Текст книги "Кристалл Сингер"

Автор книги: Энн Маккефри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

«Конечно, нет», – сказал он, расхохотавшись. Он схватил её руку и, несмотря на её негодование, с обычным для неё эффектом поцеловал ладонь. «Это не моя привилегия, дорогая. Это привилегия, которую ты мне даровала. Я хотел – и не сомневаюсь в этом, пока ты помнишь – узнать тебя до того, как ты пойдёшь на стрельбище».

«Раньше?» Она уловила этот тонкий акцент.

Он сложил из посуды кучу и засунул ее в мусорное ведро.

«Прежде чем поющий хрусталь обожжёт твою кровь».

Он повернулся, и она увидела печаль в опущенных уголках его рта.

«Но вы пели хрусталь?»

Он положил обе руки ей на плечи, глядя на неё сверху вниз. В его глазах не было никакого выражения; черты лица оставались неподвижными, а линия губ – бескомпромиссной.

«Ты хочешь сказать, что после того, как я спою, я перестану быть полезной. Или ещё больше не принесу тебе пользы?» Она предложила ему несколько вариантов.

Вместо того чтобы отвергнуть хоть одно из них, он подхватил ее сопротивляющееся тело на руки и, смеясь, кружил ее все сильнее и сильнее прижимая к себе.

«Моя дорогая, я буду любить тебя до завтрашнего утра, а потом… отведу… тебя к твоим саням и к Моксуну. Ты приложишь все усилия, как только Моксуну продемонстрирует искусство Резчика на настоящем лице, чтобы найти притязания Кеборгена. Когда ты вернёшься из своего первого путешествия», – и он загадочно рассмеялся, – «я всё ещё буду Мастером Гильдии. Но ты», – и тут он поцеловал её, – «станешь поистине Хрустальной Певицей».

Тогда он не дал ей говорить; и они не вернулись к теме своих занятий.

На следующее утро Ланзецки, встретив его и капризного Моксуна в комнате подготовки лётного офицера, была в полном расцвете сил. Она была в ангаре, проверяла свои сани, с любовью вставляя резак в крепления, чувствуя едкий, химический запах нового пластика и металла от обкатки двигателя.

Моксун не соответствовал представлениям Киллашандры о пастухе для её первой поездки в опасные Майлкейские горы. Его сомнения несомненны были по его косым взглядам. Этот хрупкого телосложения мужчина, вероятно, всегда имевший морщинистый вид, выглядел старым, что было довольно странно для Кристальной певицы. Он также выглядел крайне раздражённым, поскольку ремонтник вежливо объяснял, почему так долго чинили его сани.

Поскольку Ланзецкий объяснил ей, что важнейшей квалификацией Моксуна как ее проводника было то, что он, как известно, занимался промыслом в районе залива, Киллашандра поняла, что задержка была надуманной.

«Конечно, помните, Моксун, что только бонус обеспечит вам безопасную посадку за пределами планеты», – сказал Ланзеки, ловко вступая в разговор. «Говорит Киллашандра Ри. Ведущий диктофон! Моксун, это будет непрерывно транслироваться в вашей каюте. Вы присматриваете за Киллашандрой Ри в соответствии с Разделом 53, параграфами с первого по пятый. Она осознаёт, что не имеет права ни на что, что она может урезать под вашим руководством по вашему требованию. Она имеет право остаться с вами на два рабочих дня, прежде чем отправится добиваться своего. Она никогда не будет пытаться вернуться к вашему требованию в соответствии с Разделом 49, параграфами 7, 9 и 14. Киллашандра Ри, вы…» И Киллашандра поймала себя на том, что повторяет, утверждает, клянётся, под строгим наказанием, наложенным Гильдией Гептитов, что она будет подчиняться строгим требованиям двух разделов и упомянутых параграфов. Моксуну также потребовалось подтвердить свою готовность, что было вынуждено, сверх предложенной премии, инструктировать ее по огранке хрусталя в течение двух дней, как это разрешено правилами и положениями Гильдии.

