Текст книги "Тёмная зима (ЛП)"

Автор книги: Энди Макнаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Я посмотрел на приборную панель. Пуэрториканец в нём проявился на недавней фотографии Келли с тремя детьми в маленькой, но богато украшенной золотой рамке. Дакоте было шестнадцать, и у неё во рту была самая большая проблема – брекеты. Кимберли было четырнадцать, и больше всего в её жизни беспокоили волосы, а мальчику, Тайсу, было тринадцать, и он считал себя Тони Хоуксом. У всех у них была светлая кожа, чем у Джоша, потому что их мать была белой, но они выглядели точь-в-точь как отец. В их доме нельзя было двигаться из-за фотографий в рамках. Был Джош, когда у него ещё были волосы, молодой новобранец, очень похожий на те, что висят в окнах соседей; Джош, ставший спецназовцем; Джош и дети; Джош, Джери и дети, плюс все эти ужасные школьные портреты с щербатыми улыбками и струпьями на коленях.

Должно быть, было ясно, что он не получит от меня ответа, и, как истинный христианин, он подставил другую щеку. «Так скажи мне, парень, чем ты занимался?»

«У меня всё хорошо. Последние несколько недель я работаю в Великобритании. Стоять в очереди для иностранцев в иммиграционном отделе было довольно странно. Но, эй, это оплачивает счета». Это напомнило мне, зачем я вообще к нему пришёл. Я полез в куртку, чтобы достать всё ещё запечатанный конверт, и сунул ему под бедро. «Купи себе приличную машину, ладно? И парик».

«Спасибо. Но я думаю, что смогу найти ему лучшее применение».

Я был уверен, что он сможет. Келли был не единственным, кому нужны были деньги.

Он ехал молча, затем наклонился к держателю на приборной панели, чтобы достать мобильный, и передал его. «Ник, открой раздел «Имена». Найди Биллмана в разделе «Б». Они соседи в Хантинг-Беар. Присматривай за домом и всё такое».

Я нажал несколько клавиш и прослушал гудки. Через некоторое время включился автоответчик.

Он пожал плечами. «Попробуем позже». Он повернул голову и криво улыбнулся мне. «Они, наверное, на очередном собрании своего сообщества, всё ещё жалуются на то, как мы вмешиваемся в цены на недвижимость. Может, нам стоит уступить, ну, знаешь, позволить им купить дом подешевле. Никто никогда не купит дом с такой историей. Пусть сносят и делают там детскую площадку или что там им вздумается». Прошло какое-то время, но Джош постепенно начал понимать мою точку зрения. «Это может помочь Келли, в каком-то забавном смысле. Хоть какое-то затишье, понимаешь, о чём я?»

Он повернул поворотник, чтобы съехать с I-95 на следующем съезде в сторону Внешнего кольца, I-495 вокруг округа Колумбия. Электрические дорожные знаки постоянно мигали, предупреждая о необходимости сообщать о любой подозрительной террористической деятельности. «Что нам делать с любой не вызывающей подозрений активностью, приятель? Просто держать всё в тайне?»

Последние несколько миль он, очевидно, провёл, собираясь с мыслями. «Послушай, Ник, вот моё мнение. Ничего нового, просто теперь я более уверен. Во-первых, мы не собираемся от неё отказываться, как бы то ни было. Её выходки – она пытается справиться. Она пытается справиться с тем, что её семья погибла, с тем, что она чувствует себя брошенной. Она пытается справиться с жизнью с нами. У неё так много всего на сердце, мужик».

Я опустил козырёк, чтобы защититься от яркого света. «Я её не бросил, она это знает. Она знает, что мы решили, что ей лучше всего будет жить с тобой». Я понимал, что это звучит как оправдание.

«Нужно взглянуть на это с её точки зрения. Сколько бы любви ей ни дарили в нашем доме, это, должно быть, тяжело». Он наклонился вперёд, чтобы размять спину. «Она отталкивает людей, ты же знаешь. Это её способ справиться с трудностями, Ник. Она отдаляется от нас прежде, чем мы успеваем сделать это с ней. Она отгораживается от себя. Мы должны убедиться, что она научится справляться по-другому. По-хорошему».

«Ты слишком много смотришь «Доктора Фила», приятель».

