Текст книги "На путях преисподней"
Автор книги: Энгус Уэллс
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)
Энгус Уэллс
«На путях преисподней»
Коллину Мюррею, который наконец-то нашел обходной путь
Пролог
До сих пор он не ведал боли. Это ощущение присуще только смертной плоти, и он не думал, что когда-нибудь испытает его. Впрочем, он не предвидел и нового поражения. Однако пришло поражение, а вместе с ним невыносимая боль. Он был оглушен и раздавлен. Ощущения, чрезмерные даже для обычного человека, заставили его сверхъестественные чувства смешаться. Исчезло зрение, он не ощущал вкуса и запаха; осязание, слух – все потонуло в беспредельной муке. Рушился мир вокруг, мир внутри него исчезал в агонии. Боль поглотила все, оставив ему только одно чувство – страх. Страх никогда не иссякал у тех, кто служил Ашару – могло ли быть иначе у создания, сотворенного Ашаром, целиком и полностью воплощения Его воли?
И вот его охватил страх. Страх отзывался в самых тайных глубинах его противоестественного «я» и все усиливался. Страх понемногу одолевал боль, оттеснял страдание – и вместе с этим возвращалось осознание самого себя.
Он опять подвел своего хозяина.
Первый раз это случилось у Лозинских Ворот. Тогда мощь Орды, которую он поднял против Трех Королевств, верша волю Ашара, разбилась о решимость одного-единственного человека, создания из плоти и крови. И этот смертный снова бросил ему вызов и снова выстоял. Слабый человечек и его слабая женщина… «И талисман», – сказал некий голос. Нет, не голос, но нарастающая внутри агония.
Он открыл глаза.
И не увидел ничего, кроме огня. Огонь Ашара, который всегда был источником силы, теперь жег его. Он завопил, зная, как велик гнев хозяина. Пламя немного сникло – ровно настолько, чтобы он оценил положение, привел в порядок воспоминания, ощутил внутри пустоту.
– Талисман? – спросил он дрожащим голосом, не вполне уверенно.
«Талисман Кирье!» – бог выплюнул имя Госпожи, словно что-то отвратительное.
– Это Она дала им силу? – робкий лучик надежды, казалось, пробился сквозь грозное пламя.
«В Эстреване им дали камни – две половинки талисмана. С их помощью они и победили тебя».
Он вновь содрогнулся. Будь его глаза способны породить слезы, он бы заплакал, но этого ему было не дано.
– Кедрин был слеп.
«Кедрин вернул себе зрение, – ответил бог. – Вместе со своей женщиной он пришел в Нижние пределы. Он нашел того, кто ослепил его по твоему приказу. Борс вернул ему способность видеть».
– Борс? – в его голосе прозвучало недоверие. – Борс был моим человеком. Как он мог помочь Кедрину Кейтину?
«Похоже, Я создал слабое существо? – безграничное презрение хлестнуло его огненным бичом. – Или ты не знаешь, что все уравновешено? Что на каждый мой ход Она, – вновь слово прозвучало как плевок, – отвечает Своим ходом? Так предписано силой, над которой не властен даже Я. И поэтому тот, кого они зовут Избранным, вернул себе зрение. Я думал перехитрить Ее. Я рассчитывал, что ты подкупишь того, кого звали Хаттим Сетийян, и Я выиграю эту игру. Но нет. Ты подвел Меня, Тоз».
В нем начало подниматься негодование. Это не укрылось от бога. Боль нахлынула с новой силой, и он закричал. Он вопил, надеясь умилостивить хозяина, для которого вопли страданий были слаще любой музыки. Прошло мгновение, а может быть, вечность. Мука отступила, и он вновь заговорил, со страхом понимая, что молит о самом своем существовании.
– Я не знал, что он проник в Нижние пределы. Не знал, что он вернул зрение. Не знал, что он владеет одной половиной талисмана, а женщина – другой.
«А Я не мог предупредить тебя, – сказал бог. – Ее сила в Королевствах велика. И теперь, после Моего поражения, еще возросла. Только тебе Я доверил вершить свою волю».