Повторение Моксуна было настолько омрачено молчанием и подсказками Ланзеки и лётного офицера, что Киллашандра уже почти решила расторгнуть контракт. Ланзеки привлёк её внимание, и её бунт закончился.

После официальной записи копии были подключены к коммуникационным модулям обоих саней. Лётчик проводил Моксуна к его машине, слегка накренившейся влево и потрёпанной, несмотря на свежую краску, которая пыталась скрыть следы недавнего ремонта на фоне старых вмятин. Ланзецкий шагал рядом с Киллашандрой к её новеньким саням.

«Используй повтор, когда он колеблется. Твой переключатель настроен на его».

«Вы уверены, что Моксун – это правильно…»

«Для твоих целей, Киллашандра, он единственный», – тон Ланзецкого не допускал возражений. «Просто не доверяй ему ни в чём. Он слишком долго резал хрусталь и слишком долго пел в одиночестве».

«Тогда почему…» Теперь Киллашандра была совершенно взбешена.

Ланжецкий взял ее под локоть и наполовину поднял ее, посадив в сани.

«Его руки автоматически сделают то, что вам нужно увидеть. Смотрите, как он режет, что он делает, а не что говорит. Прислушивайтесь к своим внутренним предостережениям. Смотрите метеорологический отчёт так часто, как только вспомните о нём. К счастью, вы будете вспоминать о нём достаточно часто в первую же поездку. Песах через семь недель. Штормы могут разразиться за несколько дней до фактического соединения. Да, я знаю, вы всё это знаете, но стоит повторить. Он уже здесь и в строю. Сейчас нет времени. Следуйте за ним. Карты залива переведены на мгновенный просмотр. Не забудьте взять с собой кристалл, как только закончите резать, Киллашандра!»

Он тактично организовал её отъезд, подумала Киллашандра, не дав ей времени ни на сожаления, ни на личное прощание. Вчера, напомнила она себе, он был Ланзецки. Сегодня он – Мастер Гильдии.

Справедливо.

Моксунь взлетел как раз в тот момент, когда она включила двигатель саней. Его аппарат даже в воздухе покачивался, словно человек с одним плечом выше другого. Несмотря на серьёзные сомнения в Моксуне, Киллашандра испытала прилив радости, выкатывая сани из ангара. Наконец-то она будет резать кристалл. Наконец-то? Она была первой из класса 895. Она подумала о Римболе и поморщилась. Ей следовало хотя бы оставить ему вызов, объяснив своё отсутствие. Потом она вспомнила, что звонила ему, но он остался без ответа. Этого могло хватить!

Боллукс, но этот дурак Моксун мчался, как испуганный мухомор! Она увеличила скорость своих саней, приблизившись к нужной дистанции. В странной смене направления Моксун теперь направился на север и снизился, скользя по первым складкам хребта Майлкей. Находясь над ним, она заметила его второй, восточный, сдвиг, а затем он исчез над высокой складкой. Она снизилась до почти зависания, осматривая оба конца обрыва по мере приближения. Он завис на северном конце разлома. Она уловила слабый отблеск солнечного света на оранжевых саней, затем полетела к следующему оврагу, словно не заметила его, и повторяла его тактику, пока он не появился на южном краю, как она и ожидала.

«Твитхед забыл, что я должна следовать за ним», – сказала она и включила повтор. Тот, что был в его санях, должен был передать сообщение. Она глубоко вздохнула, смирившись с долгим и трудным днём, но внезапно его сани показались в поле зрения, и Моксун даже не попытался ускользнуть от неё.

Она проверила его новый курс – на юг в четыре часа, что было верным направлением для конечного пункта назначения Моксуна. Она задумалась, как долго можно доверять подкреплению, полученному в результате повтора. Прямой рейс доставил бы их в район залива за два часа, учитывая разумную скорость, которую поддерживал Моксун.

Она, возможно, не знала, куда он ее ведет, но у нее было преимущество перед ним: новые сани, способные развивать скорость и маневренность.

Даже на прямом курсе Моксунь летел нестабильно. На его уровне не должно было быть ни термических потоков, ни сильных воздушных потоков, но его сани подпрыгивали и качались. Неужели он пытался вызвать у неё воздушную рвоту, следуя за ней?

