Текст книги "Любовь черного лорда"

Автор книги: Энн Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Глава 7

Прежде чем Эмма снова увидела Киллорана, прошло три дня. Безусловно, это обстоятельство должно было ее только радовать.

Серое шерстяное платье, которое она носила, будучи гувернанткой, навсегда исчезло в недрах дома графа, а новое пока не появилось. Зато в дополнение к роскошному халату Киллорана у нее появилось тонкое батистовое белье. Кормили невольную заложницу отсутствия собственного гардероба очень вкусно – повар графа был знатоком своего дела. Слуги старались предугадать каждое желание девушки. Стоило ей слегка поежиться, и в камин тут же подбрасывали новые поленья. Не успевала она еще понять, что проголодалась, как на столике рядом появлялась чашка горячего чая и тарелка со свежайшими кексами и оладьями, щедро сдобренными маслом или джемом. После первого дня таких гастрономических излишеств Эмма, всегда питавшая слабость к мучному и сладкому, решила взять себя в руки.

Сделать это было нелегко, потому что много лет не она себя ограничивала, а ее ограничивали – в доме де Винтеров к чаю подавали пресные лепешки, делая исключение только в воскресенье и на праздники.

В течение трех этих дней Эмма редко оставалась в полном одиночестве. Натаниэль, внимательный и учтиво-заботливый, научил ее играть в карты. Прежде Эмма не умела этого делать, поскольку кузина Мириам почитала карты искушением сатаны. А между тем оказалось, что это весело и интересно, к тому же у Эммы проявлялись явные способности к карточной игре, так что уже на второй день она стала раз за разом выигрывать у своего учителя.

– Знаете, мне это нравится! – она не смогла удержаться от смеха.

– Только не надо играть на деньги, кузина Эмма, – предостерег ее Натаниэль. – Мужчины не любят проигрывать, особенно женщинам. Последствия такого проигрыша могут оказаться непредсказуемыми.

Эмма посмотрела на молодого человека с удивлением.

– Почему вы назвали меня кузиной? Мы же не родственники.

– Это, конечно, так, но граф Киллоран заявил, что вы его незаконнорожденная сестра… Мы оба знаем, что сие не так, но опровергнуть это утверждение мне нечем. Впрочем, называть вас «мисс Браун» мне тоже не хочется, а раскрывать свое настоящее имя вы не хотите. Для того чтобы я обращался к вам просто по имени, мы недостаточно хорошо знакомы…

– С другой стороны, сам факт, что мы сидим здесь за карточным столом, а я к тому же в чужом мужском халате, мог бы несколько повлиять на нюансы этикета. Согласитесь, что ситуация во многом нетривиальная.

– Вы так полагаете? – такая постановка вопроса Натаниэля удивила и в то же время заинтересовала.

Эмма внимательно посмотрела на молодого человека. Что и говорить, он на редкость привлекателен – обстоятельство, как-то ускользнувшее от ее внимания. Вообще-то она не из тех, кто больше всего ценит красивую внешность, да и в доме ее кузины привлекательные молодые люди бывали нечасто. Там Эмма большую часть своего свободного времени проводила за чтением – ее окружали вымышленные герои, а не реальные джентльмены с их силой и слабостями, достоинствами и недостатками.

Без сомнения, Натаниэль Хепберн был самым красивым молодым человеком из всех, с кем ей приходилось встречаться в своей жизни. У него такие ясные голубые глаза, густые каштановые волосы, широкие плечи… Лицо умное, доброжелательное. Эмма отметила все то же самое, что леди Барбара, и даже больше.

Но сердце девушки билось так же ровно, как всегда.

– Да, я так полагаю, – сказала она, наконец. – И хочу, чтобы мы общались как равные.

– Так и есть, – в голосе Натаниэля девушка уловила легкую иронию. – Лорд Киллоран гостеприимно распахнул перед нами двери своего дома.

– И в этом доме есть стол, где я раз за разом у вас выигрываю, – добавила Эмма и улыбнулась. – Пожалуй, я могла бы зарабатывать так себе на жизнь. Ведь некоторые люди существуют на выигрыш в карты, разве нет?

– Говорят, что именно так Киллоран составил себе состояние, – понизил голос Натаниэль.

