Текст книги "На путях преисподней"

Тарн Лемал не больно-то любил плавать по ночам, но дело было срочное, и он рассчитывал получить вознаграждение, если поспешит. Поэтому на закате, не слушая протестов матросов, он приказал поднять на «Вендрелле» единственный прямой парус. Впрочем, разговор был недолгим. В команде его видавшего виды суденышка было всего три человека, не считая самого Тарна, и все трое приходились ему братьями, так что награду предстояло поделить поровну. Тарн убедил братьев, что они не прогадают. Они немного поворчали и принялись за привычную работу.

Ночь выдалась отменная. Растущий серп луны, словно кривой нож, скользил по усыпанному звездами небу. Скоро серп превратится в круг и засияет над головой нового короля. С востока, точно плоты по реке, плыли подсвеченные снизу облака. Ровный крепкий ветер гнал барку, надувая зеленый парус. Малиновый нос «Вендрелле» резал испещренную серебром гладь Идре, упругий вал, увенчанный белой пеной, рассыпался сверкающими брызгами справа и слева по борту. Тарн сидел у руля, обняв одной рукой румпель. Казалось, лодочник отдыхал, но его глаза пристально вглядывались в темную воду впереди. Натан на носу лодки также глядел в темноту, готовый поднять тревогу, если по курсу покажется плавучее бревно или подводный камень. Харл и Дервин собирались отойти ко сну и устраивались на парусине, под которой лежал груз.

Вот еще выгода. Трюм «Вендрелле» битком набит скороспелыми фруктами из Усть-Галича. В Байярде за них удастся выручить немалую сумму – а тут еще послание, которое поручено доставить Ксендралу, кешскому ландрилу. Тарну и его братьям была обещана щедрая награда. Одной Госпоже известно, какая толпа медри плывет сейчас в лодках, чтобы известить знать Трех Королевств о предстоящей коронации… и какова будет благодарность Ксендрала, когда он примет столь срочное приглашение. Впрочем, в Белом Дворце Тарну уже заплатили за доставку этого письма, которое в настоящий момент удобно пристроилось между его рубахой и кожаной курткой. Ничего, помечтать о большем не вредно.

Вот уже трое суток, днем и ночью, «Вендрелле» спешила вперед. Лишь иногда Тарн уступал настояниям братьев. Тогда барка ненадолго причаливала к берегу, чтобы лодочники отведали густого сладкого пива, какое варят кешиты, да перехватили съестного. Они плыли и плыли на север, держась середины реки, где ветер дул крепче и не мешали другие суда.

Завтра еще до полудня «Вендрелле» пришвартуется на пристани Байярда. Плоды стоит выгрузить сразу, а там оставить их на попечение Натана: парень достаточно ловок, чтобы выбить за них кругленькую сумму. А сам Тарн тем временем отнесет письмецо Ксендралу.

Он похлопал себя по груди, и пергамент тихонько захрустел. Ничего, скоро там зазвенят монеты.

Добрый знак. Разом можно отметить и коронацию, и доброе плавание. И дело тут не только в деньгах. Быть гонцом – великая честь. Тарн довольно усмехнулся. Да, он теперь королевский гонец. И велика ли важность, что работу ему предложил не сам Кедрин Кейтин, а дворцовый служащий. Тарн вспомнил, как тот явился на пристань с тугим кошельком, срочно разыскивая честных лодочников. Медри уже с ног валятся – столько знатных людей правитель счел достойными приглашения. Что же, все верно: если вся знать Королевств соберется в Андуреле – это только к лучшему, благослови их Госпожа. Последние месяцы в стране неспокойно. Так что пусть народ слушает, что о новом короле говорят знатные люди, а не байки заезжих торговцев. Война с варварами – дело само по себе скверное. А потом умер король Дарр, и на трон сел Хаттим Сетийян; поговаривали, дело не обошлось без колдовства и помощи Ашара, не к ночи он будь помянут. Тогда народ в самых отдаленных землях просто с ума сходил. Нет сомнений, Ксендрал успокоит своих людей еще до того, как отбудет на юг. А когда государь Кедрин воссядет на Высокий Престол, и вовсе будет радость. Тарн кивнул своим мыслям. Избранный на престоле – благо для всех. Наконец-то в Королевствах настанет мир и благоденствие.

