Текст книги "Любовь черного лорда"

Автор книги: Энн Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Леди Барбара поменяла манеры мгновенно. Она подошла к Натаниэлю, рукой, на которой сверкали несколько колец с бриллиантами, придерживая на груди пеньюар, а вторую, тоже не обделенную украшениями, протянула ему для поцелуя. За одно из них, кстати, заплатил Киллоран – у него случился крупный выигрыш, а Барбара так хотела новое кольцо…

– Мистер Хепберн! Правильно я вас назвала? – леди Барбара улыбнулась. – Добро пожаловать в Лондон!

Он взял ее руку и поднес к губам. А что ему оставалось делать? Поступить иначе было бы неучтиво.

– Я очень рад знакомству, леди Барбара, – пролепетал юноша, но было видно, что бедняга на самом деле очень рад.

Киллоран хотел было сказать какую-нибудь колкость, но не стал этого делать. Он представил женщину так, как того требовало приличие.

– Это леди Барбара Фицхью, Натаниэль. Мой близкий друг.

Женщина смотрела на его кузена как-то странно, и Киллоран наконец развеселился. Он представил себя большим пауком, плетущим паутину. И в этой паутине сейчас запутаются Барбара и Натаниэль – две мушки. Отличное развлечение!

– Я провожу вас до кареты, леди Барбара. Или вы сначала предпочитаете одеться? Где ваше платье? В моей спальне? А пеньюар вы привезли с собой? Зачем, интересно?.. – он все-таки не удержался от града язвительных вопросов.

Барбара бросила на графа убийственный взгляд и снова обратилась к Натаниэлю:

– Будьте осмотрительны, мистер Хепберн. Не доверяйте этому господину, иначе очень скоро останетесь, как и он, без души. Нет, граф, я приехала к вам прямо в пеньюаре. Хотела сказать вам нечто очень важное, торопилась и забыла одеться.

С этими словами женщина вышла из гостиной. Киллоран последовал за ней. За дверью он на мгновение придержал ее за плечи.

– Вы простудитесь, если будете разгуливать по Лондону в подобном виде, – заметил он неодобрительно.

– Да вам-то что, – фыркнула Барбара.

– Не скажите, – сварливо возразил граф. – Встречи с вами так меня всегда радуют!

Она улыбнулась и облизала губы:

– Я могу порадовать вас еще больше.

– Сомневаюсь, чтобы мой юный гость одобрил это.

Барбара внезапно стала серьезной.

– Зачем он вообще здесь, Джеймс?

– Я ведь сказал, что по доброте душевной принял его в дом. Пообещал отцу мальчика, что введу его сына в свет.

– В жизни не поверю, чтобы вы сделали что-либо по доброте душевной, – прошипела Барбара – Чему хорошему вы можете научить мальчика?

– Ну, не такой уж Натаниэль и мальчик. Годами он постарше вас.

Барбара саркастически улыбнулась.

– Да уж, таких старух, как я, поискать, – горько заметила она. – Отправьте его домой, Джеймс. Пусть в этом мире останется хоть что-то чистое.

– Пусть. Но домой он пока не поедет. Ничто не мешает Натаниэлю остаться чистым и в Лондоне, – Киллоран небрежно погладил женщину по щеке.

Она повела плечами от этой случайной ласки – расчетливый, отработанный жест. Граф улыбнулся, а Барбара повторила:

– Отправьте его домой. Прямо сейчас. А я останусь…

– Ну куда же я его отправлю на ночь глядя? Это негостеприимно, не по-родственному… – граф показал женщине глазами на дверь, около которой уже застыл Джеффрис.

Барбара громко выругалась, и непристойное слово, эхом разнесшееся по дому, наверняка достигло ушей Натаниэля Хепберна, вновь вогнав несчастного в краску.