– Он что, нечестно играет?

– Только не выскажите такое предположение при нем! – предостерег девушку Натаниэль. – А лучше даже не думайте об этом и уж тем более не говорите вслух. Вряд ли то, что такие слова скажет женщина, спасет вас от гнева графа.

В этом Эмма и сама не сомневалась. Ясно, что Киллоран, при всей своей холодной учтивости, рассердившись, будет очень опасен.

– Пожалуй, вам стоит предостеречь меня, – она смешала карты и подняла глаза на молодого человека. – О чем еще мне нельзя думать и говорить?

– Вам вообще лучше ни о чем не думать, – усмехнулся Натаниэль. – В обществе настороженно относятся к женщинам, которые думают.

– Что бы там ни говорил лорд Киллоран, вряд ли мне придется часто бывать в обществе, – она перевела взгляд на свой халат. – Хотя в оперу я бы съездила с большим удовольствием.

– Любите оперу? О себе я этого сказать не могу, – молодой человек немного смутился от такого признания. – А вот Киллоран, похоже, разделяет ваше пристрастие.

– Я ни разу не была в опере, – призналась Эмма. – Правда, дома меня начали учить музыке. Если бы отец заранее поставил условие, чтобы я и дальше брала уроки…

– И что это был за дом? – Вопрос задал уже не Натаниэль, а Киллоран.

Эмма от неожиданности чуть не подпрыгнула на стуле и тут же поплотнее закуталась в халат. Натаниэль встал. Во взгляде его мелькнуло что-то странное, словно молодой человек чувствовал себя виноватым. Эмма, по какой-то непонятной причине, тоже ощутила укол вины.

– Дом моих родителей, – прошептала она и покраснела.

– И как же звали твоего отца?

– Мистер Браун.

Было видно, что ее упорство снова позабавило Киллорана. Впрочем, он тут же перевел разговор на другую тему… Чтобы рано или поздно вернуться к нему вновь – в этом девушка не сомневалась.

– Я учил кузину Эмму играть в карты, – Натаниэль сказал это, словно оправдываясь.

– Неужели? Есть успехи?

– Да, и немалые, – Натаниэль кивнул и не удержался от улыбки.

Киллоран опустился в то кресло, где раньше сидел молодой человек.

– Думаю, тебе повезет за любым карточным столом, дорогая, – он тоже слегка улыбнулся. – Мужчины будут настолько зачарованы твоей красотой, что станут путаться в картах.

– А я так не думаю! – вспыхнула Эмма.

– И чем ты, собственно, недовольна? – поинтересовался Киллоран.

– Я всем довольна! Просто знаю, что я вовсе не красавица. Вот леди Барбара – совсем другое дело. Моя внешность совершенно не соответствует представлениям о красоте, и мне это хорошо известно…

– И чья же внешность, по твоему мнению, им соответствует? Кого ты считаешь красавицами?

– Изящных брюнеток, – Эмма поджала губы. – А еще хрупких блондинок… Я же слишком высокая и… полная. И цвет волос у меня ужасный…

– Напрашиваешься на комплименты, радость моя?

– Совсем нет, – фыркнула она. – Просто говорю то, что думаю. Откровенно…

– Вот как. Тогда почему бы тебе не рассказать нам с Натаниэлем о своем детстве? Откровенно.

А между тем молодого человека уже не было в комнате.

– Натаниэль ушел…

Киллоран даже не повернул головы, хотя наверняка догадался об отсутствии юноши еще раньше, чем Эмма сообщила ему об этом.

– Да, Натаниэль нас покинул. Это не совсем вежливо с его стороны, но нынешняя молодежь вообще плохо воспитана, – он откинулся на спинку кресла и вытянул вперед длинные ноги. – Иди и ты, детка. Поднимайся наверх, миссис Рамсон уже ждет.

– Зачем?

– Привезли твои наряды. Нам пора появиться в обществе.

Перед взором Эммы, словно наяву, предстали ее незатейливые платья, занимавшие в доме, где она провела свои последние годы, едва ли четверть шкафа.