– Что я и делал, – простонал Тоз. Он корчился, а пламя, терзавшее его, разгоралось все жарче. – Знай я о талисмане, я принял бы меры.
«Ты обрел знания тех, чьи души поглотил, – возразил Ашар. – Кедрин Кейтин и женщина по имени Уинетт были у тебя в руках».
Тоз вспомнил голубой свет – воплощение всего, чему он противостоял.
Этот свет, обрушившись на него, загасил питавший его силы огонь Преисподней.
– Я не мог выстоять, когда две части талисмана объединились, – выдохнул он.
«Не мог, – согласился Ашар. – Их сила слишком велика. Но теперь Мне известны две вещи».
Воцарилось молчание. Скорчившемуся в огне колдуну оно показалось предвестником надежды.
«Пока существует этот талисман, Я не могу даже надеяться одолеть Кедрина и Королевства. У Кедрина одна часть. У женщины – другая. Их любовь связывает их и делает камень единым. Пока они обладают этой проклятой вещицей, равновесие склоняется в пользу их Госпожи. Я должен вырвать у них обе половины».
– Женщина, – торопливо проговорил Тоз. – В ней его слабость. А в нем – ее. Разлучим их, пусть один станет наживкой для другого, а талисман – выкупом за жизнь пленника.
«Я до этого уже додумался, – с гневным презрением ответил Ашар. – И уже сделал Свой первый ход. На этот раз Меня ничто не остановит».
Тоз растянул безгубый рот в улыбке, хотя огонь Ашара палил его все так же нещадно.
– И какова моя роль, хозяин?
«У тебя ее нет, – изрек бог. – Ты исчерпал себя, больше Я в тебе не нуждаюсь. То, что Я задумал, Я исполню Сам. Теперь Кедрину Кейтину предстоит схватиться со Мной».
Улыбка на лице жука-богомола сменилась выражением нестерпимого страдания. Пламя взлетело выше и запылало жарче, стало всем, что он звал своей сутью. Ашар отнял у него свой дар – его жизнь.
*
Охотники Кэрока у дальних пределов Белтревана задрожали. Ночное небо озарилось пламенем. Звезды потускнели, полночь стала подобна полудню в разгар лета. Шкура мира треснула, выпуская наружу огонь Ашара. Столб мутного пламени уперся в небеса. Алые протуберанцы обращали вековые деревья в бледную золу, подхваченную адским вихрем. Могучие стволы падали, окружив исполинский костер широким венцом. Птицы на ветвях и звери, затаившиеся в норах, сгорали заживо. Те, кто успели выбраться, бежали от пожара, охваченные ужасом – дикие быки мчались бок о бок с гигантскими кошками, среди волков, выкатив безумные глаза, скакал олень.
Хищники не думали о добыче, а их жертвы – об опасности. Всех объединило одно желание – спастись от чудовищного пожара.
Из людей, однако, никто особенно не пострадал. Ибо не нашлось смельчака, который бы решился приблизиться к этому месту: именно сюда, согласно преданию, Ашар привел Посланца. То было место равно священное и проклятое. Посланец многое обещал, но вел племена Белтревана к поражению. Но воцарился мир, и уроженец Королевств, ставший хеф-Аладором по праву меча, все перевернул с ног на голову. К месту явления Посланца было решено даже близко не подходить. Поэтому в ту ночь пострадали лишь немногие. Кого-то задело сорванными бурей сучьями, кого-то ранили обезумевшие быки, во многих местах люди получили ожоги на пожаре – но это был обычный огонь, лишь порожденный адским пламенем. Люди поспешили укрыться в более гостеприимных областях леса, желая оказаться подальше от пожара. Их не слишком интересовало, выражает ли Ашар свой гнев или сетует о поражении. Пусть об этом спорят шаманы, когда придет время Летнего Сбора. Простые же воины, вкусившие горечь поражения, теперь предпочитали заниматься более земными делами, оставив богам самим решать свои споры.
*
Военачальника Высокой Крепости Рикола оторвали от ужина. На реке происходило нечто любопытное. Ничего подобного никто никогда не видел, и немалая толпа зевак собралась посмотреть на удивительное явление. На кешском берегу Идре народу наверняка толпилось не меньше.