Он снова проигнорировал меня. «У всех нас есть свои способы справиться с ситуацией, понятно? Я же свято верю в Господа и знаю, что Он меня любит. Ты бы тоже так сделал, если бы только впустил Его. Впустил бы кого угодно, если подумать». Он указал пальцем, стараясь не врезаться в грузовик. «Ты, ты мистер Отвлекающий – когда становится слишком жарко, ты пытаешься смотаться куда-нибудь в другое место, заняться чем-нибудь полезным, пошутить, сделать что угодно, лишь бы отвлечься. Ты всё ещё продолжаешь это делать – как ты это называешь, отвлекаться? Да, всё ещё продолжаешь отвлекаться, да?» Он повернулся ко мне, и я стал смотреть в лобовое стекло. «Знаешь, почему ты никогда не смотришь мне в глаза, никогда не смотришь мне в лицо? Потому что чувствуешь себя виноватым, поэтому просто делаешь своё дело – отвлекаешься».

Я не отключался, я полностью отключился. «Чепуха полная».

Его голова медленно покачивалась из стороны в сторону. Дорожный знак возвестил, что мы въезжаем в Вирджинию. «Мне кажется, она делает то же самое, что и ты: срезает дорогу, держит всё под контролем. Она просто не может позволить себе выплеснуть свои чувства наружу – боится того, что может произойти. Боится, что это будет как оставить ворота открытыми в зоопарке, чтобы львы и слоны разбежались, понимаешь, о чём я?»

Я пожал плечами в знак «может быть».

«Чувак, я знаю, ты делал для неё всё, что мог, знаю, были возмутительные обстоятельства, но что у неё в голове по ночам? Что ей снится? Возможно, для тебя уже слишком поздно, но мы должны помочь ей снять крышку. Но, типа, очень медленно». Мы съехали с шоссе, повернули направо и следовали указателям на поворот Тайсона. «Это займёт много времени, понимаешь, о чём я? Но в конце концов мы с ней доберёмся».

«Ты как считаешь?» Иногда я восхищался его непоколебимой христианской уверенностью, но так же часто она выводила меня из себя. «Ты тогда говорил с Богом, да?»

Это был подлый приём, и мы оба это знали. Его лицо вдруг стало очень грустным. Должно быть, я был для него постоянным разочарованием. «Нет, Ник, я сказал Богу, что мы всё уладим ради Него. Или, скорее, что ты уладишь. Завтра я везу детей в баптистский колледж на мой модуль. Келли всё равно терпела. Мы вернёмся в субботу вечером. Проведём с ней немного времени, приятель».

Едва мы съехали с автострады, как будто оказались в зелёном пригороде Суррея. Вдоль дороги выстроились большие частные дома, и почти у каждого на подъездной дорожке стоял семиместный минивэн и, конечно же, баскетбольное кольцо. Я слишком хорошо помнил дорогу, по которой мы ехали в поместье – или, как его любили называть, в общину, – где Кев и Марша жили с Келли и её младшей сестрой Аидой.

Мы свернули на Хантинг-Беар-Троп и проехали ещё около четверти мили, пока не добрались до небольшого одноуровневого ряда магазинов, расположенных на открытой площади с парковочными местами. В основном это были небольшие гастрономы и бутики, специализирующиеся на свечах и мыле. Именно там я остановился в тот день, чтобы купить сладости для Аиды и Келли, которые, как я знал, Марша им не даст, и ещё пару неприятных подарков.

Далеко справа, среди больших отдельно стоящих домов, я едва различал заднюю часть «роскошного колониального» дома Кевина и Марши. Вывеска «Продаётся Century 21» висела уже пять лет, выцвела и обветшала. Как соисполнитель завещания Джоша, я знал, что не стоит слишком уж надеяться на кого-то, кто приходил посмотреть на дом. Они никогда не задерживались надолго, узнав об истории дома.

8

«Миссис Биллман вернулась». Джош кивнул на синий «Эксплорер», стоявший на подъездной дорожке в пятидесяти метрах впереди. Дома здесь были довольно далеко друг от друга. Он остановился, загородив дорогу другому фургону, и выгнул спину, чтобы достать свой груз. «Я пойду, проверю у них, а ты поищи в доме. Вот». Он бросил мне связку ключей на кольце Гомера Симпсона. «Я не буду приходить искать, хорошо? Я останусь в грузовике, чтобы дать вам, детям, немного времени. Понимаете, о чём я говорю?»

