Текст книги "Брандмаузер (ЛП)"

Автор книги: Энди Макнаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

Насколько я помнил, Том был полон дерьма. Он вёл себя нагло и самоуверенно, как какой-то купец-кокни, что было довольно странно, ведь он родом из Милтон-Кинса и был таким же скучным, как его почтовый индекс. Однако к концу поездки на юг он был похож на маленького ребёнка, свернувшегося калачиком на заднем сиденье.

Меня беспокоило то, что Вэл знал о моем знакомстве с Томом, что у него был доступ к подробностям 24-часового периода моей жизни, о котором я почти забыл, но я делал это ради денег, и ничего больше, поэтому я отбросил эту мысль, на всякий случай, вдруг она заставит меня передумать.

Я допил свой напиток, взял шлем и направился в туалет.

Положив шлем на бак в стойло, я сел на крышку, расстегнул куртку и вытащил конверт.

После того, как весь день люди ходили мимо унитаза и швыряли окурки в писсуары, в этом месте воняло. Я осмотрел конверт из пузырчатой плёнки, похожий на нейлон. Затем, положив его на колени и обеими руками, я надавил и начал проводить по нему ладонями, кончиками пальцев двигаясь вверх и вниз по контурам содержимого. Я перевернул конверт и осмотрел другую сторону.

Я не чувствовал никаких проводов или чего-то более прочного, чем то, что, как я надеялся, было деньгами, но, с другой стороны, это ничего не значило. Тончайшая батарейка от фотоплёнки Polaroid, засунутая между пачками, могла бы выдать достаточно энергии, чтобы взорвать письмо-бомбу. Возможно, это особый способ Вэл сказать спасибо.

Я поднял его и поднёс сгиб к носу. Если это было устройство, и там использовалась какая-то экзотическая или старая взрывчатка, я мог бы учуять её запах. Иногда это марципан, иногда льняное масло. Я ожидал чего-то более изысканного, но такие вещи нужно проверять.

Я чувствовал только запах писсуаров. Шум бара то нарастал, то стихал, когда входная дверь открывалась и закрывалась. Я продолжил осматривать конверт.

Я решил всё-таки открыть его. Он ощущался как деньги, весил как деньги. Если я ошибаюсь, об этом скоро узнает весь паб, и разозлённая страховая компания выложит деньги на ремонт.

Я открыл лезвие своего Leatherman и аккуратно разрезал конверт по центру, проверяя каждый сантиметр на наличие проводов. Выглядело многообещающе. Я начал замечать зелёные американские банкноты. Каждая пачка пользованных стодолларовых купюр, которую я аккуратно вытащил, была перевязана, и это говорило мне, что в пачке 10 000 долларов; их было десять. Я был очень доволен. Вэл подтвердил свои слова делом. Теперь я не просто уважал его, он мне нравился. Пока недостаточно, чтобы познакомить его с моей сестрой, но, с другой стороны, сестры у меня и не было.

Кто-то ещё вошёл и дернул дверь туалета. Я хмыкнул, словно собирался пописать. Он проверил следующий туалет, и я услышал звук спускающихся джинсов и то, как он продолжил своё дело.

Я улыбнулся и начал запихивать деньги в кожаные штаны, чувствуя себя весьма довольным собой, в то время как мой сосед пукнул за Англию.

Просидев в пабе ещё полчаса, выпивая ещё апельсинового сока и лимонада и в третий раз перечитывая газету, я гадал, не отозвали ли уже бригаду. В девяти случаях из десяти всё сводится к деньгам. Вероятно, они надеялись выпросить у меня небольшую рождественскую премию. С операторами E4 обращаются так же плохо, как с медсёстрами: они пашут на износ и от них ждут, что они будут продолжать работать, несмотря ни на что.

К этому моменту они уже знали, что адрес – это договор с абонентским ящиком, и это должно было насторожить их. Вероятно, они планировали завтра зайти в офис, открыть мой ящик и посмотреть, что там. Они даже внесли бы меня в свой специальный список рассылки; почта, адресованная в офис 26, проходила бы через систему сортировки Королевской почты, и её на какое-то время задерживали бы, чтобы любопытные могли её немного рассмотреть. Всё, что они найдут, – это мой счёт за Visa. Вернее, счёт Дэвидсона. Возможно, они будут так любезны и оплатят его. Я бы точно больше не стал этим заниматься.

