Текст книги "Огненная дорога"

Автор книги: Энн Бенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)

Двадцать два

Самолет накренился, заходя на посадку. Солнечный свет мерцал на воде, и Джейни, глядя в окно, прищурилась, защищая глаза от яростного отраженного сверкания. Стараясь отвлечься, она задавалась вопросом: что это за белые пятна внизу – может, верхушки айсбергов?

Еще несколько минут, и они приземлятся. В начале путешествия – проходя регистрацию, устраиваясь на борту самолета – она почти не волновалась, зато сейчас чувство предвкушения близкой встречи с Брюсом после долгой разлуки переполняло ее. Хотя полет был относительно недолгим, она, чтобы отвлечься, прочла все, что можно, на экране, установленном на спинке переднего сиденья, а сосредоточиться на прихваченном для тех же целей романе никак не удавалось. Почти в отчаянии она нажала кнопку разговора на своих наушниках и обратилась к сидящему рядом мужчине:

– Гляньте-ка, какая зыбь на море! Вам не кажется, что мы летим над местом, где затонул «Титаник»?

Крупный мужчина нордического вида слегка наклонился вперед, скрипнув сиденьем, без всякого интереса бросил взгляд за окно, откинулся в кресле и пожал плечами, после чего без единого слова снова воззрился на свой экран.

Она надеялась услышать, по крайней мере: «Да ну? Вы шутите», что могло бы плавно перетечь в необременительный, отвлекающий разговор с соседом-викингом, типа обсуждения, как, по представлениям разных культур, должна выглядеть поверхность моря. Но нет, не суждено.

Она все время испытывала чувство двойственного отношения к этой поездке, но сейчас так внезапно возникшее между нею и Брюсом напряжение было забыто, казалось незначительным по сравнению с мыслью о том, что пройдет всего час и она действительно прикоснется к нему.

«Четыре месяца прошло». Самолет снова накренился, выровнялся, и Джейни смогла разглядеть пустынное черное побережье Южной Исландии. Вдали, поднимаясь прямо из толщи воды совсем близко к берегу, возвышались геотермальные электростанции, несколько пугающие своими размерами. Облака пара плыли в прозрачном воздухе, словно громадные ватные шары. Когда самолет снизился еще больше, Джейни была очарована внезапно открывшимся зрелищем словно нарисованных пастелью домов Рейкьявика.

Исландская авиакомпания не позволила Джейни взять с собой больше одной дорожной сумки, поэтому она напялила на себя все, что можно, и, выйдя из самолета, подумала, что, наверное, выглядит как ходячая корзина с бельем. В терминале было жарко, вспотевшие пряди волос прилипли к голове. Внезапно ей срочно понадобилось в туалет, она оглянулась, но нигде его не обнаружила, а отойти куда-то на поиски было невозможно, пока она не прошла таможню.

Ее сумка оказалась на вращающемся круге первой. Джейни схватила ее и буквально помчалась к пункту проверки; там ее единственное электронное устройство – мобильный телефон – не вызвало подозрений. Виза была оформлена в лучшем виде, номер в отеле забронирован, паспорт проштемпелеван; оставалось одно – приложить руку к датчику и пройти.

Она медленно протянула ее, но тут же отдернула: зазвенел внутренний сигнал тревоги, снова проснулись недавние страхи.

«Об этом не беспокойся, – сказал ей Том, непоколебимо уверенный в том, что поездка в Исландию не грозит ей никакими неприятностями с законом. – Юрисдикция Англии на эту страну не распространяется. Все, что они в состоянии сделать, – это зафиксировать, что ты была там. Они не могут ни задержать, ни арестовать тебя. – Потом он добавил, явно с меньшим энтузиазмом: – Просто поезжай и получи удовольствие».

Джейни поднесла руку к датчику. Вспыхнул луч, направленный в ладонь, и электронный механизм затвора со щелчком открылся. Она промчалась сквозь него, завернула за угол и увидела Брюса. Нервно сглотнула и побежала к нему.