Мы оба вышли из «Доджа», и, пока он ехал по подъездной дорожке к дому Биллманов, я остановился и посмотрел на светло-коричневый кирпичный дом с белой вагонкой. Я не видел его год или два, но мало что изменилось: он просто выглядел старее и немного потрепанным. По крайней мере, «сообщество» подстригло газоны и подстригло живые изгороди, чтобы их мир не выглядел неопрятным.

Я начал идти по подъездной дорожке. Я обманывал себя – всё изменилось. Раньше меня бы уже подкараулили. Дети выскочили бы на меня, а Марша и Кев – следом.

К весне 1997 года я уже давно знал семью Браун. Я был с Кевином, когда тот впервые встретил Маршу, был шафером на их свадьбе и даже крестным отцом Айды, их второго ребёнка. Я отнёсся к работе серьёзно, хотя и не совсем понимал, что мне предстоит делать.

Я знала, что у меня никогда не будет своих детей; я всегда была слишком занята, бегая по всяким грязным делам для таких, как Джордж. Кев и Марша тоже это понимали и изо всех сил старались, чтобы я чувствовала себя частью их круга. В детстве, в захудалом поместье на юге Лондона, я росла с мечтой об идеальной семье, и, на мой взгляд, Кев жил этой мечтой.

Я направился прямо к подъёмной гаражной двери, но она была заперта, и ни один из ключей Гомера не подходил. Я обогнул дом слева и направился на задний двор. Её нигде не было видно. Только большие деревянные качели, немного потрёпанные, но всё ещё стоящие, несмотря на всё это время.

Я вставила ключ в щель входной двери и повернул её. Шесть лет назад, как я прекрасно помнила, она была приоткрыта.

В течение последних нескольких месяцев работа Кева в Управлении по борьбе с наркотиками (УБН) в Вашингтоне в основном проходила в кабинетной обстановке. Работая под прикрытием, он нажил врагов среди наркоторговцев, и после пяти покушений на его жизнь Марша решила, что с него хватит.

Ему нравилась новая, более безопасная жизнь. «Больше времени с детьми», – говорил он.

«Да, чтобы ты мог им и дальше оставаться!» – был мой стандартный ответ.

К счастью, Марша оказалась зрелым и разумным партнёром; когда дело касалось семьи, они прекрасно дополняли друг друга. В их доме царила здоровая, любящая атмосфера, но через три-четыре дня мне приходилось уезжать. Я шутила по этому поводу и жаловалась на запах ароматических свечей, но они знали истинную причину: я просто не могла выносить, когда люди проявляют столько нежности.

Затхлый, затхлый, нежилой запах ударил в меня, как только Гомер закончил свои дела, а я вошёл. Коридор вывел меня в большой прямоугольный холл с дверями, ведущими в комнаты на первом этаже. Кухня справа. Гостиная слева. Все двери были закрыты. Я стоял по другую сторону порога, медленно вращая связку ключей на пальце, отчаянно желая снова вдохнуть запах этих свечей.

Все ковры и мебель давно вывезли. Это было первое, что риелтор попросил нас сделать, когда мы выставили дом на продажу. Потенциальные покупатели не жалели окровавленного ворса и костюмов-троек. Келли была не против, но настояла, чтобы мы оставили качели. Затем мы выпарили все следы крови. Запах, я был в этом уверен, всё ещё оставался: навязчивый металлический привкус начинал бить мне в ноздри и застревать в горле. Засунув Гомера в карман куртки-бомбера, я двинулся дальше в дом.

Когда я проходил мимо массивной деревянной двери гостиной, моё сердце забилось чаще. Я ничего не мог с собой поделать; мне пришлось остановиться и посмотреть на эту чёртову дверь. Я даже потянулся к ручке, но рука тут же упала. Я знал, что не смогу этого сделать. И это была не единственная дверь, которая вызывала у меня такие чувства.

Я не раз возвращался, чтобы присмотреть за грузчиками и уборщиками, но дальше кухни мне так и не удалось продвинуться. В конце концов, мне пришлось оставить это дело Джошу. Я так и не сказал ему, почему, как и о дверях, которые я просто не мог заставить себя открыть. Умник, он, наверное, и так всё понял.