Сержант, которого капитан стражи послал к Риколу, не верил, что это дело рук лесного народа. То, что двигалось вниз по реке, не могло быть сотворено руками людей. Что бы это ни было, оно приближалось так быстро, что в реку не успели спустить бревна-преграды. По его мнению, бревна все равно бы не задержали такую громадину. Рикол встревожился не на шутку. Оставив ужин, он оттолкнул стул и поспешил из трапезной, выкрикивая на ходу приказы. В итоге к толпе праздных любопытствующих присоединилась большая часть гарнизона. Стрелки выстроились на стенах с луками наготове, солдаты зарядили катапульты и баллисты. Рикол и его сопровождающие устремились на пристань. Оттуда они могли без помех следить за рекой.
Ночь была светлая. Озаренные сиянием полной луны, могучие стены речной теснины отбрасывали глубокие тени. Поверхность Идре стала подобна бархату, затканному серебряной паутиной. Зимний покров давно сошел, но на севере, в лесах, снега все еще таяли, подпитывая половодье. Река спешила на юг, точно влюбленная женщина в объятья своего избранника. Но весеннее половодье уже заканчивалось. Рикол ожидал, что вода со дня на день начнет спадать, отступит от стен его крепости, и река снова заживет обычной жизнью. Но сейчас худое лицо военачальника омрачилось недобрым предчувствием. Никогда он не видел ничего подобного.
С севера двигалась мощная водяная стена. Она билась о скалистые обрывы, и ночь наполнялась угрожающим шумом. Крик Рикола потонул в диком гуле. По счастью, одного вида этого зрелища оказалось достаточно, чтобы зеваки бросились прочь от реки. Спустя минуту грозный вал обрушился на берега, и каменные плиты погрузились под воду. Те, кто стоял ближе к берегу, оказались по колено в воде и промокли до нитки. Кое-кто замешкался, и их сбило с ног. Лодки, привязанные у пристани, расшвыряло, точно пробки. Три из них наполнились водой и затонули, еще две оторвало и выбросило на берег. Рикол услышал шлепок – это вода плеснула о камень – и почувствовал, что сапоги наполнились водой. У самых его ног толкались и бились о причалы рыбачьи лодки и суда перевозчиков. Затем откуда-то донеслись тревожные крики. Рикола охватило странное чувство, похожее на сомнение: на миг в очертаниях могучего вала ему почудился силуэт огромной твари, которая стремительно плыла по течению Идре, вздымая мощную волну. Рикол вгляделся в ночь и покачал головой. Меж тем в городке загорались огни. Люди, покинув жилища, уже начинали подсчитывать убытки. Нет, сказал себе Рикол, ему просто померещилось. Ничего там не было и не могло быть. Таких чудовищ не бывает в природе. Просто лунный свет и тени на воде сыграли с его глазами такую шутку.
Он повернулся к жене. Марга, наклонившись, выжимала подол платья.
– Видела? – спросил он.
– А как, по-твоему, можно такое проглядеть? – не без раздражения отозвалась Марга. – Я насквозь промокла.
– И что же ты видела? – осведомился Рикол.
Марга отпустила подол и недовольно поглядела на супруга.
– Волну. Огромную волну. Что же еще?
– Ничего, – Рикол покачал головой. Да, похоже, у него на старости лет портится зрение.
– Из-за ничего ты бы не глядел такими глазами, – отозвалась Марга. – Скажи, что ты видел? Или решил, что видел?
Рикол отвернулся и стал смотреть на реку. Ее вид все еще напоминал о недавних событиях. Но Идре уже успокаивалась, затихала, и серебристая сеть лунных отсветов привычным узором ложилась на ее темную поверхность. Волны все еще шлепали по пристани, но это был не гнев, а лишь легкая досада и беспокойство, бледный отсвет ревущей ярости невиданного вала.
– Мне показалось… – Рикол взял жену за руку – на скользких плитах можно было оступиться, – будто что-то двигалось внутри волны. Вроде какого-то чудища… я не уверен, слишком далеко… но оно должно быть огромно.
– Может быть, бревно? – предположила Марга. – Большое бревно унесло водой…
– Нет, – он вновь покачал головой. – Слишком велико. И похоже, именно оно и породило эту волну.
