Текст книги "Огненная дорога"

Автор книги: Энн Бенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)

Но где именно, по-прежнему оставалось тайной.

«И как получается, – удивлялась Джейни, – что даже если я не контактирую с ней, она как будто знает, когда прийти?»

– Нет, спасибо. Я прекрасно доеду сама.

Страхи в сознании Джейни разыгрались не на шутку, предлагая самые дикие возможности и фантастические сценарии, объясняющие, почему Кристина всегда тут как тут. Глядя, как девушка собирает вещи, Джейни перебирала в уме не менее фантастические идеи: вспрыснуть ей микроскопический передатчик или засунуть его в шампунь, а может, замаскировать под кукурузные хлопья коммуникационные чипы. Занятно, конечно, но чушь несусветная. С начала и до конца. Здесь требуется что-то несравненно более изощренное.

Однако что-то такое определенно существует. Когда все это закончится, когда опасность больше не будет маячить за углом, она непременно найдет способ узнать.

На экране перед ней все еще было досье одного из их ортопедов; конкретно та его часть, где представлен весьма обширный список его (точнее говоря, ее) важнейших публикаций.

«Поработаю еще несколько минут, – сказала себе Джейни, – и в постель».

Однако стоило ей ввести в компьютер команду перехода на другой уровень данных, как она услышала легкий стук в дверь.

Она повернула голову и увидела Тома; он стоял, прислонившись к дверному косяку. Вид у него был расслабленный, на губах знакомая кривая улыбка, в глазах смешинка, которую она всегда представляла себе, когда думала о нем. Легкая, но очень приятная дрожь удивления пробежала по ее телу.

В руках он держал бутылку вина и два стакана.

– Захотелось принять стаканчик на ночь. Может, присоединишься? Хорошее вино, красное…

– Вообще я не против. Но, может, конкретно в данный момент стакан свекольного сока лучше?

Он вошел в комнату, поставил стаканы на край письменного стола и наполнил их до половины. Вино было прекрасного темного цвета, почти непрозрачное.

– Нет, это лучше, чем свекольный сок, так мне кажется. – Он взял стакан и поднял его. – Ну, за твое здоровье. Чтобы ты…

Джейни тоже подняла стакан.

– …разобралась во всем этом.

– Или хоть в чем-то.

– Согласна на ортопеда Зеро.

Том кивнул на экран.

– Получается что-нибудь?

– Хотелось бы, но… Я крутила и вертела эту группу под всеми возможными углами. Изучила отдельно каждое досье, просмотрела списки их публикаций, даты опубликования, полученные гонорары и все такое прочее. Но не нашла ничего.

Он кивнул на компьютер.

– Можно, я попробую?

– Пожалуйста. Вдруг увидишь что-то, что я упустила?

Она начала подниматься, но он остановил ее.

– Сиди. Тебе вовсе не обязательно вставать. – Он встал позади нее, положил руки на подлокотники кресла и перегнулся через ее плечо. – Прекрасно. Мне и так все видно.

Джейни сидела без движения, казалось, целую вечность, пока Том работал с компьютером, продуманными, экономными движениями прикасаясь к дисплею. Она почувствовала, что хотела бы быть этим экраном, хотела бы, чтобы Том прикасался к ней в самых чувствительных местах.

«Не делай этого», – твердили остатки разума.

Однако расстояние между нею и Томом, казалось, сократилось практически до нуля – в противовес расстоянию между нею и Брюсом, которое увеличивалось с каждым днем. Она была дверным замком, а Том нажал на кнопку, послав недвусмысленный, настойчивый сигнал «Впусти меня, впусти меня!». Джейни закрыла глаза и сделала глубокий вдох, стремясь избавиться от внезапного «Хочу!», которое требовательно вопило в сознании, угрожая подтолкнуть к тому, о чем впоследствии она может пожалеть.

