Текст книги "Огненная дорога"

Автор книги: Энн Бенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

Она остановилась, надеясь, что Майра скажет: «О, не беспокойтесь, дорогая, я сумею это прочесть». Однако хранительница молчала.

– Можете сказать, о чем там говорится? – наконец спросила Джейни.

Майра бегло проглядела текст на иврите и вздохнула, с оттенком огорчения.

– Нет. Точнее, могу, но с очень большим трудом. Мне лучше за перевод не браться, но, уверяю вас, существует огромное множество людей, способных сделать это, и с некоторыми из них я поддерживаю контакт.

– Замечательно. В самом деле замечательно.

– На это потребуется время.

– Понимаю.

Майра между тем внимательно изучила переплет, поставила дневник вертикально, осмотрела корешок и снова положила.

– Хм-м… Здесь есть что-то странное, чего вы, скорее всего, не заметили…

Джейни усмехнулась.

– Я много чего не заметила. Что конкретно вы имеете в виду?

– Мне кажется, его переплетали заново. Фактически я уверена в этом, если только дневник не подделка, а даже беглый взгляд убеждает в том, что он подлинный. – Она обратилась к концу книги и взглянула на самые последние записи, сделанные на английском. – Иврит должен быть в конце, книги обычно начинаются на основном языке. – Она снова вернулась к началу. – Страницы расположены не в том порядке, как я ожидала. Наверное, в какой-то момент времени дневник разобрали на части, а потом переплели заново. – Майра достала из ящика металлическую указку и провела ее кончиком вдоль еле заметного шва на коже. – Видите? Вот здесь. Точно, его сброшюровали заново.

– Бог мой…

– О, это ни в коей мере не уменьшает ценности дневника, это просто странно, вот и все. Можно предположить, что чье-то ощущение порядка было оскорблено тем, что иврит в конце. Наверное, это сделал не еврей.

– Не могу сказать точно, но, мне кажется, после Алехандро дневник принадлежал не евреям, а англичанам, – сказала Джейни. – Или, точнее говоря, англичанкам, потому что все, за исключением самого последнего владельца, были женщинами.

Бережно переворачивая страницы, Майра бросила на нее подозрительный взгляд.

– За всем этим явно кроется целая история.

Джейни вздохнула.

– Вы сможете прочесть ее и сами, я же скажу лишь, что Алехандро Санчес большую часть времени был в бегах. Медицину он изучал во Франции…

– В Монпелье, надо полагать.

– Да! Как вы догадались?

– Просто это единственное место, куда его приняли бы.

– Это мне не пришло в голову.

– Откуда вам было знать? Однако продолжайте.

– Ему пришлось бежать через всю Европу, потому что он убил епископа.

– Ох, дорогая …для еврея это скверно. – Майра чуть лукаво улыбнулась. – Однако осмелюсь предположить, что для этого у него была веская причина.

– Действительно. И, судя по более поздним записям, он предстает очень вдумчивым и серьезным человеком. По крайней мере, не таким, который с легкостью пошел бы на убийство.

– Никто не делает такие вещи с легкостью, – с оттенком грусти сказала Майра. – Никто в здравом уме, по крайней мере. Однако вы говорите о нем так, словно он еще жив.

– Для меня он такой и есть, – задумчиво произнесла Джейни. – Совершенно живой. Отчасти именно поэтому я добиваюсь того, чтобы он продолжал жить здесь. – Она прикоснулась к обложке дневника. – И здесь. – Она дотронулась до груди в области сердца и добавила после небольшой паузы: – Знаете, он, скорее всего, просто перевернул тетрадь и начал писать снова, на французском. Тогда никто не увидел бы сзади иврит.

– Наверное, если бы не стал искать специально. – Майра бережно перевернула страницу. – Почерк у него великолепный. Такой изящный.

– У меня такое чувство, что этот человек был изящен во всем.

Майра улыбнулась.

– Каким годом, вы говорите, датирован дневник?

– Самый худший год «черной смерти», тысяча триста сорок восьмой.

– Тогда, возможно, вы немного романтизируете этого Алехандро. Он, скорее всего, не был тем героем, каким вы его воображаете. Чтобы выжить, ему наверняка приходилось делать вещи, которые вам не понравились бы. Такие тогда были времена. Сейчас легче.