– Наряды? – В голосе девушки было слышно явное напряжение. – Я привыкла носить простые вещи и сейчас тоже хотела бы что-нибудь такое… – она не смогла подобрать нужные слова и сделала неопределенный жест рукой. – Одним словом, это не должно быть… – Эмма опять замялась. – Не должно быть… вычурным. – Она твердо посмотрела графу в глаза.

– Конечно, нет. Просто новые платья подчеркнут… как ты там сама отозвалась о своей фигуре? Сказала, что слишком высокая и полная? Вот это они и подчеркнут. А еще платья должны оттенить цвет твоих волос. Ты, кажется, назвала его ужасным? Полагаю, тебе должен пойти розовый цвет… А еще абрикосовый. – Киллоран, как бы раздумывая, окинул девушку рассеянным взглядом и продолжил: – Жаль, что ты не видишь сейчас своего лица, дорогая Эмма. Неужели я похож на человека, который может посоветовать женщине носить эти ужасные цвета? Ступай к миссис Рамсон. Вечером мы поедем в оперу. Надеюсь, страдания Орфея и Эвридики полностью удовлетворят твою кровожадную натуру.

Эмма Ланголет очень хотела сказать этому человеку, что не нуждается ни в новых платьях, ни в развлечениях. Еще ей хотелось сказать, что она совсем не кровожадная, однако события, свидетелем которых был граф, этому противоречили. К тому же именно сейчас она испытывала острое желание швырнуть в Киллорана чем-нибудь тяжелым.

– Хорошо, ваша светлость, – сухо ответила она и пошла к двери.

Сказать по правде, девушка ожидала услышать смех, но вслед ей не донеслось ни звука.

Дом Мириам де Винтер отделяла от дома графа Киллорана миля, не больше, но скорее можно было сказать, что расстояние между ними равно длине экватора. И если снаружи эти два дома еще могли бы считаться просто зданиями в одном городе, то внутри они были совсем разными. Покойный дядя Хорас отдавал предпочтение темным и блеклым цветам, тяжелой, громоздкой мебели, а его дочь совсем изгнала из обстановки те милые безделушки, которые свидетельствуют о том, что хозяевам дома не чужды воспоминая о чем-либо приятном. По сравнению со всем этим жилище Киллорана напоминало дворец какого-нибудь восточного владыки: здесь все было ярким и красочным. В частности, на полу в спальне Эммы на втором этаже лежал роскошный персидский ковер, а ее постель была такой мягкой, что девушке казалось, будто она спит на облаке. Покрывало и портьеры были шелковыми, чудесного золотистого цвета, и даже серое лондонское небо словно становилось не таким мрачным, как, например, сегодня. Впрочем, как раз сегодня оно как нельзя лучше соответствовало настроению Эммы Ланголет.

В доме кузины Мириам ее комната походила на монашескую келью. Конечно, никакого ковра там не было, даже самого тоненького. Кровать стояла прямо на деревянном полу, была узкой и жесткой. Занавески простые, темные.

Условия ее нынешнего существования и того, как она жила совсем недавно, были несопоставимы, и Эмме приходилось время от времени напоминать себе, что в роскошном жилье графа Киллорана она в меньшей безопасности, чем в аскетическом доме кузины Мириам. Чем скорее она отсюда уйдет, тем лучше. Найти бы только какую-нибудь одежду поудобнее и попроще… Откровенно говоря, роскошное платье из черного шелка, которое сейчас миссис Рамсон протягивала Эмме, ни удобным, ни простым назвать было нельзя.

– Его светлость сказали, что сегодня вечером вы наденете это, мисс.

– Почему именно это, а не то? – удивилась Эмма, разглядывая новые платья, лежавшие на кровати. – Все они выглядят совершенно одинаковыми.

– Так распорядился милорд. У его светлости безупречный вкус. Все платья разные. Правда, гамма выдержана строго – они черные. Полагаю, потом в вашем гардеробе появится еще белое и серебристое.

– Почему?

– Этот вопрос не ко мне, мисс. Спросите графа. Он будет здесь через минуту.

– Ох, нет! – Эмма, успевшая к тому времени сбросить с плеч халат, схватила черное платье и стала судорожно натягивать его на себя.

Миссис Рамсон бросилась ей помогать. Не успели они как следует расправить складки, как дверь распахнулась. Эмма, запутавшаяся в пышных нижних юбках, готова была разорвать их и уйти из этого дома голой.