Глава 3

Эмма Ланголет знала, что природа наделила ее целым рядом несомненных достоинств, у которых, впрочем, была и обратная сторона. Она была сильной, и это позволяло успешно справляться с болью – как физической, так и душевной, но там, где слабая разрыдалась бы и избежала мучений, Эмме приходилось терпеть до конца. Она считала себя достаточно привлекательной, хотя и слишком высокой. Черты лица у нее правильные, однако, белоснежная кожа усыпана – с точки зрения самой девушки, испорчена – веснушками. Глаза красивые – карие, с оттенком верескового меда, но близорукие. Но главная проблема – это, конечно, волосы… Эмма ничего бы не пожалела за скромные русые локоны, однако природа наградила ее медно-рыжей копной. Кузина Мириам говорила, что такие волосы бывают только у ведьм.

В довершение ко всему Эмма была слишком умной для женщины. Это, впрочем, сослужило ей хорошую службу. Обладай она всего лишь средними способностями, ни за что бы не поняла, с какими намерениями вошел к ней тогда на постоялом дворе дядя Хорас.

Об Эмме Ланголет позаботилась не только природа, но и отец – он оставил ей прекрасное состояние. Не приличную сумму, способную обеспечить безбедное существование, а настоящее богатство. Ни к чему хорошему это, впрочем, не привело. Кузина Мириам управляла домом на Крауч-Энд железной рукой и с первого дня появления там Эммы дала понять, что требовать ни пенни из своего состояния та не вправе. Все будет идти на дела, угодные Господу. На какие именно, Мириам не рассказывала, и Эмме приходилось верить ей на слово. Будь она бедной, родственники вряд ли взяли бы ее к себе. И уж тем более дяде не пришло в голову избавиться от нее…

Она до сих пор не могла поверить в случившееся. Эмма всегда боялась дядю Хораса. Ее пугали взгляды, которые он бросал на нее, когда рядом никого не было. И уж тем более ей не нравились те щипки и похлопывания, которые дядюшка в последнее время позволял себе все чаще и чаще. Однако она была чересчур наивна, чтобы разглядеть за этим непристойные желания. В свои девятнадцать лет Эмма практически не общалась с мужчинами. Кузина Мириам – суровая, гордившаяся своей безупречной репутацией, была намного старше и столь яростно защищала Эмму от пагубного, с ее точки зрения, влияния извне, особенно мужского, что та оказалась в доме на Крауч-Энд в полном уединении. Немногие представители противоположного пола, которые сюда допускались, были лично отобраны и одобрены Мириам де Винтер – их высокая нравственность ни в чем не уступала ее собственной.

Впрочем, Герти, старая служанка кузины Мириам, просветила Эмму – объяснила ей все предельно откровенно. Это объяснение одновременно пугало и завораживало… Детали отношений между мужчиной и женщиной привели Эмму в ужас, особенно если мужчиной представить Хораса де Винтера. Однако после разъяснений Герти у нее не осталось сомнений в том, какие именно желания побуждали ее дядю столь часто протягивать к ней руки.

Эмме пришлось использовать в качестве прикрытия кузину Мириам – разумеется, не посвящая последнюю в то, что именно она прикрывала. Если бы эта тощая, суровая девица хотя бы заподозрила, какие чувства питает ее отец к Эмме, она бы в ту же секунду превратила жизнь в доме в ад для всех его обитателей. Сказать по правде, она и так в этом весьма преуспела, даже без подозрений подобного рода…

Конечно, Мириам любила отца – любила настолько, насколько вообще способна была на это чувство. На другое – ненависть и зависть к осиротевшей кузине с ее огромным наследством – она оказалась способна куда как больше. Тем самым наследством, которое в один далеко не прекрасный для Винтеров день должно было стать достоянием мужа Эммы. Словом, новость о смерти отца выбьет Мириам из колеи привычной жизни по многим причинам.

Смерть была уготована отнюдь не ему. Эмма понятия не имела, когда похоть дяди Хораса воплотилась в столь страшный для нее план – овладеть племянницей, а потом избавиться от нее. Сама мысль о том, что он хотел убить ее, казалась девушке настолько нелепой, что она никак не могла до конца поверить в это. Как не могла Эмма поверить и в то, что жертвой в итоге стал сам дядя Хорас – пал, сраженный шпагой, которая оказалась в ее собственной руке.

И тем не менее факт оставался фактом. Она стояла в комнате над его окровавленным телом, а инстинкт самосохранения кричал, что надо бежать. Бежать, бежать, бежать! Скрыться, пока ее не вытащили во двор этого постоялого двора и не повесили на груше, давшей ему название.

