Текст книги "Секрет миссис Смитон"

Автор книги: Энн Грэнджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Две тысячи, – ответил Алан, – а своей домработнице, матери-одиночке, которая нуждалась в деньгах гораздо больше, она завещала меньшую сумму.

– Ты не забывай, что Оливия была дамой старой формации, – пояснил Поль. – Джанин Катго, несмотря на армейские ботинки и вольную форму одежды, все же оставалась служанкой. Джанин, конечно, так не считала, но для Оливии это было именно так. – Он встал, чтобы снова наполнить бокалы. – Джанин приходила убирать и к тетушке Флорри и не могла удержаться, чтобы не посплетничать. Оливия редко получала почту, только деловые письма, но однажды ей пришло письмо от какого-то родственника ее покойного мужа.

– От Лоуренса Смитона? – удивился Алан.

– Джанин узнала только фамилию. Да, действительно, Смитон. Оливия была очень расстроена. Ничего не ела, целый день бродила по дому, бормоча «как он посмел?». Очевидно, она не захотела ответить ему. Джанин слышала, как она по телефону просила своего адвоката написать от ее имени, что не желает его видеть и просит, чтобы ее больше не беспокоили.

Макби рассматривал вино в бокале на свет, любуясь ярко-красным оттенком.

– Очень интересно: старина Лоуренс пытался наладить отношения. Он к ней с миром, а она ему от ворот поворот. Ты помнишь, когда это случилось, Поль?

– Довольно давно. По меньшей мере, пару лет назад. Во всяком случае, задолго до того, как она умерла.

– Но он не приезжал ни на следствие, ни на похороны, – заметила Мередит.

– А ты бы приехала, – спросил Алан, – получив официальный отказ?

Из кухни раздался грохот, а затем послышался сердитый голос Вики:

– Ах ты, непослушный кот! Нехороший, гадкий кот!

Прервав беседу и не допив вино, все поспешили на шум.

Нимрода нигде не было видно. У стола стояла Вики, держа в руках курицу, вернее, большую ее часть она прижимала левой рукой к своему летнему платьицу, оставляя на нем жирные следы, а в правой руке была оторванная от тушки куриная ножка, которой она размахивала.

– О, Вик, что ты на этот раз натворила? – устало произнес ее отец.

– Это не я! – возмутилась она. – Это кот. Он залез на стол и оторвал ногу, – и она помахала куриной ножкой.

Нимрод к своему великому удовольствию обнаружил, что на эту кухню можно совершить не один набег.

– Не может быть, чтоб в него сейчас влез еще хоть кусок, – поразилась Мередит. – Наверное, он собирался припрятать на потом.

Они осмотрели курицу. С одной стороны на ножке и частично на бедрышке виднелись следы зубов, а по грудинке шла царапина, как от когтей.

– Эту сторону мне придется отрезать, – подвел итог Поль. – Чертов кот и его ненасытное брюхо! Кажется, к другой стороне он не прикасался.

– Нам придется выбросить все, Поль, – возразила его жена. – Я отдам курицу Винни, коту хватит на несколько дней, а у нас и без нее вполне достаточно еды.

– Я хотел, чтобы вы попробовали абрикосовую начинку, – простонал повар.

Все стали его утешать, но это не помогло.

– Ну, только попадись мне, проклятое животное! – пообещал он. – Я тебе мозги вышибу! Узнаешь у меня, как воровать!

* * *

Констебль Дарен Вилкис пошел служить в полицию с подачи своего дяди Стэна и имел большие планы. Дядя Стэн отдал полиции тридцать лет и вышел в отставку в звании сержанта. Он одобрял выбор племянника, даже несмотря на то, что полиция за эти годы сильно изменилась.

– Все эти умники, – говорил дядя Стэн осуждающе, – все эти сделавшие стремительную карьеру выпускники университетов и им подобные могут иметь научные степени, допускаю даже, что они достаточно умны, но кой-чего у них все-таки не хватает, Дарен, у них не хватает опыта. Его не приобретешь в школе, его можно получить только здесь, на посту!