И тут его размышления прервал возглас Натана.

– Плавучий мусор! Лево руля!

Тарн вскочил и схватил румпель. Могучие руки лодочника повернули руль, и «Вендрелле» резко дернулась. Харл и Дервин, уже разбуженные криком брата, скатились от толчка с тюков и почти в один голос выругались.

– Кровь Госпожи! – ахнул Натан. Тарн, вглядевшись туда, куда указывал палец брата, только покачал головой. То, что виднелось в воде, не имело четких очертаний – просто бесформенное нагромождение чего-то черного, зеленого и синего. Затонувшее судно? Обломки давнишнего крушения? Тарн не помнил, чтобы в этом месте были островки или отмели. Просто чудо, что «Вендрелле» ни во что не врезалась. Не окажись он достаточно проворен, барка, чего доброго, уже шла бы ко дну.

Гнев развязал Тарну язык.

– Ты что, уснул? – напустился он на брата. – Как ты эту дрянь проворонил?

– Не было здесь ничего! – в голосе Натана звучал явный испуг. – Госпожой клянусь – только что не было!

Тарн присмотрелся. Любопытно. Оно не отражает даже лунного света – а луна сегодня светит на славу. И Натан, из них четверых самый зоркий, проглядел такое… Тарн хотел было сказать: «Быть не может», но только открыл рот и растерянно булькнул: на том месте, где нечто погрузилось в воду, исчезал водоворот.

– Что такое? – проворчал Харл. – Что ты спать не даешь?

– Смотри по правому борту и за кормой! – рявкнул Тарн. – Видишь что-нибудь?

Харл перебрался через тюки, поглядел на воду и покачал головой. Дервин свалился ему под ноги, с трудом поднялся на ноги и изрек затейливое ругательство, обычное для человека, который родился и вырос среди лодочников.

– Ничего не видать! – откликнулся Харл.

– Дервин! – неожиданно завопил Тарн. – Берегись!

Дервин обернулся и увидел лицо брата, искаженное беспредельным ужасом. Он открыл рот, собираясь задать вопрос, медленно обернулся, следуя за безумным взглядом Тарна – и глаза у него полезли на лоб. Над ними разверзлась необъятная зубастая пасть, окруженная жирными извивающимися усиками, каждый из которых, казалось, жил собственной жизнью. У Дервина отвисла челюсть. Он попятился, запинаясь о тюки. Страх почти парализовал его. Лодочник беспомощно воздел руки, словно надеясь защититься от невиданной твари.

Тарн очнулся первым. Дернув румпель, он круто повернул барку вправо, молясь, чтобы навыки, впитанные с молоком матери, заставили его братьев вовремя ухватиться за снасти и не вылететь за борт. «Вендрелле» угрожающе накренилась. Но Тарн сейчас думал только об одном – поскорее увести судно подальше от этого чудовища.

Барка была рассчитана на резкие повороты и быстрый ход. Она послушно рванулась вперед, словно сама была охвачена страхом. Но чудовище плыло быстрее. Тарн успел увидеть, как клиновидная голова на змеиной шее метнулась вперед и подняла Дервина с палубы. Огромный красный глаз на миг проплыл перед ним. Больше Тарн ничего не видел. Он как заколдованный смотрел, как ноги его брата молотят в воздухе. Затем челюсти сомкнулись, заглушив крик. Кровь густыми потоками хлынула меж губ твари, и усики маслянисто блеснули в лунном свете. Тарн заметил, что кожа чудовища словно поглощает свет. На этом непроницаемом фоне выделялись лишь глаза, полыхающие, как раскаленный металл, и зазубренные желтоватые зубы. Снова раздался жуткий хруст, и ноги Дервина исчезли в пасти.