Почему Ланжецкий выбрал именно этого человека? Из-за его плохой памяти!

Потому что, как только Моксуну удастся совершить желаемое путешествие за пределы планеты, он, в отличие от кристальных певцов, прослуживших долгие годы, не вспомнит, что привёл некую Киллашандру Ри в пределы залива. Что ж, это было логично со стороны Ланзеки, при условии, что она также сможет найти притязания Кеборгена. Раньше остальных, которые его искали. Очевидно, Ланзеки поддерживал её.

«Как только певец вырежет определённую грань, ему достаточно будет лишь находиться в её пределах, и он почувствует притяжение звука», – сказал Консера. «Ваше улучшенное зрение поможет различать цвет кристалла под штормовой плёнкой, подстилающей породой и трещинами. Поймайте солнце под правильным углом, и огранённые кристаллы будут ослепительно чистыми».

Фразы и советы потоком роились в голове Киллашандры, но, глядя вниз на волнистые складки хребта Майлкей, она серьезно усомнилась в том, что когда-либо найдет что-либо в такой однородной стране.

Километры во всех направлениях текли по схожим узорам складок, хребтов, долин, ущелий.

Внезапная вспышка пронзительного света заставила её вцепиться в хомут саней, чтобы удержать равновесие. Она посмотрела вниз и увидела оранжевый кусок верха саней, наполовину скрытый навесом, глубоко в овраге; его выдавали только люминесцентная краска и высота, на которой она находилась. На самом высоком из окружающих хребтов виднелось пятно краски, обозначающее право на владение.

Эта кристальная вспышка, столь же невероятная, как и все остальное, что происходило с ней в последнее время, подтвердила, что некоторые другие невероятные вещи также могут быть правдой на Баллибране.

Фардлс! Куда подевался Моксун? Во время её короткой рассеянности оранжевые сани старого певца исчезли из виду. Она прибавила скорость и мельком увидела оранжевую корму, петляющую по глубокому оврагу. Не меняя высоты, она подстраивалась под его осторожное движение вперёд, включив экран с увеличением. Поскольку сани были хорошо видны, она не стала возобновлять запись. Он мог легко врезаться в один из необычных каменных выступов, окаймляющих каньон, если бы она его спугнула.

Она проверила направление; Моксуна ушёл на север к 11 часам. Внезапно он поднялся и перевалился через хребет, спустившись в более глубокую, затенённую долину. Она нырнула, быстро заметив, что глубина уходит на юг. Если он не перевернётся через промежуточную складку, Моксуну придётся следовать южным курсом. Это ущелье, извилистое и упрямо тянулось на юг к 4 часам. Она не видела Моксуна в тени, но больше ему быть негде.

Длинный изгиб ущелья закончился завалом из обломков, образовавшимся в результате эрозии более высокой антиклинали. Моксуна нигде не было видно. Он должен был быть в

ущелье, скрываясь в тени. Затем она увидела, как на хребте полыхает выцветший участок. Даже в климате Баллибрана, казалось, требовались десятилетия, чтобы он так сильно разложился. На отменённом участке всегда красовалась зелёная отметка – хотя она ни разу не видела ничего подобного во время своих поисков Моксуна.

Она осторожно спустила сани с осыпи в ущелье. В некоторых местах склоны почти соприкасались; в других ей открывался вид на изгибающиеся хребты. Что-то блеснуло в слабом солнечном свете, проникавшем сквозь ущелье. Она увеличила увеличение и с удивлением увидела тонкий ручей, петляющий по дну ущелья. В заблокированном месте озера не было, поэтому она предположила, что ручеёк уходит под землю в поисках выхода к заливу.

Она начала беспокоиться, когда поворот дороги открыл ей более широкую долину; оранжевые сани были припаркованы справа, на затененном выступе, который был бы невидим для всех, кроме тех, кто искал напрямую в этом конкретном каньоне.

Она включила повтор и увеличила громкость так, чтобы голос Ланзецкого эхом отдавался от каменных стен, пока Моксун скользил и скользил к ней, надежно держа над головой резак для кристаллов.

