их место пришел респектабельный средний класс.

Я намеревался не показываться в Ковент-Гардене. Но старые привычки отмирают тяжело, и вот появилось дело на Флит-стрит, что и повлекло меня в том направлении, – мне удалось пристроить несколько небольших репортажей о своих путешествиях. Я вышел из здания «Дейли Телеграф» с чеком на двенадцать фунтов в кармане. Почти автоматически ноги привели меня на Веллингтон-стрит. Там также многое изменилось – на месте сплошных обителей наслаждения появились магазины и рестораны. Правда, дом номер 18 по-прежнему как был, так и остался. Даже меблировка в зале ожидания на первом этаже была та же, и если мадам меня не признала, так это к лучшему, – ведь и я не был убежден, что это именно она.

Я выбрал девицу и повел ее наверх. Она также была новенькая, но достаточно уже поднаторевшая в своем ремесле, чтобы сообразить, что мне ее болтовня ни к чему, и, после изумленного возгласа при виде странной татуировки у меня на груди, она тут же позволила мне приступить к делу. Но что-то пошло не так. Сначала я подумал, что я просто лишился практики. Потом понял, в чем дело: мне почему-то показалось странным вступать в половой акт, не делая попыток доставить партнерше удовольствие. Я пытался вспомнить, как это у меня получалось раньше, в прежние годы. Может, я просто принимал на веру, что все их стоны и хрипы означают, что я продвигаюсь надлежащим образом?

Потянувшись рукой, я погладил ее в разных местах: она услужливо прерывисто задышала, но это была игра. Я попытался усилить поглаживания и потирания, и мне показалось, будто у нее это вызвало недоуменный вздох.

Я остановился:

– Не сделаешь ли кое-что для меня?

– Конечно, сэр. Все, что пожелаете. Правда, вам придется немного приплатить…

– Это не… услуга. Или, во всяком случае, не то, что ты обычно исполняешь. Я хочу, чтобы ты показала мне, что мне сделать, чтобы тебе было приятно.

Она села в постели, провела руками мне по плечам, потерлась мягкими грудками о мою грудь.

– Вы и так делаете мне приятно своим большим членом, сэр, – выдохнула она. – Когда он входит такой твердый и сильный.

– Хотелось бы верить. Но когда я касаюсь тебя… вот тут… слегка. И вот так провожу пальцами… тебе это нравится?

– У-у-у-х! Просто блеск, сэр. Продолжайте! Продолжайте!

Теперь уже вздох издал я:

– Да нет же, ты правду скажи!

Она была явно смущена. Я подумал: бедняжка не знакома с правилами этой игры. Пытается сообразить, что ответить.

Наконец она неуверенно сказала:

– Все, что вы делаете, мне нравится.

– У тебя есть парень? Любовник? Как он это делает с тобой?

Она недоуменно повела плечами.

– Ложись! – велел я. – Сейчас я буду тебя ласкать, а ты скажешь, когда тебе приятней.

По-прежнему сбитая с толку, она опустилась на спину и предоставила свое тело моим пальцам.

– Послушайте, сэр, – сказала она через некоторое время, – зачем вам все это надо?

– Я хочу понять, как сделать, чтоб женщине было хорошо.

Наступила пауза. Потом совершенно другим тоном она произнесла:

– Вы правда хотите знать?

– Разумеется. Иначе бы не спрашивал.

– Тогда дайте еще фунт, я вам скажу.

– Хорошо. – Я достал деньги.

Она спрятала их в надежное место. И снова взобравшись на постель, сказала:

– Вот вы сейчас это и сделали.

– Это? Ах, вот оно что… – Я улыбнулся. – Деньги.

– Они, мистер. Теперь вы меня удовлетворили по горло.

– Я имел в виду постель.

Она развела руками:

– Мне без разницы.

– Но, предположим, – не унимался я, – мне хочется, чтоб ты почувствовала… то, что чувствуют твои клиенты. Что тогда бы я должен был сделать?

Она покачала головой:

– Нет уж, так у нас не пойдет, ясно? Тогда бы я лишилась работы. Если женщине надо то же, что надо мужчине, то ей здесь не место.

– А знаешь… ты права, – сказал я, пораженный произнесенной ею глубокой истиной.

– Ну, ведь я просто говорю, как оно, черт побери, есть. – Она кивнула на мой член. – Хотите, я его вам выдрочу? Вы уж оплатили это.