– Ничего таких размеров в Идре не водится, – трезво возразила Марга.
– Не водится, – согласился Рикол. – Значит, просто обман зрения.
Мысли о темной магии мелькнули к него в голове, но он тут же отбросил их прочь. Кедрин и Уинетт одолели Посланца, Медри принес из Андурела весть об их победе над Тозом. Чародей сгинул, узурпатор Хаттим Сеттийян убит. Гнусным проискам Ашара пришел конец, и в Королевствах воцарился мир. Значит, это не магия, а явление природы. Позднее весеннее половодье, таяние снегов в горах, что на северной границе Белтревана… Или прорвало затор плавника выше по реке; не более того. Похоже, после событий последних месяцев у него разыгралось воображение.
– Наверно, – голос жены прервал его размышления. – Только ты, похоже, забыл, что я промокла до нитки, а сейчас нежарко. Может, стоит переобуться и отогреться?
– Конечно, – Рикол торопливо кивнул и начал распоряжаться о смене дозоров.
Сомнения, однако, не развеялись. Сигнальщикам на вышках было приказано послать весть за Идре в Низкую Крепость. Вскоре Фенгриф, кешский командир, прислал ответ. Он предположил, что с высокогорья обрушился снежный пласт, который и породил волну. Воины придерживались того же мнения. Подобно Риколу, несколько человек заметили нечто странное, но никто не мог утверждать наверняка. На следующий день, производя осмотр городка, военачальник воспользовался предлогом и поговорил с местными жителями. Как и большинство солдат гарнизона, горожане были едины в своем мнении: то, что они наблюдали – явление странное, но не сверхъестественное. Если несколько лодок пострадало, побившись о пристань, в этом не стоит винить ни Ашара, ни лесной народ. В конце концов Рикол сумел переубедить себя. Он кратко описал происшествие в дневнике, который вел очень аккуратно, но не потрудился послать весть вниз по реке, в Андурел.
*
Герат, Старшая Сестра Эстревана, захлопнула книгу в толстом кожаном переплете и положила скользкий том на простую крышку дубового стола. Лучи весеннего солнца, заливающие покой на вершине башни, вспыхнули на потертом окладе лазурью, под стать цвету ее одеяния. Пальцы Старшей Сестры погладили гладкую кожу, словно не желая отрываться от книги. Но она уже перебирала мысли, наполнявшие ее голову, пытаясь внести в них порядок.
Алария столь о многом предостерегала, столь мало объясняла. Часто она говорила языком притч, даже стихами. Порой смысл ускользал, оставались лишь образы, похожие на обрывки полузабытого сна. И все же, несомненно, такая манера изложения была выбрана намеренно. Видения, дарованные Госпожой, были подобны снам. Даже великий дар предвидения не позволял Аларии указать единственный путь, допуская лишь предположения, предостережения, намеки. Всегда оставлять возможность свободного выбора – таков путь Госпожи, такова самая основа философии Сестер. Указать путь означало выстроить последовательность действий, обозначить все вехи – и тем самым ограничить свободу воли, в которой – суть веры Сестер. Госпожа Ирда Белванне покинула Эстреван по своей воле. Никто не принуждал ее отправляться в Тамур. Но там она встретила Бедира Кейтина и стала его женой. От этого союза появился Кедрин Кейтин, Избранный, предсказанный Аларией. И Кедрин, юнец, едва достигший мужских лет, мог без ущерба для своей чести отказаться от поединка с Нилоком Яррумом. И все же он предпочел сразиться с предводителем Орды и тем самым остановил вторжение лесного народа у самых врат Трех Королевств. Затем он заключил мир с варварами – ни о чем подобном не упоминалось ни в устных преданиях, ни в летописях.
Мысли Герат обратились к Уинетт. Та пошла путем Госпожи, приняв обет безбрачия. Это обеспечивало ей развитие дара целительницы. Но она добровольно отправилась за Кедрином в Белтреван, а затем и в Нижние пределы и там помогла возлюбленному вернуть зрение. Уинетт поняла, что ее предназначение – не только служение Госпоже, но и любовь к Кедрину. Не сделай она этот выбор – и не было бы любви, которая, связав их, позволила соединить две половинки талисмана Кирье. Только с ним можно было противостоять мощи Ашара и одолеть его колдовство, дабы восстановить единство Трех Королевств.