А потом появился он… Такой странный… Такой красивый… Сначала он иронизировал над Эммой, а затем взял на себя ее вину.

Мотивы незнакомца, о которых он сказал так прямо, девушке были не совсем понятны. Она вообще плохо соображала. А еще она смотрела в его бездонные зеленые глаза и действительно не видела там дна… Неужели его невероятный поступок был продиктован только скукой? Странно, но она не хотела этому верить.

И какая, собственно, разница, почему он это сделал? Красавец спас ей жизнь. Разве этого мало? И если он не шутил, она ничего не должна за свое спасение. Совсем неплохая сделка, совершенная зимним вечером, не сулившим ему ничего, кроме скуки: она осталась жива, а он на какое-то время развлекся. Они в расчете. Вот и все.

Внезапно на девушку накатила волна паники, но она сумела подавить страх. Что ни говори, она осталась жива. Плюс к этому молода, здорова и – об этом не раз напоминала ей кузина Мириам – прискорбно умна для своего возраста. Это значит, что выход из сложившейся ситуации она непременно найдет.

Эмме вовсе не хотелось становиться кокоткой, но что еще могла предложить ей загадочная миссис Уизерседж? Девушка не может сама устроить свою судьбу, особенно если в кармане у нее всего лишь одна золотая монета. Будущее представлялось Эмме заслуженной карой. В конце концов, она убила человека… И если миссис Уизерседж предложит ей то, что, скорее всего, предложит, Эмма покорно примет это предложение.

В любом случае подобная участь лучше, чем остаться одной на улице. Объяснив себе все это, Эмма два дня спустя, которые ушли у нее на то, чтобы добраться до Лондона и побродить по городу, удостоверившись, что ничего хорошего ее не ждет, явилась на Маунт-стрит. Она смирилась. Если ее удел – удел кокотки, что же тут поделаешь?

Впрочем, она плохо представляла, что именно от нее потребуется. Сведения о занятиях такого рода у нее были самые скудные, чему девушка, собственно, была даже рада. Если все, что понадобится сделать, – это лечь в постель и позволить мужчине совершить с ней то, о чем рассказывала старая Герти, она не первая и не последняя… В конце концов, то же самое ей пришлось бы терпеть и после замужества. Такова участь женщины. Ее долг. В данном случае он будет оплачиваемым. Со временем у нее появятся деньги. И свобода. А потом, может быть, она что-нибудь придумает.

Здание на Маунт-стрит совсем не походило на дом свиданий. Впрочем, Эмма не имела ни малейшего представления о том, отличаются ли такие дома от обычных. Скорее всего, нет. Привратник, проводивший ее во внутренние покои, тоже выглядел как обыкновенный слуга. Вульгарных девиц она также не увидела.

Еще больше удивила Эмму сама хозяйка. Простая прическа миссис Уизерседж больше подошла бы скромной вдове, чем сводне, а неяркое платье и незатейливая косынка на плечах совсем сбили девушку с толку. Правда, лицо дамы было сильно напудрено и около носа, который был явно великоват, виднелась мушка.

Эмма, которую лакей провел в комнату, так и стояла посередине, из-под ресниц рассматривая ее убранство, когда туда вошла миссис Уизерседж, и девушка сразу переключила свое внимание на эту даму.

Перед тем как отправиться на Маунт-стрит, Эмма, проведшая предыдущую ночь в плохонькой гостинице и заплатившая за это последние деньги, вымылась и постаралась по возможности привести в порядок свою рыжую гриву. Оделась она настолько смело, насколько ей позволял скромный гардероб, тем более что в багаже оказалось всего два платья. Кузина Мириам строго следила за тем, чтобы Эмма одевалась во все темное и скрадывающее фигуру. Платья Эммы куда больше подошли бы горничной среднего возраста, чем молодой богатой наследнице. Те несколько нарядов, которые она прихватила с собой в злополучную поездку, хотя и были чуть поярче, все равно на новом поприще сгодиться не могли.

Худшие ожидания Эммы не заставили себя долго ждать. Миссис Уизерседж улыбнулась и ответила на ее приветствие, но явно рассматривала высокую, стройную фигуру девушки.

