Текст книги "Любовь черного лорда"
Автор книги: Энн Стюарт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)
Мужчина, который станет отцом ее детей, будет улыбаться по-настоящему, а не полуулыбкой. Он будет рыжим, как многие ирландцы, с голубыми глазами. Ничем не напомнит ей Киллорана…
И желания к нему у нее тоже не будет.
Она каждый раз просыпалась в слезах. И дом в эту несчастливую минуту казался ей чужим, и жизнь эта тоже была не для нее.
Эмма легла на широкую постель – в последний раз. Она решила, что пора прощаться. С пустыми надеждами, с мечтами, которым не суждено сбыться, с домом, который так и не стал ее собственным. Завтра она скажет Герти, что пора возвращаться в Лондон. Там леди Селдейн найдет ей мужа, такого, который ни в чем ее не упрекнет. Потом у них появятся дети. Да, дети! Они заполнят пустоту, образовавшуюся в ее душе.
Она не забеременела в ту ночь… Сложись все иначе, сейчас она носила бы его ребенка…
Завтра она подумает о том, как будет жить дальше, а сегодня позволит себе немного помечтать. В последний раз.
– Я хочу побыстрее решить все эти вопросы, – Киллоран сел в кресло и вытянул ноги.
– К чему такая спешка? Этот постоялый двор кажется вполне приличным, а за окном быстро темнеет. Завтра утром мы поедем на место и осмотрим дом и землю. После этого подпишем необходимые бумаги, и вы будете вольны отправиться куда угодно. Это ведь все, чего вы хотите?
– Это все, чего я хочу.
– Тогда отдыхайте и наслаждайтесь нашим обществом, – Натаниэль так и лучился бессердечным весельем. – Я заказал хозяину бутылку кларета, а если верить запахам, доносящимся с кухни, ужин будет чудо как хорош. Комнаты здесь чистые, постели пахнут лавандой…
– Не думаю, чтобы вы с Барбарой обращали внимание на такие мелочи, – кисло заметил Киллоран. – А постоялый двор этот, к твоему сведению, всегда славился отличной стряпней. Вам она должна понравиться. Разве что за последние двенадцать лет повар умер…
– Так вы здесь бывали?
– Доводи-и-илось. Ну сам подумай: это единственный постоялый двор, расположенный поблизости от нашего поместья.
– Вот оно что… Тогда вы наверняка должны знать, лавандой ли раньше перекладывали простыни в здешних шкафах.
– Что стало с тем невинным юношей, который прибыл в Лондон, одурманенный мыслями о мисс Поттл? – хмуро поинтересовался Киллоран.
– Его наставил на путь истинный добрый старший родственник. Теперь я не невинный юноша, а муж прекраснейшей из женщин и чувствую себя на седьмом небе от счастья. Думаю, счастливее меня может сделать только отцовство.
– Да откуда ты можешь это знать? – изумился Киллоран. – Ты женат всего месяц.
– Разве этого недостаточно?
– Не знаю, смогу ли я выдержать твое общество еще хоть минуту, – простонал граф. – У меня сейчас будет приступ лихорадки.
– Что, граф, не слишком приятно смотреть на чужое счастье? А кто в этом виноват? Вы сами отослали ее прочь.
От последних слов Киллоран скривился, но ответить постарался спокойно:
– Я ничего не имею против чужого счастья. Но смотреть на идиотское блаженство, написанное на ваших лицах, выше моих сил. Все, я пойду погуляю.
Как только он встал, в зал вошел хозяин постоялого двора с бутылкой вина в одной руке и двумя стаканами во второй.
– А вот и наш кларет! Не уходите, Киллоран, – попросил Натаниэль.
Услышав, к кому обращается его гость, старик замер. В глазах его блеснули слезы.
– Ваша милость! – Голос хозяина дрожал. – Это на самом деле вы?
– Да, это я, Райан, – спокойно ответил граф.
– Какое счастье! – старик поставил бутылку и стаканы на стол и вытер глаза кулаком. – Вы все-таки вернулись домой.
– У меня здесь больше нет дома, – Киллоран прикрыл глаза. – Землю эту я не считаю своей…
– В том, что произошло, не было вашей вины, милорд, – замахал руками хозяин постоялого двора. – Разве вы не поняли этого за годы, которые провели вдали от родины? Вы были так молоды и горячи – истинный сын Ирландии…
– За мою горячность поплатились отец с матерью.