– Споришь с миссис Рамсон, мой ангел?

Девушка дернула платье вниз, от души надеясь на то, что тонкий шелк треснет, да погромче. Увы, этого не произошло. Шелк оказался не только тонким, но и прочным. Гладкая ткань скользнула вниз и идеально обрисовала фигуру девушки.

– Я не привыкла одеваться при мужчинах, – глаза Эммы метали молнии, но графу это, похоже, было совсем неинтересно.

Киллоран поудобнее устраивался в кресле.

– Привыкай, моя радость, – он пожал плечами. – Сейчас у многих дам есть не только камеристки, но и… преданные слуги, которые помогают им подбирать к наряду драгоценности и духи. Смотри на меня как на такого слугу.

– Я не из числа таких… дам, – теперь к молниям добавились раскаты грома.

Киллоран рассматривал девушку, как всегда, невозмутимо, разве что в его взгляде появилось оценивающее выражение.

– Пожалуй, ты права, – вынес он наконец свой вердикт. – Обычной твою внешность не назовешь. Но при этом в тебе есть нечто… завораживающее.

Последнее слово граф произнес так, что Эмма испугалась. Впрочем, уже в следующее мгновение перед ней сидел все тот же холодный, самоуверенный аристократ, которого ничто не могло ни заинтересовать по-настоящему, ни удивить.

– Подкрашивать глаза и губы тебе не нужно. Разве что пару мушек приклеить. Что касается драгоценностей, тут надо подумать…

Эмма попятилась.

– Я не могу принять от вас драгоценности, – сказала она.

– Почему же? Ты приняла кров, одежду, пищу и согласилась на мою скромную помощь в… э-э… иных вопросах. Так почему бы тебе не принять заодно и украшения? Если переживаешь из-за того, что это дороже, чем все перечисленное, то, право, зря. У меня столько денег, что потратить их я не смогу за всю жизнь, как бы ни старался.

– Нет.

Граф встал, и Эмма отступила еще немного. Между тем миссис Рамсон исчезла, оставив их наедине. Киллоран сделал два шага вперед, и Эмма, хотя и твердила себе, что бояться ей нечего, сделала столько же шагов назад.

Девушка уперлась спиной в стену. Граф подошел к ней практически вплотную, так что шелк его камзола скользнул по шелку ее платья, и Эмма ощутила жар тела этого ледяного человека. Немыслимо… Разве может быть лед таким горячим?

– Ты наденешь то, что я пожелаю, и будешь делать то, что я скажу, – это граф сказал очень негромко. – Ты ведь и сама не против, правда, Эмма?

Если быть откровенной хотя бы с самой собой, девушке следовало мысленно кивнуть. Сейчас она больше всего хотела, чтобы эта немыслимая во всех отношениях сцена закончилась.

Но Эмма Ланголет не могла сдаться! Она не допустит, чтобы лорд Киллоран догадался, какие чувства – одновременно ужас и сладкую истому – вызывают у нее его слова… его жесты… его взгляды.

– А если я откажусь? – Голос девушки все-таки слегка задрожал, но она тут же справилась с волнением, во всяком случае внешне.

У нового платья Эммы был очень низкий вырез, щедро обнажавший ее грудь. Рыжие волосы волной падали ей на плечи, и Киллоран подхватил один из локонов, поигрывая им, как шелковистой лентой. Затем произошло и вовсе немыслимое – граф провел этой прядью по коже у декольте.

Внезапная – и столь смелая! – ласка чуть не стала у Эммы причиной обморока. Казалось бы, что тут такого: ведь это ее собственные волосы, но прикосновение их оказалось таким возбуждающим, что девушка испуганно вскрикнула.

– Ты не откажешься, – Киллоран снова провел локоном по ее груди. – Ты умная девочка, Эмма, и знаешь, когда можно рисковать, а когда ставка слишком высока. Ты наденешь то, что я скажу. Не так ли?

Локон в третий раз скользнул по груди Эммы и теперь опустился за линию декольте, под черный шелк. Ощущения оказались такими, что впору было не просто кричать…

Девушка прикусила губу.

– Сегодня я это сделаю, – она и сама поразилась тому, что голос не дрожит.