При этих словах дядя Стэн махнул рукой куда-то вдаль, как на картине «Отрочество Роли», где моряк травит байки, показывая рукой туда, на запад.

– Опыт, Дарен, приходит со временем! – завершил дядя Стэн свою проповедь.

Не рискуя спорить с дядей Стэном, с которым в целом он был согласен, Дарен начал, в свою очередь, думать, а не поторопился ли он, рисуя в своем воображении, как молниеносно достигнет заоблачных высот в полиции. Он точно знал, что хочет учиться, но всякий раз, глядя на инспектора Крэйн (что скрывать, она потрясающая женщина), сомнения начинали одолевать его, как священника Викторианской эпохи, читающего «Происхождение видов» Дарвина.

Делать карьеру означало соревноваться с выпускниками университетов и их научными степенями. Это были Аманды, Себастьяны, Джеймсы (ни в коем случае не Джимы) с прекрасным знанием английской грамматики и безупречным внешним видом, которые просто не могли не получить повышения. Жалкий аттестат о среднем образовании и имя вроде Дарен не давали той уверенности (разумеется, речь не идет о простом общении), которая позволяла Амандам, Себастьянам и всем остальным смотреть начальнику полиции прямо в глаза и разговаривать с ним вежливо, достаточно почтительно, но непринужденно.

Некоторые из его коллег отпускали в столовой плоские шутки в адрес Крэйн. С одной стороны, потому что считали ее слабой, с другой стороны, потому что она была умной, и они чувствовали в ней угрозу своему благополучию, смутно догадываясь, что она олицетворяет собой Будущее.

Дарен по-настоящему уважал ее за острый ум и то, как она отвечала на хихиканье и подмигивание. Он отчаялся произвести на нее впечатление не как мужчина на женщину, а как полицейский. Он хотел показать ей, что он не просто еще один служака. Больше всего он любил представлять, что она Шерлок Холмс, а он Ватсон. На самом деле, он даже немного сообразительнее, чем старина Ватсон. Дарен не читал про Холмса, зато смотрел по телеку старые черно-белые фильмы с Базилем Рэтбоном и Нигелем Брюсом в главных ролях.

Но сейчас, ранним утром понедельника, когда трава еще влажна от росы, он понял, что прежде чем станет достойным играть эту роль, он должен многое доказать Аманде Крэйн. На время отложив поиски, они снова собрались на перекур за полосой кустов. Обмен сплетнями, жалобы, что никто не выиграл в лотерею, – на самом деле, обычное утро понедельника. Здесь ли, на свежем воздухе, или в помещении участка, разговоры всегда одни и те же.

– Ну все, принимайтесь за работу! – приказал сержант Моррис, разгоняя курильщиков. – Мы сначала прочешем сад, обнесенный стеной, а затем примемся за остальное. Вопросы есть?

Вопросов не было. Кто-то пробурчал:

– А что спрашивать-то? Мы ищем окровавленный нож в вонючих зарослях.

– На нем осталось много крови, Хендерсон! – язвительно заметил сержант. – Я тебя правильно понял?

– Так точно, сержант. Разрешите идти?

– Сержант, машина инспектора Крэйн только что подъехала к дому.

– Тогда будет на что поглядеть, – пробормотал Хендерсон, но в этот раз постарался, чтобы сержант его не услышал.

Дарен Вилкис пошел вместе с остальными продолжать поиски, и ему достался, кажется, самый сырой участок сада. Дядя Стэн, который любил заниматься садоводством, с удовольствием бы попробовал привести этот сад в порядок. Должно быть, здорово иметь на старости лет большой дом и кучу рабочих, которые делают все, что надо. Если он когда-нибудь выиграет в лотерею…

Честно говоря, Дарен не представлял, на что можно было потратить деньги в случае крупного выигрыша, кроме как на быстроходную машину да хороший отпуск, и мечтал он по большей части о другом – представлял, как проводит блестящее расследование в паре с Амандой Крэйн. Он перебрал кучу покрытых мхом горшков из-под рассады, вытряхнув оттуда разных ползучих тварей, и погрузился в сладкие грезы наяву.

– Вилкис!