Отель почти полностью был построен из бетона – материал, гораздо более доступный в Исландии, чем дерево и металл, – и выкрашен, в духе большинства зданий Рейкьявика, в мягкий, жизнерадостный желтый цвет с отделкой розовым. Номер тоже выглядел приятно, хотя с некоторым избытком обманчиво удобной на вид мебели. Постель на металлической раме, выкрашенной голубым, с мягким одеялом, сотканным из разноцветной исландской шерсти; именно под ним Брюс и Джейни, после четырех месяцев разлуки, снова познали друг друга больше чем в двух измерениях.

Когда они проснулись в десять часов вечера, солнце висело над самым горизонтом, отбрасывая тонкие, неяркие, почти горизонтальные лучи; создаваемые ими смутные тени, казалось, уходили в бесконечность. Открыв глаза, Джейни задержалась взглядом на худощавом лице Брюса, заново открывая для себя то, что успела позабыть за время, пока они не виделись. Буйная вьющаяся шевелюра… вроде бы седых волос прибавилось? Темные, густые ресницы, так невинно покоящиеся на щеках, когда веки сомкнуты, и от вида которых у Джейни перехватывало дыхание, когда он открывал глаза. Несколько седых волосков в бровях, маленький играм на нижней губе. Она осторожно прикоснулась к нему кончиком пальца, и Брюс вздрогнул.

– Откуда он у тебя? – спросила она.

Все еще не открывая глаз, он улыбнулся.

– Учился ходить на лыжах, еще в детстве. Упал и проткнул зубом губу.

– Ой! Где?

– Забыл. Где-то в Новой Англии.

– Сколько тебе тогда было?

Он на мгновение открыл глаза, но тут же снова закрыл их. Брови сошлись вместе, словно он напряженно обдумывал важный вопрос.

– Восемь. Может, девять.

– Слишком рано, чтобы ходить на лыжах.

– Только не в нашей семье. Мать говорила, что мы все родились прямо с лыжами.

«И с богатством, и с прекрасной родословной», – подумала Джейни.

Именно этим объясняется та почти сверхъестественная грация, с которой он шел по жизни.

Он поцеловал ее в лоб и непринужденно встал, обнаженный. Наполовину прикрыв глаза и следя взглядом за его легкими движениями, Джейни восхищалась его силуэтом на фоне балконной двери. Когда Брюс открыл ее, в комнату ворвался соленый ветер, принеся с собой легкий запах пепла – напоминание о том, что они находятся в предгорьях вулкана.

Он нашел в груде одежды на полу свою рубашку, надел ее, натянул брюки и вышел на балкон. Джейни чувствовала себя усталой после перелета – да еще и смена часовых поясов сказывалась, – но тем не менее тоже выбралась из мягкой, теплой постели. Накинула первую попавшуюся одежку и тоже вышла на балкон, окунувшись в вечерний воздух. Ветер раздувал легкие пряди ее волос. Брюс обнял Джейни, притянул поближе к себе и поцеловал в щеку.

– Господи, до сих пор не верится, что ты здесь, – сказал он. – Это был один из самых длинных дней в моей жизни.

– Да уж. – Джейни тоже обняла его и улыбнулась. – Но закончился он очень даже хорошо, согласен?

Зато день Кристины закончился плохо.

– Никак не могу найти владельца патента. Такое чувство, будто он сознательно запутал следы.

– Тоже мне новость! Плохие парни часто поступают так, когда не хотят, чтобы их обнаружили.

– Что нам в таком случае делать? Я увязла. Мне нужно выяснить, кто владелец патента. И конечно, найти так называемого пациента Зеро.

– Может, никакого пациента Зеро вообще нет. Или если был, то весьма велика вероятность того, что он давно мертв.

Кристина потерла рукой глаза и отодвинулась от компьютера.

– Ничего не понимаю. Мне казалось, все будет не так уж сложно – мы пройдем по следам к их источнику и в конце обнаружим того, кто во всем виноват.

Она отвернулась и, казалось, ускользнула куда-то, а вернулась обратно, лишь когда ее собеседник издал многозначительное «гм!».

– Ох, прости. Один из моих провалов. – Она сделала глубокий вдох. – Я просто задумалась о Джейни. Жаль, что она не взяла с собой Мнемоник. Может, она будет обсуждать все это со своим другом.