«Требуй прыгуна! Требуй прыгуна!» – закричал он, спотыкаясь и подбираясь к выступу, на котором она поставила свои санки. Он включил резак, держа его перед собой, и приблизился к дверце её саней.

«В соответствии с разделом 53, пунктами 1–5…», – раздался звук повтора.

«Ланзецки!» Он с тобой? – Моксун дико огляделся по сторонам и над собой, ища другие сани.

«Воспроизведение!» – крикнула Киллашандра сквозь усиленный голос Ланзеки. «Я не собираюсь прыгать. Ты меня наставляешь. Ты получишь бонус». Она использовала свой голосовой тренинг, чтобы пропустить своё сообщение сквозь паузы записи.

«Это я?» – Моксун обвиняюще указал на свои сани, из которых доносился его собственный неуверенный голос.

«Да, ты сегодня утром записал запись. Ты обещал помочь мне с бонусом».

«Бонус!» Моксун опустил резак, хотя Киллашандра ловко отодвинулась подальше от его острия.

«Да, премия, согласно разделу 53, пунктам 1–5.

Помнить?'

«Да, я так думаю», – Моксун звучал не очень уверенно. «Это ты сейчас говоришь».

«Да, обещаю соблюдать раздел 49, пункты 7, 9 и 14. Я пробуду у вас всего два дня, чтобы понаблюдать за работой мастера по огранке хрусталя. Ланжецкий так вас рекомендовал. Один из лучших».

«Этот Ланжецкий! Ему нужен только огранённый хрусталь», – хмыкнул Моксун с угрюмым осуждением.

«На этот раз у тебя будет бонус, который позволит тебе покинуть этот мир».

Резак теперь был направлен вниз, пальцы усталого старика так слабо сжимали рукоятку, что Киллашандра надеялась, что он его не выронит. Ей часто говорили, как легко эти ужасно дорогие вещи ломаются.

«Мне нужно убираться из Баллибрана. Мне нужно. Поэтому я и сказал, что буду пастухом». Опустив голову, Мокшун разговаривал сам с собой, игнорируя повторяющиеся утверждения.

Внезапно он взмахнул кончиком резака и угрожающе двинулся на неё. Киллашандра отползла назад, насколько это было возможно, по выступу.

«Откуда мне знать, что ты не вернешься сюда, когда я буду за пределами планеты, и не откажешься от своих притязаний?»

«Я опять не смогла найти это чёртово место», – взорвалась она, взрывая гнев. Скрытность в обращении с фанатиком была бесполезна. «Понятия не имею, где нахожусь. Мне приходилось не спускать с тебя глаз, пока ты скакал туда-сюда. Ты что, забыл, как управлять санями? Ты совсем забыл о совершенно законном соглашении, которое заключил всего пять часов назад!»

Моксун, с подозрительными глазами, прищурился и медленно опустил катер.

«Ты знаешь, где ты».

«В четыре часа на юг – это всё, что я знаю, чёрт возьми, и, несмотря на все изгибы и повороты этого проклятого ущелья, мы можем быть на севере в десять. Какое, чёрт возьми, это имеет значение?

Покажите мне, как резать хрусталь, и я уйду через час».

«Кристалл за час не огранишь. Не как следует», – саркастически презрительно ответил Мокшун. «Ты ничего не смыслишь в огранке хрусталя».

«Ты совершенно прав. Я – нет. И ты получишь огромный бонус за то, что покажешь мне.

Покажи мне, Моксун.

С помощью уговоров, возмутительной лести, постоянного повторения таких слов, как «бонус», «Ланцеки ожидает», «не от мира сего» и «блестящий Каттер»,

Она успокоила Моксуна. Она предложила ему что-нибудь поесть, прежде чем показать ей, как резать, и позволила ему думать, что её обманули и она предлагает ему что-нибудь из своих запасов. Для худощавого мужчины у него был очень хороший аппетит.

Сытый, отдохнувший и напичкавший её, как она знала, кучей чепухи о углах наклона солнца, рассветах и закатах, о прогулках по тёмным оврагам, чтобы услышать, как просыпается или засыпает кристалл, Моксунь не проявил ни малейшего желания взяться за резак и приступить к выполнению своей части сделки. Она пыталась придумать, как бы потактичнее предложить ей это, когда он внезапно вскочил на ноги, вскинув руки, чтобы приветствовать луч солнечного света, который, наклонившись по оврагу, ударил в их сторону прямо за носом его саней.

Странный звук пронзил камень, на котором сидел Килашандра. Мокшун схватил свой резак и заерзал, издав радостный хохот, который перешёл в тонкий, чистый звон ля-диез ниже средней ноты до. Мокшун запел в теноре.

И часть оврага ответила!

К тому времени, как она добралась до него, он уже кромсал поверхность розового кварца, которую заслонили его сани. Почему старый…

Затем она услышала плач кристалла. При всех прочих недостатках, Моксуна обладал поразительным для столь пожилого человека объёмом лёгких. Он держал точную ноту даже после того, как его резак с заострённой гранью вырезал пятиугольник из неровного выступа кварца, который сверкал разными гранями, когда солнечный свет двигался. Диссонанс, начавшийся по мере того, как он углублялся в грань, был настолько глубок, что Киллашандра содрогнулась до зубов. Это было гораздо хуже, чем перенастраивать кристалл. Она замерла от неожиданной боли, инстинктивно испустив крик, заглушающий звук. Агония превратилась в две ноты, чистые и ясные.

«Пой!» – закричал Моксун. «Держи эту ноту!» Он перенастроил свой инфразвуковой резак и сделал второй надрез, подрезал его, снова спел, настроил резак и вонзил лезвие шестью аккуратными взмахами вниз. Его худое тело дрожало, но руки были удивительно устойчивы, когда он резал и резал, пока не достиг края. С ликующей нотой он подпрыгнул в новое положение и сделал нижний надрез для четырёх одинаковых кристаллов. «Мои красавицы. Мои красавицы!» – проворковал он и, аккуратно положив резак, помчался к своим саням, появившись через несколько секунд с коробкой. Он всё ещё напевал, упаковывая детали. В его движениях была странная двойственность, спешка и неохота, ибо его пальцы ласкали стороны восьмиугольников, когда он убирал их.

Килашандра не двигалась с места, ошеломлённая как встречей с кристаллом, так и его ловкостью. Когда она вздохнула, чтобы снять напряжение, он издал невнятный крик и потянулся за резаком. Он мог бы отрезать ей руку, но споткнулся о картонную коробку, дав ей фору, когда она бросилась обратно к его саням, споткнулась о них и нажала кнопку повтора, прежде чем закрыть дверцу. Резак зацепился за кончик резака.

И Ланзеки предложил ей отправиться с этим неистовым маньяком? Голос Ланзеки раздался, отразился и заставил часть скалы над санями зарезонировать.

«Прости меня, Киллашандра Ри», – сказал Моксун с ноткой искреннего раскаяния в голосе. «Не сломай мой резак. Не закрывай дверь».

«Как я могу тебе доверять, Моксун? Ты сегодня дважды чуть меня не убил».

«Я забываю. Я забываю», – в голосе Моксуна слышались рыдания. «Просто напомни мне, когда я буду резать. Этот кристалл заставляет меня забыть. Он поёт, и я забываю».

Килашандра закрыла глаза и попыталась отдышаться. Этот человек был так жалок.

«Я покажу тебе, как резать. Честно».

Записанный голос Моксуна должным образом подтверждал его готовность быть её пастырем, согласно Разделу 53. Она могла сломать его резак, если бы на дверь надавила ещё на один сантиметр. Её собственный голос звенел в ушах, подтверждая и уверяя, что нужно соблюдать Раздел и Параграф.

«Ты бы лучше показал мне что-нибудь о резке хрусталя, что я

не могли учиться в Комплексе».

«Я покажу тебе. Я покажу тебе, как найти песню в скалах. Я покажу тебе, как найти кристалл. Любой дурак сможет его огранить. Сначала его нужно найти. Только не закрывай дверь!»

«Как мне удержать тебя от попыток убить меня?»

«Просто поговори со мной. Включи повтор. Просто поговори со мной, пока я режу. Верни мне мой резак!»

«Я говорю с тобой, Моксун, и открываю дверь. Я не повредил резак». Первое, что он сделал, когда она ослабила нажим, – осмотрел кончик. «А теперь, Моксун, покажи мне, как найти песню в скалах».

«Сюда, сюда». Он проковылял к выступу. «Видишь…» – и его палец провёл по едва различимой линии разлома. «И здесь». Сквозь покрывающую землю отчётливо проглядывал отблеск кристалла. Он потёр его, и солнечный свет заиграл на кристалле. «В основном солнечный свет подсказывает, где, но нужно видеть.

Смотри и видишь! Кристалл лежит плоскостями, то так, то этак, иногда по сгибу, иногда под прямым углом. Ты уверена, что не найдёшь дорогу обратно? Он бросил на неё нервный взгляд.

«Положительно!»

«Роза всегда падает на юг. Поверьте, это так». Он легонько провёл кончиками пальцев по краю обрыва. «Я раньше этого не видел. Почему я раньше этого не видел?»

«Ты ведь не смотрел, Моксун?»

Он проигнорировал её. Сначала Киллашандра подумала, что поднялся ветерок, хотя в этом глубоком ущелье это было маловероятно. Затем она услышала слабое эхо и поняла, что это напевает Моксун. Он приложил одно ухо к каменной стене.

«А, вот. Я могу здесь резать!»

Он так и сделал. На этот раз хрустальный крик был ожидаемым и не был таким обжигающим. Она также не спускала с Моксуна глаз, особенно когда он заканчивал огранку. Она принесла ему картонную коробку, отнесла её обратно и убрала, всё время разговаривая или заставляя его говорить с ней. Он действительно умел огранять хрусталь.

Он знал, как его найти. Ущелье с юга было покрыто полосами розового кварца. Моксуну, вероятно, удалось бы закрепить свои права на оставшуюся часть своей жизни в Гильдии.

Когда солнце скрылось за восточным краем ущелья, он резко прекратил работу и сказал, что голоден. Киллашандра накормила его и выслушала его бессвязную болтовню о трещинах, разрезах и чужеродных телах, под которыми он подразумевал некристаллическую породу, которая обычно разрушает кристаллическую жилу.

Вспомнив о дурном мнении Энтора о розовом кварце, она спросила Моксуна, ограняет ли он другие цвета. Вопрос был неуместным, потому что Моксун устроил истерику, заявив, что всю свою трудовую жизнь занимался огранкой розового кварца, которая гораздо длиннее, чем жизнь её родителей, бабушек и дедушек, и что ей следует заниматься своими делами. Он пошёл к своим саням.

Предусмотрительно заперев дверь, она устроилась поудобнее. Она не была уверена, что сможет выдержать или пережить ещё один день с параноидальным Моксуном. Она ни на секунду не сомневалась, что шаткое взаимопонимание, которого ей наконец удалось достичь, за одну ночь исчезнет в его кристаллизованном мозгу.

В прохладной темноте ущелья, где ночь заставляла скалы трещать и звенеть, она думала о Ланжецком. Он хотел узнать её, сказал он, ещё до того, как она запела о кристалле. Теперь эта фраза звучала одновременно и как благословение, и как явное проклятие. Неужели одна поездка к Хрустальным горам так сильно её изменит? Или их ночь и день вместе образовали между ними некую связь? Если так, то Ланжецкому предстоит быть очень занятым в ближайшие несколько недель, укрепляя связи между Джезери, Римболом, а затем и чувством юмора Киллашандры, превосходящим её мерзкие капризы. Ланжецки, может быть, и хитёр, но не настолько же хитёр!

К тому же, никто из остальных не совершал переходов Майлкея и не проявлял чувствительности к чёрному кристаллу. Это было стечение обстоятельств. И он сказал, что ему нравится её общество. Ему, Ланзеки, нравилось её общество. Но Ланзеки, Мастер Гильдии, отправил её с обезумевшим Моксуном.

Киллашандра установила свой будильник на восход солнца, чтобы выйти из ущелья до того, как проснется Моксун.

ГЛАВА 9

Она проснулась в темноте от странного звона. Осторожно высунула голову из дверцы саней, сначала посмотрев в сторону Моксуна. Там не было никаких признаков жизни. Она посмотрела вверх, между отвесными стенами ущелья, на светлеющее небо. После вчерашней игры в прятки с Моксуном она оценила все опасности полумрака для навигации. Ей также не хотелось оказаться рядом, когда проснётся старый Хрустальный Певец.

Она проверила, закрыты ли и надёжно ли закреплены все её шкафчики – автоматическое действие, освоенное во время обучения на симуляторе полёта. К счастью, она совершала «тёмные» посадки и взлёты в воображаемых неглубоких каньонах и глубоких долинах, хотя жалела, что не уделяла больше внимания местности сразу за территорией Моксуна. Она не могла рисковать, повторяя вчерашний маршрут к лавине.

Она пристегнулась в кресле, выключила двигатель на минимальную мощность, поднявшись на полметра по вертикали и на десять метров по горизонтали, затем активировала верхний сканер, чтобы убедиться в наличии у нее зазоров.

Небо было достаточно светлым для её целей, но ещё не тронуто восходящим солнцем. Она медленно и осторожно подняла взгляд, не отрывая взгляд от сканера, чтобы убедиться, что он не заденет неожиданный выступ.

Внезапно она оказалась над ущельем и зависла в воздухе, быстро переключив сканирование на нижнюю часть корпуса и увеличение. Её уход не разбудил Моксуна.

Если бы ему повезло, он бы забыл о её присутствии, пока не получил премию. И как же она этого добилась!

Мысль о том, что когда-нибудь она станет такой же, как Моксун сейчас, приходила ей в голову, но она твёрдо уверила себя, что это произойдёт ещё очень нескоро. Она постарается сделать это как можно ближе к будущему.

Она довольно поспешно направилась к точке F42NW-43NW, где пять старых брызг краски образовали неровный узор на аэрофотоснимке Ланжецкого. Солнце вставало – зрелище в любое время года, но, озаряя западные склоны и вершины хребта Майлкей, оно было поистине великолепным. Она установила сани на плоской, размытой синклинали, чтобы насладиться зрелищем утреннего рассвета за завтраком. Утро было чудесным, ясным, лёгкий бриз с привкусом моря, поскольку залив был совсем рядом. Она сверилась с метеорологическими данными, которые подтвердили ясную, сухую погоду на ближайшие шесть часов.

Она должна была подойти к точке F42NW на высоте и продолжить движение к точке F43NW, просто чтобы получить общую картину. Если её догадка была верна, а конфиденциальная информация Ланжецкого её только подтвердила, то одним из этих пяти заявлений должен был быть чёрный кристалл Кеборгена.

С высоты местность выглядела пустынной – долины и овраги, слепые

каньоны, лишь немногие с водой, и ни единого проблеска кристаллического блеска в утреннем солнце. Более того, одна из нарисованных отметок была новее остальных. Солнце отражалось от отметки. Неужели кто-то из Певцов действительно нашёл отметку Кеборгена? Она строго напомнила себе, что никто из остальных не заходил так далеко на север. Одна новая отметка из пяти. Но первоначальное аэрофотоснимок Ланзецкого выявило пять старых.

Киллашандра затаила дыхание. Кеборген не был на этом участке девять лет. Потому что не мог вспомнить, где он находится? Он собрал полезные осколки, щепки и триаду, стоившую целое состояние. Разве он не использовал время между штормовым предупреждением и побегом, чтобы перекрасить свой участок, чтобы легче было найти его после шторма?

Килашандра задумалась о претензиях и их нарушении. Ничто не мешало ей проверить очерченную территорию. Поднятие или резка кристалла считались уголовным преступлением.

Она снизилась и обогнула участок по окружности примерно в пяти футах диаметром от ярко нарисованной отметки хребта. Она не увидела других саней, хотя зависла над несколькими затенёнными уступами и нависающими скалами, чтобы убедиться. Она также не заметила ни искры, ни отблеска от кристаллов, освещённых солнцем. После первоначального осмотра она приземлилась на хребте. Краска была новой, лишь кое-где поцарапанной последним штормом. Она видела края старой, там, где новая была нанесена в спешке. Затем она нашла контейнер с краской, застрявший между камнями, где его бросили или унесло ветром. Она подняла его, ликующе улыбаясь. Да, Кеборген не хотел забывать об этом участке. Он потратил время, чтобы сохранить его.

Она посмотрела на хребты и ближайшие овраги и задалась вопросом: «Где?»

С этой точки обзора она могла видеть на пять километров во всех направлениях.

Поскольку Кеборген, очевидно, убрал осколки кристаллов со своего участка, не осталось никаких следов, указывающих на место его работы. Но ему пришлось бы спрятать свои сани от наблюдения с воздуха, как это сделал Моксон.

Итак, Килашандра провела остаток утра, облетая круг по поисковым траекториям. Она нашла пять мест: два частичных укрытия на юге, на 7-м.

квадрант, подкоп на западе 10, очень узкая слепая долина в 4 и два затененных ущелья на севере 2. На своей основной карте она отметила каждое место каким-либо отличительным контуром или скалой и углом, под которым она летела, чтобы различить его.

Погода больше не помогала ей, потому что в середине дня накрапывал дождь. Не было ни закатных лучей, которые могли бы её вести, ни прогретого солнцем кристалла, который мог бы её проинформировать. Она также не видела смысла сидеть на гребне. Другие певцы искали участок Кеборгена, и не было смысла быть так на виду.

«Ина, мина, питса тина», – скандировала она, указывая на одно место в каждом слоге. «Аллоо бумбарина, иша гоша, бумбароша, тысяча девятьсот первый!»

«Один» – это западный 4-й подкат.

Приближаясь с юга, она заметила, что гребень имеет необычный наклон. Поскольку он был со всех сторон защищён более высокими складками, эрозия не была вызвана ветром. Она постаралась как можно точнее приземлить сани на неровной поверхности рядом с выступом. Сначала она осмотрит местность. Надев дождевое снаряжение, она заметила, что по обе стороны уступа, который, как оказалось, был как раз подходящей длины для саней, сыпался мусор.

Воодушевленная, она вышла и осмотрелась. Камнепады были давно заложенными, хорошо засыпанными песком и грязью. Уступ был крепким, но на одном конце для укрепления были утрамбованы разнородные камни. Небольшой след оранжевой краски на внутренней стороне стены стал её последним утешением. Там стояли сани. Она поставила свои с чувством выполненного долга.

Поднявшись на самую высокую точку над долиной, она уже не была так рада. Она огляделась вокруг в моросящей мгле. Долина имела форму притуплённого полумесяца, до любой её части можно было легко добраться пешком от подкопа. Хрустальные Певцы занимались только огранкой хрусталя, а не его поднятием на высоту. Месторождение Кеборгена должно было находиться где-то в долине.

Она сползла по каменистому склону, добавляя к тому, что было разбросано вокруг, ещё больше обломков. Вернувшись к саням, она проверила отчёт метеорологов.

Облачность закончится к полудню, если только холодный фронт, надвигающийся с южного полюса, не наберёт скорости. Скорее всего, день будет ясным, и солнце будет светить над южной оконечностью долины. Дождь или нет, сказала она себе, но она выйдет на рассвете. Кеборген допустил две очевидные ошибки: новый участок и старая краска для саней.

Всё это сырое серое утро, пока она искала следы вырубки, царапая камни, она не замечала следов вырубки, терла руки и пальцы до крови. Высота стен долины была разной: на длинном участке до 10 метров, а склон спускался к низине почти прямо напротив подрезки. Со дна долины она не видела никаких следов, даже учитывая, что Кеборген захватил с собой кристаллический щебень.

Она в полном отчаянии забралась обратно в сани, чтобы что-нибудь поесть.