Текст книги "Брандмаузер (ЛП)"

Автор книги: Энди Макнаб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Проблема исчезла. То ли машина нашла место для парковки, то ли уехала с места, мне было всё равно. Я медленно встал, огляделся, а затем всадил пистолет ему в шею. Другой рукой я схватил его за плечо и начал тянуть.

Он понял направление. Я хотел, чтобы он оказался на переднем сиденье. Машина слегка покачивалась от его усилий, но это не имело значения, вокруг никого не было, кто мог бы это заметить.

Когда он лег на живот, я схватил один из концов пластиковой резинки, обмотал его вокруг его запястий и туго затянул.

Затем я укрыла его вторым одеялом, при этом следя за тем, чтобы у него оставалось достаточно места для дыхания.

«Вольво» завелась с первого раза. Я свернул налево, на дорогу, прочь от отеля. Оставалось лишь надеяться, что Сергей сделает то же самое.

Я направился на восток от Хельсинки, к шоссе. Дом на колесах стоял в Ваалимаа, более чем в ста милях от меня.

Я нажал кнопку поиска на радио и увеличил громкость, чтобы заглушить шум печки. Я ехал, думая обо всём и ни о чём. Дважды я видел мигающие огни вертолёта.

Наконец я проехал мимо заправки в Ваалимаа. Это был рай для дальнобойщиков, конечная остановка перед Россией. Они использовали её как место встречи, чтобы продолжить путь колонной. Угоны на Родине были обычным делом. Где-то среди них стояла наша машина с заваренными отсеками, чтобы мы все могли играть в «Мы».

Ваалимаа находился всего в нескольких милях от ручного контрольно-пропускного пункта Сергея. В шести милях к северу от города находился дом на берегу озера.

Я выключил радио и полез в бардачок за цифровым сканером, который Сергей настроил на полицейский канал. Он был размером с мобильный телефон. Мы планировали использовать его с того момента, как выехали из Хельсинки. Вот ещё одна причина, по которой мне был нужен Сергей: он говорил по-фински.

Я пытался разобраться в хлюпающем радио, но понятия не имел, что слушаю. Я надеялся не слышать «Вольво, Вольво, Вольво», потому что тогда, скорее всего, у меня был бы билет в один конец к хаосу.

Я проверил каждую развязку и каждую небольшую гравийную дорогу на предмет каких-либо признаков активности.

Ничего не было.

Фары высветили нужный мне знак: почтовый ящик 183 – красный пластиковый мусорный бак с педалью на белом столбе. Я свернул направо, на глубокую колею, ведущую в лес.

Прошло всего несколько часов с тех пор, как мы в последний раз проезжали по нему. Примерно в девяти метрах от нас путь преграждала белая цепь, подвешенная между двумя столбами. На ней висела деревянная табличка с надписью по-фински: «Отвали, частная собственность».

Я оставил двигатель включенным и вышел из машины, поглядывая в фары на предмет появления других машин. Слежавшийся лёд почти ничего не давал.

Я внимательно посмотрел на то место, где последнее звено цепи было зацеплено за крюк, вкрученный в правую стойку, но ничего не увидел в тени фар «Вольво». Я взял цепь на себя, чтобы первые звенья ослабли, и осторожно потянул. Я почувствовал давление хлопковой нити, которая всё ещё крепила её к крюку, а затем резкое освобождение давления, когда она порвалась. Здесь не проходил тот, кому не следовало бы.

Я переехал цепь, выскочил из машины и повесил её на место. Сбоку, под кучей камней, катушка с хлопчатобумажными нитками лежала именно там, где я её и оставил. Я снова привязал первое звено к крючку, повесил катушку на место и вернулся в машину.

Сосны были такими высокими и росли так близко к железной дороге, что казалось, будто едешь по туннелю. Через тысячу футов деревья отступили, оставив участок открытой земли размером примерно с четыре футбольных поля. Я знал, что летом здесь только трава и пни, потому что в доме висели фотографии в рамках, но теперь всё было покрыто толстым слоем снега толщиной в три фута.

Подъездная дорога слегка спускалась, и двухэтажный дом попал в луч моих фар. Внутри не горел свет, снаружи не было машин.