– Да хранит нас Госпожа! – ахнул Натан.

– Поставить фок! – заорал Тарн. Какая бы сила ни породила эту тварь, он был почти уверен, что «Вендрелле» сможет оторваться.

Он скорчился у румпеля, не замечая, что с перепугу промочил штаны, и громко молился, чтобы Госпожа даровала лодке быстроту и позволила спастись. Лодочник уже не задумывался о том, что делает, его руки сами собой вцепились в руль. Все его существо отчаянно рвалось к берегу, который внезапно показался таким далеким. На носу Натан тянул шкоты, поднимая треугольный фок, через силу двигая дрожащими пальцами. Затем он выхватил нож из-за пояса и отчаянно метнул в голову устремившейся к нему твари. Остро отточенное лезвие задело один из усиков и отскочило, как от гранита. Извивающийся отросток обвился вокруг руки Натана, еще несколько оплели ноги лодочника и, оторвав от палубы, подняли высоко в воздух. Казалось, чудовище наслаждается, смакуя лакомый кусочек. Тарн разразился бессильными проклятиями. Тварь настигла его судно так же легко, как боевой кешский скакун – рабочую клячу. Он зажмурился, чтобы не видеть, как тело его брата исчезает в разверстой пасти.

Натан принял смерть молча. И тут Харл не выдержал. Он завопил, прыгнул за борт и поплыл к берегу. Ужас, похоже, придавал ему силы. Он был уже далеко, прежде чем Тарл открыл глаза, еще не зная, что остался один.

Тем временем Харл отчаянно греб вперед. Лишь когда легкие начали гореть, а мышцы задеревенели от усталости, он сбавил темп. Тогда в его полупомутившемся сознании мелькнула мысль: так он скоро выбьется из сил, а бурные движения привлекут хищника.

Харл перевернулся на спину и, по-лягушачьи делая толчки ногами, поплыл к кешскому берегу. Но взгляд его был прикован к двум силуэтам, ясно видимым на фоне серебристой ряби: светло-зеленый парус, который, казалось, светился – и расплывающийся сгусток тьмы, который можно было счесть бесплотным, если бы минуту назад Харл не убедился бы в обратном. Заглотив Дервина, тварь выгнула шею, клиновидная голова вонзилась в воду, и чудовище исчезло в глубине. На миг Харл с облегчением подумал, что теперь «Вендрелле» и Тарн спасены, и собрался было окликнуть брата, чтобы тот подобрал его. Но слова застряли у него в горле. Темный силуэт снова появился перед баркой. Он рос, точно грозовое облако, заслоняя звезды, а затем обрушился на «Вендрелле». Обе мачты мгновенно снесло, прочная обшивка разлетелась в щепы, и суденышко развалилось пополам. Вопящего Тарна подбросило в воздух. Тварь опустила голову, дубовые доски затрещали под ее зубами. Хвостовой плавник гулко шлепал по воде, брызги долетали до Харла. Несколько жутких мгновений лодочник следил, как чудовище крушит остатки барки, потом перевернулся и поплыл с такой скоростью, как не плавал никогда в жизни. Он желал только одного: оказаться подальше отсюда, и чем скорее, тем лучше.

В этот самый момент его брат тоже барахтался в воде. Каким-то образом беснующееся в ярости чудовище отшвырнуло его в сторону. Руки Тарла все еще сжимали обломок румпеля. Припав к крашеной доске, он наблюдал, как «Вендрелле» превращается в мелкие обломки. Он даже не пытался уплыть. Спасения от хищника не было. Он мог рассчитывать лишь на одно: что тварь утолит свою ярость, громя судно, и забудет про его владельца. Он ошибся. Жуткое создание долго и до жути планомерно крушило барку, а затем погрузилось в бурлящую воду. Только треугольная голова виднелась над поверхностью, поворачиваясь то туда, то сюда. Усики-отростки вокруг пасти шевелились и вздрагивали, точно клубок потревоженных змей. Как завороженный, Тарн смотрел на чудовище. Кроваво-красные глаза бросали отсветы на волны, и Тарну казалось, что вся вода вокруг окрашена кровью его братьев.