Эмма смотрела на графа совершенно спокойно, и лицо ее было бесстрастно, однако от Киллорана не укрылось то, что грудь девушки вздымалась чаще, чем это происходит при спокойном дыхании.

Секунду он стоял неподвижно, а затем разжал пальцы и выпустил из них локон. Не успела Эмма первый раз вздохнуть чуть спокойнее, как ее ждало новое потрясение. Киллоран вновь дотронулся до нее – на сей раз до шеи, и не ее прядью, а своей рукой.

– Бриллианты, – произнес он вполголоса, – в оправе из белого золота. А волосы мы просто перехватим лентой и пудрить не станем.

– Я буду выглядеть как уличная девка! – Щеки Эммы полыхнули румянцем.

– Ты будешь выглядеть прекрасно. Никто не посмеет назвать мою сестру уличной девкой.

– Я вам не сестра!

Киллоран смотрел на Эмму со странной улыбкой, не убирая руку от ее шеи. В следующее мгновение он наклонился, и девушка ощутила дыхание графа на своих губах. Слабость, которую она почувствовала в эту минуту, была Эмме Ланголет еще неизвестна. Если бы не стена, девушка вообще вряд ли устояла бы на ногах. Затаив дыхание, она смотрела в насмешливые зеленые глаза, которые уже стали для нее наваждением.

– Помни об этом, – прошептал Киллоран и отступил назад, избавив ее от своего взгляда, своего дыхания, своей столь опасной близости.

Это было так внезапно, что Эмма с трудом удержалась от того, чтобы качнуться к нему.

И все же сие еще не означало окончательной капитуляции. Девушка дождалась, пока Киллоран коснется ручки двери, и бросила ему в спину несколько вопросов сразу:

– Почему вы решили одеть меня именно так? Почему выбрали такое украшение и такую прическу?

– Для этого есть основания.

– Наверное, все знают ваши вкусы, и вы хотите, чтобы окружающие думали, будто я в полной вашей власти. Ваша собственность.

– Фу, как неэлегантно, – Киллоран укоризненно покачал головой. – Скажем так: я намерен подчеркнуть нашу с тобой связь. Если ты будешь появляться в черных, а потом в серебристых нарядах, все поймут, что это не просто так.

– Ненавижу черное.

– Жаль. Тебе очень идет этот цвет. И разве ты сейчас не носишь траур? Неужели запамятовала о преждевременной кончине своего дяди?

Эмма была потрясена.

– Вы очень дурной человек, – сказала она наконец. А что еще можно было сказать?

– Слава тебе, господи, – губы Киллорана тронула полуулыбка. – А то я боялся, что ты этого до сих пор не поняла.

Глава 8

Бывали минуты, когда Джеймс Киллоран испытывал желание ощутить простые человеческие чувства. Сейчас у графа было именно такое состояние. Он сидел с Эммой в ложе – весь доброжелательное внимание к своей спутнице и окружающим. Сказать по правде, именно публика занимала его больше всего. Многие украдкой и даже открыто разглядывали Эмму, которая и не подозревала о таком успехе. Она целиком была поглощена происходящим на сцене, не обращая внимания на спектакль, разворачивающийся в зале.

Бриллиантовое колье на шее девушки переливалось и сверкало даже в тусклом свете ламп. Киллоран не сомневался, что все женщины, пришедшие сегодня в оперу, прекрасно знают, сколько стоит такое украшение. Что уж говорить о мужчинах, которым приходилось покупать драгоценности не только женам, но и любовницам? Столь дорогое украшение на шее никому не известной девушки, судя по всему, вызвало шок у общества, и обсуждать его будут еще долго.

Слухи о его предполагаемом родстве с незнакомкой появились до ее дебюта в свете. Об этом Киллорану сказал ждавший этого, но все равно расстроенный Натаниэль. Граф отреагировал на новости сдержанной улыбкой. Если события и дальше будут развиваться так же стремительно, ему предстоит незабываемая весна, в которой найдется место и мести, и, пожалуй, новой, захватывающей страсти.

Киллоран взглянул на свою «кузину», напрочь забывшую о его присутствии. Девушка была всецело поглощена оперой, сказать откровенно, весьма посредственной.