Сидящий рядом человек помолчал.

– Сколько она с ним не виделась?

– Вроде бы четыре месяца.

– Поверь, она не станет разговаривать с ним о наших поисках.

– Эта работа захватывает. Я почти забыла, что все еще работаю в фонде. Уже почти год я не чувствовала себя такой живой. – И тут же, спохватившись, Джейни добавила: – Кроме того времени, когда мы вместе.

Они сидели за маленьким столиком, переплетя руки над тарелками с фруктами и сыром. Вытащив одну руку, Брюс ухватил за черенок вишню и дразнящим жестом протянул ее Джейни. Она замолчала, наклонилась вперед и взяла губами маленький красный шарик, полный сладкого сока.

– Я рад, что ты мне все рассказала, – заметил Брюс.

– Прости. – Она проглотила вишню, наклонилась вперед и прошептала: – Иди сюда.

Он так и сделал. Она просунула благоухающий ароматом вишни язычок между его губ.

Собеседник Кристины похлопал ее по плечу.

– Ты имеешь хоть какое-то представление о времени? Не нужно так выматываться.

– Да ничего со мной не случится.

Она потерла лоб. Его, однако, ее слова не убедили.

– Отправляйся в постель. Немедленно. Наверху есть дополнительная спальня.

– Разбудишь меня утром пораньше?

– Зачем? Ты куда-то собираешься?

– Нет… просто хочу как можно скорее вернуться к работе. Хочу, чтобы, когда она приедет, мне было что показать ей.

– Она очень напоминает мне Бетси, Брюс, и я ничего не могу с этим поделать. Они сейчас были бы примерно одного возраста.

Он притянул ее к себе.

– Она что, внешне похожа на Бетси, какой бы та стала?

– Ты сам создал для меня компьютерный образ Бетси в Лондоне, помнишь? С тех пор я этого не делала. И вообще суть не во внешности. Просто Кристина – молодая женщина того же типа, какой была бы и Бетси.

Брюс оперся на локоть и поглядел на Джейни в тусклом свете солнца, непостижимым образом все еще не утонувшего за горизонтом.

– Что ты имеешь в виду?

Джейни вздохнула.

– Она полна жизни и энтузиазма, всем интересуется. И такая… милая.

– Из того, что ты рассказывала, у меня не создалось впечатления, что Кристина такая уж милая.

– Ох, нет, милая, на свой собственный лад, – сказала Джейни, играя волосами на груди Брюса. – Очень располагающая. Хотя, по правде говоря, не без странностей. Однако мне она нравится все больше и больше.

Они помолчали, вслушиваясь в дыхание друг друга, и Джейни начала ускользать в сон.

– Больше нет сил сопротивляться, – пробормотала она. – Все, я отключаюсь.

– Ну и правильно.

Том стоял у окна своей спальни, рассеянно глядя на летающих в свете уличного фонаря жуков. В тишине было хорошо слышно, как тикают часы на тумбочке – тик-так, тик-так… Он сердито уставился на циферблат, как будто хотел взглядом заставить часы прыгнуть в унитаз.

Три часа утра. Большинство жителей Массачусетса спят в своих постелях. Но, наверное, не те, кто живет на грани; и не те, кто следит, чтобы они не перешагнули за эту грань. А вот в Исландии люди уже наверняка проснулись.

И занимаются… чем угодно.

С болью в сердце он спрашивал себя, почему так получается, что его и ее жизни все время расходятся. Везя Джейни в аэропорт, Том поклялся себе, что в тот же миг, как она снова ступит на родную землю, он опустится на одно колено и будет просить, а если понадобится, и умолять, чтобы она разделила с ним судьбу. У него и в мыслях не было, что еще три недели в Исландии что-нибудь существенно изменят.

– Потрясающе, – сказал Брюс. – Невероятное зрелище.

– Изумительное, просто изумительное.

Держась за руки, они шли по металлическим платформам, построенным специально для туристов на самом верху крутой тропы. На протяжении всего утра они медленно поднимались по склону вулкана, время от времени останавливаясь, чтобы передохнуть – или поцеловаться, если возникало такое желание. Наградой за их усилия стал раскинувшийся внизу изумительно прекрасный «лунный» ландшафт – огромное, мерцающее пространство кристаллизованного льда.