– Что ж, выглядите вы неплохо, – голос у нее неожиданно оказался низким, но Эмма вздрогнула не от этого, а от столь откровенной аттестации. – Чего вы, собственно, хотите, мисс?

Девушка растерялась:

– Чего я хочу? Не знаю…

Миссис Уизерседж села в кресло.

– Я очень придирчиво подхожу к отбору… К отбору своих, так сказать, протеже, – хорошо хоть она потрудилась поискать приличные слова. – Вы же понимаете, что давать работу девушкам с улицы я не могу. У них должны быть рекомендации.

– Рекомендации? – растерянно повторила Эмма.

Неужели и для этогонужны рекомендации?

– Боюсь, что у меня их нет…

Миссис Уизерседж сочувственно вздохнула.

– Вы, очевидно, попали в затруднительную ситуацию? – Она помолчала и продолжила, уже более откровенно: – Обычно я беру на работу тех, кто попроще, но манеры тоже ценятся. А что вы вообще умеете?

Эмма покраснела. Она понятия не имела, что должна уметь протежетакой дамы. Пришлось сказать откровенно:

– Ничего. Я девственница.

Миссис Уизерседж онемела. Затем она расхохоталась, и это очень не понравилось Эмме.

– Чудесно, детка, – она, видимо, решила, что церемоний хватит – Эмма для нее уже была не мисс, а детка. – Все мы когда-то были девственницами. Подумайте, как этим распорядиться с умом. Сядьте, пожалуйста, а то вы такая высокая… У меня уже шея затекла, так неудобно на вас смотреть.

Эмма вздохнула и села.

– Распорядиться? – повторила она и сама почувствовала, как глупо выглядит.

– В вашем положении…

– Э-э… конечно.

Между тем Эмма сосредоточилась на последнем слове, сказанном миссис Уизерседж. Положение… Она напряглась, вспоминая. Герти что-то говорила о разных положениях, когда мужчина сзади женщины, а то и снизу, но Эмма тогда замахала руками, отказываясь слушать непристойности. Наверное, зря.

– А как насчет умений в целом? – улыбнулась миссис Уизерседж. – Что-то же вы должны уметь? Читать, писать, шить, рисовать?

– Конечно, – эти вопросы вызвали у Эммы удивление.

Она ведь получила образование, которое получали все девушки ее круга. Конечно, ее акварели были написаны на религиозные сюжеты, а чтение составляли в основном назидательные трактаты, всегда составленные отцами Церкви – кузина Мириам отдавала предпочтение именно таким книгам, а читала Эмма, безусловно, под ее руководством.

– Конечно, – повторила миссис Уизерседж и усмехнулась. – Вроде как каждая умеет…

– А что, надо обязательно уметь?

– А как без этого можно работать гувернанткой?

– Гувернанткой?!

– Детка, вы что, плохо слышите? – миссис Уизерседж посмотрела на девушку с удивлением. – Я хозяйка агентства по найму прислуги. Подбираю горничных, камеристок, а также гувернанток в богатые дома. Разве вы не за этим пришли? Вам что, не нужна работа?

– Конечно, нужна, – Эмма почувствовала себя на седьмом небе от счастья. – Я с радостью буду работать гувернанткой.

– Ну-ну. Надеюсь, вы не разочаруетесь, – с иронией заметила миссис Уизерседж. – Судя по тому, как вы себя вели, рискну предположить, кто направил вас сюда. Наверняка Киллоран.

– Киллоран?

– Да, граф Киллоран. Такого, один раз увидев, не забудешь. Весьма неординарная личность. И внешность… Одевается граф исключительно в черное и белое. Ну, может быть, еще что-нибудь серебристое. Души и сердца у него нет, а склад ума весьма язвительный…

– Да-да, я встречалась с его светлостью, – торопливо подтвердила Эмма, припомнив тем не менее не черно-бело-серебристое, а зеленое – удивительные глаза.

– И куда, по-вашему, он вас направил, сказав мой адрес? – сухо поинтересовалась миссис Уизерседж.

Лгать Эмма не умела.

– В… в дом терпимости, – прошептала она.

Миссис Уизерседж задумчиво покачала головой.

