Текст книги "Огненная дорога"

Автор книги: Энн Бенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)

– Наверное, это возможно. – Джейни помолчала. – Знаешь, я не имею ни малейшего понятия, где она живет.

– Шутишь? – удивился он.

– Как-то не было повода спросить. Связываемся мы всегда с помощью компьютера. Там есть встроенный модуль доступа к ней, однако адрес не указан, а взломать эту систему и выяснить его я не умею. Я даже по телефону никогда ей не звонила. Однако мне кажется, она живет где-то неподалеку, потому что появляется очень быстро после того, как я свяжусь с ней.

– Может, на самом деле она инопланетянка, которая возникает из небытия, только общаясь с тобой, а остальное время в газообразном состоянии парит в воздухе, дожидаясь вызова, – заметил Том.

– Чем не объяснение? Когда речь заходит об этой девушке, ничто не кажется таким уж диким. У нее есть кое-какие… странности. А в последние дни я заметила нечто на самом деле необычное – для такой юной девушки.

– Что именно?

– По-моему, у нее проблемы с памятью.

– Правда? Действительно, странно. Какого рода проблемы?

Джейни заметила, как внезапно напрягся Том, и мимолетно подумала: «С чего бы это?»

– Понимаешь, я рассказываю ей что-то, а через несколько минут она ведет себя так, словно ничего не слышала.

– Может, просто отвлеклась, задумалась?

– У меня тоже мелькнула такая мысль. Кристина легко отвлекается. Однако это случалось не раз и не два. И я знаю, что со слухом у нее все в порядке.

– Откуда такая уверенность?

– Том, чем я занималась до Вспышек?

– Ох, прости! Неврологией.

– У нее все признаки проблем с кратковременной памятью. В долгосрочном плане я ничего необычного не вижу. Она обладает очень обширными знаниями. Однако при переходе от момента к моменту как будто перескакивает через некоторые. Вчера было два забавных инцидента… почти провалы памяти.

– Может, тебе следует осмотреть ее. Выяснить, что происходит.

– Может быть. Но не сейчас.

– Почему?

– Не хочу отвлекать ее.

– Не хочешь отвлекать? Из твоих слов у меня сложилось впечатление, что это Кристина руководит тобой, а не наоборот.

– Так оно и есть, в рамках нашего проекта или как там лучше выразиться. Нашей миссии, может быть. Однако я говорю о другом. По-моему, она нуждается в руководстве иного рода. Иногда она кажется ужасно потерянной. Возможно, она не избалована родительской заботой.

– В таких вещах я не слишком хорошо разбираюсь, – после долгой, задумчивой паузы сказал Том.

– Это одна из причин, почему мне всегда казалось, что Космический Тролль обошелся с тобой очень несправедливо. Из тебя получился бы прекрасный отец.

Том грустно улыбался, глядя в свою тарелку.

– Ты когда-нибудь жалеешь о том, что у тебя нет детей? – спросила Джейни.

– Я очень о многом жалею. Без жены тут не обойтись, а с этим у меня как-то не заладилось. Однако у всего есть своя обратная сторона: мне не пришлось переживать потерю ребенка. Я не раз видел, как такое горе буквально разрушает людей. Не знаю, как я с этим справился бы.

– Такие вещи заранее предугадать невозможно.

– Может, и нет.

– Представь себе, что сейчас чувствуют родители этих мальчиков из лагеря. Их сыновья выжили во время Вспышек. Наверняка они думали, что худшее уже позади.

– Разве, имея детей, можно быть уверенным, что худшее позади?

– Нет, – ответила Джейни.

– Вот и я так думаю.

Джейни сидела на краю постели, глядя на два предмета, с которыми ей предстояло иметь дело оставшуюся часть вечера. Оба требовали ее внимания, однако она просто сидела, погрузившись в размышления и ничего не предпринимая.

– Простите, ребятки, – сказала она, как будто пустой чемодан и Виртуальный Мнемоник могли ее слышать или тем более понимать. – Я не имею намерения пренебрегать вами, просто мне есть о чем подумать.

В конце концов она слезла о постели, подошла к платяному шкафу и начала решать нелегкую задачу, что будет как раз в меру, а что чересчур для страны, где почти невозможно предсказать погоду на завтра. Агент из бюро путешествий дала ей книгу с советами и рекомендациями, однако следовать им оказалось не так-то просто.