– В этом не было вашей вины, – повторил Райан. – Мерзавцы, которые убили ваших родителей, тоже долго не прожили…
– Они приходили за мной, а не за родителями, – возразил Киллоран. – А я в то время был в отъезде – обсуждал с другими молодыми и горячими, как противостоять гонителям нашей веры.
– Не браните себя за это… Теперь уж ничего не вернешь… Главное, что вы вернулись в Ирландию.
– Мне очень жаль, Райан, но я здесь лишь для того, чтобы продать другу свою землю. Потом я снова уеду, навсегда.
Старик перевел взгляд на Натаниэля.
– У нас будет еще один английский помещик? – он снова смотрел в глаза Киллорану. – Неужели вы сможете так поступить? Не верю. Когда вы пройдетесь по этим полям, подышите ирландским воздухом, вам самому не захочется уезжать.
Райан пребывал в преклонных годах уже тогда, когда сам Киллоран был восторженным юнцом. Граф смотрел на хозяина постоялого двора, стараясь скрыть усталость и… отчаяние.
– Прости, старик, но я действительно приехал сюда в последний раз. Я пройдусь по этим полям и подышу ирландским воздухом. А потом продам свою землю английскому помещику и никогда больше не вернусь сюда, – сказав это, Киллоран развернулся и вышел на улицу.
Шел он медленно – той ленивой походкой, что отличает аристократа от человека, вынужденного зарабатывать себе на хлеб трудом. Но так продолжалось лишь до тех пор, пока граф был в поле зрения тех, кто мог его видеть. После этого он зашагал энергичнее, невзирая на слабость и боль в плече.
Конечно, Киллоран помнил путь к своему дому – через луга, сквозь заросли кустарника, мимо ручья, разлившегося после весенних дождей. Граф больше не мог обманывать себя – он не в силах ждать. Ему нужно увидеть дом и на его пороге повторить себе, что все это для него ничего не значит. Прошлое осталось в прошлом. Ничто уже не привязывает его к этой стране, земле, семье.
Граф и сам не знал, что именно ожидал увидеть. Двенадцати лет, конечно, было недостаточно для того, чтобы стены рухнули, а крыша провалилась. На первый взгляд в сумерках дом выглядел таким же, как прежде. И лишь подойдя поближе, Киллоран разглядел давно не чищеные дорожки и заколоченные окна. Он постоял, наблюдая за тем, как заходящее солнце скользит по стеклам окон второго этажа.
И тут на графа нахлынули воспоминания. Как наяву, он увидел мать – такую красивую и веселую, потом отца – спокойного и доброго. Родители погибли, а сам он покинул Ирландию, чтобы никогда больше не возвращаться сюда. Но пришлось… Единственное, что сейчас у него осталось, – это поместье, где он вырос и когда-то был очень счастлив… до тех пор, пока отец не унаследовал после брата титул, который был ему совершенно не нужен…
Подойдя еще ближе, Киллоран заметил, что два окна на втором этаже распахнуты. Входная дверь тоже была открыта, и вообще дом, невзирая на то что кругом царило запустение, выглядел так, словно ждет хозяев.
В душе графа шла мучительная борьба. Он не желал поддаваться чувствам. Никаким! Он и так стал на себя не похож – сначала влюбился в Эмму, а теперь готов прослезиться на пороге старого дома. Но Эмме он дал понять, что ей нет места в его жизни, а дому и понимать ничего не нужно.
Между тем, ступив на порог, Киллоран сразу почувствовал, что внутри кто-то есть. Он уловил запах щелока и свежести, словно недавно кто-то вымыл полы. Они действительно оказались чистыми. Наваждение…
Граф стал подниматься по лестнице, не зная, чего ему ожидать – то ли эльфов и фей из сказки, то ли злодеев из реальной жизни. Но разве злодеи моют полы в доме, где двенадцать лет никто не живет?
На пятой ступеньке широкая дубовая лестница скрипнула. Киллоран помнил этот звук с детства, и сейчас он стал предвестником чего-то неведомого. В доме царило безмолвие, и все-таки он был тут не один.
Кто здесь, черт побери? Где искать это чистоплотное привидение или забредшего переночевать странника, он уже знал.
Когда-то первая спальня слева принадлежала его родителям. Это было еще до того, как отец стал графом, и они переехали в родовую усадьбу Киллоранов – место, которое он сам ненавидел. А здесь, в старом поместье, он был счастлив…
Киллоран вошел в спальню и сразу направился к окнам. С улицы тянуло свежим, холодным воздухом. Он закрыл оба окна, повернулся и увидел ее.