От удовольствия Эмма светилась не хуже, чем колье у нее на шее. Киллоран сидел чуть сзади и сбоку и видел, как сияют глаза девушки. Ее грудь вздымалась. Рыжие волосы были собраны на затылке лентой и свободно падали на плечи. Эта вызывающая в своей простоте прическа противоречила всем требованиям моды и безусловно была оскорблением для присутствующих в зале женщин и соблазном для мужчин.

Губы Эммы полуоткрылись от восхищения, и Киллорану самому пришлось испытать соблазн. Графу захотелось попробовать, каковы они на вкус.

Сие было воистину удивительно. Джеймс Киллоран не любил целоваться. Одно дело, утехи плоти, и совсем другое – поцелуи. Было в них что-то такое, чему уже давно не осталось места в жизни графа.

И вот теперь ему хотелось поцеловать Эмму. Просто поцеловать.

Должно быть, это потому, что она сидит в слезах. Этой девушке не раз доводилось смотреть на него в гневе и ярости, в скорби и отчаянии, но ни разу еще ее карие глаза не наполнялись слезами. Вызвать их смогли не реалии жизни, которым Эмма противостояла с завидным упорством, а фальшивые переживания бездарных актеров. Удивительно.

Когда Орфей пел о своей Эвридике, Эмма плакала. При этом тенор был весьма посредственным, а его привычку делать паузы перед надрывными вдохами Киллоран находил просто смехотворной. Но Эмма ничего этого не замечала. Она внимала музыке, и в ее глазах стояли слезы.

Киллоран вовсе не желал вспоминать те дни, когда и сам был так чувствителен. Воспоминания вызывали чувство вины и боль. И то и другое грозило тем, что крепость, в которую он себя добровольно заточил – и рад был такому заточению! – рухнет. Граф готов был сделать что угодно, лишь бы навсегда изгнать из своей жизни эти чувства.

А все эта рыжая красотка, оказавшаяся столь чувствительной, что рыдает в опере! Это она возвращала его к прежним ощущениям. К прежней жизни. К уюту и покою поместья, где Джеймс жил со своими любящими непрактичными родителями.

Потом покою пришел конец, и уюту тоже. Ему некого в этом винить, кроме себя.

Ему пришлось научиться жить без чувств, забыть о том, что окружающие называют моралью. Он похоронил родителей и покинул Ирландию, чтобы никогда туда не возвращаться. Все эти двенадцать лет он почти не вспоминал о прошлом.

И вот теперь прошлое возвращается… Воспоминания, а с ними боль. Киллорану вдруг захотелось оживить пламя страсти, воскресить благородные идеалы, которые были не чем иным, как ловушкой для простаков. Он безошибочно читал эти чувства во взоре сидящей с ним рядом девушки и больше всего хотел сейчас встряхнуть ее за плечи, вернуть к реальности. А еще Киллоран хотел прильнуть к ее губам…

Конечно, он не сделал ни того, ни другого.

Граф знал, что на них смотрят чаще, чем на сцену. Киллоран дождался самой скучной части оперы – того момента, когда глаза практически всех присутствующих в зале были устремлены на них, наклонился вперед и положил руку на обнаженное плечо Эммы.

Девушка непроизвольно дернулась, но граф сделал все, чтобы это движение осталось незамеченным заинтересованными зрителями.

– Мы уходим, – шепнул он, чуть ли не вплотную приблизив губы к щеке Эммы.

Она по-прежнему смотрела на сцену, но рука графа ощутила дрожь, пробежавшую по телу девушки.

– Они еще поют…

– Нам нужно ехать в другое место.

– Но…

– Мы уходим, – повторил Киллоран.

Он слегка сжал Эмме плечо – ясно было, что граф не собирается сделать больно, а напоминает о том, что она должна подчиниться. Девушка покорно встала и последовала за своим спутником. Повести плечом, чтобы Киллоран убрал руку, она осмелилась лишь на пороге ложи.

– А Натаниэль в этом… другом месте будет? – еле слышно прошептала она, и тут же ее голос окреп: – Почему он с нами вообще не поехал?

– Натаниэль не ценитель прекрасного, – усмехнулся граф. – Ему не нравится опера.