Подъездная дорога вела к деревянному гаражу, в котором достаточно места для трех автомобилей.

Оба здания были построены из дерева и окрашены в темно-красный цвет с белыми оконными рамами. Они вполне уместно смотрелись бы на Юконе во времена Золотой лихорадки.

Я въехал в гараж. Огромная поленница дров занимала всю заднюю стену. Дверь слева вела на другую сторону дома, к озеру.

Я заглушил двигатель, и впервые за несколько часов наступила почти полная тишина. Ни выстрелов, ни криков, ни сирен, ни вертолётов, ни автомобильных печей, только тихое шипение и хрип, когда финская полиция переговаривалась на сканере своими финскими полицейскими словами. Мне совсем не хотелось двигаться.

Вход находился в торце главного здания, а ключ был спрятан в поленнице – очень оригинально. Я вошёл внутрь и ощутил чудесное тепло. Обогреватели работали от электричества, и мы оставили их включенными. Трудоёмкий камин с дровами предназначался для отдыхающих; к тому же дым из трубы выдал бы наше присутствие.

Я выключила свет и пошла к машине за Валентином.

Утешитель сохранил ему жизнь, но лишь на мгновение. После двух часов в багажнике он дрожал от холода.

«Ладно, давай, поднимайся, поднимайся». Я перекинул его ноги через выступ и вытащил за бронежилет. Он мало что мог сделать, держа руки за спиной, но, похоже, больше всего его волновало, как бы мяч не упал ему в рот и не задушил. Справедливо; поэтому я и использовал это.

Я провел его внутрь, когда его ноги начали приходить в себя, и усадил на старый зелёный велюровый диван рядом с радиатором. Интерьер был практичным: только голые деревянные полы и стены, а первый этаж представлял собой одно большое открытое пространство. Напротив двери стоял каменный камин, а три деревянные колонны, каждая около фута в диаметре, равномерно расположенные, поддерживали пол наверху. Большая часть мебели, за исключением дивана, была сделана из массивной сосны, и в комнате пахло как на лесном складе.

Я с силой дернул за скотч на лице Валентина. Он поморщился, когда клей прихватил с собой волосы на шее и бровях. Его кожа была холодной, цвета дохлой трески.

Он выплюнул шарик, кашляя и отплевываясь. Я был типичным британцем за границей: если сомневаешься, просто говори на своём языке и кричи. «Стой там». Я указал на радиатор, хотя он и не собирался никуда бежать, закутанный в пластик. «Сейчас согреешься».

Он поднял взгляд и кивнул. Под карнизом засвистел порыв ветра. Я ожидал, что Винсент Прайс появится с минуты на минуту.

Я вернулся к машине, достал сканер и положил его на кухонный стол. Примерно каждые пятнадцать секунд в сети появлялся какой-то трафик, но без какой-либо заметной тревоги, как это было бы, если бы они засылали вертолёты. Не было и медленного, размеренного шёпота, так что, надеюсь, они не пытались подкрасться ко мне незаметно. Может быть, кто знает?

Следующей задачей было сварить кофе. Кухонная столешница тянулась вдоль стены позади меня. Я подошёл и проверил, есть ли в чайнике вода.

Стоя и ожидая, пока вода закипит, я наблюдал, как Вэл дрожит. Он сидел так близко к обогревателю, что можно было подумать, что он забеременеет. Судя по морщинам на лице, жизнь у него была нелёгкая. Но он сохранил славянскую красоту: широкие скулы, зелёные глаза и тёмно-каштановые волосы, седина на висках придавала ему довольно внушительный вид для капюшона.

Надо отдать ему должное, парень преуспел: мальчишки, пансионаты, лучшие отели и красавица-любовница. Я завидовал: моё будущее выглядело так же, как и прошлое.

Вода закипела, когда я открыла упаковку крекеров на столешнице. Я откусила один и вылила содержимое чайника на молотые зерна в кофеварке.

Вэл, поджав колени, пытался всем телом накинуть пальто. Его лицо начало приобретать румянец, а глаза не отрывались от каждого моего движения.