К завтрашнему дню, если бы они решили копнуть глубже, они бы также узнали, что г-н

Дэвидсон недавно был в Норвегии, вернувшись тем же маршрутом, что и несколько недель назад. Что они на это поймут? Сомневаюсь, что они придут к выводу, что это была поездка на лыжах, после того как Дэвидсона видели выходящим из обстрелянного дома, где один из владельцев был русским, которого подстрелили всего несколько дней назад, в стране, которая находилась всего в одном дне поездки от места, где Дэвидсон высадился. Чёрт возьми, уже слишком поздно обо всём этом беспокоиться. Пока у них нет моей фотографии, всё будет в порядке.

Я сидел там с очередной колой и пачкой арахиса. Тридцать пять минут спустя я наконец решился на движение. В час пик движение по всем сторонам треугольника составляло около метра в минуту, мешанина фар и выхлопных газов. Каждая четвёртая машина мигала поворотниками, думая, что по другой полосе движение быстрее. Пешеходов тоже было гораздо больше, и они двигались быстрее машин. Все жались друг к другу, борясь с холодом и просто желая поскорее попасть домой.

Оставив шлем под столом, я вышел через дверь, ведущую на другую дорогу. Мотоциклетный шлем был VDM. Как и моя кожаная куртка, но я не мог от неё отказаться. Всё, что я мог сделать, – это сократить количество вещей, которые могли бы меня провоцировать.

Первостепенной задачей было найти отель на ночь, прежде чем утром связаться с Томом. Мне также нужна была одежда: без велосипеда я бы не смог разгуливать, выглядя как судья Дредд.

Если вам нужны ночные магазины, вам нужно в Вест-Энд. Я взял такси до Пикадилли-Серкус и поменял тысячу долларов в нескольких обменниках, бросая по паре сотен за раз.

До шопинг-лихорадки оставалось еще несколько минут езды на такси, до Selfridges, где я купил одежду, моющие средства и принадлежности для бритья, а также симпатичную маленькую дорожную сумку для своего новообретенного богатства.

Затем я забронировал номер в отеле Selfridges, используя кредитную карту Nick Stone. Если бы я воспользовался картой Davidson's, то через несколько часов в мою дверь постучали бы.

Приняв ванну и переодевшись (все было вполне предсказуемо: джинсы, ботинки Timberland, синяя толстовка и темно-синий нейлоновый пуховик), я позвонил в обслуживание номеров, чтобы заказать сэндвич и кофе.

13

Суббота, 11 декабря 1999 года. Я проснулась и посмотрела на Малыша Г. Было чуть больше восьми, самое время быстро пробежать пару кругов по ванне, прежде чем одеться.

Выглядя как ребёнок в своей блестящей новой рождественской одежде, я оставил куртку вместе с кожаными штанами и спустился завтракать, прихватив с собой сумку с деньгами. Осталось 25 000 долларов после того, как одна очень благодарная клиника получила не только то, что ей причиталось, но и огромную сумму на счёте. Странно, как финансовые директора приходят вечером забрать платёж, да ещё и сварить кофе и разлить его.

Газеты были полны мрачных прогнозов, и, завтракая и слушая американцев и израильтян, рассказывающих о покупках, которые они собираются сделать перед возвращением домой, я чувствовал удовлетворение от того, что выполнил свои обязательства перед Келли, хотя и понимал, что должен сделать гораздо больше, чем просто выплатить деньги.

Вернувшись в свою комнату, я устроился на кровати и позвонил по номеру, написанному на бумаге, которую мне дала Лив.

Ответила молодая женщина. Её «алло» прозвучало так дружелюбно, словно я был четвёртым неправильным номером подряд.

«О, привет. Том там?»

«Нет, не там», – резко ответила она. «Он будет в Монетах. А ты кто?»

Похоже, в семье Манчини не все благополучно.

«Просто друг. Монеты, ты сказал?»

"Да."

«Это что, магазин или...»

«Это кафе недалеко от Ледбери-роуд».