Джейни рефлекторно глянула на журнал, потом перевела взгляд на Майру.

– Легче? А меня те времена чем-то притягивают. Мы находимся под таким давлением – со стороны правительства, со стороны собственных обстоятельств…

– Простите меня, моя дорогая, – возразила Майра, – но вы понятия не имеете, что такое давление. И, надеюсь, никогда не будете иметь. – Она бережно взяла дневник и снова, убрала его в конверт. – Послушайте, я собираюсь внимательно изучить это чудо и привлечь некоторых знающих людей, с которыми достаточно легко связаться, так что пройдет не больше пары дней, и я смогу сообщить вам кое-какую новую информацию. Перевод займет больше времени. А я пока застрахую дневник на двести пятьдесят тысяч долларов.

Джейни удивленно раскрыла рот.

– Ничего себе!

Майра рассмеялась.

– А сколько, по-вашему, стоит такого рода рукопись?

– Понятия не имею, но не так много. Может, имеет смысл попросить дружков-головорезов выкрасть ее?

Майра устремила на Джейни саркастический взгляд.

– Думаю, им не доставит удовольствия реакция нашей системы безопасности.

– Простите, я пошутила глупо. – Джейни рассмеялась, немного нервно. – Просто меня поразила названная вами сумма. Что вы подразумеваете под информацией, которую вскоре сможете мне сообщить?

– О, здесь имеется в виду множество характеристик: где был произведен пергамент, кто был первым переплетчиком, какой тип чернил использовался, и прочее в том же духе.

– Ну, нельзя сказать, что отсутствие этих сведений лишает меня сна.

– Есть люди, которые воспринимают их именно так, верите вы мне или нет.

– Конечно верю. А вы не могли бы хотя бы в общих чертах описать, как, по-вашему, выглядел Алехандро…

– Боюсь, это за пределами нашей компетенции, – ответила Майра. – Для этих целей вам нужно поискать кого-то другого.

Тринадцать

Ночью сквозь открытое окно лился холодный лунный свет, но теперь он сменился жарким солнечным, и Кэт проснулась от прикосновения к руке теплого лучика. Она открыла глаза, выглянула в окно и увидела, что солнце уже высоко. И хотя спала она долго, но все еще ощущала некоторую сонливость. Она медленно села и огляделась по сторонам.

Одежда Гильома больше не лежала в углу. Интересно, как он сумел заставить себя натянуть ее снова, такую вонючую? Кэт все так же медленно встала и надела поверх тонкой сорочки блузку и юбку. Прежде белые, они стали серыми от сажи и грязи.

«Хорошенько постирать и вывесить на несколько часов на солнце – и все было бы в порядке», – подумала Кэт, приглаживая пальцами волосы.

Однако сейчас это казалось недоступной роскошью, ввиду отсутствия горячей воды, таза и мыла. В кувшине осталось совсем немного тепловатой воды, и, умывшись ею, Кэт почувствовала себя бодрее. Живот подвело от голода, и в поисках еды она отправилась вниз.

В большой приемной за столом Марсель и Каль склонились над тем, что по виду напоминало карты. Продолжают разрабатывать планы своего восстания, решила Кэт, но, по крайней мере, стали больше похожи на нормальных людей, поскольку оба были свежевыбриты и аккуратно причесаны. И, к великому удивлению Кэт, на Гильоме была совсем другая, чистая одежда.

«Хозяин дома, наверное, одолжил свою».

Мужчины были примерно одного роста, однако Марсель гораздо полнее и старше; Каль же стройный, мускулистый, вынуждена была признать она со смутным раздражением, и гораздо лучше сложен.

«Не важно, если одежда чуть-чуть висит на нем, – подумала Кэт с облегчением. – По крайней мере, от нее нет запаха».

– Добрый день, – сказала она, и оба посмотрели на нее.

– Ах, мадемуазель! – С кривой усмешкой Марсель слегка приподнялся и вежливо кивнул ей. – Вы спали так крепко, что напугали Марию. Она подумала, уж не отправились ли вы на встречу со своим богом. Я рад, что этого не произошло. Мы оставили вам немного еды. Спуститесь в кухню, Мария покормит вас.