Солнце поднялось до высшей точки в Исландии, но все еще стояло слишком низко и почти ослепляло своим яростным сверканием. Отражаясь от ледяных торосов, этот блеск проникал даже сквозь темные очки. Защищаясь от него, Джейни рукой затенила глаза.

– Думаю, сегодня днем я предпочла бы заняться чем-то в помещении, – сказала она. – Мои глаза реально пострадали от этого блеска.

– Я могу придумать по крайней мере одно занятие, подходящее для помещения.

Джейни громко рассмеялась, и эхо этого звука прокатилось над ледяными торосами. Поэтому она добавила тише:

– Ну конечно, это, но потом, я имею в виду.

– Разве есть что-то еще?

– Ты удивишься, но да. Имеется у меня одна задумка. Агент из бюро путешествий дала мне путеводитель, и там указан, в частности, институт Анри Магнуссуна… что-то вроде музея, где хранятся старые рукописи.

По лицу Брюса скользнуло раздражение, но тут же исчезло. Он с улыбкой обхватил ее за плечи.

– Может, хватит об этих старых рукописях, а?

– Нет. Я не могу. Пошли.

Они двинулись в сторону спуска, и Брюс сказал:

– Насколько я помню, первое наше свидание произошло в музее.

– Это правда.

– Значит, стоит сходить и в этот.

– Когда я был моложе, мы называли это «полдниками», – сказал он, одну за другой расстегивая пуговицы ее кофточки.

Когда кофта упала на пол и осталось снять с Джейни лишь кружевную рубашку и трусики, Брюс прошептал ей на ухо:

– Но ты же знаешь нас, парней, – нам нравится выдумывать всякие глупости ночью, как вам нравится трезвонить о своих развлечениях при дневном свете.

Она застонала, когда его пальцы нашли под рубашкой сосок, и еще громче застонала, когда Брюс коснулся его языком.

– Надо полагать, говоря о «развлечениях», ты не имеешь в виду что-то непристойное.

– Ну…

Он скинул на пол брюки. Дыхание Джейни стало медленнее и глубже.

– Может… все же… объяснишь… про «развлечения»?

– Нет, – простонал он, – лучше потом.

– Ох, Брюс! – совсем с другим оттенком возбуждения сказала она. – Ты только посмотри на это.

Они находились в институте Анри Магнуссуна. Брюс подошел к массивному шкафу-витрине, внутри которого поддерживался нужный режим температуры и влажности, взглянул через плечо Джейни, прочел то, что написано на табличке, и перевел взгляд на выставленный в витрине предмет.

– Хм-м… Тут написано, это из тринадцатого столетия.

– Она даже древнее дневника Алехандро.

Он, конечно, не прикасался к витрине, понимая, что это вызовет реакцию охранной системы.

– Шкаф похож на склеп, – сказал он и добавил почти вызывающим тоном: – Твой дневник в книгохранилище тоже держат в таком?

Она покачала головой, читая табличку.

– Скорее всего, нет. Вторая книга с его почерком гораздо древнее. В смысле, тот факт, что обнаружились две книги с одним и тем же почерком, делает дневник Алехандро более ценным и гораздо более интересным, по крайней мере для меня и, наверное, для некоторых ученых. Но даже с учетом этого не думаю, что дневник, который я привезла из Лондона, попадает в ту же категорию, что и эта рукопись.

– Может, не в Соединенных Штатах. Другое дело, в Англии.

Она удивленно посмотрела на него.

– Он больше не в Англии. И никто там даже не знает о его существовании. По крайней мере, насколько мне известно.

– У них не было такой возможности.

Джейни в смятении смотрела на Брюса.

– Если бы он вернулся в Англию и кто-то узнал о нем, – продолжал тот, – он, скорее всего, стал бы памятником литературы. Как минимум памятником литературы искусства исцеления.

Она в смущении отвела взгляд, пытаясь сообразить, правильно ли поняла его намек. Такое впечатление, будто он постоянно хочет, чтобы она избавилась от дневника. Интересно почему?