Граф знал, при всей невозможности этого знания, что найдет ее здесь. Сейчас он смотрел на Эмму, мирно спящую на широкой кровати его родителей, и не удивлялся тому, что видит. На ней было платье цвета весны – светло-зеленое, рыжие волосы перевязаны белой лентой, на щеке – след пальцев руки, испачканной пылью. Так вот кто моет полы в его доме…
Туфли Эммы, слишком маленькие для такой высокой и не худенькой девушки, были сброшены около кровати. Она спала, положив ладони под голову, и выглядела при этом беззащитной и очень трогательной.
То ли Эмма услышала, как он закрывал окна, то ли сквозь сон уловила звук его шагов… Она вдруг открыла глаза и тут же в изумлении ахнула.
– Это мой дом, – сказал Киллоран негромко – нужно же было что-нибудь сказать.
Эмма села, прижавшись спиной к резному изголовью.
– Я не знала, – прошептала она. – Мне никто не сказал. Дом был словно живой, но такой заброшенный, такой печальный, что я…
Она сбилась и посмотрела на хозяина печального дома с такой болью и надеждой, что внутри у него все перевернулось.
– Разве дом может быть печальным? – спросил Киллоран, подходя ближе.
– Конечно. Я думаю, он тосковал по тебе. Ему отчаянно не хватало тебя, хотя ты и оставил его, уехал…
– Без меня ему лучше, – граф уже знал, что они говорят не только о доме и оба понимают это.
– Нет, не лучше, – возразила Эмма и тут же задала вопрос по существу: – Как ты оказался в Ирландии? Почему ты пришел сюда? Ты ведь не знал, что я здесь, уж в этом-то я уверена.
Ее глаза и голос лишали Киллорана остатков самообладания. Он попытался собраться с силами и смог сделать это. Граф улыбнулся так, как улыбался на Керзон-стрит.
– Дело в том, что в моей жизни произошли кое-какие изменения. Эта земля и дом – все, что у меня осталось. Больше ничего нет.
– Неправда, – она покачала головой. – У тебя есть я.
Он молчал. В спальне стало совсем темно – ночь вступала в свои права. Все происходящее сейчас здесь было похоже на сон, а во сне ведь можно делать все, что захочется, разве не так? И Киллоран повторил то, что услышал:
– У меня есть ты. Даже не знаю, проклятие это или благословение.
Эмма смотрела на него не отрываясь.
– Все зависит от того, чего ты хочешь – проклятия или благословения, – сказала она еле слышно. – Или от того, хочешь ли ты, чтобы у тебя была я.
– А как ты сама думаешь?
– Могу лишь гадать.
Он понял, что Эмма говорит правду. Она на самом деле не знала, как сильно он ее желал – не только телом, но и душой.
Еще можно вернуть себе – и ей! – свободу. Что мешает ему повернуться спиной к Эмме, к этому дому, где он провел счастливейшие дни своей жизни, к самой Ирландии? Эта девушка начнет новую жизнь. В конце концов, она еще так молода.
Это будет первым его благородным поступком за последние двенадцать лет. Никому и в голову не придет, что он способен на такое, что уж лукавить, самопожертвование. Да, он должен это сделать – ради Эммы.
– Значит, ты предлагаешь мне выбрать? – словно не понял Киллоран. – Я, конечно, ценю твое предложение, но все-таки вынужден отказаться от него.
– У меня теперь есть деньги, – Эмма говорила совсем не то, что хотела сказать. – После отца осталось большое состояние…
– Зачем мне твои деньги?
– Я знаю, что ты и так богат, но…
– Я же сказал, что у меня остался только этот дом, – Киллоран сказал об этом так, словно сообщал, что потерял перчатки. – Удача мне все-таки изменила. Я поставил не на ту лошадь… Стало быть, сей печальный дом да немного земли – вот и все, чем я владею.
Огонек надежды, который еще теплился в глазах Эммы, окончательно погас. «Вот и к лучшему», – подумал Киллоран.
– Почему ты оставил меня тогда в доме кузины Мириам? – внезапно спросила девушка. – Просто ушел, после того как застрелил лорда Дарнли?
Киллоран с напускным равнодушием пожал плечами.
– Я сделал все, что хотел, – он пробежал пальцами по ее волосам. – Ты, конечно, чудо как хороша, милая Эмма, но мне ты больше не нужна.
– Я вижу, – она отвела голову назад. – Похоже, я должна покинуть твои владения.
Девушка хотела встать, но Киллоран не дал ей это сделать – удержал, положив руки ей на плечи. В легком зеленом платье Эмма казалась тоньше и изящнее, чем в черных одеяниях.