Я, очевидно, был глупцом, раз не знал. «Спасибо…»

Телефон резко упал.

Информация подсказала мне, что «Койнс» находится на Тэлбот-роуд, в Неттинг-Хилл. Я надела свой безупречно чистый синий пуховик, взяла сумку и прыгнула в такси, чтобы выпить кофе с Томом, по дороге одолжив у таксиста карту, чтобы точно определить, где он живёт. Небо, пусть и затянутое тучами, всё равно чувствовала себя хорошо.

Я совсем не знала Ноттинг-Хилл, знала только, что там каждый год проходит карнавал, и что был ажиотаж по поводу приезда Джулии Робертс. Во время ажиотажа вокруг фильма я начиталась в газетах всякой всячины о деревенской атмосфере и о том, как чудесно там жить. Я не видела никаких признаков деревни, только дорогие магазины одежды, с одной парой обуви на витрине, окружённой прожекторами, и несколько антикварных лавок.

Мы свернули за угол и проехали мимо домов с оштукатуренными фасадами, большинство из которых были разделены на квартиры и находились в очень ветхом состоянии, с кусками штукатурки, отваливающимися от кирпичной кладки.

Такси остановилось на перекрестке, и разделительное окно открылось.

«Там одностороннее движение, приятель. Я высажу тебя здесь, если ты не против.

Он там, слева».

Я видел большой навес, торчащий над тротуаром, с пластиковыми боковыми панелями, защищающими от непогоды смельчаков, желавших потягивать капучино на улице.

Я заплатил ему и вышел. Кафе «Койнс» оказалось двухсторонним, с несколькими пустыми столиками снаружи. Большие окна по обе стороны двери были запотевшими от готовки и посетителей. Когда я вошёл, по грубым деревянным полам и простой ламинированной фанере стало ясно, что кафе пытается выглядеть приземлённым и серьёзным. Кухня была открытой планировки, и запахи были очень соблазнительными, даже несмотря на то, что полфунта бекона с яйцами всё ещё тянуло меня вниз.

Тома нигде не было видно, поэтому я сел в дальнем углу. На столиках валялись журналы, на стенах висели дизайнерские фотографии, а также рекламные листовки кучи художественных мероприятий. Меню представляло собой лист бумаги в пластиковой папке, предлагавший всё: от чистого холестерина до вегетарианских сосисок и салатов. Цены явно не соответствовали интерьеру; кто-то сколачивал состояние, ведя себя просто и практично.

Клиенты, в среднем, были в возрасте от двадцати до тридцати лет, и так старались выглядеть индивидуально, что казались клонами. Все были в мешковатых брюках-карго и безрукавках, и, должно быть, долго пытались привести волосы в порядок, словно только что встали с постели. Многие носили очки в толстой прямоугольной оправе, которые больше предназначались для того, чтобы что-то увидеть, чем для того, чтобы что-то увидеть.

«Привет, милая, что тебе принести?» – раздался женский голос американки, пока я изучала меню.

Подняв взгляд, я заказал латте и тост.

«Конечно, милый». Она повернулась и продемонстрировала вторую по совершенству задницу в мире, обтянутую обтягивающими чёрными нейлоновыми брюками-клеш. Когда она ушла, я не мог отвести от неё взгляд и был рад видеть, как другие делают то же самое. Должно быть, она привлекает много клиентов; неудивительно, что Том сюда заглянул.

Оставалось только сидеть и слушать чужие разговоры. Казалось, все вот-вот начнут смотреть фильм, а вот-вот начнут играть в спектакле, но это ещё не случилось, и у всех был фантастический сценарий, который читал замечательный человек, когда-то снимавший квартиру вместе с Энтони Мингеллой.

Люди замолкали только тогда, когда звонили их мобильные телефоны, и говорили ещё громче, чем раньше. «Джамбо, чувак! Как дела, мужик?»

Вернулась «Задний план года». «Вот, пожалуйста, дорогая». Она дала мне стакан латте, который обжёг мне пальцы, пока я смотрел, как она идёт на кухню.

Я взял газету, которую мне, уходя, передала девушка, сидевшая за соседним столиком. Мы улыбнулись друг другу, понимая, что оба думаем об одном и том же о нашем американском друге.