«К черту! – подумала она. – Просто упакую все, что у меня есть, и пусть в аэропорту решают, что я должна оставить дома».

Когда-то с собой можно было везти что угодно, не бесплатно, разумеется. А сейчас все имеет свои ограничения.

Она бросила на постель кипу одежды, подошла к компьютеру и допечатала несколько новых пунктов к списку того, что по возвращении хотела поискать в базе данных. Список возрастал с угрожающей быстротой.

– Ну, больше этим вечером я не могу уделить тебе внимания, – сказала она Мнемонику. – Но обещаю: когда вернусь, буду паинькой. А пока поживешь у другой своей «мамочки».

Оставалось последнее. Нужно сообщить этой другой «мамочке», что она планирует совершить экскурсию в Большую базу, и постараться добиться, чтобы таинственное «агентство» субсидировало эту экскурсию.

Уложив вещи, она послала Кристине сообщение: «Прихватите с собой поводок. Ваша очередь выгуливать собаку».

Двадцать один

Письмо, которое Алехандро выбросил из окна, они смогли прочесть, только укрывшись в своей маленькой комнатке. Гильом разгладил пергамент, в который был завернут кусок дерева; Кэт с тревогой заглядывала ему через плечо.

«Я здоров, питаюсь хорошо, и все же с каждой минутой плен тяготит меня все сильнее. При мне постоянно находятся охранники, и я не вижу способа сбежать из этого дома. Комната, где меня содержат, маленькая, но в ней есть все необходимое. Впрочем, по сравнению с хорошо известными нам сараями это настоящая роскошь. Однако ничто меня не радует, пока мы врозь.

Де Шальяк превратился в мою тень. Он редко выпускает меня из поля зрения, следует за мной по пятам, если не в буквальном, физическом смысле, то глазами, и его неусыпная бдительность делает плен еще тягостнее. Однако я обдумываю, как выбраться отсюда. У меня завязался дружеский флирт с Элизабет, графиней Ольстерской, женой принца Лайонела…»

– Господи! – воскликнула Кэт. – Лайонел мой сводный брат!

«…с помощью ее пажа, паренька по имени Джеффри Чосер. Это он принес мне подарок от нее и унес назад послание с выражением моей благодарности. Он предприимчивый малый и обожает всякие забавы; думаю, я сумею вовлечь его в заговор чисто из любви к интригам. Если у меня получится, я пришлю его к тебе с посланием – постараюсь как-нибудь убедить его, что это часть моего флирта с графиней.

Пергамент в этом доме ценится высоко, и де Шальяк может заподозрить что-то, если я буду просить его, поэтому, если сможешь, напиши и брось мне сюда письмо, оставив одну сторону пустой. Я буду держать окно открытым, нужно лишь попасть между планками. Приходи попозже, чтобы тебя не заметили.

Кэт, дорогая моя девочка, будь здорова, благополучна и позаботься о себе. Как давно я не обнимал тебя, не целовал твою нежную щечку! Гильом, береги ее. Я на тебя рассчитываю».

Кэт, плача, прижала письмо к лицу.

– Ох, père… Нужно сразу же написать ответ.

– Этот рисунок означает огонь с Небес, который вдыхает искру жизни в человека и животных, а этот, – говорил Фламель, указывая на трехстворчатую икону, – предназначен призвать Отца, Сына и Святого Духа. Святая Троица представлена здесь соответственно как красный камень, белый камень и философский камень. – Он повел пальцем по рисунку. – Видите, как эти кольца связывают их в божественном единении?

– Но какое отношение все это имеет к преобразованию металлов, если это результат другой комбинации тех же элементов? – спросил де Шальяк.

– О, это не просто другая комбинация тех же элементов, – ответил Фламель, – это акт создания. И первые шаги самые важные, поскольку без небесной поддержки человек не может сделать ничего, что станет естественной частью божественной реальности. Любой, кто хочет этим заниматься, сначала должен получить одобрение Господа, чтобы никак не оскорбить Его. В противном случае на успех рассчитывать не приходится.

Де Шальяк слушал Фламеля точно зачарованный.

– И как узнать, что одобрение получено?

– Бог посылает знак.

– Какой?