Однако все попытки одолеть себя потерпели неудачу. Волна желания неудержимо вздымалась внутри, стремясь вырваться на волю. Когда Том начал убирать руки, обхватывающие Джейни с обеих сторон, она слегка повернула голову, чтобы почувствовать прикосновение его рубашки к щеке, а когда его руки проходили мимо ее лица, взяла одну и поднесла ее к губам. Электрическая цепь между ними замкнулась.

Когда они проходили мимо маленькой комнаты, где спала Джейни, она юркнула внутрь и попыталась втащить его за собой, но он покачал головой и потянул ее дальше, в свою «берлогу». Войдя, Джейни остановилась на минуту, впитывая атмосферу комнаты, где Том спал и видел сны; ей хотелось понять, если удастся, что говорят о нем окружающие вещи. Они говорили одно и то же: скромность, простота, продуманность во всем. В комнате был порядок, в воздухе ощущался легкий запах самого Тома.

На деревянном бюро стояли фотографии его родственников. В одном месте в их ряду зияла прогалина; казалось, оттуда недавно что-то убрали.

«Женщина, чью фотографию он не хочет, чтобы я увидела?»

На прикроватной тумбочке стояла свеча, в вазе цветы. Как будто он заранее подготовился… Эта мысль доставила Джейни огромное удовольствие. Она улыбнулась.

– Ты забыл взбитые сливки.

Том притянул ее к себе.

– Черт побери! А я так хотел, чтобы все было на высоте.

– Что может быть лучше, – прошептала она чуть позже, когда они расслабленно лежали в постели, – чем получать удовольствие в объятиях самого старого, самого дорогого друга?

– Чтобы это произошло гораздо раньше.

«Боже мой, Джейни, я люблю тебя.

И скучаю по тебе. Надеюсь, ты уже разобралась, что случилось с домом. Скажи Тому, как высоко я ценю его помощь. Сейчас ты, наверное, спишь – это хорошо, потому что, знаю, я не давал тебе здесь высыпаться, а если учесть, что выпало на твою долю, ты особенно нуждаешься в отдыхе. Я огорчен, что ты уехала так быстро, но понимаю, что другого выхода не было.

Скоро все наладится, вот увидишь. Мы справимся. У меня такое чувство, будто наша любовь сейчас переживает самый расцвет».

Последнее предложение она восприняла как пощечину, как удар, который Брюс нанес ей, скорее всего даже не подозревая об этом. Она закрыла глаза, вспоминая только что прошедшую ночь и необыкновенное ощущение теплоты, испытанное в объятиях человека, которого хорошо знала, которому доверяла безраздельно и который прикасался к ней с такой нежной и, несомненно, давней любовью.

Как она могла не замечать этого прежде?

Она открыла глаза. Сообщение Брюса по-прежнему висело на экране, словно немой укор.

Внезапно послышались шаги на лестнице, а потом звяканье ложки о керамическую кружку. Она быстро закрыла послание Брюса и вызвала на экран список ортопедов. Вошел Том с подносом в руках. Сердце заколотилось, и, чтобы отвлечься, Джейни сцепила на коленях дрожащие руки и уставилась на них.

Она сидела в кабинете Тома, накинув на плечи купальный халат хозяина, наутро после того, как провела ночь в постели Тома. С Томом.

Она испытывала такое смущение, такую неловкость, что едва не расплакалась, но сдержала слезы, с силой прикусив губу. Почувствовав боль, она дотронулась до губы пальцем, но та не кровоточила. В отличие от ее совести.

– Доброе утро.

Он поставил поднос на стол и слегка подвинул компьютер, чтобы освободить место для кружек. И при этом он буквально сиял: прекрасная улыбка утра «после».

– Ну вот, – сказал он, – есть еще один повод восхищаться тобой: ты трудоголик.

Джейни сумела улыбнуться.

– Да. Ты находишь это восхитительным?

Он поцеловал ее в лоб.

– Я нахожу все в тебе восхитительным.

Эти слова звучали так хорошо, так правильно.

«Но, господи, до чего же все это неправильно», – подумала она.

Он встал рядом, глядя на список на экране.

– Нашла что-нибудь?