Вдруг голова качнулась и склонилась в его сторону. Тарн только успел прошептать: «О Госпожа, не оставь меня». Громадная пасть разверзлась, и зубы, точно мечи, вошли в податливую плоть. Тарн лишь на миг почувствовал боль. Он умер прежде, чем тварь нырнула, и вода Идре наполнила его легкие.

Харл ничего этого не видел. Он все плыл и плыл к восточному берегу. Мысли его смешались, он помнил лишь одно: надо выбраться на сушу и оказаться как можно дальше от реки.

Солнце уже давно взошло, когда он достиг кешского берега.

Пастухи-кешиты наткнулись на отмели на потерявшее человеческий облик создание, которое издали приняли за неведомую рыбу. Оно било конечностями и ползло по земле. Они подошли и попытались поднять безумца на ноги, но тот завопил, словно его резали, и попытался, извиваясь как червь, зарыться в песок. Наконец кому-то пришло в голову оглушить несчастного; только после этого его взвалили на лошадь и доставили в лагерь. Спустя какое-то время он очнулся и снова стал вырываться. Его связали, насильно накормили и напоили, а затем отвезли в Байярд: тамошние Сестры должны были знать, как исцелять подобное безумие. Действительно, к Харлу Лемалу вернулись здоровье и разум. Но никто так и не узнал, что случилось в ту ночь на реке. Харл то ли не хотел, то ли не мог говорить об этом. Едва окрепнув, он покинул Байярд и пешком ушел в глубь кешских земель. Там он брался за самую черную работу, потому что не переносил воды, и людей отпугивал его запах.

Глава 4

– После коронации со всем этим будет покончено. Король должен быть примером благородства и простоты, – заявил Кедрин. Его слова вызвали встревоженные взгляды четырех портных и целого отряда подмастерьев. Вся эта толпа вертелась вокруг него, снимая мерку для очередного парадного наряда – на этот раз длинного и с широкими рукавами. Насколько он помнил, платье предназначалось для пиршества в честь Геррила Химета Усть-Галичского… а может быть, и нет. Ирла настояла на примерке, все возражения Кедрина разбились о ее несокрушимый авторитет: она оставалась его матерью и могла не считаться с его высоким положением.

– Тебе не нравится, принц Кедрин?

В голосе главного портного звучала тревога. Кедрин улыбнулся, пытаясь успокоить его. Погладив кончиками пальцев тяжелый зеленый шелк, он покачал головой:

– Наряд поистине великолепен, дружище. Дело во мне, а не в твоей работе. Я родом из Тамура и привык одеваться попроще.

Портной заулыбался и принялся прикалывать булавками белоснежную кайму.

– Несомненно, простая одежда пристала для северянина, принц. Но королю… – он умолк, сочтя свою мысль и без того понятной.

– Наряд потрясающий, Кедрин, – Браннок улыбнулся до ушей. – Ты смотришься совершенно по-королевски.

Воодушевление в его голосе было явно преувеличенным. Кедрин ответил ему горестной усмешкой, и полукровка издал короткий гортанный смешок. Сам Браннок был в восторге от возможности обновить гардероб. Он уже заказал себе целый ворох самых щегольских нарядов, совершенно не похожих на его прежнее одеяние из разноцветных кож. Сейчас бывший разбойник красовался в рубахе из черного полотна с голубым кантом и шелковой робе цвета зеленого яблока поверх нее. Пояс был так туго затянут, что талия казалась осиной даже при облегающих белоснежных штанах. Штаны покрывала вышивка в тон платью, и такого же цвета были носы черных сапог.