Это был ее голос. Он улыбнулся и приступил к разбитой раме от парника.

– Вилкис!

– Проклятье! – Дарен аж подпрыгнул. – Да, мэм. Простите, я вас не заметил.

– Мы собираемся закончить этот участок сегодня утром, а затем перейдем к другому, а вы слишком долго возитесь. Я не говорю, чтобы вы искали менее тщательно, просто постарайтесь делать все чуточку быстрее, а то у вас такой вид, как будто вы мыслями где-то далеко отсюда, да еще и улыбаетесь сами себе.

– Извините, мэм, – только и смог повторить несчастный Дарен, сильно покраснев.

Она ушла. Он очень надеялся, что никто не слышал, как она его отчитывала. Она права, сейчас не время мечтать. Дядя Стэн не одобрил бы его поведения. Он присел на корточки возле парника, внимательно его изучая.

То, что когда-то давало возможность заботливому огороднику вырастить прекрасные огурцы и кабачки, теперь представляло собой жалкое зрелище: деревянный каркас растрескался, стекла или разбиты, или вообще отсутствуют, все заляпано грязью. Осторожно, чтобы не пораниться о разбитое стекло и не разрушить всю конструкцию, он поднял крышку парника и заглянул внутрь. Там было сыро и пахло гнилью.

– Фу! – поморщился он от отвращения.

На дне, под горшками для рассады, лежала насквозь прогнившая солома, настоящее раздолье для улиток и слизняков. Эта картина не вызывала особого желания продолжать осмотр, и он уже собирался закрыть крышку, как внезапно ему в голову пришла мысль, что горшки хоть и были покрыты грязью, но на них не было мха и зеленой слизи, как на тех, которые он только что просматривал. Возможно, потому что они были прикрыты остатками парниковой рамы. Он поднял один из них: мох был, но только на днище горшка. Внезапная догадка осенила его: кто-то не так давно трогал эти горшки, поднимал, а затем ставил на место, да вот только позабыл, что ставить надо было вверх той стороной, где мох. Он начал очень осторожно доставать их один за другим. Когда они все оказались на дорожке у его ног, он аккуратно отодвинул в сторону гнилую солому.

– Инспектор Крэйн, мэм!

Его голос от волнения звучал немного грубо, но ему сейчас было не до этого. Он помахал рукой.

– Сюда, мэм. Кажется, я кое-что нашел.

Она поспешила к нему, а следом за ней и сержант Моррис, на строгом лице которого явно читалось сомнение.

– Что это, Вилкис? – рявкнул сержант.

Но Дарен, как и представлял себе в своих фантазиях, проигнорировал его и обратился к инспектору.

– Загляните под солому, мэм.

Они вместе склонились над находкой, голова к голове. Аманда и он. Сержант Моррис тщетно пытался заглянуть. Под соломой блестел металл.

– Какой-то нож, мэм! – воскликнул Моррис. Он отпихнул оскорбленного Дарена в сторону. – Не путайтесь под ногами, Вилкис!

Нож осторожно извлекли. Он был достаточно велик, скорее, даже мачете, а не нож. Длинный, острый, как бритва, клинок заканчивался рукояткой, для надежности обмотанной веревкой.

– Думаю, самодельный, – сказал сержант. – Видел такие штуковины, остаются после бандитских разборок. Ужасное оружие, – ухо отрезает в момент.

Ни от кого не скрылось, на что он намекает. Моррис продолжал:

– Вполне может быть орудием убийства, мэм. Спрятали после зверской расправы, как я и говорил.

Он внимательно осмотрел нож и пробормотал:

– Целое дело снять хоть какие-нибудь отпечатки с этой обмотанной веревкой ручки. А вон какие-то пятна на клинке, это вполне может оказаться кровью.

– Да, – в ее голосе прозвучало облегчение. Она очень переживала по поводу того, что они могут и не найти орудия убийства, пожалуй, даже больше, чем готова была признаться себе в этом. – Положи это в пакет, – сказала она и повернулась к Дарену. – Хорошая работа, Вилкис.

– Спасибо, мэм, – вслух произнес Вилкис, а про себя подумал: «Ну, дядя Стэн, мне есть что тебе рассказать!»

Глава восемнадцатая

…то колдовство, которым издревле занимаются ведьмы… имеет притягательную силу…

Из книги: «Популярно о колдовстве»

Мередит остановилась перед витриной магазина «Тысяча мелочей», товары в которой были выставлены в совершенном беспорядке. Среди них все так же дремала кошка, только сегодня она выбрала для сна самый дальний угол и расположилась на разноцветном бумажном веере. По-прежнему хотелось ее поднять, стряхнуть с нее пыль и поставить на место, прикрепив к шее ценник. По крайней мере, она хоть показала, что в состоянии двигаться.

Мередит взглянула на дверь магазинчика. За стеклом криво весела табличка с надписью «закрыто», а внутри не было никаких признаков жизни. Кошка была предоставлена самой себе.

Мередит пошла вдоль по Конюшенной улице. Дэнби вчера вечером собрали вещи и уехали обратно в Бамфорд, не переставая до самого отъезда опекать их с Аланом. Поль настоял на том, чтобы заколотить дверь из кухни на улицу с внутренней стороны, так что пока не поставят новую дверь, нельзя будет пользоваться этим входом.

– Теперь сюда никто не сунется, – радовался он, забивая молотком последний гвоздь.

– А если будет пожар? – поинтересовался Алан.

– Вы сможете выскочить в окно. Нельзя же оставлять дверь открытой на всю ночь, когда рядом околачивается какой-то псих. Вы собираетесь сообщить местным копам о взломе? Тут явно был какой-то тайный умысел, он ничего не взял, мы проверяли.

Макби как раз этим и занимался. В понедельник с самого утра он отправился в полицию. Мередит проводила свое собственное расследование. Что бы это ни было, с нее хватит. Особенно после того, как они оказались в центре событий.

В лучах утреннего солнца Конюшенная улица выглядела пустынно. Брюса и Рики сегодня не было. Вероятно, они пошли в школу, снова мучить своих учителей, по крайней мере, Мередит очень надеялась, что братьев Катто нет дома. Она хотела поговорить с их матерью, а делать это, когда Брюс и Рики рядом и все слушают с озаряемыми недобрыми намерениями лицами – не совсем то, о чем она мечтала. Мередит постучала в дверь.

Она слышала шум в глубине, похоже, в полную мощность работал телевизор, но к двери что-то никто не подходит, вероятно, Джанин вышла и просто оставила телевизор включенным. У Берри телевизор тоже работал впустую, беззвучно сменялись картинки на экране, а никто не обращал на это внимания. Так и Джанин утром, наверное, первым делом включает телевизор, а потом он целый день мерцает себе в углу, пока не подходит время спать, хотя за все это время так никто и не сядет перед ним посмотреть что-нибудь от начала до конца. Люди в стране обращаются с телевизором как с домашним животным: он живет вместе с ними и у него есть право выражать себя. Мередит никак не могла понять такого отношения, но она к нему привыкла.

Как будто опровергая ее мысли, шум прекратился, очевидно, в середине какой-то погони. Послышались шаркающие шаги, и недовольный голос спросил через дверь:

– Кто там?

Мередит прокричала в ответ свое имя и напомнила, что уже приходила с миссис Картер.

Дверь медленно открылась, и на пороге показалась в тапочках на меху и простом платье Джанин с приличным синяком под глазом.

Смущенная и опешившая Мередит стала неловко извиняться.

– Все нормально, успокоила ее Джанин. – Я думала, опять пришел кто-то из этих журналюг, потому и не торопилась открывать. Зайдете?

Внутреннее убранство дома представляло собой то особое зрелище современного варианта нищеты, которое Мередит всегда считала и угнетающим, и странным. Несколько предметов первой необходимости, явно дешевых, плохо сочетались с купленными еще предыдущими поколениями предметами роскоши. Это громоздкое величие выглядело здесь явно неуместно. Приоритеты поменялись.

Похоже, мебель Джанин купила у старьевщика. Центрального отопления в доме не было, только камин, который топили углем несмотря на то, что погода стояла довольно теплая. Кроме того, его использовали и для других нужд – перед решеткой на старой деревянной вешалке сохли после стирки джинсы мальчиков, испуская небольшие клубы пара. И уж совершенно выпадал из общей картины огромный телевизор и лежащий под ним на потертом ковре дорогой видеомагнитофон. Общее впечатление можно было определить так: чисто убранный беспорядок.

Джанин сидела, облокотившись на помятые бархатные темно-фиолетовые подушки, сваленные в кучу на покосившемся диване с коричневой ворсистой обивкой, местами протертой. Она удобно устроилась перед телевизором и камином. До прихода Мередит Джанин читала журнал о поп-музыке и культуре и ела чипсы с сыром и луком.

Нельзя было не заметить ее синяк, но правила хорошего тона не позволяли поинтересоваться его происхождением. Джанин сама начала разговор:

– Вижу, вы заметили мой фингал, – она подняла руку и осторожно коснулась лица в этом месте.

– Да, – согласилась Мередит.

– Он еще и увеличивается, – пожаловалась Джанин. Она подошла к зеркалу, повешенному вопреки всем правилам безопасности над камином, и стала внимательно изучать свой глаз. Вешалка покачнулась, рискуя свалиться в огонь со всем своим грузом. Мередит протянула руку, чтобы удержать ее.

– И желтеет, – продолжала Джанин. Она стряхнула крошки от чипсов и уселась среди своих королевских подушек. – Я подралась. Совершенно неожиданно объявился мой предпоследний парень. Я послала его на… – Джанин осеклась и из уважения к своей гостье закончила фразу иначе: – Я велела ему выметаться. Все равно он пришел только затем, чтобы одолжить немного денег, или попытаться стянуть что-нибудь, а затем продать.

Вероятно, видеомагнитофон. Джанин яростно защищала свою собственность и преуспела в этом, однако без физического ущерба не обошлось.

– Он больше вам ничего не повредил, Джанин? – участливо спросила Мередит.

– Нет, как я уже сказала, мы немного подрались, но я вышвырнула его вон. Какое-то время он не появится, – в ее голосе прозвучала уверенность.

Взгляд Мередит упал на детские джинсы. В памяти всплыли слова Поля о том, что отпрысков Эрни можно найти по всей деревне. Внезапно ей пришла в голову тревожная мысль: а что, если Брюс и Рики тоже его дети?

– Этот ваш, э-э… бывший парень, он отец детей?

Джанин кивнула:

– Но он не навещает их и не приносит денег на их воспитание.

– Он не местный, не из Парсло-Сент-Джон?

– Нет, и я тоже. Я приехала из местечка Лонг Викхэм, что в пятнадцати километрах отсюда.

В этих местах пятнадцать километров было достаточным расстоянием для того, чтобы вас считали неместной.

– Вам больше нравится Парсло-Сент-Джон?

– Не сказала бы: здесь точно так же ничего не происходит, но зато есть хоть парочка магазинов и школа. В Лонг Викхэме не было даже магазина и школа была гораздо меньше, так что мне с детьми лучше здесь. Хотите чашечку чаю?

Она уже была на кухне, и было слышно, как наполняется чайник. Вернувшись, Джанин оперлась о дверной косяк:

– Через секунду будет, только закипит. А зачем вы пришли?

На самом деле Мередит пришла, чтобы поговорить об Оливии, проверить то, что говорил Поль о письме и узнать, что известно Джанин, но к этой теме надо подходить издалека.

– Мы с другом освобождаем дом в конце недели, в воскресенье после полудня. У миссис Картер есть ключ, и я хотела узнать, не найдется ли у вас времени зайти как-нибудь на следующей неделе и все тщательно убрать, так, чтобы к приезду владельцев дом был в идеальном порядке. Перед отъездом я сама все уберу, так что много работы не будет, а заплачу я прямо сейчас.

– Договорились, – ответила Джанин, и наморщила лоб, подсчитывая. – Думаю, за пару часов я управлюсь, протру все, плюс еще окна. Скажем, десятка?

– Я заплачу пятнадцать, – сказала Мередит, открывая кошелек. – Просто на случай, если это по какой-то причине отнимет у вас больше времени.

А еще потому, что десяти фунтов за два часа нудной работы с протиранием мебели и мытьем окон, по ее мнению, недостаточно. Мередит не очень-то любила домашнюю работу, и оплата включала и ее признательность за избавление от этой рутины.

Вряд ли Оливия испытывала признательность. Грачиное гнездо с его огромными комнатами, высокими потолками, изобилием резных деревянных балюстрад и лепных украшений содержалось в идеальной чистоте усилиями одной только Джанин, хоть это и не входило в ее обязанности. Однако укоренившийся в сознании пустой снобизм привел к тому, что Оливия, во всем остальном довольно милая женщина, завещала своей домработнице смехотворную сумму, в то время как маленькой избалованной девочке, единственному ребенку состоятельной семьи, она оставила две тысячи фунтов. Каждый раз, когда Мередит думала об этом, не самые лучшие по отношению к усопшей чувства зарождались в ее душе.

Она снова бросила взгляд на видеомагнитофон, и ей стало интересно, имеет ли Джанин какой-нибудь другой, менее афишируемый, чем уборка помещений, доход? Если это и так, то что же в этом удивительного? У нее на руках два мальчика и никакой финансовой поддержки от их отца. Безусловно, каждая копейка, которую удается заполучить, оказывается очень кстати.

«И предположим, – тихо нашептывал голос в голове Мередит, – просто предположим, что Джанин остро нуждалась в деньгах и думала, что Оливия оставит ей гораздо больше, чем жалкие пару сотен…»

Джанин взяла из рук Мередит десяти– и пятифунтовую банкноты и спрятала их в карман платья.

– Не беспокойтесь, я все сделаю, но вы же пока здесь, вы ведь останетесь до конца недели? Понимаете, у меня сейчас нет заказов…

– Понимаю, – пробормотала Мередит.

Джанин скрылась в кухне и вскоре вернулась с двумя кружками чая, одну из которых торжественно вручила гостье.

– Собираетесь покупать старый дом?

– Старый дом? А, Грачиное гнездо, – Мередит надеялась, что ее ответ не прозвучит как оправдание. – Вряд ли. Милый дом, но слишком уж большой, да еще этот сад.

Джанин взбила фиолетовые подушки и снова села на диван.

– Эти подушки появились у меня, когда все ценное из Грачиного гнезда пустили с молотка. Каждую вещь пронумеровали и оценили, но прежде, чем пришел оценщик, я забрала подушки, потому что кто бы их купил?

Пытаясь оправдаться, она добавила:

– Я спросила разрешения у адвоката, когда узнавала, что делать с этими тапочками, – Джанин выставила вперед ногу. – Мистер Беренс, адвокат, сказал, что я могу оставить тапочки себе, и он не видел препятствий для того, чтобы я взяла пару подушек, если они мне пригодятся. Как раз немного преобразили мой старенький диван.

«Интересно, а что еще ты взяла, – подумала Мередит, – с ведома и разрешения мистера Беренса и без него? Да какая разница? Все равно собирались все продать. Вероятно, Джанин чувствовала, что она имеет право взять хоть что-то после того, как она столько лет присматривала за домом. Родственников у Оливии не было. Правда, та получила как-то письмо». Эта цепочка рассуждений плавно подводила Мередит к главной цели ее визита.

– Очень грустно, когда кто-нибудь вот так умирает, а потом все из дома выносится, и всем распоряжаются чужие люди. Удивительно, что у нее совсем никого не осталось.

– У нее был муж, но он умер во время войны.

– О, это она вам рассказала?

– Не сразу, – ответила Джанин, – к тому времени я уже работала у нее довольно долго. Она не из тех людей, которые рассказывают о себе. Это случилось, когда пришло письмо от какого-то Смитона, должно быть, члена семьи ее мужа. Тогда она и сказала мне, что он умер во время войны, и с тех пор она не поддерживает с его родней никаких отношений.

– Она поссорилась с его семьей или просто уехала от них? – продолжала расспрашивать Мередит. – Такое бывает, когда нет детей.