– По-твоему, мне следовало оставить его там? – спросила она.

– Не знаю, что и сказать. Иногда у меня возникают сомнения насчет того, нужно ли, чтобы он вообще находился у тебя… Думаю, именно это меня и беспокоит. Потому что эта вещь – источник неприятностей.

– В каком смысле?

– Это проблема, и я сам до конца не разобрался в ней. Но у меня нет уверенности, что тебе следовало отдавать его в книгохранилище.

– Он же на иврите. Думаю, там ему самое место. Это для него как родной дом, Брюс.

– Часть его на иврите, но гораздо больше записей на английском и французском. И описанные методы взяты главным образом из английской народной медицины.

– Некоторые методы взяты из английской народной медицины, но большая часть записей сделана Алехандро, а он, как известно, был испанским евреем. Многому из того, о чем там рассказано, он научился у этого француза, де Шальяка.

– Однако по времени дневник дольше всего находился в Англии. Поэтому мне кажется, что он по праву принадлежит ей.

– Нет, ты ошибаешься. Он не принадлежит ни Англии, ни Франции. И он не источник неприятностей, как ты выразился. Я провела множество приятных часов, читая его. И Кэролайн тоже.

– Я могу вспомнить несколько очень даже неприятных часов, проведенных рядом с этим дневником.

– Они могли бы оказаться гораздо более неприятными, если бы его у нас не было.

Они медленно двинулись в сторону другого экспоната. Их резкое расхождение во мнениях потрясло Джейни. Ей отчаянно хотелось покончить с этой проблемой, нейтрализовать негативное влияние неодушевленного предмета на их взаимоотношения, которые внезапно начали казаться более хрупкими, чем ей запомнилось с прошлой встречи. Она спрашивала себя, в чем тут дело. В напряжении, вызванном долгой разлукой? Может, Брюс уцепился за дневник как за предлог, позволяющий ему излить это напряжение?

– Послушай, – сказала она более решительно, чем чувствовала, – теперь дневник у меня. Я рисковала, забирая его оттуда, где он хранился много лет, и могу делать с ним что хочу. А хочу я, чтобы он находился в хранилище.

– Что ж, – ответил Брюс после напряженной паузы, – в конце концов, это твое дело.

Джейни была потрясена тем, до какой степени они не понимают друг друга, и это в тот момент, когда должны были бы радоваться, что оказались вместе. Ее охватило сильнейшее желание исправить ситуацию.

– Давай не будем позволять этому отравлять нам нашу встречу, – мягко сказала она. – Если нам так уж необходимо спорить, можно найти тысячу других тем – что-то такое, в чем один из нас может даже победить. И конечно, мы будем спорить, но… в другой раз. Я даже надеюсь, что будем. Это такое удовольствие – спорить, не задевая друг друга. Но конкретно сейчас времени у нас немного. Давай просто отдыхать и радоваться тому, что мы вместе. Идет?

– Ладно, – ответил Брюс после очередной долгой паузы. – Ты права.

– Мои самые любимые слова, которые можно услышать от мужчины. – Джейни улыбнулась. – Ты позволишь туповатой женщине средних лет угостить тебя обедом? Пожалуйста, скажи «да». Я жутко проголодалась после всех этих прогулок.

Выражение его лица смягчилось.

– Я тоже. Пошли.

Запах чувствовался на расстоянии нескольких кварталов – пугающий, тошнотворный запах влаги, горелого дерева и химикалий, которые используют пожарные. Майкл Розов стоял перед развалинами дома, грустно качая головой; рядом с ним заливалась слезами Кэролайн. Майкл находился в участке, когда кто-то из соседей вызвал пожарников. Они тут же выехали, однако ко времени их прибытия спасать было уже нечего. От дома, где Джейни когда-то жила вместе с мужем и дочерью, осталась лишь груда мокрых кирпичей, над которыми поднимался горячий пар. Чудесным образом уцелевшие куски обоев с цветочным узором из гостиной были единственным красочным пятном на фоне почерневшего месива.