– Гувернанткам платят не так хорошо, как в этом доме, да и работают они больше, – заметила она. – Если пожелаете отправиться в бордель, что ж, я могу помочь и с этим…

– Нет-нет, благодарю вас, – Эмма схватилась за сердце. – Думаю, я смогу стать неплохой гувернанткой. Я очень люблю детей.

Миссис Уизерседж с сомнением взглянула на девушку.

– Любовь к детям и умение писать акварели вряд ли обеспечат вам успех в жизни, – она покачала головой. – Как вас зовут, милая?

– Эмма, – ответила девушка и тут же спохватилась, укорив себя за неосторожность: – Эмма Браун.

– Браун? Вот оно как! Самая распространенная фамилия. Так вот, мисс Браун, вакансии не так уж много. Обычно я стараюсь не посылать молодых девушек в дома, где есть впечатлительные юнцы, но на этот раз у меня нет выбора. Миссис Варьенн – не самая приятная хозяйка, и у нее не один, а сразу два сына-подростка, способных на интрижку с привлекательной молодой особой. Так что, если миссис Варьенн согласится вас взять, будьте предельно осторожны.

Эмма стала очень серьезной.

– Я всецело сосредоточусь на своих прямых обязанностях, – пообещала она. – К тому же я не принадлежу к тем женщинам, которые способны пробудить у мужчин какие-либо чувства.

Миссис Уизерседж еще раз задумчиво окинула девушку взглядом.

– А я-то думала, вы знакомы с Киллораном, мисс. – Эмма не поняла, что имеет в виду эта женщина, но порадовалась тому, что она снова мисс, а не детка.

В доме было холодно. И темно, потому что портьеры на всех окнах плотно сдвинули. И тихо – только в большой гостиной можно было услышать, как кто-то ходил, не останавливаясь ни на минуту.

По комнате от одной стены к другой размеренно шагала Мириам де Винтер. Надев траур, она осталась все той же кузиной Мириам – хозяйка этого холодного, темного и тихого дома и до смерти отца всегда носила черное. Впервые она оделась так в двадцать три года, когда умерла ее мать. Когда минул год траура, Мириам решила остаться верна черному, ибо этот цвет шел ей больше других. В черных шелковых платьях она казалась сама себе элегантной и властной, и первое тешило самолюбие Мириам, а второе ему льстило. Неудивительно, что к тридцати годам она обрела повадки полновластной хозяйки, которой никто не посмеет возразить.

Мириам не хотела брать в дом кузину Эмму, но возобладало сознание своего христианского долга… К тому же дядя Родерик сумел составить большое состояние на производстве оружия и торговле им, а золотому тельцу Мириам поклонялась почти так же истово, как Богу. Пока Эмма росла в домашнем заточении, под ее бдительным надзором, сироте не грозили мирские искушения. Вход сюда молодым людям, которые могли бы увести Эмму из дома, был заказан, а значит, и за состояние Ланголетов можно было не беспокоиться. Мириам была тверда в своем намерении воспитать Эмму настоящей праведницей – кузина будет бояться и любить Бога, не отвлекаясь на такие приземленные вещи, как управление отцовскими деньгами.

Если бы только ее собственный отец смог совладать со своими животными страстями! Если бы только подросшая Эмма, с ее отвратительно соблазнительными формами и непристойной рыжей гривой, не выглядела так привлекательно! Мириам молилась о том и о другом, но Господь не услышал ее воззвания, и вот теперь ей приходится одной решать очень сложные проблемы.

Конечно же, отцу нужно было, как бы это поточнее сказать… избавиться от Эммы. Но он не прислушался к совету дочери. Неумеренные возлияния и, очевидно, как следствие этого греха, не менее тяжкий – похоть, ослабили его волю и разум. К тому же Эмма была постоянно у него перед глазами.

Ей следовало исчезнуть. Бесследно исчезнуть. Умереть. С этим отец Мириам не спорил. Они и так уже сильно рисковали: рано или поздно Эмма ускользнет из их рук, а вместе с ней уплывет и ее богатство. Этому надо было во что бы то ни стало помешать. Все вполне мог решить несчастный случай. Падение с высокой крутой лестницы… Случайно понесшие лошади… Пути Господни неисповедимы.