– Она не сказала, но думаю, что ссора имела место, потому что она очень расстроилась. Я имею в виду, расстроилась, когда получила письмо: вся побледнела и только тут остались два маленьких красных пятнышка, – Джанин коснулась щек. – Я никогда не видела ее в таком состоянии: она вся дрожала. Я испугалась, что с ней случится припадок, и принесла стакан воды.

Позже она позвонила мистеру Беренсу и велела ему ответить, что она не желает видеть того, кто прислал письмо, кто бы он ни был. Наверное, тот, кто написал письмо, хотел приехать навестить ее. Не думаю, чтобы он потом еще ей писал.

– Больше не было никаких… – Мередит запнулась, – она больше ничего не предпринимала после того, как получила письмо?

Внезапно в глазах Джанин вспыхнуло подозрение, она внимательно посмотрела на Мередит. «Она меня раскусила, – огорченно подумала Мередит, – догадалась, что я пришла сюда поговорить об Оливии».

– Для вас это представляет какой-то интерес? – холодно спросила Джанин.

– В некоторой степени, – Мередит решила, что лучше быть откровенной.

– Что-нибудь не так? – Джанин начала вести себя настороженно.

– Я не слышала, чтобы что-нибудь было не так, – честно ответила Мередит.

Джанин задумчиво допила чай. Почти непроизвольно у нее вырвалось:

– После того, как Оливия получила письмо, она сделала нечто странное – перевернула весь дом, просмотрела содержимое всех ящиков и шкафов, сожгла много старых бумаг и вещей. Объяснила, что провела ревизию. Не думаю, что стоило столько выбрасывать, но она заявила, что периодически проводит такую чистку, чтобы когда она уйдет – она имела в виду, умрет, – все вещи были в порядке.

«В порядке! Уничтожала улики», – подумала Мередит.

– И после письма Смитона она провела одну из таких чисток?

– Походило на то, сожгла несколько старых писем и одну фотографию.

Мередит подавила возглас удивления и переспросила:

– Фотографию?

– Не человека, – быстро сказала Джанин. – Какого-то старого дома, немного похожего на Грачиное гнездо. Я зашла в комнату, когда она на коленях стояла перед камином, рвала письма и бросала их в огонь. Я попросила ее быть поосторожнее и подняла с пола эту старую фотографию, которая лежала немного в стороне, как будто Оливия собиралась бросить ее в огонь, но пока отложила, может быть, затем, чтобы взглянуть на нее еще разок, понимаете, о чем я говорю? Я протянула ее Оливии, стараясь помочь, а она немного резко ответила: «Спасибо, Джанин, я сама справлюсь», и бросила ее прямо в пламя. Жаль, это была действительно очень старая фотография.

Похоже, снимок был сделан где-то в деревне, в местности, чем-то напоминавшей нашу: много деревьев, а за ними виднеется купол церкви, вроде той, что напротив Грачиного гнезда. Действительно, очень похоже. Я бы спросила ее, если бы она не была так раздражена, не было смысла подставляться.

– А людей на фотографии не было?

– Только ребенок, – ответила Джанин. – Маленькая девочка в старомодном платье со шляпкой, – она встретилась взглядом с Мередит. – Больше мне нечего сказать. Оливия была забавная старушка, и я неплохо с ней ладила, но подружиться с ней было невозможно, понимаете, что я имею в виду?

«Даже слишком хорошо понимаю», – подумала Мередит. Поль был прав. Оливия была воспитана в старых традициях, а Джанин для нее была всего лишь служанкой. Со слугами не сплетничают.

– Тем более жаль, – неосторожно вырвалось у Мередит вслух.

Джанин посмотрела на нее с подозрением.

* * *

Вернувшись домой, Мередит и Алан доели то, что осталось от привезенной накануне Полем и Лаурой провизии.

– Ты молодец, – великодушно, хоть и невнятно похвалил Алан: он жевал сырную палочку. – Фотография – совершенно новая деталь. Должно быть, она много значила для старушки, поскольку это была единственная фотография, которая сохранилась, по крайней мере, до последней чистки.