Глядя на первую страницу, я ждал своего тоста и Тома.

Через полчаса тост был съеден, и я принялся за второй латте.

Клоны приходили и уходили, обмениваясь воздушными поцелуями при встрече и выражая друг другу огромную важность. Наконец, вошёл Том. По крайней мере, я думал, что это Том. Его сальные волосы теперь были собраны в хвост чуть ниже плеч, что делало его похожим на участника лос-анджелесской гаражной группы. Его щёки были больше похожи на хомячьи, чем я помнил; возможно, лишние килограммы изменили контуры его лица.

Одежда выглядела так, будто её привезли из того же магазина, что и всех остальных: парусиновые брюки, коричневые брюки-карго и выцветшая зелёная толстовка с футболкой, которая сначала была белой, а потом несколько раз перекрасилась во что-то синее. Должно быть, он замёрз.

Устроившись, уткнувшись своим пухлым задом, на высоком табурете у барной стойки лицом к окну, он вытащил из-под мышки какой-то журнал – какой-то карманный компьютер и ежемесячный журнал игр. По крайней мере, выглядел он соответствующе.

Заказ приняла невысокая женщина, похожая на пуэрториканку. Я решил дождаться, пока он закончит есть, а потом сказать: «Привет, Том. Ну-ну, приятно тебя здесь видеть», но мои планы рухнули: он внезапно встал и повернулся к двери. Вместе с очень разгневанной официанткой я наблюдал, как он перешёл дорогу и побежал в переулок, теряясь во влаге на окнах и тени навеса.

Он, должно быть, меня увидел.

Я встала и заплатила деньги «Заднему краю года», услышав в ответ громкое и дружелюбное «Пока, милая», когда она увидела размер чаевых, которые я оставила на блюдце.

Том побежал домой, поэтому я направился в сторону улицы Всех Святых, мимо магазинов регги и сантехнических мастерских. Его адрес – квартира в жёлтом здании с оштукатуренным фасадом недалеко от улицы Всех Святых. Судя по количеству кнопок звонков у входной двери, в доме было восемь квартир, а значит, каждая из них была размером с чулан для метел. Большинство домов на улице переделали в квартиры и покрасили в чёрный, зелёный или жёлтый цвет, с грязными окнами, затянутыми грязными старыми сетками, которые провисали посередине. Держу пари, этой дороги в фильме не было.

Я пошёл нажать кнопку его квартиры номер четыре, но провода домофона были ржавые и потёртые. Некоторые имена были вклеены в ниши на обрывках бумаги, но у половины из них, как и у квартиры номер четыре, даже этого не было.

Когда я позвонил в звонок, я услышал лёгкое гудение электрического тока. Скорее всего, эта штука действительно сработала. Я ждал, топая ногами и зарываясь руками в куртку, но ответа не было. Я не ожидал ответа от домофона, но подумал, что кто-то крикнул или увидел лицо в окне. Наконец на третьем этаже дёрнулась занавеска.

Я позвонил ещё раз. Ничего.

Оказалось, что это скорее забавно, чем раздражает. Том просто не был создан для подобных дел. Если хочешь сбежать, не надо сразу бежать домой. E4 без труда прижал бы его к земле. Я поймал себя на том, что улыбаюсь, представляя его там, наверху, и надеясь, что просто уйду, и всё будет хорошо.

Снова взглянув на грязное окно, я позаботился о том, чтобы тот, кто наблюдает, услышал, как я с грохотом спускаюсь по ступенькам, изо всех сил, чтобы они поняли, что я сдался.

Возвращаясь тем же путём, каким пришёл, я задержался на перекрёстке с церковью Всех Святых, зная, что рано или поздно он уйдёт. Это было неправильно, поэтому он просто обязан был это сделать. Возможно, у него и были навыки взлома и скачивания всего, что находилось в этом финском доме, но, если говорить здраво, то ему было трудно даже вставить диск, не говоря уже о том, чтобы поиграть.

Задержавшись в дверях захудалого магазинчика, я наткнулся на огромную картину в стиле поп-арт, покрывавшую весь фронтон здания. Из магазина гремела музыка регги, и двое подростков вышли и, пританцовывая, пошли вдоль улицы, куря сигарету на двоих. Моё дыхание в холодном воздухе неплохо имитировало дым.