Экипировка команды была сложена в сумки слева от главного входа.

Мы с Сергеем планировали вернуться сюда после доставки денег в Санкт-Петербург: я – чтобы поехать в Швецию, а оттуда, на пароме, в Германию; он – чтобы навести порядок. Я схватил холщовую дорожную сумку и бросил её на стол. Убрав пистолет в кобуру, я полез в неё за новыми полосками пластика, сложив три переплетённые полоски в одну длинную. Обойдя стол, я схватил Вэла за плечи, затем подтащил его к центральной колонне и прижал к ней задом. Я прижал его правую руку к опоре пластиком, затем, используя Leatherman, перерезал исходные полоски пластика, чтобы освободить левую руку. Он никуда не денется, если только не применит метод Самсона и не заберёт колонну с собой.

Вернувшись к другой стороне стола, я опустил поршень кофеварки и наполнил две большие кружки дымящимся кофе. Я бросил в каждую по горсти кусочков сахара и размешал их ножом.

Я не знал, как он это воспринял, но сомневался, что он станет жаловаться.

Я обычно не употребляю сахар, но сегодня было исключение.

Я подошёл к нему и поставил кружку на пол. Он коротко кивнул мне в знак благодарности. Я не мог ему этого сказать, но я знал, каково это – развлекать всех троих мальчиков мистера и миссис Смерть – мокрых, замёрзших и голодных, – и никому бы такого не пожелал. В любом случае, моя задача была сохранить ему жизнь, а не усугублять его страдания.

Сканер всё ещё показывал странные сигналы, когда я уселся за столик лицом к Вэл. Я сделал пару глотков, и пришло время снять костюм. Мне было в нём некомфортно, и если бы мне пришлось выступать, меньше всего мне хотелось бы быть в костюме и ботинках на шнуровке. Подтащив к столу свою дорожную сумку, я вытащил джинсы, ботинки Timberland, футболку, толстовку и зелёную флисовую кофту Helly Hansen.

Чеченец внимательно наблюдал за мной, пока пил кофе, а я переодевался. У меня сложилось впечатление, что он наслаждается моей неспособностью интерпретировать данные сканера.

Я почувствовал себя гораздо более прежним, когда засунул оружие за пазуху джинсов.

Я вернулся к кофе. Валентин уже допил свой, и пустая кружка стояла у его ног. Я принёс ему кофейник и пачку крекеров.

Он кивнул, пока я наливала нам обоим новые чашки.

Я сел за стол и доел последние бананы, оставленные Джесси и Фрэнком. Сканер продолжал потрескивать, и в тишине между сигналами рабочих станций я слышал только хруст крекеров.

Я не могла перестать думать о Сергее. Что, если он не объявится? Я ещё не продумала этот вариант. Я даже не хотела, чтобы он приезжал на подъёмнике. Было бы лучше, если бы он просто остался с грузовиком; мы бы все поехали с ним в автодоме, а потом нас бы перевез через границу, но он настоял на том, чтобы быть рядом на случай каких-нибудь махинаций. Я бы, наверное, и сама так поступила. А теперь что?

У меня возникла ещё одна мысль. Что бы случилось, если бы один из ребят Сергея был жив? Полиции, наверное, не потребовалось бы много времени, чтобы разговорить его. Я перестал жевать и отставил кружку. Чёрт, нам нужно было убираться отсюда.

Поднявшись, я схватил сумки Карпентера и Найтмера, достал из своих красную лыжную куртку и брюки. Я положил 88-й калибр и магазины в передние карманы, а утеплённую одежду Карпентера бросил Вэлу.

Карпентер был крупным мальчиком, так что с посадкой проблем не будет.

Оставив его ломать голову, как надеть его, пока рука всё ещё связана, я побежал наверх за двумя двойными одеялами. Спустившись вниз, я вытащил оружие, освободил его и отступил назад. «Одевайся!» – крикнул я, изображая, что надеваю куртку.

Он понял намёк и начал снимать пальто и смокинг. Я наблюдал за ним, готовый отреагировать на любой неверный шаг. От всего, что он носил, разило деньгами. Его туфли были такими элегантными, что я взглянул на этикетку.