Выбор за выбором… Посланец разгромлен, козни Ашара потерпели крах. Воцарился мир, и Королевствам ничто не грозит.
И что же, подумала Герат, все кончилось? Сбылось сказанное в Писании? Она оторвала пальцы от книги, встала и, подойдя к окну, устремила взгляд в поразительно ясную небесную синь. Жаворонки взмывали и камнем падали вниз, преследуя многочисленных насекомых, которых пробудило весеннее тепло. На фоне нагретой солнцем лазури птицы казались стремительными темными комочками. На востоке, на самом горизонте туманным силуэтом расплывались Гадризели. Казалось, по мере того, как солнце склоняется к западу, неровная кайма гор темнеет на глазах. Взгляд Герат медленно проследовал через долину, которая сбегала от предгорий высокого хребта к стенам города. Уже не столько глазами, сколько внутренним взором Герат видела тучные пастбища и усадьбы, часто разбросанные по плодородным полям. Она ощущала радостный дух, витавший над этими простыми поселениями, где земледельцы возделывали свои нивы, а скотоводы растили своих животных. Все то в ней, без чего она бы не была Старшей Сестрой, откликалось радостью.
Понемногу ее взгляд сместился ближе, охватив кровли и широкие улицы города, который люди звали священным. Здесь господствовали более бурные чувства. Герат передавалось удовлетворение от удачной сделки, восторг покупателей при виде новых товаров; предвкушение доброго ужина в уютном доме, тепло дружеского круга. Но над всем этим преобладал покой вокруг зданий Общины Сестер Эстревана, самого сердца этого процветающего города – покой, который ощущала каждая клеточка ее существа.
Возможно, подумалось ей, мы слишком давно живем в мире и покое. Возможно, мы слишком далеки от повседневной жизни Королевств. И все же Сестры обитают и в Тамуре, и в Кеше, и в Усть-Галиче – наставницы и целительницы, одаренные умением передавать мысли, ясновидицы и пророчицы. Бетани возглавляет Училище в Андуреле; во всех городах Королевств есть Сестры, которые несут слово Кирье и помогают людям, каждая своим даром. Через них Эстреван узнает обо всех мирских делах. И разве не важно, чтобы существовало место, огражденное от суеты и тревог – место, где ищущие мира могут его найти? Никто никого не заставлял сюда приходить – и миряне, и женщины, ставшие Сестрами, и все, кто желал развивать свой дар на службе у Госпожи, делали свой выбор добровольно. Без них, без спокойствия, которое давал им Эстреван, – разве стало бы возможно истолковать писание Аларии и сообщить тем, в чьей защите нуждались Королевства, о том выборе, который им предстояло сделать? Разве было бы возможно одолеть Посланца без помощи Эстревана?
Возможно, я слишком много над этим думаю, сказала себе Герат. Что сделано, то сделано, и время вспять не обратишь. Тоз повержен, Кедрин женился на Уинетт и скоро примет престол. Он молод, но у него есть советчики, лучше которых не бывает – его жена и отец, славный Бедир Кейтин. А я сделала все, чтобы понять предначертанное Аларией и направить Кедрина на этот путь.
Герат отвернулась от окна и устремила взгляд на запад, где в величественном золотом сиянии опускалось солнце. Так почему, спросила себя, меня по-прежнему мучают сомнения?
И почему я не уверена, что все закончилось?
Глава 1
Кедрин Кейтин, принц Тамура и в скором будущем правитель Трех Королевств, задумчиво глядел с башни Белого дворца через лужайки, окружавшие резиденцию короля, на крыши Андурела. Дворец стоял на вершине холма – в том месте, откуда город, раскинувшийся на островах, выглядел особенно прекрасным. Высота башни, на которой стоял принц, давала обзор, доступный лишь птицам, вьющимся сейчас над головой. К югу от города река с пеной и грохотом низвергалась по крутым каменным ступеням, вырубленным временем. Там, за порогами, проходили границы Усть-Галича; к северо-востоку, за Вортигерном, расстилались степи Кеша; на северо-западе лежала его родина, Тамур, отделенная от Кеша широкой, посеребренной солнцем лентой Идре. Он мог различить лодки, скользящие по простору реки – лодки рыбаков, перевозчиков, торговцев. Кедрин поглядел на восток – там вдоль речных порогов, точно муравьи по тропке, уползали последние отряды галичан.