– Мне бы твою тягу ко всяким причудам, – ехидно заметил Кедрин. – Тогда, возможно, я бы чувствовал себя комфортнее.

В подтверждение своих слов он передернул плечами. Одеяние зашелестело, и у портного вырвался возглас досады. Браннок, нимало не смущенный, обернулся к Тепшену:

– По-моему, он просто великолепен, как думаешь? Вот если бы еще не корчил такую кислую рожу…

Тепшен, облаченный в свободное желтое платье – с разрезами по бокам, чтобы полы не цеплялись за рукоять его неизменного клинка, – окинул Кедрина спокойным оценивающим взглядом и кивнул.

– Он выглядит, как истинный король.

– Разве королевский вид придает одежда? – возразил Кедрин. Портной негромко обратился к нему, и Кедрин послушно поднял руки, пока тот что-то поправлял в его наряде.

– Для некоторых – безусловно, – ответил Тепшен. – И не будет вреда, если ты порадуешь взгляды людей, не способных увидеть в тебе что-либо, кроме одежды.

– Говорят, одежда делает человека, – подхватил главный портной.

– Вот именно! – радостно откликнулся Браннок.

Поняв, что у друзей поддержки не найти, Кедрин умолк и терпеливо предоставил портным закончить работу.

– Будет готово через два дня, принц, – сказал главный, стягивая платье с широких плеч Кедрина и благоговейно вручая его помощнику. – А теперь – облачение для пира в честь властителя Ярла и его свиты. Взгляните.

Услышав, что предстоит новое переодевание, Кедрин застонал.

– И я должен…

– Должен, – перебил его Тепшен. – Твоя матушка дала мне четкие указания.

– К тому же мы хотим посмотреть все твои обновки, – добавил Браннок, небрежно закидывая ноги на низкий столик. – И никуда отсюда не уйдем, пока ты все не перемеряешь.

Кедрин с надеждой взглянул на Тепшена, но тот торжественно кивнул и наполнил свою чашу вином.

– Дабы почтить Кеш, – торжественно произнес главный портной, – я воспроизвел покрой, принятый в стране всадников. Что скажете, принц?

Он развернул длинную тунику из черного шелка с серебряной каймой. Слева на груди блестела трезубая корона Андурела, справа – кулак Тамура. Гербы были вышиты золотом по красному, в кольце из серебряной ленты. Кедрин вздохнул и позволил вновь произвести над собой экзекуцию.

– Я думаю, – сказал портной, обращаясь скорее к самому себе, чем к своему живому манекену, – что пояс стоит сделать из серебряной цепочки. Штаны и рубаха тоже будут черные. Это должно смотреться впечатляюще.

– И подойдет к его удрученной физиономии, – фыркнул Браннок.

– Я буду улыбаться, как шесть комедиантов, – огрызнулся Кедрин. – На этот счет я уже получил наставления от матушки.

– Прошу вас, – портной коснулся поникших плеч Кедрина, понуждая юношу распрямить спину, чтобы ровно подрубить подол.

– Еще долго? – кротко спросил будущий король.

– Осталось последнее, – прошепелявил портной сквозь булавки. – Ваше облачение для коронации.

Кедрин усмехнулся. В конце концов, если молчать и не двигаться, вся эта экзекуция закончится быстрее. Он замер как статуя, предоставив портному вертеться вокруг. Тот суетился, подкалывая, помечая мелом. Наконец он с довольным видом осмотрел работу и освободил Кедрина от черного одеяния.

– Теперь последнее, – с гордостью произнес он, – лучшее, что я когда-либо делал.