– Однако она была настолько напугана письмом Лоуренса, что сожгла и ее.

– Ты думаешь, она была напугана его письмом? Может быть, просто разозлилась?

Мередит покачала головой.

– Она была напугана. Конечно, это только догадки, но думаю, на той фотографии был дом, где прошло ее детство и сама Оливия, тогда еще девочка, в старомодном платье, как и описывала Джанин. Вот почему Оливия впоследствии купила Грачиное гнездо.

– Как вы пришли к такому выводу, мистер Холмс?

– Внешне и дом, и местность напоминали усадьбу, где она провела детство. У Джанин было время заметить сходство, прежде чем Оливия вырвала фотографию у нее из рук. Сентиментальные чувства взяли верх над здравым смыслом. Люди часто хранят старые вещи, которые сломаны, никуда не годны и не имеют никакой материальной ценности. Почему? Потому что они имеют иную ценность – эмоциональную. Оливия хранила эту фотографию, так как это была последняя ниточка, связывающая ее с детством, но письмо Лоуренса почему-то заставило ее предать этот снимок огню. Она была напугана, точно говорю.

Мередит проворно схватила последнюю сырную палочку, прежде чем Алан успел протянуть руку к тарелке.

– Даже спустя столько лет Лоуренс представлял для нее угрозу. Ты собирался поговорить с ним, Алан.

Он вздохнул, соглашаясь.

– Я думал после обеда заехать к Бэзилу, может, он прямо сразу позвонит ему и договорится о встрече. Поедешь со мной?

Мередит покачала головой:

– Я хотела узнать у Винни, не собирается ли она сегодня снова к Кевину Берри. Если собирается, я пойду с ней.

– Сегодня она явно не собирается никуда идти – я видел, незадолго до того, как ты вернулась с Конюшенной улицы, она уехала куда-то на своей машине.

Мередит ненадолго задумалась.

– Это не имеет значения, я все равно пойду. Последний раз, когда мы были у бедняги, он казался совсем заброшенным. Не знаю, что собирается предпринять Аманда Крэйн, если она вообще собирается что-либо предпринимать, но Кевину нужен кто-то, кто сумел бы защитить его интересы. В своем полуразрушенном доме он просто умрет с голоду.

* * *

Дом Берри в этот раз выглядел не лучше, чем в прошлый: все тот же заросший сорняками двор, куры стучат клювами и роются в земле рядом с полуразвалившимися автомобилями. Эта картина чем-то напоминала поле боя. Мередит остановилась у тележки Оливии и попыталась представить себе, как же она выглядела, когда была еще на ходу: серый пони между желтых оглобель весело бежит по дороге, Оливия в тележке с вожжами в руках. Мередит подумала, что, возможно, тогда Оливия была счастлива. Наверное, она чувствовала себя счастливой, когда объезжала деревню в запряженной пони тележке и сознавала, что является частью местного общества. Последние годы жизни, которые она провела под добровольным домашним арестом, в полной изоляции от людей, должно быть, были печальными и одинокими.

Что касается практической стороны вопроса, тележка, похоже, даже в этом состоянии стоила немалых денег, а Кевин явно нуждался в них. Она предложит ему дать объявление о продаже или попросит Винни дать объявление за него. Мередит наклонилась и выдернула несколько сорняков, довольно неприятных на вид (темно-зеленая трава с желтыми цветами) и осмотрела колеса, которые они скрывали. Колеса оказались достаточно крепкими. Определенно, она предложит Кевину продать тележку с помощью Винни.

Дверь в дом была приоткрыта. Изнутри доносились слабые звуки, затем раздался грохот металла, как будто кто-то уронил кастрюлю. Мередит толкнула дверь и заглянула внутрь. Большая комната, перестроенная Эрни с целью улучшения планировки, что, впрочем, не удалось, была такой же захламленной и грязной, как и в прошлый раз. Мередит с удивлением обнаружила, что Кевин стоит спиной к ней в дальнем углу комнаты и что-то делает у плиты. По крайней мере, он не умирает с голоду, как она боялась.