Кэролайн, рыдая, уткнулась мужу в плечо, и Майкл похлопал ее по спине.

– Когда она собиралась вернуться?

– Она не знала точно. Может, через несколько дней.

– Думаю, нужно ей позвонить.

– Зачем? – спросила Кэролайн, вытирая слезы. – Дом не поднимется из руин, даже если она вернется прямо сейчас.

– Она наверняка хотела бы знать. – Он тяжело вздохнул и вытащил из кармана телефон. – По-моему, это должен сделать Том.

Том стоял за пределами иммиграционной зоны международного аэропорта в Логане и пытался затолкать подальше воспоминания о том, что испытал в прошлый раз, когда приехал сюда, чтобы выручить Джейни. Сегодня, по крайней мере, его не ждет аналогичный сногсшибательный удар. Он встречал ее после возвращения из Лондона с букетом цветов, но, прочтя сообщение, переданное с другим пассажиром, положил цветы на ближайшее кресло и просто оставил их там. Сегодня он пришел с пустыми руками. Дарить цветы казалось неуместным – когда такое случилось. Да, с пустыми руками; стыд какой. Но, по крайней мере, того же нельзя было сказать о его сердце.

Двадцать три

Как и предсказывал де Шальяк – и Алехандро усердно молился, чтобы это произошло, – симптомы таинственной болезни графини Элизабет вернулись на следующее же утро. Пришлось им снова ехать; де Шальяк не мог изменить данному королю слову позаботиться о здоровье принца и его семьи, какой бы незначительной ни была болезнь.

Алехандро скакал бок о бок с Джеффри Чосером, охранники держались позади. Де Шальяк значительно отстал от остальных, лелея свое возмущение этой ничтожной, никому не нужной поездкой. Время от времени Алехандро оглядывался и награждал француза улыбкой, которая лишь усиливала раздражение последнего.

Где-то на полпути Алехандро наклонился к Чосеру и негромко спросил:

– Вам ведь по душе интриги, юный Чосер?

– Неужели это так заметно?

– Не меньше, чем синяки на заднице у шлюхи, – ответил Алехандро.

Он не привык к таким выражениям, но парню, похоже, непристойности нравились, и Алехандро хотел создать ощущение дружеской близости между ними.

Чосер рассмеялся.

– Ну, они не так уж бросаются в глаза.

– Я готов предоставить вам возможность стать участником интриги высочайшего свойства.

– Ох, я весь внимание, сэр!

– Насколько я понимаю, Чосер, вы преданы лорду Лайонелу?

– Вообще-то моя истинная преданность принадлежит леди Элизабет, хотя, если милорду требуется, я всегда к его услугам.

– Однако на верность вы присягали…

– Графине, сэр. Я начал свое служение в ее семье.

– Она умеет выбирать пажей. Вы человек очень способный. И сообразительный.

– Спасибо на добром слове, доктор. Однако внутри меня есть еще «сообразительность» особого рода, которая пока не нашла себе выхода. Я мечтаю о том дне, когда мое служение закончится и я смогу полностью посвятить себя литературе.

Это признание удивило Алехандро. Оказывается, их мечты очень схожи.

– Вы человек того же душевного склада, что и я.

– Очень может быть. Однако расскажите, доктор, что за интрига?

– Ах, я чуть было не забыл! Помните Жака, племянника мсье Марселя?

– Конечно. Грубоватый рыжеволосый парень, слегка развязный. Однако… не явись тогда он и его дядя столь вовремя, моя добрая репутация могла быть навсегда скомпрометирована.

Алехандро усмехнулся.

– Ваша добрая репутация сохраняется в целости и неприкосновенности ровно до тех пор, пока в очередной раз не представится возможность ее скомпрометировать. Насколько я помню, тем вечером эта возможность имела очень даже миловидный облик.

– Пожалуй. Так что этот Жак, мой невольный спаситель?

Алехандро заговорщицки улыбнулся Чосеру.

– Он обещал помочь мне.

– В чем?

– В организации встречи с некоей леди.

– Возможно, эта леди мне знакома, доктор? – с живейшим интересом спросил Чосер.

– И очень близко, друг мой. Очень близко.