Я не был уверен, что смогу увидеть Тома, если он попытается улизнуть через заднюю дверь дома, но он был на третьем этаже, так что ему будет довольно сложно. Судя по тому, что я видел, даже если бы он был на первом этаже, это было бы довольно сложно.

Наверное, я выглядел для детей как местный псих, широко улыбаясь при мысли о том, как он пытается перелезть через двухметровую стену. Не хотел бы я, чтобы Манчини был моим напарником.

И действительно, через двадцать холодных и скучных минут он вышел. Всё ещё без пальто, руки под мышками, не то чтобы бежал, но двигался быстро. Мне даже не пришлось за ним следовать. Он шёл ко мне, наверное, собираясь ещё больше всё испортить, вернувшись прямиком в кафе.

Я вышел к нему, и ужас на его лице сказал все за меня.

«Привет, Том».

Сначала он не двигался, просто стоял, как вкопанный, а потом полуобернулся, скривив лицо и уставившись на тротуар, словно собака, которая думает, что её вот-вот собьют. «Пожалуйста, не делайте мне больно. Я никому ничего не говорил. Клянусь жизнью. Обещаю».

«Всё в порядке, Том», – сказал я. «Мне теперь нет до этих людей никакого дела. Я здесь не поэтому».

14

«Знаешь что, – сказал я, – давай вернёмся к тебе в квартиру, поставим чайник и поговорим». Я старался говорить вежливо, но он понимал, что я не предлагаю ему выбора.

Я обнял его за плечо, и он напрягся. «Давай, приятель, выпьем чаю, и я расскажу тебе, в чём дело. Здесь слишком холодно».

Ростом всего около пяти футов пяти дюймов, он легко обнимал меня. Я чувствовала мягкость его тела. Он не брился несколько дней, и в результате у него была не щетина, а что-то вроде того, чем можно было бы набить одеяло.

Я начал болтать по дороге, пытаясь успокоить его. К тому же, эта встреча должна была выглядеть более естественно для любого третьего лица, выглядывающего из окна. «Ты давно здесь живёшь, Том?»

Он сидел, опустив голову, разглядывая бетонные плиты. Проезжая мимо разноцветных домов, я заметил, что он дрожит.

«Примерно год, наверное». «Привет, я недавно звонил тебе домой, и трубку взяла женщина. Она твоя девушка?»

«Дженис? Ага». Прошла секунда-другая, прежде чем он остановился и посмотрел на меня. «Слушай, мужик, я никогда, никогда никому ничего не говорил об этом. Ни слова, жизнью матери клянусь. Я даже им не говорил, что...»

«Том, я просто хочу поговорить. У меня к тебе предложение. Давай просто сядем, выпьем чашечку чая и поговорим».

Он кивнул, и я помог нам обоим снова ходить.

«Думаю, тебе понравится то, что ты услышишь. Давай, ставь чайник».

Мы добрались до дома и поднялись по четырём или пяти каменным ступенькам к двери. Том нащупал ключ, привязанный к старой нейлоновой верёвке, дрожащей рукой пытаясь вставить его в замочную скважину. Он всё ещё думал, что его сейчас прибьют. Я решил позволить ему так думать; может быть, ему станет легче, когда он наконец поймёт, что я не собираюсь отправлять его в больницу.

В коридоре было так же холодно, как и на улице. Потёртый, грязный ковёр под стать влажным, облупившимся стенам. Старомодная коляска загородила коридор, и я слышал, как в квартире слева кричал её пассажир, пытаясь перекричать телевизионное ток-шоу, которое он делил с ней комнату. Вдохнув, чтобы пройти мимо коляски и добраться до лестницы, я почувствовал себя бодрее. Даже в моём доме пахло лучше, чем здесь.

Тепло поднимается, но не здесь. В доме номер 4 была своя небольшая лестничная площадка, с облупившейся краской на двери и перилах. Ему удалось вставить ключ прямо в замок, и дверь открылась в то, что, как я предполагал, было гостиной. Грязно-серые тюлевые занавески делали грязно-серый свет снаружи ещё мрачнее.