Киллоран накинул на плечи Эмме черный бархатный плащ и сразу надел капюшон, чтобы прикрыть ее волосы. Девушка сделала движение назад, но граф его словно не заметил.

– Идем. Тебе предстоит познакомиться с лучшими представителями лондонского общества.

– Не поздновато ли для визита? – девушка была удивлена.

Киллоран протянул руку, и Эмма оперлась на нее, хотя ей пришлось сделать над собой усилие, и граф это заметил.

– Ну что ты! Самое время. Сегодня у Дарнли вечер с танцами. Мы пробудем там недолго – полчаса или чуть больше. И, кстати, учти, ты не танцуешь, – в голосе Киллорана прозвучали металлические нотки.

– Я и не умею.

Граф замер.

– Танцевать умеют все.

– А я не умею!

– Где же ты росла, Эмма? Может быть, в монастыре?

Девушка глянула ему в глаза, и в ее взгляде снова сверкнула молния. Ответа не последовало.

– Ладно, к этому мы еще вернемся, – Киллоран пожал плечами и повел ее к карете. – Идем. Посмотрим, кого еще нам удастся сегодня удивить.

Эмма не знала, что больше всего привлекало к ней внимание собравшихся: то ли ее волосы, свободно падавшие на плечи и на спину, то ли глубокое декольте, открывавшее грудь больше, чем у присутствовавших в доме лорда Дарнли дам. А может, дело было в бриллиантовом колье или в том, что граф Киллоран крепко сжимал ее запястье?

Как бы там ни было, присутствующие не сводили с Эммы глаз все то время, что Киллоран вел ее через большой зал. Он несколько раз останавливался, чтобы перекинуться парой слов с кем-нибудь из знакомых. Свою спутницу граф никому из них не представил.

Самой девушке сейчас больше всего хотелось затеряться где-нибудь в толпе, но такой возможности у нее не было. Пришлось смириться.

Затем ее внимание сосредоточилось на музыке, свете и ярких нарядах. Эмма украдкой бросала взгляды то на танцующие пары, то на Киллорана. Когда они обошли зал, граф усадил ее на диванчик около стены и сам сел рядом. Руку Эммы он наконец выпустил, но теперь совсем близко от ее бедра была мускулистая нога Киллорана.

Их отделяли друг от друга несколько слоев шелка, оборки и нижние юбки Эммы, но это не мешало ей остро чувствовать его близость, как если бы они соприкасались кожей. Девушка, не в силах справиться со смущением, прикусила нижнюю губу и снова украдкой взглянула на Киллорана. На лице графа вообще не было видно никаких эмоций, словно он забыл о том, что сидит на диванчике не один. Эмма пожалуй, могла бы в это поверить, если бы не знала совершенно точно, что Киллоран никогда ничего не забывает.

– А вот это забавно, – пробормотал он, с интересом разглядывая подходившего к ним человека.

Ни одна из женщин, приехавших на вечер с танцами в дом лорда Дарнли, не обмолвилась с графом ни словом. Все они делали вид, что не замечают зеленоглазого красавца. Джентльмены оказались настроены немного дружелюбнее, но, видимо, особенно рад был его увидеть разодетый по последней моде человек, направлявшийся сейчас к ним. Он слегка пошатывался, и Эмма не сразу поняла, что щеголь пьян.

Его атласный камзол был усыпан множеством драгоценных камней, что девушку, плохо знакомую с обычаями высшего света, немного удивило. Впрочем, удивлялась она недолго. На смену этому чувству пришел испуг, потому что голубые глаза незнакомца почему-то излучали не радость, а плохо скрываемую злобу. Что забавного мог увидеть в этом граф?

– Кого ты привел с собой, Киллоран? – сверкавший камнями франт то ли был сверх меры дерзок от природы, то ли настолько пьян, что уже вообще не обращал внимания на правила хорошего тона.

Граф лениво взглянул своими зелеными глазами в эти голубые и снова взял Эмму за руку. Девушка попыталась было освободить ее, но Киллоран сжал ее пальцы, давая понять, что эта попытка бесполезна.

– Дарнли! – расслышать в голосе Киллорана скрытую неприязнь было очень трудно, но Эмма ее расслышала. – Рад видеть тебя в добром здравии.