Парень расплылся в улыбке.

– И леди тоже будет желать этой встречи?

– Надеюсь, об этом мне поведаете вы – учитывая вашу близость с ней.

– По моему мнению, добрый сэр, все леди на свете должны желать встречи с вами – учитывая ваш изящный облик, острый ум и, позвольте заметить, атмосферу очарования, которая вас окружает.

«Атмосферу очарования? Это просто смешно!»

Однако если парень так думает, это Алехандро на руку.

– Вы льстите мне, – сказал он. – Но вы не ответили на мой вопрос. Прошу вас, сделайте это и будьте откровенны.

– Не сомневаюсь, она останется довольна. Однако главная трудность в том, как сделать так, чтобы вы могли принять участие в этой встрече, верно?

– Де Шальяк хочет, чтобы я посвящал все свое время нашей работе, а не тратил его на подобного рода встречи. В этом он очень требователен и обладает тонким чутьем, прямо как слон.

– Слон! Вы видели этих замечательных животных?

– Только в книге.

– Расскажите, на что они похожи.

– В другой раз, Чосер. Мы еще не разработали свой заговор, а время уходит.

– Ох, да! Простите.

– Юношеский восторг всегда простителен. В любом случае те два головореза, которые скачут позади, охраняют меня днем и ночью – де Шальяк приставил их следить, чтобы я не отрывался от нашей работы…

– И эта работа, ввиду ее секретности, интригует сама по себе, должен заметить.

– И это мы обсудим в другой раз. В данный момент меня волнует только интрига любовная. Ревнивое внимание де Шальяка не оставляет мне возможности встретиться с упомянутой леди наедине.

– А вы уверены, что ревность де Шальяка связана только с работой, что он не ревнует вас в некотором другом смысле? Может, он не хочет, чтобы вы встретились с графиней, потому что это задевает не только его сердце, но и… другое место.

Алехандро оторопело поглядел на Чосера.

– Это всего лишь наблюдение, доктор, не смотрите на меня так. Он не сводит с вас глаз.

Если Алехандро и заметил это, то не придал значения. Однако Чосер был прав; де Шальяк наблюдал за ним более внимательно, чем требовалось, даже учитывая, что он его пленник.

– И это Париж, где Бог, похоже, часто отводит взгляд, – закончил Чосер.

Алехандро неловко поерзал в седле.

– Думаю, не время сейчас обсуждать замыслы Божьи.

Чосер рассмеялся.

– Тоже правда. Тогда к делу.

– Жак согласен помочь мне сбежать от де Шальяка, всего на один день, чтобы я мог провести какое-то время наедине с той леди, о которой мы говорили. Он готов замаскироваться и похитить меня. Ваша помощь будет состоять в том, чтобы сообщить ему, когда леди в следующий раз призовет меня к себе. Об этом я рассчитываю договориться сегодня, а вы, если не возражаете, отнесете Жаку записку, где будет указано время. Нужно приглядеть подходящее место по дороге, где я сверну за угол, а мои охранники еще не успеют. Если все пойдет хорошо, я наконец смогу встретиться с леди с глазу на глаз.

– По-моему, это вполне реально. Не слишком хитроумная интрига. В наши дни похищение в Париже – не такое событие, чтобы о нем слагать легенды. Однако соглашусь я с одним условием – если буду сам присутствовать при «похищении». Хотелось бы, знаете ли, увидеть это событие своими глазами.

– Зачем?

– Чтобы позже достоверно описать его, сэр. Кто знает, вдруг понадобится?

– Вы только что сказали, что из этого легенды не получится.

– Если только я не решу, что оно того стоит, – уверенно заявил молодой человек. – Литература – моя слабость, и я имею в ней немалый опыт. Только представьте себе, доктор… прелестная графиня, изнывающая от скуки спокойного, лишенного волнующих страстей брака, сражена наповал обаятельным, эксцентричным испанским доктором, таинственным человеком, завоевавшим ее сердце своим мягким обхождением… бегство из неволи… возможно, трагедия.

Алехандро подумал, что Чосер занятный молодой человек, но не смог сдержать смеха. Какую романтичность привносила утонченная патина его соучастия в то, что само по себе было всего лишь рискованной попыткой к бегству!