Он хлопнул в ладоши. Двое подмастерьев поднесли шелковое сюрко – белое, мерцающее по краям золотом, точно свежий снег в лучах утреннего солнца. На спине и на груди сверкала золотая корона Андурела. Снова хлопок в ладоши – и появилась рубашка из золотого полотна и белые шелковые штаны. Наконец взорам предстали сапоги. Великолепно выделанную кожу лани густо покрывало золотое тиснение. Кедрин послушно разделся, натянул через голову рубаху и просунул ноги в удобные штанины. Портной опустился на колени, заправляя штаны в голенища, затем поднялся и торжественно, словно отправлял священный обряд, облек юношу в сюрко. Белоснежные полы всколыхнулись, как крылья. Талия Кедрина тут же оказалась обвита золотым поясом. На левом боку уже были пристегнуты белые атласные ножны, расшитые золотой нитью.

– Я знаю, у тамурцев принято не расставаться с кинжалом, – пояснил портной с некоторым сожалением, – хотя без него смотрелось бы куда лучше. Вы точно не хотите снять клинок?

– Ни в коем случае, – твердо ответил Кедрин.

– Ну-ка, прикинь, – оживился Браннок. Он одним движением поднялся на ноги, подобрал кинжал Кедрина и бросил его принцу. Узкий, острый как бритва клинок просвистел в воздухе. Портной испуганно шарахнулся и с нескрываемым облегчением вздохнул, когда Кедрин поймал кинжал на лету и небрежно опустил его в нарядные ножны.

– Хмм… – мастер окинул взглядом свое творение и покосился на Тепшена. – Думаю… наверно, стоит сделать разрез вот здесь, как у твоего друга, – он коснулся бедра Кедрина. – Так будет сподручнее… Кинжал действительно необходим?

– Безусловно, – торжественно подтвердил Кедрин.

– Очень хорошо, – портной поставил метку и медленно обошел Кедрина, оправляя сюрко. – Полагаю, это… добавит выразительности.

– А меч ты не пристегнешь? – невинно осведомился Браннок.

Портной раскрыл рот и жалобно посмотрел сначала на одного, затем на другого.

– Не думаю, – великодушно отозвался Кедрин, покачав головой. – По такому случаю не стоит.

Портной шумно вздохнул, выражая облегчение.

– Можно считать, что все в порядке, принц. Я кое-что поправлю и через два дня покажу вам готовые платья.

– Спасибо, – Кедрин позволил освободить себя от сюрко и, не дожидаясь помощи, сбросил все остальное. – Ты хорошо потрудился.

– Я рад стараться, – откликнулся портной, бережно складывая коронационное облачение. – Вы будете просто великолепны.

Кедрин в этот момент был слишком поглощен возвращением себе привычного облика, чтобы ответить. Портной понял, что может уйти, отвесил поклон и поспешно удалился. За ним устремились его помощники, увешанные свертками.

– Чем скорее все кончится, тем лучше, – бросил Кедрин, зашнуровывая сапоги. – В этих роскошных тряпках шевельнуться невозможно.

– Зато твое величество смотрелось потрясающе, – подобострастно пропел Браннок.

– Мое величество подумывает, не сделать ли совету интересное предложение, – буркнул Кедрин. – Направить Опекуна Леса на перепись лесных племен. Для начала пересчитать, сколько детишек родилось после того, как свергли Нилока Яррума. Потом всю скотину… и в первую голову свиней и коз.

Браннок в притворном ужасе всплеснул руками и отвесил преувеличенно низкий поклон.

– Если ваш смиренный слуга оскорбил ваше величество – молю о высочайшем прощении.

– Я могу и передумать, – ухмыльнулся Кедрин.

– Осталось недолго, – сказал Тепшен. – Скоро полнолуние. И приезжих в городе с каждым днем все больше.

– Думаешь, я не вижу? – Кедрин подошел к столу и налил себе вина. – Сколько пиров я уже посетил?

– Это помогает получить поддержку правителей, – заметил кьо.

Кедрин кивнул.

– Понимаю, дружище. Но столько есть!.. – он потер свой живот, плоский как доска.

– Потерпи немножко, – осклабился Браннок. – Тебя коронуют, там, смотришь, соберут твой совет… Оглянуться не успеешь, как мы отправимся в Эстреван.