Я просто стоял, уставившись на ручку, прижавшись лбом к закрытой двери. Руки засунулись в карманы куртки. Пальцы сжали голову Гомера и ключи, сжимая их до боли.

В тот апрельский день 1997 года солнечный свет лился сквозь дверь гостиной, но я не удосужился заглянуть внутрь. Я был слишком сосредоточен на том, чтобы прямиком бежать на кухню, где играл лёгкий рок. Должно быть, что-то зацепилось в моём периферийном зрении, потому что через пару шагов я застыл на месте. Мозг, должно быть, усвоил информацию, но на долю секунды отказался её обрабатывать.

Я крепко сжала Гомера, и меня накрыла волна тошноты. Внутреннее видео начало воспроизводить увиденное во всей красе. Трудно поверить, что это было шесть лет назад, и ещё труднее поверить, что это всё ещё хранится так близко к поверхности.

Черт, я думал, что у меня все под контролем.

Слишком поздно. Он бежал.

Кевин лежал на боку на полу, его голова была сильно разбита бейсбольной битой. Это была та самая бита, которую он мне показывал – лёгкая, «алюминиевая». Он поднял брови и рассмеялся, сказав, что местные деревенщины называют их «детекторами лжи из Алабамы».

Потом я осмотрел его тело, на случай, если он дышит. Шансов не было. Мозги вывалились наружу, лицо было разбито. Кровь была на диване и стульях. Некоторые даже забрызгали окна патио.

А как же Марша и дети? Убийца всё ещё был в доме?

Мне нужен был один из его пистолетов, та самая, блядь, штука, которая должна была быть там, чтобы их защищать. Однажды он показал мне все места, где они спрятаны, всегда выше уровня ребёнка, всегда заряженные и готовые к бою, с магазином на стволе и патроном в патроннике. Вскоре я заполучил Heckler and Koch USP 9 мм, полуавтоматический пистолет. У этого даже был лазерный прицел под стволом: куда попадал луч, туда и попадал пуля.

Мои глаза наполнились слезами, когда я вспомнила песню из радио – что-то из Aerosmith, одну из любимых песен Марши. Я стояла, прижавшись к двери, ожидая, пока сердцебиение успокоится, а затем повернула голову вправо, к закрытой двери кухни. Именно эту комнату я проверила первой, не было ли Марши и детей. Она была ближайшей, там, где играла музыка.

Я оттолкнулся от двери, мои кошки эхом отдавались, когда я шел по пустому коридору, а Aerosmith создавали саундтрек к видео в моей голове.

Держа пистолет перед собой, готовый выстрелить, как только увижу цель, я толкнул дверь и отошёл от рамы. Радио заиграло громче, а стиральная машина работала – крутилась, останавливалась, крутилась.

Я шагнул вперёд и полностью распахнул дверь. Ничего. Только маленькая точка ярко-красного света там, где лазер ударил по противоположной стене.

Сегодня ни радио, ни стиральной машины, вообще ничего. Но даже тогда это было похоже на то, как будто мы ступили на борт «Марии Селесты». В разгар подготовки была еда. Кевин сказал, что Марша приготовит что-то особенное. Там были овощи и открытые упаковки мяса. Стол был наполовину накрыт.

Я медленно перешёл в другой конец комнаты и запер дверь гаража. Мне не хотелось расчищать подвал дома, чтобы мальчики не зашли следом.

Я вдруг понял, что всё ещё душил Гомера, и отпустил руку. Кровь прилила к руке, я прислонился к раковине и уставился на гаражные ворота. Именно через них мне и следовало идти, но я ничего не мог с собой поделать: мне нужно было подняться наверх.

Я снова вышел в коридор и поставил ногу на нижнюю ступеньку без ковра. Голое дерево неестественно громко скрипнуло.

Наверху лестницы меня ждала старая комната девочек. Шесть лет назад это был самый большой в мире храм Покахонтас: футболки и постеры, постельное бельё и даже кукла, которая пела что-то о цветах, если прижать её к спине. Дверь была закрыта, но проблема была не в ней.

Следующая комната слева принадлежала Кеву и Марше. Дверь была слегка приоткрыта.