А у подножия башни раскинулся город – расплескался в драгоценном блеске по холмистым островкам, некогда породившим его, казалось, вырастал со дна реки. Изгибы мостов над сетью каменных набережных, крыши из многоцветной черепицы, каждая на свой лад отражающая раннее солнце… В садах и парках набухли зеленые почки, обещая буйное цветение, крокусы и подснежники оживили лужайки. Широкие улицы, точно кровеносные сосуды, сбегались к Белому Дворцу. Сердце города бьется в такт сердцу короля, и лишь он – человек, занимающий Высокий Престол, обитатель этого дивного места – способен поддерживать его работу.
Его взгляд опять обратился к Тамуру. В этот ранний час западный берег Идре был окутан туманом. Сердце юноши всколыхнулось от любви к этой суровой земле. На миг он ощутил страх, что может больше ее не увидеть. Ветер с реки швырнул ему в лицо длинные темно-русые пряди. Кедрин убрал волосы, и глаза его увлажнились – то ли от ветра, то ли от сознания неизбежности, тяготившего душу… он не знал этого сам.
Снизу долетали возгласы каменщиков. Тронный зал изрядно пострадал при магическом поединке с Тозом, и теперь его спешно восстанавливали. Точно так же после разгрома Орды в Высокой крепости стучали молотки, мерно скрипели лебедки. За этим воспоминанием, как по цепочке, потянулись другие. Казалось, будто безудержное время увлекает его и несет, точно прутик, подхваченный весенним половодьем. Еще вчера он выехал из Твердыни Кейтина – мальчик, ни разу не побывавший в бою, но жаждущий встретить варваров лицом к лицу и с клинком в руке заслужить право называться мужчиной. А теперь он стоит на самой высокой башне дворца, который отдан ему решением народов Трех Королевств. И все ждут, когда он примет медальон покойного Дарра и начнет править ими. Ждут его коронации – ибо он женат на старшей дочери несчастного короля. Он Избранный, он изгнал Тоза. Хаттим Сетийян мертв. Кедрина провозгласили законным наследником Высокого Престола. Его отец Бедир и мать Ирла высказались в его поддержку, и Ярл Кешский, и даже галичане, раскаявшиеся в поддержке властителя-узурпатора. Все уверены, что он достоин принять медальон верховного правителя Королевств. Все, кроме него самого.
Кедрин взглянул поверх крыш на гавани. Впрочем, он и без того знал, что «Вашти» Галена Садрета стоит там на якоре. В голове мелькнула шальная мысль: а не попроситься ли на борт к бойкому судовладельцу, чтобы вернуться домой в Тамур. Нет, тот тоже присоединит свой голос к хору, призывающему Кедрина по праву и долгу принять престол. Казалось, никто из них не видит для него иной судьбы – даже родители и лучшие друзья. И Тепшен Лал, советы которого он ценит с тех пор, как нестареющий уроженец востока начал обучать его владению мечом. Он говорит о долге, от которого нельзя уклоняться. Кедрин надеялся, что найдет понимание в Бранноке – бывший разбойник был отчаянно влюблен в свободу. Но тот только пожал плечами и сказал, что другого выхода нет. Даже Уинетт присоединилась к остальным. Тот, кто занимает Высокий Престол, объединяет Королевства, сказала она. Без верховного правителя страна снова будет низвергнута в хаос, и он, так упорно боровшийся, чтобы предотвратить это, не вправе теперь повернуться ко всем спиной.