– Это предсказать невозможно – каждый раз другой. Всякий, практикующий это искусство, должен неутомимо молиться, чтобы Бог явил ему Свою волю, и при достаточном усердии он распознает знак. Вспышка огня, перемена ветра, подъем воды, землетрясение. Эти четыре элемента всегда подчинялись Господу, и Он может через них выразить Свою волю. И когда человек поймет, чего хочет Бог, он обретет собственную власть над стихиями, и работа может быть начата. Направляемый Господом, он узнает, как усмирить сотрясающуюся землю, зажечь огонь и загнать в русло воду. Тогда все становится возможным.

Над столом повисло глубокомысленное молчание. Пламя свечи затрепетало, когда де Шальяк листал первый раздел рукописи – семь страниц, уже исписанных изящным почерком Алехандро. В конце этого раздела обнаружилась картинка, выполненная в прекрасных мягких тонах и покрытая золотой краской. Однако само изображение вызывало неприятное чувство: во рту отвратительной змеи исчезала дева, чье крошечное нарисованное лицо, искаженное болью и ужасом, казалось живым.

– Коллега, – обратился де Шальяк к Алехандро, – что написано под этим рисунком?

Алехандро закончил переводить эту страницу, но текстом под картинкой пренебрег. Он пробежал взглядом по надписи на иврите.

– Одно-два слова понятны, – ответил он, – однако остальное требует более внимательного изучения. Чтобы перевести всю надпись, я должен поработать над ней.

– Сколько времени?

– Чтобы перевести только эту строчку? Часа два, возможно. Но какой в этом смысл, раз пока расшифрован только один раздел из трех и в каждом оставшемся есть свои рисунки? – Алехандро пролистал страницы второго раздела, в конце которого было изображение той же змеи, пришпиленной к кресту. – Что, к примеру, означает вот это?

– Не знаю, – благоговейно ответил Фламель, перекрестился, сложил ладони вместе и быстро пробормотал молитву. – В нужное время Бог в Своей мудрости откроет нам это. – Он перевел на Алехандро взгляд и добавил проникновенно: – И, уверен, Бог избрал Своим орудием вас. Вот почему это сокровище и попало вам в руки.

– Слава Господу! – воскликнул де Шальяк. – Это огромная честь, коллега, поистине величайшая честь.

«Растолковывать слова древнего еврея, чтобы христиане могли использовать содержащуюся в них мудрость против самих же евреев? Сомнительная честь, тяжкая ноша! Змея на кресте – это я, – размышлял Алехандро. – Мне уготована участь стать предателем собственного народа.

Однако если не я, то кто? И если эту работу будет делать кто-то другой, я утрачу всякую надежду на то, чтобы контролировать дальнейшую судьбу этих откровений. Можно поступить иначе… переводя, исказить смысл одного, двух, десяти слов, так что ни одна формула не будет срабатывать… до тех пор, пока книга не попадет в руки другого еврея, который исправит ошибки».

Глаза Фламеля блестели от возбуждения.

– Не могли бы вы хотя бы примерно прикинуть, сколько времени у вас уйдет на завершение всей работы?

– Две недели, возможно, или больше, смотря как пойдет дело.

В первый момент Фламель выглядел разочарованным, но потом его лицо прояснилось.

– Я много лет ждал, пока будет найдено это сокровище, как-нибудь потерплю еще немного. – Его лицо приняло торжественно-серьезное выражение. – Я использую это время для подготовки, чтобы предстать перед Господом в качестве творца – если Он пожелает принять меня как такового. Начну молиться сегодня же вечером.

Возможно, это было самое длинное и подробное письмо Марселя. Дочитав до конца, Карл Наваррский долго сидел перед огнем и обдумывал его содержание. Период неопределенности закончился – Париж принял решение, где начать мятеж. На протяжении последующих нескольких недель Карл соберет своих людей, экипирует их, как сможет, и постарается добиться того, чтобы они вели себя как воины, а не как мерзкий, трусливый сброд, каким являются. Карл снова перечитал письмо, стараясь запомнить все самое важное, и бросил его в камин. Пергамент зашипел и съежился, испуская зловонный запах.

– Марсель думает, что лучше собраться в Компьене, – сказал он барону де Куси. – Так мы и сделаем.

– Графиня Элизабет просит вас прийти, – заявил Чосер. – Она чувствует необъяснимую слабость.

Де Шальяк тяжело вздохнул.

– Я приеду в течение часа.

– Она хотела бы видеть также доктора Эрнандеса.

– Боюсь, сейчас он слишком занят переводом.

– Это известие огорчит графиню, сэр. Но если нельзя, то нельзя, что же поделаешь? – Чосер достал из кармана плаща запечатанный пергамент. – Не будете ли так добры передать эту записку доброму лекарю? Здесь описаны симптомы болезни графини. Вы сможете обсудить их с ним до того, как отправитесь в путь. Его соображения помогут вам составить мнение о таинственном недомогании графини.

– Хорошо, – ответил де Шальяк, принимая пергамент. – Я немедленно передам ему записку.

И, едва Чосер ушел, он пошел в библиотеку и взломал восковую печать.

– Видите? Я говорил, что так и будет. Теперь эти слезливые англичане станут требовать нашего присутствия каждый день – чтобы лечить их выдуманные болезни. И у вас не останется времени для работы.

Алехандро прочитал записку, поднял взгляд на де Шальяка и улыбнулся.

– Работа подождет. – Он бережно закрыл книгу Авраама. – Эта рукопись будет существовать еще долго после того, как и графиня, и вы, и я обратимся в прах. И, честно говоря, симптомы болезни графини не кажутся мне выдуманными. Графиня описывает, и, должен заметить, исключительно образно, бледность, слабость, отсутствие аппетита, учащенное дыхание, общее ощущение подавленности – все это симптомы болезни под названием «любовное томление».

– С каких это пор любовь считается болезнью?

– Она всегда была болезнью, де Шальяк. Правда, болезнью не столько тела и разума, сколько души, хотя она и проявляется в форме слабости, общего расстройства тела и смятения ума. Неужели вы никогда не испытывали на собственном опыте, что такое любовь?

– Не до такого состояния, когда тело полностью подчиняется ее воле.

Алехандро цинично улыбнулся.

– Жаль. Неплохо бы предъявлять всем лекарям требование, чтобы они влюблялись хотя бы раз в жизни. Тогда они смогут отличить симптомы этой болезни от более опасных.

– Это тоже опасный недуг, и мудрые люди избегают его, – с усмешкой сказал де Шальяк.

– Только те, кому незнакома его сладость. Однако мы можем без конца обсуждать этот вопрос, так и не придя к согласию. Факт в том, что по какой-то причине этот недуг тяжелее протекает у женщин, чем у мужчин. Объясните это графине.

– Нет.

– Почему?

– Потому что я не верю ни одному ее слову.

– Ох, коллега, так нельзя… будьте добры к ней. Если в вас нет такого рода доброты, тогда вы не столь выдающий доктор, каким я считал вас. Тот всегда имеет сострадание к более слабому, чем он сам; в особенности если речь идет о леди.

– Вам меня не убедить.

– Тогда мне придется оставить свою работу и поехать с вами, иначе она просто снова пошлет за мной, не удовлетворившись вашим «лечением». Вы скажете графине, что единственное лечение от ее недуга – это покой, и назавтра последуют те же жалобы.

Страшно недовольный, де Шальяк тем не менее в конце концов согласился.

– Ладно, поехали. Давайте побыстрее разделаемся с этим.

Их ввели в личную комнату графини, посреди которой стояла огромная кровать под балдахином, с задернутыми со всех четырех сторон занавесками.

– Миледи? – позвал приведший их слуга.

– Да? – ломким, еле слышным голосом ответила она.

– Прибыли лекари.

Послышался приглушенный вздох облегчения.

– Ох, слава богу.

– Я отдерну занавеску?

– Минуточку.

Послышался шелест ткани.

– Можете открыть, – сказала графиня.

Она лежала, опираясь на груду подушек, с распущенными волосами, в завязанной у горла тонкой шелковой рубашке. Одна рука с трагическим видом возложена на лоб, глаза закрыты.

– Ох, слава святым угодникам, наконец-то вы пришли! – простонала она. – Я так страдала все утро. Никаких сил нет подняться.

– Успокойтесь, леди. – Алехандро подошел к постели. – Могу я присесть на край?

– Будьте добры, устраивайтесь, как вам удобно.

Она похлопала ладонью по постели. Он сел и взял ее за руку.

– У вас холодная, влажная кожа, дорогая графиня.

– Еще один симптом! О, эта болезнь! Что со мной?

Он успокаивающе похлопал ее по руке.

– Мы очень быстро выясним это и пропишем вам необходимое лечение.

– Ох, если такое лечение вообще существует.

Де Шальяк нетерпеливо откашлялся.

– Дорогая графиня, уверен, вы в надежных руках. Пойду пока взгляну на ногу принца Лайонела. Доктор Эрнандес позаботится о вас и, безусловно, сделает это великолепно. Если, конечно, леди не возражает, чтобы ею занялся только один доктор.

Элизабет оторвала голову от подушек и посмотрела на де Шальяка.

– Вы так внимательны к моему мужу, добрый сэр. Как приятно ему будет узнать, что ваша первая мысль была о нем! Идите к нему… мы уж как-нибудь постараемся обойтись без вас.

– Как-нибудь, – с усмешкой повторил Алехандро и, как только де Шальяк покинул комнату, сосредоточил все внимание на графине. – А теперь расскажите еще раз, что конкретно вас беспокоит.

– Ох, эта ужасная вялость! Я лежу в постели и не могу заставить себя подняться. Такое чувство, будто сердце вот-вот остановится.

– Тогда прежде всего я должен проверить ваше сердцебиение.

С теплой улыбкой Алехандро протянул руку и развязал завязки рубашки. Стали видны хрупкие ключицы. Он скользнул взглядом по белой коже.

– Вы не преувеличивали. Вы бледны, как прекраснейшая жемчужина.

Он достал из сумки скатанный пергамент, приложил к ее груди и какое-то время вслушивался.

– Не слышу того, что должен бы, – сказал он с видом притворного неудовлетворения. – Иногда, чтобы услышать сердце, лучше приложить ухо прямо к груди. – Он посмотрел ей в глаза. – Если, конечно, вас не оскорбит такого рода интимность.

Она быстро покачала головой и прошептала:

– Щекам внезапно стало тепло. Что бы это значило?

– В свое время выясним и это.

Алехандро наклонился и приложил ухо к ее груди. Она издала слабый вздох удовольствия и положила руку ему на голову, перебирая волны черных волос. Наконец он снова поднялся.

– Ваше сердце слегка трепещет.

– Это плохо?

– Любой недуг сердца нежелателен, но этот, по счастью, исцелить можно.

– Вы уверены?

– Не волнуйтесь. Еще прочтя вашу записку, я понял, что с вами.

Элизабет опустила взгляд и жеманно улыбнулась.

– Вы намерены держать меня в неведении?

– И усугубить ваше недомогание? Я меньше всего хочу этого.

Она наклонилась вперед и взяла его за руку.

– Тогда скажите.

– По моему мнению, дорогая графиня, ваше сердце страдает от избытка любви.

– О, какой благородный недуг… и какое лекарство вы предложите, дорогой доктор?

– Вы должны позаботиться о том, чтобы этот избыток регулярно находил себе выход. И еще вы должны вызывать своего доктора каждый раз, когда почувствуете в этом нужду.

Послышался негромкий стук в дверь; оба повернулись и обнаружили стоящего там с видом крайнего нетерпения де Шальяка. Не дожидаясь приглашения, он с обычной величавой решимостью вошел внутрь.

– Счастлив сообщить, что после того, как мы выпустили загрязненную жидкость из большого пальца ноги вашего мужа, боль заметно уменьшилась и отек спал. Палец выглядит почти нормально.

– Хвала всем святым! – воскликнула Элизабет. – Мне начинает претить мысль о возвращении в Англию. Где мы там найдем таких чудесных докторов? Прошу вас обоих, останьтесь и поужинайте с нами.

– Вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы поесть, графиня? – спросил де Шальяк, удивленно вскинув брови.

Она улыбнулась Алехандро.

– Мне гораздо лучше, да. Пожалуй, я смогу проглотить пару кусочков.

– Поистине замечательная новость. Похоже, мой коллега сотворил очередное чудо. К сожалению, мы должны отказаться. Нас ждет важная работа.

– Какие-то опыты?

– Работа, которая в конечном счете приведет к опытам, если все будет развиваться, как надо.