Мое сердце снова забилось, во рту пересохло.

Какого хрена ты сюда пришёл? Ты же себе обещал, что больше никогда сюда не придёшь.

Я ничего не мог с собой поделать. Я подошел ближе, словно дверь была опасным зверем, и снова ощутил этот слабый металлический привкус, такой сильный, словно он действительно был там, а затем вонь дерьма.

Чёрт возьми. Я направился обратно к лестнице, но остановился и повернулся, обманывая себя, что у меня есть причина остаться.

Соберись! Ты здесь, чтобы найти Келли.

Видео продолжалось. Я не мог его остановить. Опустившись на голые доски лестничной площадки, я просто смотрел на приоткрытую дверь, прокручивая в голове каждую чертову деталь.

Только когда я осторожно обогнул раму, я впервые увидел Маршу.

Она стояла на коленях у кровати, раскинув на ней руки; покрывало было залито кровью.

Я вошёл, заставив себя не обращать на неё внимания. Комната была пуста. Дальше была ванная, и то, что я там увидел, окончательно свело меня с ума, окончательно свело с ума.

Бац, я ударился спиной о стену и рухнул на пол. Кровь была повсюду. Она была на моей рубашке и руках; я сидел в луже крови; она пропитала мои брюки до самого низа.

Прекрати это, прекрати, блядь! Беги и беги…

Слишком поздно. Слишком поздно. Аида лежала на полу между ванной и туалетом, её пятилетняя голова была почти оторвана от плеч. Целыми остались лишь семь сантиметров плоти, позвонки едва держались.

Вот тут я по-настоящему разглядел Маршу. Платье на ней висело как обычно, но колготки были порваны, трусики спущены, и она обделалась, вероятно, при смерти.

В тот момент я видел только человека, который мне был очень дорог, даже любим, стоящую на коленях, с забрызганной кровью по всей кровати. И с ней сделали то же, что и с Аидой.

Даже Гомер не мог меня отвлечь. Я глубоко дышал и вытирал глаза, как и тогда. Испытывая тот же шок и недоверие, то же сокрушительное чувство неудачи.

А если бы ты пришёл раньше? Смог бы остановить этот гребаный кошмар?

Я вытер лицо.

Мне нужно было срезать, иначе я бы сошёл с ума. Мне потребовались годы, чтобы научиться держать ворота зоопарка закрытыми, и я не сделал себе одолжения, дав им возможность открыться.

Я ухватился за перила и подтянулся, а затем спустился вниз, чтобы увидеть ее.

9

Кевин показал мне «убежище», как он его называл, в тот же день, когда показал, где спрятано всё оружие, на всякий случай. Оно было построено из коробок, в которых привозили кухонную технику, под открытой лестницей в гараже, которая вела на небольшой импровизированный чердак, где он обычно складывал свои лестницы и прочее. Дети знали, что им нужно бежать прямо туда, если Кевин или Марша крикнут «Диснейленд!». Им следовало вести себя очень тихо и не выходить, пока папа или мама не придут и не заберут их.

Вернувшись на кухню, я сделал глубокий вдох и взял себя в руки, а затем пошел в гараж.

Раньше они могли бы легко разместить три дополнительных автомобиля рядом со служебной машиной Кевина, которую он всегда держал там, – тёмно-синим Caprice Classic, ощетинившимся антеннами. «Чёрт возьми, – всегда жаловался он. – Все современные удобства девяностых, а двигатель похож на холодильник из шестидесятых».

Детские велосипеды раньше висели на рамах стены из шлакоблоков. Их выбросили вместе со всем остальным хламом, который накапливается в семьях. Осталась лишь куча неиспользованных коробок для вывоза мусора, которые мы сложили под лестницей. Келли устроила себе новый Диснейленд.

Я подошла к ним и тихонько позвала: «Келли? Это Ник. Ты там?»

Когда Кевин строил свою картонную пещеру, он снабдил её несколькими куклами, бутылками воды и шоколадками. В прошлый раз я подкрался к ней на четвереньках, с пистолетом за поясом. Я не хотел, чтобы Келли увидела оружие, не хотел, чтобы она узнала о серьёзной драме.

Я пытался выманить ее, пока отодвигал коробки Кевина в сторону, продвигаясь к задней стене.