Но отец ничего не хотел слушать. Им не нужны осложнения, заявил он. Придется нанимать сообщников, платить им за работу. А вдруг они и дальше будут требовать деньги? Он все сделает сам.

Мириам прекрасно понимала, что именно отец сделает сам. Во всяком случае, сначала. Огонь желания, неугасимо горевший в его глазах в последние месяцы, не оставлял в этом никаких сомнений. Но Мириам ничего не могла с этим поделать. Она не стала возражать, когда отец взял Эмму с собой в ту злополучную поездку. Мириам понимала, что очень скоро все будет кончено. Что отец сделает с кузиной перед тем, как перерезать ей горло, ее уже не интересовало.

Но все обернулось так, что та самая поездка стала последней не для Эммы, а для отца. Его убил какой-то выскочка… Ирландский – подумать только! – граф. А Эмма пропала. Словно сквозь землю провалилась.

Только бы ей найти эту мерзавку! Тогда она заплатит за все! Мириам не сомневалась: именно Эмма виновата в смерти ее отца. Это она каким-то образом сумела подговорить ирландца совершить убийство, а потом сбежала с ним.

Мириам горько оплакивала отца, но разве поможешь рыданиями делу? Она стала обдумывать план мести.

Эмма заплатит ей за смерть отца, и платой станет ее собственная жизнь. Наследников у нее нет. Огромное состояние Ланголетов перейдет к кузине сироты Мириам де Винтер.

Но сначала Эмму нужно найти.

– Ну, Киллоран! Хотите я расскажу вам забавную историю?

Джеймс на мгновение оторвался от книги, которую лениво перелистывал, скользя глазами через строчку. Так, ничего особенного – советы по ведению сельского хозяйства… Он купил этот трактат больше десяти лет назад, когда еще рассчитывал вернуться в Ирландию. В последнее время он обращался к этой книге с одной-единственной целью: показать докучливому собеседнику, что очень занят. Очень.

– Прямо-таки забавную? – граф поднял бровь.

Леди Барбара нахмурилась, но тут же вновь расцвела улыбкой. Хорошо, что Натаниэля не было поблизости. Он, судя по всему, и так без ума от ее чар, а улыбка у Барбары, надо признать, на редкость хороша.

– Вы помните моих соседей? Этих ужасных Варьеннов?

– Не то чтобы помню… – Киллоран положил книгу на колени, по-прежнему глядя на леди Барбару со скукой во взоре.

На самом-то деле ему было совсем не скучно. Киллорана занимала настойчивость леди Барбары, помноженная на показное отсутствие интереса к нему. Это было почти так же забавно, как внезапная страстная влюбленность Натаниэля. Они трое уже стали предметом бесконечных пересудов во всех гостиных города. Поскольку леди Барбара Фицхью, не скрываясь, наведывалась к графу Киллорану в любое время суток, весь свет ошибочно считал ее любовницей последнего. Сам он никак не реагировал на эти знаки внимания, чем только распалял ее настойчивость. Было видно, что Барбара не успокоится до тех пор, пока он не окажется в ее постели, и это немало удивляло Киллорана. Он прекрасно знал женщин и сейчас видел, что в заученных движениях Барбары, в ее взглядах и улыбках не было ни страсти, ни настоящего желания. Радости плоти занимали ее в той же мере, в какой его самого интересовал трактат по сельскому хозяйству, лежащий сейчас на коленях. Он знал, что Барбара успела осчастливить своим вниманием – о! в полной мере! – многих его знакомых и тех, кто ошибочно считал, что может назвать графа Киллорана другом. Тем не менее они, казалось, не замечали ее пристального внимания к его светлости… Внимания, которое было ему абсолютно неинтересно.

И вот теперь Натаниэль сумел оживить эту скучную историю. Он смотрел на леди Барбару так пылко, так страстно, что иногда даже пугал ее. В последнее время она старалась, не привлекая к этому взглядов посторонних и, уж конечно, Джеймса, держаться от Натаниэля подальше. Киллорана сие стало забавлять. Его юный гость, безупречно корректный в поведении, заставлял леди Барбару слегка нервничать. Все это делало их общество вполне терпимым для Киллорана.