Покончив, таким образом, с проявлениями вежливости, он вернулся к своим занятиям.

Кэт перевела взгляд на Гильома, тоже вежливо кивнувшего ей. Однако в выражении его лица чувствовался легкий оттенок усмешки, неопределенный намек на некоторую интимность. Внезапно почувствовав неловкость, она улыбнулась ему и отправилась в кухню.

Там пахло щелоком, повсюду была развешана мокрая одежда Гильома.

– Он собирается снова носить ее в этом доме, – возмущенно заявила Мария. – Я ему не позволю.

– Очень разумно.

Кэт взяла свисающий рукав, поднесла его к носу и ощутила запах мыла и лаванды. Гильому, безусловно, наплевать, чем пахнет его одежда; может, подумала Кэт, служанка добавила лаванды в воду, чтобы сделать приятное его спутнице, то есть самой Кэт? Они что, производят впечатление людей, между которыми есть какая-то связь? Какого рода связь? Поинтересоваться этим она, однако, не осмелилась.

– Ты совершила чудо, – сказала она. – И хотя, возможно, джентльмен этого не заметит, зато я вижу. Спасибо. Мсье Марсель сказал, что здесь для меня оставлена еда.

Служанка кивнула и достала из корзины маленькую булку.

Кэт взяла ее, поднесла к носу и с наслаждением вдохнула аппетитный запах.

– Откуда у вас такая прекрасная мука?

– У мсье есть помощники, – ответила служанка. – Я не спрашиваю, кто они. Просто беру то, что дает мадам, и веду хозяйство.

– Мадам тоже сейчас здесь?

– Ах, нет, мадемуазель! Мсье отослал мадам, ради ее же безопасности. На юг, к своей матери.

– И ты с ней не поехала?

Мария кокетливо сверкнула глазами.

– Конечно нет. Кто будет заботиться о нуждах мсье прево?

В самом деле, кто? Хлеб в руке Кэт был еще чуть теплый; она отломила кусочек и положила в рот. Это был не грубый, зернистый крестьянский хлеб, а золотистая булочка, выпеченная из прекрасной, легкой муки, редкой и дорогой даже в мирные времена. Изумление девушки только возросло, когда служанка достала из буфета зрелую сливу и с улыбкой вручила ее гостье.

Сидя в прохладной подвальной кухне, она ела предложенные ей яства с удовольствием человека, знакомого с такими деликатесами не понаслышке, но давным-давно лишенного их. Потом она напилась воды, горячо поблагодарила свою благодетельницу и снова поднялась к мужчинам.

Они энергично строили планы, по-видимому придя к некоторому взаимопониманию и отбросив пьяные ночные разногласия. Еще поднимаясь по лестнице, Кэт услышала слова Марселя:

– Наварра вот здесь, в замке барона де Куси, который пригласил его к себе.

Палец прево заскользил по карте.

«Мне знакомо это имя – де Куси», – внезапно поняла Кэт и попыталась вспомнить, где она его слышала. Кажется, при дворе отца.

Она подошла поближе, на что Марсель среагировал явно неодобрительно. Он не сказал ничего, просто сердито воззрился на Каля, как бы предлагая тому призвать спутницу к порядку.

Не дожидаясь реакции Гильома, Кэт подошла еще ближе, встала у него за спиной и с интересом взглянула на стол через его плечо.

Марсель подозрительно сощурил глаза.

– Она умеет читать карты? – подчеркнуто обращаясь к Калю, спросил он.

Каль явно занервничал и встал.

– Пожалуйста, извините меня, мсье прево, я сейчас.

Он взял Кэт за руку и отвел в другую комнату, поменьше, где можно было поговорить наедине.

– Умоляю, сделай, как я прошу, – сказал он. – Я должен посовещаться с Марселем, пока есть возможность. Мне меньше всего хочется оставлять тебя одну или подвергать сомнению твой ум, но, боюсь, у меня нет другого выхода.

– И чем мне прикажешь заняться, пока ты обсуждаешь свои важные дела?

На мгновение задумавшись, Каль ответил:

– Может, служанка пойдет на рынок. Почему бы тебе не составить ей компанию?