И вот там я наконец её нашёл: глаза её были широко раскрыты от ужаса, она сидела, скрючившись, раскачиваясь взад-вперёд, закрывая уши руками, с красными, влажными и опухшими глазами. Лишь гораздо позже я узнал, что она всё это видела и слышала.

На этот раз мне пришлось передвинуть только один ящик. Она стояла у стены.

'Привет.'

На ней была зелёная футболка с каким-то спортивным логотипом, красно-белые кроссовки и джинсы с глубоким вырезом, обнажавшие тазовые кости. На этот раз в её глазах не было страха, они были просто грустными, усталыми и немного озадаченными, словно она пыталась понять, почему мои глаза тоже покраснели.

«Наконец-то я тебя нашёл», – усмехнулся я. «Ты играешь в прятки, как гад».

Она не улыбнулась мне в ответ. Её лицо, покрытое пятнами и заплаканное, смотрело на меня, пока я полз к ней.

Неважно, в каком она была состоянии, она была всё так же красива. Она унаследовала лучшее от обоих родителей: губы матери и глаза отца. «Самая широкая улыбка по ту сторону Джулии Робертс», – говорил Кевин. Его мать была родом с юга Испании, а он был похож на местного жителя: иссиня-чёрные волосы, но с самыми голубыми в мире глазами. Марша считала, что он – точная копия Мела Гибсона.

«Пойдем, вытащим тебя отсюда. Мне нужен свежий воздух».

Она смотрела на меня, казалось, целую вечность, словно путешествовала куда-то далеко и только что вернулась, пытаясь понять, как всё изменилось. Наконец, она одарила меня краткой и мрачной улыбкой. «Извини».

Я передвинула коробку, чтобы ей было легче выбраться. «О чем?»

Она снова остекленела, словно всё ещё не до конца поняла. «Сегодня». Она пожала плечами. «Всё».

«Всё в порядке, не волнуйся. Эй, ты всё ещё любишь качаться на качелях?»

10

Я закрыл телефон, когда мы вышли в сад, и обнял её. Я сказал Джошу, что с ней всё в порядке, нам просто нужно немного времени. Он сказал, что сходит в магазин и выпьет кофе. Звони ему, когда захочешь.

В прошлый раз, когда я нашла её в укрытии, я взяла её за руку и осторожно вывела. Затем я подхватила её на руки и крепко прижала к себе, когда несла на кухню. Она так дрожала, что я не могла понять, кивает ли она головой или трясётся. Когда мы чуть позже отъехали от дома, она была почти оцепеневшей от шока.

Доктор Хьюз рассказала мне кое-что ещё в начале лечения, и мне показалось, что это случилось целую вечность назад. «Келли пришлось усвоить ранние уроки о потере и смерти, мистер Стоун. Как семилетний ребёнок, каким он был тогда, может понять убийство? Ребёнку, ставшему свидетелем насилия, показали, что мир – опасное и непредсказуемое место. Она сказала мне, что, по её мнению, больше никогда не будет чувствовать себя в безопасности, выходя на улицу. Никто не виноват, но пережитый опыт заставил её думать, что взрослые неспособны её защитить. Она считает, что должна взять на себя ответственность сама – перспектива, которая вызывает у неё сильную тревогу».

Мы подошли к качелям, и она поерзала, устраиваясь поудобнее на резиновом сиденье, пока я лежала на траве рядом с ней.

«Толкни меня, Ник?»

Я встал и встал позади неё. Сначала она сидела пассивно, не помогая мне, но потом, похоже, снова опомнилась.

«Что ты сделала со своим пальцем?» На костяшке указательного пальца правой руки у нее был пластырь, а кожа под ним выглядела красной и воспаленной.

«Я совершил кое-какую глупость в науке. Всё будет хорошо».

Я молча толкал её какое-то время. Мне это нравилось. Это напоминало мне о тех прекрасных временах, что я провёл на этом заднем дворе.

«Первое, что делал папа, когда приходил с работы, – сказала она. – Он шёл и целовал маму, а потом выходил играть с нами. Это было здорово. Не все отцы так делают».

«Не все отцы любят своих детей так, как он».