Хотелось бы мне сказать, будто этот эпизод завершился моим благородным отказом от ее предложения и что беседа, которую мы перед тем имели, была мне куда ценней, чем дрочливый оргазм. Но я бы погрешил против истины.

Интересный факт – когда я уходил, она сказала:

– Знаете, мне понравилось с вами разговаривать. Если захочется, приходите еще.

– И денег побольше приносить?

– Этого тоже! – засмеялась она.

Мне она понравилась. С тех пор я больше ее не видел, но мне она понравилась. Однажды солнечным днем мы с ней откровенно пообщались несколько минут и не без приятности, потом сделали свое дело и разошлись в разные стороны. Возможно, подумал я, большего от цивилизованной жизни и желать нельзя.

В печати появились мои статьи, а через пару недель я понял, что это пора отпраздновать. Я получил приглашения в частные дома на soirées, [60]60
  Званые ужины (фр.).


[Закрыть]
где ожидалось, что я буду щекотать нервы всему обществу байками о кровожадных дикарях и об экзотическом своеобразии Африки, аккуратно упакованными в пошлые обертки, которыми Торговля в один прекрасный день преобразила лицо прежней Европы. Я был разочарован. Меня вынудили убрать из собственных статей личное суждение, иначе столкнусь с тем, что их не возьмут в печать, но в гостиных Мейфэра и Вестминстера я был менее осторожен. Я подчеркивал, что единственные кровожадные дикари, которых я встречал, имели белую кожу и носили защитного цвета униформу французской и британской армий. Что то, что мы именуем Торговлей, это попросту продолжение рабства, только более изощренная его разновидность. Что аборигены, среди которых я жил, оказались на свой лад не менее образованными, чем любое цивилизованное общество, с которым я сталкивался в Европе. Меня выслушивали вежливо, временами обмениваясь многозначительными взглядами, после чего произносили примерно следующее:

– Но все-таки скажите, мистер Уоллис, что же нам делать с Африкой?

И я отвечал им:

– Да ничего не делать. Нам надо оттуда уйти; сказать себе, что ни единая ее часть нам не принадлежит, и просто взять и уйти. Если нам захочется африканского кофе, мы должны платить африканцам за то, что выращивают его. А если надо, то и слегка переплатить, чтобы у них появилась возможность самим запустить дело. В конечном счете, мы все от этого выиграем.

Не такого ответа они ждали от меня. Лондон в ту пору был охвачен странной кофеманией. Теперь в картель выращивающих кофе стран вошло и правительство Бразилии, и оно поддерживало мировые цены с помощью громадных займов у Лондонской Биржи. Число заявок обычно в считанные часы после распределения возрастало, и поскольку цена поднималась все выше и выше, народ кидался вкладывать средства во все, во что только можно вложить. Никто и слышать не хотел, что это экономическое чудо построено на страданиях и несчастьях, и обычно те, кто в начале вечера ловил каждое мое слово, теряли к моему рассказу интерес задолго до его окончания. Меня это устраивало: я приходил к ним не ради завоевания популярности.

Но порой я, еще и не успев рта раскрыть, ловил также и косые взгляды: мамаш, которые спешили увести своих незамужних дочек; мужей, оттеснявших жен подальше от меня. Видно, я был им не по вкусу, и не только по причине своих взглядов на Африку.

На одном из таких сборищ я снова повстречался с Джорджем Хантом. Мой старый приятель растолстел, расплылся: теперь у него был свой журнал, литературный журнал с названием, кажется, «Современный взгляд» или что-то в этом роде. После того, как своими современными взглядами я разогнал всех своих слушателей, мы вместе с Хантом отправились в его клуб и уединились там в красивой гостиной на первом этаже. Он заказал бренди и сигары.

Некоторое время мы толковали о том о сем, как вдруг он неожиданно спросил:

– Ты был знаком с Рембо?

– С кем?

– С Артюром Рембо, французским поэтом. Будто ты его не знаешь!

Я недоуменно пожал плечами.

– Но это непостижимо. Он обосновался в Хараре, как и ты, тоже торговал кофе; правда, он работал на какую-то французскую компанию. У него потрясающие стихи, но, кажется, к тому времени он уже перестал их писать. Большую часть своих стихов он написал в юности, когда состоял мальчиком для утех при этой старой жабе – Верлене, тут, в Лондоне… – Хант осекся. – Ты в самом деле ничего про него не знаешь?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю