Текст книги "Секрет миссис Смитон"

Автор книги: Энн Грэнджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Глава двадцать первая

Эти упрямые расспросы…

Вильям Вордсворт

В то время как Мередит и Мойра Ньютон наслаждались запеканкой в тепле и уюте, Алан Макби и сэр Бэзил, сидя в машине (что было крайне неудобно), поглощали сэндвичи, наблюдая за тем, как капли дождя стекают по ветровому стеклу.

– Не лучший день мы выбрали для поездки, – угрюмо заключил сэр Бэзил. Он раскрыл свой сэндвич и принялся его разглядывать. – Она забыла горчицу, не могу есть ветчину без горчицы.

– А у меня с горчицей, – неосторожно сказал Макби.

Сэр Бэзил подозрительно посмотрел на него:

– Значит, она сделала разные сэндвичи – с горчицей и без. Вы взяли мой.

Макби извинился, хотя не совсем понимал, за что он просит прощения. Его компаньон любезно принял извинения и стал отвинчивать крышку термоса.

– Здесь кофе, а у вас чай?

Макби проверил второй термос (в нем действительно оказался чай) и быстро передал его сэру Бэзилу, чтобы не быть обвиненным в его незаконном сокрытии, как было перед этим с сэндвичами.

– Сколько лет не видел старого Лоуренса, – сэр Бэзил, завладев чаем, теперь мог переключиться на цель их путешествия. – И сдается мне, если он когда-то и знал что-нибудь, то теперь он уже все позабыл.

– Он сможет нам точно сказать, связывался ли он со своей невесткой после той неудачной попытки, о которой мы знаем. Писал ли он снова, скажем, Баренсу, адвокату. Почему он хотел увидеться с Оливией после стольких лет и такой серьезной ссоры?

– И кроме всего прочего, – продолжил сэр Бэзил, – он может не захотеть рассказывать нам что бы то ни было. Не могу избавиться от ощущения, что мы суем свой нос в его дела. Честно говоря, эта поездка меня несколько смущает.

Макби скривился.

– Виноват, я не думал, что мое расследование заведет нас так далеко.

– О, я не жалуюсь на вас, мой дорогой друг. Кроме того, что я хочу все уладить и помочь вам, я буду рад снова повидать обоих Смитонов. Но что будет, если он расскажет нам нечто, что расстроит наши планы? Действительно ли нам это нужно?

– Может, мы этого и не хотим, – ответил Макби, прислушиваясь к стуку дождя по крыше машины, – но помешать этому не в наших силах.

Несколько минут они сидели в молчании, сосредоточенно отхлебывая чай маленькими глотками.

– Тогда что же нам делать? – нарушил наконец молчание сэр Бэзил.

* * *

Они достигли цели своего путешествия рано вечером. Дождь прекратился, но плотная пелена туч нависала над холмами, скрывая их высокие вершины от людского взора и заставляя путешественников буквально прижиматься к земле. Размытыми призраками во мгле бродили черные овцы, появляясь и исчезая с непостижимой внезапностью. Серые воды Дервента угрюмо текли в свинцовом унынии, его берега были невидимы во мгле. Казалось, что окружающая местность, защищая своих жителей, приготовилась дать отпор незваным гостям, пришедшим расспрашивать и подглядывать. Все это лишь усиливало беспокойство Макби, которое он чувствовал с самого начала. То, что сэр Бэзил разделял его дурные предчувствия, нисколько его не утешало.

В таких условиях было довольно сложно добраться до Смитонов, которые жили за городом, но в конце концов они нашли длинный одноэтажный дом каменной постройки, прильнувший к крутому склону холма. Низкий туман клубился вокруг гребня крытой шифером крыши. С трудом поднявшись по узкой тропинке, они постучали в дверь негнущимися от холода пальцами.

Открывшаяся дверь ослепила их вспышкой электрического света и нахлынувшим домашним теплом, и мужской голос воскликнул: «Господи Боже, а мы уж думали, что вы не приедете! Заходите, заходите!»

Макби представлял себе Лоуренса Смитона крупным, властным и шумным мужчиной. В действительности же Смитон оказался невысоким, приземистым от рождения человеком, на которого старость уже наложила свой неизгладимый отпечаток. При этом он сумел сохранить армейскую выправку и подтянутость, его твидовый пиджак, такой же старый, как у сэра Бэзила, выглядел так, словно его только что принесли из чистки, хотя, возможно, так оно и было. Отутюженные складки на его брюках были безукоризненно прямыми, а обувь начищена до зеркального блеска. Миссис Смитон была худенькой, по-птичьи изящной женщиной с выразительными чертами лица и большими темными глазами, на которые спадала густая седая челка.

Оба они хлопотали вокруг новоприбывших, усадив их в уютной гостиной прямо у горящего камина.

– Очень рад снова вас видеть, Бэзил, – заявил Лоуренс, убедившись, что его гости удобно устроились, – и познакомиться с вами, Макби. Надеюсь, что смогу чем-нибудь помочь.

Пробормотав что-то об обеде, миссис Смитон удалилась на кухню. Оттуда струился дразнящий аромат чеснока, пряностей, хорошего кофе и винного уксуса – характерный запах французской кухни. Макби, ощущая в желудке тяжесть сэндвичей с ветчиной, подумал, что лучше уж было не есть их, а подождать, чтобы позже насладиться восхитительным ужином.

Он пробормотал извинения за то, что побеспокоил Смитонов, а для себя отметил, что гости здесь бывают не часто, и, похоже, по какому бы поводу они ни приезжали, хотя бы ради новостей, их всегда ждал радушный прием. Он огляделся кругом: мебель старая, но добротная, на стенах довольно милые картины – пейзажи, написанные скорее всего местными художниками. Пламя камина отражалось в многочисленных медных безделушках, расставленных и развешенных там и тут, пляшущие на стенах блики придавали комнате какое-то особое очарование. Похоже, Смитоны накапливали этот скарб на протяжении всей жизни. Оливия периодически устраивала чистки, выбрасывала все лишнее – Лоуренс и его жена хранили все подряд.

– Нам нужно было уже давно собраться вместе, – говорил сэр Бэзил, – вы могли бы приехать и погостить у нас, ты и Мирей.

Лоуренс Смитон беспокойно играл пальцами, при этом темные сплетения вен выделялись под похожей на пергамент кожей. Перстень с печаткой, который он так любил, теперь стал ему слегка велик и неплотно сидел на пальце. Очевидно, пытаясь успокоиться, он сложил руки и начал потирать их, словно хотел согреться. Сухая кожа слегка шуршала при поглаживании.

– Я планировал приехать к вам несколько лет назад, тогда, когда пытался снова связаться с Оливией. Думаю, вам кое-что известно об этом, – он поднял брови и замолчал. Макби было приятно наблюдать и слышать, как он рассеянно потирает руки.

– Я знаю, что вы писали ей, – сказал он. – Простите, что вмешиваюсь в вашу личную жизнь, но, если не ошибаюсь, она отказалась с вами встретиться.

– Хорошо, я согласен говорить об этом, – скривившись, ответил Лоуренс. – Вы, похоже, прекрасно осведомлены, – он пристально посмотрел на Макби. – Что-то сомнительное в обстоятельствах ее смерти?

– Ничего, насколько мне известно, – правдиво ответил Макби.

– Хорошо. Могу сказать, что ваш ответ принес мне облегчение. Я бы приехал на похороны, но моя жена в тот момент неважно себя чувствовала. Сожалею, что не смог приехать. Я достаточно старомоден и считаю, что мертвым следует отдать последний долг. Конечно, она, я имею в виду Оливию, при жизни не желала меня видеть, но, думаю, она была бы рада моему присутствию на похоронах. Я послал венок.

– Как вы думаете, почему она не хотела вас видеть? – прямо спросил сэр Бэзил.

– Не выносила мой характер, наверное, – Лоуренс был очаровательно искренен. Он встал и направился к буфету, где стоял графин с виски, что вызвало одобрение сэра Бэзила. – Обычно, – продолжал Смитон, откупоривая графин, – перед тем, как копаться в старых сплетнях, ссорах и размолвках, следует хорошенько подумать. Неблагодарное дело. Но ваш визит, по сути, предоставляет мне еще одну возможность. Глотнете виски?

Они с радостью приняли его предложение.

Обеспечив их стаканами, Лоуренс вернулся на свое место.

– Возможность, если хотите, сказать вам то, что я хотел сказать Оливии, – он отхлебнул виски. – Мне придется начать с самого начала.

Макби устроился поудобнее. Дождь барабанил в окна, потрескивал огонь в камине, в комнате ощущалось чье-то незримое присутствие, словно кто-то еще присоединился к ним, и этот кто-то тоже слушал с интересом. В конце концов, Лоуренсу суждено было получить возможность поговорить с Оливией.

– Она была необычайно прекрасной женщиной, – Лоуренс виновато покосился на дверь – как бы жена не услышала, как он здесь выражает восхищение другой, – но чертовски упрямой. Мой брат, Маркус, был влюблен в нее по уши, и хоть он был отличным парнем, – Лоуренс помолчал, его взгляд был устремлен в прошлое, – их брак был готов развалиться. Если бы он не погиб на войне, дело несомненно кончилось бы разводом.

– Не сошлись характерами? – предположил Макби, пока Смитон снова предался воспоминаниям.

Генерал вздрогнул.

– Что? Ах да, называйте, как хотите; конечно, дело было не только в этом, но сплетничать не в моих правилах.

– Хорошо, – ответил Макби, изобразив улыбку.

– Обычно люди склонны объяснять все тем, что у кого-то было тяжелое детство, но не у Оливии: родители испортили ее своим обожанием. В результате она считала, что все вокруг обязаны восторгаться ею, впрочем, большинство так и делало, а остальных она буквально уничтожала своим презрением, совершенно подавляла всех кругом. Взять хотя бы эту бедную мышку Виолетту Доусон. Мухи не обидит, всегда тушевалась так, что дальше некуда. Не то, чтобы она была дурнушкой, но Оливия тратила на нее деньги. Я впервые встретил ее на свадьбе, где она была подружкой невесты: темные, как и у Оливии, волосы, еще более изящное сложение. Мне она казалась весьма привлекательной, вот только индивидуальности ей не хватало, а уж по силе характера она Оливии и в подметки не годилась. Сначала я не мог понять, почему Оливия везде таскает эту Доусон за собой как некий трофей, а потом решил, что, может быть, она таким образом пытается подчеркнуть свою собственную красоту.

Он фыркнул.

– Была когда-то веселенькая песенка с припевом «и ее мамочка тоже явится», или что-то в этом духе. Так вот, когда Оливия вышла замуж за Маркуса, эта Доусон тоже явилась, и у них получился счастливый «брак на троих». Какое-то время это казалось мне странным, но я думал, что долго это продлиться не может. Шла война, тысячи людей жили во временных убежищах, люди искали приют у друзей и родственников, а Оливия взяла к себе Виолетту Доусон, все по-честному. Кроме того, в то время женщины не жили одни, это было чересчур уж рискованно. То, что Оливия приютила свою старую школьную подругу, не было так уж необычно, как это может показаться со стороны, но скоро я понял, что не все так просто.

Лоуренс придвинул свой стул ближе.

– Маркус понятия не имел, что происходит, в этом я вполне уверен. В конце концов, он женился на ней, и ему и в голову не приходило, что она, хм, что она могла предпочесть эту Доусон ему, если уж говорить честно. Но где-то в глубине души он понимал, что эта дружба была чуть более тесной, чем нужно. С другой стороны, женщины, насколько ему известно, могут так дружить, вот что он мне говорил. Он многого не знал о женщинах. Блестящий ум, но весьма наивный в житейских вопросах человек. Перед войной у него были все предпосылки для успешной научной карьеры, но из-за стремительно разворачивающихся событий ему, как и многим другим, все пришлось отложить. Он бы снова взялся за дело после окончания военных действий, его ожидало место в университете, но все зря – война кровавое дело.

Лоуренс покачал головой.

– Я говорю не только о таких людях, как мой брат. Лишиться жизни – самая горькая потеря из всех возможных. Тот французский писатель, Сент-Экзюпери, он понимал это. Если вам доводилось его читать, то вы и сами это знаете, а если нет, обязательно прочтите.

Макби решился вмешаться:

– Как вы думаете, почему она вышла замуж за вашего брата, если вы уверены, что она его не любила?

– Тогда женщины просто выходили замуж, так было принято. До войны такие как Оливия, красивые, образованные, богатые, известные в обществе, были представлены ко двору и им подыскивали достойную партию. Люди бы просто начали допытываться, почему она не вышла замуж.

А потом началась война, и все бросились жениться. Это был вопрос жизни и смерти. Вы же не будете медлить, если осознаете, что в любую минуту можете отправиться на тот свет. Молодые пары спешили зарегистрироваться, как только жених приезжал на побывку, в общем, ковали железо, пока горячо. Девушки круга Оливии в мгновение ока выскакивали замуж за парней, которых едва знали. Такие, как Оливия, доходили до верха бесстыдства и бывали окружены наглыми молодчиками, прожигавшими жизнь так, словно каждый день был последним (как и бывало иногда). Ей представилась прекрасная возможность выйти замуж за одного из них и все узаконить, ведь Оливия многим нравилась. До определенной степени она поощряла ухаживания, но сразу давала от ворот поворот, если кто-то становился слишком настырным.

– В тех обстоятельствах это была безрассудная игра чувствами молодых людей, которые на фронте жертвовали жизнью ради своей страны, – и ее репутация пострадала. Я точно знаю, что двое вдовушек посчитали своим долгом отвести девушку в сторонку и сурово отчитать ее. Вкратце, они посоветовали ей выбрать кого-то одного и пойти с ним под венец, давая понять остальным обожателям, что им тут больше делать нечего.

Лоуренс сделал широкий жест.

– Маркус подвернулся очень кстати. Я действительно думаю – да простит меня Бог, если я не прав! – но мне кажется, что она считала Маркуса добрым и доверчивым человеком, который разрешит ей поселить в их доме Виолетту и ровным счетом ничего не заподозрит. Я бы не сказал, что он ей не нравился. Они…

Лоуренс снова замолчал и уставился на огонь в камине.

– Чертовски славный парень, он заслуживал лучшего, – пробормотал он, с видимым усилием пытаясь взять себя в руки. – Он ничего не знал. Думаю, и не догадывался, и вряд ли кто-нибудь сказал ему. И я благодарен Богу за это.

Лоуренс глубоко вздохнул.

– Но после войны и его смерти Оливия послала к черту все условности. Для нее было в порядке вещей жить вместе с кем-нибудь. После войны многие женщины остались одни, но очень немногие из них справлялись с одиночеством и послевоенной разрухой, разделяя с кем-то жилье и расходы. Но Оливии, похоже, хотелось, чтобы все знали о ее чересчур близких отношениях с мисс Доусон. Люди просто не хотели это знать, а она настаивала на том, чтобы все приняли их отношения. Это было непростительно. Хотя бы потому, что бедняжка Виолетта ужасно страдала из-за сплетен и общей враждебности. Оливия всегда была эгоисткой, она просто не заботилась о чувствах других людей. Как бы там ни было, ей нравилась ее жизнь. Я вмешался только ради памяти Маркуса.

Смитон побледнел, его глаза яростно блестели. Надтреснутым голосом он произнес:

– Она выставила моего брата полным дураком, поэтому я и вмешался. Я не мог позволить, чтобы люди нашептывали друг другу, будто бедный старый Маркус, должно быть, был слеп и не видел, что творится у него под носом!

Были даже такие… – Смитон запнулся, но взял себя в руки и продолжил, – кто считал этот брак чистой воды игрой на публику, удобной для обеих сторон, чтобы те могли следовать своим сексуальным пристрастиям не опасаясь огласки.

Макби, который сам высказывал Винни и Мередит подобное предположение, тактично промолчал. Смитон, к счастью, не заметил смущения своего гостя.

– Я так хотел что-нибудь сделать для моего бедного брата, хотел заставить его жену относиться с уважением к его памяти там, где жил он и где живут его друзья, защитить его репутацию от ее выходок. Она сама в первую очередь должна была об этом подумать! Кто угодно поступил бы так, но только не Оливия, о нет! Я объяснил ей, что если она собирается так жить с этой Доусон, то пусть живет, но только не в Англии!

Он расслабился и откинулся на спинку кресла.

– Тогда они уехали во Францию. Вы знаете, как это произошло. Пробыв там некоторое время, они решили вернуться, не знаю уж почему. Я бы предположил, что французская деревенская жизнь показалась Оливии чересчур пресной: она привыкла к Лондону, а там ей некому было пускать пыль в глаза, – Смитон фыркнул но вдруг смягчился:

– Во Франции, по дороге домой, произошел несчастный случай, в результате которого Виолетта Доусон погибла. Оливия возвратилась одна, поселилась в Парсло-Сент-Джон и, насколько мне известно, больше ни с кем не общалась. Шли годы. Я начал думать – так всегда бывает, когда стареешь, – что был слишком суров к ней. Тогда я был опечален смертью Маркуса, и это сделало меня несправедливым. В конце концов, она ведь пережила двойную утрату – сначала Маркус, потом Виолетта. Я начал задумываться о том, как ей, наверно, одиноко. Думал, мне удастся все уладить, исправить. Написал ей и предложил встретиться, но она наотрез отказалась. По ее поручению адвокат сообщил мне, что любые попытки сближения с моей стороны нежелательны. Вот как это было. Попытался все исправить, но мне не позволили.

Все трое какое-то время сидели молча, потом Макби спросил:

– Скажите, вас удивило ее завещание?

Лоуренс удивленно посмотрел на него.

– Я о нем ничего не знаю. Они с Маркусом еще во время войны составили завещания – так многие делали, – кто остается в живых, тот получает все. Я, как свидетель, заверял оба документа, так что знал об этом. Вторым свидетелем, само собой разумеется, была Виолетта. Позднее Оливия наверняка должна была составить новое завещание. Она была состоятельной женщиной и могла с полным правом распоряжаться своими деньгами. Все пошло на благотворительность, не так ли?

– Большая часть, за исключением небольших сумм, работавшей у нее челяди, и нескольким людям, которые были к ней добры.

– Рад слышать, что хоть кто-то был добр к ней, я, например, не был, – ответил Лоуренс.

* * *

Обед удался на славу: ароматный суп с сельдереем, бифштексы под острым соусом, восхитительный абрикосовый пирог. После завершения трапезы, когда они расположились у камина, потягивая ликер, к ним присоединилась миссис Смитон и разговор снова зашел об Оливии.

– Мы встречались два или три раза, – начала миссис Смитон. – Она была очень… – она покачала рукой, – очень обидчивой. С ней нельзя было ни о чем спорить. Как скажет, так и сделает, и никогда не меняла своих решений. Я ее тогда жалела, она была очень несчастна. Что-то с ней было не в порядке. Я пыталась поговорить с ней, предлагала ей свою дружбу, но она не захотела. Мне даже подумать страшно, как она жила все эти годы совершенно одна в этом огромном доме в Парсло-Сент-Джон. Это так странно! И еще меня всегда удивляло, почему она перестала водить машину.

– Это все из-за той чертовой аварии, – сказал ее муж. – Смерть Виолетты, должно быть, пошатнула ее уверенность в своих силах.

– Я не это назвала странным, – заметила Мирей.

У Макби вдруг по спине пробежал мороз, будто откуда-то дунуло сквозняком. То ли сквозняк, то ли игра воображения, но, похоже, Мирей готова была сообщить им нечто, чего им, возможно, лучше бы и не знать.

– Я прочла некролог, – сказала Мирей, – и вырезала его из газеты. Там написано, что Олли любила ездить в запряженной пони двуколке.

– Все правильно, – ответил Макби, – последнего пони она уже не запрягала, а держала просто как домашнее животное. Когда он… когда он умер, она похоронила его на лугу под старым каштаном недалеко от дома.

Мирей покачала головой:

– Но она однажды сказала мне – я отчетливо это помню, – сказала, что у нее аллергия на лошадей.

– Что? – встрепенулся сэр Бэзил. Он задремал, сидя у камина, а теперь как-то разом проснулся. – Так и было, Мирей, вы уверены?

– Да, уверена! Однажды наши друзья хотели устроить небольшой прием, что-то связанное с лошадьми, показательные выступления с дрессурой… Не помню точно, что именно, но не скачки. Как бы там ни было, но я решила предложить Оливии принять в этом участие, но она наотрез отказалась, мол, это совершенно исключено: ей нельзя даже находиться рядом с лошадьми, у нее тут же начинается ужасная сыпь, – Мирей демонстративно почесала руку, – аллергия. И это не было простой отговоркой, чтобы не пойти с нами, именно из-за своей аллергии она и стала интересоваться автомобилями. От лошадей же у нее появлялись на теле большие припухлости, чесались и слезились глаза, крайне неприятно. Я просто не могу себе представить, как она ездила в запряженной пони двуколке.

Глава двадцать вторая

 
Тускнеет свет…
 

Вильям Шекспир

Днем небо прояснилось, и Мередит с Мойрой решили пойти прогуляться, но снаружи им не очень-то понравилось – сыро и под ногами хлюпает. Не солоно хлебавши они вернулись и, усевшись у камина, принялись пить чай со сдобными булочками.

Около шести зазвонил телефон, и они узнали, что: а) сэру Бэзилу пришлось втиснуться в очень неудобную телефонную будку на обочине дороги; б) вышеупомянутая будка находится неподалеку от Кесвика; в) стоит такой туман, что собственных рук не видно; г) после визита к Смитонам путешественники собираются отыскать в тумане небольшую гостиницу и переночевать там.

– Все в порядке, – объявила Мойра, возвращаясь к камину, – мы можем забыть о них и устроиться поуютнее.

В результате Мередит покинула дом Ньютонов гораздо позже, чем собиралась: первоначальное приглашение на ланч каким-то образом затянулось до половины девятого вечера и, когда пришло время расставаться, Мойра снова стала уговаривать ее остаться на ночь.

До дома ехать нужно было около мили, и Мередит размышляла: не стоит ли принять приглашение? Хотя Мойра сегодня была более чем гостеприимна, но, пожалуй, лучше вернуться – если Алан позвонит ночью, она сможет ответить. Нельзя забывать и о Винни, ведь она осталась там совсем одна и сейчас наверняка поглядывает в окно, высматривая машину Мередит.

Узкая проселочная дорога была пустынна и ничего удивительного в этом нет: все благоразумные люди сидят сейчас дома. Плотные, низко нависшие над землей облака лишь ускорили наступление вечерних сумерек. Для себя Мередит отметила, что ночи стали длиннее, а бабье лето, которым они так наслаждались, безвозвратно прошло, как наваждение. На пороге стояла зрелая осень. Листва, недавно только начинавшая желтеть, после сегодняшнего дождя опадала, и резкий ветер срывал ее с деревьев.

Из-за того, что проселочная дорога проходила по открытой ветру возвышенности, дождевая вода стекала вниз, на обочины, и собиралась там в широкие лужи. Это вынудило Мередит ехать по самой середине, где было более или менее сухо. Она внимательно смотрела вперед, стремясь заблаговременно заметить идущую навстречу машину, чтобы избежать столкновения, но никто не ехал в противоположную сторону, и она начала уже сомневаться, свободна ли дорога впереди. Возможно, ливень превратил ее в непролазную грязь, и ей придется повернуть назад.

Неверный свет фар вытворял странные шутки с окружающими ее во мраке ночи предметами. Деревья по обочинам дороги казались выше и гуще, их протянутые ветви-руки нависали над проезжающей машиной, поля затягивал туман и от этого терялось чувство времени, и она то и дело поглядывала на циферблат на приборной панели. Вокруг ни единого живого существа. Мередит чувствовала себя страшно одинокой и с облегчением вздохнула, увидев впереди одинокого пешехода, бредущего по середине дороги.

Судя по одежде, это был кто-то из местных жителей, совершенно не обращающий никакого внимания на разбушевавшуюся природу. Шерстяная шляпа была натянута на уши, широкий, не по размеру, дождевик скрывал его фигуру, и создавалось такое впечатление, что он кутался в него, пытаясь что-то спрятать. Она не имела ни малейшего понятия, откуда он взялся здесь, вдалеке от человеческого жилья, но предупреждающе нажала на гудок.

Он уже понял, что сзади приближается машина, и поспешил уйти с дороги. Услышав гудок, он стал карабкаться на насыпь, при этом в его движениях было что-то скрытное, казалось, он скорее хочет остаться незамеченным, чем просто освободить дорогу. Ей пришло в голову, что он может оказаться браконьером.

Проехав мимо, она с любопытством взглянула в зеркало заднего вида, рассчитывая получше рассмотреть фигуру на гребне насыпи. В этот момент незнакомец поднял голову и посмотрел вслед машине. Это был Кевин Берри и он узнал ее.

Пока Мередит, затормозив, разворачивалась, он перемахнул через невысокую каменную стену, ограждающую пастбище, и исчез. Не медля ни секунды, она распахнула дверцу и выпрыгнула из машины – прямо в огромную лужу на обочине.

Шепотом выругавшись, Мередит выбралась оттуда и полезла вверх по насыпи, с трудом справляясь с оплетающей ноги густой мокрой травой. Вскарабкавшись на вершину, она обнаружила, что ей преграждает путь старинная каменная стена. Не столь ловкая, как Кевин, она ухватилась за верх стены и кое-как перелезла на другую сторону. Кевин был уже далеко впереди, посредине луга. Он неуклюже бежал по неровному дерну, одна его рука свободно болталась на бегу, в другой, прижатой к груди, он что-то прятал под дождевиком.

Приложив руки ко рту, она позвала: «Кевин!», но ветер отнес куда-то вдаль ее слова. Она бросилась в погоню. Может, ее усилия бесполезны, но ей почему-то казалось, что если бы только удалось хоть немного приблизиться, он мог бы ее услышать. Она чувствовала себя ответственной за него, по крайней мере, она могла бы подвезти его домой, избавив от долгой прогулки в тумане.

Местность совершенно не подходил для бега. Ни одному из них не удалось развить более-менее приличной скорости: ноги то и дело проваливались в борозды в земле, что грозило вывихом или даже переломом лодыжки, а любая попытка вырваться вперед была обречена на неудачу. Она не могла его догнать. Бег превратился в череду коротких неуклюжих скачков, – так скачут молодые ягнята, когда ноги еще не вполне им повинуются, но эта комичная гонка требовала невероятных усилий.

Один или два раза Кевин оглянулся, чувствовалось, что он в панике. Когда он оборачивался, она выкрикивала его имя, звала, но он продолжал бежать. Она не могла его оставить в таком состоянии, ей нужно было объяснить ему, что он может ей довериться, они все хотят помочь ему.

Они почти добежали до конца луга и приближались к группе деревьев. Мередит поняла, что Кевин держит курс именно туда. Как говорят охотники, он хочет залечь в берлогу. Если ему это удастся, она так просто его уже не найдет, и она удвоила усилия. Давал знать о себе шов на боку, болели легкие, сердце грозило выпрыгнуть из груди, а ноги уже подкашивались, но и Кевину приходилось несладко. Внезапно он споткнулся и чуть не упал. Потом остановился, переводя дыхание.

– Кевин, подожди! Все в порядке, тебе нечего бояться!

Но он снова бросился бежать, по-прежнему направляясь к деревьям. Что-то в них показалось ей знакомым. Вдруг она поняла, где находится: сразу за полоской деревьев начинался луг, где размещалась местная достопримечательность, а далеко впереди, на другом конце рощицы, прятались они с Аланом, когда смотрели на танцующих вокруг костра людей.

Она снова попыталась нагнать Кевина, но поздно, он уже исчез в рощице.

Задыхаясь, Мередит остановилась – руки на коленях, вся вспотевшая, – и попыталась восстановить дыхание. Можно было вернуться, но, с другой стороны, Кевин был где-то здесь, и теперь, когда она более или менее разобралась, где находится, ей не хотелось прекращать погоню. Она шагом направилась к деревьям и остановилась между первыми, оплетенными вьюнком стволами.

– Кевин, ты меня слышишь?

В роще было очень темно, и ей вовсе не улыбалось идти туда за ним. Она прислушалась. Раздался резкий звук, словно хрустнула ветка.

– Кевин? Тебе нечего бояться. Ты можешь выйти, и я отвезу тебя домой.

Тишина.

– Извини, если я тебя тогда напугала, я не хотела. Кевин?

Она неуверенно пошла вперед мимо первого ряда деревьев. Мрак поглотил ее, словно кто-то вдруг выключил снаружи тусклый свет. Узенькая тропинка, пробиваясь сквозь заросли шиповника и крапивы, вела сквозь подлесок. Мередит споткнулась о валявшуюся на земле ветку. Восстановив равновесие, она оттащила виновницу своего падения в сторону, предварительно отломив от нее длинный прут, а затем пошла дальше, протягивая его вперед и ощупывая им дорогу, отыскивая возможные препятствия и останавливаясь, чтобы прислушаться.

– Кевин, если ты меня слышишь, выходи. Я могу забрать тебя домой, соглашайся, ведь дождь может начаться снова. Ты возвращался домой прошлой ночью? Не можешь же ты остаться здесь жить?!

Слева от нее вдалеке что-то зашуршало. Может, Кевин, может, животное, а может просто вода капает с веток.

Чертов мальчишка. Ну и пусть остается. Впереди между деревьями мелькнул просвет. Пробравшись между стволами, она уже почти вышла на луг с другой стороны рощицы и с радостью шагнула вперед, освободившись от гнетущего присутствия деревьев.

И кого бы вы думали она увидела? Прямо перед ней через луг беспечно вышагивал Кевин. Он, видимо, решил, что она не пойдет за ним в рощу, а вернется назад, к машине. Он и не думал торопиться, считая, что ушел от погони.

Он хотел ее одурачить, но не тут-то было. Мередит осторожно шла по лугу, и влажный дерн делал ее шаги бесшумными.

Кевин понятия не имел, что она следует за ним, пока не подошел почти вплотную к двум камням. Потом то ли шестое чувство, то ли тихое хлюпанье сырой земли заставили его насторожиться и он оглянулся. От удивления у него отвисла челюсть. Его наполовину освещенное лицо странно побледнело. Пошарив за пазухой, он извлек то, что так заботливо прятал.

Когда она увидела Кевина идущим по дороге и приняла его за браконьера, ей следовало вспомнить, что у браконьеров имеется оружие.

Мередит застыла на месте при виде отливающего металлом ствола. Их разделяло всего футов десять, и она смогла разглядеть, что это дорогое ружье, как ей показалось, винтовка современной модели. Она предположила, что это ружье Эрни, который принадлежал к тому типу людей, у которых, как правильно полагал Алан, нет лицензии ни на телевизоры, ни на оружие и которые не платят налогов за свои ветхие машины. Браконьерство для них вполне привычное занятие. Судя по этому современному легкому ружью, браконьерство было прибыльным подспорьем для Эрни и его парнишки.

Кевин держал ружье обеими руками, направив его дулом к земле, к великому облегчению Мередит. Он заговорил высоким испуганным голосом:

– Не подходи ближе!

– Послушай, Кевин, – Мередит говорила настолько благоразумно, насколько это было возможно в данных обстоятельствах, – ты знаешь, кто я такая и что я не причиню тебе вреда. Прости, что я тогда напугала тебя, но теперь ты можешь вернуться домой. Я знаю, что ты сделал в нашей кухне, а также у миссис Картер и Армитаджа, и инспектор Крэйн тоже знает. Мы понимаем, что по каким-то причинам ты считал нас своими врагами, но это не так, мы тебе не враги. Никто не собирается вредить тебе, Кевин, мы только хотим помочь. Сейчас уже очень поздно, темно и холодно, ночью снова может пойти дождь. Моя машина стоит здесь неподалеку… – забывшись, она подняла руку, чтобы указать назад, откуда они пришли.