Английский, Патрик Кокс. Несколько пар таких хватило бы на ремонт моей крыши.

Я оставил ему кошелёк, предварительно просмотрев его и увидев старые фотографии детей в зимних комбинезонах. Я сам всегда избегал брать с собой подобные вещи, но понимал, что эти вещи важны для людей.

Вскоре Вэл надел жёлтые зимние штаны, зелёную лыжную куртку, оранжевую лыжную шапку с большими помпонами, перчатки, шарф и пару тёплых ботинок – всё это, должно быть, было ему как минимум на три размера больше. Он выглядел готовым к роли детского аниматора.

Я направил пистолет вверх и назад, к колонне. Он послушно подошел. Я показал ему, что хочу, чтобы он обнял её, обхватив руками по обе стороны. Оставалось только сделать ещё один комплект очень длинных пластиковых ремней, завязать два храповика, чтобы получилось что-то вроде лассо, накинуть петлю на запястья и туго затянуть.

Я оставил его приводить себя в порядок, а сам взял фонарик и вышел в гараж за парой лопат: одной – большой, корытной, для расчистки дорожек от снега, и другой – обычной для стройки. Я бросил их на стол, а фонарик убрал в карман сноубордических штанов.

Вэл пытался понять, что я задумал. Он смотрел на меня так же, как его женщина в отеле, словно не было никакой опасности и не происходило ничего, что могло бы его задеть. Казалось, он считал себя просто сторонним наблюдателем.

Я начал рыться в шкафах в поисках термосов и еды. Но удача отвернулась. Похоже, мы оба уже давно не пили горячий напиток и не ели крекер.

Я взял кружку и допил кофе, подходя к нему. Я вложил ему кружку в руку и жестом показал, чтобы он сделал то же самое. Вскоре он уже суетливо вертел головой вокруг столба, чтобы коснуться руками, пока я доставал свечи и спички из шкафчика под раковиной и бросал их в один из пакетов.

Набив сверху одеяла и застегнув молнию, я освободил его, жестом велев ему накинуть сумку на спину. Он понял, что я имею в виду, и взялся за две ручки, словно за лямки рюкзака.

Я надел чёрную шерстяную шапку и лыжные перчатки, взял лопаты со стола и с их помощью вывел его за дверь. Я пошёл следом, нажав на выключатель. Сканер я оставил на столе. Если бы я использовал его там, он бы выдал наше местоположение.

Я держал его, пока доставал ключи из «Вольво». Это был мой единственный способ выбраться отсюда, и я хотел убедиться, что так и останется. Выехав из гаража, мы пошли по протоптанной в снегу дороге к берегу озера. Здесь было совершенно темно и ужасно холодно. Ветер усилился, снежные вихри обжигали мне щеки, пока мы двигались вперёд. Вертолёты не смогли бы летать здесь при таком ветре.

5

Небольшая деревянная хижина с дровяной сауной стояла примерно в ста футах от нас, на замёрзшем берегу озера. За ней находился деревянный пирс, возвышавшийся примерно на три фута надо льдом.

Чеченец всё ещё шёл впереди меня, наклонившись против ветра и полуобернувшись, чтобы защитить лицо от падающего снега. Он остановился у сауны, возможно, ожидая, что я позову его внутрь. Вместо этого я направил его вправо. Он послушно отошёл на несколько футов вдоль пирса.

«Эй! Стой там!» – крикнул я. «Стой, стой, стой!»

Он обернулся, и я направил пистолет на замерзшее озеро.

Он вопросительно посмотрел на меня.

«Там, внизу. На льду, на льду».

Очень медленно он спустился и сел в снег, затем перевернулся, осторожно протыкая лёд, чтобы убедиться, что он выдержит его вес. Я знал, что так и будет. Я возился с ним последние две недели.

Как только он встал, я попросил его отойти подальше, пока я спускался вниз, на случай, если он решит, что ему надоела эта игра, и захочет поиграть в угон машин и поездку домой.

Проталкивая его лопатами по льду, я двинулся вдоль берега озера.