Отделение IKEA, занимающееся сборкой мебели, процветало благодаря Тому. В маленькой комнате повсюду сияла блестящая вощёная сосна; даже у двухместного дивана были деревянные подлокотники. В остальном же квартира была в плачевном состоянии: сырые стены, потёртый ковёр и холод. Камин был заколочен досками, а газовая плита стояла на своём месте, еле-еле дождавшись, чтобы её включили. Я всё ещё видел своё дыхание.

В углу на вощеной сосновой подставке стоял десятилетний телевизор, облицованный деревянным шпоном. Под ним, на таймере мигали одни нули, стоял видеомагнитофон, а рядом на полу лежало около дюжины видеокассет. Справа от него стояла жалкая Play Station с кучей игр, разбросанных по ней, и самый старый в мире компьютер. Бежевый пластик был тёмным и грязным, а вентиляционные отверстия сзади были такими чёрными, что казалось, будто он работает на дизеле. Клавиатура была изрядно потёрта; я едва мог разобрать инструкции на клавишах. Не самое лучшее оборудование для такого высокотехнологичного парня, но для меня это было очень хорошей новостью. Было бы сложнее заставить его пойти со мной, если бы он зарабатывал состояние и жил в пентхаусе. Нужда в деньгах заставляет людей делать то, о чём они обычно и не мечтают. Я был в этом деле экспертом.

Мы оба стояли, и я чувствовал его смущение. Я нарушил молчание: «Поставь чайник, приятель, а я разожгу огонь, ладно?»

Он вошёл в крошечную кухню рядом с главной комнатой, и я услышал, как монеты бросают в счётчик, и как поворачивается ручка, чтобы подать газ. Я услышал, как кран наполняет чайник, бросил деньги на диван и попытался разжечь огонь, несколько раз щёлкнув запальником, прежде чем газ с грохотом вспыхнул.

Напротив была ещё одна дверь, приоткрытая примерно на 15 сантиметров. IKEA не успела добраться до спальни. Матрас лежал на полу, одеяло оторвано в сторону, в опасной близости от переносного керосинового обогревателя. Единственной другой мебелью, похоже, был цифровой будильник, лежащий на полу. Здесь было совсем как дома.

Где находится ванная, сказать было невозможно, но я предположил, что она где-то по другую сторону кухни; скорее всего, она была частью кухни. Я немного посидел у огня, чтобы согреться.

«Так чем ты сейчас занимаешься, Том? Всё ещё работаешь в компьютерном бизнесе?»

Наконец-то в нём забрезжила искра жизни. Он не был так увлечён, и я заинтересовался его темой. Он просунул свою пухлую голову в гостиную; я и забыл, как она торчит вперёд-назад, как петух.

«Да, у меня есть несколько дел, понимаешь, о чём я? Игры – вот где деньги, приятель. У меня есть несколько влиятельных людей в бизнесе, которые отчаянно нуждаются в моих идеях. Понимаешь, о чём я, отчаянно нуждаются».

Я всё ещё стоял на коленях, потирая руки у пламени. «Очень приятно слышать, Том».

«Да, всё отлично. Это временно, пока я решаю, кому продать свою идею. А потом – время веселиться. Найду дом, чтобы купить наличные, а потом, конечно, начну своё собственное шоу. Понимаете, о чём я?»

Я кивнул, прекрасно понимая, что он имел в виду. У него не было ни денег, ни работы, и он всё ещё нес какую-то чушь. Ему наверняка понравится то, что я ему сейчас расскажу.

Его голова скрылась на кухне, и посуду начали мыть. Вставая, чтобы подойти к дивану, я увидела на каминной полке стопку простых белых открыток. На двух верхних были изображены поцелуи от помады и рукописное послание: «Надеюсь, тебе понравятся мои грязные трусики. С любовью, Джуси Люси xx». Я взяла одну. Хорошо хоть помада была настоящей.

Я повысил голос, подходя к дивану: «Как давно вы с Дженис?»

«Она переехала к нам пару месяцев назад».

"Чем она занимается?"

«Только подрабатываю в супермаркете, всякой всячиной, понимаешь». Он снова заглянул в дверь. «Сахар?»

«Нет, просто молока будет достаточно».