– А я-то думал, что владею и тобой.
– Ты же этого не желаешь.
– Эмма! Я, конечно, жесток, бессердечен, а сейчас к тому же еще и небогат. Но почему ты решила, что вдобавок к этому я глуп?
Ему бы следовало уйти. Прямо сейчас. Но Киллоран понимал, что не сможет этого сделать. Еще один раз, только один раз… Он и так обречен гореть в аду. По крайней мере, будет что вспомнить в пламени преисподней.
Граф наклонился и осторожно коснулся губами ее рта. И тут же понял, что не сможет устоять перед искушением.
Дыхание Эммы было теплым и легким. Уже не осознавая, что делает, Киллоран развязал белую ленточку, погрузил пальцы в копну рыжих волос и отдался нахлынувшим чувствам.
Эмма не выразила ни протеста, ни желания ответить. Она просто откинулась на спину и смотрела на склонившегося над ней Киллорана. Хватило этого нарочитого самообладания ненадолго – через минуту Эмма уже застонала.
Последний раз, сказал он себе, снимая с нее платье. Эмма уже расстегивала его камзол, затем рубашку… Киллоран даже не обратил внимания на боль в плече, когда Эмма сорвала ее. Он вообще не осознавал, что она делает, пока не почувствовал вдруг, как Эмма застыла в его руках.
Он знал, что рана еще не до конца зажила. Шрам был ужасный – красный воспаленный рубец, ведь пулю пришлось доставать.
– Он тебя тогда ранил, – прошептала Эмма. – А я и не поняла…
– Обычная царапина, – он прикрыл шрам ладонью.
Эмма встала на колени, и Киллоран залюбовался ее прекрасным телом.
– Ты мне ничего не сказал… – она чуть не плакала. – Так вот почему ты ушел… Тебя ранили, и ты не хотел, чтобы я узнала об этом. Не хотел, чтобы пожалела…
– Да что ты, в самом деле! – уж этого Киллоран точно не мог допустить. – С чего ты взяла, что, если бы Дарнли промахнулся, я поступил бы иначе? И вообще, если у тебя осталась хоть капля здравого смысла, ты сейчас же встанешь и уйдешь! У меня-то его, похоже, нет…
Киллоран не договорил, потому что Эмма наклонилась и поцеловала его. Их губы слились, и граф понял, что этот поцелуй не прервет никакая сила.
И он уже ничего не мог поделать с собой, ибо разум словно оглох, ослеп и онемел, а тело, наоборот, готово было торжествовать.
Ему нужна была Эмма – на этой кровати, в этом доме, на его земле…
Казалось, прошла вечность, прежде чем дыхание его снова выровнялось. Эмма замерла, прижавшись лицом к его груди. Ее запах – аромат лаванды и роз – растворялся в свежем, как сама весна, воздухе Ирландии. В окно лился лунный свет. Все было прекрасно.
Киллоран провел рукой по ее волосам. Эмма подняла голову и взглянула в зеленые глаза:
– Ты действительно хочешь, чтобы я ушла?
На мгновение его рука замерла.
– Сие было бы самым разумным.
– Это не ответ. Ты хочешь, чтобы я ушла?
– У меня совсем не осталось денег. Мне негде жить, кроме этого печального дома… Да и сам я – бессердечный негодяй, которому нет дела ни до кого и ни до чего.
– Ты хочешь, чтобы я ушла?
– Муж из меня получится хуже некуда. Вся наша жизнь будет связана с этим поместьем – никаких развлечений. Большую часть времени я буду проводить с лошадьми, а ты одного за другим рожать детей…
– Ты хочешь, чтобы я ушла?
– Нет, – ответил наконец Киллоран и крепко прижал Эмму к себе.
Эпилог
1785 , Ирландия
– Папа! – требовательный возглас эхом разнесся по всему дому.
Киллоран едва успел войти и сейчас снимал в прихожей сапоги. Он чувствовал приятную усталость и удовлетворение, как всегда, когда возвращался со своего конного завода. Впрочем, его старшую дочь Летицию сейчас интересовало совсем не это.
– Что ты хочешь мне сказать, детка? – он погладил девочку по спутанной копне медно-рыжих волос. В мать она пошла не только волосами – для своих девяти лет Летиция была очень высокой.
– Мама сказала, что она скоро сойдет с ума. И я, кстати, тоже. Близнецы ссорятся весь день напролет, у малыша режутся зубки, а Колин играла с моей лучшей куклой – той самой, которую мне прислала из Лондона леди Селдейн, – голос Летиции звенел от возмущения. – И к чему, скажи на милость, маме столько детей, а мне братьев и сестер? – она воззрилась на отца в ожидании ответа.