– Нет.

С кружкой в руке он уселся в мягкое кресло чуть-чуть в стороне; в таком кресле хорошо читать, пока другой, более значительный человек работает за письменным столом. Кресло компаньона. Джейни развернула офисное компьютерное кресло, чтобы оказаться лицом к лицу с Томом. С легким уколом ревности она спросила себя, кто другой, возможно, сидел бы в этом кресле, если бы Том оказался в ее положении. Однако он, похоже, чувствовал себя там очень удобно, хотя это был его кабинет и его дом.

– Думаю, нам нужно поговорить, – сказал он.

Джейни взяла свою чашку. Ее тепло действовало успокаивающе, хотя руки по-прежнему дрожали.

– Не знаю, почему это произошло именно сейчас.

– Забавно. А я только что спрашивал себя, почему это не произошло раньше. Если бы у меня хватило мужества рассказать о своих чувствах до твоей поездки в Лондон, может, этого разговора и не было бы.

– Почему ты не сделал этого? Господи, Том, если бы я только знала! В смысле, я, когда была замужем, всегда испытывала к тебе любовь некоего… особого сорта, но мне почему-то казалось, что на самом деле это просто дружба. – Джейни иронически хмыкнула. – Как если бы этим определением все исчерпывалось. Понимаешь? Всего лишь дружба.

– Что я могу на это сказать?

– Ничего, я понимаю. Нам с тобой вместе всегда так спокойно, мы так хорошо подходим друг другу, что если бы я имела хоть малейшее представление о твоих чувствах, то в жизни не позволила бы себе увлечься Брюсом. Все могло бы начаться, когда я вернулась из Лондона, или, может быть…

Она замолчала, борясь со слезами.

– Что «может быть»?

– Может быть, вообще никуда не уехала бы.

– Джейни… конечно, ты уехала бы.

– Может, и нет.

– Ты ни за что не упустила бы такую возможность. Все повернулось совсем не так, как ты планировала, но предвидеть этого ты не могла. Ты всегда отвечала на любой вызов. Может, тебе и было бы тогда к чему возвращаться, но ты все равно уехала бы. И я понимаю это. Я же помог тебе все устроить, помнишь? Предполагалось, что для тебя это очень хорошо, и я никогда не позволил бы себе удерживать тебя от того, что для тебя хорошо.

– Странно слышать это от тебя. Сейчас ты на грани того, чтобы поступить именно так.

Он поставил кружку на стол и наклонился вперед, обхватив руками колени.

– Разве? У меня нет ощущения, что ты так уж уверена в этом.

Джейни тяжело вздохнула.

– Ты прав. Я не уверена. Ты слишком хорошо знаешь меня.

– А ты знаешь меня. Знаешь, что я не делаю таких вещей с легкостью.

Последовавшее за этим молчание было почти непереносимым.

– Послушай, – сказал в конце концов Том, – если хочешь, я могу отойти в сторону. Но, должен признаться, сейчас я настроен идти совсем другим путем.

– Каким?

– Тем, на который уже встал.

– И куда, по-твоему, он тебя приведет?

– В твое сердце. Надеюсь.

– Там все битком забито.

– Делай, что считаешь нужным, Джейни. Я не намерен убеждать тебя бросить Брюса и уйти ко мне. Ты должна принять решение сама, независимо от того, что мы оба делаем. Я просто хочу получить свой шанс, вот и все.

– Послушай, – сказала она после недолгого раздумья, – может, мне лучше остановиться у Кэролайн или даже в отеле? Так будет легче для нас с тобой разобраться во всем этом.

– Сделай так, если хочешь, но только ради себя, не ради меня. Я так долго сдерживался, а теперь, когда все наконец выплыло наружу, мне так хорошо… не думаю, что могу просто взять и «выключить» свои чувства снова. Куда бы ты ни ушла, я буду любить тебя.

Он встал с кресла, подошел к Джейни и положил руку ей на плечо; его прикосновение было нежным и успокаивающим.

– Думаю, тебе лучше оставаться здесь, пока твоя жизнь снова не наладится. Ты близка к концу вашей с Кристиной работы. Так просто будет легче.

– Получается, что я как будто использую тебя.

– А мне кажется, это я использую тебя. Что лишний раз подтверждает, как по-разному люди воспринимают одно и то же, независимо от того, насколько хорошо знают друг друга. Однако должен тебя предупредить. – На его лице заиграла почти бесстыдная усмешка. – Я собираюсь каждую ночь стоять под дверью твоей спальни и скулить, точно щенок, пока ты меня не впустишь. – Он подхватил поднос. – Ладно, возвращаемся к реальности.

– От нее никуда не денешься, верно?

– Это точно. И она с каждым днем становится все отвратительнее. – Том кивнул на экран компьютера. – Один из твоих ортопедов, – ловко удерживая поднос одной рукой, другой он указал на длинную фамилию восточноевропейского типа, – кого-то мне напоминает. По-моему, я знаком с его сыном еще со времен моих безумных дней в юридическом институте.

Джейни казалось, что не стоит пренебрегать никакими деталями, даже такими, на первый взгляд, незначительными. Она прикоснулась к экрану, и на нем появилась информация о родственниках человека, о котором говорил Том. А также его фотография; у Джейни мелькнула смутная мысль, что, кажется, она видела его прежде. Однако вспомнить не удалось.

– Не вижу тут никакого упоминания о сыне-юристе, – сказала она.

– Не думаю, что он закончил институт, разве что позже. Я потерял его след и рад этому. Парень был полный болван.

Джейни улыбнулась.

– Тогда из него должен был бы получиться классный юрист.

– Ха-ха!

Ощущение близости между ними исчезло, и Джейни сразу же стало недоставать его. Провожая взглядом уходящего Тома, она испытала ужасное чувство одиночества. Однако погружаться в него не было времени. Отложив в сторону собственные маленькие злосчастья, она вернулась к безгласной, непостижимой реальности, страстно желая, чтобы та заговорила и заговорила внятно – поскольку в Большой базе продолжали неумолимо тикать зловещие часы болезни.

Двадцать девять

Стоя на стене замка, Наварра и де Куси провожали взглядом посланца Каля, скачущего в направлении Компьена. У короля Наваррского был нехарактерный для него встревоженный, подавленный вид.

– Этот человек сумел собрать боеспособную военную силу, – сказал он. – Фактически, армию. И, если судить по этому командиру, армию, состоящую из умных людей и потому достойную короля. Этого болваном никак не назовешь. И наверное, он там не один такой.

– Он что-то тут толковал о тысячах, – заметил барон де Куси. – Как такое возможно?

– Кто знает? Может, у Каля есть тайный союзник.

– Нет ничего тайного, что не стало бы явным.

– Тогда, скорее всего, все эти тысячи просто крестьяне.

– В таком случае, милорд, вам опасаться нечего.

– Он говорит, что у них есть вооруженные мечами всадники, а также пешие лучники, метатели копий и пешие же солдаты, прямо как у нас.

– Он преувеличивает, – сказал де Куси. – Чтобы это было правдой, они должны были полностью измениться. Мне как-то не верится, что существуют кудесники, способные справиться с такой задачей. – Барон попытался засмеяться, но получилось не слишком убедительно. – И мечи… откуда у них металл, не говоря уж об оружейниках? Конечно, если его союзник алхимик, который умеет превращать камни в металл, тогда другое дело.

– Не стоит недооценивать Гильома Каля. Это было бы большой глупостью. Однако вы правы – он преувеличивает. Сейчас важно выяснить, в какой мере. И с какой целью.

– Никогда не знаешь, что на уме у этих крестьян, – заметил де Куси.

– Может, чтобы произвести на нас впечатление? Вряд ли ему от этого будет толк. Предполагается ведь, что мы союзники. И Каль понимает, что, если предварительные отчеты о численности и состоянии армии дофина верны, он будет нам нужен.

– И пока мы не выясним со всей точностью, каковы на самом деле силы дофина, не стоит отталкивать Карла, высмеивая его крестьян. Он подготовил их к яростному сражению, но вряд ли всерьез рассчитывает, что сможет одолеть вас, когда бой с дофином будет выигран.

– Почему бы и нет, – возразил Наварра, – если у него и впрямь столько людей и если мы сильно пострадаем во время сражения? А ведь мы наверняка пострадаем больше него, потому что будем возглавлять нападение.

Он спустился со стены в комнату, где недавно принимал одного из командиров Каля.

– Он хитер, этот король Жакерии, но мы еще хитрее. – Наварра вызвал пажа. – Скачи в Компьен и сообщи Калю следующее. Через три дня на рассвете мы встретимся там и соединим наши силы. И его солдаты, поскольку их численность столь велика, пойдут впереди фаланги. Мы окажем им честь первыми нанести удар дофину.

Когда Каль передал содержание этого сообщения своим командирам, мгновенно разгорелся жаркий спор. Все соглашались, что сообщение Наварры требует ответа, и разногласия касались лишь того, каким должен быть этот ответ. По этому поводу не было даже двух одинаковых мнений. Спустя час жарких дискуссий Каль обдумал все услышанное и принял решение.

Обходя стол, он указывал на отобранных им людей и называл их имена.

– Завтра утром вы все отправитесь с визитом к Наварре и его марионетке, Коси. Возьмите лучших наших коней, лучшие мечи, наденьте лучшие доспехи, которые нам удалось раздобыть. Найдите какое-нибудь знамя. Ведите себя как воины. Передайте ему, что я обдумал его предложение и пришел к выводу, что лучшей стратегией будет перемешать наших солдат во время атаки на дофина. Скажите ему, что, по моему мнению, это так сильно собьет дофина с толку, что он растеряется и вряд ли сообразит, что делать. Скажите ему, что мы оба знаем, какой слабовольный человек дофин. Столкнувшись с выбором, перед которым мы его поставим, он не сможет принять быстрое, обоснованное решение. И это сыграет нам на руку.

Каль помолчал и потом добавил:

– А вот о чем не говорите ему ни слова: как только наше объединенное нападение на дофина закончится, и мы все еще будем рассеяны среди его воинов, и жажда крови по-прежнему будет кипеть в нашей крови, мы внезапно набросимся на его людей и перебьем их всех. Это станет для них полной неожиданностью. Мы всего лишь крестьяне, в конце концов. Разве мы способны на такой дерзкий шаг?

Ответом ему были громкие, радостные возгласы. Кэт все видела и слышала, стоя у камина, где кипятила льняные повязки и чувствовала, как дрожь страха пробегает по спине.

Она нашла Алехандро, когда он медленно обходил поляну, помогая тем, кто получил незначительные повреждения во время боевых учений. Волдыри, занозы, растяжения – все эти и многие другие мелочи, если ими не заниматься, могли существенно снизить боевую эффективность пострадавших. Обуви сейчас хватало – снятой с покойников на дорогах и полученной от вдов; но вот подобрать каждому подходящую пару оказалось сложнее. Между тем Алехандро понимал, что ноги солдат могут стать их ахиллесовой пятой, и поэтому уделял им особое внимание, поставив своей задачей, чтобы ко дню сражения ни у кого не было кровоточащих, незалеченных ран.

Он увидел, что Кэт направляется к нему.

Она шла, придерживая одной рукой подол юбки, чтобы не запачкать ее, а в другой неся связку хорошо знакомых серовато-белых повязок; в последнее время она полностью взяла на себя их изготовление и обработку.

– Я принесла новые повязки, père. Совсем свежие.

– Ты творишь чудеса, дитя. Как бы они выиграли эту войну без тебя?

Она улыбнулась, отдавая ему повязки.

– Я не дитя, père. Теперь я замужняя женщина. Но ты, наверное, всегда будешь воспринимать меня как ребенка.

Они продолжали работать вместе, и хотя дело это было невеселое, а впереди их ждали тяжкие испытания, Алехандро Санчес испытывал такое чувство удовлетворенности, какого не знал на протяжении многих лет. Дочь рядом, у нее прекрасный муж, руки и голова заняты полезным делом – разве этого не достаточно, чтобы чувствовать себя счастливым?

Когда все повязки были израсходованы, Кэт сказала ему:

– Давай пройдемся, père. Мне нужно поговорить с тобой с глазу на глаз.

Это были самые приятные слова, которые он слышал за весь день.

– Со всем моим удовольствием, мадам Каль.

Она засмеялась. Они углубились в лес позади лагеря.

– Знаешь, это совсем неплохо – наконец-то обрести фамилию. Я никогда не знала, как называть себя. Плантагенет? Эрнандес? Санчес? Сейчас я Каль. Очень приятно – произносить это вслух.

Он обхватил ее за плечи.

– Ты счастлива, дочь? – Он засмеялся. – И ты заметила, что я не назвал тебя «дитя»?

– Я никогда не думала, что можно быть такой счастливой, père. – Она провела рукой по лбу, засунув под головной убор выскользнувшую оттуда прядь золотистых волос. – Но, может, скоро я буду еще счастливее.

Алехандро остановился и вопросительно посмотрел на нее.

– У меня прекратились месячные, père.

– Ты же только-только вышла замуж…

Она приложила руку к его губам.

– Мы сейчас говорим не о том, сколько времени продолжается мой брак, а о том, что должно произойти. Это самое главное.

Он взял ее за плечи и заглянул в глаза.

– Ты уверена?

– Пока нет, но подозрения очень сильны.

– Не знаю, что делать – проклинать Бога или благодарить.

– Ради меня ты должен благодарить Бога. Ради отца этого ребенка – проклинать Бога за то, что Он именно сейчас посылает его в бой.

– Гильом знает?

Она уронила голову.

– Нет. Это может отвлечь его от стоящей перед ним задачи. Ослабить его решимость. И хотя я отдала бы Господу половину своей жизни, лишь бы Гильом согласился бросить все, сбежал со мной и укрылся в безопасном месте, он не тот человек, чтобы пойти на это. Вот почему я ничего не сказала ему.

Они стояли, обнявшись. Алехандро в полной мере разделял ее радость.

«Я стану дедушкой, – думал он. – И у ребенка будет славная фамилия».

Как жаль, что он не может рассказать об этом собственному отцу.

Когда на следующее утро шесть командиров отправились в путь, выглядели они как самые достойные рыцари. Отобрали лучшие доспехи и коней – из тех, что были добыты на полях прошлых битв; имели при себе начищенные, отполированные мечи, которые совсем недавно едва могли поднять. Проскакав вверх по холму к замку де Куси, они с гордостью сообщили новости Карлу Злому.

Он оставил их дожидаться во внутреннем дворе, пока совещался со своими приспешниками, главным образом с бароном де Куси, с младых ногтей имеющим репутацию человека жестокого и необузданного, жаждущего владеть огромным протекторатом, который он унаследовал совсем недавно. По сравнению со скромным домом под Компьеном замок де Куси поражал своей массивностью, превосходными защитными сооружениями и бьющей в глаза роскошью. Повсюду развевались разноцветные флаги, свидетельствующие о богатстве и влиянии владельца замка. Опускающаяся решетка крепостных ворот была настолько тяжела, что, если бы не система шкивов, ее пришлось бы поднимать с помощью целой упряжки лошадей. Она отделяла от остального мира выложенный плоскими плитками внутренний двор замка, на котором не было и следа грязи, нанесенной копытами коней и ногами людей вокруг штаб-квартиры мятежников. Солдаты, которые тренировались на этом дворе, всегда были обуты и сыты – и защищены мощью самого могущественного рыцаря. Дожидаясь, командиры остро чувствовали эту разницу.