Пойдя этим маршрутом, мы не оставляли никаких следов от дома, но были более уязвимы к ветру. Оставалось только пригнуться, пока мы не преодолеем полтора километра до границы леса. Добравшись до места, мы немного проехали, прежде чем я снова крикнул ему.

Он снова повернулся, ожидая новых указаний, запрокинув голову, чтобы противостоять порывам ветра, ревущего над озером. Я слышал его тяжёлое дыхание и едва различал очертания его лица, указывая на деревья справа от нас. Он повернулся к ним и начал двигаться, пока ветер трепал наши куртки.

Сначала снег не доставлял проблем, глубиной не более двух футов, но вскоре он доходил нам до пояса. Он сам всё делал, разгребая снег; я же просто шёл по его следу, пока его ботинки с хрустом вгрызались в утрамбованную поверхность, поднимались и повторяли то же самое.

Мы продвинулись ещё на сто пятьдесят футов, примерно на тридцать футов вглубь леса, и этого было достаточно. Мы оказались в прямой видимости дома.

Проведя детство в районах Южного Лондона, я всегда воспринимал сельскую местность как зелёный уголок, полный животных, которых ещё не заморозили и не приготовили. Я не был знаком со всеми этими приёмами охоты и ловли, которым меня учили в полку. Честно говоря, я почти всё забыл. Мне никогда не хотелось бегать в шляпе из свежеосвежёванной крольчихи. Однако умение строить укрытия я хранил где-то в глубине души. Я смутно помнил, что под раскидистыми ветвями вечнозелёных деревьев на уровне снега есть места.

Найдя, казалось, самое большое дерево в лесу, я воткнул лопату в снег чуть ли не до самого низа. Отойдя в сторону, чтобы он не мог меня ударить, я жестом показал Вэлу снять мешок. Никаких проблем с его стороны. Затем я отдал ему вторую лопату.

Вэлу не требовались дальнейшие подбадривания. Ветер дул сильно, прижимая мою куртку к телу, и, чтобы выжить здесь, нам нужно было скорее выбраться из неё. Температура воздуха и так была довольно низкой, но из-за ветра она опустилась значительно ниже нуля. Возможно, до этого он был в смокинге и собирался в театр, но физический труд ему явно был не чужд. Всегда видно, привык ли человек к лопате.

Он работал эффективно, не надрываясь, очевидно, зная, что лучше не вспотеть и не замерзнуть. Через некоторое время он перестал копать, опустился на колени и начал разгребать снег руками в перчатках, а затем исчез в пещере. Через несколько минут он повернулся и высунул голову. Мне показалось, что я едва различил намёк на гордую улыбку из-под его шляпы.

Я махнул ему рукой, чтобы он зашёл, и закинул туда сумку. Прежде чем присоединиться к нему, я оттянул указательный палец правой перчатки, просунув указательный палец на спусковом крючке в прорезь. Я подготовил его так же, как и кожаную пару, для подготовки.

Я пошёл за ним головой вперёд, держа 88-й калибр наготове, и, оказавшись в укрытии, нажал кнопку фонарика. В укрытии, стоя на коленях, могли бы поместиться трое; оказавшись там, я скользнул и приземлился на задницу, держа пистолет на прицеле. Я сунул фонарик в рот.

Для него это было снова время рабства. Вытащив из кармана набор пластиковых жгутов, я вонзил пистолет ему в шею, на этот раз провернув его под кожей. Я прижал его левую руку к ветке над ним. Снег падал на нас, когда я туго затягивал жгут. Мы оба трясли головами, пытаясь стряхнуть его с лиц. С рукой, примотанной над головой, Вэл сидел там, похожий на гиббона, пока я доставал свечу и спички. Свеча давала больше света, чем обычно, благодаря отражению от ослепительно-белых стен. Я прополз обратно к входу, подтянул лопаты и одной из них забросал снегом пролом. Это защитит от ветра.

Пришло время разобрать всё остальное. Я высыпала содержимое сумки и начала расстилать одеяла на полу.

При контакте со снегом тепло от нашего тела отводилось бы примерно в двадцать раз быстрее, чем если бы мы сидели на подстилке.