– Так вот. Эти Варьенны действительно ужасны, – леди Барбара, изящно покачивая бедрами, направилась к графу.

Часы пробили четыре пополудни. Сегодня Барбара Фицхью приехала к ним на ланч и задержалась, несмотря на явное равнодушие хозяина.

– У них два сына. Один из них все время заваливал меня цветами, – она закатила глаза, давая понять, как несносны все мужчины.

– Не то чтобы вы этого не заслуживали, – лениво заметил Киллоран, – но, собственно, с какой стати?

– А вы вот ни разу не послали мне цветов! – она неожиданно свернула совсем в другую сторону.

– Вам ведь нужны от меня не цветы, радость моя, – пожал плечами Киллоран.

Леди Барбара опять ослепительно улыбнулась, на сей раз одними губами. Ее небесно-голубые глаза остались холодными.

– Тут вы правы. А сынок Варьеннов по-соседски сумел оценить мои достоинства Он все время подглядывал за мной из окна своей спальни – она находится как раз напротив моей.

– Потрясающе, – это слово было сказано без какого-либо выражения. – И что, вы как-нибудь вознаградили его интерес?

– Бедняга так старался быть незаметным! Тушил свечи и прятался за портьерами… Но я все равно видела его силуэт. Знаете, у Варьеннов такие ужасные кружевные занавески! Миссис Варьенн обвешала ими весь дом. Такая безвкусица! Так о чем это я? Да, их сынок… Он ночь за ночью пытался хотя бы что-то разглядеть в моем окне. Я решила, что такая преданность не должна оставаться без награды.

– Правильное решение.

– Боюсь только, своим поступком я и вызвала неприятности, которые произошли сегодня… – леди Барбара потупилась и замолчала.

– Ну давайте заканчивайте эту забавнейшую историю, хотя ничего забавного я пока не услышал, – Киллоран лениво потянулся. – Вы же видите, что я оторвался от книги.

Барбара присела рядом с ним на маленький диван. Ее глубокое декольте открывало такую восхитительную грудь, что воспламенились бы девяносто девять мужчин из ста, но один оставался равнодушным. От леди Фицхью исходило нежное благоухание фиалок, но Киллорану этот запах никогда не нравился.

– Целую неделю горничная раздевала меня около самого окна. Свечи я оставляла зажженными. Клотильда держалась позади, чтобы ничего не загораживать. Какая я испорченная, правда? – вздохнула она.

– Не без этого, – согласился Киллоран. – Но ведь сие так естественно.

– Это только вы считаете испорченность естественной! Сказать по правде, мне такое мнение нравится. В общем, неделю я раздевалась около окна, а затем прекратила. С тех пор бедный юноша занимает позицию с сумерек и сидит так чуть ли не до утра в надежде снова увидеть столь волнующее зрелище. Вы ведь не будете спорить, Киллоран, с тем, что у меня очень красивое тело? Мужчины постоянно твердят мне об этом.

– Да, они правы, – равнодушно отозвался граф. – Заканчивайте свою сказку, Шахерезада.

– Это никакая не сказка! Я решила понаблюдать за молодым Варьенном. В этом я куда искуснее его, тем более что мальчишка и не подозревал, что я могу подходить в темноте к окну и прятаться за портьерами. Знаете, он и сам очень неплохо сложен. Лицо, правда, все в прыщах, но на таком расстоянии этого не видно.

– Может быть, вы эротоманка? – словно сам себя спросил Киллоран, прекрасно зная, что это не так. – Впрочем, надеюсь, вы не разочарованы.

Леди Барбара улыбнулась и медленно облизала пухлые губы – привычное, ничего не значащее движение.

– Сегодня утром мне удалось увидеть нечто более интересное, чем обнаженный юношеский торс.

– Только не рассказывайте мне, что наблюдали за тем, как этот мальчишка повалил на кровать служанку. При вашем-то опыте смотреть на подобную ерунду? И потом, что нового вы могли увидеть? Готов поспорить, что вы могли поучить и его, и ее. Куда им до вас…

– Думаете, я хочу рассказать, как они совокуплялись? – Барбара нарочно сказала это слово, чтобы показать, что для нее нет ни запретных тем, ни запретных слов. – Вовсе нет! Я видела кое-что поинтереснее. Настоящее убийство.