Наконец Наварра с усмешкой ответил им отказом и добавил требовательным, почти командным тоном, что Гильом Каль сам должен явиться сюда и лично обсудить с ним и де Куси условия их союза. И что если он не прибудет завтра утром, этот союз будет расторгнут. Переговорщики ничего не ответили, поскольку не были уполномочены говорить от имени Каля. И когда они скакали обратно, вздымая облака пыли и разбрызгивая грязь, каждый понимал, что их судьба зависит от ответа их рыжеволосого предводителя.

Эту ночь они провели на сеновале над складом оружия, поскольку другого места, где можно уединиться, просто не было, разве что глубоко в лесу. Однако Каль не хотел удаляться от штаб-квартиры, вокруг которой шли последние приготовления, могущие потребовать его внимания. И хотя запах масла, кожи и только что выкованного металла достигал сеновала, отчего Кэт сильно тошнило, она не позволила этим неприятным ощущениям отравить счастье, которое испытывала, лежа в объятиях своего желанного супруга.

Этой ночью они занимались любовью с особой нежностью и ощущением всепоглощающего счастья, поскольку оба понимали (хотя об этом не было сказано ни слова): возможно, это последняя ночь, которую они проводят вместе. Иногда они почти яростно сплетались телами, а в другие моменты лежали спокойно, лишь лаская друг друга легкими прикосновениями и целиком отдаваясь ощущению радости единения. Они шептали друг другу нежные обещания и слова надежды на то, что, когда мир стряхнет с себя овладевшее им безумие, они найдут в нем свое место.

Когда прокукарекал петух, Алехандро нашел их, мирно спящих, мягко потряс Гильома за плечо и негромко сказал:

– Пора вставать.

Каль решил встретиться с Наваррой.

– Хотя от этой мысли меня едва не выворачивает наизнанку, – сказал он Кэт и Алехандро прошлым вечером. – Не от страха, а из-за отвращения к нему за все его деяния. Прямо не знаю, как я смогу говорить с ним, не испытывая желания, перерезать ему глотку.

– Откуда такая уверенность, что он не перережет тебе глотку еще до того, как тебя вывернет наизнанку? – спросила Кэт.

– Нет никакой уверенности.

– Тогда не ходи, – умоляюще сказала она.

– Я должен. Я лидер своей армии. Наварра лидер своей армии. Это дело должно быть улажено между нами. Даже такое ничтожество, как Наварра, понимает, что убить лидера союзных сил означает сделать врагами всех его солдат. У нас хватит людей, чтобы в этом случае дофин одержал над ним победу. Он не пойдет на то, чтобы превратить нас в своих врагов.

– Может, только пока, – вставил Алехандро.

– Может, и никогда, – ответил Гильом. – Но если я не явлюсь, мы опозорим себя перед ним. Он получит право насмехаться над нами. Мы зашли слишком далеко, чтобы допустить такое.

Разослав командиров по лагерю, Алехандро и Кэт стали готовить Гильома к встрече с Наваррой. Сняли с него крестьянскую одежду, тщательно вымыли, расчесали, даже надушили и одели в тот изящный наряд, в котором Алехандро сбежал от де Шальяка. Среди всех доспехов, которые восставшие крестьяне сняли с убитых дворян после схватки у Мо, отобрали самые лучшие. Пристегнули металлический нагрудник кирасы и чешуйчатые пластины для защиты ног. Глядя, как Кэт подтягивает пряжки на его икрах и расправляет складки рубашки, Алехандро подумал, какая ирония судьбы в том, что она, рожденная обихаживать короля, в итоге к этому и пришла, пусть кружным путем.

– У меня нет шлема, – сказал Гильом, когда со всем остальным было покончено.

– Ерунда. – Кэт махнула рукой. – Ты и так выглядишь лучше любого принца.

– Верю, что так и есть, – с улыбкой ответил француз, – поскольку слышу это от принцессы.

– Я всегда говорила и буду говорить тебе правду, муж мой.

Она на мгновение прильнула к нему, оттягивая момент разлуки. Он поцеловал ее в лоб и прошептал слова вечной любви. Алехандро отвернулся, чтобы они не заметили горького выражения его лица.