Затем я разровнял стенки ямы рукой в перчатке, чтобы по мере повышения температуры тающий снег не стекал каплями и не обрушивался на нас дождём. После этого я выкопал небольшой желоб по краю, чтобы тающая вода стекала по стенкам и снова замерзала.

В подобных ситуациях пять процентов дополнительных усилий всегда приводят к пятидесяти процентам большего комфорта.

Ветер больше не был заметным шумом. Вместо него шелест нейлоновой одежды и наше с ним кашель и шмыганье носом.

Пещера начинала напоминать паровую баню, поскольку наше дыхание висело облачками в замкнутом пространстве. Рукояткой лопаты я выкопал небольшой туннель. Мне нужно было видеть дом, и нам нужна была вентиляция. Свет свечи не был виден прямо из дома, поскольку он находился низко и в нише; оставалось только надеяться, что окружающее свечение тоже было недостаточно ярким, чтобы его было видно, потому что без него мы никак не могли обойтись. Даже небольшое количество тепла от пламени свечи может помочь поднять температуру до нуля.

Стоя на коленях, я смотрел в сторону дома – точнее, он был где-то там, в темноте. Даже в таком количестве одежды и с утеплителем под собой, моему телу всё равно было холодно, потому что мы не двигались. Я поудобнее устроился и всё ещё мог видеть. Вэл продолжала меня разглядывать.

Должно быть, прошло по меньшей мере два очень холодных, скучных часа, пока я прислушивался к ветру, а Вэл постоянно ёрзал, пытаясь вернуть чувствительность руке, как вдруг он сказал: «Малискиа, должно быть, предложили тебе довольно большую сумму денег, чтобы ты оставил меня в живых. Очевидно, я представляю для них большую угрозу, чем думал».

Я обернулся в изумлении.

Голос был очень уверенным и чётким. Он улыбался. Ему явно понравилась моя реакция. «Теперь, когда ты один, полагаю, мне будет довольно трудно вывезти меня из страны, куда бы ни пожелали Малискиа, ты меня отвез». Он помолчал. «Может быть, в Санкт-Петербург?»

Я молчал. Он был прав: я был в дерьме.

«У вас есть имя, я полагаю?»

Я пожал плечами. «Это Ник».

«А, Николас. Ты британец?»

«Да, именно так», – я повернулся к дому.

«Скажи мне, Николас, что тебе предложила Малиския? Один миллион долларов?»

Позвольте мне сказать, для них я стою гораздо дороже. Что такое миллион? На него даже приличную квартиру в Лондоне не купишь. Знаю, у меня их три.

Я продолжал смотреть в отверстие. «Не знаю, кто такие малискиа; они говорят по-русски, но я работал в Лондоне».

Он рассмеялся. «Лондон, Нью-Йорк – неважно. Это были они. Они очень хотели бы встретиться со мной».

"Кто они?"

«То же, что и я, но гораздо опаснее, уверяю вас». Он поднялся на колени, и, когда ветка шевельнулась, на него упал небольшой дождь льда.

Я не мог представить себе никого опаснее. «Русская организация» (РОК) распространяла свою деятельность по всему миру, разрастаясь быстрее любой преступной организации в истории человечества. От проституции до шантажа, от взрывов отелей до покупки подводных лодок ВМФ России для контрабанды наркотиков – всевозможные банды и отколовшиеся группы проникали практически в каждую страну, тратя миллиарды долларов. Эти люди зарабатывали столько денег, что Гейтс и Тернер казались беженцами, живущими на пособие. Когда на кону были такие деньги и власть, я был уверен, что между различными группировками возникнут разногласия.

Некоторое время повисла тишина, пока я держал дом на прицеле, затем Вэл снова заговорил: «Ник, у меня есть предложение, которое, думаю, тебе понравится».

6

Я не ответил, просто не спускал глаз с дома.

«Предложение очень простое: освободите меня, и я щедро вознагражу вас. Я понятия не имею, какой у вас теперь план. Мой же – остаться в живых и на свободе. Я готов вам за это заплатить».

Я повернулся к нему. «Как? У тебя в кошельке ничего нет, кроме фотографий».