Ей это нравилось. «Мама приносила нам печенье и «Кул-Эйд». Иногда мы все оставались здесь до самого ужина». Она улыбнулась. «Мы обожали, когда ты приходил в гости. Мама просила нас благодарить за конфеты, но отдавать их ей. Она была настоящей кондитерской полицией». Когда она возвращалась ко мне, её лицо снова стало серьёзным, и я остановил её, положив голову ей на правое плечо, слушая. «Я чувствовала себя в большей безопасности, когда вы были здесь с папой. Разве вы не помните? Мама называла вас «мои два сильных мужчины». Я всегда волновалась, когда он был один, потому что знала, что за ним охотятся».

«Это потому, что он очень хорошо выполнял свою работу».

«Вы работали вместе?»

«Мы вместе служили в армии. Когда он женился на твоей маме, он приехал сюда».

Она посмотрела на свои кроссовки, затем резко подняла взгляд, пронзив меня своими голубыми глазами. «Почему мама и Аида должны были умереть, Ник?»

Мы никогда об этом не говорили. Я почему-то полагал, что она просто знает, может быть, ей рассказали бабушка с дедушкой, доктор Хьюз или Джош. Мне казалось, что я не объяснил ей правду жизни и просто надеялся, что она сама всё поймёт. С другой стороны, может быть, она и знала, но просто хотела ещё раз послушать, как я пытаюсь это осмыслить.

«Твой отец был хорошим парнем. Но его босс связался с наркоторговцами, и твой отец об этом узнал. Его босс убил его, а потом убил всех, кто мог быть свидетелем».

«Мама и Аида?»

'Да.'

«Почему он меня не убил, Ник? Почему именно мне удалось выжить?»

«У меня нет ответов на эти вопросы, Келли. Возможно, если бы люди вошли в дом на пять минут раньше или позже, они бы схватили и тебя».

«Это избавило бы всех от множества хлопот».

Я поднял голову и подошёл к ней. «Эй, не говори так. Даже не думай о таком». Наклонившись перед ней, я взял её за обе руки.

«Иногда я чувствую себя ужасно, Ник. Просто как будто отключился. Понимаешь, о чём я?»

«Я провожу большую часть своей жизни с таким чувством», – я помедлил, прижимая её к себе. «Знаешь, я видел, как кто-то умер, когда мне было восемь».

Она выпрямилась. «Ты это сделал?»

Я описал заброшенное здание старой фабрики недалеко от нашего поместья. Окна и двери были заколочены досками и обтянуты колючей проволокой, но это не спасло нас. «Над рамой маленькой двери в переулке был прибит старый лист гофрированного железа, но он неплотно прилегал. Мы забрались внутрь и поднялись на крышу. Помню, как тяжело дышал и смотрел, как пар из моего дыхания превращается в облачко». На высоте девяти метров было гораздо холоднее, чем на земле. «Я подошел к краю крыши и посмотрел вниз, на лужицы света под фонарными столбами. Улица была пустынна, вокруг не было никого, кто мог бы нас увидеть. Было так тихо. Я никогда не думал, что улицы вокруг могут быть такими тихими. А потом раздался звук, поистине ужасный звук».

«Что это было?» Она надавила мне на бок.

«Разбивающееся стекло. Я обернулся и увидел троих своих товарищей, стоящих возле одного из световых люков. Их должно было быть четверо».

Долю секунды спустя из глубины здания раздался приглушённый стук. «Ещё до того, как я заглянул в дыру, я знал, что Джон мёртв. Мы все знали. Мы побежали обратно к люку на крыше и вниз по лестнице. Он лежал совершенно неподвижно, и мы просто убежали».

«Полиция приехала?»

«На следующий день вокруг квартир толпилась полиция, но мы старались рассказывать одну и ту же историю. Мы думали, что мы убийцы. Мне никогда не было так страшно».

Келли посмотрела на меня. «Тебе теперь когда-нибудь бывает страшно?»

«Постоянно», – я рискнула улыбнуться. «И прежде чем вы спросите, я совершенно не собираюсь умирать, пока не состарюсь».

«Но ведь нет гарантий, верно?»

«Ого, это для Джоша и его библейского колледжа».

Она поморщилась. «Не смешно, Ник. Я знаю, тебе всё равно, что с тобой будет, но мне всё равно. Это действительно важно, понимаешь? В смысле, что, если люди начнут преследовать тебя так же, как они преследовали папу? Что тогда будет со мной?»