А вдруг он и впрямь сказал Марселю, что Кэт его служанка? Во всяком случае, судя по обращению с ней хозяина дома, тот именно так и считал. Неприятная мысль обожгла Кэт, но выяснять подробности она не стала.

– А как же с возвращением на улицу Роз? – спросила она.

– Мы непременно пойдем туда днем, как только я закончу переговоры с Марселем.

Рассерженная, обиженная и отчасти недоумевающая, Кэт тем не менее согласилась оставить Гильома наедине с Марселем.

– Прекрасно! – презрительно фыркнула она. – Пойду посмотрю, устроит ли служанку моя компания.

Она резко повернулась и, охваченная раздражением, отправилась на кухню. По крайней мере, хоть сорочку выстирает.

К тому времени, когда появился Гильом, чтобы отвести Кэт на улицу Роз, сорочка была выстирана, высушена и снова надета.

Кэт собрала свои немногочисленные вещи и попрощалась с Марией, которая вела себя вполне дружелюбно на протяжении того недолгого времени, что они провели вместе. Марсель был занят, поэтому она не смогла поблагодарить его лично – да, по правде говоря, и не очень жаждала этого, поскольку было в нем что-то такое, отчего по спине у нее пробегал неприятный холодок. Ей хотелось знать, испытывает ли Гильом такое же ощущение, но спрашивать она не стала. Скоро она встретится с père, и это не будет иметь никакого значения.

– Пожалуйста, передай ему мою благодарность, когда вернешься, – сказала она Гильому, когда они спускались по лестнице.

– Можешь рассчитывать на меня, – галантно ответил он. – Я тебя не подведу.

– Не очень-то я верю твоим обещаниям – ты едва не подвел меня сегодня. Я начала думать, что ты так никогда и не оторвешься от своего приятеля.

– Ты же знаешь, мы разрабатывали планы мятежа, – взволнованно, с затаенной надеждой сказал Гильом. – Этьен Марсель убежден, что, если мы временно присоединимся к Наварре, король может потерпеть поражение.

– Но… Наварра же настоящее чудовище! По-твоему, ему можно доверять?

– Не знаю. Но, думаю, над этим стоит хорошенько поразмыслить.

Услышав неуверенность в его голосе, она подумала, что он прав в своих колебаниях. Однако этот странный союз навязывал ему сильный, энергичный, умеющий убеждать политик, и в дипломатии Каль ему не ровня.

«Может, нужно попытаться отговорить его. Ни к чему хорошему это не приведет».

– Гильом, я думаю… – начала Кэт.

– Что?

– Ох, ничего. Не важно. – Совсем скоро она встретится с père, и все эти заботы ее не будут касаться. – Я просто хотела сказать, что желаю тебе удачи в твоем деле и благодарна за то, что ты проводил меня. – Потом она сменила тему. – Твоя «минутка» затянулась так надолго! Мария милая девушка, но эта ее болтовня – мадам то, мсье это! Бедняжка и понятия не имеет, что творится за стенами дома. Я бы умерла, выпади мне такая судьба.

– Тогда будь благодарна Богу, что Он не уготовил для тебя эту участь и ты знаешь что-то, кроме подневольной работы. Однако заметь себе: Мария живет в приличном доме, всегда сыта, и время от времени ей перепадают одно-два су. За пределами Парижа мало кто может этим похвастаться. Да и здесь, если уж на то пошло. И Марсель, в соответствии со своей философией, предоставляет ей некоторую свободу. В его доме часто бывают очень влиятельные люди. Возможно, он хочет показать им пример того, как нужно обращаться со слугами.

«Уж очень он восхищается этим Марселем, – внезапно подумала Кэт, снова охваченная беспокойством. – Это наверняка влияет на ход его мыслей».

– Тем не менее она остается служанкой.

– Это так. Ее свобода ограничена. И ты, леди, гораздо свободнее нее.

«Если это можно назвать свободой».

Однако она почувствовала себя пристыженной; по сути, он был прав.

– Я благодарна за все, чем Бог одарил меня. Однако Создатель прихотлив в своих дарах – то дает, то отнимает. Думаю, Он играет со мной.