Он цокнул языком, словно отец, обращающийся к своенравному сыну. «Ник, поправь меня, если я ошибаюсь, но теперь, когда твой план провалился, я полагаю, ты хотел бы как можно скорее сбежать из этой страны. Отпусти меня, возвращайся в Лондон, и тогда я достану тебе деньги. Одна из моих квартир оформлена на имя мистера П. П. Смита». Он улыбнулся; имя, похоже, его позабавило. «Адрес: 3А, Палас-Гарденс, Кенсингтон. Повторить?»

«Нет, я понял».

Я знал этот район. Он соответствовал всем требованиям. Там было полно русских и арабов, людей с такими деньгами, что они владели квартирами стоимостью в миллионы и пользовались ими лишь раз в месяц.

«Предположим, что через два дня и в течение следующих семи дней с полудня до четырёх часов вечера по этому адресу кто-то будет. Пойдите туда, и вы получите сто тысяч долларов США».

Капля растаявшего льда упала мне на щеку. Я зачерпнул горсть снега из туннеля и провёл им по капле, моё настроение было таким же мрачным, как ночь, в которую я смотрел. Какого хрена я мерзну в этой снежной яме? У меня здесь лежало полмиллиона долларов, за которые Фирма (Секретная разведывательная служба/SIS) платила бы мне пару сотен в день. Но я не мог их достать. Моей единственной надеждой увидеть их был Сергей, и чёрт его знает, где он сейчас.

Вэл знала, когда нужно говорить, а когда лучше помолчать и дать людям подумать. Я вернулся к наблюдению за домом еще около часа, становясь еще более замерзшим и несчастным.

Я постепенно убеждала себя, что если Сергей не появится, мне стоит рискнуть с Вэл в Лондоне. Почему бы и нет? Мне нечего было терять, и я отчаянно хотела получить гонорар.

Сначала я слышал лишь слабый шум двигателя. Он был где-то среди деревьев на трассе и пытался перекричать ветер. Затем из-за деревьев показались фары, направляясь к дому. Шум становился громче по мере продвижения по трассе. Это был полноприводный автомобиль с пониженной передачей. Сергей? С такого расстояния было невозможно определить, был ли это Nissan.

Вэл тоже услышал это и старался не шуметь, чтобы его куртка не шуршала и не заглушала шум.

Я наблюдал, как фары на мгновение осветили фасад дома, прежде чем свернуть в гараж и свернуть.

Я услышал только один хлопок двери и перевел взгляд на окна. Но ничего не увидел.

Я подошёл к Вэлу. Он пассивно позволил мне проверить свои пластиковые наручники. Они были надёжно закреплены; он никуда не денется, если только у него под пальто случайно не спрятана бензопила. И всё же я пожалел, что не захватил с собой скотч, чтобы заклеить ему рот на случай, если он решит позвать на помощь. Только когда я задул свечу, чтобы он не смог ею сжечь наручники, и начал выталкивать меня из снега, он вспыхнул. «Ник?»

Я остановился, но не обернулся. «Что?»

«Подумай о том, что я сказал, когда пойдёшь на встречу с друзьями. Моё предложение для тебя гораздо выгоднее и, смею заметить, безопаснее».

«Посмотрим». Я высунулась навстречу ветру и усиленно размышляла об этом, радуясь, что Вэл не собирается кричать и кричать.

Он знал, что происходит. Если бы Сергей был дома, Вэл мог бы забыть о своём предложении. К утру мы были бы в Санкт-Петербурге, я бы получил деньги и отправился обратно в Лондон.

Когда я возвращался по своему маршруту, ветер дул прямо в лицо, отчего мои глаза слезились. Я чувствовал, как мои слёзы превращаются в лёд. Я слушал, как деревья скрипят под порывами ветра. Снег, неистово метущийся, атаковал открытые участки кожи на моей шее и лице, пока я пытался сосредоточиться на доме и окружающей местности.

Пройдя метров шестьдесят, я снова осмотрел дом. Свет наверху уже горел, но внутри по-прежнему не было никакого движения. Снова тронувшись с места, я старался не поддаваться эйфории от перспективы присутствия Сергея, но предчувствие, что эта работа скоро закончится, заставило ветер казаться чуть слабее.