– Да что ты! – ухмыльнулся невежда, оказавшийся хозяином дома. – В городе ходят слухи, что у тебя новая пассия, – он покосился на девушку, – но я не думаю, чтобы даже такой безнравственный человек, как ты, рискнул привести уличную девку в мой дом.

Эмма вспыхнула, но Киллоран еще сильнее сжал ее пальцы, явно давая понять, чтобы она не открывала рта. Он ответил грубияну сам.

– Полагаю, ты недооцениваешь мою безнравственность, но, если еще раз назовешь мою сестру, то есть кузину, уличной девкой, тебе несдобровать.

– Защищаешь честь женщины? – В голосе Дарнли звучала откровенная насмешка. – Вот уж не думал, что ты признаешь эту добродетель. Да кто поверит в то, что эта… девушка твоя сестра?

Киллоран выпустил ее руку, и Эмма на мгновение вздохнула с облегчением… чтобы ужаснуться еще больше от прикосновения к своему бедру.

– Вряд ли ты, да и кто-либо другой, так уж хорошо знаешь генеалогию моей семьи, – Киллоран обвел зал взглядом. – Впрочем, мы оба неучтивы. Эмма, разреши представить тебе моего хорошего знакомого. Джаспер Дарнли – Эмма Браун, моя кузина.

Если этот Дарнли – хороший знакомый Киллорана, то Эмме и думать не хотелось о том, что представляют собой его враги. Разряды ненависти, словно витавшие в воздухе между этими двумя… друзьями, были столь насыщенными, что не ощутить этого девушка не могла.

Эмма встала так быстро, что Киллоран не успел ее удержать.

– Я этого не выдержу. Мне плохо, – прошептала она в полном отчаянии.

– Выдержишь, – прошипел он сквозь зубы и тут же улыбнулся. – Нам пора домой, милая. Давай попрощаемся с хозяином. Спокойной ночи, Дарнли. Надеюсь, мы скоро увидимся.

– Безусловно, – ответ прозвучал так, будто это недлинное слово было составлено из частичек льда, а не из букв.

Киллоран повел Эмму к двери, и окружающие поспешили расступиться перед ними. Они еще не успели выйти, а зал уже загудел, словно растревоженный улей.

– Мы сделали все, что требовалось сделать, – Киллоран был явно доволен.

– Что нам, то есть вам, требовалось сделать? – Эмма начала злиться, и граф тут же уловил ее изменившееся настроение.

– Я хотел, чтобы Дарнли как следует рассмотрел тебя, – ответ его прозвучал холодно.

– Зачем ему меня рассматривать, позвольте узнать?

– Дарнли нравятся рыжеволосые девушки. Он от них, можно сказать, сходит с ума.

– А вы сходите с ума от ненависти к этому человеку.

– О! Кто бы мог подумать, что ты не только кровожадна, но и столь проницательна, детка? Все остальные, похоже, не понимают того, что так быстро стало ясно тебе. Людям кажется, я презираю Дарнли так же, как всех остальных представителей рода человеческого. Они успели забыть старые сплетни и думают, что я их тоже не помню. Люди ошибаются. Я действительно ненавижу лорда Дарнли, – граф взглянул на Эмму и вдруг улыбнулся, но это была такая улыбка, которая пришлась бы впору сатане. – Это скрашивает мое унылое существование.

Они уже спустились по лестнице и сейчас стояли в прихожей, где в это время были только двое слуг.

– И все-таки объясните, зачем вы привели меня сюда, – Эмма решила во что бы то ни стало добиться ответа, и граф ей любезно ответил:

– Для этого есть две причины. Во-первых, мне хотелось посмотреть, как отреагируют леди и джентльмены на то, что у меня появилась кузина. Они и меня-то терпеть не могут, а тут еще какая-то родственница… Во-вторых, конечно же, меня интересовала реакция самого Дарнли. Я получил удовольствие, когда смотрел, как он корчится.

– Корчится? С какой стати ему корчиться?

– Потому что он захотел тебя, детка. Ты этого не понимаешь, но я-то с самого начала знал, что все так и будет. Он не мог глаз от тебя оторвать. Вдобавок для Джаспера невыносима сама мысль, что ты спишь со мной, а не с ним.