– Ты не больше и не меньше игрушка в руках Бога, чем любой смертный.

Она замедлила шаг, остановилась и пристально посмотрела на него.

– Нет, Гильом, больше. Бог с особым увлечением играет со мной. И с père. Больше, чем ты даже можешь себе представить.

В его взгляде, прикованном к ее лицу, вспыхнуло любопытство.

– Умоляю, расскажи, что ты имеешь в виду.

Его интерес казался таким искренним; возникло искушение открыться ему. Это было бы такое облегчение – свободно говорить о своей жизни с кем-то, кроме Алехандро, – какого она не знала со времен детства. Однако она не вправе принимать такое решение самостоятельно.

«Нужно обсудить эту идею с père», – подумала она.

– Я… я хотела бы, но должна сначала поговорить с père.

Его разбирало любопытство, но даже сильнее этого было внезапно вспыхнувшее осознание того, что совсем скоро Кэт вернется к Алехандро и вся ее привязанность, все любящее внимание будут полностью обращены на него. Само ее присутствие рядом действовало на Каля успокаивающе, и на один краткий миг в его сердце вспыхнуло желание сбросить с себя все навалившиеся обязанности, оставить позади борьбу и неизбежно сопутствующее ей кровопролитие. Снова стать как все, жить жизнью обычного мужчины, со всеми ее тяготами, испытаниями и мимолетными радостями.

«Если бы она, пусть еще совсем девочка, была рядом, это облагородило бы всю мою жизнь! Поистине, это судьба!»

Однако она вот-вот покинет его. С каждым шагом, приближающим их к месту встречи, мысль о надвигающейся разлуке с Кэт становилась все более мучительной. До улицы Роз оставалось совсем немного, когда Каль набрался мужества взять девушку за руку и заставить ее остановиться.

– Знаю, ты торопишься, но мне хотелось бы прежде обсудить кое-что с тобой, – сказал он. – Мне было бы очень приятно сознавать, что я смогу снова увидеться с тобой, когда все это безумие закончится. – Потом, совсем тихо, он добавил: – Если, конечно, ты тоже хочешь этого.

Их взгляды на мгновение встретились, но Кэт тут же отвернулась. Ее щеки пылали.

– Мне тоже было бы приятно, – прошептала она.

– Как твой père отнесется к идее, чтобы ты осталась со мной?

На ее лице возникло удивленное выражение.

– Только я?

– Нет, – тут же поправился Гильом. – Я, конечно, имел в виду вас обоих.

Кэт переполняли странные, незнакомые эмоции: надежда, волнение, радостное предвкушение; однако реальность их нынешнего положения перекрывала все.

– Понятия не имею, как он отнесется к этому плану. Если ты имеешь в виду, что мы станем твоими соратниками, он вряд ли согласится. Однако пусть лучше он сам даст тебе ответ.

Каль взял ее за руку. По контрасту с его собственной ее ладонь была маленькой и изящной. Задавая следующий вопрос, он постарался вложить в него уверенность, которой на самом деле не чувствовал.

– А ты не против, чтобы я поговорил с ним об этом?

– Нет, Гильом, я… мне кажется… думаю, я буду рада.

Он продолжал допытываться, неуклонно стремясь к тому, к чему, он надеялся, эти расспросы выведут.

– А если бы ты могла бы ответить на мой вопрос сама, что бы ты сказала?

– Думаю, да.

Выражение непритворного счастья на его лице поразило ее.

– Однако я должна учитывать желания père, – быстро добавила она.

– Лекарь был бы очень полезен для нашего дела.

– Уверяю тебя, он не захочет участвовать в войне.

– А как насчет целительницы? Я видел, на что ты способна.

Кэт еле заметно улыбнулась.

– Мне еще учиться и учиться, однако я попыталась бы стать полезной.

– Я видел, какую пользу ты можешь принести. Вообще-то даже если бы ты просто оставалась рядом со мной, даруя успокоение самим своим присутствием, я был бы счастлив.

Признавшись, таким образом, во взаимной привязанности, пусть и в достаточно расплывчатых выражениях, они продолжили путь.