– Все это меня вполне устраивает, – сказал он, – за исключением трагедийной части. В вас живет выдающийся поэт, Чосер. Не позволяйте пажу подавлять его.

– Этого можно не опасаться, доктор. Поэт уже уверенно стоит на ногах. – Чосер расхохотался и быстро оглянулся. – Увидеть в тот миг лицо де Шальяка тоже дорогого стоит, верно?

Алехандро подмигнул ему.

– Да уж.

– А теперь позвольте уверенно стоящему на ногах поэту дать вам один маленький совет. Вы непременно должны польстить леди. Скажите, что хотели бы встретиться с ней при ясном дневном свете, в саду, в окружении других прекрасных творений Божьих.

Этьен Марсель строил гримасу, читая присланное Карлом Наваррским послание. Чем дольше он читал, тем шире распахивал глаза и больше приходил в ярость. Закончив, он выругался и швырнул пергамент Калю. Тот прочел послание – с тем же эффектом.

– Нужно переубедить его.

– Каким образом?

– Написать новое послание, привести более весомые доводы, умолять, наконец… да что угодно! – Каль снова перебросил пергамент Марселю. – Но ясно одно: Компьен лишает нас всех преимуществ.

– Наварра считает иначе.

– С его позиции это, может, и верно. И, по правде говоря, его солдатам королевская армия вряд ли имеет шанс причинить серьезный вред – если только у короля внезапно не окажется гораздо больше сил, чем ожидается. Люди Наварры вооружены, на конях и защищены броней. Серьезно рискуют только пешие. Но мои солдаты не будут иметь всех этих преимуществ, поэтому нужно позаботиться, чтобы у них была возможность сбежать, если понадобится.

– Только в том случае, если все пойдет не как задумано. Если Наварра одолеет короля, вашим людям вообще ничто не угрожает.

– Кроме самого Наварры.

– Но он же пообещал, что будет вашим союзником. Дал слово, что позволит вам высказать свои требования – после победы.

– Думаю, следует попросить его дать нам возможность высказать свои требования до того. У меня внезапно пропало желание платить вперед.

Марсель тяжело вздохнул.

– Потрачено столько усилий… Это хрупкий союз, и не стоит подвергать его опасности из-за ваших внезапно вспыхнувших сомнений.

– А разве они необоснованны, если условия меняются?

– Это не нарушение договоренности. Просто стратегия. Вы с Наваррой по-прежнему союзники в борьбе против короля. Вы выскажете свои требования и получите ответ после победы. То, что изменено место, где произойдет сражение, не повлияет на результат.

– Нет? А что, если сражение будет проиграно из-за недостатков этого места?

– Наварра, похоже, уверен в Компьене.

– А я нет.

– Почему? Только потому, что ваша юная леди против?

– Мы же согласились, что она права в своих рассуждениях.

– А теперь Наварра опровергает их.

– Напишите ему, Этьен, и скажите, что он ошибается.

Марсель пристально вглядывался в лицо Каля, обдумывая его предложение.

– Нет, – в конце концов сказал он. – Я не стану этого делать. Он высказался достаточно твердо. Сражение произойдет в Компьене, устраивает вас это или нет.

Алехандро стоял на пороге, тепло улыбаясь Элизабет; де Шальяк держался на шаг позади него.

Графиня приподнялась с подушек и взмахом руки отпустила слуг.

– А вы, Чосер, подождите. Я хочу, чтобы вы отвели де Шальяка в детскую. Няня говорит, мои дети что-то раскапризничались, и раз уж господин доктор здесь, может, он осмотрит их? – Она нашла взглядом француза. – Дорогой де Шальяк, вы не против? Малыши очень дороги мне.

Это было откровенное изгнание, и тем не менее де Шальяк среагировал со своей обычной любезностью. Но без улыбки.

– Конечно, графиня, я сейчас же осмотрю их.

Провожаемый насмешливыми взглядами графини и Алехандро, он вышел и закрыл за собой дверь, около которой остались неизменные охранники.

– Наконец-то мы одни, – проворковала Элизабет.