Оказавшись под сауной, на озере, я вытащил палец со спускового крючка из перчатки и вытащил 88-й калибр. Было слишком темно, чтобы что-либо разглядеть невооруженным глазом, поэтому я проверил патронник открытым пальцем и убедился, что магазин плотно прилег, затем выбрался на берег и двинулся вперед, полупригнувшись, пока не добрался до входа в гараж.

Мне не терпелось наладить контакт с Сергеем, но пришлось действовать не торопясь.

Только когда я действительно его увидела, я почувствовала себя в безопасности.

Я стоял и прислушивался к дверям гаража, не слыша ничего, кроме звука ветра, который бил их о замок.

Держась справа от рамы, я потянул металлическую ручку вниз, а ветер доделал остальное, вдавливая её внутрь. К счастью, дно заскребло по земле, не позволив ей врезаться в поленницу.

Стоя на четвереньках в снегу, я просунул голову вниз, у основания дверного косяка.

«Ниссан» стоял по другую сторону от «Вольво», свет из окна первого этажа отражался от его крыши. Дела шли в гору, но мне пришлось немного подождать, прежде чем я запрыгал от радости.

Я зашёл в гараж и убедился, что в «Ниссане» никого нет. Затем я толкнул дверь, чувствуя себя теплее от ветра.

Вход в дом был закрыт, но теплого света из окна было достаточно, чтобы меня можно было увидеть, если бы кто-то вышел из дома.

Я подошёл к двери справа, прижимая ухо к ней. Ничего не было слышно. Я перешёл на другую сторону «Ниссана» и заглянул в окно. Не нужно было подходить к стеклу, чтобы заглянуть внутрь; всегда лучше оставаться позади и использовать имеющееся укрытие.

Сердце у меня упало. Плотник. Всё ещё в костюме, но уже без галстука и пальто, он принимал таблетки из маленькой баночки и глотал их, яростно мотая головой, чтобы заставить их проглотить. Его мини-УЗИ был виден, закреплённый поверх куртки и болтающийся под правой рукой, а ремень стягивал ткань там, где он пересекал спину.

Он бродил по комнате без видимой цели, иногда скрываясь из виду. Затем я заметил, что в его огромной руке замотаны скотч Вэла и кляп. Он на мгновение поднёс их к лицу, а потом, осознав их значение, швырнул на пол. Затем он начал поднимать стулья и бить ими о стены, пинать наши пальто по комнате, словно двухлетний ребёнок в истерике.

Нетрудно было догадаться, о чём он думал. Он решил, что я уехала с Вэл на границу, бросив его на произвол судьбы. Справедливо, я бы тоже так подумала. Неудивительно, что он выбрасывал игрушки из коляски.

Стол последовал за стульями, и смесь наркотиков и ярости начала действовать ему на нервы. Не было смысла рассматривать мои варианты; он уже принял решение за меня. Вернувшись к выходу, я оставил его одного.

Оглядываясь каждые тридцать футов, пересекая замёрзшее озеро, через несколько минут я увидел в темноте свет фар, удаляющийся от дома и возвращающийся к опушке леса. Что, чёрт возьми, задумал Карпентер?

Вероятно, он и сам не знал этого.

Расставив ноги и слегка согнувшись, чтобы удержать равновесие при порывах ветра, я стоял и смотрел, пока огни не исчезли в ночи. Было очень заманчиво вернуться и подождать в доме, но Карпентер мог вернуться и всё усложнить, и, в любом случае, нужно было ещё беспокоиться о полиции.

Повернувшись параллельно берегу, я двинулся к снежной яме.

Оказавшись среди деревьев, я смог увидеть всю сторону дома.

Карпентер оставил свет включённым, но через окна первого этажа всё выглядело не так. Мне потребовалась секунда-другая, чтобы понять, что происходит.

Не беспокоясь о том, чтобы оставить знак, я мчался по прямой к зданию со всех ног, спотыкаясь в снегу, который иногда доходил мне до груди. Я так старался побыстрее добраться, что не чувствовал никакого продвижения. Это было похоже на один из повторяющихся детских снов: я бежал к кому-то, но никогда не так быстро, как нужно.