И все же Кедрин сомневался, что способен принять на себя такую ответственность. Другое дело – Тамур. Он унаследует тамурский престол, когда Бедир присоединится к предкам… но до этого еще годы и годы. У него будет достаточно времени, чтобы приобрести опыт, научиться искусству управления, набраться всего лучшего у отца. В конце концов, Тамур – это только одно королевство. Но править сразу тремя?! Эта задача представлялась ему слишком масштабной. Никакая реальная угроза не вызывала у него такого страха. Что бы там ни говорили, Кедрин не считал себя хорошим дипломатом – а именно таков должен быть тот, кто сидит в Белом Дворце. Находить согласие между устремлениями Тамура, Кеша и Усть-Галича, равновесие между желаниями трех властителей, никого не оскорбить, предпочитая одного двум другим – вряд ли кому-то подобное испытание покажется легким. Неудивительно, что Дарр выглядел старше своих лет и волосы у него поседели до поры. Какое бремя забот лежало на нем!
Кедрин чихнул. Он вдруг ощутил все обилие ароматов Андурела: запах свежего, прямо из печи, хлеба, травы, такой обильной теперь, когда солнце греет вовсю, рыбы, резаного камня, коней, что стоят в стойлах внизу, масла, которым натирают оружие… Этот букет дополнял пеструю картину, расстилающуюся внизу, напоминая, что скоро он должен принять решение… какое? Есть ли у него на самом деле выбор? Вправе ли он отказаться от королевского медальона, предоставив Королевствам искать другого правителя? И наблюдать, как завяжутся мелкие дрязги, которые, чего доброго, снова выльются в междоусобную войну?
Нет, сказал голос его совести – так же говорили Бедир, Тепшен, Уинетт, Ирла, Браннок и Ярл. Ты готов был отдать Королевствам жизнь, когда думал, что это означает умереть. А теперь это означает жить – так или иначе, свою жизнь ты отдаешь им.
Жить здесь, подумал Кедрин. Жить, сидя безвылазно в Андуреле, как заключенный в темнице. Жить, обдумывая день за днем бесконечные вопросы управления. Жить не своей жизнью, жизнью не человека, но короля, жизнью символа.
Он содрогнулся при этой мысли. Участь, предназначенная ему, представлялась неизбежной. Невольно Кедрин потянулся к голубому камню, висящему у него на шее, надеясь успокоить смятенный и встревоженный ум. Он попросил прощения за богохульный гнев, за то, что роптал на участь, которую избрала для него Госпожа.
Этот камень, талисман Кирье, привел его сюда. Без него Кедрин не пережил бы спуска в Нижние пределы, не одолел бы Тоза. Без него – и без Уинетт, которая носит вторую половину талисмана. Он бы так и остался слепцом после того, как его лишил зрения заговоренный меч, когда его ждала смерть от руки Тоза. Без него Уинетт не пришла бы к решению, за которое он ей столь благодарен: она бы не разделила с ним ложе и не стала рядом с ним. И все же именно талисман привел его сюда. Из-за него он стоит здесь и взирает на страну, которая ждет его на своем престоле.
Но едва Кедрин коснулся камня, на него снизошло спокойствие. Мучительные сомнения рассеялись. Юноша почувствовал, как расслабляется нахмуренный лоб, взгляд проясняется, мрачно поджатые губы расправляет улыбка. Кедрин посмотрел в небо и с благодарностью кивнул. В этом озарении ему был явлен путь, и следовать этим путем – благо. Этот путь не заведет в тупик ни Три Королевства, ни его самого.
И все же он был еще не до конца ясен. Надо было еще немного поразмыслить, приготовиться обсудить это с другими, рассмотреть все за и против, продумать свои ответы. Однако решение уже предстало со всей ясностью – подобно тому, как Идре очистилась от льда, едва солнце разогнало последний утренний туман. Кедрин улыбнулся шире, первые шаги уже рисовались в его воображении.
– Похоже, ты доволен жизнью!
Он обернулся. Этот голос было невозможно не узнать сразу. Из круглой будочки на краю площадки выходила Уинетт. Ее золотые, как само солнце, волосы тут же подхватил ветер, васильковые глаза, встретив взгляд мужа, засияли ярче. Кедрин с упоением глядел на нее. В который раз любуясь, как длинное сюрко[1] из мягкой лазурной ткани обрисовывает ее стройное гибкое тело.