– Мы?! – переспросил Кедрин. – Хочешь сказать, ты намерен сопровождать меня в Священный Город?

Браннок кивнул.

– С твоего позволения.

– С радостью, – изумленно ответил Кедрин. – Но я думал, ты возвращаешься в Белтреван.

Бывший разбойник пожал плечами.

– Лес никуда не денется, а Эстревана я еще не видел.

– А ты, Тепшен? – Кедрин с улыбкой посмотрел на пришельца с востока. – Ты присоединишься ко мне – или вернешься в Тамур? Или останешься здесь?

Тепшен Лал поглядел на ученика, словно тот предлагал ему нечто неслыханное.

– Я еду с тобой, – проговорил он. – Мы с твоим отцом уже обсудили это и решили, что мне стоит оставаться подле тебя.

– Я и пожелать не мог лучших спутников, – искренне воскликнул Кедрин. – Спасибо, друзья!

– Не стоит благодарности, – откликнулся кьо. – Таково было наше желание.

– К тому же, – добавил Браннок, – ты всегда вносил в нашу жизнь известную долю оживления.

– Я очень надеюсь, – Кедрин улыбнулся, – что подобное больше не повторится. И мое правление будет отмечено миром и спокойствием.

– Во всяком случае, пышными торжествами оно точно будет отмечено, – съязвил полукровка.

– Ну да, – Кедрин расхохотался, – хотя бы недолго… – он попытался подавить смех. – Но после Эстревана… – лицо принца стало серьезным, – я думаю предпринять еще одно путешествие.

Кедрин умолк.

Его товарищи следили, как принц нахмурился, охваченный странной для него нерешительностью. Он поднял кубок и какое-то время созерцал игру лучей в хрустальных гранях, потом покатал его в ладонях.

– Я расскажу вам, потому что вы настоящие друзья, – произнес он наконец, – но, прошу, держите все в тайне. Ибо я ни в ком не хочу порождать ложные надежды.

– Мы не проговоримся, – ответил Тепшен Лал.

– Никому ни слова, – подтвердил Браннок.

– Есть что-то странное в том, как погиб Дарр, – понизив голос, сказал Кедрин. – И в смерти Сестры Теры тоже. Я поделился своими сомнениями с Бетани, но это ничего не прояснило. И теперь я собираюсь поговорить в Эстреване со Старшей Сестрой Герат.

– А я-то думал, ты собрался испросить ее благословения, – вставил Браннок, когда Кедрин опять погрузился в молчание. Тепшен промолчал.

– Это само собой, – откликнулся Кедрин. – Но мне не дает покоя, что дух отца Уинетт, возможно, обречен на скитания в Нижних пределах, как дух Борса. Может быть, Герат знает, нельзя ли что-то сделать.

– Ашар неохотно расстается со своими игрушками, – осторожно заметил Браннок.

– Ты задумал опять вторгнуться в Нижние пределы? – спросил Тепшен. Его темные глаза пристально глядели на юношу.

– Возможно, – принц кивнул. – Все зависит от слов Герат. Если это необходимо для того, чтобы Дарр оказался в Пределах Госпожи…

– Ты даже не знаешь, где он, – промолвил Браннок.

– Конечно, – согласился Кедрин. – Но если…

– Это слишком опасно, – Тепшен не догадывался, что повторяет слова сестры Бетани. – Когда ты впервые отважился на это странствие, с тобой была Уинетт. Две части талисмана соединились. Ты сознаешь, что на этот раз под ударом окажутся король и королева? Что Королевства могут лишиться только что обретенных правителей?

– Поэтому ты и учредил совет? – спросил Браннок.

Кедрин покачал головой. Его рука коснулась голубого камня.

– Мысль о совете подсказал талисман. Другая идея пришла позднее. Я ждал, что камень снова подарит озарение, но ничего не вышло. Я пообещал Бетани, что во всем буду следовать советам Герат. И если она поддержит мой план и я отправлюсь в Нижние пределы – прошу вас, не покидайте Уинетт, как не покидали меня.