Я присела перед ней на корточки, теперь наши лица были на одном уровне. «Там был Джош. Они все тебя любят».

«Я знаю. Но мне нужен именно ты, Ник. Как я уже говорила, мама называла вас с папой своими двумя сильными мужчинами. Теперь остался только один из вас». Она отпустила верёвки и коснулась моих щёк неожиданно холодными руками. «Ты будешь моим сильным мужчиной, Ник? Будешь?» В её глазах стояли слёзы.

Она высвободила мои руки и снова посмотрела на свои кроссовки, прежде чем я успел ответить, что было к лучшему, потому что я понятия не имел, что сказать. «Не так уж много мест я чувствовала себя в безопасности с тех пор… ну, с тех пор, как осталась одна. Я как-то перечислила их про себя. Вот дом в Норфолке. Помнишь, мы поставили палатку в спальне? Ты прибил её к полу вместо колышков, и мне это показалось таким классным. Мне это очень понравилось. А ещё вот здесь – иногда. И…» Она отвела взгляд. «То место, куда ты меня водил…»

Я сжал ее плечо. «Доктор Хьюз?»

Она кивнула. «Она поняла».

В наступившей тишине я понял, что мне пора начать быть для неё сильным мужчиной. Джош был прав. «Хочешь ещё раз всё с ней обсудить?»

Её лицо засияло, словно я щёлкнула выключателем. «А смогу ли я? То есть, как?»

«Двойное чудо: полёт и Mastercard. Мы могли бы оказаться там уже завтра, если бы захотели».

«В пятницу я должен идти в Библейский колледж Джоша и...»

Я махнул рукой. «Без проблем. Давай лучше поедем в Англию. Уверен, он поймёт. Мы сможем навестить твоих бабушку и дедушку, провести время с доктором Хьюзом, провести время вместе, только ты и я».

Чуть не упав с шины, она обняла меня за шею и крепко поцеловала в щеку. Её лицо сияло. «Мне уже лучше». Потом она нахмурилась. «Как ты сюда попал? Тебя Джош привёз?»

«Да. Он пошёл в магазин выпить кофе».

«Он ведь не знает про Диснейленд, да?»

«Наш секрет». Я усмехнулся. «А как ты вообще туда попала?»

«Я взяла ключ взаймы и порезалась, дура». Она не могла перестать улыбаться. «Ладно, поехали».

Мы немного погуляли по заднему двору, пока Келли разглядывала качели, а затем заперли дом. Птица пролетела над травой и взмыла в небо, и я позвонил Джошу на мобильный, когда мы выезжали с подъездной дорожки.

11

Бромли, Великобритания, четверг, 8 мая, 09:10. Бабушка и дедушка Келли стояли возле своего бунгало 1980-х годов, под небольшой деревянной табличкой «Сикаморы». Кармен всё ещё суетилась. «У тебя есть ключ? Мы потом зайдём в Safeway».

Я помахал ей этим, пока Келли пристегивала ремень безопасности, с выражением лица таким же унылым, как день за окном. Я завёл мотор, и нам помахали, словно мы уезжали навсегда, а не на один день. Кармен всегда нервничала перед отъездом. Видимо, она изменилась с тех пор, как её сестра, её единственная вторая половинка, уехала в отпуск в Австралию вскоре после свадьбы Кармен и в итоге вышла замуж за парня в Сиднее, у которого были деньги на собственный дом. Ну, что-то в этом роде – я бы проигнорировал её слова о том, что Джимми никогда не зарабатывал на целый дом в Бромли.

Кармен и Джимми совсем не изменились с тех пор, как я видел их в последний раз, довольно давно, и у них обоих ничего не было в жизни. Но, наверное, они стали такими с тех пор, как поженились, и Джимми начал вкалывать, чтобы Кармен не отставала от австралийских Джонсов. У него всё тот же почти безупречный пятнадцатилетний «Ровер», а Кармен всё так же содержала дом в идеальной чистоте, как в выставочном зале. Она всё ещё винила меня в убийстве сына, хотя меня там и не было. Мы оба работали в одной сфере, и её этого вполне устраивало. Они оба всё ещё злились, что в завещании Кев и Марша назначили нас с Джошем совместными опекунами их детей.