Первый день пленения Алехандро провел в предоставленной ему маленькой комнате в приятном одиночестве. Вездесущие охранники оставались снаружи; два сильных солдата не разговаривали друг с другом, но стоически выполняли возложенную на них задачу. Алехандро не сомневался, что, попытайся он вырваться из заточения, они мгновенно набросятся на него. Однако пока он вел себя хорошо, они не беспокоили его.

Мансардное помещение, где он находился, было не лишено комфорта. Здесь хватало воздуха, потолок недавно побелили, и проникающий сквозь окно свет, отражаясь от наклонной поверхности, наполнял все пространство теплым мерцанием. Де Шальяк был настолько добр, что снабдил его для отвлечения внимания изумительной вещью, редкой и очень ценной, – недавно приобретенной рукописью греческой трагедии, за что Алехандро испытывал к нему благодарность, хотя и вступавшую в противоречие со всеми остальными его чувствами по отношению к этому человеку. Видимо, де Шальяк тем самым хотел продемонстрировать, что заботится о досуге своего пленника. И хотя Алехандро плохо знал греческий и отчасти позабыл даже то, что знал, поскольку отец не поощрял его в этом направлении, он помнил достаточно, чтобы почувствовать все очарование книги. Однако это почти насильственно навязанное ему развлечение не рассеивало постоянной, гнетущей тревоги; Алехандро опасался, что сделал неверный выбор, поручив Гильому Калю заботу о Кэт.

«Если она хоть как-то пострадает, я убью его собственными руками, – думал он. – Обреку на такие муки, которых не испытывал ни один христианин».

Послышался шелест одежды и звуки приближающихся шагов. Подняв взгляд, Алехандро увидел стоящего в дверном проеме де Шальяка.

– Приветствую вас, коллега, – величественно кивнул ему француз. – Как поживаете столь прекрасным днем?

Алехандро с холодным негодованием смотрел на своего хозяина.

– Неплохо, если не считать того, что я в плену.

– Я предпочел бы, чтобы вы чувствовали себя гостем в моем доме. – Де Шальяк поджал губы в полуулыбке. – Просто пока лишенным возможности покинуть его.

– Ваше гостеприимство не знает себе равных, коллега, в особенности с учетом того, в какие времена мы живем. И все же считаю своим долгом сказать: я предпочел бы страдать на свободе, чем быть обласканным у вас в плену.

– Советую не забывать, что не исключен и такой вариант: вы будете страдать у меня в плену, – с кривой улыбкой ответил де Шальяк.

Алехандро медленно поднялся и подошел к нему.

– Я не настолько глуп, чтобы не учитывать эту возможность.

Де Шальяк рассмеялся.

– Я никогда не считал вас глупым, друг мой.

– Вам нет нужды льстить мне, де Шальяк. Вы можете позволить себе быть со мной искренним. Мы не друзья. Если же вы считаете иначе, тогда ваше представление о дружбе гораздо шире моего. Друзья не держат друг друга в кандалах.

– Прошу вас, Алехандро! – воскликнул француз. – Вы не в кандалах.

– Однако я не свободен покинуть вас.

– Я просто не могу допустить, чтобы вы покинули меня до того, как я в полной мере получу удовольствие от вашего визита. Видите ли, у меня в отношении вас большие планы. Нам столько всего нужно обсудить! Признаюсь, я давно жаждал этой встречи. На протяжении многих лет, по правде говоря. И пожалуйста, не думайте, что пребывание здесь – это время, пропавшее даром. Завтра вечером у меня будет прием, как я вам уже говорил. Думаю, общество весьма известных людей не только доставит вам удовольствие, но и окажет на вас плодотворное воздействие.

– Предпочитаю сам выбирать себе компанию, – холодно ответил Алехандро. – А вы не боитесь, что меня могут узнать? И отберут у вас новую игрушку.

Де Шальяк вперил в него ледяной взгляд голубых глаз и отчеканил:

– Уверяю, коллега, я не играю с вами. Не сомневайтесь, если до этого дойдет, вы поймете.

Алехандро решил больше пока не нарываться.

– Может быть, пока я лишь ожидаю этого, вы будете столь добры и вернете мне мою рукопись? Работа над ней только начата. И хотя греки доставили мне огромное удовольствие, хотелось бы, как вы выразились, не тратить времени даром. Пока вы решаете, что со мной делать.