– Как хорошо! Интересно узнать, что это за работа.

– Пока это секрет, – ответил де Шальяк. – Не стоит раньше времени распространяться о наших новых теориях. Ко времени следующего визита мы, возможно, продвинемся настолько, что сможем рассказать вам кое-что. Пока же нам действительно нужно вернуться к работе.

Он сердито посмотрел на Алехандро. Тот встал.

– Мой коллега прав. Нам пора уходить. – Он наклонился к постели и добавил шепотом: – Хотя я с удовольствием остался бы и лично проследил за тем, как протекает ваше выздоровление. Но – в другой раз. Заболевание, от которого вы страдаете, часто обостряется. Присылайте вашего пажа Чосера, и я дам вам новый совет.

Уходя, он подмигнул Элизабет.

Они сидели за столом в зале де Шальяка, перекусывая холодными остатками ужина. На протяжении всей еды де Шальяк бормотал что-то себе под нос, не обращаясь впрямую к Алехандро. В конце концов он отодвинул тарелку и почти закричал:

– Вы готовы пойти на самый низкий обман, лишь бы разжечь этот флирт, Санчес!

– Ах, наконец-то стала ясна причина вашего раздражения. Не сдерживайте гнев, это плохо влияет на характер. И, по правде говоря, я не вижу никакой беды в том, что происходит между мной и графиней.

– Не видите беды? Эта леди жена принца Англии, да и сама по себе женщина благородного происхождения! После смерти отца она унаследует весь Ольстер. Вообразили, будто вы ей пара? Может, и о браке мечтаете?

– Ох, перестаньте, де Шальяк, ни у кого ничего подобного даже в мыслях нет, и меньше всего у самой графини. Она замужем, и, возможно, этот брак лучший из того, на что она могла рассчитывать. Тем не менее это вовсе не означает, что он устраивает ее во всех отношениях. Глядя на принца Лайонела, я не думаю, что он привлекателен для женщин; разве что самим фактом своего королевского происхождения. Он несет в себе все черты Плантагенетов, но в нем они принимают скорее неприятную форму.

– У них есть дети, значит, какая-то привязанность между ними существует.

– Между мужьями и женами всегда возникает привязанность, пусть и не по причине взаимного влечения. Что ни говори, они одна семья, и цели у них тоже общие. Однако, по моим наблюдениям, в королевских семьях эта привязанность часто весьма умеренная. Нашей леди явно не хватает приятного, необременительного возбуждения, которое горячит кровь, только и всего.

– Но вы… вы…

– Еврей и, следовательно, не гожусь даже для флирта?

– Да!

– Она не узнает, если вы ей не скажете. И я считаю, что, сделав это, вы нанесете себе не меньше вреда, чем мне. – Алехандро одним глотком допил вино и встал. – А теперь, с вашего позволения, мой страж, я хотел бы удалиться к себе и снова заняться переводом. Наш добрый Фламель, кажется, вот-вот взорвется от нетерпения. Сейчас он, скорее всего, стоит на коленях и изливает душу своему Богу в надежде, что тот сочтет его достойным. Кто знает, когда это решение будет принято? Может, совсем скоро, если он столь благочестив, как думает. Не хотелось бы заставлять его ждать.

– Как пожелаете, доктор.

В дверях Алехандро повернулся и спросил с горькой улыбкой:

– Скажите еще раз, зачем вы держите меня здесь. Неужели только ради удовольствия находиться в моем обществе?

– Что-то вроде этого.

Алехандро вздохнул.

– Я так и думал, что ничего другого от вас не услышу.

Однако теперь он понимал, что это не так. Его будут держать в заточении, пока не прояснится секрет обогащения, заключенный в рукописи Авраама. Пора изобретать ошибки.

Этим вечером он перевел еще одну страницу – и сделал первую маленькую ошибку: вместо «зеленый» написал «красный».

«Фламелю и в голову не придет заподозрить, что здесь что-то не так», – подумал он, улыбнувшись.

Он как раз вытирал кончик пера, когда в окно влетел маленький «снаряд» и с негромким стуком упал на постель.

Алехандро бросился к окну. Как только его глаза привыкли к темноте, он различил внизу две фигуры.

– Подождите, пока я прочитаю, – прошептал он.