– Если ты отправишься в подобное путешествие, – твердо произнес Тепшен, – я последую за тобой.

– И я, – подхватил Браннок; правда, его голос прозвучал не столь решительно, а правая рука сделала охраняющий знак, принятый у белтреванцев.

– Нет, – Кедрин покачал головой, – об этом не может быть и речи. Я не уверен, что человек, не носящий талисмана, сможет там уцелеть. А вот о чем я вас прошу – так это охранять мою жену до тех пор, пока я не вернусь. Или не сгину… Во всяком случае, без согласия Герат я ничего не стану предпринимать.

– Такие дела нельзя делать в одиночку, – заметил Тепшен. – И принимать решения – тоже. Уинетт должна сказать свое слово.

– Нет! – страстно возразил Кедрин. – Уинетт не подает виду, но я знаю, как она переживает смерть отца. Я не хочу подавать надежд, которые могут не оправдаться. Или страхов, которые могут оказаться беспочвенными. Я связан обещанием слушаться Герат. Пока я не знаю ее мнения, не стоит беспокоить Уинетт. Поэтому, пожалуйста, ничего ей не говорите. И никому на свете.

Он глядел на друзей почти с отчаянием, пока сперва один, а потом другой не кивнул в знак согласия и не дал слова молчать. Тогда на лице Кедрина появилась улыбка.

– Может быть, все так и кончится разговорами. Но я хочу быть уверен.

– Что навело тебя на такую мысль? – спросил Тепшен. – Твое место среди живых, тебе нечего делать в чертогах смерти.

Кедрин пожал плечами, не зная, что ответить. Он не мог точно вспомнить. Во всяком случае, впервые обсуждая с Уинетт свою идею об учреждении совета, он еще об этом не думал. Не помышлял он об этом и тогда, когда Уинетт вспоминала отца и его последние минуты. Казалось, она приняла безвременную кончину Дарра сурово и холодно и не допускала даже мысли, что Посланец мог заточить его в Нижних пределах. Да и вообще она, как и Сестра Бетани, больше беспокоилась о живых, чем о мертвых. После победы над Тозом стремительный вихрь событий подхватил их обоих, но Уинетт уделяла внимание лишь тому, что касалось ее мужа. Когда Кедрин спросил, как она желает почтить память Дарра, Уинетт попросила лишь о простой поминальной службе, которую уже отслужила Бетани. После этого она ни разу не заговаривала о покойном, и Кедрину волей-неволей пришлось отказаться от разговоров о его участи.

Возможно, подобную мысль внушила ему Эшривель. Младшая дочь Дарра изливала свою скорбь в слезах и самообвинениях: она не могла простить себе, что, одурманенная любовным напитком, увлеклась Хаттимом Сетийяном. Уинетт и Кедрин пытались разубедить ее, но Эшривель была непреклонна. Она подвергла себя добровольному заключению и не покидала своих покоев даже после того, как Сестра Бетани именем Госпожи отпустила ей этот грех и присоединилась к уговорам молодоженов.

В конце концов, стремясь искупить свою вину, Эшривель пожелала удалиться в Эстреван и посвятить жизнь служению Госпоже. Возможно, именно при виде ее терзаний у Кедрина и зародился этот отчаянный план. Опять-таки, он не мог поручиться за истинность этого суждения. И на вопрос Тепшена он только пожал плечами.

– Может статься, никакого путешествия не будет, – сказал принц. – Сестра Герат посоветует мне что-то иное, и тогда весь наш спор становится бесплодным. Давайте просто все забудем, пока я не побеседовал со Старшей Сестрой, – он вновь улыбнулся, поставил кубок на стол и обвел взглядом покои. – И покинем это место хоть ненадолго. Я среди этой роскоши чувствую себя, как в клетке.