Де Шальяк замер, не говоря ни слова. Алехандро вглядывался в его лицо, пытаясь разгадать обуревавшие того эмоции. Он увидел подавляемый гнев, безусловно, и сомнения относительно того, как поступить. Однако было и еще что-то, отчасти неожиданное. Казалось, де Шальяк… уязвлен. После долгой паузы он произнес:

– Полагаю, можно вернуть вам рукопись – если это отвлечет вас.

Алехандро кивнул в знак благодарности.

– В таком случае, до завтра.

С этими словами де Шальяк вышел.

Алехандро застыл, глядя в окно.

«До завтра? – думал он. – Завтра меня здесь не будет».

Кэт успешно боролась со слезами почти до самого Дома с колоннами, но когда они с Гильомом в последний раз свернули за угол, не выдержала и расплакалась. Поначалу он хотел войти с ней через переднюю дверь, но, увидев, что в приемной горит свет, передумал и повел Кэт через кухню.

Дверь, как и следовало ожидать, открыла Мария.

– Что это, вы вернулись?

Слезы так и лились из глаз Кэт. По-сестрински кудахча, Мария втянула плачущую девушку внутрь и, сердито глянув на Каля, усадила ее на стул. Снова вперив обвиняющий взгляд в молодого человека, она проворковала, обращаясь к Кэт:

– Что он вам сделал, этот зверь?

Каль, естественно, запротестовал, однако Мария тут же выставила его из кухни.

– Идите к своим мужчинам, – сердито заявила она. – Они наверху, придумывают новые способы, как заставить женщин плакать.

Ему ничего не оставалось, как повиноваться.

– Выпейте вот это, – продолжала Мария, наливая Кэт стакан крепкого красного вина. – Оно успокоит ваши нервы, а, похоже, как раз это сейчас и требуется. Что, этот мужлан плохо обошелся с вами?

Кэт с трудом заговорила, продолжая безуспешно бороться со слезами.

– Гильом не сделал мне ничего плохого. Напротив, он был очень добр и сдержал свое обещание. Мы должны были встретиться с моим père в заранее обусловленном месте, но когда пришли туда, его там не оказалось. – Она повысила голос. – И самое страшное, это огорчило меня не так сильно, как должно было бы. Я совсем запуталась! Вдруг с père случилось что-то ужасное? А я… я…

– Ох, замолчите! – откликнулась Мария. – Не высказывайте таких нечестивых мыслей. Уверена, он просто задержался.

– А вот я совсем не уверена! Прошло столько времени, и ему пора быть здесь. Мы договорились только об этой встрече, но не о том, что будет дальше… И вдобавок, – рыдала Кэт, – я хочу остаться с Гильомом! Не знаю, что и делать. Это все так сбивает с толку.

Мария обхватила Кэт за плечи и попыталась успокоить ее.

– И расстраивает. Еще бы! Вы разрываетесь между отцом и любовником, но ведь рано или поздно такое случается со всеми женщинами.

– Он мне не любовник, но… но…

– Но вы хотели бы, чтобы он им стал.

– Да! Нет! Не знаю! Ох, как можно не понимать собственного сердца?

– Когда кто-то понимал собственное сердце? Нужно просто подождать, пока оно заговорит само.

Кэт устремила на Марию страдающий взгляд.

– А что мне делать до тех пор? У меня нет дома, я не могу найти père, а еще и Гильом… Это все так ново для меня…

– Конечно, вам нужно оставаться здесь, в доме господина Марселя. Он человек великодушный и не выставит вас. Да и я этого не допущу! У него сейчас полно дел, а мадам далеко, и то, что вы здесь, для меня просто подарок!

Кэт попыталась запротестовать, но служанка не стала ее слушать.

– Да не беспокойтесь вы так! По правде говоря, я считаю, что от вас может быть толк. В конце концов, в доме два кавалера, а чтобы обслужить двух кавалеров, требуется по крайней мере сотня дам, согласны? Хотя они в жизни этого не признают.

Кэт не имела опыта, на основе которого могла бы согласиться с этим утверждением или опровергнуть его, но возражать не стала.