Он пришёл с двумя кружками и поставил их на не такой уж новый ковер.

Сидя на диване на полу у огня, лицом ко мне, он передал мне мой напиток. Я заметил, что его напиток был без молока.

Я видела, как он пялился на открытую дверь спальни и беспокоился, не видела ли я, что за ней. Мы оба одновременно взяли чай.

«Не волнуйся, приятель. Я провёл детство в таких местах. Может, я смогу помочь тебе найти место получше. Пока не начнётся игра».

Он попытался отпить чаю, и его взгляд метнулся к будильнику с Микки Маусом на камине.

Пора переходить к делу. «Судя по всему, дела идут не так уж хорошо, да? Ты на пособии?»

Джек-парень вернулся с ухмылкой. «А кто не хочет? Я имею в виду, халявные деньги, безумие, не дай бог. Я прав, или как?»

Он снова сосредоточился на чаепитии.

«Том, я думаю, я могу помочь. Мне предложили работу, которая позволит тебе заработать достаточно, чтобы купить квартиру и сразу выплатить все долги».

Он мне не доверял: понятно, он же не знал меня как господина.

Хороший Парень. Он всё ещё время от времени поглядывал на Микки Мауса.

«Сколько?» Он попытался сделать это как можно более небрежным тоном, но у него это не получилось.

Я, чтобы не обжечь губы чаем, отпила глоток. Это было ужасно.

Его нужно было налить во флакончик для духов, а не в кружку. «Я пока точно не знаю, но, думаю, твоя доля составит не менее ста тридцати тысяч наличными. Это минимум. Мне нужна всего лишь неделя твоего времени, максимум две».

Я понятия не имел, сколько времени займёт эта работа, но как только я доставлю его в Финляндию, что он сможет сделать, если это займёт больше времени? В данный момент его доставка туда была приоритетом номер один.

«Это законно? Я ничего не делаю, приятель. Мне не нужны новые проблемы. Меня больше не посадят, понимаешь?»

Мой чай снова пролился на ковёр. Всё равно это было дерьмо. «Слушай, во-первых, меня зовут Ник. И нет, это не противозаконно. И в тюрьму я тоже не хочу. Просто мне дали такую возможность, и мне нужен кто-то, кто виртуозно разбирается в компьютерах. Я подумал о тебе. Почему бы и нет?»

Я бы предпочёл, чтобы эти деньги достались тебе, а не кому-либо другому. Ты даже сможешь бесплатно съездить в Финляндию.

«Финляндия?» – Джек-Парень снова вернулся, высунув голову. «Эй, там все в сети. Холодно, понимаешь, Ник?»

Слишком холодно, типа. Делать больше нечего. – Он рассмеялся.

Я рассмеялся вместе с ним, когда он снова перевел взгляд на Микки. «Том, тебе нужно куда-то ещё?»

«Нет, просто Дженис скоро вернётся домой, и дело в том, что она ничего не знает – ну, знаешь, о моей старой работе, о том, что меня посадили за решётку, и всё такое. Я так и не успел ей рассказать. Я просто немного волнуюсь, ну, знаешь, если она зайдёт, а ты что-нибудь скажешь».

«Эй, без проблем. Я промолчу. Знаешь что, когда она придёт, я просто скажу, что у меня небольшая компьютерная фирма, и я предлагаю тебе пару недель поработать в Шотландии, тестировать системы. Как тебе такое предложение?» «Хорошо, но какова форма, ну, знаешь, что тебе нужно в Финляндии?»

«Это очень, очень просто. Всё, что нам нужно, – это получить доступ к системе и загрузить кое-какие данные. Пока мы не доберёмся до неё, я не знаю, что, как и когда».

Он сразу же забеспокоился. Мне нужно было немедленно туда ехать. Мне нужна была ложь. «Это не то, что ты думаешь. Это правда».

Всё, что мы собираемся сделать, – это узнать о какой-нибудь новой технологии копирования. И нам нужно сделать это абсолютно легально, иначе финансисты не захотят ничего знать». Я не мог придумать ничего скучнее и безобиднее копировального аппарата и ждал, когда в меня через окно попадёт какая-нибудь молния.