В следующий миг Кедрин заметил, как она вздрогнула от прохлады раннего утра, и раскрыл объятия, приглашая ее приблизиться. Тогда он окутал ее своим, более тяжелым одеянием. Уинетт приникла к нему, и он зарылся лицом в ее волосах, блаженствуя от их нежного запаха, который он так любил.
– Да, – тихо сказал он и рассмеялся, стиснул ее в объятиях и снова произнес, погромче: – Да.
Уинетт, откинув назад голову, коснулась губами его щеки и провела кончиками пальцев по небритому подбородку. Она заметила, что настроение Кедрина переменилось, и вся сияла. В течение последних дней ее возлюбленный не раз заставлял ее поволноваться.
– Ты решился? – проговорила она.
Кедрин чуть ослабил объятья, коснулся камня, который покачивался у нее на груди, прямо в соблазнительной ложбинке, и, все еще улыбаясь, произнес:
– Пути Госпожи неисповедимы.
– В самом деле? – Уинетт изобразила удивление. – Я так давно служу ей – и до сих пор этого не поняла. Ты для того и поднялся чуть свет, чтобы постичь великую тайну?
Кедрин рассмеялся и нежно чмокнул ее в шею.
– Я не мог спать, – проговорил он. – Я все думал о том, чего от меня ожидают.
Уинетт, все еще слегка улыбаясь, взяла его руки в свои.
– Это так трудно принять? Я бы не колебалась.
– Ты по рождению дочь короля, – Кедрин попытался придать голосу торжественность, но улыбка получилась самой ехидной. – И ты избрала служение Госпоже. А я – всего лишь сын Властителя Тамура, я помышлял лишь о том, чтобы наследовать отцу. Мысль о верховной власти не так-то легка для меня. Боюсь, это груз не под мои плечи.
– Они у тебя достаточно широкие, – пальцы Уинетт обхватили его крепкий бицепс и соскользнули, наградив юношу легким щипком. – Я приняла эту судьбу, хотя готовила себя совсем к другому. А ты не можешь?
Кедрин привлек ее к себе, чтобы она не заметила игривой искорки у него в глазах.
– Я привык к просторам Тамура, а не к дворцовым стенам. Разве я не исполнил долг перед Госпожой и не заслужил свободу? А теперь нас обоих запрут в Андуреле, не дозволяя идти, куда мы хотим.
– Никого другого Королевства не признают своим государем, – отчеканила Уинетт; эти слова Кедрин слышал многократно и знал, что услышит еще не раз. – По праву рождения, по праву брака и по праву своих заслуг ты получаешь престол. А кто еще, по-твоему, может его занять?
– Кемм, сын Ярла? – невинно предположил Кедрин. Уинетт фыркнула.
– Кемм – славный малый, но даже его отец считает, что Высокий Престол не для него. Нет, любимый, только ты, и никто больше.
– А если я откажусь?
– Это невозможно, – Уинетт снова ущипнула его за руку. – Ты согласишься, чтобы на наших землях опять воцарился хаос? У Трех Королевств должен быть король, а ты единственный, кто всем по нраву.
– Почему? – шутливая наивность в его голосе исчезла. – Зачем обязательно нужен король?
Извернувшись, Уинетт вынудила мужа чуть разжать объятия, после чего смогла повернуться к нему лицом и заглянуть в глаза, из которых он не без усилий успел изгнать лукавство.
– Ты шутишь? Король – символ Трех Королевств. Он делает их единым целым, дабы они жили в согласии. Подумай сам, Кедрин! Что могло случиться, когда восстала Орда, если бы ты не убил Нилока Яррума? Если бы народ лесов прошел через Лозинские Ворота, и их встретило не единое войско Трех Королевств, а одни тамурцы? Или даже вместе с кешитами? Что, если бы Усть-Галич отказался воевать? А так бы и случилось, не будь короля в Белом Дворце! Без правителя в Андуреле Три Королевства – просто лоскутное одеяло. Три разобщенных владения, в каждом заняты лишь своими делами. Это легкая добыча для любого хищника. Коруин понимал это, потому и сплотил эти земли, враждовавшие испокон веку. И каждый новый король это понимал. Король необходим!