Киллоран закрыл книгу.

– Вот оно как, – он тем не менее не выглядел удивленным. – И кого же, позвольте узнать, убили? Вашего прыщавого обожателя?

– Ну да. Она ударила его по голове кочергой. Я сама видела кровь.

– Она? Все та же служанка, я полагаю. Знаете, ваша история вовсе не кажется мне забавной. Уж слишком в ней все предсказуемо.

– Можно подумать, служанки каждый день убивают сыновей своих хозяев. Да еще так неизящно – кочергой.

– И с чего это вдруг она решила взяться за кочергу?

– Варьенн, судя по всему, хотел ее изнасиловать. Набросился, начал срывать одежду… Боюсь, сие моя вина. Это я довела несчастного до безумия.

Киллоран хмыкнул.

– Дорогая, вы преувеличиваете. Так что там произошло?

– Девица ударила его кочергой. Он упал, потекла кровь. А она словно окаменела. Стояла там, как изваяние, несколько минут. Я все ждала, что кто-нибудь прибежит в спальню Варьенна, но этого не произошло. Потом она положила кочергу и стала приводить себя в порядок. Вы знаете, я даже на таком расстоянии увидела, как трясутся ее руки.

– Не каждый может похвастаться таким самообладанием, как вы, Барбара.

– Потом девица наклонилась, и я ее уже не видела, мешал подоконник. Не знаю точно, чего она хотела – помочь ему или добить. Через некоторое время она выпрямилась, поправила прическу и вышла из комнаты.

– И?..

– Я ждала целый час, но все напрасно. В спальню так никто и не вошел… Потом я собралась и поехала к вам на ланч. Вы же не против моих визитов, правда? Тем более что после таких волнений мне нужно было оказаться рядом с другом… С друзьями…

– Вы наверняка пропустили самое интересное. Когда вернетесь, все уже закончится. Кровожадную служанку отправят в тюрьму, труп уберут, портьеры, или что у них там?.. кружевные занавески задернут, да еще и ставни закроют. Боюсь, для вас спектакль завершен. Знаете что, Барбара? На вашем месте я бы поспешил назад. Вдруг удастся успеть хотя бы на последний акт?

– Пытаетесь избавиться от меня?

– С чего вы взяли?

– Предпочитаете советы, как выращивать зерно, тем радостям, которые я могу вам предложить? – словно невзначай леди Фицхью опустила свою изящную ладонь на колено графа.

– Все эти радости мне давно и хорошо известны. Не думаю, что вы сможете удивить меня чем-то новым.

– Почему вы так жестоки со мной, Джеймс? Неужели вы меня совсем не хотите? Поверьте, я постараюсь доставить вам удовольствие. Без ложной скромности, я очень… изобретательна.

– Не сомневаюсь. Но факт остается фактом: ваша изобретательность носит рассудочный характер. В ней нет ничего от чувств. Вы не испытываете желания быть с мужчиной, с которыми ложитесь в постель, и я тут не исключение. Мне вовсе не хочется тратить свое время на холодную и лживую потаскушку, уж извините за грубое слово. Но для вас ведь нет запретных слов, Барбара? Вам еще нужно поупражняться. Старайтесь держаться более убедительно.

Леди Фицхью встала.

– Вы бессердечный негодяй, Киллоран, – она тоже не стала церемониться. – Будь я такой же сильной, как эта высоченная рыжеволосая служанка, тоже бы вас прикончила.

Последнее заявление графа заинтересовало.

– Говорите, высокая? Рыжеволосая? Весьма любопытно! Что вы еще можете о ней сказать?

– Ничего, – Барбара пожала плечами. – Крепкая такая девица. Молодой Варьенн ее так и не раздел – не сумел. Мне кажется, она была повыше его. Он только порвал на ней платье и растрепал прическу. Волосы у нее и правда рыжие – настоящий ирландский оттенок, не то что у вас, – не удержалась от язвительного замечания леди Фицхью. – Может, потому она его и убила? Говорят, рыжими бывают ведьмы.