– Я не знаю привычек молодого господина, но, может, вы насчет них лучше осведомлены. – Мария подмигнула Кэт. – И уж конечно, ваш господин предпочел бы, чтобы его вонючую одежду стирали вы. – Она захихикала. – Да и мне бы этого хотелось.

– Но что он подумает, если я начну его обслуживать? Может, вообразит, что я его… женщина? Я вовсе не уверена, что хочу этого.

– Он подумает, как много потеряет, если вы не станете делать этого, и будет вдвойне стараться угодить вам. Вытрите-ка слезы и возьмите себя в руки. Поверьте моему опыту, скоро вам все станет ясно.

Оставшуюся часть дня они провели, готовя скромный ужин. После трапезы джентльмены снова удалились наверх для продолжения своих стратегических споров, и Мария помогла Кэт вымыть длинные волосы. Пока они сохли, Кэт учила служанку играть в карты, от чего та пришла в полный восторг, поскольку раньше не была знакома с этой игрой.

– Ты быстро соображаешь, – заметила Кэт.

– А толку-то? Только у благородных есть время на такие пустые развлечения. Это мсье Каль научил вас?

В ответ Кэт сказала правду, хотя и не всю.

– Когда-то моя мать прислуживала одной высокородной леди в Англии.

«Если бы только я могла признаться, насколько высокородной!»

– Там она узнала много интересного и научила меня, – закончила Кэт.

– Я заметила, что вы очень милая и воспитанная, – сказала Мария. – Интересно, откуда у вас это?

– Можно многому научиться, просто наблюдая, – ответила Кэт в надежде, что такого объяснения будет достаточно.

Мария засмеялась.

– Ну да, в надежде, что это сделает тебя богатой.

– Не завидуй богатым, – заметила Кэт. – Они не всегда счастливейшие из людей.

– Хотела бы я убедиться в этом на собственном опыте. – Служанка с победоносным видом раскрыла свои карты. – Можете не сомневаться, я сумела бы доказать, что вы не правы.

Внезапно игру прервал звон колокольчика – это Марсель вызывал служанку. Мария тут же положила карты и заторопилась вверх по лестнице. Спустя несколько мгновений она вернулась и оживленно сообщила:

– Мсье прево нужно отправить сообщение. Одну он не стал бы меня посылать, но сказал, что раз мы вдвоем, ничего с нами не случится. То есть если вы, конечно, захотите составить мне компанию. Дело может подождать до утра, но я не против глотнуть свежего воздуха. Это недалеко.

Пока девушки добирались до места назначения, Кэт все время вспоминала выражение беспокойства, возникшее на лице Гильома, когда она уходила. Странно, но его очевидное волнение за нее было приятно; она почувствовала бы себя обиженной, если бы он со спокойной душой отпустил ее, пусть и ненадолго.

По правде говоря, она почти только и думала, что о нем, с тех пор как они признались друг другу… как бы это правильнее выразиться… в любви?

«Нет, это слишком сильное слово. В преданности? Он предан своему делу больше, чем когда-либо будет предан мне или кому-либо еще», – подумала она.

Нет, нужно подыскать более мягкое слово. «Взаимная привязанность», – решила она, вот что точнее всего описывает то, что существует между ними.

Она все время спрашивала себя, что подумает Алехандро о ее привязанности к Калю. Надо полагать, он в какой-то степени доверял французу, раз вручил Кэт его заботам; однако это в большой степени было актом отчаяния. Со временем, узнав Каля получше, сочтет ли он его храбрым, умным и энергичным, каким она сама видела его? Даже Алехандро должен признать, что для нее вполне естественно привязаться к сильному мужчине, способному позаботиться о ней. И не только естественно, но и разумно.

Сколько времени пройдет, прежде чем страсть возьмет в ней верх над разумом?

Эти мысли так завладели Кэт, что она едва слышала болтовню Марии. Уж слишком стемнело, чтобы глазеть на всякие городские чудеса вокруг; хотя в Париже и царила анархия, он по-прежнему поражал воображение. Да и времени приглядываться не было; совсем скоро они оказались в выложенном булыжником внутреннем дворе, перед массивной деревянной дверью.