Поднес свое сокровище к свече, развернул его; одна сторона, как он и просил, была пуста, на другой своим прекрасным почерком Кэт написала ответ.

«Марсель принял нас хорошо, хотя не знает, кто я такая. Гильом не выдал меня ни ему, ни кому-либо другому. Со мной все в порядке, мы надежно защищены, в особенности от любопытных глаз тех, кто может начать задавать вопросы. Целыми днями Гильом и Этьен Марсель разрабатывают планы мятежа, и мне удалось оказать им посильную помощь. Это хорошо, потому что иначе они допустили бы ужасные стратегические ошибки, на которые я обратила их внимание.

Наше путешествие в Париж затянулось, как ты, без сомнения, понял. Гильому нужно было многое сделать по дороге. Он выслушивал рассказы вдов об их горькой судьбе, оставлял послания для своих сторонников с призывом вооружаться. Беда, смерть и ужас встречались нам на каждом шагу, père.

В одном крестьянском доме мы нашли мужчину, у которого была холера, – я сделала для него, что смогла, посоветовав использовать одуванчики. А его жена носила ребенка, который высасывал из нее все соки. Но в этом доме случилось нечто еще более ужасное – старший сын умер от чумы, за месяц до нашего появления. Я расспрашивала женщину, но она мало что могла рассказать, только говорила, что "черная смерть" приходит и уходит, каждый раз забирая кого-нибудь. Я спросила ее о крысах, и она сказала, что мальчик часто сам охотился на них и, может, съел одну, терзаясь муками голода. Мы нашли его могилу, я отрезала у него руку и взяла с собой – да простит меня Бог, – поскольку знаю, что этот прах может нам когда-нибудь пригодиться. Я завернула ее и храню в безопасном месте».

Алехандро почувствовал, как сердце переполняется гордостью за Кэт и одновременно трепещет от страха за нее.

«Итак, – подумал он, – дочь стала осквернительницей могил, как и отец».

Что испытывал его собственный отец, когда Алехандро был в возрасте Кэт, – те же гордость и страх? Ему страстно хотелось узнать ответ на этот вопрос, и он мысленно задал его, сопроводив краткой молитвой. Однако прислушиваться к сердцу в ожидании ответа времени не было.

«Может, тот, кто приглядывает за смертными, не допустит, чтобы из-за этого все у нее пошло вкривь и вкось, как у меня», – подумал он и вернулся к чтению.

«Нужно как можно быстрее вызволить тебя, поскольку совсем скоро нам придется покинуть Париж и снова отправиться на север, а я не позволю Гильому уйти, пока ты в неволе. Предстоит сражение между Карлом Наваррским и дофином, и Марсель договорился с Наваррой, что Карл приведет своих людей, чтобы поддержать Наварру, в обмен на некоторые уступки в сторону свободы, после того как дофин будет свергнут. Хотя мы с Гильомом согласны в том, что Наварра – жестокий зверь, Марсель убедил нас, что это единственный способ добиться своих целей.

Будь осторожен с Элизабет, père, ведь она жена моего сводного брата. Гильом твердит, что ты и так это знаешь, но, я думаю, лишний раз напомнить не помешает. Вдруг Лайонел узнает, кто ты такой? Мы боимся за тебя. Но, конечно, все равно ждем записки от ее пажа.

Пусть Господь сохранит тебя и пошлет нам скорую встречу».

Алехандро выглянул в окно. Смутно различимые фигуры стояли совсем рядом; Каль, похоже, обнимал Кэт за плечи, как бы защищая ее – но не потому, что об этом просил Алехандро, а по собственной воле. Удрученно вздохнув, Алехандро подошел к столу и быстро написал ответ.

«Дочь, я делаю все, чтобы Элизабет не узнала, кто я такой. Интересам де Шальяка также не соответствует открывать это ей – по крайней мере в данный момент. Мое следующее послание ты, скорее всего, получишь через Чосера – я уже начал заниматься этим, но пока не знаю, когда точно получится. Однако уверен, что скоро, поскольку Элизабет, похоже, не отличается терпением. Спрашивая Гильома, Чосер назовет его «Жак», поскольку именно так его представили.

Мне страстно хочется оказаться рядом с тобой. Возможно, тогда ты объяснишь мне, почему в твоем письме гораздо чаще встречается «мы», чем «я». Удачи вам обоим».