Каль сел на коня, которого ему привели, – крупного, могучего черного жеребца, быстрого в шаге, с жгучим взглядом. Его тоже обрядили, как надо: в гриву вплели красные и голубые ленточки, круп укрыли попоной с фестончатыми краями, украшенной золотистой эмблемой французского королевского дома внутри темно-голубого ромба. Каль выглядел не королем Жакерии, а подлинным принцем королевства, и его командиры разразились приветственными криками:

– Слава Гильому Калю! Слава Жакерии!

Сидя на коне, он произнес жаркую речь, обращенную к тем, кто доверил ему право командовать ими. Это были совсем не те сбивчивые призывы к оружию, которые он произносил когда-то на улицах, в деревнях и на базарных площадях, однако именно они стали теми зернами, которые выросли, расцвели и принесли свои плоды под Компьеном.

– От осуществления мечты нас отделяет одно сражение, – говорил он. – Одно сражение. И оно произойдет завтра. Мы будем действовать вместе с Карлом Наваррским в борьбе против дофина, он по своим причинам, мы по своим. И этот временный союз утратит свою силу в тот момент, когда битва будет выиграна. Я объявлю Наварре наше требование самоуправления. И если он откажется выполнить это требование, мы будем сражаться с ним до последнего человека.

Воцарилось гробовое молчание. Каль пробежал взглядом по лицам собравшихся и добавил:

– Дай Бог, чтобы до этого не дошло.

– Дай Бог, – пронеслось по рядам.

Он направил коня туда, где рядом с Алехандро стояла Кэт, и протянул ей руку. Сияя от счастья, она потянулась ему навстречу, и Алехандро помог ей сесть в седло перед мужем. Обхватив ее одной рукой, он в сопровождении своих командиров поскакал по краю лужайки, под приветственные крики собравшейся на ней пестрой армии. Люди махали руками, улыбались, вскидывали вверх сжатые кулаки, мечи, дубинки и копья. Снова вернувшись к дому, Каль остановил коня и отдал последние распоряжения.

– Если я не вернусь сегодня вечером, утром постройтесь так, как мы запланировали, потому что тогда станет ясно: сражаться предстоит не с дофином, а с Наваррой. Любой ценой выманите его армию из укрытия и атакуйте.

Он в последний раз поцеловал Кэт, ссадил ее на землю рядом с Алехандро и сказал:

– Когда-то вы поручили ее моим заботам, говоря, чтобы я защитил вашу дочь от любой беды. Теперь я прошу вас, лекарь, защитить от любой беды мою жену.

Их взгляды встретились, и Алехандро кивнул. Каль развернул коня и ускакал.

Стоя на стене замка, Карл Наваррский не сводил взгляда с крошечного облака пыли, медленно приближающегося по западной дороге. Он с великим нетерпением дожидался этого всадника, сгорая от любопытства узнать, какое известие он принесет. Если Гильом Каль намерен выполнить его требование, он появится здесь где-то около полудня. Судя по положению солнца, другой всадник прибудет не намного раньше. Возникло искушение послать навстречу ему конюха со свежим конем, но Карл поборол его.

«Всему свое время», – успокаивал он себя.

Отдельные куски картинки вот-вот сложатся вместе, нужно лишь проявить терпение.

Но как он ненавидел ждать, ломая голову над тем, что расскажет шпион! Он смотрел на облако пыли, как будто пытаясь взглядом заставить его двигаться быстрее, однако оно приближалось с прежней скоростью; с той позиции, на которой стоял Наварра, казалось, что оно ползет, точно улитка, хотя, конечно, вблизи стук копыт яростным грохотом отдавался по земле. Какова на самом деле армия дофина? Может, если верить слухам, она не так уж велика и надобности в союзе с Калем нет? Или приверженцы дофина сумели объединить значительные силы и их следует воспринимать со всей серьезностью?

Всадник даст ответ на все эти вопросы, а пока оставалось только ждать.