Бог, должно быть, спал или всё его молнии всё ещё лежали в морозилке. Я продолжил, прежде чем Том успел подумать и задать вопросы.

«Я могу провести нас туда», – продолжил я, – «но мне нужен кто-то, кто, чёрт возьми, понимает, на что смотрит, когда мы оказываемся перед одной из этих штук». Я указал на кучу хлама в углу, которая пыталась выглядеть как компьютер. Он ничего не сказал, лишь посмотрел на свой засаленный монитор, возможно, думая о ярком Power Mac и ноутбуке iMac в тон, которые он мог бы купить на свои деньги.

«Всё будет готово, когда мы прибудем, Том. Они знают, где это место, тебе нужно лишь получить доступ и скачать. Не красть, а просто копировать. Лёгкие деньги».

Я приготовился к тому, что Бог успел вовремя пробудиться и услышать эту последнюю фразу.

Том ёрзал на ковре, так что я продолжал тянуть, пока Бог не проснулся или Дженис не вернулась домой. «Теперь ты знаешь столько же, сколько и я, приятель. Я ставлю тебе половину суммы. Сто тридцать тысяч, может, больше, если мы быстро всё сделаем. Это же куча денег, Том». Я сделал паузу, чтобы дать ему возможность представить тачку, полную банкнот.

Пятнадцати секунд хватило. «Шанс всей жизни, Том». Я говорил как продавец стеклопакетов. «Если ты им не воспользуешься, это сделает кто-то другой».

Я откинулся на диване, давая понять, что ставка окончена. Следующим этапом будет запугивание, чтобы заставить его пойти со мной, если уговоры не сработают.

«Ты абсолютно уверен, что здесь безопасно, Ник? Я имею в виду, заперто. Я не хочу этого снова. Здесь всё отлично, понимаешь? Скоро я буду зарабатывать большие деньги».

Объяснить ему, что я знаю, что он врёт, придётся, пока я не прочту ему гороскоп. «Слушай, приятель, даже если это незаконно, за такую работу тюрьмы не предусмотрено. Подумай сам: если они узнают, что ты узнал об их дурацком ксероксе, они действительно пойдут в полицию? Ну и ну.

Подумай об акционерах, подумай о дурной славе. Так дело не пойдёт, приятель. Поверь мне. То, что с тобой было раньше, было по-другому. Это было делом правительства». Я не мог сдержать любопытства. «Кстати, за что тебя поймали в Менвите?»

Он начал нервничать. «Нет, приятель, я ничего не скажу. Я отсидел свой срок и никому ничего не говорю. Я не хочу возвращаться». Его голос начал напоминать старую пластинку.

Он был в затруднительном положении. Я знал, что ему нужны деньги, но он никак не мог принять решение. Пора менять тактику. «Знаешь что, давай просто пойдём со мной, посмотрим, а если не понравится, можешь вернуться. Я не собираюсь портить тебе жизнь, приятель».

Я просто пытаюсь оказать нам обоим услугу».

Он переминался с одной ягодицы на другую. «Не знаю. Дженис это не понравится».

Я снова подвинулась на диване, чтобы моя задница оказалась на краю, и заговорщически произнесла: «Дженис не нужно знать. Просто скажи, что едешь в Шотландию. Легко». Шипение газового камина было отчётливо слышно сквозь мой шёпот. Я решила дать ему немного больше стимула.

«Где твой туалет, Том?»

«Через кухню вы увидите дверь».

Я встала и взяла сумку с собой. «Ничего личного», – сказала я. «Рабочие дела, понимаешь?»

Он кивнул, и я не совсем понял, понял он или нет, потому что я сам не понял.

Я зашёл в туалет. Я был прав: ванная была частью кухни, отгороженной куском гипсокартона, чтобы владелец мог заявить о большем количестве комнат и брать больше за проживание здесь. Я сел на горшок и отсчитал шесть тысяч долларов. Я уже собирался сунуть их в карман, но решил немного успокоиться и положить две тысячи обратно в сумку. Спустив воду, я вышел оттуда, разговаривая.

«Я знаю только, что это лёгкая работа. Но ты мне нужен, Том, и, если честно, деньги нужны тебе так же, как и мне. Слушай, вот что я хочу для тебя сделать».