– Чтобы жизнь не казалась вам скучной, – улыбнулся Киллоран и направился к лестнице.
Сверху доносились детские вопли, сквозь которые время от времени прорывался негодующий голос Эммы. Граф рассмеялся и обернулся к старшей дочери:
– А у нас новый жеребенок.
– Дейлили ожеребилась? – Летиция расцвела улыбкой и тут же нахмурилась: – И ты мне не сказал?
– Как не сказал? Вот только что.
На верхней площадке появилась Эмма. На руках у нее был ребенок. Малыш горько плакал, но, увидев отца, заулыбался прямо сквозь слезы.
– И что только заставило меня выйти за тебя замуж? – графиня Киллоран явно не спешила разделить счастье своего младшего сына.
– Полагаю, ты хотела получить титул, – предположил граф.
– Нечего мне тут улыбаться, – Эмма решительно сунула ему в руки малыша – Нужно было мне выйти за Натаниэля… За эти десять лет у них с Барбарой родилось всего двое детишек – такие спокойные, такие благовоспитанные. Живут люди в свое удовольствие… А что получила я?
– Очевидно, ты получила то, что хотела, – Киллоран пожал плечами. – А где наши слуги?
– У Нэнни болят зубы. Шэрон и Бриджет пошли в церковь, а кухарка – на кухне, где ей и положено быть.
– Все ясно. Ну что же, моя радость, если у нас так много детей, почему бы нам не избавиться от некоторых?
Томас, положив голову на отцовское плечо, сосал большой палец. Колин застыла на пороге комнаты, которую делила со старшей сестрой. На лице у девочки, слышавшей этот вопрос, мелькнуло недоумение. Близнецы Мэри и Рон в кои-то веки замолчали и воззрились не друг на друга, а на родителей.
Эмма переводила взгляд с одного своего ребенка на другого, и в ее карих глазах замелькали искорки смеха.
– Нет! Оставляем всех. Я люблю этих маленьких разбойников, хотя время от времени они сводят меня с ума. Давай дадим им еще один шанс!
– Ну что же, я не возражаю, – согласился Киллоран. – Если, конечно, ты не предпочтешь отправить их на конюшни.
– Для этого мы еще малы, – вздохнул Рон. – А то бы мы с удовольствием. Правда, Мэри?
Сестра кивнула.
– Пожалуй, верно, – Киллоран сделал вид, что задумался. – Но вас ведь можно отдать кому-нибудь в обучение. Скажем, лудильщикам.
– Если нас отдать в обучение, вам придется платить за это деньги, – заметила рассудительная Колин.
– Тогда просто выставим их из дома? – Киллоран повернулся к жене.
– Да ты не способен выставить из дома даже никого из собак, – фыркнула Летиция. – Всем известно, что у тебя самое доброе сердце во всей Ирландии, папа.
– Боюсь, найдутся такие, кто с тобой не согласится, – усмехнулся Киллоран. – Ладно, если уж я не способен быть с вами строгим, может быть, это удастся вашей матери.
– Маловероятно, – Эмма притянула к себе близнецов. – Нет ничего хуже, детки, чем раскаявшийся негодяй. Жизнь с таким человеком – сплошное несчастье.
– Это наш папа, да? Раскаявшийся негодяй? Я тоже буду таким, – Рон всегда и во всем старался подражать отцу. – И ты, Мэри?
Киллоран, словно в ужасе, закатил глаза.
– Знаете что, дети? Идите на конюшню и попросите Билли показать вам нового жеребенка. А ваша мать пока получит передышку на четверть часа, – граф передал Томаса Летиции.
– Передышку на четверть часа? Неслыханная милость, – хмыкнула Эмма, но дети уже сбегали по лестнице.
В доме наступила полная тишина, и это было удивительно.
– Что, любовь моя, слишком много детей? – шепнул Киллоран жене.
– Да нет, – она удивленно подняла брови.
– Значит, слишком много Ирландии? Мы не выбирались никуда уже целых десять лет.
– Тоже нет.
– А как начет твоего мужа – раскаявшегося негодяя? Не устала от него?
– У меня лучший муж в мире, – Эмма расплылась в улыбке.
– Тогда будем надеяться, что Билли удастся задержать детишек подольше, чем на четверть часа, – Киллоран показал жене глазами на спальню.
Ответом ему стала соблазнительная улыбка.
